Маска Локи Желязны Роджер
— Я учитель, Александра.
— Да, ты учишь хаосу.
— Это все, что ты думаешь о хашишиинах?
— Ну…
— Я учу практической мудрости. Американцы приспособились обходиться без многих вещей, в которых они прежде нуждались.
В прошлом веке была минута откровения, когда мы в ходе джихада нашли рычаг, которым могли больно ударить их. Вахабиты и шииты, контролировавшие нефть, подцепили на крючок западное общество, вечно жаждущее энергии. Но через некоторое время появились другие ископаемые источники топлива — и были они не от Аллаха. А потом они открыли эту термоядерную штуку и заставили работать на себя.
— Но если Божий Ветер еще силен в сердце и душе, — продолжал он, — мы снова сумеем заполучить утерянный рычаг для борьбы с ними. Мы захватим эту электростанцию, остановим ее, разрушим и погрузим в темному целый сектор их восточного побережья от Коннектикута до Делавара. Это объяснит им, в чем смысл власти.
— А Гарден? Для чего он нужен?
— Он мне объяснит, в чем смысл власти.
— Если сможет.
— Если он действительно тот человек, как ты говоришь, то сможет.
— Но зачем было привозить его сюда?
— Разве найдешь лучшее место, чтобы испытать его? Итнайн возьмет его в группу захвата электростанции. Мы поставим его в самое уязвимое место. И тогда посмотрим.
— Но ведь он может победить тебя.
— Ненадолго. Однажды я его победил, а сейчас я старше его на множество жизней. Пока он скакал — как эта игра называется? — чехардой сквозь века, я прошел долгий путь. Много же я узнал с тех пор, как мы с Томасом в последний раз сошлись на земле.
— Но ты все еще не научился пользоваться камнем.
— Я знаю больше, чем ты думаешь.
— О? И что же ты узнал, мой господин?
— Камень подвержен влиянию электромагнитного поля. И он имеет измерение…
Там, за воротами, собака повернула голову на запад, словно ее позвал невидимый хозяин. Она подняла лапы, сделала шаг в том направлении, но потом все же повернула обратно и уставилась на машину. Где-то далеко было принято решение. Собака взвизгнула и бросилась вдоль забора.
— Можно начинать, — сказал Хасан, распахивая дверь.
Он нажал на рычаг, который открывал крышку багажника, расположенного спереди.
— Что ты собираешься делать?
— Открыть ворота, — он достал пусковое устройство и принялся устанавливать треножник. Из грузовика начали выпрыгивать люди Хасана, воодушевленные его деятельностью.
Тот извлек из багажника одну из ракет, установил ее на казенной части спускового устройства.
— Ты не хочешь поближе подвинуться к воротам? — спросила она.
— Нет.
Он прицелился под углом к центральной стойке, совместив пересекающиеся линии видоискателя со львиной головой на замке, которая рельефно выделялась в последних янтарно-красных лучах солнца.
Пфутт! Спусковое устройство выбросило хвост желто-белого дыма.
При виде этого боевики бросились на землю, прикрывая головы руками.
Хасан не отводил взгляда от видоискателя.
Голова льва исчезла.
Когда Гарден снова проснулся, руки и ноги его уже окрепли, хотя и затекли от неудобной позы. Во рту чувствовался металлический привкус, возможно от снотворного, но голова была ясная.
В фургоне была кромешная тьма, должно быть уже наступила ночь. По меньшей мере восемнадцать часов прошло с тех пор, как он был похищен в бассейне Холидей Халла. За это время он мчался вдоль побережья на катере, карабкался по балкам на чердаке заброшенного дома, прятался в дюнах под полуденным солнцем, дрался насмерть с женщиной нечеловеческой силы и ловкости и трясся на полу фургона. За это время он ничего не ел, не имел возможности умыться и облегчиться. Он чувствовал себя каким-то заскорузлым и опустошенным. Его когда-то новая и такая добротная одежда прилипла к телу от засохшего пота. Его буквально тошнило от собственного запаха… Но что он мог с этим поделать?
Просто не обращать внимания.
Он встал, вовремя пригнувшись, чтобы не стукнуться о низкий потолок. Подошел к переднему окошку и выглянул наружу.
Кабина была пуста. Через ветровое стекло проникал слабый свет от скопления огней, похожих на небольшой городок километрах в трех отсюда. Впрочем, минуту спустя он сообразил, что огни на самом деле ярче и расположены более целесообразно: скорее это походило на комплекс невысоких производственных строений.
