Дети Силаны. Паук из Башни Крымов Илья
Она аккуратно надорвала плотную ткань, помогая мне стянуть приметный черный с серебром китель.
– Найди труп, желательно обгорелый, наряди его и забрось куда-нибудь, где есть огонь. Китель должен обгореть.
– Слушаюсь, хозяин.
– Что ты замыслил, мерзкий мальчишка?!
– Разве не понимаете, бабушка? Я умираю. – Губы сами растянулись в улыбке.
– Я не…
– Безумие продолжается, что бы я ни делал. Они… они украли дирижабль из Императорского парка! Даже я этого не предвидел! Они в темноте, а я на свету, они хищники, а я добыча. Это надо исправлять! Поэтому сегодня Бриан л’Мориа умрет, чтобы завтра над Старкраром не поднялся еще один «Тиран».
Она молчала, как видно, стараясь более ясно осознать смысл сказанного мной.
– Сделано, хозяин.
– Я верю, что вы не выдадите меня, а поймать вас на лжи, дорогая бабушка, кроме меня никто не способен. Впрочем, даже я никогда не пользовался этой своей возможностью. Но напоследок, Алфина, скажи, о ком ты подумала, когда считала магический след моего ночного визитера? Кто напугал тебя, стальная кобра?
Она посмотрела на меня без гнева. Редкость. Хотя даже, если бы она пришла в ярость, мне было бы все равно. Я вдруг понял, что не боюсь эту старуху, не боюсь и никогда больше не буду бояться, как прежде.
– У всех нас, Бриан, есть… чудовища. Заветные страхи. Ты, конечно, будешь вести свою игру, ведь ты л’Мориа, как ни посмотри. Ты должен служить империи, и я тебе в этом не помеха. Но и я буду служить империи так, как умею. И если я выполню свою службу правильно, все это прекратится, и ты никогда не узнаешь моих секретов.
– Что ж, вы занимайтесь своими чудовищами, а я займусь своими. Помоги мне, Себастина. Скакун и его семейство отведут нас в безопасное место. Под мост, полагаю. Мне срочно нужен целитель, а то начнут вываливаться внутренности…
– Бриан! – донеслось мне в спину, когда мы отошли на несколько десятков шагов. – Ты все-таки ухитрился извратить все в нашей семье! Даже наш девиз!
Костьми поляжем, долг исполнив лишь.
– Мои кости тоже могут послужить долгу семьи л’Мориа!
Процесс моего выздоровления длился долго и был мучителен. Среда, в которой я пребывал, тоже не благоприятствовала быстрому поднятию тонуса и укреплению здоровья. Крошечная квартирка в доходном доме на одной из множества узких улочек Маленького Дзанкога. Себастина постоянно была рядом, а старый целитель-пайшоанец, все время ругающийся на родном языке и практически не понимающий универсала, латал меня. Мне нравилось, когда он ругался, потому что, когда он не ругался, он был занят особенно сложными и болезненными процедурами. Настолько болезненными, что мне приходилось кусать ремень, чтобы не откусить язык. А ведь я познал боль в своей жизни!
Пайшоаньская народная целительная магия, отменные результаты, правильные диагнозы, но полное пренебрежение обезболивающими чарами!
Торш и Уэйн тоже были рядом, они, Луи с Мелиндой и еще пятеро агентов, занимавших соседние номера на этаже. Начальник воссоединился с подчиненными, теперь уже все выжившие служители Ночной Стражи исчезли с лица земли. Нас больше не было. Но мы все еще были.
А тем временем тучи над Старкраром сгущались. Чтобы следить за этим процессом, мне пришлось отказаться ото всех старых наушников, шептавших Ночной Страже, и завербовать новых. Если отрубать старые связи, то отрубать надежно! Теперь у меня были новые информаторы, набранные путем подкупа, шантажа, угроз и просто добровольно согласившиеся сотрудничать. Да-да, бывали и такие информаторы, добровольные, обиженные на кого-то или чувствующие, что их начальство поступает вразрез с их личным кодексом чести. Именно такие, не способные что-то изменить самостоятельно, соглашались работать с теми, кто обещал им помочь. Со мной, например, хотя моего имени, разумеется, они не знали и имен связников тоже. Разглашение имен в нашей профессии является признаком некомпетентности, а некомпетентность ведет к смерти. Сначала к пыткам, потом к смерти.
По всему выходило, что двуличный тан не захотел упускать возможность и поднял мое мертвое тело на стяг борьбы с так называемой болезнью, которая разъедает Мескию изнутри. Мои шпионы доложили мне, что л’Зорназа присутствовал на похоронах и лично выражал соболезнования старой кобре.
