Память льда. Том 1 Эриксон Стивен

Я не смею принять твою мудрость. Я смею…

Вискиджек. Ублюдок.

Командор гнал мерина галопом сквозь пыль, пока не достиг авангарда Малазанской армии. Здесь он нашел Даджека; по бокам его скакали Корлат и дарудж Крюпп. Последний неловко подпрыгивал на муле, махая руками на клубящихся мошек.

— Чума на этих зловредных комаров! Крюпп в отчаянии!

— Скоро подует ветер, — пробурчал Даджек. — Мы приближаемся к холмам.

Корлат приблизилась к Вискиджеку. — Ну как она, командор?

Он поморщился. — Все так же. Ее дух сломан и скрючен, как и ее тело. Она вообразила себе видения смерти, которые приводят ее в ужас.

— Порв… Серебряная Лиса чувствует себя брошенной. Это горькое чувство. Она больше не рада нашему обществу.

— Она тоже? Похоже, это стало соревнованием воль. Корлат, изоляция — это последнее, что ей нужно.

— В этом она похожа на мать. Вы сами это заметили.

Он позволил себе тяжкий вздох, пошевелился в седле. Мысли разбегались — он очень устал, нога болела и плохо слушалась. Сон все так же избегал его.

Они ничего не слышали о судьбе Парана и Сжигателей. Садки стали непроходимы. Они не знали также, началась ли осада Капустана, и не взят ли уже город. Вискиджек начал сожалеть, что отослал Черных Морантов. Армии Даджека и Бруда шли в неведомое; даже Великих Воронов под водительством Карги не было видно уже неделю. Все проклятые садки и болезнь, поразившая их… — Они запаздывают, — пробормотал Даджек.

— Но не более того, уверяет всех и каждого Крюпп. Припомните последнюю доставку. На закате. В главном фургоне осталось три лошади, остальные убиты или потеряны по дороге. Пропало также четверо пайщиков, их души и заработки разнесли ветра преисподней. А сама купчиха? Она была при смерти. Это было ясное предупреждение, друзья мои: садками придется пожертвовать. Особенно когда мы приблизимся к Домину — порча станет еще более… гм, порченой.

— Однако вы настаиваете, что они снова пойдут через них.

— Так точно, Верховный Кулак! Трайгалл Трайдгилд с честью выполняет контракты. Их не надо недооценивать. Сегодня день доставки. Следовательно, запрошенное снаряжение должно быть доставлено. И, учитывая, что заказы Крюппа всегда принимаются в почтением, среди него будет ящик лучшего репеллента, созданного самым лучшим алхимиком Даруджистана!

Вискиджек склонился к Корлат. — В какой колонне она едет? — спокойно спросил он.

— В самом конце, командор…

— И кто-нибудь следит за ней?

Тисте Анди удивленно нахмурилась: — А есть необходимость?

— О Худ, откуда мне знать? — фыркнул он. А через миг скривился: — Прошу прощения, Корлат. Я сам ее отыщу. — Он развернул лошадь и послал ее галопом.

— Нравы ожесточаются, — пробормотал Крюпп в спину командора. — Но только не Крюппа, у которого все грубые слова пролетают над головой и таким образом пропадают в эфире. А таковые стрелы, посланные пониже, всего лишь отскакивают от могучей невозмутимости Крюппа…

— Вы имеете в виду жир? — сказал Даджек, стирая пот со лба и сплевывая на землю.

— Хм… Крюпп, уютно расположившись, весело смеется над догадливостью Верховного Кулака. Прямолинейную тупость солдата не представляется возможным смыть на марше, в лигах от цивилизации. Противоядие против укуса помойных крыс, освежающий бальзам для сухих, сардонических дворян — зачем колоть иголкой, когда под рукой кувалда? Крюпп дышит глубоко — но не так глубоко, чтобы кашлять от пыльного зловония ваших простых бесед. Интеллект должен уметь уверенно переходить от изящества и тонкости придворных танцев к дикарскому топанью немытыми сапожищами…

— Возьми нас Худ, — прошептала Корлат Верховному Кулаку, — вам наконец-то удалось его задеть.

Даджек ответил улыбкой, казавшейся выражением высшей удовлетворенности.

