Далеко от Земли Комарницкий Павел

– Прямо сейчас принимаю ванну. А если чуть шире, принимаю гостя.

– Надеюсь, он не рядом?

– Ну Инбер… я же хорошо воспитанная земная девушка!

Шеф ткнул пальцем в прибор связи, и голограмма перед ним послушно изменилась. Голая девушка сидела в курящейся паром ванне, погрузившись до подмышек.

– Шеф, это неприлично, – в глазах Вейлы плясали смешинки. – Джентльмены так не поступают.

– Я не джентльмен, я твой шеф-наставник, – парировал Инбер. – За коды спасибо. А теперь закономерно назревший вопрос. Ты намерена оставить его у себя ночевать?

Смешинки в глазах девушки исчезли.

– Я бы поняла, если бы этот вопрос задала моя мама…

– Я не мама, я твой шеф-наставник. Повторить вопрос?

Пауза.

– Да. Если он захочет.

– Ну-ну. Не заиграйся.

Плотные салатово-зелёные шторы были задёрнуты, надёжно отсекая холодную заоконную тьму от маленького тёплого мирка, освещаемого круглым солнцем потолочного плафона. Цветы, уютно расположившиеся в своих горшках-домиках на модерновой железной стойке, чуть заметно кивали – да-да, молодой человек, вы правы, здесь очень хорошо и уютно…

Я остановился возле книжного шкафа, усеянного мелкими безделушками. Вгляделся в корешки книг. Толстой, Куприн, Аксаков… ну надо же… ещё Толстой, только не Лев уже, а Алексей который… а это что? Ба, Станислав Лем, и Азимов, и Рэй Брэдбери! Одна из книг выступала из ряда, я потянул – это оказался томик Стругацких «Страна багровых туч». На обратной стороне обложки красовался рисунок, довольно талантливо исполненный шариковой ручкой, – голая девчонка-малолетка лежит на спине и дрыгает ногами, держась за живот, явно помирая со смеху. Ухмыльнувшись, я засунул книгу обратно в ряд и вдруг замер. На узкой полоске книжной полки, оставшейся свободной от шершавых томов, среди прочих мелких безделушек притулился маленький стеклянный слоник. Тот самый.

Мягко стукнула дверь ванной.

– Не соскучился? – Вейла, одетая всё в тот же домашний халатик, закинув руки за голову, с улыбкой расчёсывала мокрые волосы, отросшие до лопаток.

– Очень соскучился, – совершенно искренне ответил я.

Она перестала улыбаться, медленно опустила руки.

– Антон, Антон…

– И это правда, – не стал отрицать я. Медленно, словно во сне, шагнул к ней, взял за плечи…

И чуть не вскрикнул, отдёрнув ладони. Потому что её плечи были горячими, как кипяток.

– Ну, убедился? – она смотрела на меня в упор своими невозможными глазами. – Теперь понимаешь, что такое любить венерианку?

Вместо ответа я притянул её к себе за талию и залепил рот поцелуем. Губы обожгло, точно я хватанул пельмень, сию секунду вынутый из кипящей воды, а ещё спустя секунду она вывернулась из моих рук.

– Ты… ты… Сумасшедший! Антошка, ты же псих! Вот, я так и знала… Ты же обварился, дурачок! Глянь, на губах пузыри!

– До свадьбы заживут? – я улыбнулся враз распухшими губами.

– Светлое небо, что мне с тобой делать… – Она уже копалась в своей мебели. Извлекла откуда-то коробку домашней аптечки. – Это как ты на службу пойдёшь…

– Завтра суббота, потом воскресенье. А потом всё сойдёт за проявления простуды. Герпес, ага…

– Ага, ага… – она осторожно смазывала мне губы кисточкой, смоченной в каком-то горьком, как хинин, растворе. – Стой смирно, чудо моё… Не облизывайся пока! Моя вина… не надо было подходить вплотную… Ну всё вроде. – Она критически оглядела мои губы, где под действием иномейского снадобья пузыри стремительно подсыхали, превращаясь в тонкие плёночки.

