Лэнс Армстронг, «Тур де Франс» и самый громкий скандал в истории спорта Альберготти Рид
Горски и Визель присматривались также к Вячеславу Екимову, которого многие называли просто Еки. Он был ярким представителем советской школы велоспорта, который умел терпеть и превозмогать. Если он попадал в ужасную аварию, то находил силы продолжать и финишировал даже в крови и бинтах. Он умел ездить по горным участкам, но телосложение не особенно подходило для крутых горных серпантинов. Если бы нужно было описать Екимова одним словом, это было бы «крепыш». Горски задумал переманить его к себе из голландской команды.
Ему удалось договориться и с Хинкепи, и с Екимовым, и еще со многими спортсменами из Франции, Польши, Дании и Италии. Американской команда была только формально. Однако благодаря Хинкепи и двум другим талантливым американцам – Тайлеру Хэмилтону и Марти Джемисону – команда считалась «достаточно американской», чтобы сохранить свой характер и не расстраивать спонсоров.
Несмотря на простуду Армстронга на «Тур де Франс» и слабое выступление на Олимпиаде в Атланте, никто, и он в том числе, не подумал, что летом 1996 года он начал сдавать позиции. Вернувшись в Остин, Армстронг принялся обживать новый дом. В гараже у него стояли гоночный катер на водных лыжах, Porsche, байк Harley и грузовик. Он встречался с новой девушкой Лизой Шилс, которая училась на химика в Техасском университете.
Осенью у него начались сильнейшие головные боли, головокружения, часто темнело в глазах. Однажды вечером он увидел в своей мокроте кровь, но не придал этому большого значения, списав на простуду. Еще он нащупал узелок в яичке. Уже три года одно яичко у него было больше другого, но он не обращал на это большого внимания до тех пор, пока не появились болевые ощущения. Катаясь на велосипеде со своим приятелем Джоном Кориотом, Армстронг рассказал о своих беспокойствах, на что Джон ответил: «Нужно меньше заниматься сексом».
Несмотря на усталость, Лэнс в конце сентября поехал с Лизой в Бивертон, чтобы покататься с руководством своего главного спонсора Nike. Компания планировала заработать на рынке велоспорта два миллиарда долларов. Основатель и директор Nike Фил Найт ездил в июне в Париж на открытый чемпионат Франции по теннису, где заодно подписал соглашение о спонсорстве с организаторами «Тур де Франс», которые были заинтересованы в том, чтобы Nike поставила им желтые майки лидеров.
На Лэнса компания возлагала надежды заслужить доверие в спорте, о котором они практически ничего не знали. Приверженцы традиций велоспорта с предубеждением относились к Nike, потому что она теснила итальянскую марку Giordana, которую, в отличие от Nike, велосипедисты давно знали и любили. Согласно контракту, на желтой майке лидера, на зеленой майке лучшего спринтера и на «гороховой» майке лучшего горного велосипедиста теперь красовалась большая черная фирменная галочка. Nike даже разместила фотографию Лэнса на своем сайте. Сам Лэнс был заинтересован в этом сотрудничестве, так как хотел создать авторскую коллекцию спортивной обуви для профессионалов. Поэтому, несмотря на крайнюю усталость, на выходных он отправился на встречу.
Когда он вернулся в Остин, боль в яичках стала такой сильной, что он не мог сидеть в седле велосипеда.
Лэнс отправился к местному врачу, который предположил перекрут семенного канала или воспаление придатка яичка, но настоял на УЗИ, чтобы исключить вероятность опухоли. УЗИ выявило что-то похожее на опухоль. Врач отправил Лэнса на рентгенографию грудной клетки – на снимке обнаружились метастазы в легких. Через три часа Лэнс позвонил Джей Ти поделиться новостью. Лэнса так лихорадило, что он не смог позвонить матери и попросил об этом своего соседа, пластического хирурга. Сосед Рик Паркер позвонил Линде в самом конце рабочего дня. Он строго профессионально сообщил ей о том, что у Лэнса диагностировали рак. Новость ее шокировала. Она привыкла думать, что ее сын непобедимый и сильный. Ей казалось немыслимым, что теперь ему придется сражаться за жизнь.
Операция была назначена на следующий день. Ему удалили яичко с опухолью, и сразу после этого он начал проходить трехнедельный курс химиотерапии, первый из четырех. В течение долгих четырех часов он лежал на кушетке в онкологическом центре Остина, пока ему в кровь медленно поступали три антиопухолевых препарата: блеомицин, этопозид и платинол.
Первый день химиотерапии прошел сравнительно спокойно. Ему разрешили проезжать не более 80 километров в день для поддержания формы, и уже на следующее утро он отправился на тренировку. Через неделю выяснилось страшное. Онколог из Хьюстона, которого попросили высказать свое мнение, вызвал мать Лэнса для срочного сообщения. Результаты анализов показали, что есть вероятность того, что рак проник в мозг ее сына. Когда МРТ подтвердила наличие метастазов в мозге, врачи сказали Линде, что требуется более агрессивное лечение – облучение мозга, иначе ему не выжить. Форма рака была очень коварной, прогноз плохой, шансов выжить очень мало.
Через неделю Лэнс провел пресс-конференцию, сидя рядом с матерью и Лизой, которая держала его за руку. Он сказал, что хочет донести до всех информацию о реальной угрозе рака, и призывал молодых мужчин срочно провериться у врачей. Новость о раке Лэнса вызвала шквал писем от людей с разных концов света, которые хотели поддержать его и рассказать о своем опыте. Одно письмо пришло от врача, который советовал Лэнсу обратиться к специалисту в Индианаполисе.
Врачи в Индианаполисе рассматривали возможность лечить метастазы в мозгу хирургическим путем, а не облучением, чтобы не нарушить координацию движений Лэнса. Они предлагали отказаться от блеомицина, потому что он вредил легким пациента. Лэнс решил перевестись на лечение в Индианаполис.
Между двумя циклами химиотерапии ему сделали операцию на мозге. Хирурги обнаружили две сантиметровые опухоли, однако хорошим знаком было то, что они уменьшились благодаря химиотерапии. Старший онколог Крэйг Николс сказал, что организм реагирует на лечение.
27 октября, когда Армстронг еще восстанавливался от операции на мозге, друзья пришли его проведать. Их было так много, что ему пришлось выйти из палаты и отвести всех в просторную гостиную. Среди посетителей была Лиза, которая бросила учебу, чтобы помогать ему, Крис Кармайкл со своей девушкой, Фрэнки Эндрю и Бетси, которые к тому времени уже были обручены, и Стефани Макилвейн.
Пока друзья болтали, в комнату вошли два врача, представились Лэнсу и начали задавать вопросы. Бетси предложила всем выйти, чтобы не смущать Лэнса, но Армстронг попросил всех остаться. Кроме обычных вопросов один из врачей спросил Армстронга, принимал ли тот когда-нибудь допинг. Армстронг просто, без стеснения перечислил ЭПО, тестостерон, гормоны роста, кортизон и стероиды.
Бетси поразилась. Ей становилось плохо от одной мысли о том, что Армстронг все это принимал. Однако мысль о том, что вместе с ним все это принимал и ее будущий муж, ее ужасно разозлила. «Я не пойду за тебя замуж, если ты принимаешь все это дерьмо! Теперь понятно, как он заработал себе рак!» – сказала она позже Фрэнки. Фрэнки пытался успокоить ее, солгав, что ничего такого он не принимает.
Допинговый список Армстронга был не столько внезапным признанием, сколько отражением того, что представлял собой профессиональный спорт в то время. Допинг был очень широко распространен среди велогонщиков, так что достойно соревноваться без них становилось тяжело, а побеждать невозможно.
Врачи вышли из комнаты, никак не прокомментировав услышанное.
Лэнс вернулся в Остин для завершения лечения и периодически катался на велосипедах вокруг города с друзьями. После одной из таких поездок с Джимом Вудманом они зашли домой к Армстронгу, где тот, исхудавший и бледный после химиотерапии, достал откуда-то шприц с ЭПО. Он объяснил, что врачи прописали ему этот препарат для увеличения количества эритроцитов в крови, которое сократилось после химиотерапии. После укола Армстронг рассказал Вудману о допинге в своем спорте. А именно, что использовал ЭПО и гормон роста человека в своей профессиональной карьере. По его словам, все профессиональные велосипедисты использовали такие препараты, а тот, кто отказывался, много проигрывал остальным.
Вудман был удивлен и разочарован. Он наблюдал весь путь становления Армстронга – от подростка-триатлета до одного из лучших велогонщиков мира, но по-прежнему считал его ребенком. Вудман задал ему всего один вопрос: «Ты не боялся, что это скажется на твоем здоровье?»
Армстронг тут же ответил, что всегда считал ЭПО безобидным препаратом, а вот гормон роста, по его мнению, мог оказать негативное влияние на организм. Он убедил Вудмана, что все приемы проводились под строгим наблюдением врача.
Вудман серьезно задумался. Мог ли гормон роста вызвать или повлиять на развитие раковой опухоли у Лэнса? Он не стал ничего говорить Армстронгу, потому что не хотел расстраивать друга, но Вудману было ужасно интересно, что думал об этом сам Армстронг.
Другие, конечно же, тоже связывали эти два факта. Европейская пресса уже начала строить предположения о том, что на его болезнь повлиял допинг. Могло ли любое из стимулирующих средств действительно вызвать рак – неясно. Вообще существует очень мало исследований, как влияют подобные препараты на риск развития рака. Большинство из них были проведены в Европе, но не на здоровых спортсменах, а на пациентах, которые уже имели проблемы со здоровьем и поэтому принимали тестостерон и гормон роста.