«Сегодня на каменном ложе упокоился Бриан л’Мориа, сын Южного клана, верховный дознаватель Ночной Стражи, лорд-хранитель Ночи Великой Мескийской Империи! Пройдя жизненный путь в битвах, он будет воспет в великой чести и великой славе! И империя оплакивает его!» – эти слова прозвучали над каменной плитой с укутанным в серебристое полотно телом, которое все считали моим. Плиту погрузили в землю и засыпали землей по обычаю мескийских тэнкрисов. О том, чтобы погрузить тело в холодную тьму фамильной крипты, никто из родственников, конечно, не заикнулся. Потом л’Зорназа сказал несколько слов о том, как он найдет и приведет к беспощадному суду виновников сего злодеяния.
Близился Йоль, но небеса над Старкраром становились все темнее. Снег перестал выпадать, а тот, что лежал на улицах, постепенно превращался в грязь. По этой грязи вышагивали солдаты, подчиняющиеся экстренной антитеррористической комиссии под эгидой службы имперских обвинителей. Огарэн л’Зорназа получил все, чего хотел. После расстрела столицы из тяжелых орудий, после крушения дирижабля и моей смерти призывы верховного дознавателя к жестким мерам не казались уже такими уж резкими. Когда люди боятся, они ищут того, кто может их защитить, но что делать, если защитник и сам страшен? Тем не менее ему с радостью дали вожделенную им власть.
Получив Констеблиат, магов и военных в свои руки, л’Зорназа ввел в городе военное положение, а потом начал чистку. Не так, как это сделал бы я. Он не знал стольких преступников и не имел никакого опыта в общении с криминалитетом, но полез с молотком туда, где нужен хирургический нож. Ночные аресты, объявления о награде за голову… и возбужденные уголовные дела по именам многих влиятельных нетэнкрисов. Л’Зорназа искал врагов империи там, где искать было не надо. Мечта каждого истового видиста – умалить влияние инородцев до минимума, начала сбываться его усилиями. Успешные люди, люпсы и авиаки для таких, как верховный обвинитель, были бельмом на глазу, и, получив полную свободу, он не мог не взяться за них! Я смею даже предположить, что л’Зорназа действительно подозревал этих богачей в спонсировании террористической группы, но мне также ясно, что им двигала подсознательная ненависть к нетэнкрисам и желание искоренить успешных инородцев. А Император молчал. Дав л’Зорназа волю, он не собирался ни в чем его ограничивать, ибо такова была суть могущественнейшего тана в мире – его действия и слова не расходились ни в единой букве, ни в едином звуке.
Верховный дознаватель без устали устраивал облавы, надеясь схватить воротил преступного мира, а в уличных войнах, набиравших оборот, гибли солдаты и ош-зан-кай. Почувствовавшие руку покровителя видисты-радикалы тайно совершали вылазки в бедные районы, устраивали погромы с убийствами и показательными казнями. Многих из них я мог бы назвать поименно, и что это были за имена! Какая древняя и благородная история стояла за ними! За этими убийцами и палачами! А Скоальт-Ярд, ссылаясь на нехватку людей, тормозил подобные дела, ведь все констебли были заняты в поиске врагов империи! Да и вообще факты, указывающие на явное присутствие межвидовой ненависти в составе преступлений, встречались через раз. Подобное положение дел заставляло нетэнкрисов постепенно закипать. Тем временем л’Зорназа запросил к себе на проверку всю бухгалтерию оружейного магната Онтиса Бура. У него нашлись претензии и к главе Алхимического университета Калькштейна, ведь тот постоянно высасывал из казны тысячи драгоценных империалов, якобы для множества сложных опытов, но результатов тех опытов никто никогда не видел! Действительно ли деньги уходили на благо алхимической науки? Оставалось ждать, когда зашатаются кресла под Морком и Шанкарди, а уровень лояльности Скоальт-Ярда к экстренной комиссии упадет еще ниже.
Единственным утешением служило то, что идея создания специальных подразделений зачистки, состоящих из тэнкрисов с разрушительными боевыми Голосами, пока оставалась невоплощенной. Информаторы сообщали, что Ганцарос внезапно передумал сотрудничать с л’Зорназа, а тот пока что не набрался храбрости, чтобы объявить об обязательном призыве танов на службу родине. Что ж, хотя бы что-то мой кузен сделал с умом и дальновидностью! Тем не менее я был уверен, л’Зорназа это приостановит ненадолго.