Поскольку больше смотреть было не на что, Гарден стал изучать комплекс.
Он был огромен. Всего мгновение понадобилось глазам и мозгу Гардена, чтобы связать орнамент огней в единое целое: желтые натриевые прожекторы, зеленоватые флуоресцентные пещеры комнат за окнами, мигающие красные бакены предупреждения самолетов, белые полосы коридоров и переходов.
Сначала он предположил, что один и тот же цвет огней, а, возможно, и одинаковый уровень освещенности, используется для одних и тех же целей. Затем он прикинул яркость и расстояние, как это делают астрономы. Ближайшие огни находились всего в километре и располагались в поле зрения равномерно. Они вспыхивали и угасали через равные промежутки времени. Это были фото-прожекторы, установленные вдоль ограды и предназначенные для обслуживания охранной видеосистемы. Даже в самом тусклом режиме эти огни заглушали или загораживали другие, более дальние. Прикинув расстояние до линии прожекторов и измерив на глаз длину ограды, он вычислил, что весь комплекс был шириной не менее трех километров. Судя по яркости самого дальнего огня, длина комплекса составляла около четырех километров.
Какая промышленность могла быть тут, в болотах центрального Нью-Джерси? Обогатительные и химические производства, которыми славился Босваш, располагались гораздо севернее. Но эти белые стены — именно их он принял за соляные горы, когда проснулся первый раз — не походили на обогатительный комбинат.
Мэйс Лэндинг. В названии звучали тревожные колокола. Что-то показывали по телевидению. Что-то связанное с атомной энергией — нет, термоядерной энергией! Это была электростанция, снабжавшая энергией весь Центральный Босваш от департамента Нью Канаан до Уилмингтонского муниципалитета. И Том Гарден сидел прямо под забором электростанции в фургоне какого-то иностранного джентльмена, сопровождаемого проворными парнями в камуфляже… Картинка маслом.
Двери фургона раскрылись со стуком и шипением плохо отлаженной гидравлики. Луч фонарика стал шарить по салону и уперся в ногу Гардена.
Он прикрыл рукой глаза от света.
— Можешь выйти, — сказал руководитель группы, Итнайн.
— Что вы собираетесь со мной сделать? — Гарден уже знал ответ: его не убьют, во всяком случае не эти люди, которые использовали снотворное временного действия, чтобы успокоить его. Он прошел к двери и спрыгнул на землю.
— Мой господин Хасан желает, чтобы ты наблюдал за нападением.
— Вы что, собираетесь захватить электростанцию?
— Да. Идем.
— Где Сэнди?
— У тебя сейчас нет времени для нее. Идем.
Гарден пожал плечами и пересек дорогу вслед за Итнайном. Палестинец тяжело топал по асфальту. В свете нескольких звезд, пробивавшемся через стелющийся туман, и узенького лунного серпа на западе, Гарден разглядел, что на Итнайне армейские ботинки и униформа военного образца. На плече на длинном ремне висело весьма мощное с виду ружье. Оно было гладкое, антрацитово-черное с толстым стволом и коротким ложем. Перед предохранителем, позади изогнутой ручки располагался цилиндрический магазин. Это был какой-то вид автомата.
Группа людей, человек шесть или десять, ждали на другой стороне дороги. Дорога шла по насыпи высотой в метр, спускавшейся прямо в тростник. Вылетавшие из-под ботинок камушки падали с насыпи с музыкальным всплеском, из чего Гарден заключил, что был прилив.
— Мы что поплывем туда? — спросил он.
— Это просто диверсия. Главный захват будет произведен в другом месте, под руководством моего господина Хасана.
— Хасана?
— Да.
— Хасан аль Шаббат? Харри Санди?
— О, прошу вас! — человек рядом с ним страдальчески сморщился. — Вы не должны использовать это вульгарное имя. Особенно среди них, его последователей. Это имя, исковерканное тупыми западными журналистами. Моего господина зовут Хасан ас-Сабах. Это древнее имя, происходящее из Персии.
— Ну да, ясно. Но все же это тот самый Харри Фрайди, верно? Человек, возглавивший восстание поселенцев в Хайфе, а позднее похитил водородную бомбу в Хан Юнисе?
Итнайн помолчал.
— Да. Но это были подвиги моего господина в молодые годы — по вашему счету.