Вискиджек выехал к краю колонн, придержал коня, поджидая арьергард. Повсюду были ривийцы, шагавшие поодиночке или небольшими группами. Длинные копья качались у них на плечах. Загорелые до черноты, они неспешно и легко двигались под палящим солнцем, очевидно нечувствительные к жаре и пролетающим под ногами долгим лигам. Стадо бхедринов гнали параллельно пути армии, в трети лиги к северу. Промежуток всегда был полон ривийцев, шедших проведать скотину или возвращавшихся от нее. Там и сям сновали телеги и фургоны, пустые на пути к скверу и нагруженные тушами на обратном пути.

Показался арьергард, окруженный эскортом малазан, в силе, достаточной, чтобы отразить внезапное нападение — ведь основные силы были достаточно далеко впереди, чтобы повернуть и придти на помощь. Командор снял с седла бурдюк и смочил горло, сощурился, рассматривая расположение своих солдат.

Удовлетворенный увиденным, он послал коня в пыльное облако, длинным хвостом тянувшееся за арьергардом.

Она шла в облаке, словно ища невидимости — походка так напоминала Порван-Парус, что Вискиджек почувствовал мгновенный холодок вдоль спины. Шагах в двадцати позади нее двигались два малазанских солдата, опустившие забрала шлемов и повесившие арбалеты на плечо.

Вискиджек подождал, пока троица пройдет мимо, и пристроился за ними. Через миг он поравнял мерина с двумя моряками.

Солдаты поглядели, не отдавая чести, как принято в боевых условиях. Женщина, оказавшаяся ближе к Вискиджеку, вежливо кивнула. — Командор. Вы здесь, чтобы выбрать квоту на глотание пыли?

— А как вы двое заслужили такую привилегию?

— Мы добровольно, сэр, — сказала вторая женщина. — Это Порван-Парус. Ну да, мы знаем, она нынче зовет себя Лисой, но нас не обдуришь. Она кадровый боевой маг, эт точно.

— Так что вы избрали себя защищать ее спину.

— Да. Честный размен, командор. Всегда.

— А вас двоих достаточно?

Первая женщина усмехнулась за узким забралом. — Командор, мы с сестрой Худом клятые убийцы. На каждые семьдесят шагов две ссоры. А когда совсем невмоготу, мы достаем шпаги и ну рубиться. Они сломаются — переходим на свиные вертела…

— И, — пробурчала другая, — когда железо совсем кончается, мы используем зубы, командор.

— Сколько же у вас было братьев?

— Семеро, но только они сбежали, как только случай вышел. Так и папаша сделал, но мамаше от этого стало только легче. Больше она так не ревела, как с ним.

Вискиджек подъехал поближе, закатал левый рукав. Склонился, показывая женщинам предплечье. — Видите эти шрамы? Нет, вон те.

— Отличный укус, — сказала ближайшая женщина. — Хотя зубы мелкие.

— Ей было пять. Маленькая банши. Мне было шестнадцать. Первый проигранный бой.

— Командор, девчонка стала солдатом?

Он выпрямился, опуская рукав. — Худ, ну нет. Когда ей исполнилось двенадцать, она вышла за короля. Или так она говорила. Тогда мы видели ее в последний раз.

— Поспорю, все так и было, — сказала первая женщина. — Если она похожа на вас.

— Теперь меня душит не только пыль, солдат. Вперед.

Вискиджек подъехал к Серебряной Лисе.

— Они умрут за тебя, хоть сейчас, — сказала та сразу же. — Я знаю, ты им сознательно зла не хочешь. Старый друг, человеку не на что рассчитывать. Это и делает тебя так смертельно опасным.

— Не удивительно, что ты гуляешь в одиночку, — ответил он.

Она язвительно усмехнулась. — Знаешь, мы очень похожи. Нам нужно только сложить ладони, и десять тысяч душ поспешат их наполнить водой. Время от времени кто-то из нас это понимает, и внезапная невыносимая тяжесть где-то внутри становится еще немного тяжелее. А то, что в нас мягкого, становится намного меньше, немного слабее.

— Не слабее, Лиса. Скорее внимательнее, разборчивее. Если ты чувствуешь тяжесть — значит, ты остаешься живой, нормальной.

— Есть разница. Я сегодня об этом думала, — отвечала она. — Для тебя десять тысяч душ. Для меня — сто тысяч.

Он пожал плечами.

Она собиралась продолжить, но позади них внезапно послышался резкий треск. Они резко повернулись и увидели, что в тысяче шагов разверзлась щель, и которой хлынула багряная река. Моряки спешно разворачивались, а поток мчался прямо на них.

Высокие травы потемнели, заколыхались и стали оседать. От войска ривийцев донеслись заполошные крики — там тоже заметили пожар.