– Не помогло бы, – я вновь чуть улыбнулся. – Я бы достал тебя даже в углу.

Она ошеломлённо глянула на меня, фыркнула раз, другой. И мы расхохотались как сумасшедшие.

Ртутная лампа уличного фонаря изливала свой резкий мертвенно-голубоватый свет, проникавший в незашторенное окно, на потолке, на светлом квадрате метались мутные тени древесных ветвей. Ветер гулял по ночному городу, завывая и присвистывая, словно в досаде, – нет, не удалось сегодня поднять пургу, пошвыряться снежком… напитавшийся за день водою ноябрьский снег крайне тяжел на подъём… И только тонкие стеклянные пластинки отделяли буйство ночной стихии от тёплого мирка квартиры.

Вздохнув, я откинул тонкую простыню до пояса. В квартире было жарко, пожалуй, градусов тридцать. Иномейцы очень любят тепло… а вот холод переносят с большим трудом… этому их агентов обучают на спецтренировках, как переносить ужасную иннурийскую зиму, когда вода твердеет и падает с неба мелкими ажурными кристалликами…

Я лежал и глядел в потолок, закинув руки за голову. Вот интересно, что сказала бы моя сестрёнка, узнай все перипетии моего романа? Да не узнает… Славная она девчонка, Ленка, спору нет, но только знать ей об этом нельзя… и никому нельзя… Вейла…

Я закрыл глаза, но свет заоконного фонаря от этого не угас. Наоборот, он стал ярче. Ещё ярче… и ещё… какой ослепительный свет…

Небо сияло, как начищенная алюминиевая тарелка, гигантская тарелка, опрокинутая над миром. В зените висел размытый огненный клубок. Деревья, развернув листья светлой стороной вверх, как могли, старались отразить хоть часть небесного огня, буквально давившего всё живое. Время Зноя – тяжёлое время на прекрасной Иноме…

«А дальше будет Время Ливней. И тогда будет по-настоящему трудно». – Вейла, совершенно нагая, выходила из озерка, курящегося паром. Я любовался ей, блаженно улыбаясь во сне.

«Мы выдержим».

«Ты уверен?» – она уже стояла в одном шаге – только протяни руку…

«Абсолютно».

«Основания для такого утверждения?»

«Всё просто. Я люблю тебя, Вейла. Вот и все основания».

Её глаза смотрят в упор.

«Только не смейся над дурочкой… Я тоже люблю тебя, Антон. И ничего не могу с этим поделать. И нет раскаяния во мне, вот что страшно».

Её глаза близко-близко.

«Возьми меня сейчас».

…Она приближалась медленно, бесшумно ступая босыми ногами. Шаг… ещё шаг… и ещё шаг… Вот сейчас она остановится и скажет – «тии ктоо?»

– Где твоё платье? – пробормотал я и вдруг осознал, что это не сон.

– Платье? – она уже стояла в одном шаге – только руку протяни. – Зачем оно сейчас?

Ещё шаг, и она оказалась на диване. Её гибкое тело излучало жар, но не обжигало – таким бывает тело больного с высокой температурой.

– Ты уже не жжёшься… – мой язык, так и не дождавшись команды от впавшего в ступор хозяина, очевидно, решил действовать самостоятельно.

– Уже утро… – она улыбалась в темноте. – Я успела слегка остыть…

Её глаза заняли всё поле зрения.