Еще одним поленом в будущий пожар народного бунта стала продовольственная обстановка. Как показало расследование, первый залп «Тирана» был направлен на одно из городских зернохранилищ. Еще пять подобных объектов были подвергнуты атакам с земли. Два разграбили и сожгли. У меня не было сомнений в том, что террористы намеревались прибавить к остальным бедам Старкрара голод, и это очень, очень умно! Ничто так не бесит народ, как зверство правителей вкупе с голодом! О, никто не любит голод! Смерть от него не просто долгая и мучительная, она ужасная! Чума и пытки добрее, чем голодная смерть… Дети-скелеты в Малдизе были ярчайшим тому подтверждением. Мне казалось, что я один понимаю, как л’Зорназа играет на руку врагу, это было столь очевидно и интуитивно понятно, что мне хотелось не то кричать, называя его идиотом, не то обвинять двуличного тана в измене!
Тело зажило, а тяжелые тренировки, на которых меня гоняла Себастина, вернули мне боевую форму, и я стал действовать.
Во входную дверь нашей конспиративной квартирки постучали. Себастина поставила на стол треснутый заварочный чайник и жестом опытного фокусника извлекла из воздуха большой нож. Мелинда сняла очки и взяла в руки модифицированную длинноствольную винтовку, Луи взял свою, утяжеленную, с длинным ножом-штыком. Торш вынул из кобуры револьвер и пошел открывать. И так каждый раз, после каждого стука, после каждого подозрительного скрипа половицы в коридоре. Торш приоткрыл дверь, постоял несколько секунд и закрыл ее.
– Мой тан, Дарксад идет. Будет через минуту.
– Все вон. Себастина, ширма.
Мои слуги, мои верные Мелинда и Луи. Когда я «умер», они в точности исполнили все данные им в начале службы предписания. Так как все мое состояние по завещанию переходило слугам, они обождали положенное время, затем перевели деньги на закрытый счет, закрыли дом и разъехались из Старкрара в разные стороны, прихватив, впрочем, некоторые необходимые образцы оружия, экипировки и некоторую сумму в твердой имперской валюте. Седмицу они провели в маленьких неприметных гостиницах в ближайших городах, ничего не делали, нигде не показывались. А потом, получив подтверждение, что их хозяин жив, вместе с присланными агентами тайно вернулись в Старкрар.
Агенты и слуги молча утекли в соседние комнаты, а Себастина поставила между моим письменным столом и дверью красивую ширму с тонкими резными рамами и мембранами зеленого шелка. Эта ширма была единственным красивым и дорогим предметом в моем новом обиталище. Раздался новый стук, Себастина притаилась. Я убедился, что свет из окна не спроецирует на ширму наши тени, подергал кадык из стороны в сторону, изменяя тональность голоса, и положил за щеки по ватному шарику. Неприятное ощущение, но вместе с изменением формы ротовой полости изменяется и голос. Оставалось продумать новую систему расстановки пауз и отбросить мои обычные речевые обороты, чтобы сделать голос неузнаваемым даже для тех, кто знал меня всю жизнь. Мер предосторожности для параноика много не бывает.
– Войдите.
Я услышал звук плохо смазанных петель и легкий хлопок закрывающейся двери.
– Присаживайтесь, господин Дарксад. В ногах правды нет.
– Благодарю.
Я прислушался к его голосу и к вздоху, с которым он опустился на стул.
– Вы не выспались. Чем занимались прошлой ночью?
– Работал на вас, господин Инкогнито.
– Отрадно слышать, что работали. И прошу, довольно называть меня так. Глупо.
– Ну, имени своего вы мне не дали. И даже не позаботились придумать фальшивое. Неужели мне нельзя проявить немного творческого мышления?
– Если вы хотели зарабатывать на жизнь творческим мышлением, пошли бы в писательство. Вот уж где дармоеды наловчились за счет всяких выдумок карманы набивать. А пока я плачу вам внушительные суммы, будьте добры…
– Понял вас. Итак, вы готовы слушать?
– Готов.
– Аррен л’Калипса. Изгой. Насколько я понял, он все так же богат, но теперь к нему относятся, как к… Как называются эти несчастные малдизцы низшей касты?
– Что? Какой еще касты? – непонимающе ответил я.
Низшая каста малдизцев звалась хиггитами, и отношение к ним в Малдизе было более чем пренебрежительное. Так, грязь в человеческом обличье. Бриан л’Мориа это знал, как и любой ветеран колониальных войн. Знал и Дарксад, как человек в высшей степени любопытный и имеющий знания во множестве областей. Что это было? Он закинул удочку, пытаясь подцепить догадку о моей личности? А не служите ли вы двум господам, Джон?
– Короче говоря, с ним не общаются. Даже семья на время приостановила контакты, и обязанности главы перешли от Аррена к Сирему.
Все правильно. Аррен в опале, Карнирис – серебряный часовой, он не может выполнять обязанности главы клана или даже благородного дома, ибо его единственная забота – это Император. Остается Сирем, младший брат блистательных близнецов.
– Аррен поселился в Оуквэйле, в одном из домов их семьи. Я походил вокруг, поспрашивал, покопался в мусоре. И в переносном, и в буквальном смысле. Выяснилось, что тан л’Калипса уже некоторое время занимался обустройством этого домика. Его обвешали первоклассными защитными заклинаниями, облагородили, ввезли много дорогой мебели, набрали штат слуг. При этом тан л’Калипса пользовался деньгами со своего личного счета. Стороннего, никак не связанного с семьей.
– Через третьих лиц?
– В точку. – В голосе Дарксада послышалась улыбка. – Безупречный тан что-то скрывает. Причем давно.
Какое-то мгновение я усмехался, услышав, как кто-то еще кроме меня так называет Аррена л’Калипса. Но тут же напало опасение, что это вторая попытка подсечь мою личность. Неужели Дарксад знает, на кого работает?!
– Скажите, господин Дарксад, на кого вы работаете?
– Скажу. Как только вы представитесь.
Сказанное можно было понимать двояко. То ли он намекал, что я его единственный наниматель, то ли он понял, что я его раскусил и предлагает баш на баш – я ему свое имя, а он мне имя того, кто еще ему платит. Нет, не выдерживает критики. Если он действительно знает, кто я, то он должен понимать, на что я пойду, дабы сохранить тайну. Себастина рядом, одно слово, и она вырвет из человека хребет. С другой стороны, внезапное исчезновение Дарксада станет буквально моей росписью в том, что я жив, и его второй наниматель эту роспись распознает. Или я просто опять балуюсь с теориями заговора, и лишь эта неизвестность спасает жизнь детективу.
– А еще я нашел один любопытный… Хм, назвать это документом язык не повернется. Как мне его вам передать?
– Просуньте под ширму. Господин Дарксад, у вас есть оружие? Только честно.
– Револьвер под мышкой.
– А у меня в руке. Без глупостей.
– Сколько недоверия, господин Инкогнито!
– У вас определенная репутация.
– С моей репутацией все в порядке. Не то что с вашими нервами.
Под ширму было просунуто нечто. Я жестом остановил Себастину и сам поднял крошечный обгоревший клочок бумаги. Он сильно потемнел, края обуглились, уцелевшая часть стала ломкой, сухой, но цепкий глаз мог различить необходимое – несколько малдизских глиф.
– Покопались в мусоре, говорите?
– Именно так. Полагаю, бумагу бросили в камин, но она прогорела не до конца. Этот клочок чудом сохранился. Он что-то значит?
– Какие-то каракули.
Этот жалкий клочок значит очень многое.
– Что-то еще, господин Дарксад?
– Увы, нет, это все.
– Тогда удачного вам дня. Отоспитесь. Быть может, в дальнейшем наше сотрудничество будет более плодотворным.
– Всего доброго.
Дарксад ушел, и в комнату вернулись мои агенты. Я приказал Торшу немедленно послать за детективом наблюдателя. Когда наблюдатель вернулся через десять минут с вестью о том, что потерял объект слежки, я не особо удивился. Дарксад получает деньги не за красивые глаза.
– Готовьте людей. Вечером мы отправимся в Оуквэйл. В гости.
– Слушаюсь, мой тан.
– И доложите мне, как идет поиск. Мои письма достигают адресатов?
– Да, мой тан. Мы нашли многих и передали им ваши послания.
– Отлично. Посмотрим, чем это закончится. А пока идите и приготовьте штурмовую группу. Но так, чтобы они знали, мы пойдем тихо.
Я посмотрел на обгоревший клочок бумаги и попытался сложить из различимых глиф слово. Либо «креветка», либо «плуг», либо «Триштати». И почему-то имя великого мудреца, бывшего одним из героев Махатриптхаты, показалось мне более вероятным содержанием. Мудрец, совративший юную лодочницу.
Переброска агентов проходит постепенно, под покровом темноты. Они по одному, по двое собираются на соседних улицах, прячутся в тени, ждут. Это трудно, труднее, чем в прежние времена. Оуквэйл и раньше был чистым и хорошо охраняемым районом, а теперь, при так называемом режиме л’Зорназа, когда количество констеблей и солдат на улицах возросло, скрываться стало намного сложнее. Но мы Ночная Стража, и были названы так не потому, что боимся темноты.