Про рак яичек известно, что обычно он поражает молодых мужчин, как в случае с Лэнсом, или мужчин средних лет. Обычно заболевание начинается с мутаций в клетках, производящих сперму, которые называются зародышевыми. Мутирующие зародышевые клетки возникают в эмбриональный период, после чего находятся в состоянии покоя до тех пор, пока что-то не повлияет на их размножение. Период полового созревания, когда гормоны зашкаливают, часто становится толчком к росту больных клеток. Некоторые врачи задались вопросом, могут ли анаболические стероиды и искусственно созданные гормоны, подобные тестостерону, увеличить риск развития рака яичек, ведь стероиды было принято связывать с другими формами онкологии. Никаких серьезных доказательств, связывающих стероиды с раком яичек, нет. Самое большое исследование в этой области показало, что увеличение количества эстрогена способствует размножению мутировавших клеток в яичках, что, в свою очередь, приводит к мысли, что увеличение тестостерона в организме, наоборот, может выполнять сдерживающие функции.
Что касается гормона роста, то, по мнению крупного эпидемиолога из британского Института исследования рака, вероятность того, что он может вызвать рак, существует, хотя строгой зависимости пока не выявлено. В настоящее время исследуется влияние гормона роста на риск развития онкологических заболеваний.
Биологически сложно проследить, какой эффект оказывает ЭПО на развитие рака яичек, но широко распространено мнение, что он таит в себе некоторые медленно развивающиеся опасные последствия. Кэтрин Макглинн, заместитель руководителя центра гормональной и репродуктивной эпидемиологии американского государственного Института изучения рака, говорит, что кортизон часто используется в качестве противовоспалительного средства и механизмы, которые связывали бы его с развитием рака яичек, неизвестны. Несмотря на то что Армстронг открыто признался в употреблении этих препаратов перед лицом своих друзей и врачей, его слова не были преданы огласке.
В январе 1997 года Лэнс успешно прошел всех врачей и был снят с учета. Он был счастлив жить. Все его амбиции, карьера отошли на второй план перед этим очень важным фактом. Он не знал наверняка, сможет ли когда-нибудь снова стать профессиональным велогонщиком, да и стоит ли? У Армстронга была страховка Лондонского Ллойда[10] на 20 тысяч долларов в месяц на пять лет, в общей сложности полтора миллиона долларов, не облагаемые налогом. Если он начнет снова участвовать в соревнованиях, потеряет страховку. Он решил, что на свете есть много дел, которыми он может заняться помимо спорта. В 25 лет он был уверен, что если карьера велогонщика закончена, то он всегда может пойти в высшую школу и получить хорошую специальность, например в продажах, инвестиционном деле или любом другом бизнесе, требующем энергии и харизмы, а не только книжных знаний. С деньгами проблем не было. У него были некоторые сбережения, с которых он имел неплохой процент.
По странной случайности примерно в то же время, когда Лэнсу поставили страшный диагноз, у Джей Ти обнаружили миелому – рак плазматических клеток. Оба проходили химиотерапию в одно время и делились друг с другом своими страхами. Как потом говорил Джей Ти своим друзьям, они были действительно связаны. В то время любимой вещью Лэнса была фотография, на которой они с Джей Ти были запечатлены бледными и лысыми после химиотерапии.
Но каковы бы ни были мысли Лэнса о страховке и хрупкости собственной жизни, в середине января, сразу после того как врачи сняли диагноз, Лэнс начал ездить снова. В общей сложности он пропустил два с половиной месяца тренировок. Он быстро вошел в тренировочный режим, который по интенсивности соответствовал ноябрьскому плану, составленному для него здорового.
В тот же богатый на события январь Армстронг отправился в Европу, чтобы встретиться со своей командой Cofidis и разведать обстановку. Он был бледный, абсолютно лысый и без бровей. Он чувствовал, что европейцы смотрят на него как на живой труп, и их желание подстраховаться было понятно. Узнав о диагнозе Лэнса, Cofidis изменили договор, добавив пункт о прекращении действия договора после 1997 года. Если Армстронг не будет выступать в 1997 году, то команда имеет право прекратить сотрудничество с ним. Он провел пару дней вместе с командой и надеялся вернуться в строй уже весной. И все же новый пункт, появившийся в договоре, его задел, и Билл Стэплтон начал искать Армстронгу новую команду, но ничего не нашел.
Стэплтон взвешивал и другие возможности для своего клиента. Он подумал, что его история выздоровления может привлечь людей и повысить интерес инвесторов. Он познакомил Лэнса с чикагским писателем Томом Клайнсом, который задумал написать его биографию. Клайнс сам лечился от рака яичек, но менее тяжелой формы и выявленного на ранней стадии. Когда он узнал о борьбе Лэнса с болезнью, то решил, что он как никто понимает, что пришлось пережить Армстронгу. Через своего агента он связался со Стэплтоном с предложением написать книгу. Стэплтон ответил Клайнсу, что его предложение очень своевременно, потому что он как раз собрался лететь в Нью-Йорк на встречу с издателями обсудить книгу о Лэнсе. Им были нужны писатель для сотрудничества и литературный агент, который сможет продать книгу.
Лэнс еще долечивался, когда они с Клайнсом вместе отправились в Индиану. Армстронг с самого начала выдвинул свои условия: его автобиография – история чемпиона мира 1993 года и победителя этапа «Тур де Франс» 1995 года – должна быть продана не менее чем за 150 тысяч долларов, и Лэнс получает две трети суммы.
Клайнс составил предложение, и его агент Питер Сойер начал показывать его издателям. Основное требование Лэнса, по словам Клайнса, заключалось в том, чтобы в книге не было его монологов с ругательствами – все «бля» и «сука», которыми пестрила речь Лэнса, должны быть опущены. Некоторых издателей впечатляла история победы Армстронга над раком, но их останавливала сумма, которую он запрашивал: она им казалась слишком высокой для книги о спортсмене, которого никто вне велоспорта не знал. Именно тогда отношение Клайнса к Армстронгу стало неоднозначным. Проведя несколько недель вместе с ним в Остине, он пришел к выводу, что Армстронг привык по-свински обходиться с людьми, начиная со своей девушки и заканчивая персоналом на автомойке. Лиза не отходила от койки Лэнса, пока он болел, она переехала к нему в дом, когда он чувствовал себя слабым и боялся, что не выкарабкается. Но однажды, как только она вышла из комнаты, Лэнс сделал ей вслед гадкий жест. Он всем разболтал о том, что через неделю после того, как ему удалили яичко, он занимался с ней любовью, даже специально звонил друзьям, чтобы рассказать эту новость. Когда Клайнс спросил Лэнса о допинге, тот ответил, что все так делают. Этот ответ навел Клайнса на мысль, что Лэнс наверняка принимал стимулирующие препараты, но не собирался в этом признаваться открыто. Он не понимал, как работать дальше. Книга, которая задумывалась как героический портрет, требовала от автора заведомой лжи об истинной сущности персонажа.
В итоге из затеи ничего не вышло: никто не хотел платить Лэнсу запрошенный гонорар. Однако, как вспоминает Клайнс, Лэнс обвинял в провале его, заявив, что тот не смог составить толковое предложение, которое соответствовало бы его статусу суперзвезды.
Вскоре после выздоровления Лэнс задумал создать благотворительный фонд для людей, больных раком. В самом начале 1997 года он обратился к программисту из Сан-Антонио, сержанту ВВС Крису Брюеру, который был болен раком яичек и создал информационный сайт об этой болезни. Лэнс предложил сотрудничество, и они вдвоем начали думать, как собрать средства. Первое мероприятие они провели в рамках остинской традиционной «Гонки за розу», в которой Лэнс участвовал раньше. Изначально она задумывалась как гонка в честь Дня святого Валентина. Победителю дарили букет роз, который он мог отнести домой и подарить своему самому близкому человеку.
В январе 1997 года на пресс-конференции, посвященной итогам благотворительных сборов на гонке, Армстронг познакомился с Кристиной Ричард, стройной двадцатипятилетней блондинкой с зелеными глазами, которая работала в рекламном агентстве. Она нашла спонсора для гонки и работала волонтером фонда. Армстронг был еще лысым после четырех курсов химиотерапии, но Кристине он понравился, а ему нравилось проводить с ней время на благотворительных акциях и не только. Вскоре он расстался с Лизой и начал встречаться с Кристиной.
На конец марта Лэнс наметил благотворительную гонку с участием лучших гонщиков. Эрик Хайден, который к тому времени переквалифицировался в ортопеда, приехал поучаствовать. Он надел свою старую форму и вышел на старт вместе с Лэнсом. Хайден раздавал автографы, а Крис Брюер и Лэнс распространяли информационные брошюры о раке яичек. На мероприятии выступали музыканты, среди которых была популярная группа Wallflowers. Лысый гитарист этой группы Майкл Ворд был страстным велолюбителем и быстро подружился с Лэнсом. Фонду удалось собрать около 20 тысяч долларов.
Осенью 1997 года у фонда было уже около 300 тысяч долларов. 20 тысяч из них заработал Армстронг, еще 20 тысяч – Джефф Гарви, генеральный партнер в одной венчурной компании, который в сентябре стал председателем фонда. Два врача Лэнса из Индианы, в том числе онколог Крэйг Николс, также вошли в правление. Джон Кориот ушел с работы менеджера бара, чтобы помогать другу развивать дело. Средств было очень мало, и офис благотворительного фонда размещался в небольшой квартирке Кориота в Остине. В их планы входило собирать около 400 тысяч долларов и жертвовать деньги на научные исследования рака яичек и простаты, а также на помощь больным.
Для команды Тома Визеля 1997 год стал прорывом. Марк Горски нашел достаточно новых спортсменов, и теперь команда могла достойно выступать на лучших европейских гонках.
