Далеко от Земли Комарницкий Павел

– Да на здоровье, – улыбнулся я.

– Наа здооровье… – она словно пробовала фразу на вкус. – Этоо раазвье леекарство?

– А как же! – авторитетно подтвердил я. – Вот, к примеру, если у человека паршивое настроение, дашь ему абрикосового варенья – и как рукой снимет. Да вот хоть тебя взять – разве тебе сейчас не легче?

– Наамного леегче, – в её глазах плясали смешинки.

– Ну вот видишь! Варенье – великая вещь!

Вейла засмеялась столь заразительно, что не подключиться к веселью было невозможно.

Встав из-за стола, гостья направилась в обход квартиры, чуть вытянув шею от любопытства.

– Этоо жее таакой аппаарат, даа? – тычок рукой в сторону телевизора.

– Угу. Это телевизор. Хочешь, включу?

Телевизор замерцал, прогреваясь, и выдал сочную цветную картинку – волк, сидящий на ветке и спускающий вниз верёвочную петлю, дабы уловить наконец-то абсолютно неуловимого зайца.

– Этоо ктоо?

– Это волк. Ну, такой зверь. Он тут зайца ловит-ловит, никак поймать не может. А если шире смотреть, то это мультфильм. Ну, сказка такая. Чтобы сделать маленьким детям смешно.

– О… – она помолчала. – Уу наас тожее еесть скаазки, ноо оони нее таакие… Лаадно, каартинки яа моогу смоотрьеть доома. Вреемя…

Я несколько торопливо отключил ящик. В самом деле… ну вот я бы разве стал тратить драгоценные часы пребывания на чужой планете на просмотр мультяшек?

– Слушай, как ты так здорово выучилась говорить по-нашему? От мамы?

– Неет, – она улыбнулась. – Тии ньее поймьешь. Этоо всё воот, – она тронула рукой серёжку, – таакой приибор… каак праавильно уу ваас наазывайется – аавтоперьеводчик. Еслии сняать, яа ниичего нее бууду гооворьить. Тоолько яа пеервый рааз наадьела, ии нее умейю праавильно… поонимайу в гоолове, каак наадо праавильноо скаазать, а поолучайется вслуух плоохо…

– Да хорошо получается, чего ты! – не согласился я.

– Спаасибо, – она вновь улыбнулась. – Этоо тии мньее прииятно хоотел скаазать, даа?

Она долго разглядывала сервант с хрустальной горкой, перевела взгляд выше – там, на серванте, были расставлены мелкие безделушки, в основном стеклянные и фарфоровые – мамино увлечение…

– Этоо ктоо? – она осторожно ткнула пальчиком в стеклянного слоника, совсем крохотного, с металлическим колечком на спине – брелок.

– А, это… это изображает слона. Ну, понимаешь, есть у нас такое животное.

– Вспомниила, – она чуть улыбнулась. – Маама мньее покаазывала фиильм… А моожно мньее взяать с сообой? Поожалуйста…

– Да бери, – улыбнулся я.

– Спаасибо… – ответная улыбка светлая, как солнышко.

Полы маминого халата волочились за ней, точно королевская мантия, из сильно подвёрнутых рукавов торчали тонкие изящные руки. Тонкая девчоночья шейка выглядывала из махрового воротника, и на шее этой пульсировала жилка. Я смотрел на неё, и внутри у меня что-то ворочалось, вызревало. Вот она какая… венерианка… Вейла…

– Нее стаарайся таак, – она взглянула на меня искоса. – Твоойя паамьять нее смоожет заапечатлееть моой ооблик наадолго…

– А у меня есть фотоаппарат, – неловко пошутил я. – Как насчёт снимка на память?

Пауза. Долгая, долгая пауза.

– Тии праавда таак хоочешь?

Я сглотнул.

– Да…

Опять долгая пауза.

– Чтоо жее… Спаасителю в таакой меелочи ньее откаазывают.