Оперативники окружили дом в северо-западной части Оуквэйла. Хороший трехэтажный особняк с величественной колоннадой, белые стены, изящные, но вместе с тем строгие линии, статуи Стражей Маскадуэроса на фасаде. На крыльце в свете наддверного фонаря стоят двое охранников в теплых зимних пальто. Я, Себастина, Луи и еще пятеро агентов включая Торша спрятались в густой тени под старым кленом через дорогу. Мелинда устроила себе «гнездо» на крыше одного из домов и теперь осматривает обитель безупречного тана из длинной медной трубки оптического прицела.
– Готовы?
– Всегда, мой тан.
– Начинаем.
Торш и Кольм плавно подняли и приложили ко ртам духовые трубки.
– Пли, – тихо скомандовал я.
Два глухих звука, два дротика, двое охранников упали, парализованные моей ядовитой смесью. Проваляются шесть часов, а потом им будет так плохо, будто в суставы насыпали битого стекла. И тошно, конечно. Быстрым шагом, но не бегом агенты стали стекаться к парадному входу. Тела охранников оттащили в заросли декоративного кустарника, дверной замок вскрыли за сорок секунд. Моя группа двинулась на третий этаж во внутренние покои Аррена л’Калипса, кабинет, смежный со спальней. Агенты неслышными тенями расползлись по коридорам, беря весь дом под контроль. Снаружи они также перекрыли все входы и выходы, чтобы не допустить побега слуг и вызова стражей закона.
Из-под дверей спальни и кабинета просачивается свет, но движение теней наблюдается только в кабинете. Я жестом приказываю Себастине отстраниться. Все мы имеем на лицах маски, но присутствие рядом со мной женщины может выдать мою личность, а я еще не знаю, будет ли это важно впоследствии. Я не знаю, чем закончится эта вылазка. По моему кивку Торш стучит в дверь кабинета, мелко и нерешительно, как постучал бы слуга, едва осмелившийся потревожить хозяина посреди ночи.
– Кто?
– Х-хозяин, – заблеял Торш, раболепно приседая и стараясь выглядеть как можно незначительнее, – разрешите?
Артист.
– Входи.
– Х-хозяин, можно? – продолжил Торш.
– Входи же!
– П-ростите, что беспокою вас, но это важно! Можно ли войти?
– Я же сказал!
Быстрые шаги, дверь распахивается, и я наставляю револьвер на безупречного тана.
– Тихо. Дом полон моих людей. Совершишь какую-нибудь глупость, и мы всех убьем. Всех до единого, свидетели нам ни к чему. А теперь осторожно иди назад. Осторожно, л’Калипса.
Безупречный тан и не подумал совершать глупости, он отнесся к происходящему хладнокровно. Так мы вошли в его кабинет, большой, отлично и со вкусом обставленый. Единственным украшением в нем был серебряный щит с гербом семьи л’Калипса, все остальные предметы имели сугубо рабочее применение.
– Закройте дверь и следите за обстановкой. Я должен переговорить с таном л’Калипса с глазу на глаз.
Дверь закрылась.
– Итак, мой тан, можете присесть.
– В этом доме я раздаю такие разрешения, не вы.
– В этой комнате у меня одного в руке револьвер. Впрочем, можете стоять, если вам так угодно.
– С чем вы пришли сюда? Кроме оружия и убийц, конечно.
– Они не убийцы и я… Хотя конечно, убийцы. Погорячился. А пришел я сегодня, чтобы спросить вас. Есть подозрения, весьма грязные и позорящие честь вашей семьи, которые должны рассеяться. Либо подтвердиться.
– Самосуд, – понимающе кивнул л’Калипса. – Ясно. Еще один тан, норовящий воспользоваться моим положением и ткнуть в меня чем-нибудь острым. Не знаю, достаточно ли хорошо вы продумали все, но с закрытым лицом славы не добьешься. Другие кусают меня понемножку, называют предателем и так далее, и делают это с открытыми лицами. Вы же пришли в мой дом с оружием. Однако если вы совершите задуманное, то не сможете сказать никому. Никому, кроме, может быть, узкого круга своих единомышленников.
– Это единственный вариант, который вы рассматриваете?
– Нет. Но он самый вероятный. Будь вы простым убийцей, никаких разговоров не было бы. У моих врагов достаточно денег, чтобы нанять профессионала, а профессионалы заходят со спины, убивают быстро, молча.
Правда. Даже под дулом револьвера безупречный тан не потерял способности мыслить здраво и безупречно анализировать.
– Я выгодно отличаюсь от прочих ваших недоброжелателей, тан л’Калипса. Или невыгодно, смотря с какой стороны на это посмотреть. У меня есть не только обвинения, у меня есть доказательства.