Горски ждал в ответ благодарности. Визель был у него в долгу и назначил его менеджером команды вместо Борисевича. Эдди Би остался в команде, но был поставлен тренером запасного состава – молодых велосипедистов команды, которым было еще рано соревноваться в Европе. Борисевичу было горько это сознавать, ведь на протяжении многих лет он был предан Визелю, готовил его к победе в чемпионате мира. Благодаря его тренировкам Горски взял олимпийское золото в 1984 году. Теперь Марк Горски стоял выше его не только в бизнесе, но и в спорте, несмотря на то что в тактике европейских гонок смыслил куда меньше Борисевича.
Борисевичу казалось, что Горски быстро продвигал команду, чтобы получить побольше денег от спонсоров и участвовать в пафосных элитных европейских гонках, не понимая до конца, во что он влезает и куда втягивает Визеля. Эдди Би любил интеллектуальный труд, который был необходим для развития молодых спортсменов, но больших денег на этом так и не сделал, и это его не расстраивало. Он ненавидел коммунистов за то, что те сослали его отца в Сибирь, но настоящим капиталистом стать тоже не смог. На свете были вещи, которые он ценил больше денег. Он считал коммунизм «хорошей идеей», которую просто не смогли воплотить в жизнь. Постепенно его отношение к Горски и Визелю менялось на диаметрально противоположное.
Обзаведясь новыми спортсменами, команда вышла на новый уровень подготовки и… допинга. Горски нанял врача Педро Селая, который был хорошо известен среди профессиональных гонщиков в Европе благодаря тому, что прекрасно разбирался в допинге. Селая поднял команду US Postal на европейский уровень за счет индивидуальных тренировочных планов и четкого назначения допинга лучшим спортсменам. В его допинговой программе участвовали не все.
В мае 1997 года на швейцарском «Туре Романдии» Селая позвал гонщика команды Скотта Мерсье в номер, где передал ему календарь, на котором было отмечено, с какой скоростью двигаться в каждый из дней. Мерсье заметил, что некоторые дни были отмечены звездочками и точками, и спросил, что это значит. Выяснилось, что звездочками были помечены дни, когда Мерсье должен принимать анаболические стероиды, а точками – тестостерон, и со словами, что таблетки помогут ему быть «сильным как бык», Селая передал пакет с ампулами. Мерсье был застигнут врасплох: «Но ведь я даже не знаю, как делать укол!»
Селая был крайне удивлен: «Ты профессионал и не знаешь, как колоться? Иди спроси в аптеке, тебя научат».
Мерсье никогда не принимал допинг. Он решил уйти из велоспорта, что и сделал сразу по завершении сезона.
В том году самым ярким спортсменом команды был Екимов. Он выиграл этапы на нескольких крупных европейских соревнованиях, в том числе на гонке Париж – Ницца на «Неделе Каталонии». За месяц до «Тур де Франс» выиграл пролог в «Критериум Дофине» – недельной гонке, которая проходит по тем же трассам. В отличие от Мерсье, Екимов не испытывал никаких угрызений из-за допинга.
Стратегия команды US Postal приглашать выдающихся гонщиков принесла свои плоды. Результаты команды были достаточно хорошими, и Горски, единственный из американцев, получил приглашение для своей команды на «Тур де Франс».
Получив приглашение, команда не особенно напрягалась. Тем не менее велогонщики смогли неплохо финишировать в нескольких этапах и команду не опозорили. Все девять участников пересекли финишную черту в Париже. Хинкепи пришел пятым в финишном спринте на Елисейских Полях.
В 1997 году «Тур де Франс» посетил нежданный гость – Лэнс Армстронг. Он со своей новой девушкой Кристиной путешествовал по Франции, Монако и Испании и задержался на «Туре», приняв участие в церемонии в честь его товарища по команде Фабио Казартелли, который погиб двумя годами ранее во время прохождения одного из этапов. Вскоре после этого команда Cofidis объявила о том, что Армстронг исключен из ее состава. Команда попыталась договориться с ним о меньшей сумме гонорара, но в итоге он не получил вообще ничего. Разочарован он не был – он был зол. Он всерьез намеревался доказать им.
Билл Стэплтон позвонил Тому Визелю с вопросом, не хочет ли он взять Лэнса себе в команду, на что Визель ответил категорически «нет». Он до сих пор не был уверен в том, что Армстронг способен работать в команде, но тем не менее рассудил, что встреча со Стэплтоном будет нелишней.
В сентябре Визель и Горски встретились с ним в Сан-Франциско и поделились своими сомнениями. Стэплтон ответил, что болезнь изменила Армстронга: он стал скромнее, сдержаннее, иначе смотрел на жизнь. Он убеждал их, что Армстронг восстановился после химиотерапии, что врачи с осторожностью назначали ему лекарства, чтобы не навредить легким, не повлиять на его выносливость и чувство равновесия. Многие отказывали Стэплтону, но Визель ему поверил. Они с Горски приняли решение взять Армстронга обратно в команду и сделать лидером.
Борисевич был категорически против. Взять его в команду в качестве талисмана? Хорошо. В качестве приходящего гонщика, чтобы показывать на гонках? Конечно, почему нет? Но брать его в качестве полноценного члена команды? Сделать его лидером, как прежде? Борисевич боялся, что, если Лэнс вернется в большой спорт, у него может случиться рецидив. Он уже видел такое в Европе. Велосипедисты преодолевали рак, а когда возвращались в спорт, возвращался и рак. Борисевич знал, что профессиональный велоспорт требовал столько сил, что естественные защитные ресурсы организма слабели и организм не мог противостоять болезни. Его осенило, что рак Армстронга мог быть вызван или усугублен так называемой «медицинской программой» в прежней команде. Эдди Би старался даже не думать о том, что входило в ту программу. Ему казалось неправильным формировать команду вокруг Армстронга, но мнение Борисевича больше никого не интересовало. Визель и Горски пришли к общему решению. Борисевичу предложили тренировать европейскую команду. Он уже чувствовал себя лишним в команде. Разногласие, возникшее между ними из-за Армстронга, стало последней каплей, и Борисевич сдался.
Согласно контракту Армстронг должен был отъездить 80 гонок за сезон 1998 года. От него не ждали больших побед или участия в «Тур де Франс». Но, хорошо выступая на маленьких стартах, он мог накопить примерно столько же очков, сколько и на больших, а значит, и зарабатывать мог тот же миллион долларов.
На зимние тренировки они с Кристиной сняли квартиру на средиземноморском побережье на мысе Сен-Жан-Кап-Ферра между Ниццей и Монако и даже взяли с собой кота.
Армстронг снова вышел на связь с Микеле Феррари, который был рад возвращению старого клиента. 2 декабря в Испании Армстронг сдал анализ крови, и Феррари аккуратно внес результаты в таблицу. Гематокрит Армстронга, или процент эритроцитов в его крови, был равен 41,2. Для хороших результатов требовался намного больший показатель, желательно под 60, а для этого Армстронгу был нужен ЭПО, что ему и прописал доктор.
14 февраля Армстронг сдал кровь еще раз. В этот раз гематокрит поднялся до 46,7 – отличный показатель для предстоящей гонки «Вуэльта Андалусии». Эта пятидневная испанская гонка стала для Лэнса первой гонкой в новой жизни.
Он финишировал пятнадцатым – это был обнадеживающий результат. Для себя Армстронг решил, что вернулся не ради себя, а ради всех людей, борющихся с раком. Он давно сказал себе, что хочет доказать им и всем остальным, что можно не просто победить рак, но и вернуться к привычной полноценной жизни.
Своим пятнадцатым местом в гонке он доказал это всем. Неважно, что никто за пределами Западной Европы даже не знал о существовании такой гонки. Неважно, что американцы даже не могли правильно произнести ее название. Армстронг, пусть всего на миг, знал, что он доказал то, что был должен доказать. Как супермен, решивший взять передышку, он вернулся в Остин пожить обычной жизнью и повести под венец Кристину. Он ее любил. Они могли бы хорошо жить, даже если бы Лэнс не смог зарабатывать на жизнь спортом. Отец Кристины был достаточно богатым, чтобы помогать им.
Она родит детей. Он будет стричь газон. Счастье.
Глава 6
Сидячие забастовки и раны от велоседла
Решение Лэнса жить с Кристиной Ричард сильно удивило его окружение, ведь он никогда не был приверженцем традиционных семейных ценностей. Казалось, что до болезни у него на уме ничего, кроме секса, не было. Даже в школьные годы, когда он еще занимался триатлоном, его менеджерам не раз приходилось вытаскивать его из-под женщин в гостиницах. Занявшись велоспортом, он кадрил девочек, которые награждали спортсменов на этапах в многодневных гонках. Друзья прозвали Лэнса FedEx в честь курьерской службы, потому что ее девиз «Доставляем даже ночью» как нельзя лучше описывал его страстность.
Мать Кристины работала воспитателем в детском саду, а отец тридцать лет проработал в руководстве IBM. У нее был среднезападный акцент и широкая улыбка. Когда они познакомились, ей было двадцать пять – почти как Лэнсу, хотя подростком он любил приударить за женщинами значительно старше его. Она была выпускницей факультета маркетинга, имела хорошую работу, машину и недавно купила дом. Она мечтала стать писателем.
Расставшись с Лизой, которая преданно ухаживала за Лэнсом во время его болезни, он встречался с Кристиной всего четыре месяца, прежде чем они обручились в октябре 1997 года. Они запланировали свадьбу на май 1998 года в Санта-Барбаре недалеко от летнего дома ее родителей.