Она развязала пояс халата, и тот тяжело рухнул на пол, точно сорванная портьера. Перешагнула через груду лежавшей ткани. Закинула руки за голову, взлохматив роскошную чёрную гриву волос.

– Дооставай своою диикарскую маашинку.

– Э…

– Яа ньее пооньялаа, чтоо тии хотьеел наа паамьять – моой ооблик илии ээтого жууткого баалахона?

* * *

Мы сидели на диване, забравшись с ногами, и молчали. То есть нет, поначалу-то мы болтали очень даже оживлённо, но под конец как-то незаметно разговор вдруг сошёл на нет. Впрочем, ей, при её-то способностях, можно в принципе и не спрашивать ничего – просто поднапрячься и прочесть всё, что желательно, в моей голове. Ну вот и пусть… Я же просто сидел и смотрел на неё. Мне хватало. Вейла…

– Ууже светлоо… – Вейла смотрела в окно, за которым чуть брезжил зябкий осенний рассвет. – Каак страанно… ноочь, каак взмаах реесниц…

Она прямо глянула на меня.

– Неельзя боольше ждаать. Тоо еесть моожно. Мееня наайдут…

– Так о чём беспокойство?

В её глазах плавает грусть.

– Мееня наайдуут, а тии всьё заабудешь. Яа ньее хоочу ээтого. Наадо веернуться, поока ньее хваатились.

Взгляд в упор.

– Помоожешь мньее?

* * *

– Анжелка, привет!

– Антон?!

– Угу. Я это.

– Ты чего в такую рань?!

Моя одноклассница стояла на пороге своей квартиры, кутаясь в наспех накинутый халатик, и сонно моргала.

– Слушай, тут такая история дикая приключилась… У одной моей хорошей знакомой все вещи попёрли.

– Какие вещи?

– Ну я же говорю, все! Ограбили. До белья раздели.

– Ка-ак?!

– Уй, это долго объяснять. Я тебе потом подробно, если хочешь. А сейчас дай чего-нибудь из одежды, а? Ну, чтобы девчонка прикрыться могла. Я тебе сегодня же верну, как всё утрясётся.

– Погоди… это же в милицию надо!

Я изобразил крайнее раздражение, с трудом сдерживаемое вежливым воспитанием.

– Ну конечно, надо! Но ты прикинь, двенадцать лет девчонке, сидит она у нас дома в одной сорочке, всю трясёт от нервного стресса. Ты хочешь сказать, ей вот прямо в таком виде и нужно в милицию заявиться? Вот ты бы хотела оказаться в милиции голяком?

Пауза. Анжела явно примеряла ситуацию на себя.

– А родителям её позвонить?

– Родители её на Чёрном море отдыхают, – не моргнув глазом, продолжал я врать. – Хорошо, ключи у соседки, а то бы и ключи попёрли, вместе с карманом. Прикинь, возвращаешься домой, а там уже только голые стены!

– Ужас… – Анжелу даже передёрнуло. – А твои?..

– Мои только к вечеру будут, – я максимально достоверно изобразил бесконечное терпение учителя, в сотый раз объясняющего умственно отсталым таблицу умножения. – И потом, мамкины вещи ей велики, а Ленкины малы. Будь иначе, стал бы я тебя будить! Так дашь?..

– Могу дать блузку, юбку и кофточку, – решилась Анжелка, – и ещё колготки, и гамаши ещё… А обувь?

– Ты молодец, Анжелка! На лету схватываешь. Я потому и обратился к тебе, только у тебя из нашего класса размер ноги подходящий. У кого ещё такой? Веденеевой, так ей даже мои ботинки жать будут…

Приём сработал безотказно. Ничто так не повышает настроение девушки, как скупая мужская похвала вкупе с нелестным отзывом о сопернице. Через пять минут я бодро шагал по предрассветной улице, унося с собой сумку со всевозможным девичьим шмутьём.