– Олла кео йо кье, – прошептала Вейла, прижимаясь ко мне. – Возьми меня сейчас…

Огненный шар висел в чёрном, как сажа, небе. Звёзд, естественно, было не видно – густой светофильтр нещадно гасил их немощный свет, совершенно ничтожный на фоне солнечного сияния. Мало кто из обитателей прекрасной Иноме видит светило вот так, в его естественном виде, подумал Инбер. Там, внизу, солнце всегда выглядит размытым огненным клубком. Атмосфера бережёт хрупких обитателей от этого вот неистового света, фильтруя его, рассеивая и обеспечивая антипарниковый эффект…

– Хорошо тут у вас, Ниал. Тихо, спокойно…

– Нравится? – молодой сухощавый иномеец обвёл рукой оранжерею. – Это только кажется, что у нас тут полная тишь и благодать. Твои-то подопечные по крайней мере обладают даром речи. Растения, они же не скажут, каково им. Молча будут страдать, а мы тут думай-гадай, чего не хватает.

Солнечный шар уже погружался в белую муть, превращая горизонт в сплошное море огня, – орбитальная станция уходила на ночную сторону планеты.

– А как с суточным ритмом?

– О, это самый большой из камней преткновения на нашем пути. На свету, как известно, все без исключения представители иномейской флоры переходят на фотодыхание, с уменьшением инсоляции начинается перестройка обмена веществ, и к наступлению ночи растения вновь обретают способность дышать кислородом. Здесь же, на орбите, не сутки, а мигание. Включил-выключил свет, включил-выключил… Вот потому-то я и прошу у вашей службы подмоги. Всё-таки растения Иннуру приспособлены к гораздо более короткому суточному ритму…

– Организуем, организуем твоим ребятам экскурсии, не переживай.

– Не экскурсии, а экспедиции, уважаемый. Полноценные научные экспедиции с изучением и сбором образцов. Экскурсии нас не интересуют.

– Ну хорошо, хорошо. Будут вам полноценные экспедиции!

Последние отблески солнечного света угасли. Планета была теперь невидимой, как сама тьма. Под потолком вспыхнули яркие светильники, но свет их казался таким немощным по сравнению с огненной яростью Солнца…

– Даром речи обладают, говоришь? – усмехнулся Инбер. – Своя работа всегда самая трудная, как известно. Эх, Ниал, мне бы твои заботы!

Телефон-автомат бодро завывал, демонстрируя немедленную готовность оказать услугу связи, исправно глотал монетки, однако вместо соединения с абонентом вновь выдавал длинный непрерывный сигнал. Истратив последние копейки, я в сердцах врезал железному ящику в рыло. Бесстыжий аппарат поперхнулся было, но тут же завыл ещё громче – дескать, не унывай, гони монетки, парень, сыграй ещё разок в телефон-рулетку, вдруг повезёт?

Плюнув на наглое средство электросвязи, я покинул будку и двинулся к дому, где обитала моя Вейла. Моя, и попробуйте возразить.

Окна её квартиры горели червонным золотом. Вот интересно, отчего так – каждый раз, как я здесь, окна горят червонным золотом. Короткий декабрьский день? Ранний закат? Ну, может быть… может, какая-то доля правды есть и в этом кондово-материалистическом объяснении… Только это не вся правда. И не спорьте, уж мне-то видней.

И вообще, на фига мне телефон? Жили же люди тысячи лет без телефона. Разве у Ромео с Джульеттой имелся телефон? То-то!

– Эй-эй, золотая рыбкааа!!! – внезапно для себя самого гаркнул я, давая выход распиравшей меня радости. И только спустя секунду рассудок сухо и нудно подсказал – не надо вообще-то орать на весь двор, можно тихо подняться по лестнице…

– И чего тебе надобно, старче? – раздался сзади бесконечно милый голос. Она стояла, держа перед собой сетку с провизией, и смотрела на меня смеющимися глазами.

– По щучьему велению, по моему хотению, – я отнял у неё тяжёлую авоську, – хочу, чтобы весь вечер мы были неразлучны!

– То есть прямо весь-весь?

– То есть абсолютно!

– Не печалься, старче, – её глаза лучились светом, – будет тебе весь-весь вечер. То есть абсолютно! О, какая новость, гляди: «Лифт не работает»… Он и вчера уже не работал!

– Так ведь дикари-с!

– Да-да-да!

Она уже птичкой скакала по ступенькам, легко одолевая лестничные марши. Поднимаясь следом, я любовался ею.

– Смотри, не прожги на мне дырку своим огненным взором, – засмеялась Вейла.

– Уж и любоваться нельзя… Хочу и буду!

– Уму непостижимо, как можно любоваться женщиной в таком наряде, – иномейка звенела ключами, отпирая входную дверь. – Мешок с рукавами, набитый ватой, и ко всему ещё и штаны, это же просто невыразимый кошмар…

– Нормальные джинсы, чего ты. Модные весьма.

– Уй, лучше ты молчи на эту тему! Так, это всё неси на кухню. Я сейчас.

Скинув в прихожей верхнюю одежду и башмаки, я протопал на кухню, принялся выкладывать из авоськи разнообразную снедь.

– Слушай, так получается, я тебя объедаю.

– Это ты про материальный ущерб или моральный? – отозвалась она из спальни.

– Про оба.

– Значит, так… – она вошла на кухню, облачённая в немыслимую ночнушку, абсолютно прозрачную и короткую донельзя. – Насчёт материального ущерба – хочешь, подарю тебе полную авоську крашеных бумажек?

– Ух, фальшивомонетчица ты моя! – Я осторожно обнял её, притянул к себе.

– А насчёт морального – да, имеет место быть. Вот я, к примеру, специально надела этот балахончик, чтобы похвастать достоинствами собственной фигуры. Первая сколько-то приличествующая девушке вещь, встреченная мной на Иннуру. И где бурные проявления восторга? Или тебе нравятся только девушки, засунутые в мешки с рукавами, м-м?

Дальнейший поток претензий я прервал самым простым и естественным способом, просто залепив ей рот поцелуем.

– Ну всё уже, всё… – отдышалась наконец она, облизывая губы. – На чём мы остановились? Да, возмещение морального ущерба. Рисовую кашу на молоке готовить умеешь?

– Йес, мэм!

– Бутерброды с сыром и маслом?

– Уи, мадам!

– Помидорный салат под майонезом? Кальмаров с брусникой?

– Так что не извольте беспокоиться, барышня!

– Действуй! Я же пока займусь кой-какими делишками.

– Я не буду лицезреть твой облик? Это нечестно. Мне был обещан весь-весь вечер, а не урывками! – Ночнушка и впрямь оказалась превосходной, во всяком случае, ласкать её голые ягодицы было очень удобно…

– Товарищ, товарищ, возьмите себя в руки! – со смехом вырвалась она.

Вздохнув, я покорился судьбе. То есть нацепил фартук и принялся за готовку. А чего такого? Не так уж часто мне тут доверяют похозяйничать на кухне… учитывая уровень моей кулинарной подготовки. Быть джентльменом на диване не особо сложно, а вот слабо джентльмену освободить свою возлюбленную хотя бы от варки рисовой каши? То-то!

Да, вот так мы нынче и живём. После той ночи Вейла полностью отбросила всякие экивоки. Уже не нужно раздумывать, какой халат надеть, дабы не нарушить хрупкий внутренний мир гостя… И, строго говоря, уже не гость я тут. Строго говоря, мы уже почти что семья…

Я жёстко усмехнулся. «Товарищ, товари, возьмите себя в руки!» Семья, ребята, это вам не просто любовная пара…

Что нас ждёт?

– Каша готова! И чай! И вот-вот остынут! – окликнул я.

– Нет, только не это! – хозяйка мигом возникла на пороге кухни, упрятывая за ворот эротического наряда связку амулетов. – Давай всё на стол! Я чего-то голодная вся такая… Там колбаса в холодильнике между прочим.

– Уже нашёл. – Я сооружал себе бутерброд с сыром и колбасой. При всём родстве душ кулинарные вкусы у нас с любимой здорово не совпадают, что да то да. Ей, к примеру, вот эта вот колбаса на дух не нужна. Я же совершенно равнодушен к рисовой каше…

– М-м, вкусно! – Вейла глотала кашу, густо исходившую паром, и запивала таким же огненным чаем.