Резкий, самоуверенный бабник Армстронг, казалось, исчез вместе с раком. Новый Армстронг всерьез думал о семье, о долгой счастливой жизни, о смысле бытия. Он поигрывал в гольф, валялся на диване, ел в свое удовольствие, бренчал на гитаре, играл со своим котом. Он даже поехал в недельный тур со своими друзьями из группы Wallflowers. Журналист из New York Times Сэмюэл Абт, который сделал карьеру на освещении жизни Армстронга после рака, назвал этот период его жизни пробуждением души, во время которого он исследовал свой внутренний мир всеми доступными средствами, разве что не отправился в паломничество по Тибету.
Заняв пятнадцатое место на февральской гонке, он решил закончить карьеру, но чувствовал ответственность перед командой. Следующая гонка Париж – Ницца была в марте; двумя годами ранее Армстронг финишировал в ней вторым в общем зачете. Он знал трассу и был уверен в своих силах.
Второй день гонки стал для него мучительным. Погода была пасмурной и ветреной, лил дождь, ехать было неудобно и опасно. Стало еще хуже, когда его попросили поработать на Джорджа Хинкепи, который был в то время одним из сильнейших гонщиков в команде. Новый директор команды Джонни Вельц велел Армстронгу задать темп и привести Хинкепи в группу отрыва. Армстронг редко работал на других гонщиков, но даже он понял, что в тактике Вельца что-то не так. Зачем он так долго ждал, пока команда не осталась далеко позади?
Мысли Лэнса блуждали далеко. Он представлял Остин, где стояла хорошая погода, и свой просторный дом на берегу озера. Он мог бы жарить мясо в саду, пригласить друзей, попить пивка. Своим участием в гонке «Вуэльта Андалусии» он уже все доказал. Разве нет? Что ему теперь, колесить по Европе лет пять, чтобы приходить пятнадцатым в каждой более или менее приличной гонке до тех пор, пока до всех тупиц, наконец, не дойдет, что он победил рак? Он уже и так победил. Рак отступил. Может, пора покончить с этим цирком?
Проигнорировав инструкции Вельца, он отстал и пропускал всех вперед до тех пор, пока не оказался последним в пачке. Съехал на обочину и поднял руки. Командная машина остановилась. Армстронг слез с велосипеда и сел в машину. Вот и все. Он позвонил Кристине в Ниццу и сказал, что возвращается. Подробности обещал рассказать при встрече.
В Ницце он ей рассказал, что решил все бросить и вернуться домой, в Остин. Чтобы приехать в Европу, Кристине пришлось уйти с работы. Она уже записалась в школу в Ницце, чтобы учить французский. Новость об отъезде ее не обрадовала. Однако после всего, что Армстронгу пришлось пережить, она не могла отступать.
Вернувшись в Остин, они оба вдруг почувствовали свою оторванность от остального мира. Армстронг потерял всякий интерес к велоспорту. Он не потрудился даже сказать команде, куда отправился. Составил заявление об уходе и месяц не расчехлял велосипед. Когда Кристина спрашивала его о планах на будущее, отвечал уклончиво. И все время играл в гольф.
В конце концов, его главные советчики – мать, агент Билл Стэплтон и бывший тренер Крис Кармайкл – решили вмешаться. Они убедили его принять участие хотя бы еще в одной гонке. В апреле он на неделю вышел из своего добровольного заточения, чтобы потренироваться в Аппалачах с Кармайклом и его бывшим коллегой по команде приветливым Бобом Роллом.
Каждый день Лэнс крутил педали, иногда даже под проливным дождем. Крис периодически возил Лэнса в лаборатории тренировочного центра, где врачи измеряли его мощность. Показатель максимального потребления кислорода, который раньше достигал 80, теперь был всего 64.
В те дни Лэнс прислушивался к себе, вспоминал свое детство и размышлял о прежней спортивной карьере. Он задумался, что движет им, когда он отправляется на соревнования в Европу, и насколько его спортивные достижения отвечают настоящим внутренним потребностям.
В конце той недели Армстронг решил, что хочет вернуть себе имя в спорте. Он знал, что если действительно хочет жить в полную силу, то одной победы над раком ему мало. Профессионалы не ищут причин, чтобы ездить. Они ездят, потому что это работа, которую они любят.
Ему была нужна прежняя страсть, нужно было найти прежний заряд энергии. Армстронг черпал ее в своей желчности, в ярости по отношению к тем, кто, по его мнению, обошелся с ним нечестно. Тут была и обида на биологического отца, который бросил его, и возмущение предательством его отчима Терри, который обманывал его мать и считал их обузой. Тут было и бешенство из-за предложения Эдди Би отказаться от своей победы ради помощи другому гонщику. Тут была и ненависть к команде Cofidis, которая не поверила в него.
Он сочувствовал своей матери. Он представлял, как ее, семнадцатилетнюю, люди считали неудачницей, которая не cможет воспитывать сына одна, у которой ничего не получится.
8 мая 1998 года Лэнс и Кристина обвенчались в католическом соборе в Санта-Барбаре. Линда пришла на церемонию со своим третьим мужем Джоном. Лэнсу он всегда нравился, вместе с ним в доме матери поселились любовь и юмор. Но Джон боролся с алкоголизмом и накануне свадьбы сильно набрался на ужине в дорогом ресторане. «Мам, отведи его домой», – взмолился Лэнс. Она попросила своего отца, чтобы тот отвез его в отель.
Их медовый месяц прошел скромно из-за спортивного сезона. Армстронгу нужно было готовиться к гонкам. Они провели несколько дней на побережье, одновременно с этим Лэнс тренировался. Позже в том месяце они вернулись в Остин, чтобы собрать благотворительные средства на борьбу с урологическими опухолями на «Гонке за розу». Мигель Индурайн и Грег Лемонд приехали на гонку поддержать участников.
В качестве своей первой европейской гонки в составе команды US Postal он выбрал июньский «Тур Люксембурга». Гонка продолжалась четыре дня, и, хотя в день участникам приходилось преодолевать по 150 километров, соперники были не так уж сильны, и Лэнс победил.
Лэнс с женой снимал маленькую квартиру в Ницце. Команда готовилась к «Тур де Франс», и девять участников отправились на сборы. Горски спросил Армстронга, не хочет ли тот присоединиться, но Лэнс даже не рассматривал такого варианта и отказался от участия. В июле 1998 года лучшие девять гонщиков отправились на «Тур де Франс», а Армстронг вернулся в США и принял участие в местной многодневной гонке, популярной среди любителей высокого уровня и профессионалов. Армстронг с помощью товарищей по команде, в том числе при поддержке двадцатипятилетнего Джонатана Вотерса, который уже четыре года был в большом спорте, легко выиграл гонку.
После соревнований у Армстронга взяла интервью небольшая местная газета. Когда журналист сравнил его с Лемондом, Лэнс вспылил и назвал Лемонда толстожопым. Лемонд принимал участие в автогонках, и об этом стало известно после его небольших успехов. Армстронг заявил репортеру, что Грегу нужно вылезти из машины и вернуться в велоспорт. Лемонд узнал о публикации от приятеля, который отправил ему статью по почте, и был крайне удивлен внезапными нападками в свой адрес. Ведь за несколько месяцев до этого Лемонд специально приезжал на «Гонку за розу», чтобы поддержать благотворительную акцию! Лемонд был уязвлен, но быстро выкинул это из головы, списав комментарии Армстронга на счет морального расстройства после тяжелой болезни.
В 1998 году «Тур де Франс» начинался в Дублине. Иногда этапы гонки проводились за пределами Франции, чтобы повысить международный интерес к событию. Команда US Postal со всем своим оборудованием, в том числе с машинами, отправилась в Ирландию на пароме из Бельгии и по расписанию прибывала поздно ночью. Эмма О’Рейли, массажистка и ассистентка команды из Ирландии, собиралась встречать их в дублинском порту.
В ожидании парома она заметила несколько ирландских таможенников, патрулировавших территорию, и поинтересовалась, что они ищут. Они ответили, что ждут паром, чтобы проверить машины американской команды, прибывающей из Бельгии. О’Рейли заволновалась. Она знала, что некоторые гонщики команды использовали запрещенные препараты, но постаралась ничем себя не выдать перед инспекторами. Молодая жгучая брюнетка подключила все свое обаяние. Она сказала таможенникам, что люди, с которыми она работает, профессионалы высшего уровня. Было уже поздно, около двух часов ночи, и, если им, представителям спортивной элиты, уставшим с дороги, придется ждать, пока закончатся какие-то дурацкие таможенные процедуры, они могут разозлиться и устроить большой скандал. Расположив их к себе, она сказала, что сама не хочет связываться с этими капризными мужиками. Таможенники, казалось, купились на ее уговоры и оставили в покое членов команды и их машины в покое.
Ассистенты команды играют важную роль в жизни велокоманды. В их обязанности входит все, начиная от массажа ног гонщиков после гонки и наполнением их бутылок водой и заканчивая, в некоторых случаях, контрабандной перевозкой допинга через границу. Внезапно некоторые из этих безвестных помощников получают свои пятнадцать минут славы, становясь объектами пристального внимания международного спортивного сообщества. На следующий день после прибытия парома О’Рейли от кого-то из команды узнала, что бельгийский врач и ассистент конкурирующей команды Festina Вилли Воэ был задержан таможенниками на границе Бельгии и Франции по пути на «Тур де Франс». Во время обыска машины они обнаружили у него 400 ампул запрещенных препаратов, в том числе ЭПО, и арестовали.
Сначала Воэ настаивал на том, что это вещества для личного пользования, но с учетом количества найденного такие отговорки казались смешными. Через несколько дней он изменил легенду и признался, что вез ЭПО и другие препараты велогонщикам своей команды, которая участвовала в «Тур де Франс». Французский изготовитель часов фирма Festina вложила в команду огромные деньги, чтобы она могла позволить себе работать с лучшими профессионалами, в том числе с Воэ. А теперь он сидел в тюрьме где-то во Франции.