— А теперь он действует в Штатах?
— Как и все мы.
— И ему зачем-то нужен я.
— Да, зачем-то нужен, — согласился Итнайн.
Затем он отвернулся к своим людям и отдал торопливые команды по-арабски, используя множество жаргонных слов и военных терминов, из которых Гарден почти ничего не понял. Он уловил слова «ракета» и «дальность», но и без этого можно было бы догадаться о характере приготовлений, как только террористы раскрыли длинный ящик размером с приличный мужской гроб.
В тумане мерцало белое эпоксидное покрытие ракеты «Си Спэрроу». В глубине ящика скрывалась труба ручного пускателя.
Гарден слышал об этих ракетах. Боеголовка содержала высоковольтный конденсатор, аргоно-неоновую лазерную трубку, включающуюся при повышенном уровне энергии, разделитель потоков и стеклянную гранулу размером с рисовое зерно. В грануле была заключена смесь трития и дейтерия. При контакте с целью, конденсатор загорался; лазер заряжался, испуская луч высоко-энергетических когерентных фотонов; разделитель расщеплял луч и направлял его таким образом, что он бил в гранулу с трех сторон; внешняя поверхность стекла мгновенно испарялась, внутренняя сжималась и нагревала смесь изотопов водорода, пока она не взрывалась, превращаясь в гелий. В результате получалась крошечная водородная бомба.
Взрывная сила инерционно-термоядерной боеголовки была ничтожна, эквивалентна тактической ручной гранате, ее едва хватало на то, чтобы разрушить переднюю часть оболочки ракеты. Но взрывная сила и не была целью. Электромагнитный импульс от этого маленького ядерного взрыва создавал наведенное напряжение, которое сжигало всю электронику в определенном радиусе, обычно около 1000 метров. Все, кроме высокозащищенных датчиков и электроники вспыхивало как игорный автомат в Атлантик-Сити на джекпоте — и затем выключалось навеки.
На испытаниях одна-единственная «Си Спэрроу», упавшая в сотне метров от цели, заставила ракетную подлодку класса «Огайо» водоизмещением 15 тонн плавать по спирали, при этом ее пусковые устройства были направлены в разные стороны, а реактор работал в неконтролируемом режиме плавления. Наблюдавшие за этим адмиралы единогласно проголосовали за то, чтобы эвакуировать судно и уничтожить его ядерными торпедами. И все это из-за одной единственной шестикилограммовой ракеты, выпущенной вручную с резиновой лодки.
— Что вы собираетесь с этим делать? — спросил Гарден.
— Вывести из строя сторожевую собаку.
— Ну да, собаку… А как насчет электроники на станции?
Итнайн пожал плечами. «Она вне радиуса действия. А даже если и достанет, электроника там должна быть хорошо экранирована, так как подобные происшествия могут случиться на станции».
— Должна быть… — повторил Гарден.
Человек, с которым Итнайн разговаривал, осторожно достал ракету из ящика. Он выдернул черный вымпел (днем он, наверное, был красным), прикрепленный к предохранителю спускового рычага. Один боевик держал пусковое устройство вертикально, другой опустил в него ракету, отжав этим рычаг и прикрепив боеголовку. Затем двое водрузили спускатель на плечо первого человека и оттянули инерционные распорки.
Тот повернул выключатель на панели около щеки, зажглись красные и зеленые диоды. Он направил пускатель на ограду, прижал глаз к лазерному видоискателю и зацепил коричневый палец за спусковой крючок.
Том Гарден попытался представить, что он там видит. Забор мало походил на мишень. Может быть, он целился в собаку?
Когда человек выстрелил, Гарден успел подготовиться. Он нагнулся и закрыл глаза, чтобы серебристо-желтая вспышка твердого топлива не ослепила его. Облако едкого дыма пронеслось мимо. Он так и не увидел взрыва боеголовки. Единственное, что ему хотелось бы выяснить — не стер ли электромагнитный импульс коды с его удостоверения и кредитной карточки.
Впрочем, это уже было неважно. Если его арестуют как сообщника при захвате термоядерной электростанции, ему уже вряд ли понадобятся какие-либо удостоверения.
Пока террористы моргали полуослепшими глазами, Гарден скользнул в сторону, к грузовику. Если его система зажигания не попала в радиус действия боеголовки — а Итнайн должен был проявить достаточно сообразительности, чтобы разместить машины подальше, — то Гарден смог бы сбежать от своих похитителей.