– Между прочим, скоро Новый год. Самый главный праздник считается у нас тут.

– Не сердись, Антоша, – её взгляд стал виноватым. – Я обещала родным быть дома непременно.

Я тяжко вздохнул. Всё правильно, всё верно… Для диких иннурийцев, может, и главный праздник, а для иномейского агента лишний повод смотаться домой.

– Но на торжественный вечер-то в клуб придёшь?

– Приду обязательно!

– …Таким образом, период «штурма и натиска» в исследованиях нашей прекрасной Иноме для аборигенов Иннуру фактически заканчивается. По нашим данным, утверждена лишь ещё одна миссия, имеющая главной целью полное радиолокационное картографирование нашей планеты. Запуск аппарата намечен на тысяча девятьсот восемьдесят девятый год – прошу прощения за использование календаря иннурийцев, так в документе. То есть до пуска тринадцать суток… наших, естественно. Служба Неба наконец-то сможет хорошенько выспаться.

Смех в зале.

– Тише, тише! – председатель повысил голос. – Прошу вопросы к докладчику!

– С чем связано такое резкое падение интереса к исследованиям? – поднялся молодой учёный в центре зала. – Аэростатные зонды – новое перспективное направление, едва наметившееся. Смысл отказываться от дальнейшего развития?..

– Тут вот в чём дело… Каждая миссия стоит дорого. Научная же отдача с каждым разом падает. Да, имеется группа иннурийских учёных, ратующих за дальнейшее развитие аэростатных исследований нашей Иноме. И не только аэростатных, кстати. Имеются проекты запуска управляемых дирижаблей и аэродинамических аппаратов, черпающих энергию от солнечных батарей. Но все эти проекты не вышли из стадии идей, в лучшем случае эскизных проработок. Сейчас инженеры той страны, что наиболее интенсивно занималась исследованиями нашей планеты, полностью поглощены постройкой гигантской ракеты и многоразового пилотируемого корабля. Все силы и средства поглощает этот проект, так что шансы радетелей продолжения исследований нашей прекрасной Иноме, увы, невелики.

– Не намерены ли аборигены отправить на нашу Иноме самоходные аппараты? – подала реплику женщина, сидящая слева во втором ряду.

– Увы. Как всем нам известно, на Иноме чудовищная температура и давление, – смех в зале. – Постройка самоходного механизма, способного работать в таких условиях, для техники иннурийцев задача крайне сложная. Тем не менее идея таких миссий существует. Другой вопрос, как скоро они воплотятся в жизнь… если вообще воплотятся, конечно.

– Больше вопросов нет? – председатель обвёл взглядом аудиторию. – Большое спасибо, уважаемый Инбер, что уделил нам время. Доклад был весьма содержательным!

На улице стоял туман, густой, как молоко. Гравилётная площадка тонула в сиянии светильников, но за пределами того сияния ночной мрак, казалось, приобретал осязаемую твёрдость.

– Инбер, два слова, – тепловой контур, явно женский, выдвинулся из мрака, приблизился вплотную, обретая узнаваемые черты.

– Здравствуй, Иллеа, – Инбер улыбнулся.

– Инмун принёс мне странную весть. Скажи, как так получилось, что они встретились?

– Судьба. Иных объяснений я не вижу.

– Какая ещё судьба?! Ты же резидент! Ты её шеф-наставник! Ты должен просчитывать подобные ситуации!

– И тем не менее это случилось. Если хочешь, можешь подать на меня жалобу.

– Жалобу?! Какой мне прок от той жалобы?! Тут не жаловаться, тут действовать надо! Что ты намерен предпринять?

– Ничего.

– То есть?!

– Иллеа, может, это тебе и неприятно слышать, но твоя дочь уже давно взрослая девушка. Она решает. Не ты, не я и не Инмун.