В Ирландии гонка проходила три дня, а потом переместилась во Францию. Через неделю после ареста Воэ полицейские ворвались в номера членов команды Festina и вызвали их всех на допрос. Во Франции использование запрещенных средств в спорте считается преступлением, даже если некоторые из допинговых препаратов, как, например, ЭПО, не были запрещены официально. Гонщиков и официальных представителей команды не просто сняли с участия в соревнованиях – их привлекли к ответственности. Даже организаторы «Тур де Франс» были вызваны на допрос в полицию, где им задавали вопросы о том, знали ли они, что спортсмены употребляют допинг прямо у них под носом.
События повлекли за собой волну страха среди гонщиков и руководства американской команды. Им предстояло снова добираться на пароме в Европу, и они решили выбросить некоторые препараты за борт. Позже врач команды Педро Селая вылил остатки лекарств в туалете командного автобуса где-то во французских полях.
Гонка продолжалась, и напряжение между французской полицией и велогонщиками росло. Утром перед двенадцатым этапом все участники соревнований сели на дорогу рядом со своими велосипедами в знак протеста. Французский гонщик Лоран Жалабер объявил, что спортсмены отказываются продолжать из-за произвола французской полиции.
Однако полицию протест не остановил. Через несколько дней после забастовки полицейские наведались в номера к голландской команде TVM. Там они обнаружили маскирующие агенты, которые скрывали следы допинга в моче. Некоторых спортсменов вызвали на допрос.
Велогонщики снова выразили протест. На следующий день во время прохождения семнадцатого этапа гонки человек двадцать остановились и сняли свои номера. Они проехали остаток этапа вместе и так же вместе пересекли финишную черту. Результаты были аннулированы. На восемнадцатом этапе только пятнадцать из двадцати одной команды остались в гонке. Остальные либо были сняты с соревнований, либо ушли сами в знак протеста.
Никто из гонщиков или персонала американской команды не был разоблачен или снят с гонки, и тем не менее они пострадали. Том Визель пригласил Марго Майерс, начальницу рекламного отдела US Postal, посмотреть на соревнования из окна служебной командной машины. Он рассчитывал показать ей всю красоту спорта, которую спонсировала ее организация. Вместо этого она увидела серьезное сражение спортсменов и полиции из-за допинга. Это было похоже на сидячие забастовки 1960-х, только вместо хиппи бастовали профессиональные спортсмены в облегающих трико.
Допросы французской полиции были, наверное, главной темой всех разговоров на гонке в тот год, но Майерс все же удалось неплохо провести время. В конце концов, она была во Франции и не упустила возможность выпить хорошего вина и отведать блюда изысканной кухни с Визелем в лучших ресторанах Франции. Майерс встретилась с легендами спорта, такими как пятикратный победитель «Тур де Франс» бельгиец Эдди Меркс или Мигель Индурайн, победивший в ней пять раз подряд.
Ближе к концу гонки, сразу после забастовки, Майерс с Визелем сидели на открытой террасе дорогого французского ресторана. Они пили вино, угощались изысканными блюдами. Их заметил Грег Лемонд, который по случайности оказался в том же ресторане, и подошел поздороваться. Лемонд позже перескажет эту встречу под присягой на допросе. Он тогда был во Франции с группой богатых американцев, которых привез на велосипедный туристический тур. Для Майерс встретить Лемонда в пафосном ресторане во Франции было намного более удивительно, чем познакомиться с Мерксом или Индурайном. Лемонд был известен, он был единственной звездой американского велоспорта и сам подошел к ней поздороваться. Как потом вспоминал Лемонд под присягой, разговор принял интересный оборот, раскрывший отношение Визеля к допингу.
– Спасибо за вашу поддержку нашего спорта, – сказал Лемонд.
– Мы с удовольствием спонсируем эту команду, – ответила Майерс.
– Мне очень жаль, что в этом году вам пришлось смотреть на весь этот балаган. Предстоит еще многое сделать, но спорт становится чище, – сказал Лемонд.
Вмешался Визель:
– Да все это чушь собачья. Спортсмены так и будут принимать все что хотят.
Майерс не удивилась, и Лемонд решил, что она уже слышала это от Визеля, когда разгорелся скандал с командой Festina. Лемонд чрезвычайно удивился: он не думал, что владелец команды может так открыто признавать допинг – американец перед лицом американского спонсора! (На самом деле, как нам потом сказала Майерс, Визель убеждал ее, что их команда была чистой, и она ему поверила.)
Лемонд встал из-за стола с тяжелым чувством. Он беспокоился о будущем спорта и здоровье спортсменов. Как и многие, он понимал, что провал Festina стал переломным моментом для велоспорта, точкой, в которой главным спортсменам нужно принимать решение: либо велоспорт отказывается от допинга, либо велосипедистам нужно быть впредь осторожнее.
После того разговора с Визелем Лемонд вздохнул с облегчением: он ничем не связан с его командой. Он чуть было не вошел в ее состав, но Горски аннулировал соглашение, к которому они пришли с Лемондом в Миннесоте. Сначала Лемонд чувствовал себя обманутым, но теперь понял, что его уберег бог.
Лемонд закрыл все свои вклады в банке Визеля, хотя они приносили ему большую ежегодную прибыль. Они с Кэти зашли повидаться с Визелем в его офис в Сан-Франциско. Визель хвастался свой коллекцией картин, которая была развешана по стенам его офиса и стоила миллионы долларов. Визель произвел на них плохое впечатление, и они решили вложить деньги в другой банк.
Лэнс набирался сил, и теперь тренировки стали для него важны как никогда. Он маниакально следил за тем, что он ест, сколько времени отдыхает между тренировками, точно измерял расстояние, которое проезжал, и сколько усилий ему это стоило. Требовалось восстановить силы. Химиотерапия и отсутствие тренировок в течение долгого времени ослабили его, и приходилось заново наращивать мышцы.
Потеря мышечной массы имела, впрочем, и положительный эффект. Это можно сравнить с пожаром в лесу, который очищает его от ненужной поросли и сухих деревьев. Благодаря тренировочной программе Феррари он работал над развитием именно тех мышц, которые были ему нужны для работы. В августе он отметил, что подниматься в гору стал немного быстрее и мог выдерживать более ровный темп, чем раньше.
Лэнс и Кристин с оптимизмом смотрели в будущее и даже купили дом в Ницце. Армстронг хранил свои ампулы с ЭПО в холодильнике в отсеке для масла, поэтому и стал называть его маслом. Если бы французская полиция пришла с обыском, то Кристина с Лэнсом могли бы так предупредить друг друга.
Армстронг и его товарищи по команде опасались, что полиция найдет у них ЭПО, однако абсолютно не боялись допинговых тестов, потому что в то время тестов, которые могли бы определить наличие препарата в организме, просто не было. Но Международный союз велосипедистов разработал новый анализ крови, который выявлял гонщиков с высоким уровнем гематокрита. Максимально высокий естественный уровень гематокрита у человека находится в пределах 50 процентов; гонщика, у которого этот уровень оказывался выше, отстраняли от гонок на две недели. У команды был план и на такой случай. Как правило, гонщики и администрация команды заранее узнавали о предстоящих тестах, и врачи команды успевали вколоть спортсменам соляной раствор, который постепенно снижал уровень гематокрита. Эти суетливые порывы демонстрировали, что Международный союз велосипедистов не намерен серьезно бороться с применением ЭПО, а просто пускает пыль в глаза, имитируя бурную деятельность.
В конце августа Феррари сказал Армстронгу, что у него теперь достаточно сил, чтобы соревноваться в гонке «Вуэльта Испании». Это был его первый Гранд-тур после болезни, и перед ним стояла задача просто финишировать. Он не строил предположений о том, насколько успешным окажется для него гонка, но знал, что от всех других спортсменов, работающих в полную силу весь сезон, его отличает одно: он сравнительно хорошо отдохнул.
Старт был в сентябре. К концу первой недели гонки Армстронг был на двадцатом месте, а в конце следующей недели поднялся на пятое. На большинстве этапов он чувствовал себя хорошо, и его коллеги по команде должны были теперь помочь ему удержать позицию.
Однажды вечером где-то на середине гонки товарищ Лэнса по команде Вотерс зашел к нему в номер за ноутбуком. Пока он сидел в номере, Лэнс отправился в ванную чистить зубы, потом появился с зубной щеткой в руке и с бравадой достал шприц с ЭПО и воткнул себе в живот. Вотерс никогда раньше не видел, как он это делает, хотя ни для кого не было секретом, что они оба принимают допинг. Селая вносил уровень гематокрита всех своих спортсменов в таблицу, и Армстронг отслеживал показатели своих товарищей, поэтому прекрасно знал, кто употребляет ЭПО. Без ЭПО уровень гематокрита у велогонщика за многодневную велогонку мог снизиться до 30 процентов; у тех же, кто принимал ЭПО, оставался одинаковым на протяжении всей гонки.
Армстронг удерживал свою позицию. 25 сентября он был на девятом месте перед финальным горным этапом – двухсоткилометровой трассой с финишем после двухкилометрового подъема. Погода стояла ветреная и холодная, на горных вершинах температура была около нуля. Езду на велосипеде в такой холод можно сравнить с нырянием в прорубь. Армстронг решил, что этот день – самый сложный и это будет его день.
До подъема он ехал с лучшими гонщиками мира – Роберто Эрасом, Хосе Марией Хименесом, Фернандо Эскартеном, Андреем Зинченко. Но Армстронг не отставал от них и вместе с ними пересек финишную черту под холодным дождем. В конце этапа он поднялся в турнирном списке на шестое место. На следующий день Лэнс финишировал третьим в гонке с раздельным стартом и в итоге закончил гонку на четвертом месте в общем зачете.