Он тихо приоткрыл дверь, проскользнул на сиденье и начал нащупывать клавиатуру на панели управления.
Бирр-бирр, бирр-бирр.
Это был телефон сотовой связи. Гарден не обратил на него внимания.
Наконец он нашел клавиатуру. Начал вводить единичный сигнал семь раз подряд. Это была негласная договоренность водителей, код, который использовался большинством в тех случаях, когда машиной пользовались несколько человек, а также для того, чтобы преодолеть антиалкогольную блокировку.
Бирр-бирр, бирр-бирр.
Что-то в самой глубине сознания Тома Гардена приказало ему взять трубку.
Элиза: Не отключайся, Том.
Гарден: Что? Кто это?
Элиза: Это Элиза… 212, Том. Ты знаешь меня.
Гарден: У тебя голос какой-то странный, более низкий.
Элиза: Это сотовая связь искажает, Том. Не уезжай. Останься с Итнайном и его людьми.
Гарден: Но они же террористы. Они собираются вломиться на…
Элиза: Я знаю об их планах. Ты должен пойти с ними. Ты нужен мне внутри станции, Том.
Гарден: Я нужен тебе? Объясни-ка, будь добра. Там же опасно. Меня могут убить.
Элиза: Ты же всегда доверял мне, Том. Послушайся меня на этот раз. Иди с Итнайном.
Гарден: Но…
Элиза: Не спорь со мной. Поверь мне. Твоя… жизнь… зависит от этого.
Гарден: Но я не…
Элиза: Щелк.
— Вылезайте из машины, мистер Гарден, пожалуйста, — перед дверью стоял Итнайн. Ствол его ружья был поднят, дуло направлено в лицо Гардена.
Том положил трубку и поднял руки. Он спустил левую ногу на порожек и соскользнул с сиденья.
— Вам не удастся покинуть нас. Мой господин Хасан особо настаивал на вашем присутствии.
На этом же настаивает и кое-кто еще, подумал Гарден. «Поверь мне… Слушайся меня». Гарден не верил Элизе ни на йоту. Что-то здесь не так, если тебе начинает звонить робот. Но выбор у него был ограниченный.
Итнайн и его люди будут теперь сторожить грузовик. Можно попробовать пробраться через болота на своих двоих, но это будет слишком мокрая прогулка. Если же удастся снова подкрасться к грузовику и завести его, то удирать придется по этим прямым насыпным дорогам. Обеспокоенные его попыткой побега и поэтому настороженные, они мгновенно засекут его и пошлют вторую ракету прямо ему в спину.
Так что у Гардена не было выбора.
Он посмотрел в ту сторону, куда улетела ракета. Прожекторы вдоль ограды не горели, примерно треть комплекса также погрузилась в темноту.
Итнайн отдал приказ, и его люди спокойно направились к машинам, чтобы подъехать к главным воротам и участвовать в захвате.
Собака была для них полнейшей неожиданностью.
Она бежала через заросли тростника на своих стальных пружинистых ногах почти бесшумно, едва разбрызгивая воду. Возможно, она бродила где-то за оградой вне радиуса действия «Си Спэрроу». А может быть, она прибежала по команде с центрального пульта в неповрежденном секторе. В любом случае, она оставалась незамеченной, пока не раздался вопль одного из боевиков.
Он рухнул — они позднее это обнаружили — от пятидесятисантиметровой глубокой раны, буквально распоровшей его от плеча до бедра. Какой-то техник переделал ограничители челюстей в острые лезвия и увеличил давление и скорость реакции челюстного механизма с пятидесяти до ста процентов.
Собака обладала инфракрасным ночным зрением. Она повернулась и вцепилась во второго боевика прежде, чем остальные успели придти в себя от первого вопля.
Но тут им удалось окружить ее.
Итнайн вскинул ружье и в упор выпустил три пули, которые отскочили от титановых боков собаки. Но выстрелы отвлекли ее внимание, и она молча набросилась на Итнайна.
Он засунул приклад ружья в жуткую пасть и попытался отскочить назад.
Собака мотала головой, стараясь освободиться от металла и добраться до теплой плоти, но Итнайн уворачивался, одновременно проталкивая приклад глубже в механическое тело.
— Кто-нибудь… перебейте ей… ноги, — прохрипел Итнайн, мотаясь из стороны в сторону.