Я выложил на стол клочок бумаги.
– Когда ныне покойный л’Мориа схватил Зинкара в Танда-Тлуне, из тайника в посольстве были изъяты листки с написанными на них выдержками из одного известного древнего эпоса. На полях были некоторые числа, значки и прочие признаки присутствия в тексте скрытого кода. Вы и представить себе не можете, сколько ресурсов и времени я потратил, чтобы получить копии. Но сколько бы ни бились мои аналитики, сколько бы ни работали аналитики Ночной Стражи, мы так и не смогли провести декодирование. Л’Мориа бездарно умер, но дело его живо, и если порченый тан не смог вывести вас на чистую воду, это сделаю я.
– О покойниках так не говорят.
– Что, простите?
– Этот тан натерпелся оскорблений за свою жизнь, оскорбляли его все, кому было не лень, и вы тоже, я полагаю. И хотя для всех нас он был словно разбухший ячмень на веке, л’Мориа смог уйти достойно. А мне вы такой возможности не оставите, как я понимаю?
– Я все еще вас не убил…
– Но какова вероятность, что завтра меня найдут валяющимся в нелепой позе с дыркой в голове? Один к двум?
– В сердце. Стрелять в голову дурной тон, да и грязи будет много. Но если мне придется стрелять в сердце, я сделаю два, может быть, три выстрела. Чтобы наверняка, ведь вы, тэнкрисы, живучи, как тараканы, а я должен быть уверен.
– В сердце. Наверное, я должен вас поблагодарить.
– С этим пора заканчивать. Я обвинил вас в измене. – Я стукнул пальцами по столу рядом с обугленной бумажкой. – И я в шаге от того, чтобы вынести приговор и привести его в исполнение.
Аррен л’Калипса даже не взглянул на принесенную мной улику. Он остался спокоен. Он знал, что это. И молчал.
– Просто стреляйте и убирайтесь, – сказал безупречный тан хладнокровно.
– Вы что тут решили, в бессмертного поиграть? Объяснитесь или игра окончится крайне быстро и бесславно для вас!
– Будьте так добры не орать в моем доме, – по-прежнему холодно ответил он. – Если хотите меня убить, убивайте, если же нет, то убирайтесь, мне плевать. Но я никогда не буду что-то объяснять, оправдываться или просто тратить время на мерзавца, прокравшегося в мой дом под покровом ночи. Я скорее пожму руку ратлингу!
Я сжал челюсти до зубовного скрежета:
– Ну что ж…
За моей спиной вспыхнул огонек эмоций. Я не замечал его прежде, потому что… потому что за моей спиной находилась дверь в спальню, а в спальнях спят. Во сне разумное существо тоже чувствует, но те чувства подернуты сонной пленкой, если не искать намеренно, можно и не увидеть.
– Спальня рядом с кабинетом. Нестандартно, но так удобно, – сказал я.
В его эмоциях проявилось первое беспокойство.
– Расчет ваш был прост. Я убиваю вас и после грохота выстрелов быстро ретируюсь вмести со своими людьми. Тот, кто спит за этой дверью, просыпается, бросается сюда, но, кроме вашего мертвого тела, ничего не находит. Мои люди профессионалы, мы выйдем так же быстро, как и вошли. В итоге тот, кто проснулся в спальне, травмирует свою психику видом вашего трупа. Но останется жив. Жив. Хм. Вы тэнкрисы, цените свою жизнь невероятно сильно! Вы способны жертвовать ею за высокие идеалы и за то, что зовете честью тана. Но не за живых существ. Кто? Кем вы так дорожите, что готовы…
Дверь открылась, я не стал оборачиваться.
– Милый?
– Зачем ты встала посреди ночи?
– Кто это?
Приятный женский голос… знакомый.
– Это мой кредитор господин Хатчес. Он отбывает завтра, и я попросил его прийти за деньгами пораньше. Не люблю оставаться в долгу, ты же знаешь.
Я стоял к ней спиной с накинутым на голову капюшоном, так что она не видела ни маски, ни револьвера.
– Иди спать, Нэн, я приду через полчаса.
– Простите, что наши голоса разбудили вас, госпожа, – тихо сказал я, протягивая невидимые щупальца к ее разуму. Это чудовищно сложно, воздействие на расстоянии, невероятно сложно! Будь она чуть более волевой, у меня бы ничего не вышло, но женщина оказалась нежной, слабой, ранимой, и, обливаясь потом от напряжения, я смог успокоить ее:
– Я лучше пойду. Пожалуйста, не задерживайся. Доброй ночи, господин Хатчес.