* * *

– … Этоо ньее смертеельно. Маама объясняала – проосто ообморок, и потоом ньее помньиишь чтоо биилоо…

Трава шуршала под ногами, и лениво шуршал в листве мелкий противный дождик. Вот и кончилось бабье лето… Я глянул на часы – семь часов двадцать пять минут… Борька с секундантами вот-вот подойдёт, кстати. Борька, конечно, тип вредный, но и нарочно тянуть до восьми, оставляя однокашника мокнуть под осенним дождём…

Вейла зябко поёжилась, улыбнулась чуть виновато. Я ободряюще улыбнулся ей в ответ. Сейчас она куда более походила на земную девчонку. Помимо анжелкиных блузки, чёрной вельветовой мини-юбки, гамашей и поношенных, но приличных на вид ботиков на венерианке был напялен мой свитер и поверх него белая парусиновая ветровка – ни дать ни взять девочка-горожанка, выбравшаяся в близлежащий лес по грибы…

Обратный путь от моего дома до кладбища мы прошли куда скорее, чем ночью. Будто спохватившись, всю недолгую дорогу я расспрашивал гостью о всяких разных технических штучках и вообще… Вейла отвечала не то чтобы очень уж охотно, но и не строила из себя «совершенно секретно». И я уже понимал, отчего так. Ну, допустим, решусь я записать всю эту бесценную информацию в тетрадку, что дальше? А ничего. Ровным счётом ничего. Мало ли нынче подростков, бредящих космосом и начитавшихся фантастики? Ну а если кто проявляет особенное упорство, так на этот случай медицина имеется. Псих – это же клеймо до гроба. Кто будет слушать бред психически неполноценного? Так что никакой тут опасности для сородичей Вейлы, если разобраться.

Вот и сейчас я только кивал, усваивая очередную порцию сведений, выданных гостьей. Понятно… парализатор, значит, комплексный – и на живых существ, и на роботов… и на прочую технику неслабо влияет, как я уже убедился. Как тогда фары-то у «бобика» милицейского притухли, словно аккумулятор разрядился мгновенно… Ай да перстенёк… а с виду дешёвая бижутерия и только…

Кстати, по ходу разговора прояснилась не только тайна перстня, но и жароупорность венерианцев. Это у нас на Земле в сутках двадцать четыре часа, так что ночью лишь чуть холоднее, чем днём. А у них там – четыре наших земных месяца, сто семнадцать суток, если совсем точно. Вот и приспособились тамошние организмы к такой суровой жизни. Днём они вроде как холоднокровные – если, конечно, можно считать холоднокровными существ, обитающих при температуре хорошо натопленной бани – а вот ночью, когда прохладно, переходят на теплокровность. Сами себя отапливают, сталбыть, как и мы тут, на Земле. Прохладно, конечно, это по тамошним меркам, потому что даже ночью на Венере не холоднее, чем в земных тропиках где-нибудь на Карибах. А для такого вот экстремального образа жизни есть у всех венериан тройной набор ферментов, обеспечивающих жизненные функции. Один набор, стало быть, при высоких температурах активен, второй, если чуть прохладнее, а третий уже при самых низких… ну то есть ночных. Или земных, да. А что касается удовольствия посидеть в кипятке, так и тут ничего сверхъестественного, если разобраться. Вон у нас на дне океана обитают всевозможные организмы, приспособившиеся кормиться от подводных вулканов, так там вообще температура выше ста градусов. Это у человека все белки хлипкие, сорок два градуса предел, чуть выше – начинают разрушаться… как это правильно-то… а, вот – денатурируются. А у венериан, сталбыть, не денатурируются, их для этого в автоклаве надо варить. В общем, это всё, что я понял, поскольку биология в школе никогда не была моим любимым предметом.