Гарден даже не успел задуматься, его ли это дело. Он инстинктивно бросился на собаку сзади, нанося боковой удар в прыжке. Они оба упали. Животное дернулось, изогнуло гибкую спину, три раза щелкнуло челюстью у головы Гардена, но затем вскочило и вновь вернулось к Итнайну.
Гарден попытался ухватиться за лодыжки собаки и удержать задние лапы, надеясь повалить ее — и при этом не пострадать самому. Однако стальные тяговые тросы, управлявшие движением лап, скользили вокруг лодыжек и не давали крепко ухватиться.
Если как-то заблокировать задние лапы, зверь упадет. Гарден попытался зацепиться за тросы и кабели, оплетавшие лапы, но машина слишком быстро двигалась. При этом каждым пятым движением, запрограммированным в электронном мозгу пса, была попытка откусить Гардену голову, поэтому он больше был озабочен тем, как бы увернуться, нежели тем, как парализовать зверя.
— Фу! — неожиданно для себя процедил он сквозь зубы.
Как ни странно, собака на секунду замерла, коротко взвизгнув. Слышала ли она его? Откликнулось ли что-то в ее электронной душе на устную команду? Гарден почти ощутил, как некий импульс передался от него к собачьим микрочипам.
Том попытался воспользоваться заминкой, чтобы ухватиться покрепче за лапы и повалить пса, но Итнайн опередил его и протолкнул приклад в пасть. Это движение затронуло что-то в программе, и собака заметалась с новой силой.
Гарден и Итнайн быстро теряли силы, а собака могла продолжать борьбу хоть до утра. Остальные же просто стояли кругом и глазели.
Кроме одного — того, кто запускал ракету.
Пока двое пытались сладить с собакой, он достал второй ящик с «Си Спэрроу» из ближайшего грузовика. Выдернув предохранитель, он не стал возиться с пускателем. Он просто поднял ракету над головой и бросил ее, носом вперед, прямо на дорогу, метра на четыре в сторону.
Взрыв боеголовки резанул по слуху. Легкий ветерок с белыми пластиковыми хлопьями пронесся мимо, слегка обжигая лица и руки. Собака рухнула на землю, дергая лапами, завалилась набок и затихла.
Итнайн разогнулся, тяжело дыша. Гарден сбросил с себя одну из мертвых собачьих лап и сел.
— Спасибо тебе, Хамад, — сказал палестинский вожак. — Это было хорошо сделано.
Он извлек свое изжеванное оружие из разинутой пасти и посмотрел на Гардена. «И тебе тоже моя благодарность, за твою смелость».
Гарден сплюнул. «Да чего уж там».
— Нам предстоит долгий путь, — заметил Итнайн. — Импульс от этой боеголовки, конечно, разрушил зажигание и систему управления в наших машинах.
Гарден мог, кроме того, с уверенностью сказать, что его удостоверения тоже пропали.
СУРА 7. ПАДЕНИЕ КРАСНОГО ШАТРА
Словно ветер в степи, словно в речке вода,
День прошел — и назад не придет никогда.
Будем жить, о подруга моя, настоящим!
Сожалеть о минувшем — не стоит труда.
Омар Хайям
Подобно белому огненному клинку вонзился в Хасана следующий бросок Амнета.
Мастер, менее искушенный в использовании астральной энергии, послал бы разряд в голову ассасина, целясь в шестой узел, расположенный посередине, позади глазных яблок. Но такой бросок, как рассудил Амнет, был бы не только бесполезен, но и опасен. Подобно удару кулака в лицо, он направлен на человеческий орган, созданный, чтобы распознавать такие нападения. Хасан отведет его в сторону так же просто, как борец на арене пригибается, когда видит замах противника.
Вместо этого Амнет направил свой бросок ниже, на третий узел, который расположен позади пупка. Место, через которое жизненные соки вливаются в организм зародыша, этот узел поглотит энергию и разнесет ее по телу: прекрасный выбор для смертельного удара.
Человек, стоящий в стороне, ничего не заметил бы, разве только ощутил дрожание воздуха, уловил след движения, который оставляет пролетевшая стрела на зеркальной поверхности глаза. Для Амнета, который запустил и направил его, сгусток энергии Камня выглядел как вполне осязаемая субстанция, столь же ясно различимая в пространстве, как столб света из витражного окна в пыльном воздухе собора, столь же алая, как первый луч солнца, поднимающегося из-за гор. Для Хасана, который был его целью, сгусток энергии, отливавший голубым, словно возник в глубине радужной призмы и рванулся вперед с немыслимой скоростью.