Те, кто помнил, как ездил Армстронг до своей болезни, говорили, что он стал другим человеком. Он ждал подходящих моментов для атаки, берег силы, где это было возможно. Он стал более зрелым гонщиком, лучше разбирался в тактике. Несмотря на то что в нем больше не было той взрывной силы, благодаря которой он выигрывал однодневные гонки, он стал сильнее морально, что позволяло ему проходить длинные, холмистые участки трассы день за днем.
Успех на «Вуэльте Испании» и на других европейских стартах принес Армстронгу не только новую уверенность в своих силах, но и новые доходы. Для того чтобы мотивировать его чаще участвовать в европейских гонках, в его договор внесли пункт о том, что он будет получать дополнительные деньги за очки, которые он зарабатывал, занимая хорошие места в гонках. Раньше эти деньги выплачивались Montgomery Securities, но в 1997 году банк Тома Визеля приобрел NationsBank, который затем вошел в состав холдинга BankAmerica (впоследствии Bank of America). Визель старался взять под контроль подразделения своей компании. В сентябре 1998 года, когда Армстронг показывал прекрасные результаты в Испании, Визель, наконец, покинул компанию, владельцем которой когда-то был, и с большой радостью сообщил руководству Bank of America, что теперь они должны Лэнсу Армстронгу, велогонщику, о котором, скорее всего, никогда и не слышали, больше миллиона долларов. Потом Визель купил у них Montgomery Sports за один доллар и произвел ее слияние с компанией Стива Диссона Disson Furst and Partners, которую тот основал несколькими годами ранее.
Во время гонки «Вуэльта Испании» бывший велогонщик Йохан Брюнель подошел к Армстронгу в конце одного из этапов и сказал: «Вот это результат!» Армстронгу было приятно. Их встреча была короткой, но достаточной для того, чтобы Брюнель увидел сосредоточенность во взгляде Армстронга, которой он никогда не видел за все то время, что соревновался с ним раньше, – стремление победить, идущее изнутри, пронизывающее его всего. Раньше Брюнель видел в соперничестве Армстронга мелочность, которую можно было сравнить с тем, как чокнутый дядя хочет обыграть своего племянника в пинг-понг или как молодой парень на своей первой машине изо всех сил старается обойти друга наперегонки. Но теперь в глазах Армстронга была новая глубина.
На следующий день у Брюнеля зазвонил телефон. Это был Лэнс. Вдохновленный своим достойным финишем, он сказал ему, что команде не хватает структурированности. «Можно, тебе позвонит Горски?» – спросил Армстронг. Брюнель не знал, что имеет в виду Лэнс, но подумал, что ему предложат консультировать команду, и согласился.
Всего несколько недель назад Брюнель был таким же велогонщиком, как Армстронг. Он был на том «Тур де Франс», где разыгрался допинговый скандал, и тоже сидел на шоссе, протестуя против полицейских рейдов и преследования спортсменов из-за допинга. Он вырос в помешанной на велоспорте Бельгии и все детство участвовал в гонках. Хотя никто не видел в нем большого потенциала, он был довольно сильным соперником, с ним считались на юниорских соревнованиях, и, к его удивлению, в 1992 году пригласили в испанскую команду ONCE.
Через пару дней ему позвонил Марк Горски: «Лэнс сказал, что вы хотите стать директором команды?» Этого Брюнель не ожидал услышать. Место, которое ему предлагалось, было уже занято Джонни Вельцем, который сместил Эдди Би. Армстронг был недоволен Вельцем, которому, по его мнению, не хватало опыта в тактике. Он решил снять его с этой должности и убедил Визеля и Горски назначить на должность directeur sportif Брюнеля. Этот термин переводится с французского как «спортивный директор», но в велоспорте означает главного тренера. Спортивный директор решает все, начиная от того, что будет есть команда на ужин, до распределения тактических ролей для каждого участника команды.
Брюнель, удивленный внезапным и щедрым подарком судьбы, согласился.
Как велогонщик он считался отличным стратегом. Он начал участвовать в соревнованиях еще до того, как спортсмены стали использовать рации для связи с директором команды. А значит, большую часть информации получал либо непосредственно следя за участниками, либо из табличек, на которых ассистенты писали мелом подсказки. Когда группа выходила в отрыв, мотоциклисты выезжали вперед и секундомером измеряли разницу, а затем записывали число мелом на дощечке. Чтобы определить, кто был лидером общего зачета в тот или иной момент, и в зависимости от этого принять стратегическое решение о том, когда задержаться или спринтовать, спортсменам приходилось запоминать позиции каждого соперника в турнирной таблице и потом в уме высчитывать их место. Например, если в трехминутный отрыв выходил спортсмен, который в турнирной таблице отставал на две минуты, это значило, что он выиграет гонку с преимуществом всего в одну минуту – так можно было определить свою задачу. С другой стороны, если все гонщики в отрыве отставали больше чем на пятнадцать минут согласно турнирной таблице, то лидеру гонки не было никакого смысла их догонять. Помимо невероятной выносливости велогонщикам требовалось много думать и принимать серьезные стратегические решения, и Брюнель был мастером в этом деле.
Брюнель тут же начал обсуждать с Армстронгом цели на следующий сезон. Лэнс собирался участвовать в тех же соревнованиях, в которых он выступал до болезни, – однодневных классических гонках и чемпионате мира. У Брюнеля на его счет были другие планы: если Армстронг смог финишировать четвертым в «Вуэльта Испании», то почему бы ему не попытаться выиграть «Тур де Франс»? Армстронг и финишировал-то в ней с трудом. «Выиграть?» – спросил он недоверчиво.
Брюнель привел свои доводы. Раньше Армстронг побеждал в этапах «Тура», а это значит, что он может выступать на достойном уровне. Ему не хватало только выносливости для горных участков, но ведь он никогда не тренировался специально для «Тур де Франс». Он изводил себя подготовкой к классическим гонкам и чемпионатам мира. В том сезоне почти случайно раскрылся его потенциал: он смог после нескольких гонок хорошо показать себя в испанской многодневке. Что он сможет сделать, если сосредоточит свои силы только на подготовке к «Тур де Франс»?
Человек, победивший рак, побывавший на грани жизни и смерти, возвращается, чтобы выиграть «Тур де Франс», – ради такой перспективы стоило рискнуть! Армстронг заработал миллион долларов за счет бонусов, пока восстанавливал свои силы после болезни. Если он выиграет «Тур де Франс», то в несколько раз увеличит свой доход.
Долго убеждать Лэнса в том, что он может выиграть французскую гонку, не пришлось, пусть почти никто в него не верил. Той зимой Армстронг гостил у родителей Кристин в Миннеаполисе, и однажды к ним на ужин были приглашены Грег и Кэти. Армстронг объявил о своем намерении принять участие в «Тур де Франс» в следующем, 1999 году. «Я собираюсь выиграть “Тур де Франс” четыре раза», – заявил он.
«Ого», – присвистнул Лемонд, так как не знал, что и сказать. Он был свидетелем становления Армстронга, знал его физиологию и думал, что у него не было ни единого шанса выиграть крупнейшую гонку мира, но он ему подыграл и во всем поддержал.
По дороге домой Грег сказал Кэти: «Мне его жаль, он бредит».
В то же время Лэнс дистанцировался от людей, которые больше всех отдавали ему время и силы, чтобы помочь преуспеть, в том числе от своей матери, чей третий брак трещал по швам, и Джей Ти Нила, который сражался за жизнь и проходил очередной курс химиотерапии. Он также был в серьезном разладе со своим лучшим другом и товарищем по спорту Джоном Кориотом, который вложил душу в организацию фонда. У Кориота случились разногласия с правлением фонда, которое пыталось его выгнать. Когда Лэнс принял сторону правления, даже не переговорив с ним заранее и не услышав его версию событий, Кориот почувствовал себя оскорбленным и обманутым. Он братски любил Лэнса и особенно привязался к нему во время его болезни. С того дня они не разговаривали три года.
Межсезонье Армстронг с Брюнелем провели в разработке плана и тренировках. Им помогал Феррари. Он обследовал Армстронга на горных подъемах, оборудовал его велосипед датчиками мощности, которые показывали, сколько усилий он прикладывает, педалируя. После каждого подъема он записывал максимальный показатель в ваттах и делил его на вес Лэнса, а результат заносил в свои таблицы и на основе этих показателей вносил коррективы в следующую тренировку. Средний велогонщик выдает 2–3 ватта на килограмм тела. Феррари подсчитал: чтобы выиграть «Тур де Франс», Армстронгу нужно выдавать около 6,5 ватта на килограмм. Такой расчет он смог сделать после тщательного изучения многих лучших гонщиков в пелотоне. Помимо математических способностей Феррари обладал четким пониманием, что мог и чего не мог допинг. Он прекрасно знал, что допинг не может чудесным образом превратить посредственного спортсмена в великого. Но он помогал спортсменам удерживать максимальную скорость долгое время. Например, Армстронг мог выдавать 400 ватт в течение получаса на горном подъеме, но мог ли он выдавать их на каждом подъеме «Тур де Франс»? Наверное, все же нет. А благодаря регулярному употреблению ЭПО или переливаниям крови такой темп он выдерживать мог.
Армстронгу нужно было преодолеть тысячи километров на тренировках, чтобы достичь этой цели. Ему нужно было стать сильнее, похудеть, ведь время гонки неумолимо приближалось. В последние месяцы перед стартом он только ездил на велосипеде и спал. Это была тяжелая одинокая жизнь без жены. Пока Армстронг был в Ницце, Кристина оставалась в Остине и пыталась забеременеть через экстракорпоральное оплодотворение от спермы, которую Армстронг сдал в банк до химиотерапии. Она начала вести дневник возвращения Армстронга в спорт, который надеялась однажды показать своим детям.