Я усмехнулся, вспоминая историю с одеждой. Понятно теперь, отчего случился такой прокол. У них там тёплая одежда – всё равно что на Земле, к примеру, глубинный или космический скафандр. Ну то есть вещи такие в принципе существуют, только мало кто их видел вживую, а уж как правильно пользоваться, знают вообще единицы. Ну и что могла подумать девчонка, услыхав от матери, что на Земле непременно надо ходить в одежде? Правильно. Надо – так надо, не вопрос. Выбрала из шкафа платьице понаряднее, не скрывающее, а подчёркивающее совершенство тела, сталбыть… Это ещё хорошо, что она так удачно вписалась в сезон, всё-таки бабье лето… А если бы в январе? Десять минут, и полный привет путешественнице по чужим мирам…

– Слушай, мне кажется или мы кружим на месте?

Вейла оглядывалась, прикусив губу.

– Всё праавильно. Включеен заащитный реежим. Мыы ньее можеем наайти вхоод.

– А как его выключить?

Она достала свой ключ-кулон, положила на ладошку и принялась разглядывать, что-то неслышно шепча одними губами. Я терпеливо ждал.

– Ньее полуучается… – в её голосе явственно проступили слёзы.

Теперь заозирался я.

– Ну-ка, не вешать нос! Не бывает такой пропажи, которую в принципе нельзя найти! Вспоминай давай, что там было. Ну, что ты видела после выхода из этого вашего тинно?

– Чтоо биило?.. – Она трогательно приподняла бровки, припоминая. – Таам воот такиийе… – она изобразила на пальцах могильный крест.

– Большие? Как расположены, какого цвета?

Пауза.

– Одиин боольшой, беелый… каамьень, даа. Другоой ньее каамьень, метаалл. Чеерный, и таам чееловьек воот таак… – она раскинула руки, явно изображая распятие.

– А ещё?

Вновь приподнятые бровки.

– Таам еещё раастьот таакойе беелойе… каак воолосы… мноого.

– Молодец! – я улыбнулся как можно более ободряюще. – А ещё что? Вспоминай!

– Еещё таам троопинка, уу саамого вхоода.

– Какая тропинка?

– Нуу таакайя уузкая… ии даальше таам воода… реека.

– Так что же ты молчала!

Тропинка, идущая к Сетуни, куртина отцветшего иван-чая и плюс два могильных креста, один большой мраморный, другой чугунный, с литым распятием. Да по таким приметам не то что Шерлок Холмс, тут первоклассник найдёт этот самый вход в это ихнее тинно!

…Время шло, а мы всё ещё лазали по заброшенному кладбищу. Тропинок, тянущихся с кладбища к речной пойме, обнаружилось множество, иван-чай, как оказалось, тоже не самое редкое растение в средней полосе России. Вся надежда оставалась теперь на кресты. Я мельком взглянул на часы – восемь двенадцать… Борька-то как будет издеваться… а, наплевать! Сейчас не о том нужно думать, сейчас главное – Вейла…

Я резко встал. Из зарослей низкорослого кустарника торчал массивный мраморный крест, изрядно выщербленный временем. Неподалёку чернел чугунный, с распятием. И куртина с отцветшим иван-чаем возле самой тропинки, надо же…

– Вейла… Похоже, мы нашли. Доставай свой ключ.

Сжав губы от напряжения, она потянула за цепочку, вытащила из-за пазухи кулон, положив на ладошку, сосредоточилась и пошла вперёд ровным скользящим шагом. Помедлив, я двинулся следом. Интересно, очень даже интересно… какой он из себя, этот вход в это самое тинно?

Тропинка, нырнувшая в крохотную ложбинку, отчего-то и не думала идти на подъём. Тянулась и тянулась, как во сне. Я взглянул вверх и чуть не потерял равновесие – горизонт вокруг явно приподнялся. Вот это дааа… вот это ничего себе эффектики… искривление пространства или как оно правильно называется?

С каждым десятком шагов по тропинке горизонт заворачивался всё круче, явно норовя стянуться в точку над головой, в самом зените. Я лихорадочно соображал. Вот оно как… вот так, значит… Стало быть, кто без ключа, спустится себе в канавку да и выйдет на другую сторону склона. А ежели с ключом, то в со-овсем другое место попадёт…

– Приишли…

Вейла стояла у массивного синего камня, до половины ушедшего в землю. Вокруг цвели здоровенные в рост человека крокусы, трёхметровые гладиолусы – если это, конечно, были гладиолусы – и какие-то совсем уже неизвестные мне цветы. Я взглянул вверх. Горизонт таки стянулся в точку, полностью закрыв небо над головой. Этакая сфера, поперечником метров семьсот… Вот интересно, с ума сойти, это где же на нашем кладбище мог разместиться такой пузырик… под землёй, что ли? Не то, не то!

Свет в этом пузыре, казалось, исходил ниоткуда… нет, не из воздуха даже, а именно просто существовал сам по себе. Без всяких источников, ага. Воздух вокруг был тих и неподвижен, и ещё тут царило даже не тепло, а настоящая летняя жара. Градусов тридцать, наверное, не меньше.

– Буудьем проощаться, – а глаза-то у неё какие грустные, аж сердце щемит… – Даальше теебье неельзя.

Вейла принялась раздеваться, по обыкновению не испытывая ни малейшего смущения. Аккуратно сложила вещи в брезентовую сумку.

– А гдее моойё плаатье?

Я едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Олух, он и есть олух!

– Слушай… оно дома осталось – мой вид сейчас, должно быть, мог служить живой иллюстрацией к картине «опять двойка».

Вейла чуть улыбнулась.

– Ничьеего. Этоо уу ваас ньеельзя бьеез одеежды. У наас, еесли хоочется, моожно…

Она протянула мне сумку.

– Тии ииди поо троопке наазад. Каак виийдешь, яа заакройю вхоод клюучом.

Я сглотнул ставшую почему-то вязкой слюну.

– Скажи… мы больше не увидимся?

Глаза, надо же, какие у неё глаза…

– Ктоо знаайет. Моожет биить…

Момент появления на сцене новых персонажей я, признаться честно, полностью проморгал. Вот только что мы были вдвоём, я и она, и никого на целые тысячи лет вокруг… А вот уже стоят чётким полукругом парни в каком-то странном камуфляже, только один в гражданском – нормальная земная болоньевая куртка… и высокая молодая дама в строгом брючном костюме. Нет, я не спорю – до сих пор я видел только одну венерианку, и ту малолетнюю. Может, у них там все женщины такие… только я бы поспорил на что угодно – вот это и есть она, то есть мама Вейлы.

– Вейла? Уа тинно олла ке тау теано? Уа тигайга кео тамула? Таарива леанана! – голос дамы дрожит от внутреннего напряжения.

Тот, что в болоньевой куртке, сделал короткий знак парням в камуфляже, мотнув ладонью в мою сторону.

– Ле! Уа тау ле паллоло!.. – вскинулась Вейла, умоляюще протянув руку в моём направлении.

В моей голове будто полыхнула молния. Свет сошёлся в точку, и всё поглотила мягкая тьма…

* * *

Солнце, размытым сияющим сгустком висевшее в зените, заливало всё вокруг потоками огня. Джунгли притихли, придавленные этим всепроникающим светом, деревья развернули листья дневной, белой стороной, дабы отразить хотя бы часть этого огненного потока. Поверхность озера курилась парком, скручивающимся в крохотные смерчики, тут же таявшие в горячем воздухе, – водоёмы дневной стороны, от океанов до последнего ручейка, щедро насыщали небеса водою, готовя скорое уже неистовство Времени Гроз. Но пока тут царили тишь и спокойствие. Время Зноя в низких широтах – суровое испытание для всего живого.

Инмун прошёл сквозь прозрачную стенку пузыря-гравилёта, и тот немедленно сдулся, вытянулся в узкое вертикальное веретено, прянул вверх, исчезая в небесном сиянии. Гранёная белоснежная глыба местного Дома Мудрости нависала над берегом, почти вплотную подступая к воде. Оглядев ещё раз окружающий пейзаж, молодой сотрудник Службы Внешнего Контроля шагнул в бесшумно раздвинувшуюся стеклянную дверь.