– Доброй, госпожа.
Еще несколько секунд такого воздействия, и я упал бы в обморок. У моего Голоса есть совершенно четкие границы применения.
Дверь в спальню закрылась, а я опустил револьвер, сел в одно из кресел и осмотрел эмоциональный фон л’Калипса. Он боится. И он в ярости. Да, некто дорогой ему оказался в опасности, и безупречный тан стал похож на разъяренную росомаху, готовую кинуться на медведя. Впервые я видел его таким, живым, чувствующим, уязвимым. Женщины сводят с ума даже лучших из мужчин.
– Он шантажировал вас, – сказал я устало. – Мирэж Зинкара. Письма, которые были найдены в посольстве, не содержали никакого кода, это уловка. Скрытые послания были на виду, выдержки из Махатриптхаты, в каждой из которых описывалось недостойное с той или иной точки зрения соитие. Изнасилование, совращение, проституция, инцест. Зинкара слал эти письма вам, говоря о том, что он знает и что он будет молчать, пока вы… Чего он хотел от вас? Денег? Оружия? Укрытия?
– Протекции. – Кожа безупречного тана покрылась испариной, заходили желваки. Ярость, стыд и страх читал я в нем и не мог решить, что же преобладает? – Лишь потому я и шел на это. Цена была мизерной. Он не просил ничего, кроме того, чтобы к нему обращались как к послу. Ничего больше.
– Дипломатическая неприкосновенность. Он крепко вас держал… – Столько заусенцев вмиг исчезло! – Эта женщина, Нэн, она ведь была работницей «Розового бутона»? А вы безупречный тан, эталон, на который должна равняться вся тэнкрисская молодежь. Ваша репутация… И вдруг бордель! – Я сделал паузу, лихорадочно выстраивая сюжеты произошедших уже событий. – Мало было того, что вы опустились до столь низменных удовольствий, так нет же, эта женщина, человеческая женщина, непостижимо красивая, восхитительная, и вы… влюбились! Плевать на бордель, три четверти членов Парламента ходят по любовницам и шлюхам, но вы влюбились в одну из них! В недолговечное глупое существо… Разожмите кулаки, я вас не осуждаю. Просто не могу поверить, что Аррен л’Калипса связал свою жизнь с человеком. Подобное человеколюбие могло похоронить вас заживо. Кого-нибудь другого нет, но вас связь с женщиной другого вида именно похоронила бы. Вы должны были разорвать ее, но поступили как благородный тан, а не как умный. У нее под сердцем ваш ребенок, бастард, полукровка, которого не примут сородичи, чья судьба неясна. Вы даже не можете знать, будет ли у него Голос, если нет, то он не тэнкрис, и белые волосы с серебряными глазами ничего не исправят. А ведь он может родиться кареглазым брюнетом. Позор и бесчестие. И все равно вы взяли ее к себе. Приехали на черном экипаже, в маске и забрали ее из обители порока, не побрезговав, обустроили дом, ушли из мира политики и заперлись с той, кого любите… Я видел вас тогда, но не понял, что это были вы. Теперь понял, к счастью, не слишком поздно. Вы действительно готовы были умереть ради этой человеческой женщины?
Он не ответил, лишь стоял, словно превратился в один оголенный нерв, будто вместе с остальными покровами я заживо содрал с него и кожу.
– Вы не предатель, вы просто глупец. И таких миллионы кругом, – сказал я. – А я не лучше.
Откинув капюшон, я стянул с себя матерчатую маску и вытер вспотевшее лицо.
– Вот этот ваш вид, – я указал на его лицо, – я запомню до конца своих дней, и каждый раз, когда я буду видеть гримасу пренебрежения на вашем лице, я буду вспоминать это ваше выражение, которое вижу сейчас. Может, теперь сядете? Проявлять уважение к покойнику, конечно, нужно, но я не труп императорской семьи, так что стоять не обязательно.
Аррен осторожно опустился в кресло за своим столом.
– Инсценировка.
– Импровизация, я бы сказал. Когда рухнул дирижабль, я понял, что, оставаясь на виду, я не смогу победить. Пришлось умереть.
– Чего только не сделает истинный слуга короны во благо ее.
– Меньше сарказма, Аррен. Секунду назад у вас было такое вытянутое и смешное л…
– Вы живы, а я не предатель. Давайте сосредоточимся на этом.
– Вопрос с вашим предательством еще не закрыт. Вы знаете это. Вы проявили слабость, Аррен, и враг немедленно воспользовался этим. Armorada de cratchedari.
– Трещина в броне, – повторил он шепотом.