Он преодолел разделявшее их расстояние за неуловимое время промелькнувшей мысли.
Даже если Хасан и видел заряд, он не успел его отклонить. Заряд ворвался в его тело, как конь, на всем скаку проламывающий брешь в изгороди.
Хасана отбросило назад. Руки, едва не вырвавшись из суставов, взлетели вперед в попытке обрести утерянное равновесие. Пальцы вытянулись до предела, целясь в лицо Томаса Амнета. Аура Хасана приобрела туманно-голубой оттенок. Его тело ярко засветилось, как дом, охваченный пламенем, которое еще не разрушило крышу и не разбило стекла в окнах… Хасана скрутила судорога.
Ответный удар обрушился на Амнета, отбросив его назад на травянистый берег. Он приземлился на спину и перекувырнулся через голову. Что-то ощутимо хрустнуло в основании черепа. Ноги Амнета тяжело рухнули. Он попытался поднять голову и не смог.
Хасан перенесся через реку и встал над ним. Ассасин мог вынуть клинок и вонзить Амнету в горло или в живот. Он мог опустить сапог на лицо тамплиера. Вместо этого он повел плечами и повторил то движение, словно лепил снежок.
Амнету стало страшно.
Паника гальванизировала его члены, он собрался с силами и приподнял голову, несмотря на белое пламя боли, охватившее шею. Движение головы дало импульс телу, и ему удалось с большим трудом откатиться на несколько жалких футов в сторону.
Хасан проворно направил сфокусированный заряд энергии в спину Амнета. Алый жар вспыхнул в позвоночнике, разрывая мышцы и ломая кости. Ноги окоченели.
Нечеловеческим усилием Амнет воззвал к Камню, умоляя помочь ему преодолеть боль, заживить разорванную ткань мышц, соединить лопнувшие нервы. Камень затеплился своей собственной вибрирующей энергией и вернул чувствительность нижней части его тела. Амнет ясно ощущал, как из своего кожаного футляра Камень вливал силу в онемевшие члены, укреплял бедра и спину, поднимая его, как мать поднимает свое дитя из колыбельки, укрывая от холода.
Теперь, стоя прямо, он повернулся лицом к Хасану.
Еще одним невероятным усилием воли, он вызвал из Камня самый сильный заряд энергии.
Это был не мягкое, увещевательное проявление его пассивной силы, вроде той, что излучалась под дымными испарениями, создавая образы и видения, или той, что помогла затуманить ум и размягчить волю султана-полководца. Это было насилие. Это была жажда мести. Он использовал Камень, как берсеркер свой меч — неистово. Его намерением было бить, топтать, уничтожать.
Он швырнул еще один заостренный заряд в Хасана, который на минуту ослабел после своей последней атаки. На этот раз Амнет послал молнию выше, в шестой узел, расположенный в полости горла. Нанесенный со всей силы, такой удар мог лишить человека дыхания и раздробить гортань всмятку. Хасан должен был умереть, захлебнувшись собственной кровью.
Голова ассасина откинулась назад, свободно и беззаботно, как у мужчины, наслаждающегося поцелуями красавицы. Улыбка изогнула губы под усами. Энергетическое облако окутало его голову.
Резким кивком Хасан отбил удар, послав голубую молнию прямо в кожаный мешок, висящий на поясе тамплиера.
Страшная сила перебила только что обретенные ноги Амнета. Он упал на одно колено. «Surgite! — приказал он себе сурово. — Встань!» Еще одна волна силы камня влилась в его члены. Одновременно он попытался снова испустить заряд в Хасана.
Камень вдруг сделался непомерно тяжелым, оттягивая пояс, прорывая оленью кожу сумки, в которой Амнет носил его. Он опустил руки и подхватил Камень, когда тот начал выпадать. Кристаллическая решетка дрожала от непомерной задачи, возложенной на нее. Пересекающиеся оси решетки разогнулись и начали распадаться.
Томас Амнет почувствовал, как что-то рвется в самой глубине его мозга.
Пение мусульман поднялось на пол-тона и стало похоже на стрекотание цикады, сверлящее знойный летний воздух. Великий магистр Жерар, не будучи искушенным в музыке, понял лишь, что сарацинские воины, окружавшие кольцо обороны, готовили себя к неистовому насилию.