В щели показался фургон трайгаллов, охваченный черным пламенем. Лошадей засосало в поток, они дико и страшно ржали, погружаясь в эту безумную реку. Через миг лошади были пожраны, оставив фургон вращаться по инерции в красном потоке. Переднее колесо исчезло. Громадина повозки заколыхалась, развернулась, с боков посыпались обожженные люди. Раздался взрыв, и фургон перевернулся в вихре огненных языков

цвета черного дерева.

Второй вагон тоже лизало волшебное пламя, но он еще мог управляться. Всех восьмерых лошадей окружал нимб защитных чар, ослабевавших, пока те вырывались на простор, разбрызгивая потоки все еще вытекающей из портала крови. Возница, словно жуткое привидение стоявший в вихре черного пламени, выкрикнул предостережение морякам, потом обернулся и посмотрел на колеса. Лошади дернули вбок, поставив громадину повозки на два колеса; но через миг он тяжело опустилась на все четыре. Висевший на боку охранник был сброшен сотрясением, с глухим плеском упав во все разливавшуюся кровавую реку. Над потоком поднялась рука, вся красная, упала и скрылась из вида.

Фургон на дюжину шагов разминулся с двумя моряками, замедлился. Огни на его боках угасали.

Появился третий фургон, за ним еще и еще один. Следующий был размером с дом и ехал на десятках стальных колес. Его окружало мерцание магии. В повозку было запряжено более тридцати тяжеловозов; но Вискиджек догадывался, что даже такого числа мощных животных было бы недостаточно, если бы не видимое волшебство, двигавшее великий вес.

Позади него портал внезапно схлопнулся, напоследок выбросив фонтаны крови.

Командор нагнулся, и увидел, что ноги его коня по бабки скрыты неподвижной теперь кровавой рекой. Он поглядел на Серебряную Лису. Та стояла неподвижно, смотря на жидкость, залившую голые лодыжки. — Эта кровь, — сказала она раздельно, словно еще не веря, — его.

— Чья?

Она вздернула голову. На лице читалось отвращение. — Старшего Бога. Д… друга. Это то, что наполняет садки. Он был ранен. Как-то. Может быть, смертельно. Боги! Садки!

Вискиджек выругался, натянул поводья и послал коня галопом к гигантскому фургону.

Узорные бока словно бы крошили долотом. Темные жирные пятна показывали, где недавно находились охранники. Фургон дымился. Из него вываливались люди, шатались, словно ослепшие, что-то бормотали, словно их души были вырваны из тел. Он увидел, как стражники падали в липкую кровь, рыдая или застывая в потрясенном молчании.

Едва он подскакал, открылась дверь в передней части фуры. Наружу устало вылезла женщина. Ей помогли сойти, но едва ступив сапогами в темно-красную, густую от травы жижу и найдя опору, она сразу оттолкнула услужливых компаньонов.

Командор спешился.

Купчиха склонила голову, но спину держала прямой. Ее покрасневшие глаза смотрели твердо. — Прошу простить задержку, господин, — сказала она сиплым от усталости голосом.

— Я так понимаю, что вы будете возвращаться в Даруджистан другим путем, — сказал Вискиджек, поглядывая на сломанный фургон позади нее.

— Мы все решим, оценив ущерб. — Она смотрела на пыльное облако на востоке. — Ваша армия разобьет лагерь на ночь?

— Не сомневаюсь, что такой приказ уже отдан.

— Хорошо. Мы не сможем угнаться за вами.

— Я заметил.

Трое стражников — пайщиков подходили от ведущего фургона, с трудом неся громадную звериную лапу, оторванную в плече и все еще сочащуюся кровью. Три когтистых пальца и еще два им противопоставленных сжимались и дергались в ладони от лица одного из стражников. Все трое весело ухмылялись.

— Мы так и думали, что она еще тут, Харадас! Хотя три других потеряли. Ну разве не красота?

Купчиха, Харадас, только вздохнула и на миг закрыла глаза. — Они напали очень рано, — объяснила она Вискиджеку. — Десятка два демонов, наверное, столь же потерянных и испуганных, как мы.

— А почему они на вас напали?

— Это не было нападением, господин, — сказал один из охранников. — Они просто хотели сбежать из того кошмара. Ну нам пришлось, хотя они сильны были…

— И они не отступали, — поддержал его второй охранник. — Мы даже побились об заклад…

— Довольно, господа, — сказала Харадас. — Уберите это прочь.

Но трое мужчин подошли слишком близко к переднему колесу большой фуры. Едва рука демона коснулась обода, как крепко в него вцепилась. Трое отскочили, оставив руку болтаться на колесе.

— Ох, какой ужас! — воскликнула Харадас. — И как теперь от этого избавиться?

— Думаю, надо ждать, когда пальцы устанут, — нахмурился один из стражников. — А до тех пор поедете с тряской. Уж извините нас.

Со стороны армии приближалась группа всадников.

— Вот и ваш эскорт, — заметил Вискиджек. — Мы потребуем детального отчета о путешествии, госпожа — советую остаться до вечера и передать детали доставок своему заместителю.

Она кивнула. — Отличная идея.

Командор отыскивал глазами Серебряную Лису. Она снова шагала вперед, за ней двое моряков. Кровь бога испятнала сапоги моряков и ступни ривийки.

Вдалеке, шагах в двухстах, равнинная почва выглядела словно тусклый, запятнанный красный ковер, порванный и растащенный на куски в ходе каких-то бесчинств.

Как всегда, думы Каллора были мрачны.

Пыль и прах. Дураки лепечут в командном шатре — пустая трата времени. Смерть течет сквозь садки — какая разница? Порядок вечно сдается хаосу, ломаемый изнутри самой своей структурой. Миру будет лучше без магов. Я никогда нее пожалею об упадке магии.

Одинокая свеча, в воск которой были влиты полоски редкостного морского червя, давала густой, тяжелый дым. Он заполнил шатер. По сторонам дымных султанов крались тени. Мерцающий желтый свет отражался на старинном, залатанном доспехе.

Каллор, воссев на резной трон из железного дерева, вдыхал укрепляющий силы дым. Алхимия — не магия. Тайны мира природы содержат намного больше чудес, чем любой маг сумеет изобрести за тысячу жизней. Например, эти Столетние Свечи. Отличное название. Еще один слой жизни накладывается на мои кости и мышцы — клянусь, я ощущаю это с каждым вдохом. Тоже хорошее дело. Кто пожелает жить вечно в теле столь хрупком и ненадежном? Еще сотня лет, выигранная в течение одной ночи, из глубин всего одной восковой колонны. А у меня есть еще десятки…

Не важны томительно текущие десятки и сотни лет, не важно неизбежное утомление от пассивности, составляющей большую часть жизни —, бывают моменты… моменты, когда я действую, взрываюсь, исполняясь уверенности. И тогда все прежнее кажется лишь приготовлением. Есть твари, что охотятся неподвижно; когда они становятся совершенно пассивными, неподвижными, они наиболее опасны. Я такое создание. Я всегда был таким, а все меня знавшие… ушли. Прах и пыль. Окружающие меня детишки бормочут и хнычут, не подозревая, что между ними затаился охотник. Слепцы…

Бледные руки ухватились за подлокотники трона. Он сидел неподвижно, обозревая ландшафты своей памяти, вытаскивая их, словно трупы из земли, на миг рисуя ясные образы, лица, чтобы тут же отбросить и перейти к следующему.

Восемь могучих колдунов, соединивших руки, в унисон возносят голоса. Отчаянная жажда силы. Поиск в далеком, неведомом царстве. Любопытный, не понимающий бог этого странного места подходит ближе, и ловушка захлопывается. Он падает вниз, разорванный на куски, но живой. Затянутый на землю, сотрясший континент, стерший садки. Сам он сломан, ранен, покалечен…

Восемь могучих колдунов, возмечтавших противиться мне и освободивших кошмар, снова встающий через тысячи лет. Дураки. Теперь все они лишь прах и пепел…

Три бога, посягнувших на мое королевство. Слишком много злодейств творила моя рука. Мое существование так их тревожило, что они собрались в банду, чтобы смять меня раз и навсегда. В невежестве своем они вообразили — я буду играть по их правилам. Или драться, или уступить королевство. Ого как они удивились, вторгнувшись в мою империю чтобы… не найти ничего живого. Только жареные кости и мертвый пепел.

Они не смогли понять — и никогда не смогут — что я ничего не сдаю. Вместо того чтобы сдать мной созданное, я его разрушил. Такова привилегия создателя — давать и забирать. Никогда не забуду смертного вопля мира — это был глас моего торжества…

Однако один из вас сохранился и все еще преследует меня. О, я знаю тебя, К'рул. Но вместо меня ты нашел нового врага, и он тебя уничтожает. Медленно, с наслаждением. Ты вернулся в этот мир только чтобы умереть. Я предупреждал. Ты сам понимаешь? Твоя сестра тоже поддалась моему старому проклятию. Как мало от нее осталось — удастся ли ей восстановиться? Нет, если я вмешаюсь.

По бледному, сухому лицу прошла слабая улыбка. Глаза сузились, когда перед ним стал формироваться портал. Из него струились удушающие миазмы силы. Явилась высокая тощая фигура, с лицом, измолотым в куски — среди красных шрамов поблескивали осколки костей, мерцая в свете свечи. Портал закрылся за спиной Джагута. Он стоял, расслабившись, глаза — озера тьмы.

— Я принес приветствия от Увечного Бога, — сказал Джагут. — Тебе, Каллор, и, — он замолк, осматривая внутренность шатра, — твоей обширной империи.

— Не искушай меня, — зашипел Каллор, — иначе твое лицо станет еще более… потревоженным, Гетол. Моя империя могла сгинуть, но от трона я не отказывался. Уж ты — то раньше всех должен был понять, что я не отказался от амбиций, и что я терпелив.

Гетол ворчливо рассмеялся: — Ах, дорогой Каллор. Для меня ты исключение из правила, что терпение — добродетель.

— Я могу уничтожить тебя, Джагут, кто бы не был твоим господином. Я могу закончить начатое твоим талантливым палачом. Ты сомневаешься?

— Конечно же нет, — легко согласился Гетол. — Я видел, как ты использовал этот двуручный меч.

— Тогда убери словесные клинки и скажи, зачем ты здесь.

— Прости за прерванную… концентрацию. Я объяснюсь. Я Глашатай Увечного Бога — да, в Колоде Драконов появился новый Дом. Дом Цепей. Первая раздача уже состоялась. Очень скоро каждый Чтец Колоды станет искать новый набор карт.

Каллор фыркнул. — И ты думаешь, этот трюк сработает? Ваш Дом будет захвачен. Стерт.

— О, старик, эта битва уже идет. Ты не мог не заметить этого, как и того, что мы побеждаем.

Глаза Каллора превратились в щелочки. — Отравление садков? Увечный- глупец. К чему уничтожать силу, к которой стремишься? Без садков Колода Драконов — ничто.

— Термин 'отравление' неверен, Каллор. Скорее, считай это инфекцией, призванной совершить некое… изменение… садков. Да, противостоящие этому видят гибельные проявления, настоящий яд. Но только потому, что первый его эффект — сделать садки непроходимыми. Однако слуги Увечного Бога смогут свободно странствовать по этим путям.

— Я никому не слуга, — проскрипел Каллор.

— В Доме Цепей вакантна должность Верховного Короля.

Каллор пожал плечами. — Это потребует преклонения колен перед Увечным.

— От Верховного Короля не потребуется таких поз. Дом Цепей существует без прямого влияния Увечного Бога, разве это не ясно? Он же скован. Пойман в безжизненном отрезке давно забытого садка. Привязан к плоти Спящей Богини — да, это показало его особенные силы… но они ограничены. Пойми, Каллор, что ныне Увечный Бог бросает Дом Цепей в мир, воистину предоставляя его судьбе. Выживание зависит от действий тех, кто примет его титулы. На некоторых из них Скованный имеет некоторое влияние — хотя никогда не прямое — тогда как иные, например, Верховный Король, будут совершенно свободны.

— Если так, — проговорил Каллор после долгого молчания, — почему ты не Король?

Гетол склонил голову. — Вы льстите мне, сир, — сухо сказал он. — Я вполне доволен позицией Глашатая…

— Исходя из заблуждения, что вестника всегда щадят, несмотря на его вести? Ты ведь никогда не был так умен, как твой брат? Готос должен смеяться. Где-то.

— Готос никогда не смеется. А вот я смеюсь, зная, где он чахнет. Часто. Очень часто. Но если я стану медлить, ожидая твоего ответа, меня могут засечь. Поблизости Тисте Анди…

— Очень близко. Не говоря о Каладане Бруде. К счастью для тебя, Аномандер Рейк отбыл — вернулся на Отродье Луны, где бы оно ни было…

— Его положение должно быть открыто для Увечного Бога.

Седовласый воин поднял бровь: — Это задача Короля?

— Разве предательство ранит твое чувство чести?

— Назови это внезапной сменой стратегии, и рана пропадет. В обмен я потребую возможности, предоставленной, когда будет угодно Увечному Богу.

— Какова природа этой возможности, Верховный Король?

Каллор усмехнулся. Потом его лицо отвердело. — Женщина. Серебряная Лиса… момента уязвимости, вот чего я прошу.

Гетол степенно поклонился. — Я ваш Глашатай, Ваше Величество, и я донесу ваше пожелание до Увечного Бога.

— Скажи мне, Гетол, прежде чем уйдешь: этот трон подходит Дому Цепей?

Джагут изучил потускневшее железное дерево, отметил трещины на раме. — Несомненно, Ваше Величество.

— Тогда иди.

Гетол снова поклонился, портал распахнулся за его спиной. Миг спустя он ступил в него ногой и исчез.

Дым свечи взвился вокруг исчезнувшего прохода. Каллор перевел дыхание. Добавляя годы и годы к новому величию. Он сидел неподвижно… охотник в засаде. Взрывная возможность. Смертельная оказия…

Вискиджек вышел из командного шатра, встал, глазея на звезды. Давно он не чувствовал себя таким усталым.

Он услышал сзади движение. Мягкая рука опустилась ему на плечо. Касание длинных пальцев послало волны по его телу. — Было бы приятно, — промурлыкала Корлат, — услышать ради разнообразия и добрые вести.

Он согласно хрюкнул.

— Вискиджек, я вижу в твоих глазах усталость. Длинный список, да? Твои Сжигатели, Лиса, ее мать, а теперь это нападение на садки. Мы идем вслепую. Так многое остается неведомым. Стоит ли еще Капустан или пал? Как там Ходунок? А Паран? Быстрый Бен?

— Я знаю этот список, Корлат, — пробормотал он.

— Извини. Я разделяю эти тревоги.

Он поглядел на нее. — Простите меня, но почему? Это не ваша война — благие боги, это даже не ваш мир! к чему вам откликаться на его заботы? — Он громко вздохнул, покачав головой, снова вперяя взор в ночное небо. — Такой вопрос мы часто задавали себе в начале компании. Помнится, в Чернопсовом Лесу я склонился над полудюжиной трупов вашего рода. Их жизни унесла морантская 'долбашка'. Отряд местных военных деловито обшаривал тела. Они чертыхались, не найдя ничего ценного. Несколько кусочков цветных тканей, завязанных узелками, обкатанные волной гальки, обычное оружие — такое вы могли купить на любом городском рынке. — Он немного помолчал, продолжил: — Помню, я удивлялся — какова же история их жизней? Мечты, упования? Или их род утратил все это? Майб как-то упоминала, что задачу погребения павших Тисте Анди взяли на себя ривийцы… ну, там мы тоже взяли это на себя. Прогнали пинками под зад местных вояк. Корлат, мы похоронили ваших мертвых. Напутствовали их души на малазанскому обычаю…

Смотревшие на него глаза были бездонными. — Почему? — спросила она тихо.

Вискиджек нахмурился. — Почему мы похоронили их? Дыханье Худа! Мы уважаем врагов, не важно, каковы они. Но Тисте Анди — особенно. Они берут пленных. Они лечат раненых. Они даже позволяли нам отступить — не раз мы бежали что есть мочи после неудачной вылазки…

— А разве Сжигатели не отдавала свой долг не раз и не два? По крайней мере, так делали остатки солдат Даджека Однорукого.

— Большинство компаний со временем становятся жесточе, — протянул Вискиджек, — но не эта. Она стала… цивилизованнее. Молчаливые соглашения…

— Многие были нарушены, когда вы брали Крепь.

Он кивнул: — Даже больше, чем вам известно.

Ее рука все лежала у него на плече. — Пойдем со мной в шатер, Вискиджек…

Он вытаращил глаза, улыбнулся, но ответил сухим тоном: — Сегодня ночью плохо быть одному…

— Не валяй дурака! — фыркнула она. — Я не прошу компании — я прошу тебя. Вполне ясная нужда, которую всякий знает. Ты понял меня?

— Не вполне.

— Я хочу, чтобы мы стали любовниками, Вискиджек. Начиная с этой полночи. Я хочу просыпаться в твоих руках. Я хочу знать, что ты чувствуешь ко мне.

Он долго молчал. — Я был бы дураком, Корлат, если бы не согласился; но еще более глупо принимать такие авансы. Я уверен, что вы замужем за другим Тисте Анди — союз, без сомнения, длиной в века…

— А каков был бы смысл такого союза?

Он удивленно нахмурился. — Ну, гмм, дружество? Дети?

— Дети бывают. Редко, скорее они итог скуки, чем страсти. Тисте Анди не дружат со своими родичами. Это, Вискиджек, отмерло в нас уже давно. Еще реже Тисте Анди прорывается из тьмы в мир смертных, ища отсрочки от… от…

Он прикоснулся пальцем к ее губам. — Не надо. Я польщен и принимаю тебя, Корлат. Намного сильнее, чем ты воображаешь… и я хочу оказаться достойным этого дара.

Малазанин сделал шаг назад и нашарил поясную суму. Расстегнул ее, высыпал на ладонь содержимое маленького кисета. Выпали несколько монет, потом крошечный рваный узелок из красочных тканей и один гладкий, темный камешек. — Я думал, — сказал он медленно, смотря на предметы на своей ладони, — что в некий день смогу вернуть то, что очевидно было ценным для одного из Тисте Анди. Все, что я обнаружил в этих поисках — я только сейчас это понял — что можно отдать только долг чести.

Корлат протянула руку — предметы оказались сжаты в их ладонях. И повела его вдоль первого ряда палаток.

Майб снился сон. Она нашла себя на краю пропасти, побелевшие руки отчаянно цеплялись за кривые корни, мокрая земля падала на лицо, запрокинутое в надежде удержаться.

Внизу ждала Бездна, взбудораженная бурей разрозненных воспоминаний, потоками боли, страха, ярости, зависти и темных желаний. Буря ожидала ее, готовилась ее схватить — а она бессильна защититься.

Руки слабели.

Визжащий вихрь обернулся вокруг ног, потянул, сдернул ее. Она падала, добавив к местной какофонии свой вопль. Ветер кидал ее туда и сюда, скручивал, вращал…

Нечто ужасное и жестокое схватило ее за бедра, но отпустило. Она больно ударилась о воздух. Хватка вернулась — вокруг тела сомкнулись когти, чешуйчатые и хладные как смерть. Внезапный рывок запрокинул ее голову; она не падала больше, а поднималась, выше и выше…

Рокот бури смолкал внизу, потом сместился в сторону.

Майб извернулась и посмотрела вверх.

Над ней громоздился невероятно большой неупокоенный дракон. С лап свисали высохшие клочья рваной кожи, почти прозрачные крылья с грохотом били по воздуху. Тварь уносила ее.

Она повернулась посмотреть, что лежит внизу.

Под ней простиралась коричневая бесформенная равнина. Были видны длинные трещины в земле, заполненные слабо мерцающим льдом. На склоне одного из холмов она увидела пятно более темного цвета, с рваными краями. Стадо. Я была здесь, шла по этой земле. Здесь, в моих снах… были следы…

Дракон вдруг дернулся, сложил крылья и стала снижаться по широкой спирали.

Она услышала, что кричит — и была поражена, что это не страх, а возбуждение. Духи родные, вот что значит летать! Ах, теперь я поистине завидую!

Земля метнулась ей навстречу. В последний миг гибельного падения крылья дракона хлопнули, поймали воздух; поджав ноги, тварь заскользила в локте от глинистой почвы. Настал нужный момент. Нога опустилась, когти освободили ее.

Она приземлилась с глухим ударом, перевернулась на спину и села, смотря, как, громыхая крыльями, дракон вновь набирает высоту.

Майб посмотрела и увидела свое юное тело. Она заплакала от жестокости сна. Она рыдала и рыдала, скрючившись на холодной, мокрой земле.

О, зачем вы спасли меня? Зачем? Только чтобы проснуться — о духи родные — проснуться…

— Она прошла, — раздался странный, чуждый голос. Слова на ривийском, и звучали они в ее разуме.

Майб вскинула голову, огляделась. — Кто говорит? Где вы?

— Мы здесь. Когда ты будешь готова увидеть нас, ты увидишь. — Кажется, воля твоей дочери равна твоей воле. — Такая может повелевать величайшими Гадателями — верно, она приходит в ответ на призывы ребенка. — Собрание. — Поиск кратчайшего пути. — Тем не менее мы впечатлены.

— Моя дочь?

— Она все еще вздрагивает от грубых слов — мы это чуем. — Воистину так мы прибыли, чтобы жить здесь. — Тот маленький толстяк прячет обсидиановые грани под пышной плотью. — Кто бы мог подумать? — Она отдала тебе все, что могла, Серебряная Лиса. — Пришла пора принести ответный дар. — Не один Крюпп отказывается предоставить её предназначенной судьбе. — Ах, он открыл ей глаза, и смыл ее одержимость внутренними сущностями, она еще дитя, но она слушает его слова — хотя, по правде, он обращается лишь к ее снам. — Внимательная. — Да, воистину.

— Итак, — продолжил голос, — теперь ты нас слышишь?

Она уставилась на свои руки, юные, гладкие руки, и снова зарыдала: — Прекратите пытать меня снами! Хватит! О, хватит…

Ее глаза узрели мутную тьму палатки. Боль охватила тонкие кости, высохшие мышцы. Плачущая Майб свернула старое тело в клубок. — Боги, — прошептала она, — как я ненавижу вас. как ненавижу!

Книга третья

Капустан

Последним Смертным Мечом Фенерова Таинства был Фанальд из Кавн Воур, убитый при Сковывании. Последним Дестриантом, носителем кабаньей шкуры, был Ипшанк из Корелри, пропавший без вести во время Последнего налета Манаска на Ледяные Поля Стратема. Другой человек жаждал принять этот титул, но был изгнан из храма, прежде чем его получить, и его имя ныне стерто из всех анналов. Впрочем, известно, что он был из Анты, что он воровал кошельки на ее мерзких улицах, и что его изгнание было отмечено особой карой Фенерова Таинства…

Жизни во Храме,

Биррин Тунд

Глава 14

Если сможете, не живите под осадой.

Убиласт Безногий

В гостинице, возвышавшейся на углу улицы Старого Даруджа, насчитывалось не более полудюжины обитателей. Большинство из них — гости города, как и Грантл, попавшие в западню. Окружившие Капустан армии Панниона ничего не предпринимали уже пять дней. Как-то над северными перевалами встали облака пыли, по мнению капитана, знаменовавшие… что-то. Но прошли дни, а ничего так и не случилось.

Никто не знал, чего ждет септарх Кульпат, хотя слухов ходило множество. На реке то и дело появлялись новые баржи, перевозящие Тенескоури, пока не стало казаться, что в крестьянскую армию вошла половина жителей Домина. 'В таком количестве они, — сказал Грантлу кто-то звоном ранее, — едва смогут распробовать нас на зуб'. Грантл единственный оценил эту шуточку.

Он сидел за столом, спиной к грубо сколоченной дверной раме. Одна створка двери была справа от него, а смотрел он внутрь низкой залы таверны. По земляному полу пробиралась мышь, перебегая от тени к тени, ловко огибая сапоги и туфли ходивших по залу жильцов. Грант, полузакрыв глаза, следил за ее продвижением. На кухне все еще оставалось немало еды — по крайней мере, так сообщал его нос. Это изобилие, был уверен Грантл, долго не протянется.

Его взор переместился кверху, на закопченный брус потолка. Там дремал гостиничный кот, свесив лапы с поперечной балки. Этот зверек охотился лишь во снах. По крайней мере, сейчас.

Мышь достигла основания стойки, поковыляла вдоль нее ко входу в кухню.

Грантл снова глотнул разбавленного вина — скорее воды, чем вина. Вот первое следствие недельной осады города. Остальные шесть жильцов сидели поодиночке за столами или облокачивались на стойку бара. Иногда они бросали друг другу словцо — другое, ворчливые и бессвязные замечания. Ответом неизменно служило неопределенное хмыканье.

В течение последних дня и ночи гостиницу заполняли два типа людей. Первый тип обыкновенно околачивался в общей зале, лелея кружки с вином и пивом. Чужаки в Капустане, очевидно не заведшие здесь друзей, они тем не менее создали некую общность, характеризующуюся способностью очень долгое время ничего не делать. К ночи стали собираться и люди второго типа. Громогласные, шумные, они тащили с собой уличных шлюх, стучали по столам мошнами, не думая о завтрашнем дне. В них была энергия безнадеги, фальшивая бравада перед Худом. 'Мы твои, ублюдок с косой, — казалось, говорили они. — Но только утром!

Они пенились, словно бурное море вокруг неподвижных утесов — постоянных обитателей гостиницы.

Море и утесы. Море похваляется, едва завидев смутные очертания Худова лица. Утесы будут смотреть в глаза ублюдку, пока их не затопит — тоже похвальба. А прилив громко смеется своим собственным шуткам. Утесы… как зубы…

Полный рот капанцев.

В следующий раз придержу язык.

Страницы: «« « ... 2324252627282930 » ... »»