– Ну наконец-то! – в прохладном сумрачном холле возникла довольно уже пожилая дама, одетая в строгий деловой костюм, полностью закрывающий живот и лобок. Роскошные груди дамы с позолоченными сосками осуждающе колыхнулись. – Ждём, все собрались уже, молодой человек!

– Миллион извинений, уважаемая! – молодой человек присел в книксене. – Ну не мог никак раньше вырваться, задержали в Доме Вечного Света!

Дама обернулась и пошла впереди, указывая гостю путь. Инмун последовал за ней, чуть улыбаясь. Сзади костюм дамы оказался не столь строг: пушистая кисточка-хвостик игриво пошлёпывала хозяйку по голым ягодицам при каждом шаге.

В обширном конференц-зале собралось с полусотни народу обоего пола, переговариваясь между собой в ожидании начала доклада.

– Приветствую вас, коллеги, и прошу принять мои извинения по поводу невольного опоздания! Позволите начать или есть предварительные вопросы?

– Вопросы потом, сначала хотелось бы услышать доклад! – председатель собрания пожевал губами.

– Как скажете, многоуважаемый!

Покопавшись в связке амулетов на груди, Инмун отыскал нужный. В воздухе вспыхнула голограмма-заставка.

– Все вы в курсе, коллеги, что в последнее время аборигены Иннуру доставляют нам массу беспокойства. Сразу после запуска первого низкоорбитального спутника они принялись всерьёз интересоваться исследованием планет нашей системы. И если прямое достижение нашей Иноме тамошними аппаратами пока дело перспективы, то дистанционные методы грозят нам утратой инкогнито уже в самое ближайшее время.

Заставка видеоматериала сменилась изображением – огромные чашеобразные антенны смотрят в небо.

– Вот эту установку аборигены Иннуру намерены использовать для измерения радиояркости нашей планеты. Что позволит им для начала определить температурный режим как на дневной, так и на ночной стороне Иноме.

Сдержанный гул в зале.

– Ждать дальше нельзя. Необходимо срочно готовиться к внедрению легенды.

– Легенда уже проработана? – подал голос председатель.

– Да, разумеется.

– Ну так представь.

– Да, конечно, – Инмун покопался в своём амулете, отыскивая нужный материал. – Вот параметры нашей любимой Иноме. Давление, температура, состав атмосферы и прочее…

Некоторое время все рассматривали документ.

– Что, совсем нет воды?

– Абсолютная сухость. И серная кислота в облаках.

– Температура – это сурово, конечно… Нет, но с давлением же явный перебор.

– Ничуть. Они поверят, не моргнув. Теоретические кривые ещё подведут… Зато все аппараты им придётся ваять столь толстостенными, что сам запуск станет проблематичным.

– Ну так ещё утроить параметр, чтобы запускали броневые болванки, – засмеялся председатель.

– А вот это уже и впрямь будет перебор. Возникнут сомнения в достоверности информации. Всякому ужасу должен быть предел.

Инмун нажал на амулет, и рядом с документом-легендой возникло новое изображение.

– Но это ещё не всё, коллеги. Вот это сооружение аборигены намерены использовать для радиолокации нашей Иноме.

– Ничего страшного. Служба Неба вполне в состоянии полностью загасить сигнал, – подал реплику сидящий на первом ряду учёный.

– Как вы себе это представляете, уважаемый? Планета ведь не может иметь нулевое отражение. Так что формировать ответ-легенду всё равно придётся. Между тем спецагент Инбер сообщает, что сразу после первого отражения готовится более тонкий эксперимент с анализом спектра. Временно-частотное разделение и плюс поляризация отражённого сигнала. Такая обработка в принципе позволяет увидеть крупные детали рельефа.

Шум в зале.

– Тише, тише, коллеги! – повысил голос председатель. – Всем уже ясно, что лёгкой жизни у нас более не будет. Формирование фантом-сигнала по радиояркости пустяки, конечно, однако это следует сделать немедленно. А вот радиолокация… тут нам предстоит ювелирная работа. Так что прошу задавать вопросы докладчику.