Стоило всего одному христианскому воину решить, что больше им не выдержать осады, бросить свою пику и кинуться вперед на сверкающие ятаганы, и гул усилится. Он преодолеет бесплодную монотонность, а затем еще раз возвысится до бешеного визга.
Множество христиан потеряло сознание от жары. Многие упали в обморок просто от страха перед безжалостным натиском, который обещало пение мусульман.
Жерар взялся за рукоятку своего длинного меча и зашагал в узком пространстве между двумя шеренгами тамплиеров, которые противостояли сарацинам на западном склоне холма. Когда кто-то, покачнувшись, выпадал из строя, Жерар приказывал другому выйти вперед и занять его место.
Пот стекал на брови и заливал глаза. Каждая капелька, выступавшая на грязном лице, была влагой его тела, которую нечем восстановить. Он умирал, истекая водой и солью.
Когда он поднес руку в тяжелой перчатке ко лбу, чтобы отереть этот соленый поток, пение внезапно прекратилось.
В наступившем безмолвии двое справа от него упали замертво. Жерар собирался было выдвинуть двоих из второй шеренги, чтобы заполнить брешь, но что-то остановило его.
Что означала эта тишина?
Сарацины ответили ему пронзительным воплем.
В предельном исступлении, ближайшие к неприятельской шеренге мусульманские воины бросились прямо на острия пик, пригнув их к земле тяжестью собственных тел.
Подхватив вопль, остальные рванулись вперед, карабкаясь по агонизирующим телам своих товарищей, нанизанных на пики, и орудуя мечами, пока христиане пытались высвободить свое оружие. Коварно изогнутые ятаганы рассекали незащищенную плоть между шлемами и кольчугами. Кровь била фонтаном, и первая шеренга крестоносцев пала прежде, чем вторая успела приготовить мечи.
Волна сарацинов накатывала на тамплиеров.
Жерару приходилось видеть, как сражаются берсеркеры: дерутся, теряют руку или глаз, дерутся еще неистовее, наконец гибнут — и все это ни на минуту не приходя в сознание. Те берсеркеры были одиночками, каждый — пленник своего собственного безумия. Глядя на человеческую лавину, обрушившуюся на французов, он впервые видел безумие толпы. Тысячи людей двигались как один и умирали без малейшего стона. Когда бегущие воины втаптывали в землю своих же упавших товарищей, те казались бесчувственными, как подошвы сапог. Они были одержимы.
Жерар перекрестился, сжал меч и взбежал наверх по холму. Он шел, глядя назад, на приближающуюся лавину оскаленных смуглых лиц и сверкающих изогнутых клинков. Подобно шеренге жнецов, они расчищали себе путь, не зная преграды.
Что-то зацепилось за ногу Жерара, он оглянулся. Оказывается, он уже стоял возле шатра, чьи полотнища были алыми, как кровь, от которой он бежал сюда. Лодыжки его запутались в веревках.
Он поднял меч, чтобы разрезать полотнища и исчезнуть внутри шатра. Но прежде, чем он успел замахнуться, что-то тяжелое ударило его по голове. Он упал лицом вниз на полог шатра обрывая его и оттягивая вниз собственным весом. Крыша павильона задергалась и опала. Сарацины, добравшиеся до вершины холма, перерезали веревки с другой стороны, и шатер рухнул.
Складки тяжелого полотна, расшитого французскими гербами и ликами апостолов закрыли от Жерара дневной свет.
Руки Амнета сомкнулись вокруг камня, когда он выпал из разорванной сумки. Гладкая поверхность была горячей на ощупь. Грани врезались в пальцы, словно раскаленные до красна ножи. Амнет ощущал, как беснуется в глубине кристалла непостижимая энергия, разрывая его структуру неразъединимых связей. Звук, высокий и чистый, как звук стеклянной гармоники, наполнил всю долину, он исходил из сердца камня.
Шатаясь, он нес Камень, словно это были его отрезанные яички: шаг за шагом смиряясь с болью и невыносимым чувством утраты. В дюжине футов от него Хасан приходил в себя от последнего отбитого удара. Когда взгляд его прояснился он увидел разбухший кристалл, прижатый к паху Амнета. Когда он понял, что происходит, рот его сам собой раскрылся. Он не мог поверить собственным глазам.
— Не-е-ет!