– Прекрати, Инбер! Я не хочу слушать ту чушь, что ты сейчас бормочешь. Ты немедленно снимешь её с задания и переправишь сюда, на Иноме.

– Нет, Иллеа.

– Что?!

– Иллеа, ну ты ведь сама женщина. Ты знаешь – любовь священна.

– Любовь к кому?! Он иннуриец!

– Увы, это правда.

Пауза.

– Послушай, Инбер… Мы работали с тобой немало, и не раз ты выручал меня в трудное время. И я до сих пор считала тебя одним из своих лучших друзей. Но знай – если ты не сделаешь того, что я сейчас прошу… нет, не прошу – требую, ты станешь мне врагом.

– А если сделаю, врагом мне станет твоя дочь. И ты, кстати, да и Инмун всё равно перестанете числить меня в друзьях. Но что самое скверное – я перестану себя уважать.

Инбер тяжело вздохнул.

– Я ничего не обещаю, Иллеа.

Долгая пауза.

– Ладно, Инбер. Считай, что мы поговорили.

– …Запуск космического аппарата «Вега-2» также прошёл успешно, и в настоящий момент оба наших изделия находятся на межпланетной траектории, на пути к Венере!

Зал, как и положено, разразился аплодисментами. Я хлопал вместе со всеми, разумеется. Нет, а чего? Уж кто-кто, а я-то имею полное право гордиться своим вкладом в общее дело. Потому что ежели б не я и не та маленькая пуговка, оба изделия уже имели бы бледный вид. Или их прикончили бы уже на подлёте к прекрасной Иноме? Не важно. Тамошняя Служба Неба не шутит…

– …и хочу пожелать нашему замечательному коллективу, всем нам, товарищи, ещё более впечатляющих успехов в наступающем Новом году!

Новая волна аплодисментов.

– …на этом официально-торжественную часть собрания разрешите считать закрытой. С наступающим Новым годом, товарищи!

Публика облегчённо начала рассасываться. Помедлив, я тоже двинулся к выходу из актового зала.

В вестибюле Дворца культуры «Родина» бодро звучала музыка, вокруг празднично сияли ёлочные гирлянды, навешанные сверх всякой меры. Возле монументально-толстенной колонны стояла Вейла в вишнёвом платье с искрой, улыбаясь своей загадочной улыбкой а-ля Джоконда.

– Привет!

– Шикарно выглядишь, слушай. А чего на торжественном собрании отсутствовала? Я так надеялся, до самого конца сиденье ладонью оборонял…

– Ну ты же настоящий друг! – засмеялась она. – Не успела, опоздала… Зато танцевать с тобой буду до тех пор, пока не скажешь «сжалься!»

– Русские парни пощады не просят, мадмуазель.

Её глаза близко-близко.

– Ну в таком случае падёшь смертью храбрых.

– Вау! Угроза реальна?

– Более чем. Ты даже не представляешь, что у тебя за партнёрша.

– Простите, можно вас?.. – Какой-то чувак, уже успевший хватануть грамм сто двадцать пять для храбрости, возник перед нами.

– К сожалению, это невозможно, – не давая мне времени осознать и возмутиться, с лучезарной светской улыбкой парировала Вейла. – У вас, молодой человек, допуск не тот.

– Понял, исчез. – Чувак с ухмылкой изобразил полупоклон и отвалил.

– Ну вот видишь, как просто, – иномейка укоризненно покачала головой. – А ты бы сейчас ответил грубо. Слово за слово – скандал и в итоге испорченный вечер, – в её глазах плясали бесенята. – Если вообще не разбитый нос.

– Ты забыла про выбитые зубы. Слушай, а мой допуск соответствует?

– Вполне! – она засмеялась. – Я так и не поняла, мы будем тут стоять, пока не объявят белый танец?

– Прошу! – Я по-гусарски отвесил короткий полупоклон, щёлкнув несуществующими шпорами.

Да, Вейла не соврала ни на грамм насчёт небывалой доселе партнёрши. В своё время с настойчивой подачи мамы я два года ходил в танцевальный кружок, потом, правда, бросил. Так что, в отличие от необученных бесформенных топтунов, годных лишь на то, чтобы лапать партнёршу за задницу, вполне отличал вальс от румбы и мог при крайней нужде станцевать даже джайв. Однако уже после второго танго я ощутимо взмок, она же была свежа, словно роза.

– Слушай, я потрясён! Где ты только всему этому научилась…

– На курсах подготовки, вестимо. И не роза вовсе, а ассигейра на рассвете, – её глаза смеялись. – Так у нас говорят.

– Некрасиво подслушивать. Опять включила свою штуковину?

– С самого начала. Это ты просто отдыхаешь. Я ещё и работаю.

– Хм?

– Потом, потом… Слушай, тебе нужна передышка. И мне неплохо бы подкрепиться. Айда в буфет. Я так горячего чаю хочу!

– Не вопрос!

В буфете было довольно людно, но я сумел нагло протолкаться к прилавку.

– Прошу два заварных пирожных… нет, четыре! И два чая!

– Молодой человек, тут очередь! – возмутился интеллигентный пожилой мужчина с аристократической лысиной и в старомодных роговых очках.

– Поймите меня правильно, дорогой товарищ, – я прижал руку к сердцу. – Оглянитесь. Видите вон ту девушку, что скучает в углу у столика? Как, по-вашему, можно такую девушку надолго оставлять без присмотра? Уверен, вы меня понимаете как мужчина.

– Хм… – улыбнулся интеллигент. – Да, это аргумент. Не возражаю.

– Большое спасибо!

Когда я вернулся к столику, победно неся тарелку с пирожными и пару стаканов чая, иномейка помирала со смеху, зажимая рот рукой.

– Слушь, ты чего?..

– Ой, не могу… – кое-как справившись с приступом смеха, Вейла вытирала глаза. – Понятно, что НПОЛ – предприятие большое, всех не упомнить. Но уж главного конструктора-то можно бы, э?

– Не, серьёзно? Сам Ковтуненко? – я вовсю вертел головой.

– Он самый. Ковтуненко Вячеслав Михайлович. Да не верти уже так головой, шея отвалится. Ох, Антошка, Антошка…

– Слушь, а чего он?..

– А разве главконструктор не имеет права посетить буфет во Дворце культуры, притом собственного предприятия? – в её глазах густо плясали смешинки. – Вот нашёл вдруг стих и посетил.

Я помолчал, переваривая.

– Пироженки прелесть, – иномейка вовсю уписывала заварные пирожные с кремом. – Я из твоей доли одно упру, ага?

– Да ешь хоть все, – я пододвинул ей тарелку. – Ты же чаю хотела…

– Верно. Чаю. А это помои, увы. Чуть тёплые. – По её лицу пробежала гримаска брезгливости.

– Ну тебе в этом деле угодить трудно, – чуть улыбнулся я. – Скажи всё же, ты правда хотела чаю? Или визит в буфет лишь предлог?

– Антоша, не всё, что придёт в голову, нужно говорить вслух, – смех уже улетучивался из её глаз. – Тебя тоже касается, кстати.

Я чуть пожал плечами. Ну всё же понятно. Главконструктор всё-таки, к нему так просто не подобраться. А тут сидит за столиком, ну стих посетил потому что… и все мысли как на ладони… Кстати, и в актовом зале она не появилась, поскольку Ковтуненко в том зале отсутствовал… а в вестибюле, напротив, где-то присутствовал. И это очень удобно, стоять за колонной – ну стоит себе девушка, парня ждёт…

– Скажи… а если бы не… ты бы пришла? – Я медленно мешал ложечкой в стакане.

Её взгляд невероятно мягок и чуть печален. Её пальцы ложатся сверху на мою ладонь.

– Ответный вопрос – ты мне веришь?

– Верю.

– В таком случае я говорю тебе «да».

– Спасибо, – я слабо улыбнулся.