– …Тебя ни на минуту одного оставлять, нельзя! Честное слово, хуже Ленки! Четырнадцать лет уже, вон какой вымахал лосина, а одни шкоды на уме!

Капельница бодро отсчитывала ритм. Мама вдруг заплакала.

– Ну ма… ну чего ты… Ну дурацкая выходка получилась… ну всё же нормально теперь…

Она смахнула рукой слёзы.

– Да где там нормально, ты бы посмотрел на себя… А ты подумал, что было бы, если б не нашли тебя те алкаши? Или просто мимо прошли, не стали звонить в «Скорую»?

Я тяжко вздохнул. А что тут скажешь? Всё правильно. Вина моя безмерна. Ну в самом деле, здоровущий уже парняга и норовит вогнать в гроб маму с папой своими идиотскими выходками… добивать таких надо, а не антибиотиками откапывать.

Вообще-то без памяти, похоже, я провалялся достаточно долго. И в памяти той зиял огромный провал. То есть как приковывали меня к могильной оградке, как на ночлег я устраивался на могильной плите, завернувшись в верблюжье одеяло, – это всё запечатлелось в памяти чётко. А вот что дальше… Положим, с кладбища я позорно сбежал, тут без вариантов. Иначе как бы то самое злополучное верблюжье одеяло оказалось у нас дома? Допустим, утром на рассвете я решил вернуться, чтобы натянуть Борьке нос. Ну там привязать как-то ключик, скажем, использовав найденный дома мамин волосок – мои-то стриженые для такого дела непригодны… Не в моём характере так пари выигрывать, подлянкой откровенной пахнет, но – предположим… Но вот какого лешего я потащился в овраг? Могилку оставленную не мог найти, заблудился малость? Бросьте. Я её и сейчас найду без проблем. Чего там искать-то…

В общем, провал в памяти. Яма, чёрная бездонная яма. Навсегда поглотившая эту ночь на кладбище.

И мама права, абсолютно права – вполне даже мог дать дуба её сынуля. Дождь ведь начинался, кончилось бабье лето, началась подлинная, без дураков, осень… Провалялся бы ещё пару-тройку часиков без сознания на холодной мокрой земле и привет. Хорошо ещё, те алкаши, промышлявшие сбором стеклотары и съестного с могилок, оказались гуманистами, ага… Не поленились дойти до автомата, позвонить, да дождались у кладбищенских ворот «Скорую помощь», да проводили до места… Кстати, сразу после того эти алкаши как-то незаметно рассосались, так что первоначальный папин порыв – щедро вознаградить случайных спасителей сына – оказался принципиально невыполнимым… неизвестными остались имена и фамилии благородных спасителей…

– Ладно, мам… – я вновь виновато вздохнул, нашаривая свободной от капельницы рукой её ладошку. – Обещаю, вот честно – на будущее постараюсь никаких таких уж сильно дурацких фортелей не выкидывать. Правда-правда.

– Что ж… спасибо и на этом, – мама чуть улыбнулась.

– Доктор сказал, сколько мне ещё тут валяться?

– Сказал. Четыре дня ещё, если не будет осложнений.

– Каких осложнений?

– Ну мало ли… На почки, скажем, – мама мелко и быстро перекрестилась. – Кто знает, сколько ты там в этих клятых кустах провалялся? Ты ж ничего не помнишь…

– Ну, мам… ну правда, всё будет хорошо. И никаких осложнений. Если бы что, так уже бы.

– Дай-то бог… – мама судорожно вздохнула. – Чего тебе завтра принести?

– Завтра? Да не надо, всё у меня есть, ма… Скорей бы домой. Чего тут валяться…

– О, похоже, твои подельники заявились! С визитом!

Действительно, в палату гуськом входили трое – Витёк, Димка и Борька собственной персоной.

– Здрасте, Алёна Пална…

– Да будешь тут здоровой с вашими выходками… Нервного тика нет пока, и то слава богу. Ладно, я ухожу, беседуйте!

– До свиданья, Алёна Пална!

Новые посетители разместились вокруг моей койки.

– Ну ты как, Тоха? – Витёк потрогал шланг капельницы.

– Уже всё нормально, – я улыбнулся.

– По-дурацки всё как-то вышло, – проговорил Борька, без этой своей всегдашней ехидной ухмылочки. Непривычно даже видеть, будто и не его лицо. – Давай считать, не было никакого спора.

– Брось, уговор есть уговор. Твой бинокль, сто процентов.

– А у нас Пурген сбежал и трёх кур соседских задавил со зла, – Борька наконец-то вернул лицу нормальную ухмылочку. – Меня батя даже выдрать хотел сгоряча за всю эту затею. Вспомню, грит, детство золотое… Тоха, скажи наконец – чего там было-то, ночью?

– Да не помню я, говорил уже… Человеку нужно верить вообще-то.

Ребята переглянулись.

– Димк, скажи ему, – Борька вновь утратил всегдашнюю ухмылочку.

– Ну, в общем, так, Антоха. Ты, может, и не врёшь. Память отшибло чем-то, бывает… Только там, на могилке, земля-то мягкая. Никто ж не ходит, не топчет…

– Ну?! – я даже привстал.

– Там следы были, Тоха. Вроде как детские. Босиком. Ну кто в сентябре у нас тут ходит босиком, да притом ночью, на кладбище?

Послеполуночный туман стоял стеной, зыбкой и настороженной. То тут, то там в густом белом месиве зарождался свет, зарождался и угасал – множество ночных светляков искали себе спутницу или спутника короткой жизни, дабы отложить яйца и продолжить род. Некоторые световые пятна, впрочем, были вполне стабильны и при приближении вплотную обретали чёткие очертания – ночные цветы привлекали внимание опылителей. Вытянув перед собой руку, Инмун растопырил пальцы – ничего не видно, кроме продолговатых тепловых пятен… вот интересно, обитатели Иннуру смогли бы ходить в таком густом тумане? Нет, наверное… Они же напрочь лишены теплового зрения, тамошние аборигены. Так что на ощупь, только на ощупь и никак иначе…

Инмун усмехнулся. Да, они так и идут в большинстве своём, аборигены Иннуру, – на ощупь. Всю свою жизнь бредут куда-то на ощупь, тыкаясь в стороны, забредая в тупики… Дойдут ли? Кто знает…

Сияние впереди разрасталось, крепло, тепловая же картинка уже обрела полную ясность: три параллелепипеда, врезанные друг в друга, в обрамлении невероятно старинных ламп накаливания – маленький такой каприз хозяина.

– Счастья и радости тебе, почтеннейшая Сайма!

Почтеннейшая Сайма, девчонка лет пятнадцати, торчавшая на крыльце, хихикнула.

– Привет, дядя Инмун! – она изобразила книксен на скорую руку.

– Как отец?

– Уже ждёт, дядя Инмун!

Стеклянная пластина двери бесшумно отъехала в сторону, пропуская гостя.

– Приветствую, многоуважаемый Нинэтэр!

– А, Инмун! – хозяин уже выбирался из объятий старинного надувного кресла, всем своим видом изображая радушие. – Прошу, прошу! Располагайся, где сочтёшь удобным…

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Произведения великого русского художника Федора Александровича Васильева пользуются большой и заслуж...
Книга «Вечная мудрость» – это записи высказываний Конфуция, сделанные его учениками и последователям...
Строка из стихотворения Георгия Иванова, ставшая заголовком этой книги, очень точно отражает ее дух ...
Роман «Разные оттенки смерти» продолжает серию расследований блистательного старшего инспектора Арма...
Сэр Ричард Брэнсон, всемирно известный предприниматель, эксцентрик и миллиардер-бунтарь, создал огро...
Эта книга посвящена новейшим значительным достижениям в области нейро-лингвистического программирова...