– Из-за вас я не смог завершить дознание. Из-за вашей оплошности произошла одна небольшая катастрофа национального масштаба. Пусть вы не предатель, но ваше изгнание не совсем неоправданно.
Я поднялся и вновь накинул капюшон, маску спрятал в карман.
– Вопрос в том, что мне делать с полученным знанием? Оно никак мне не помогает, я не знаю, где Зинкара, где и кто его хозяин, я не знаю, каков будет следующий шаг. Я ничего не знаю и я по-прежнему мертв. Последнее положение вам понятно?
Он не ответил, но все прекрасно понял. Перед уходом я бросил через плечо:
– Я с вами свяжусь. Возможно. И тогда, если это произойдет, я потребую с вас. Не для себя, для Мескии.
Выйдя в коридор, я приказал всем агентам покинуть дом. Тихо, незаметно. Охранников, валяющихся в кустах, я приказал затащить в холл, не хотелось, чтобы эти служаки подхватили пневмонию, просто исполняя свой долг. Когда мы перешли дорогу, я заметил некоторое замешательство в эмоциях Торша, говорившего с двумя оперативниками.
– Что-то не так, Бродис?
– Мой тан, – Торш обернулся и нервно дернул щекой, – агент Ченто исчез.
– Вот так просто взял и исчез?
– Да.
– Вы обыскали близлежащие улицы?
– Да, но…
– Передайте приказ всем агентам, пусть настраиваются на волну спокойствия, как их учили. Пусть представляют место, где им было бы уютно и безопасно. Расчетное время готовности пять минут.
Прикрыв глаза, я распалил свой Голос и начал обследовать окружающую территорию. Для моего Голоса стены не помеха, я вижу источники эмоций и сквозь них, надо только сосредоточиться и целенаправленно искать. Расстояние – другое дело, радиус моего влияния составляет неполных полторы сотни метров, дальше никак. Процедура прощупывания тоже имеет свои нюансы. Необходим опыт и способность абстрагироваться, иначе чужие эмоции начнут проникать в меня, смешиваясь в одном жутком, не перевариваемом бульоне, который в конце концов сведет меня с ума. Потребовалось время, чтобы я освоился и полностью овладел Голосом, чтобы мог жестко отделять свои чувства от чужих и чтобы я мог их искать. Эмоции.
Улицы пусты, в домах все источники эмоций приглушены, спящие разумные существа борются со своими дневными страхами и проблемами, погружаясь в забвение. В третьем доме справа все спят, в четвертом тоже все спят. В пятом доме вверх по улице отдыхают почти все, но двое находятся возле пика наслаждения, им не до сна. Пусто, пусто, пусто.
– Его нет. Уходим.
– Но как же…
– Если я не ошибаюсь, скоро агент Ченто объявится. Думаю, его похитили.
И я не ошибся. Ченто вернулся на явочную квартиру следующим утром. Вот только это был уже совсем другой человек. Бедолага поседел, стал бел, как бумага, руки его тряслись, а безумные глаза вращались в орбитах, лихорадочно блестя. Внутри него воцарился тихий животный ужас.
– Где вы были? – спросил я, сжимая его руку и деликатно касаясь эмоций.
– Не знаю, – тихим плачущим голосом ответил он.
– Кто вас забрал?
– Не знаю.
– Чего они хотели?
– Передать послание.
– Кому?
– Верховному дознавателю.
– Что за послание?
– Они… они хотели встретиться с вами, мой тан. Они сказали, что у них есть ответы… и условия.
– Какие условия?
– Завтра, в предрассветной темноте, без охраны. Вы можете взять с собой горничную, но никого больше. Всех остальных… они убьют.
– Вот как? И где же место встречи?
– Там… рядом с местом, на котором… простите…
– Не бойся, говори.
– Рядом с местом… они сказали… на котором порченый тан потерял ноги… простите, мой тан.
– Ничего страшного. Агент, я направляю вас в отпуск. Бессрочный, за счет государства. За свой пока что, но когда все закончится, я выбью вам роскошную пенсию, на все хватит.
– Спасибо, мой тан… Я… я знаю, что должен проявить рвение и показать, что я хочу и готов служить дальше… но… я так боюсь!
И Соли Ченто расплакался. Клянусь, этот мужчина не раз проявлял себя человеком каменного характера и участвовал во многих боевых операциях. Но седой старик, сжавшийся на стуле, уже не тот крепкий и надежный оперативник. Теперь это высосанный до дна, а потом наполненный страхом калека, который до конца жизни будет видеть кошмары по ночам.
– Я пойду.
– Митан, это неразумно. Посмотрите на него, бедолага хнычет, как… как…