Вопль достиг слабеющего слуха Амнета, преодолев завесу чистого звука, исходившего из Камня. Этот крик отрицания, усиленный неподдельной искренностью чувства, переполнил кристалл последней каплей энергии, которая, выплеснувшись, будет покоиться в этой красивой долине возле Галилеи почти тысячу лет.
Как треснувший церковный колокол, Камень рассыпался, не выдержав собственной тяжести. Его последняя песня окончилась звоном падающего металла. Раскаленные докрасна осколки кристалла посыпались сквозь кровоточащие пальцы Амнета.
Сила ушла из его ног. Он рухнул на колени, потом на бок, ударившись о землю плечом, бедром и головой. Как марионетка без ниточек, он наконец затих, коченея. Нежные ростки травы щекотали его щеку и царапали роговицу раскрытых глаз.
Хасан пришел в себя и медленно приблизился. Он снова двигался с той гибкой грацией, которая отличает живого и здорового человека, находящегося в полном сознании, готового отпрыгнуть при первом признаке опасности.
Амнет не шевелился. Его разбитое тело, чужое и холодное, было уже наполовину мертво, энергия Камня больше не оживляла его. Он чувствовал, как дюйм за дюймом нервные волокна его обнаженного спинного мозга вздувались, рвались с шипением и опадали. Когда этот неконтролируемый процесс достиг основания черепа, он понял, что сознание покидает его. Скоро за ним последует и душа.
Бормоча какие-то слова, которые Амнет уже не мог разобрать, Хасан присел на корточки и скрылся из поля зрения тамплиера, ибо взгляд его уже остановился. Руки ассасина, должно быть, делали что-то в области паха Томаса, но тот не мог представить, какой вред телу он рассчитывал причинить там.
Руки Хасана делали быстрые сгребающие, прочесывающие движения. Потом он встал, но руки его были так плотно прижаты к телу, что Томас не мог разглядеть, что в них было.
Последний раз взглянув в затуманившиеся глаза Амнета, Хасан повернулся и, сгибаясь под тяжестью своего груза, быстро зашагал прочь из долины.
Бульканье и шипение из основания черепа проникло внутрь, как вода, заливающая трюм тонущего судна. Когда оно наконец вылилось из разбитого темени, он погрузился в темноту, и тело его умерло.
Проворные сильные руки сняли с Жерара де Ридерфорда полотно шатра. Над ним склонились смуглые лица, в глазах светилось торжество победы. Сарацины подняли его на ноги. Они гладили пальцами красный крест, пришитый к его плащу. Они щелкали языками, разглядывая этот признак принадлежности к Ордену.
Один из них взвесил на руке медальон, знак высшей власти Ордена, тяжелый золотой диск, украшенный эмалью, который Жерар носил на шее на массивной золотой цепи. Великий магистр попытался защитить медальон, но похитители быстро отвели его руки назад. Они стащили медальон с шеи, и двое тут же бросились в сторону, сцепившись в отчаянной схватке за право обладания им.
Меч Жерара куда-то пропал, пока он барахтался в складках шатра. Сарацины сорвали кинжал с его пояса и накинули на шею грубую веревочную петлю.
Они повели его вниз с холма. Со всех сторон спускались тысячи таких же пленников, ошарашенных и шатающихся, сконфуженных и полумертвых от усталости и жажды. Они плелись, как бараны на веревках.
У подножия холма сарацинские командиры отделяли тамплиеров с красными крестами на одежде от других христианских рыцарей, сопровождавших короля Гая. Тамплиеров отвели в пологий овраг под Гаттином. Шеренга сарацинских лучников с их забавными короткими луками встала над ними на краю оврага.
— Христиане! — прогремел над ними звонкий голос с хорошим французским выговором. — Вы, кто принадлежит к Ордену Храма!
Жерар поднял голову, но солнце светило в глаза, и он не смог разглядеть говорящего.
— Вам следует сейчас, — голос звучал убедительно и даже почти дружелюбно, — встать на колени и помолиться вашему Богу.
Как паства в соборе, пять тысяч разоруженных тамплиеров упали на колени. Их кольчуги зазвенели разом, словно якорные цепи флотилии.
Жерар пытался помолиться, но его отвлекло бормотанье и стоны, доносившиеся с обоих концов оврага. Он вытянул шею и посмотрел поверх склоненных голов и согбенных спин своих соратников. Там, в отдалении, сарацины методично размахивали мечами.
Читать бесплатно другие книги:
