Память льда. Том 1 Эриксон Стивен
— За волками шли убийцы…
Вискиджек пророкотал: — Разведчики Ривии, слушайте меня, пожалуйста.
Лица повернулись к нему. Молчание.
— Я хочу выслушать ваш рапорт. Кто командир группы?
Они обменялись взглядами. Один качнул плечами: — Я могу говорить на вашем дару. Лучше остальных. Так спрашивай меня.
— Отлично. Продолжайте.
Молодой ривиец откинул со лба косички смазанных жиром волос, широко повел рукой над костями. — Немертвые демоны. Оружные, мечи вместо рук. Пришли с юго-востока, скорее востока, не юга. — Он усилено нахмурился. — Ущербные. Загнанные. Пойманные. Бежащие. Гонимые как бхедрины, туда и сюда, петляющие. Охотники терпеливые, на четырех ногах…
— Большие неупокоенные волки, — вмешался Вискиджек.
— Дважды большие местных равнинных волков. Да. — Потом его лицо осветилось словно бы в откровении. — Они как бегущие духи наших легенд. Когда кудесники, старейшие среди них, уходят в дальний сон, они видят волков. Никогда близко, всегда бегущие, все призраки кроме одного, вожака, у того плоть и очи жизни. Видеть их большая удача, попутное течение, потому что в их беге радость.
— Однако теперь они бегут не только в грезах ваших ведьм и знахарей, — сказал Вискиджек. — и бег их смертелен.
— Охотящиеся. Я сказал, эти волки похожи на них из снов. Я не сказал, они те же самые. — Он стал сдержан, глаза заблестели, как у жестокого убийцы. — Охотящиеся. Гонящие свою добычу сюда, в эту ловушку. Потом уничтожающие их. Бой немертвых. Демоны из могильников далеко на юге. Волки из праха северных зимних ветров.
— Спасибо вам, — сказал Вискиджек. Ривийская манера рассказывать — драматическое представление — отлично соответствовала событиям, свидетелем которых была долина.
От головной колонны приближались еще всадники, и он обернулся встретить их.
Трое. Корлат, Серебряная Лиса и дарудж Крюпп. Последний так качался и мотался на спине мула, словно участвовал в спешной погоне за двумя сидевшими на лошадях женщинами. Его беспокойные крики эхом отзывались по всей неширокой долине.
— Да.
Командор повернулся, уставился на вожака ривицев, который вместе со своими разведчиками изучал трех всадников. — Простите меня?
Ривиец дернул плечом с непроницаемым видом, и ничего не ответил.
Россыпь валунов заставила прибывших остановиться — кроме Крюппа, который резко дернулся в седле вперед, потом назад, пока мул скользил вниз по склону. Животное как-то смогло удержаться на ногах и бежать, оно пронеслось мимо удивленной Корлат и смеющейся Лисы, а когда достигло плоского места, поскакало рысью к Вискиджеку — голова горделиво поднята, уши торчком.
Сам Крюпп держался за шею мула, крепко зажмурив глаза. Его лицо было красным, пот тек ручьем. — Ужас! — простонал он. — Битва воль, Крюпп встретил равного себе в этом безмозглом придурковатом звере! Да, он побежден! О, спасите меня…
— Теперь можете слезть, — сказал ему Вискиджек.
Крюпп раскрыл глаза, огляделся, медленно выпрямился. Трясущейся рукой достал платок. — Естественно. Вернув животному его голову, Крюпп теперь позаботится о себе самом. — Потратив полминуты на вытирание пота и обработку лица пудрой, он выполз из седла и с громких вздохом опустился на землю. — Ах, вот и любимые Крюппом лентяйки, глотательницы пыли! Рад вашему успеху, дамы! Не правда ли, хороший полдень для прогулки?
Серебряная Лиса перестала смеяться. Ее затуманенные глаза уперлись в рассыпанные кости.
Возьми меня Худ, эта меховая мантия действительно ей идет. Мысленно одернув себя, Вискиджек поглядел на Корлат, встретив ее твердый, слегка насмешливый взгляд. Но ох, она бледнеет перед Тисте Анди. Черт дери, старик, не думай о прошлой ночи. Не прилипай к этому чуду так крепко, иначе всю жизнь порушишь…
— Разведчики, — сказал он обеим женщинам, — обнаружили признаки прошедшей битвы…
— К'чайн Че'малле, — кивнула изучающая останки Корлат. — Охотники К'эл, к счастью, скорее неупокоенные, чем ожившие во плоти. Не так быстры, как могли бы быть. И все же быть разорванными вот таким образом…
— Т'лан Ай, — сказала Лиса. — Это ради них я пришла…
Вискиджек вгляделся в нее. — Что ты имеешь в виду?
Она пожала плечами. — Поглядеть на себя, командор. Все мы сходимся ближе. Вы к своему осажденному городу, я к судьбе, для которой рождена. Схождение, чума этого мира. Но даже в нем… — добавила она, слезая с седла и направляясь к костям, — есть дары… Т'лан Ай. — Она запнулась — ветер гладил лисий мех на ее плечах — потом прошептала это слово еще раз: — Т'лан Ай.
— Крюпп содрогается, когда она так именует их… ах, благослови боги эту мрачную красоту в ее пустынной раме, ибо с ней потускневшие от времени звездные сны станут словно радужные реки небес! — Он помолчал, поморгал на слушателей. — Сладкий сон, в котором таится сокрытая поэзия, поток изолированности столь ровный, что кажется тканым полотном. Да?
— Я неподходящий человек, — пробурчал Вискиджек, — чтобы постигать ваши абстракции, Крюпп. Увы.
— Конечно, тупой солдат, так вы скажете! Но погодите… разве Крюпп не видит в ваших глазах некоего… заряда? Воздух воистину потрескивает от неизбежности — вы отрицаете свою восприимчивость к таким вещам, малазанин? Нет, молчите, истина таится в вашем жестком взоре и вашей кольчужной руке, когда она крепче хватает рукоять меча.
Вискиджек не мог отрицать, что волоски на его затылке стоят дыбом. Он огляделся, увидел похожую напряженность в ривийцах и у пары малазанских разведчиков, настороженно обшаривавших взглядами холмы. — Что грядет? — прошептала Корлат.
— Дар, — промурлыкал Крюпп с блаженной улыбкой, не сводя глаз с Серебряной Лисы.
Вискиджек последовал за ним взглядом.
Увидел столь похожую на Порван-Парус женщину, стоящую спиной к ним, высоко взметнув руки.
Со всех сторон небольшими воронками закружилась пыль. Т'лан Ай обретали форму, на дне реки, на склонах и гребнях близлежащих холмов. Тысячами…
Серый прах в серый, мутный мех, черные плечи, горло оттенка дождевых туч, серебряные с черными кончиками хвосты. Другие были бурыми, цвета гнилой, рассыпающейся древесины, с более светлым оттенком на горле и животе. Волки, высокие, тощие, глаза — ямы тьмы. Громадные длинные головы все повернуты к Серебряной Лисе.
Она оглянулась, сосредоточила на Вискиджеке взгляд из — под тяжелых век. Улыбнулась. — Мой эскорт.
Пораженный Вискиджек уставился на нее. Так похожа на Парус. И не она. Эскорт, она сказала, но я вижу больше — и ее глаза говорят, что она тоже это поняла… такие разумные глаза.
Эскорт… и охрана. Теперь Лисе мы больше не нужны. Теперь, когда нужда в нашей защите отпала, она может делать… все, что пожелает.
В мозгу Вискиджека словно завыл ледяной ветер. Боги, что если Каллор был во всем прав! Что, если мы упустили свой шанс? С тихим ворчанием он прогнал дурные мысли. Нет, мы показали ей свою веру, когда это было нужнее всего — когда она была очень слаба. Порван-Парус этого не забудет…
Так похожа… и не она. Ночная Стужа, расчлененная из-за предательства. Не Тайскренна ли ненавидит остаток ее души? Или всю Малазанскую Империю, каждого сына и дщерь нашей крови? Или того, кого она вызывала на бой: Аномандера Рейка и его продолжение, Каладана Бруда? Ривийцы, Баргасты… ищет ли она отмщения?
Крюпп прокашлялся: — И весьма замечательным эскортом будут они, дорогуша. Настороже к твоим врагам, любезны к проверенным друзьям! Мы очарованы, видя, как глубоко ты сама очарована этими молчаливыми, недвижными Т'лан Ай! Такие вышколенные щеночки! Крюпп впечатлен, он не находит слов, не находит жестов, вообще не находит подходящей реакции!
— Если только, — пробормотала Корлат, — в этом все дело. — Она взглянула на Вискиджека с непроницаемо-профессиональным выражением. — Командор, я позволю себе уйти, сделать доклад нашим вождям…
— Корлат, — прервала ее Лиса, — прости, что не спросила раньше, но когда ты в последний раз видела мою мать?
— Этим утром, — ответила Тисте Анди. — Она больше не может ходить, и такое состояние длится уже неделю. Она слабеет день ото дня, Лиса. Может быть, если бы ты сходила ее навестить…
— Нет нужды, — ответила облаченная в меха женщина. — Кто смотрит за ней в данный момент?
— Советник Коль и дарудж Муриллио.
— Лучшие друзья Крюппа, уверяет он всех вас. Она в безопасности.
— Обстоятельства, — сказала с напряженным выражением Серебряная Лиса, — становятся… сложными.
А что, до этого было легче, женщина? Каллор охотится за твоей тенью, как падальщик — я удивлен, что он не пошел за тобой сюда… а может, таится за склоном ближайшего холма…
— Ты что-то просишь у меня, Лиса? — спросила Корлат.
Та, очевидно, успела взять себя в руки. — Да, чтобы кто-то из вашего рода охранял мою мать.
Тисте Анди нахмурилась: — Кажется, теперь, при таком количестве новых стражей, ты могла бы выделить…
— Боюсь, она может их не подпустить. У нее… кошмары. Мне жаль, но придется позаботиться, чтобы мои Ай не попадались ей на глаза. Она может казаться хрупкой и бессильной, но в ней есть нечто, способное прогнать Т'лан Ай. Ты сделаешь, что я прошу?
— Конечно, Лиса.
Корлат развернула коня и поскакала вверх по склону. Юная женщина кивнула ей вслед, снова обратив все внимание на Вискиджека. Через миг она обратилась к Крюппу. — Ну, дарудж? Ты удовлетворен?
— Точно так, дражайшая. — Сказано это было не обычным тоном Крюппа, а медленно и спокойно.
Удовлетворен. Чем это?
— Она будет держаться, как думаешь?
Крюпп пожал плечами. — Ну, мы же увидим? Крюпп верит в нее.
— Достаточно, за нас обоих?
— Естественно, — улыбнулся дарудж.
Серебряная Лиса вздохнула: — Вот и отлично. Я твердо полагаюсь на тебя в этом. Ты знаешь?
— Ноги Крюппа — словно каменные колонны. Твое касание так легко, что прошло незамеченным для его достойной особы. Дорогая, звук копыт новых всадников побуждает тебя принять решение — что ты позволишь увидеть этим прибывающим?
— Ничего тревожащего, — отвечала женщина. Она снова воздела руки.
Т'лан Ай вернулись во прах, из которого недавно поднялись.
Тихо ворча, Вискиджек зашагал к своему коню. Слишком много тайн сопровождают компанию двух армий, тайн, постоянно грозящих взрывоподобным откровением. Может быть, и насилием при этом. Он чувствовал беспокойство. Будь здесь Быстрый Бен… Видит Худ, хотел бы я знать, что стряслось с ним, с капитаном Параном и Сжигателями. Преуспели ли они? Или все уже мертвы, а их черепа украшают шесты около лагеря Баргастов?
Значительный отряд из авангарда достиг гребня холма, где и остановился, неровной линией.
Вискиджек подбросил себя в седло и поспешил к ним.
Каллор, ехавший на тощей серой лошади, умышленно отдалился от остальных. Выцветший серый плащ был плотно натянут на широкие, покрытые броней плечи. Тени заострили черты его длинного, высохшего лица. Длинные пряди седых волос развевались по ветру.
Взор Вискиджека в один миг оценил этого человека, потом переместился к прочим членам группы. Бруд и Даджек ехали рядом. Справа от Полководца находился его вестовой Харлочель; слева от малазанина — знаменосец Артантос. Здесь же были Харадас — колдунья из Трайгальской Торговой Гильдии — и, конечно же, Корлат.
При появлении Вискиджека никто не проронил ни слова. Наконец Даджек кивнул ему, прогудев: — Корлат описала находку разведчиков. Появилось что-то еще?..
Вискиджек взглянул на Тисте Анди, но выражение ее лица было непроницаемым. Он покачал головой: — Нет, Верховный Кулак. Кажется, Корлат и ее родичи знают об этих Че'малле больше нас — тут лежит всего лишь россыпь костей, оружия и доспехов. Сам бы я их не опознал. Ривийские разведчики думают, они были неупокоены…
— К счастью для всех нас, — пробормотал Каллор. — Я кое-что знаю об этих созданиях, в отличие от вас. Ну, не включая сюда Корлат. К тому же я чувствую себя необычайно… красноречивым. Итак. Остатки цивилизации К'чайн Че'малле можно найти почти на любом континенте нашего мира. Например, в моей бывшей империи, на Джакуруку, их странные механизмы заполняют ямы и пещеры в земле — где бы мой народ не вгрызался в поверхность земли, он находил подобные конструкции. Кроме того, были найдены курганы. Ученые провели тщательное исследование их содержимого. Хотите выслушать суть их заключений, или я утомляю вас?
— Продолжай, — пробурчал Каладан.
— Очень хорошо. Похоже, среди вас больше мудрости, чем я полагал. Твари были подобны рептилиям, способным наделять свое потомство нужными талантами. Например, эти, названные Тисте Анди Охотниками К'эл, были рождены для войны. Там, на дне долины, их неупокоенная версия? У них нет рук, вместо них мечи, как-то вплавленные в материал костей. Среди К'чайн Че'малле царил матриархат. Они были похожи на пчелиный рой, возглавляемый маткой. Она — родительница, мать каждого ребенка. В такой Матроне жила магия всего рода. Сила, способная посрамить нынешних богов. Сила, способная удержать Старших Богов от прихода в наш мир. Если бы не самоуничтожение, К'чайн Че'малле, не сомневаюсь, доселе правили бы миром.
— Самоуничтожение, — сказала Корлат, резко глянув на Каллора. — Интересная деталь. Можешь объяснить?
— Конечно. Среди найденных записей были расшифрован только один язык. Это усилие само по себе стоит долгого рассказа… но я вижу, что вы ерзаете в седлах, как нетерпеливые детишки, и потому закончу поскорее. Среди найденных записей разыскано, что Матроны, каждая из которых правила чем-то вроде современного города, собрались, чтобы объединить свои планы. Чего они искали за пределами уже имевшейся мощи, так и осталось неясным. Но вообще-то, какие могут быть резоны там, где властвуют амбиции? Достаточно сказать, что Матронами был… воскрешен, возвращен из вымирания некий древний род, более примитивная версия самих К'чайн Че'малле. За неимением лучшего имени мои ученые прозвали их Короткохвостыми…
Не сводивший глаз с Корлат Вискиджек единственный из всех заметил, как напряглась она при этом слове. Он слышал шаги за спиной: Серебряная Лиса и Крюпп взбирались по склону.
— …по единственной причине, — продолжал сухим и монотонным голосом Каллор, — что они физически отличались от прочих К'чайн Че'малле наличием короткого, толстого хвоста, а не длинного и конусообразного. Они были не столь быстрыми, ходили скорее прямо — в соответствии с миром и цивилизацией, к которой прежде принадлежали. Увы, эти новые детишки были не так послушны, как ожидали от своего потомства Матроны. Иначе говоря, Короткохвостые не желали сдаваться и вливать магию в своих матерей. Результат — гражданская война, в ходе которой высвободились катастрофические силы магии. Чтобы вообразить отчаяние Матрон, нужно всего лишь съездить на юг этого континента, в место, именуемое Морн.
— Дыра, — кивнула Корлат.
Улыбка Каллора была ледяной. — Она старалась обуздать силу самих врат, но не врат простого садка. О нет, она решилась открыть дверь во Владения Хаоса. Какое высокомерие, думать, что она могла контролировать — повелевать — такого рода явлением. — Он замолчал, как бы удивляясь своим словам. И засмеялся. — О, в этой истории заключена пара горьких уроков, не так ли?
Каладан Бруд заворчал: — Давайте вернемся в настоящее. В той долине неупокоенные Охотники. Вот вопрос: что они здесь делали?
— Их использовали.
Все взглянули на Серебряную Лису, стоявшую около своего коня, держа в руках поводья.
— Я не люблю такого слова, — проворчал Даджек.
— Они были использованы, — продолжила Лиса, — Паннионским Провидцем.
— Невозможно, — фыркнул Каллор. — Лишь Матрона К'чайн Че'малле способна командовать Охотниками К'эл, даже и немертвыми.
— Тогда может оказаться, — сказала Корлат, — что у нас не один враг.
— Паннионский Провидец имеет союзников? — Даджек склонился в седле и сплюнул. — На это не было ни малейших намеков….
— Тем не менее, — отрезала Серебряная Лиса. — Доказательства перед вами, вон в той долине.
— Матрона не может вывести новых детей своего племени без семени самцов, — сказал Каллор. — Так что с каждым уничтоженным Охотником у нас меньше противников.
Бруд повернулся к нему. Глаза сузились в щелки: — Слишком легко проглоченное откровение.
Каллор пожал плечами.
— Перед нами, — продолжила юная женщина, — и другая истина. Уничтожение Охотников К'эл… кажется, кто-то сделал это за нас.
Повисло молчание. Внимание всех было приковано к Серебряной Лисе.
Она засмеялась. — Я же говорила когда-то, что всем нам потребуется помощь.
Каллор оскалился. — Т'лан Имассы! Скажи нам, сука, почему они занялись К'чайн Че'малле? Почему не Джагутами, своими заклятыми врагами? Зачем задавать твоим неупокоенным воинам новую задачу? Зачем, женщина, ты со своими Имассами ввязались в нашу войну?
— Мы ни во что не ввязались, — отвечала она, глядя из — под набухших век, стоя, скрестив руки на животе — так могла бы стоять Порван-Парус. Тело ее под туникой из оленьей кожи было крепким, но женственным.
А, я знаю этот взгляд. Положение рук. Осторожно же…
— Тогда ты отрицаешь, — спокойно начал Бруд (лицо его было мрачным и неуверенным), — что твои Т'лан Имассы ответственны за уничтожение этих Охотников?
— Неужели никто из вас не удивлялся, — ответила Серебряная Лиса, глядя всем им в глаза, — почему Т'лан Имассы воевали с Джагутами?
— Возможно, твое объяснение, — сказал Даджек, — поможет нам это понять. — Серебряная Лиса резко вздохнула. — Когда появились первые Имассы, они были вынуждены жить в тени Джагутов. Их терпели, игнорировали, но только в небольших, управляемых количествах. Их оттесняли на самые бедные земли. Потом среди Джагутов появились Тираны, которым нравилось их порабощать, держать в вечном кошмаре. Целые поколения родились и прожили, не зная иной жизни, ничего не зная о свободе.
Урок был труден, не сразу усвоен, ибо истина была такова: в мире есть разумные существа, паразитирующие на чужих добродетелях, на их сострадании, любви, вере. Эксплуатирующие и презирающие других. Сколь многие племена Имассов поняли, что их боги были всего лишь тиранами — Джагутами? Они прятались за дружескими масками. Тираны, манипулировавшие ими посредством веры.
Восстание было неизбежным, и оно стало сокрушительным для Имассов. Слабые, неуверенные в том, чего они хотят, или что даст свобода, которую они завоюют… Но мы не желали сдаваться. Мы не смогли бы.
Каллор фыркнул: — Женщина, среди Джагутов была лишь горстка Тиранов.
— И горсти было слишком много. И да, мы нашли союзников среди Джагутов — тех, кому не нравилась деятельность Тиранов. Но на нас уже были шрамы. Шрамы недоверия, предательства. Мы могли верить лишь своему роду. Во имя грядущих поколений все Джагуты должны были умереть. Никого нельзя было оставить, позволить им производить детей, которые могли бы стать новыми Тиранами.
— Но все же, — спросила Корлат, — при чем тут К'чайн Че'малле?
— Перед владычеством Джагутов было владычество К'чайн Че'малле. Первые Джагуты были для Че'малле тем, чем первые Имассы для Джагутов. — Она помедлила, оглядывая всех из-под нахмуренных бровей. — В каждом племени посеяны семена господства. Война с Джагутами уничтожила нас как живой народ, как чуткую и развивающуюся культуру. Это цена, которую мы заплатили за гарантию свободы. Наше вечное жертвоприношение. — Она снова впала в молчание, и продолжила более суровым тоном: — Итак, я спрашиваю вас — всех вас, взваливших на себя ношу войны с тираническим, все уничтожающим режимом, ношу возможной жертвы вашими жизнями ради блага народов, даже не знающих о вас, ради стран, на земли которых вы никогда не ступите ногой — я спрашиваю вас, что же осталось в Т'лан Имассах вам непонятного? Уничтожьте Паннион Домин. Это необходимо. Меня, Т'лан Имассов ждет задача уничтожения угрозы, скрывшейся в тени Провидца, угроза, каковая есть К'чайн Че'малле.
Она медленно обвела их взглядом. — Матрона живет. Во плоти и крови. Если она отыщет самца своей породы, во плоти и крови… тирания Джагутов покажется пустяком перед тиранией К'чайн Че'малле. Таково будет наше жертвоприношение.
Лишь ветер нарушил молчание после ее слов. Затем Каладан Бруд повернулся к Каллору. — И ты считаешь эту женщину извращением?
— Она лжет, — проскрежетал тот. — Вся война бессмысленна. Всего лишь обман.
— Обман? — недоверчиво повоторил Даджек. — Чей же? — Каллор фыркнул вместо ответа. Купчиха — колдунья, Харадас, прочистила горло. — В этом может быть некая правда. Не то чтобы Серебряная Лиса лгала — я верю, что она говорит правду, всю, что пожелала нам открыть. Нет, я имею в виду обман. Подумаем о заражении садков. Нам известно, что его очаг в Паннион Домине, а также что цвет этого яда походит на цвет Садка Хаоса. Исходя из всего этого, могу спросить: зачем бы Матроне К'чайн Че'малле, этому складу или колодцу великой магической силы, стремиться уничтожить основу своего могущества? Если она присутствовала при разрушении Морна — при создании Дыры — зачем ей пытаться снова обуздать Хаос? Возможно, она амбициозна и глупа? В этот трудно поверить.
Едва смысл ее слов дошел до Вискиджека, как его разум озарило иное откровение. Воистину есть иной враг, и он смотрит на меня глазами присутствующих — исключая Даджека, ну и меня, конечно же. Не столь уж шокирующее откровение. Да, мы уловили намек, но не сумели сделать выводы. Бруд, Корлат, Каллор — боги, даже Крюпп и Артантос! Напомните мне избегать всех этих клятых типов, когда сяду играть в кости!
Он метнул взгляд на Серебряную Лису, встретив ее ответный, сонный, но разумный взгляд.
Нет, это не сработает еще раз. — Лиса, — проговорил он, — Ты свила сказание, чтобы вызвать сочувствие в наших сердцах. Однако, кажется, твои усилия пошли не в том направлении, и результат вышел противоположный ожидаемому. Если есть иная угроза, третья рука, искусно манипулирующая и нами, и Провидцем… ты и твои Имассы направите свое внимание на эту руку?
— Нет.
— Почему?
Он удивился, когда она отвела взгляд и опустила голову. Голос прозвучал хриплым шепотом. — Потому что, Вискиджек, ты просишь слишком многого.
Никто ничего не сказал на это.
Вискиджека обуял ужас. Он повернулся, ища взор Даджека, и увидел в лице старого воина отражение своего собственного страха. Боги благие, мы идем к своей гибели. Незримый враг — но тот, о котором мы уже давно знаем, тот, который должен был придти, рано или поздно… Клянусь Бездной, он тот, что заставляет отпрянуть Т'лан Имассов…
— Какая ощутимая смятенность! — завопил Крюпп. — Смятенность? А есть такое слово? Если нет, тогда среди бесчисленных талантов Крюппа нашелся и дар к лингвистическим изобретениям! Друзья мои! Слушайте! Внимайте! Следите! Поймите сердцами, все и каждый, что Крюпп поместил себя — утвердив ноги и препоясав чресла — на путь упомянутого — но не поименованного — великого врага всего сущего! Спите спокойно в ночи этого знания. Дремлите, как дети в материнских руках, как некогда делали все вы — даже Каллор, хотя ныне он ужасен и устрашающ…
— Проклятие! — громыхнул Бруд. — О чем, во имя Худа, ты толкуешь, малыш? Ты заявил, что станешь на пути Увечного Бога? Во имя Бездны, ты безумен! Если ты, — продолжил он уже спокойнее, слезая с коня, — не дашь немедленное доказательство своей силы, — он зашагал к Крюппу, хватаясь за рукоять молота, — я не берусь предсказать ярость моего гнева.
— Не надо так, Бруд, — пробормотала Серебряная Лиса. Полководец повернулся к ней, искривился, оскалил зубы. — Теперь ты простерла свою защиту и на эту жирную, наглую жабу?
Ее глаза тревожно расширились, когда она посмотрела на даруджа. — Крюпп, ты примешь вызов?
— Абсурд! В моих увещеваниях не было враждебности, Крюпп уверяет вас!
Вискиджек, не веря своим глазам, увидел, как круглый человечек в замаранной едой и вином одежде выпрямился (насколько смог) и уставился крошечными блестящими глазами в лицо Бруду. — Вы будете угрожать Крюппу из Даруджистана? Требовать объяснений? Поглаживать этот молот? Скалить эти гнил…
— Молчать! — заревел Полководец, стараясь обуздать свой гнев.
Благие боги, что делает этот Крюпп?
— Крюпп презирает все угрозы! Крюпп смеется над любой демонстрацией, каковую может изобразить ощетинившийся воевода…
Молот внезапно оказался в руках Бруда. Размытым пятном, нисходящей дугой он пронесся в воздухе, чтобы ударить по земле прямо у ног Крюппа.
Сотрясение подбросило лошадей, послало Вискиджека и прочих в полет. Воздух расколола громоподобная отдача. Земля, казалось, подпрыгнула навстречу командору, ударила как кулаком, и он покатился по усеянному булыжниками склону.
Сверху кричали лошади. Горячий завывающий ветер поднял к небу пыль и песок.
Булыжная осыпь под Вискиджеком зашевелилась, поплыла, заскользила вниз, в долину, с растущим рокотом все набирая скорость. Камни клацали по кольчуге, сыпались на шлем и лицо одуряющим потоком. Сквозь облака земляной пыли он мельком заметил ряд холмов по другую сторону долины. Невероятно, но они быстро росли, скалы разрывали травяной покров, выбрасывали языки праха, дыма и каменных осколков. А потом все вокруг поглотил клубящаяся пыль. Мелкие валуны падали и отскакивали от его боков. Другие больно и крепко били его, заставляя перекатываться, кашлять, задыхаться и давиться песком.
Даже сейчас земля под каменной осыпью продолжала шевелиться. Воздух сотрясали далекие взрывы, мучительно отдаваясь в костях Вискиджека.
Наконец он остановился, наполовину зарывшись в гравий и булыжники. Замигал воспаленными глазами, заметил перед собой ривийских разведчиков, увертывающихся и прыгающих на пути потока валунов, словно в какой-то странной и смертельно опасной игре. А сзади них высилась черная, дымящаяся плоть новой горной гряды. Ее хребет все рос, поднимался, наклоняя и смещая дно долины, на котором лежал командор. Небо кипело серо-черным дымом и паром.
Худ меня подери… бедный Крюпп… Вискиджек со стоном повернулся, насколько смог. Он был покрыт царапинами, ощущал неспешное рождение громадных синяков под рваными, изрезанными доспехами, однако кости, на удивление, остались целыми. Малазанин старался обратить слезящиеся глаза к вершине холма.
Осыпь сошла, обнажив рваное и неровное лицо скалы. Большая часть плоской вершины перестала существовать, оставались лишь несколько островков… на которых Вискиджек заметил медленно встающие фигурки. Лошади тоже поднимались на ноги. Послышались трубные жалобы мула.
На севере виднелась узкая, дымящаяся трещина, прошедшая через дно долины и далекие холмы. Она казалась бездонной.
Вискиджек очистил себя от гравия, осторожно, с болью поднялся.
Он увидел Каладана Бруда — неподвижного, молот свисал с руки… а перед ним, на своем собственном островке, стоял Крюпп. Очищал пыль с одежд. Вызванная ударом молота о землю трещина разделялась как раз перед жирным коротышкой — даруджем, огибала его с двух сторон и сразу за ним соединялась.
Вискиджек постарался удержать смех, понимая, как безнадежно, надтреснуто прозвучит его голос. Итак, мы узрели ярость Бруда. И Крюпп, этот нелепый человечек, вынес его. Ну, если и нужны были доказательства, что он не тот, за кого себя выдает… Тут он нахмурился. Солидная демонстрация, но для кого, интересно узнать?
Его мысли спутал испуганный крик.
Корлат. Она смотрела на север, как-то странно сжавшись и сгорбившись.
Трещина — теперь Вискиджек увидел это — была заполнена кровью. Все веселье улетучилось.
Дурной кровью, гнилой кровью. Сбереги меня Беру. Спящая Богиня… Бёрн спит сном умирающей, отравленной. Это, понял он, последнее и самое страшное откровение сегодняшнего дня. Больна… скрытая рука Увечного Бога…
Глаза Майб внезапно открылись. Фургон трясся и подпрыгивал. По земле прокатился гром. Со всех сторон донесись крики ривийцев, жалобный хор испуга и тревоги. Ее кости и мышцы протестовали против этого катаклизма, но она не закричала. Она хотела лишь спрятаться.
Грохот стихал, сменяясь отдаленным мычанием бхедринов и — поближе — шагами ее сородичей, пробегавших мимо повозок. Стадо было близко к панике, ожидалось неудержимое бегство.
Это уничтожит всех нас. И это станет благом. Конец боли, конец моим кошмарам…
В снах она снова была молодой, но эти грезы не дарили радости. Она неизменно находила себя в тундре, по которой к ней приближались незнакомцы. Она бежала. Неслась, как снежный заяц. Побег, всегда побег.
Чужаки. Она не знала, чего им нужно, но они искали ее — это было ясно. Выслеживали, как охотники добычу. Спать означало проснуться утомленной, с дрожащими ногами и спертой от бурного дыхания грудью.
Ее спасли из Бездны, от тех бесчисленных потерянных, заблудившихся в вечном и отчаянном голоде душ. Спасена драконом. Для чего? Чтобы бросить меня в том месте и гнать, травить без передышки?
Текли минуты. Пастухи говорили успокаивающие слова своим животным. Дрожь все еще сотрясала землю, но ее волны исходили издалека.
Майб глухо простонала, когда фургон снова сотрясся, теперь от прибытия двоих даруджей, Коля и Муриллио.
— Вы проснулись, — сказал советник. — Не удивительно.
— Оставьте меня, — ответила она, натягивая шкуры на трясущееся тело и стараясь отодвинуться од мужчин. Как холодно…
— Есть мысли, что же там стряслось? — спросил Муриллио у Коля.
— Кажется, Бруд вышел из себя.
— Боги! На кого? На Каллора? Этот ублюдок заслужил…
— Это не Каллор, дружище, — пробурчал Коль. — Угадай еще раз — список короткий.
Муриллио зарычал: — Крюпп!
— Знает Худ, он испытывал терпение всех нас то тут, то там… вот только не все из нас умеют раскалывать землю надвое и возносить к небесам новые горы.
— Недомерок навек на себя смерть? Не могу поверить…
— Даю слово, он выйдет из переделки невредимым. Как обычно. Жалуясь на пыль. Никто не пострадал, хотя полководцу сердитый мул чуть не раскроил череп.
— Крюппов мул? Тот, что спит на ходу?
— Да, тот самый.
Спит. Видит сны, что он конь. Великолепный, высокий, буйный…
— Эта твар действительно странная. Никогда не видел такого… бдительного мула. Все замечает. Королева Снов, это самая странная горная гряда, какую я видел!
— Да, Муриллио, она кажется большей, чем на самом деле. Обман зрения. Ломаная линия, словно видишь ее на горизонте, а на деле она в полулиге от нас. Не стоит внимания, если спросишь меня…
Ничего не стоит внимания. Ни горы, ни мул, ни гнев Бруда. В мою дочь вселились души. Две женщины и Теломен, прозванный Пробей — Череп. Две женщины и мужчина, которого я никогда не встречала… но я носила в себе этого ребенка. Я, ривийка, юная, в цвете лет, затянула в сон, ставший реальным. Но где же я в моей дочери? Где кровь и сердце ривийки?
В ней нет совсем ничего от меня. Действительно, лишь сосуд — вот чем я была — сосуд, чтобы выносить и родить в мир чужачку.
У нее нет причин придти ко мне, увидеться, взять за руку и утешить. Мое предназначение исполнено. Все. Теперь я валяюсь, как ненужная вещь. Забыта. Какая — то майб.
На ее плечо легла заботливая рука.
Муриллио заговорил: — Думаю, она снова уснула.
— К лучшему, — ответил Коль.
— Я вспоминаю свою юность, — продолжал дарудж спокойным, задумчивым тоном.
— Я тоже помню твою юность, Муриллио.
— Дикую и расточительную…
— Помнится, каждую ночь новая вдовушка.
— Точно, я был магнитной стрелкой, и всё доставалось так легко…
— Мы заметили.
Муриллио вздохнул. — Но не сейчас. Я постарел, плачу по счетам юных дней…
— Ты имеешь в виду, ночей.
— Не важно. Прявились новые соперники. Молодая кровь. Марек из Паксто, красавчик, высоченный. Кружил голову каждой, с какой заговаривал. Смазливый ублюдок. Потом Перил из М'некрэ…
— О, Муриллио, избавь меня от этого.
— Суть в том, что это были годы. Полные годы. Приятные. Когда я на закате, по крайней мере, могу оглянуться, вспомнить деньки — ну ладно, ночки — своей славы. Но здесь, наедине с несчастной…
— Да, я понимаю тебя. Заметь эти медные украшения на ней — вон, ты можешь видеть пару браслетов на запястьях. Дары Крюппа, из Даруджистана.
— И что с ними?
— Ну, я же говорю. Ты заметил? Странная вещь. Они ярче, светлее, когда она спит?
— Неужели?
— Готов поклясться на стопке носовых платков Крюппа.
— Необычно.
— Сейчас они тусклые, хотя…
Наступило молчание — двое мужчин склонились над нею. Спустя миг лежащая на плече рука слегка сжалась.
— Ах, дорогая моя, — прошептал Муриллио, — я готов взять свои слова обратно…
Почему? Они правы. Слова из твоего сердца, и благородные, учитывая беспутную юность. Ты наделил словами мое проклятие. Ничего не изменится. Я достойна жалости? Кажется, только когда сплю. В лицо вы мне ничего не скажете, посчитаете молчание милосердием. А для меня это насмешка, признак равнодушия.
А мое молчание? Я не заговорю с этими милыми людьми, стоящими надо мной? Какой из своих пороков я обнажу тогда?
Ваша жалость, кажется мне, не сравнится с моей.
Потом ее думы унеслись прочь. Явились безлесные охряные пустоши ее снов. Она здесь.