Весной Армстронг проехал многие горные участки трассы будущей «Тур де Франс». Поднимаясь в горы, велогонщики быстро понимали, что градус наклона на склонах неравномерен. На одних участках дорога более крутая, на других пологая. На дорогах были повороты; многое зависело и от качества покрытия. У каждого спортсмена есть свои предпочтения. Кому-то проще ездить по крутым трассам, другие любят более ровные участки. Феррари и Брюнель пытались узнать, какие дороги нравятся Армстронгу, чтобы выбрать место для наилучшей атаки. На тех трассах, которые ему не нравились, он должен был тренироваться больше времени, чтобы побороть свои слабости. Эти маленькие хитрости должны были добавить уверенности Армстронгу перед соперниками, многие из которых впервые знакомились с трассой только на самой гонке.
24 апреля Армстронг финишировал вторым в гонке «Амстел Голд», уступив в спринте голландцу Майклу Боогарду. Сильный финиш был хорошим знаком для Лэнса, но в то же время отношения Армстронга с Фрэнки Эндрю, которому была отведена ключевая роль в планах на самую важную гонку, трещали по швам.
Ссора началась за несколько дней до этого, когда беременная Бетси в письме Кристине рассказала об анониме, который на интернет-форуме, посвященном велоспорту, интересовался, какая мать получится из жены Армстронга, и предположил, что ей лучше нанять няню. Бетси бросилась защищать свою подругу, сказав, что Кристина не та мамаша, которая отдаст своих детей на воспитание няням. Но, прочитав письмо, Кристина расплакалась и позвонила Лэнсу, который вспылил и позвонил Фрэнки. Он отругал его за то, что тот косвенно стал причиной слез его жены. Фрэнки позвонил Бетси, требуя объяснений.
«Причина в чем-то другом», – сказал он Бетси, прочитав их переписку.
Теперь уже Фрэнки злился на Лэнса за вспыльчивость и раздувание несуществующих проблем. Несколько дней оба мучились, пытаясь выяснить, кто прав.
21 апреля Бетси отправила едкое письмо по электронной почте:
Даже не начинай. Ты можешь сколько угодно выделываться перед другими людьми, пока они это терпят. Я терпеть не собираюсь, да и не должна. Мы с Кристиной все удалили, у нас все хорошо.
Извини, Лэнс, я не собираюсь потакать тебе, как все остальные.
Перед стартом «Амстел Голд» Лэнс натолкнулся на Фрэнки.
– Извини, – сказал Лэнс.
– Да пошел ты! – ответил Фрэнки.
– В чем дело? – удивился Лэнс.
– Ты создаешь проблемы на пустом месте, – ответил Фрэнки. – Делаешь из мухи слона. Ведешь себя как придурок.
– Как придурок? Да пошел ты в задницу.
Они выкрикивали друг другу оскорбления. Лэнс не мог держать себя в руках и начал угрожать Фрэнки.
– Ты еще пожалеешь, что связался со мной! Ты ответишь за это! Во Францию ты не поедешь, можешь не сомневаться. У меня есть власть. Я могу! – вопил он.
– Не испугал, – ответил Фрэнки.
Они не разговаривали два месяца. Когда у Фрэнки родился сын, он оповестил об этом всех, кроме Армстронга. Лэнс был взбешен: он считал, что Фрэнки ведет себя непрофессионально. За пару недель до «Тур де Франс» Армстронг по электронной почте отправил Фрэнки письмо следующего содержания.
«Тур де Франс» уже совсем скоро, Йохан определяется с составом команды, и я могу совершенно точно сказать, что ты НЕ едешь. Весь год я работал только на эту гонку, и я к ней готов, и мой вклад значим. Хоть я и злюсь на тебя, я понимаю, что мне нужна помощь, читай поддержка, в июле, а ты один из сильнейших гонщиков команды. Так почему ты не будешь участвовать? Потому что, и я тут ни при чем, другие заметили, что в этом году твое отношение к команде изменилось. Вряд ли ты резко превратился в эгоиста. Наверное, ты просто адски устал в ожидании своего ребенка, но вряд ли это единственная причина твоего расстройства? Какой бы она ни была, по тебе заметно.
Фрэнки, мне не хочется рушить семилетние отношения из-за двух непростых месяцев, и я знаю, что ты хочешь попасть в команду на «Тур де Франс» и остаться с нами в следующем сезоне, но нам важно знать, что ты верен нам.
Он также переслал ему письмо Бетси от 21 апреля с припиской: «Хотя мне было и противно, я знал, что оно не стоит ответа, но все равно надеюсь, что в будущем твоя жена станет держать свое мнение при себе».
Фрэнки написал длинный ответ, закончив такими словами: «Если команда видит проблему в моем отношении, неверности, эгоизме или в чем-то еще и ты не хочешь, чтобы я помогал на “Тур де Франс”, тогда скажи Йохану, пусть купит мне билет домой. Меня ждет ребенок. Периодически буду выходить в интернет. Если хочешь, позвони, или можем увидеться в Ницце, если хочешь поговорить».
В конечном счете они уладили все разногласия, и Фрэнки вошел в состав команды главной гонки года. Он был самым опытным в команде, и он был нужен Армстронгу. А Фрэнки нужны были деньги, которые ему принесло участие в гонке, но их отношения охладели. Фрэнки считал, что увидел настоящее лицо Лэнса Армстронга, и оно ему не понравилось. А Лэнс начал задумываться о том, насколько может доверять Фрэнки.
Готовясь к гонке, все команды столкнулись с дилеммой: или продолжать принимать допинг, усилив меры безопасности, или отказаться от него вообще. И без того строгий французский закон был ужесточен, и суровое наказание ждало всех, кто был пойман на ЭПО или других запрещенных препаратах. Некоторые французские команды решили от греха подальше честно прекратить использование допинга перед «Тур де Франс».
Армстронг и Брюнель не собирались соревноваться чистыми. ЭПО был главной частью их плана, который должен был привести Армстронга к победе. И никто из них не верил, что остальные команды откажутся от допинга, несмотря на всю пропаганду. Для команды US Postal допинг значил много.
В начале сезона 1999 года команду покинул Педро Селая, который казался Армстронгу слишком консервативным. Несмотря на то что Селая помогал команде с допингом, он старался убедить их в том, что на многое они способны и без допинга. «Так мы скоро будем вообще чистыми гоняться, – однажды заметил Армстронг в разговоре с Джонатаном Вотерсом, намекая на скупость Селаи на стимулирующие средства. – Он меряет температуру даже перед тем, как дать простую таблетку кофеина». Армстронг настолько волновался, что из-за такого врача члены команды недополучат нужные дозы, что в 1998 году на чемпионате мира в Нидерландах поручил Кристине сделать работу за него, и ей пришлось паковать таблетки кортизона, чтобы передать их Вотерсу и другим членам команды.
Брюнель нашел в команду нового врача – Луиса Гарсиа дель Мораль, которого прозвали el gato negro – «черный кот». Каждая профессиональная команда в Европе должна была иметь своего врача, в обязанности которого помимо наблюдения за здоровьем гонщиков входила разработка хитрых допинговых программ. Только высококлассные спортсмены, такие как Армстронг, могли себе позволить личных врачей, но Лэнс, например, оплачивал работу Феррари и для Хэмилтона. С остальными работал дель Мораль, который жил в Валенсии. У него была небольшая клиника, где, помимо прочего, проходили реабилитацию спортсмены после травм и приобретался любой допинг. После многих лет работы с велогонщиками, футболистами, звездами тенниса он стал экспертом в области стимуляторов.
Мораль оказался менее консервативным, чем Селая. Он восхищался эффектом, который производит допинг на организм спортсменов; тем, что можно было взять гонщика, который не справлялся с работой в пелотоне профессионалов, и поднять его на новый уровень, назначив правильное сочетание уколов и таблеток. В его глазах это была вершина медицины, и, конечно, роль врачей в этом деле была намного более важной, чем у терапевтов и семейных врачей, которые прописывали антибиотики и успокоительные своим пациентам-ипохондрикам.
Мораль должен был следить за тем, чтобы команда в течение сезона получала нужные вещества «под завязку» и ни в чем не нуждалась. На сборах до начала сезона он появлялся, вооруженный таблицами с подробным долгосрочным допинговым планом для каждого спортсмена. Команда выработала систему приема допинга. Каждый третий или четвертый день на «Тур де Франс» спортсмены собирались в фургончике. Вслед за ними туда заходил сам Мораль или его помощник Хосе «Пепе» Марти со шприцами, заправленными ЭПО. Сделав уколы, спортсмены прятали шприцы в жестяные баночки из-под напитков. Мораль тут же уходил и быстро избавлялся от банок. Кроме ЭПО он давал членам команды кортизон и актовегин – вытяжку из крови телят, которая, по его мнению, способствовала поступлению кислорода в мышцы.
На случай если французская полиция решит провести обыск у команды, Армстронг и некоторые другие велогонщики в команде, в том числе американцы Тайлер Хэмилтон и Кевин Ливингстон, принимали дополнительные меры предосторожности. Они наняли француза по имени Филипп Мэр, который работал садовником на вилле Армстронга в Ницце, чтобы тот тайно доставлял им ЭПО. Они называли его Мэр Мотомен, потому что он доставлял ЭПО в холодильных камерах на своем мотоцикле.
Гонка приближалась, и Армстронг впервые подходил к ней, имея долгосрочную цель. Если он хотел победить, ему нужно было заранее обдумать свою стратегию и решить, как ехать и где беречь силы.
На «Тур де Франс» каждый год новый маршрут. В 1999 году пролог был семикилометровой гонкой с раздельным стартом. Первые этапы проходили на равнинной трассе. Восьмой этап был разделкой. Затем начались горные этапы. Самыми важными были два альпийских: первый заканчивался подъемом на Сестриере, второй – на вершине одной из самых известных гор гонки Альп-д’Юэз. На третьей неделе два этапа проходили в Пиренеях, и в предпоследний день соревнований – снова гонка с раздельным стартом. Хорошей новостью для Армстронга стало то, что в гонке не принимали участие немец Ян Ульрих и итальянец Марко Пантани. Чемпион 1997 года Ульрих получил травму. Пантани попался на анализах, уровень его гематокрита на «Джиро д’Италия» превысил 50 процентов, и он не был допущен к соревнованиям.
Армстронг начал гонку с неожиданной победы в прологе 4 июля. Увидев Армстронга в желтой майке лидера, Билл Стэплтон с женой Лорой не могли сдержать слез. После всего, что Армстронгу пришлось пережить, для Стэплтона настал самый жизнеутверждающий момент в жизни. И это было только начало.
На следующий день Армстронг лишился желтой майки, но это не противоречило их плану. Время настоящей гонки еще не пришло.
Гонка с раздельным стартом в городе Метц должна была быть последней. Даже до болезни Армстронг не был достаточно сильным на разделках, а теперь он вдруг показал впечатляющий результат, обогнав на 58 секунд швейцарца Алекса Цулле, который пришел вторым. Армстронг снова лидировал в гонке на 2 минуты 20 секунд. Никто во Франции не мог поверить в происходящее.
Не мог поверить в это и Грег Лемонд, сопровождавший группу велосипедистов, которые путешествовали вдоль трасс «Тур де Франс». Когда Лемонд увидел, что Армстронг лидирует с таким большим отрывом, он решил, что, возможно, Лэнс был не так уж безумен, когда говорил, что может выиграть «Тур де Франс».
Через два дня начинались горные этапы, и Лемонд волновался за Армстронга и его навыки подъема в гору. Он хотел его поддержать, отправился к старту первого горного этапа и нашел командный автобус. В автобусе Лемонд увидел Армстронга.
– Мужик, да ты просто летаешь. Невероятно. Я очень за тебя рад, – сказал он.
– Спасибо, – ответил Лэнс.
– Должен сказать, что если ты так проехал разделку, то и на горных этапах у тебя все получится. Пусть не смеют говорить, что ты «раздельщик», а не «горняк». Если ты смог сейчас так откатать, то сможешь выиграть «Тур де Франс».
– Я знаю, – снисходительно ответил Лэнс.
Лемонд был обескуражен самонадеянностью Армстронга и его неуважением. Он вышел из автобуса, чувствуя себя идиотом, потому что решил поддержать Лэнса, которому это было совершенно не нужно.
На следующий день на последнем подъеме Армстронг оказался в небольшой группе лучших «горняков», среди них находился и Цулле – его главный соперник. Вдруг Армстронг приподнялся из седла и начал спринтовать в горку. Было что-то почти зловещее в этом восхождении темным дождливым днем, его ярко-желтая майка была едва различима среди мерцающих огней.
Такую атаку он мог бы спокойно сделать на коротком подъеме в Филадельфии или на одной из классических гонок. Но на Сестриере, длиной два километра! На этой громаде! На следующий день предстоял подъем на Альп-д’Юэз. Казалось, что Лэнс атакует слишком быстро, что он сошел с ума и решил себя прикончить. Но он и не думал замедляться. Он продолжал сокрушать подъем, делал широкие повороты на изгибах трассы. Армстронг в желтой майке и синей кепочке US Postal в одиночку пересек финиш. Он лидировал в гонке больше чем на шесть минут!
Фотография, на которой Армстронг пересекает финиш под проливным дождем, облетела весь мир. В тот день Армстронг обрел мировую известность.
Лемонд следил за гонкой в гостинице недалеко от трассы с группой туристов. Когда Армстронг покорил Сестриере, все в номере, в том числе Лемонд, закричали от радости как сумасшедшие. Кроме одного человека. Бывший механик команды Festina Сириль Перрен похлопал по плечу Лемонда и тихо сказал:
– Sur le jus[11].
Лемонд понял, что он имеет в виду: Армстронг был под допингом. Но откуда это мог знать механик?
– С чего ты взял? – спросил Лемонд под звуки всеобщего ликования.
– Не прилагает усилий, – ответил Перрен. – Посмотри в его глаза, посмотри, как он дышит.
Перрен стал рассказывать, что велогонщики сейчас используют мощные допинговые коктейли, благодаря которым поднимаются в гору без усилий. «Они совсем не чувствуют боли», – сказал он Лемонду.
Лемонд не обращал на его слова внимания и продолжал торжествовать. Он был очень рад возвращению Лэнса и не хотел думать о допинге. Он верил, что после истории с командой Festina спорт очистился, однако неприятный осадок после слов Перрена остался. Впрочем, он скоро о них забыл.
Бетси Эндрю смотрела гонку по телевизору, нянчась со своим «маленьким Фрэнки». Увидев, как ее муж поднимается на Сестриере, она не могла поверить своим глазам. Она никогда не видела, чтобы он так когда-нибудь ездил. Бетси позвонила Бекки Раст, жене Джеймса Старта, одного из фотографов команды.
– Ты смотришь? Видишь, как Фрэнки тянет? – сказала она.
– Да, просто отлично! – ответила Бекки.
– Ведь он не «горняк». Он не должен так ехать.
Бекки на том конце провода замолчала. Бетси уже рассказывала Бекки о том, что случилось в больничной палате, и теперь обе знали, что значит невероятный результат Фрэнки на горном этапе: он принимал допинг. Бетси сильно разозлилась. Тем же вечером она позвонила Фрэнки.
– Что это такое? – спросила она.
– Ты о чем?
– Ты же не умеешь подниматься в гору. Ты же говорил, что завязал! Сколько уже это продолжается?
– Я не хочу это обсуждать, – ответил Фрэнки.
– Нет, мы будем это обсуждать!
– Я устал.
– Я не потерплю этого. Слышишь? – крикнула Бетси и бросила трубку.
На следующий день Армстронг увеличил свой отрыв больше чем на минуту. К тому времени он так уверенно лидировал, что его команда прекратила принимать ЭПО и другой допинг за неделю до конца гонки. Им уже нечего было бояться.
Пока Армстронг ехал вперед к победе, пресса смаковала подробности. Человек, победивший рак, лидировал в сложнейшей гонке, превосходя не только всех остальных спортсменов, но и свои прошлые достижения. Французская газета Le Monde назвала это главным достижением в истории спорта. New York Times сравнивала это с отправкой «человека на Луну», и не только потому, что у Нила[12] и Лэнса были одинаковые фамилии. Врачи Армстронга называли это научным чудом.
Вечером 14 июля, после того как Армстронг закрепился в лидерах на Альп д’Юэз, он пригласил Абта на ужин с командой в ресторан на вершине горы. Армстронг желал, как напишет через несколько дней после встречи Абт в своей статье, обсудить «инсинуации», появлявшиеся в европейской прессе по поводу его победы. Поглощая одну тарелку ризотто за другой, Армстронг объяснял Абту, что журналисты не могли поверить, что его результат честный. Дело команды Festina, считал Армстронг, навлекало на него подозрения со всех сторон. Конечно, Абту была непонятна паранойя Лэнса. Европейская пресса провозглашала Армстронга символом новой «чистой» эпохи велоспорта.
Однако Абт повернул историю так, как того хотел Армстронг. «Некоторые европейские издательства задаются вопросом, как человек, перенесший химиотерапию два с половиной года назад, может с таким успехом лидировать в сложнейшей гонке мира?» – писал Абт. На самом деле таким вопросом никто не задавался. В своей статье Абт приводил два примера якобы негативных отзывов. Одним стал газетный заголовок в бельгийской газете: «Армстронг подложил бомбу под “Тур”». Абт отмечал, что под словом «бомба» имеется в виду допинг. Вторым примером была статья из французской газеты, в которой Армстронга сравнивали с датским велогонщиком Бьярне Рийсом, который одержал победу в 1996 году. Такое сравнение было обоснованно. Армстронг и Рийс имели схожее телосложение и стиль езды, а победа обоих была в равной степени неожиданной. Но Абт писал о том, что Рийса подозревали в допинге, и такое сравнение было скрытым обвинением Армстронга – нелепый аргумент.
Абт писал, что Армстронга как лидера гонки проверяли на допинг каждый день, и делал упор на значимость его достижения для всех больных раком. «Моя история – это история успеха ракового больного, – цитировал он слова Армстронга. – Многие люди пережили подобное. В Америке, Франции, Европе люди проходят через это». Армстронг сказал, что он не настолько глуп, чтобы после рака употреблять допинг. «Ведь я был на грани смерти», – настаивал он.
Внезапная паранойя Армстронга возникла не на пустом месте. Это был его тактический ход. Он использовал Абта, чтобы предвосхитить вопросы, которые рано или поздно должны были появиться. Команде было известно, что анализ мочи в первый день гонки выявил в ней следы запрещенных кортикостероидов. О результатах анализа не было известно две недели, но французская газета Le Monde получила эту информацию и уже готовила публикацию. Если бы результат анализа Армстронга был официально объявлен положительным, его могли снять с гонки. Ни один лидер гонки «Тур де Франс» никогда не был снят с соревнований за допинг. Причина крылась не только в нежелании порочить репутацию Армстронга и его историю преодоления рака, но также в том, что это омрачило бы саму атмосферу гонки. Это мог быть второй допинговый скандал за два года. Абт невольно помог Армстронгу создать легенду, что французы хотят его поймать.
Читать бесплатно другие книги:
