Память льда. Том 1 Эриксон Стивен
— Тогда какого Худа ты вернулась?
Она усмехнулась. — Я просто вернулась в строй, дубина. А ты, Итковиан — лучше чтобы с твой стороны намека на ухмылку не было. Или я тебя убью.
— Не посмею, сир.
— Рада слышать.
— Ну? — спросил Грантл.
— Что ну?
— Новости, женщина!
— О, это. Чудесные новости, конечно же, в последние дни мы только такие и слышим. Радостные откровения. Удачные времена…
— Стонни.
— Старые друзья, Грантл! Катят в лиге сзади. Большая карета из костей, влекомая с такой скоростью, какой от волов не ожидаешь. Сзади пара телег, под завязку груженых старьем — о, я сказала старьем? Я же имела в виду добычу, включая множество сушеных трупов. И старик на месте кучера. Держит в подоле драную кошку. Как, ты не узнал? Это же старые друзья!
Лицо Грантла окаменело, глаза стали холодными. — А Бьюка нет?
— Даже лошади нет. Или он улетел, или…
Смертный Меч повернул коня и вбил каблуки ему в бока.
Итковиан помедлил. Поглядел на Стонни и удивился, увидев на ее лице неприкрытую симпатию. Она бросила на него взгляд зеленых глаз: — Такой любому по нраву, а? — тихо сказала она.
Итковиан кивнул и опустил забрало малазанского шлема. Небольшая перемена позиции, быстрый рывок поводьев — и вышколенное животное двинулось веред, радуясь возможности размять ноги. Итковиан весил меньше, поэтому быстро догнал Грантла. Конь даруджа уже запыхался.
— Сир! — крикнул Итковиан. — Потише, сир! Или ним придется ехать назад в одном седле!
Грантл прошипел ругательство, еще подгоняя коня, но потом расслабился, отпустил поводья, и животное постепенно перешло в легкий галоп.
— Быстрой рысью, сир, — предложил Итковиан. — Через сто саженей перейдем на шаг, чтобы он мог опустить голову и свободно вдохнуть.
— Извини, Итковиан, — сказал Грантл, чуть помедлив. — Мой гнев последние дни ничто не подогревало, но, кажется, он стал еще сильнее.
— Трейк может…
— Нет, друг, даже не пытайся. Я уже сказал. Мне плевать, чего там Трейк хочет или желает от меня, и вам всем лучше обо мне в таком ключе не думать. 'Смертный Меч'. Ненавижу титулы. Мне даже капитаном каравана не нравилось называться. Разве чтобы набить себе цену.
— Вы хотите причинить вред этим странникам, сир?
— Ты хорошо знаешь кто они.
— Да.
— У меня есть друг…
— Да, по имени Бьюк. Помню его. Человек, сломленный горем. Я однажды предложил облегчить его ношу, но он отказался.
Грантл резко обернулся: — Ты ему? И он отказался?
Итковиан кивнул: — Может быть, надо было более… прямо.
— Нужно было схватить его за горло и не слушать, что он лепечет. Так новая Надежный Щит поступила с одноглазым Первенцем Анастером? И теперь тот скачет рядом с ней…
— Ничего не сознавая. Он не более чем оболочка, сир. В нем не было ничего, кроме боли. Ее изъятие изъяло и разум. Вы желали бы Бьюку такой судьбы, сир?
Лицо даруджа скривилось.
Им оставалось не более трети лиги, если расчет Стонни был точен, однако песчаные дюны затрудняли обзор, и о близости фургона всадников оповестил звук — принесенное ветром тихое клацанье.
Они въехали на гребень и вынуждены были натянуть удила, чтобы не врезаться в волов.
Эмансипор Риз намотал на голову грязную повязку, которая не скрывала только припухший правый глаз и вздувшуюся щеку. Кошка завопила при внезапном появлении незнакомцев, прыгнула на грудь, на левое плечо и исчезла в куче костей К'чайн Че'малле на крыше. Сам Риз подскочил на сиденье, чуть не свалившись, но сумел вернуть равновесие.
— Буфлюфки! Фто фы деаете? Фыфанье Фуда!
— Извините, сир, — сказал Итковиан, — если мы вас испугали. Вы ранены…
— Рафен? Тфа. Сува. Олифк. Кофтсшк.
Итковиан недоуменно глянул на Грантла.
Смертный Меч пожал плечами. — Может, оливковые косточки?
— А! — Риз яростно кивнул и сразу болезненно заморгал. — Фто фы фофисе?
Грантл глубоко вздохнул. — Правду, Риз. Где Бьюк?
Лакей дернул плесом: — Уфел.
— Они…
— Неф! Уфел! Уветел! — Он замахал руками вверх и вниз. — Флоп, флоп! Фферх! Пняфно?
Грантл вздохнул, отвернулся и кивнул. — Ну ладно, — сказал он миг спустя.
Дверь кареты открылась, выглянул Бочелен. — Почему мы оста… а, караванный охранник… и Серый Меч, похоже. Но где же ваша форма, сир?
— Не вижу нужды…
— Не обращайте внимания, — прервал вылезавший наружу Бочелен. — Мне не очень интересен ваш ответ. Ну, господа, у вас есть что обсудить? Простите грубость, если сможете — я устал и рассержен. Увы, уже давно. Прошу подумать и не раздражать меня. Очень советую. Еще одна неприятная сцена — и мой гнев прорвется. Ручаюсь, это будет действительно неприятно. А теперь — что вам от нас нужно?
— Ничего, — сказал Грантл.
Некромант слегка поднял тонкую бровь. — Ничего?
— Я приехал расспросить о Бьюке.
— Бьюке? Кто… ах, да, этот. Ну, когда в следующий раз его увидите, скажите, что он уволен.
— Непременно.
Некоторое время все молчали. Итковиан откашлялся. — Сир, — сказал он Бочелену, — ваш слуга сломал зуб и кажется, ему очень нехорошо. Уверен, с вашим мастерством…
Бочелен повернулся поглядеть на Риза. — А, вот и объяснение повязке. Признаю, я удивлялся его… внезапно обретенному местному акценту. А вот в чем было дело. Ладно, Риз — кажется, я снова должен попросить Корбала Броча приготовиться к операции. Это ведь уже третий сломанный зуб? Не сомневаюсь, снова оливки. Если уверен, что их косточки — смертельный яд, зачем же есть означенные плоды? Ладно, не обращайте внимания.
— Неф! Не дадо оферасии, пофалуйфта! Профу!
— Что вы там болтаете, человек? Тихо! И сотрите слюну — это не эстетично. Думаете, я не чувствую вашу боль, слуга? Из глаз текут слезы, и вы бледный — смертельно бледный. А поглядите, как вас трясет — нельзя терять ни минуты! Корбал Броч! Выходите, если не возражаете, и возьмите свой черный мешок! Корбал!
В ответ карета слегка покачнулась.
Грантл разворачивал коня. Итковиан последовал его примеру.
— Тогда до скорого, господа! — крикнул им в спины Бочелен. — Будьте уверены, я вам благодарен за заботу о состоянии моего лакея. Как и он сам. Когда он сможет говорить членораздельно, он, без сомнения, скажет вам об этом сам.
Грантл резко махнул рукой.
Они направились к Легиону Трейка.
Внимание Итковиана привлекло тихое бормотание Грантла. Он увидел, что Смертный Меч улыбается.
— Что вас так позабавило, сир?
— Вы, Итковиан. Думаю, Риз будет проклинать вашу заботу до конца своих дней.
— Это будет странный способ благодарить. Его не исцелят?
— О да, я уверен, что исцелят. Но тут есть о чем поразмышлять. Иногда лечение хуже болезни.
— Что это значит?
— Спросите Эмансипора Риза, когда снова увидитесь.
— Очень хорошо, я так и сделаю, сир.
К стенам прилип запах дыма. Множество темных пятен на коврах свидетельствовали о избиении священников в залах, коридорах и приделах храма.
Коль задумался: доволен ли Худ, что к нему отправили его собственных детей прямо из его священного убежища.
Кажется, нелегко осквернить место, посвященное смерти. Сидящий на каменной скамье у входа в гробницу дарудж чувствовал вокруг дыхание холодных, равнодушных, ничуть не потерявших в могуществе сил.
Муриллио мерил шагами главный проход, справа от Коля, то исчезая из вида, то вновь показываясь.
Где-то в святилище Рыцарь Смерти готовил постель для Майб. Прошло три звона с тех пор, как избранный служитель Худа удалился в комнату внутри гробницы, и двери сами закрылись за ним.
Коль подождал, когда Муриллио снова покажется. — Он не может выпустить мечи из рук.
— Муриллио глянул на него: — И что?
— Ну, — прогудел Коль, — поэтому ему нужно три звона, чтобы приготовить постель.
Его друг подозрительно прищурился: — Это должно быть смешным?
— Не совсем. Я думал прагматически. Я пытался вообразить физические неудобства — как сделать хоть что-то с мечами в руках. Вот и все.
Муриллио хотел что-то ответить, но передумал, неслышно ругнулся, отвернулся и снова стал расхаживать по коридору.
Пять дней назад они доставили Майб в храм и поместили в комнату высокопоставленного жреца. Потом разгрузили фургон и сложили припасы в кладовке, усыпанной черепками сотен разбитых кувшинов, покрытой липкими винными пятнами. Воздух там был сперт и вонял, словно фартук трактирщика.
Теперь каждый глоток еды и воды отдавал прокисшим вином, напоминая Колю о двух годах пьянства, когда он, влюбленный и самолюбивый, тонул в темных водах страдания. Он привык говорить, что стал совсем другим человеком, но сейчас мир как-то незаметно повернулся кругом, и то, что он оставил за спиной, вдруг снова встало перед ним.
Хуже того, самонаблюдение — для него, по крайней мере — было зыбучими песками, и на дне песчаной воронки его поджидал паук. Коль отлично знал, что способен сожрать самого себя такими мыслями.
Муриллио снова показался в коридоре.
— Слепо танцует муравей, — сказал Коль.
— Что?
— Старая детская сказка. Не помнишь?
— Что, разум потерял?
— Еще нет. По крайней мере, сам я так не думаю.
— Но это же так, Коль. Ты сам и не заметишь.
Муриллио снова развернулся и ушел в коридор, пропав из вида. Мир незримо вращается вокруг нас. Слепой танцует, ходя кругами. Не убежать от себя самого, и все твои мечты ярко сверкают ночью, но сереют при свете дня. И то и другое — гибельно. Кто тот клятый поэт? Мстительный. Сирота, как он говорит. Написал тысячу сказок, чтобы пугать детей. Был побит камнями толпой в Даруджистане, но выжил. Думаю, это было очень давно. Но и сейчас его сказки живут на улицах. Песенки, считалки в детских играх.
Чертовски мрачно, если спросите меня.
Он пошевелился, стараясь очистить разум и не провалиться в очередную ловушку памяти. Прежде чем красть его имение, прежде чем разрушить его жизнь, Симталь сказала, что носит его ребенка. Он гадал, существовал ли вообще этот ребенок — Симталь сражалась ложью, как иные ножом. Не было объявлений о рождении. Хотя, конечно же, в дни своего падения он вполне мог пропустить такую весть. Но ему бы сказали, не тогда, так позже…
Муриллио появился.
— Один момент, — сказал Коль.
— Что теперь? Жук прыгает на спине? Червь кружит в норе?
— Вопрос.
— Ладно, если настаиваешь.
— Ты что-то слышал о рожденном Симталь ребенке? — Он увидел, как лицо его друга посуровело, глаза сузились: — Не в этом храме задавать такой вопрос, Коль.
— Тем не менее я его задал.
— Не думаю, что ты готов…
— Не тебе решать. Нужно лучше меня знать, Муриллио. Черт дери, я же месяцами заседал в Совете? И я не готов? Что за чепуха…
— Ладно, ладно! Все это лишь слухи…
— Не лги мне.
— Я не лгу. Несколько месяцев после твоей… гм, кончины… она не появлялась на людях. Конечно, говорила, что держит траур, хотя все знали…
— Да, я знаю, что все знали. Так она скрылась на время. Дальше.
— Ну, мы думали, что она упрочняет свои позиции. За сценой. Раллик за ней следил. По крайней, мере, старался. Он может знать больше.
— И вы двое никогда не обсуждали, что с ней, как она выглядит? Муриллио…
— Ну, что мог Раллик знать о материнстве?
— Когда они в положении, растут животы и увеличиваются груди. Уверен, наш друг убийца видел на улицах пару таких женщин — не думал же он, что они съели дыню целиком?
— Не надо сарказма, Коль. Как я и говорил, я ни в чем не уверен.
— Как насчет слуг нашего поместья? И разных там повитух?
— Раллик никогда не упоминал…
— О, что за наблюдательный ассасин.
— Отлично! — крикнул Муриллио. — Скажу что думаю. У нее был ребенок. Она его отослала. Куда-то. Не думаю, что она совсем от него избавилась. В некотором роде он был ей нужен — управляемый наследник, приманка для женихов или невест. Симталь из низкого рода; все ее связи с прошлой средой были тайными — ты сам это знаешь. Думаю, она отослала ребенка куда-то, где никто не подумает искать.
— Сейчас примерно три, — сказал Коль, опершись спиной о стену. Он закрыл глаза. — Три года…
— Может быть. Но за все время никаких следов…
— Вам нужна была моя кровь. Барук…
— Да уж, — фыркнул Муриллио. — Мы бы просто подошли и нацедили на улице, когда ты валялся пьяным.
— Почему бы нет?
— Потому что, осел, в этом не было особой нужды!
— Ясно. Но сейчас я уже месяцы иду не шатаясь.
— Тогда иди к Баруку.
— И пойду. Теперь, когда все узнал.
— Слушай, друг. Я повидал на своем веку много пьяниц. Ты трезв четыре, пять месяцев — и считаешь это вечностью. Но я все еще помню человека, счищавшего блевотину с одежды. Человека, который падал на ходу. Я не намерен спешить — слишком рано…
— Я слышу. Я не кляну тебя за твое решение, Муриллио. Ты имеешь право быть осторожным. Но сейчас — сейчас я вижу причину. Настоящую причину держать себя в руках.
— Коль, ты же не думаешь придти в дом, где растет ребенок, и утащить его оттуда…
— Почему нет? Он мой.
— И ты уже приготовил ему место на полке, а?
— Думаешь, я не подниму ребенка?
— Знаю, что не поднимешь. Но, если сделать все правильно, ты сможешь следить, как он растет, дарить ему особые возможности.
— Скрытый благодетель. Хм. Это может быть… благородно.
— Скажем честно: это обычный путь, Коль. Ничего благородного и героического.
— И ты звался другом.
— Я и есть друг.
Коль вздохнул. — Так и есть, хотя не знаю, чем я заслужил такую дружбу.
— Не хочу вгонять тебя в уныние, так что обсудим это позже.
Тяжелая каменная дверь гробницы распахнулась.
Коль с ворчанием поднялся со скамьи.
Рыцарь Смерти вышел в коридор, встав прямо перед Муриллио. — Принесите женщину, — сказал он. — Все готово.
Коль подошел к двери и заглянул внутрь. В центре помещения прямо в каменном полу была выбита большая дыра. Сколотые камни кучами лежали у стен. У даруджа вдруг закружилась голова. Он без сил прислонился к стене подле Рыцаря. — Дыханье Худа! Это же клятый саркофаг!
— Что? — крикнул вбежавший вслед Колю Муриллио. Он уставился в погребальную яму, развернулся лицом к Рыцарю. — Майб не мертва, идиот!
Безжизненные глаза воина уставились на приятеля Коля: — Приготовления окончены, — повторил он. — Все готово.
Она брела через пустошь, по лодыжки увязая в пыли. Тундра рассыпалась, а вместе с ней охотники, демонические преследователи, так долго бывшие ее нежеланной компанией. Но окружившее ее ныне одиночество еще хуже, решила она. Ни травы под ногами, ни приятно холодного ветерка. Правда, исчезли и тучи черных мух — жадных спутниц, столь охочих до ее плоти — но что-то ползало по черепу, словно некоторые ухитрились уцелеть.
И она слабела, юные мышцы неким неописуемым образом отказывали. Не просто слабость, а какой-то вид медленного рассасывания. Она теряла вещественность, и эта мысль ужасала больше всего.
Небо над головой было бесцветным, лишенным и облаков и солнца, тускло озаренным из неведомого источника. Оно казалось невероятно далеким — смотреть в него слишком долго значил рисковать здравостью рассудка. Разум отступал перед неспособностью понять, что же видят глаза.
Поэтому она смотрела прямо перед собой. И ковыляла. Во всех направлениях ничто не заслоняло горизонта. Она вполне могла брести по кругу, хотя это должен бы быть очень широкий круг — она еще не пересекла своих следов. Он не ведала цели этого духовного странствия; она и не желала изобретать ни одной цели вэтом гибельном ландшафте, даже умей это делать.
Легкие болели, словно, теряли способность расширяться. Очень скоро, думала Майб, она сама начнет растворяться — юное тело сдастся совсем иным способом, чем те, которых она страшилась доселе. Она не будет порвала волками в клочья. Волки ушли. Нет, все случилось как-то по иному, не так, как она может вообразить, тайным образом. Загадка, которой она не способна разгадать. Ее ждет забвение.
Виденная ей в недавних кошмарах Бездна была метсом хаоса, безумного пожирания душ, зловонных воспоминаний, привязанных к ураганному ветру. Возможно, те видения были плодом ее собственного ума. Истинная Бездна — та, которую она сейчас видит, она раскинулась во все стороны, во всех направлениях…
Что-то прервало монотонность горизонта, что-то громадное, скрюченное, бестиальное, справа. Миг назад его там не было.
А может быть, это сам мир съеживается, и ее неверные шаги наконец смогли привести ее к лицезрению лежащего за земным горбом.
Она застонала во внезапном ужасе, сменила направление, двигаясь навстречу странной сущности.
Оно явно росло с каждым мучительным шагом, ужасно раздувалось, пока не заслонило треть неба. Вздымающиеся ввысь розово — полосатые сырые кости, грудная клетка, в которой каждое ребро покрыто шрамами, злокачественными узлами, шипами, пористыми опухолями, трещинами и свищами. Между ребрами натянута кожа, скрывая находящееся внутри. Кровеносные сосуды кожи пульсируют словно красные молнии, то надуваясь, то бледнея.
Над этим пронесся шторм жизни. Над этим — и над ней самой.
— Ты — мое? — хрипло спросила она, подойдя к зловещей клетке на дюжину шагов. — Это мое сердце лежит внутри, замедляясь с каждым ударом? Ты — это я?
Ее внезапно осадили эмоции — не свои, но исходящие от того, что таилось в клетке. Злость. Невыносимая боль.
Она захотела убежать.
Но оно остановило ее. Оно просило подождать.
Просило подойти еще ближе.
Ближе, чтобы суметь коснуться.
Коснуться его.
Майб завопила. Она вдруг упала на колени, скрывшись в слепящей пыльной туче. Она чувствовала, что разрывается на части — ее дух, ее инстинкт самосохранения восстали в последний раз. Сопротивляйся зову. Беги.
Но она не могла пошевелиться.
Сила нашла ее. Начала тянуть.
Земля под ней вздыбилась, затряслась. Пыль осела. Стала как стекло.
Стоя на четвереньках, она вскинула голову, поглядела слезящимися глазами. Все вокруг плясало.
Это больше не ребра. Это лапы. Кожа — не кожа. Это паутина. Паутина заскользила к ней.
Глава 23
Будь Черные Моранты болтливы, история Достигающего Закрута стала бы известна. Было бы известно, что с ним происходило до первого упоминания в малазанских архивах времен союза; и где он пребывал во время Генабакисской компании; и о его жизни внутри самой Иерархии Морантов. Можно лишь подозревать, что эта история была бы достойна не одной легенды.
Забытые герои,
Бадарк Натиец
Горы Видений маячили за западе, закрывая звезды своей темной громадой. Сидевшая под вертикальными корнями поваленного дерева, словно у стены дома, лейтенант Хватка поплотнее запахнула плащ. Было холодно. Слева от нее, на другой стороне освещенной звездным светом реки виднелись неровные верхи стен Сетты. Город оказался ближе к горам и реке, чем показывали карты. Хорошее дело.
Ее взор не отрывался от тропы внизу, отыскивая малейшие признаки движения. По крайней мере, дождь кончился, хотя начинал собираться туман. Она слышала, как вокруг капает вода, стекая с сосновых сучьев.
Сапоги зачавкали по жидкой грязи, затем застучали по граниту. Хватка подняла глаза, кивнула и вернулась к наблюдению.
— Еще рано, — прошептал капитан Паран. — Им много чего надо выведать.
— Да, — согласилась Хватка. — Разве что Дымка прибежит чуть пораньше. У нее кошачьи глаза, сэр.
— Будем надеяться, что она не бросит других.
— Не бросит. Наверное.
Паран не спеша уселся рядом. — Думаю, мы могли бы перелететь прямо в город и избежать проблем при пешем подходе.
— И будь там наблюдатели, они сразу бы нас заметили. Не надо думать задним числом, капитан. Мы не знаем, какие у Паннионского Провидца глаза в этой стране, и мы не настолько глупы, чтобы считать, что остались в одиночестве. И так рискуем, считая, что ночью нас не заметят.
— Быстрый Бен говорит, это кондоры и никто иной, лейтенант, и они следят с неба лишь днем. Так что, пока мы идем ночью, мы можем про них забыть.
Хватка согласно кивнула — движение, скрытое темнотой. — Штырь согласен. Как и Синий Жемчуг, и Голень, и Пальцыног. Капитан, о нас самих, о Сжигателях — прыгунах с Морантами, я не особенно тревожусь. Но раз мы летим, заметьте…
— Шш. Там, внизу. Я что-то видел.
Дымка была, как обычно, в ударе. Двигаясь как тень, исчезая на один, два, три удара сердца, потом появляясь на десять шагов ближе, она перемещалась зигзагом в сторону позиции Парана и Хватки.
Хотя ни один из офицеров не шевелился и не говорил, Дымка как-то их нашла. Она плюхнулась рядом и блеснула белыми зубами.
— Очень впечатляет, — пробормотал Паран. — Вы готовы доложить или оставите это на другого, того, кто вроде бы должен это делать? Или вы оставили Дергунчика и прочих спотыкаться в полулиге позади себя?
Улыбка погасла. — Э, нет, сэр, они в тридцати шагах. Разве не слышите? Вот это Штырь — власяница зацепилась о сук. Впереди топает Дергун — он кривоногий и ковыляет как обезьяна. А те шлепки? Еж. Самая тихая Деторан — чертовски странно.
— Вы это выдумали, солдат? — спросил Паран. — Я лично ничего не слышу.
— Нет, сэр, — с невинным видом сказала Дымка.
Хватке захотелось схватить ее за мундир и треснуть кулаком. — Иди найди их, Дымка, — прорычала она. Если они так шумят, значит, потеряли след. Это они- то. Дура. Паран тебя поддел, и тебе это не нравится. Отлично. — Живо.
— Слушаюсь, лейтенант, — вздохнула Дымка.
Они смотрели, как женщина скользнула по тропе и пропала из вида.
Паран вздохнул: — Я почти поверил.
Хватка глянула на него: — Она так и думает.
— И правильно.
Она молча ухмыльнулась. Черт. Думаю, теперь ты наш капитан. Наконец нашелся хороший. — Вот и они, — заметил Паран.
Они двигались рядом с Дымкой, или чуть позади. Безмолвные тени. Оружие привязано, доспехи смазаны. Дергунчик поднял руку, остановив остальных, и описал над головой круг. Отряд рассыпался в стороны, каждый искал сухое место. Разведка окончена.
Сержант поспешил к месту, в котором укрывались офицеры. Но раньше него к ним добрался Быстрый Бен. — Капитан, — сказал он запыхавшись, — я говорил с замом Закрута.
— И?
— Моранты обеспокоены, сэр. Насчет своего начальника — убийственная зараза пошла выше плеча. Закруту осталось несколько недель, и он живет с болью — Худ знает, насколько его хватит.
Читать бесплатно другие книги:
