Белые искры снега Джейн Анна

– Тогда где дети? – едко спросила она.

Ответить ей мы не успели – распахнулась дверь и в кабинет влетела одна из учительниц.

– Света! Там твои… – Женщина осеклась, увидев, что коллега не одна, и спешно поправилась: – Светлана Викторовна! Там ваш 11-й «Г» заперся в раздевалке спортзала! И не выходит!

– Что?! – округлились глаза у той.

Диана Вячеславовна иронически изогнула тонкие брови, явно давая понять, как она изумлена происходящим. А я готова была прямо сейчас отыскать шутника-затейника (а в классе он только один, и мы знаем, кто это!) и с нетерпением пожать ему обеими руками шею.

– Что значит не выходит? – от волнения классная охрипла еще больше.

– То и значит! – всплеснула руками учительница. – Как ушли переодеваться, так больше не выходили! Мало того, даже не отзываются! Пожалуйста, пойдемте, уговорите их выйти! Физрук и я не можем!

– Конечно-конечно, – засуетилась Светлана Викторовна. – Но как же так, что же случилось?

– Наверное, на урок русского языка идти не хотели, – хмыкнула Диана. – Что ж, пойдемте, я с вами прогуляюсь.

В результате мы вышли из кабинета вчетвером и спешно направились к лестнице – спортзал находился на первом этаже. Я молчала, Светлена Викторовна одновременно пыталась дозвониться до кого-то из своих учеников и хриплым из-за болезни голосом внушала моему руководителю, что все произошедшее – наверняка просто недоразумение. А Диана Вячеславовна, видимо, вкушала то, как поставит мне по практике незачет.

Но не успели мы даже спуститься на первый этаж, как раздался странный пугающий звук – как будто где-то громко разорвалась большая петарда. Окна коридора, по которому мы шли, тоненько и жалобно задребезжали. Мне показалось, что даже здание на миг дрогнуло, словно началось землетрясение. Следом раздались еще несколько подобных звуков – но уже более тихих и похожих на выстрелы.

Сначала я даже и не поняла, что произошло. Учителя, впрочем, тоже. Мы остановились и в удивлении уставились друг на друга, как будто бы надеялись, что кто-то из нас знает ответ.

– Что это? Вы что тут проводите? – неуверенно спросила Диана Вячеславовна. – Школа считается элитной, а дисциплина…

Договорить она не успела, ибо в этот миг громко зазвучала пожарная сирена, а следом раздался безжизненный механический голос:

– Внимание! Пожарная тревога! Пожалуйста, немедленно покиньте здание школы. Сохраняйте спокойствие. Следуйте плану эвакуации. Внимание! Пожарная тревога! – и репродуктор по кругу стал повторять одно и то же, вгоняя нас в полнейший ступор.

Обе преподавательницы замерли, пренебрежение и ирония испарились с лица Дианы Вячеславовны, а я, хоть и оставалась с виду спокойной, поняла вдруг точно, что что-то произошло. И что-то совсем нехорошее. Меня словно заморозила фея зимы, коснувшись ледяной тонкой волшебной палочкой моего сердца. И оно медленно стало холодеть, покрываться тонкой корочкой льда, замерзать, как озеро, только не с краев, а с середины.

Первой опомнилась, как это ни странно, именно руководитель практики.

– На выход, – скомандовала она нам, и мы моментально оказались в коридоре, который постепенно заполнялся людьми. – Быстрее! Быстрее!

Я хорошо помнила, что происходило дальше, и, хотя понимала, что что-то произошло, оставалась спокойной, вернее, замороженной.

Из классов стали спешно выбегать ученики и учителя; все они, привыкшие к учебным пожарным тревогам, не совсем понимали, что происходит. Такие тренировки проводились часто и не были ничем из ряда вон выходящим, однако все слышали странные звуки, похожие на взрывы, и это по-настоящему пугало, правда, далеко не всех – некоторые из детей, преимущественно мальчишки из средних классов все-таки радовались, что урок сорвался. Я отчетливо расслышала, как проходящий мимо меня семиклассник с довольной круглой физиономией орал, как ему круто повезло, ведь его только вызвали к доске!

– Внимание! Пожарная тревога! Пожалуйста, немедленно покиньте здание школы, – вновь оповестил всех механический голос. Сирена не прекращала душераздирающе выть.

– Без одежды, что ли? – возмутилась какая-то сухопарая преподавательница в годах, за которой выстроились перепуганные пятиклашки. – Дети же замерзнут!

– Это не учебная тревога! – проорала ей одна из коллег, пытаясь совладать с восьмым классом, который шумел, орал и толкался.

Мы вчетвером направились к лестнице вместе с бурным потоком учеников, которые, несмотря на замечание голоса не паниковать, как раз это и делали – кто-то кричал, кто-то бежал, кто-то распихивал всех вокруг, пытаясь первым оказаться на лестнице.

– Но как же мой класс? – с каким-то отчаянием проговорила Светлана Викторовна. Лицо у нее было белое. – Мне надо к ним! А они в раздевалке!

– Нам надо на улицу! Там по уставу техники пожарной безопасности и сообщим директору о вашем классе! – рявкнула Диана Вячеславовна. Кажется, она совсем не ожидала, что ее визит в школу, на урок к практикантке, обернется чем-то подобным.

Мы спустились на первый этаж, с лестницы ручейком вливаясь в полноводную реку пытающихся эвакуироваться и выйти через центральный вход. Каждым миллиметром кожи я чувствовала панику, однако пока что не происходило ничего экстраординарного – дети не зря столько раз участвовали в учебных тревогах, а потому вели себя более-менее спокойно.

По иронии судьбы путь к центральному выходу из школы лежал как раз именно возле спортзала, и Светлану Викторовну умудрился узреть физрук – двухметровый плечистый мужчина в спортивном синем костюме и с неизменным свистком на шее. Он казался ужасно растерянным, и в его глазах было куда больше паники, чем в глазах спешащих на улицу детей.

– Не открывают! – заорал он испуганно. – Там что-то произошло! Там взрыв был!

Ему, наверное, тоже надо было уходить из школы, но оставить 11-й «Г», засевший в раздевалке, он не мог. Белая как снег Светлана Викторовна рванула к нему (благо толпа не была плотной, а шли мы почти у стеночки), вторая учительница заспешила следом, впрочем, как и я, все еще замороженная, а потому спокойно-отстраненная, и за нами балластом прицепилась Диана Вячеславовна, верещавшая, что нам надо на улицу.

– Сначала в раздевалке закрылись, а теперь и в спортзал не попасть, – сообщил мужчина.

– Неужто ни один из входов в спортзал не открыт? – в отчаянии спросила классная руководительница. Физрук отчаянно замотал головой и спешно стал объяснять, что случилось. Дети пошли переодеваться после урока и закрылись. Первым это обнаружил десятый класс, который тоже пришел в раздевалку, дабы облачиться в спортивные костюмы перед уроком. Те сначала решили, что в раздевалке никого нет и она заперта, а потому десятиклассники побежали к физруку за ключом. Тот был уверен, что раздевалка открыта – ведь сам видел, как 11-й «Г» заходил в дверь, ведущую в нее, и никто из ребят обратно не выходил, иначе бы он видел, ибо стоял в самом зале и трепался с коллегой. Сначала физрук решил, что дети прикалываются, и долго орал под дверью, чтобы они открыли, затем к нему присоединились несколько других учителей, в том числе та, которая прибежала в кабинет Светланы Викторовны (она была заместителем директора по воспитательной части), но все их попытки были тщетны – 11-й «Г» не открывал двери и вообще никак не реагировал на стук и крики порядком уже обозлившихся преподавателей.

– А как же оказалось так, что теперь и в спортзал не попасть?! – выкрикнула Светлана Петровна. Я тоже этого не понимала. А физрук только пожал мощными плечами и промямлил, что он еще раз побежал проверить выход с улицы, ведущий прямо в раздевалку, и в это время прозвучали звуки, подозрительно похожие на взрывы. И завыла сирена. Когда он, не понимая, что происходит, вернулся к спортзалу, тот стал таким же недоступным, как раздевалка. Второй преподаватель физкультуры в это время также не присутствовал в спортивном зале – он оперативно выводил десятиклассников на улицу. Открыть двери не получалось, выломать – тоже.

– Как же так?! Как так?! А если с ними что-то случилось? Они, наверное, пострадали… с ними что-то случилось, раз двери заклинило, – прошептала, хватаясь за сердце, Светлана Викторовна. Она выглядела болезненно и стала оседать на пол, однако коллеги успели ее поймать. Я стеклянными глазами смотрела на классную руководительницу 11-го «Г». Никакой злости на Ярослава во мне не осталось – все внутри замерзло и даже, кажется, мысли, и я не совсем понимала, что должна делать и как могу помочь детям. Паника умело разбивает разум, как тяжелый молот – тонкий лед.

– Света, Света, – защебетала вторая учительница, хлопая ее по щекам. – Все будет хорошо, ну что ты! Идем на улицу, тебе там лучше будет! Пожарные и МСЧ сейчас приедут, твоих ребят вытащат и все будет хорошо! Ну что ты стоишь, – набросилась она на физрука, – давай выводить ее. А потом сообщить надо будет пожарным о том, что в спортзале дети остались!

Опять раздался странный звук – как будто где-то в спортзале что-то обрушилось.

Механический голос еще раз настойчиво посоветовал всем покинуть здание школы, и мы вновь влились в толпу школьников, которая уже значительно поредела – многие успели к этому времени выбраться на холодную улицу.

«Настя!» – услышала я вдруг чей-то голос и испуганно обернулась, однако почти сразу поняла, что он прозвучал у меня в голове. По рукам, от запястий к локтям, побежали мурашки. Я вновь посмотрела на оставшуюся позади дверь, ведущую в спортзал, и вдруг увидела, что сбоку есть еще одна дверь, малозаметная и… приоткрытая. Никто в нее не заходил, более того, никто ее не замечал! А я – замечала. Я могла зайти в нее и вывести из спортивного зала школьников.

И вновь меня посетило глубокое чувство дежавю, словно я оказалась в странной сказочной реальности, и логика в ней была чужеродным элементом.

Сердце-озеро еще не совсем замерзло – около берегов была вода, и я нырнула в эту холодную, но живительную воду, разбивая лед изнутри.

Сложно описать то состояние, в котором я находилась, но, наплевав на вопли разума, я внезапно развернулась и бросилась к этой малозаметной двери – Анастасия! Вы куда! – крик Дианы Вячеславовны утонул в общем шуме. Да и стук собственного пульса в висках я слышала гораздо лучше, чем чьи-то слова.

Оттолкнув в спешке несколько человек, я умудрилась едва ли не в мгновение ока оказаться у массивных дверей, ведущих в спортивный зал, и, убедившись, что они так и заперты изнутри, осторожно шагнула ко второй двери, чуть приоткрытой. Из-под нее сочился влажный холод, который невидимыми раскормленными змейками опутывал ноги. Судя по всему, за второй дверью было непроглядно темно, но и это меня не остановило. Я, лишь секунду поколебавшись, коснулась пальцами ручки (волосы мои взметнул непонятно откуда взявшийся ветер) и потянула дверь на себя. Она с трудом, но совершенно беззвучно распахнулась, и я, сделав глубокий вдох, шагнула в спортивный зал, надеясь, что еще могу помочь своим пусть временным, но ученикам.

Дверь за мной стремительно захлопнулась, и темнота обступила меня со всех сторон, холодная, влажная, давящая, не ждавшая меня, но тем не менее обрадованная моему визиту. Живая темнота.

Последнее, что я слышала, перед тем, как дверь неожиданно легко захлопнулась, – вой сирены и все та же просьба оставаться спокойными.

Но спокойной я не была – сердце билось безумно громко, и мне было страшно.

Я попыталась сделать несколько шагов, но постоянно натыкалась на стены – холодные, мокрые, скользкие. Я ощупывала эти стены дрожащими ладонями, которые тоже стремительно холодели, но никак не могла понять, где выход и как мне отсюда выбраться, и темнота давила, ласково терлась о щеки, сжимала нежно горло, гладила по волосам. Она звала меня, тянула за руки к полу, проникала в самое сердце. И самое ужасное, с этой темнотой нельзя было бороться – она была тут хозяйкой, не я.

Наверное, я бы сошла с ума, если бы меня не спас мой серебряный браслет, который весьма ощутимо напомнил о себе, сжав запястье до боли, словно напоминая, зачем я здесь. Пока я приходила в себя, он терпеливо дарил мне тепло и словно шептал: «Вспомни, вспомни, вспомни»… И в какой-то миг, не осознавая, что я делаю и сколько времени прошло, я вдруг вспомнила три странных слова, сказанных голосом дяди Тима – слова о белых искрах снега. Неведомая сила заставила прошептать их, едва разлепляя замерзшие губы, в голове кто-то весело рассмеялся, и тут же из браслета вырвался луч света, пробивая преграды из темноты и ведя меня за собой – я так и шагала, с вытянутой вперед рукой, не понимая, что происходит и со мной ли вообще происходит это?

Путешествие по чернильной вязкой темноте кончилось так же внезапно, как и началось – сделав очередной шаг, я вдруг очутилась в спортивном зале, до которого уже не чаяла добраться. Это место мало было похоже на обычный спортивный зал, может быть, только на его копию из сказки. Равнодушная полутьма, пронизывающий холод, ночная чернота за окнами, на которых переливались искрящимся золотом решетки, голубоватое сияние над потолком – словно кто-то прилепил к нему звезды и заставил мерцать, даря свой скудный свет этому местечку. На полу, напротив, то тут, то там вспыхивали красными узорами зловещие красноватые огоньки. Я старательно обходила их, не понимая, что происходит, но вполне уверенная, что нахожусь во сне. Опять. В странном сне.

Браслет вдруг перестал согревать руку и как будто бы уменьшился.

А еще все вокруг было в жутком беспорядке. Шведская стенка обломками валялась на полу, маты, сложенные в углу, были разорваны, словно их драла когтями гигантская кошка, стены в трещинах и опалены, пол неподалеку от меня в небольших воронках, из которых поднимались клубы ледяного дыма, баскетбольные мячи сами по себе прыгали по всему залу, который вдруг стал невероятно огромным – как футбольное поле. И самое удивительное – в углу этого поля, в воздухе, друг напротив друга зависли двое человек, два темных силуэта. Один с длинной тростью, второй – в длинном плаще. Судя по всему, причиной всех этих разрушений были именно они. Я замерла и с огромным удивлением уставилась на них, хорошо освященных синим светом потолочных звезд. Кажется, они не просто беседовали, стоя в воздухе, а бились. Один из этих невероятных людей махнул длинной тростью, и в силуэт в плаще полетела сплетенная из голубого сверкающего металла цепь, которая больше была похожа на живую змею. Она попыталась обвить человека, но несколько пассов рукой, и цепь сначала с оглушающим грохотом ударилась о стену, а после разлетелась на несколько кусков, один из которых прилетел в плечо к хозяину, и, кажется, ранил его. Трость упала вниз.

Силуэт в длинном плаще небрежно замахнулся на своего подбитого соперника, руки которого теперь были странно согнуты, и на него налетела непонятно откуда взявшаяся волна коричнево-оранжевого света. Пассами раненный с трудом отвел от себя эту угрожающую волну, она ударилась о потолок, и по нему побежали трещины, но его соперник тотчас послал новую, почти черную, и человек, не справившись с ней, полетел вниз, к своей трости, однако умудрился прямо в полете метко послать в своего соперника огненный, похожий на миниатюрное солнце, обрамленное в рамку из темного серебра, шар. Человек в плаще не успел отклониться и тоже полетел вниз.

От ужаса я присела на корточки и закрыла голову руками, хотя знала, что нужно бежать к упавшему и попытаться помочь ему, но еще я знала, что мне нужно попасть к раздевалке, дверь в которую перекрыта все такой же золотистой решеткой, как и на окнах, чтобы предупредить 11-й «Г» об опасности или узнать, что с ними случилось. Я не могла оставить их в беде.

С трудом заставив себя подняться, я, оглядываясь, побежала к раздевалке, но пробежала совсем ничего – заметила на полу, на обломках лавочек и стеклянных осколков, трех девочек из 11-го «Г»: Полину Маслову в нежно-голубом платье с пышной воздушной юбкой до колен и в сверкающей назло всем диадеме в спутанных волосах, которая лежала на спине, широко раскинув ноги и руки, и двух барби, что задирали ее. Они покоились по бокам от Полины, совершенно неподвижные, у одной была кровь на лице, вторая неестественно согнула руку. Я бросилась к девочкам и трясущимися руками проверила их пульсы – слава богу, они были живы и, казалось, что все три школьницы крепко-крепко спят. Страх немного отступил. Я потерла лицо, пытаясь понять, что происходит.

Так, если девочки тут, значит, 11-й «Г» тоже должен быть в этом месте, и я найду всех остальных. Бросив на школьниц полный сожаления взгляд и зачем-то погладив Полину по волосам, я прошептала, что вернусь за ними, и побежала со всех ног к раздевалке. Решетка таинственным образом отодвинулась, давая мне возможность попасть внутрь. Перед тем, как сделать шаг вперед, я на секунду замешкалась. Этой секунды хватило, чтобы сзади вдруг кто-то сильный положил мне руки на талию и осторожно притянул к себе, касаясь грудью моей спины. Я попыталась вырваться, но не смогла, захотела закричать, но не сумела, лишь чувствуя, как лед сковывает внутренности, а меня властно повернули на 180 градусов. От страха все поплыло перед глазами – сомнений не было, предо мной стоял человек в плаще, который только что летал под потолком, посылая в своего соперника невероятные потоки энергии.

Он продолжал меня держать, не давая ни единой возможности вырваться, и смотрел прямо в глаза.

– Девочка. – с акцентом сказал мужчина мне и по-немецки добавил: – Как же ты попала сюда? Не ушла с остальными? Молодец… Не бойся меня, милая фрау. Не бойся. Помоги мне.

От его глаз, глубоко посаженных, цвета скал, невозможно было оторвать зачарованного взгляда. А его голос, спокойный, глубокий и ровный окончательно прогнал страх из моей груди. Теперь для меня существовал только он.

Наверное, если бы это был не сон, этот человек во всем черном понравился бы мне: высокий брюнет, подтянутый, с широким разворотом плеч, достаточно привлекательный – с римским профилем, асимметричными темными широкими бровями и волевым подбородком, а самое главное, с умными глазами. Единственное, что бы меня смутило, – так это длинные черные волосы, собранные в низкий хвост, но и это я смогла бы простить ему, если бы… Если бы… Если бы…

Мысли стали теряться, а разум сконцентрировался только лишь на этом молодом мужчине, на его глазах, лице… Я медленно протянула руку и двумя пальцами коснулась его щеки. Он поймал мою ладонь своей – ледяной и твердой – и накрыл.

– Ты – моя удача, – вновь по-немецки сказал он и взял меня на руки.

Мы очутились в каком-то помещении с пробитой стеной, кажется, в коридоре, а после – в одной из раздевалок.

Брюнет поспешно опустился на колени, положив обездвиженную и зачарованную им меня на пол, и склонился надо мной, загадочно улыбаясь тонкими бескровными губами. Последнее, что я запомнила, – были его темные глаза. Совершенно обычные, уставшие, слегка покрасневшие, но обладающие запрятанным на дне карих радужек магнетизмом.

– Я все сделаю быстро, фрау, – все так же по-немецки произнес он волнующим шепотом, нашел мою руку, переплел наши пальцы и коснулся губами жилки на моей шее, прерывисто вздохнул…

И я провалилась в густую темноту.

Браслет на моей руке съежился и превратился в тоненькую цепочку, стараясь быть как можно более незаметным. Сейчас именно так он оберегал свою хозяйку.

После утренней встречи с Настей настроение невыспавшегося Ярослава, которое и так было не особенно хорошим, опустилось еще на несколько градусов. Перепалка со Вшивковым, которого он не любил, презирал и вообще считал за четверть человека, тоже не поспособствовала гармонизации его душевного равновесия. Появление этой странной Полины, которую он вновь не успел поймать для разговора, также внесло свою лепту в омрачение его настроения. Поэтому Зарецкий не в самом добром расположении духа поплелся сначала в класс, чтобы оставить вещи, а затем и в спортзал. Благо там уже был Ван и еще несколько парней, которые без спроса учителя взяли пару мячей и стали играть в импровизированный баскетбол. Яр присоединяться к ним не спешил – играл роль тренера, болельщика и судьи в одном лице. Он не то чтобы не любил спорт, но любые игры с мячом вызывали у него либо скуку, либо недовольство, ибо несмотря на рост и комплекцию, Зарецкий крайне плохо закидывал мячи и чаще всего промахивался. Он отчаянно мазал мимо ворот в футболе, не мог нормально попасть в корзину во время игры в баскетбол, а во время игры в волейбол метал мяч то высоко и далеко, то позорно попадал в сетку. По-другому дело обстояло с легкой атлетикой – Ярослав быстро бегал и хорошо прыгал, через того же козла, и даже в младших классах заслужил от Вшивкова кличку «Козел», за что жутко на него обиделся и разозлился, и когда их поставили в паре, чтобы ребята поддерживали друг друга при прыжке, услужливо позволил Степану упасть. Тот тогда довольно сильно повредил ногу и ревел, а мелкий Ярик потирал ручки, стоя в сторонке.

– Зарецкий, гоу к нам? – раздался веселый голос одноклассница. Ярослав с раздражением глянул на присоединившегося к игре Степу. У Вшивкова с баскетболом и волейболом, кстати, всегда все было хорошо, и это не могло не раздражать Ярослава, желающего быть лучшим во всем.

Ответить Зарецкий, впрочем, не успел – начался урок, и физрук построил весь класс в ряд и начал разминку. Те, у кого были освобождения, скромно сидели на лавочках – они занимались после уроков лечебной физкультурой. В их числе была и Полина Маслова, которая сидела отдельно, и вообще старалась не общаться с одноклассниками. Появилась она только после звонка, вбежав в спортзал после учителя, и тут же уселась на лавку, заставляя Ярослава время от времени украдкой поглядывать на нее, уткнувшуюся взглядом в пол. Все же то, что произошло вчера, расстроило его, хотя парень не признался бы в этом никому.

Правда, на девушку поглядывал не он один – одноклассники не забыли вчерашнее. Вшивков пророчил Зарецкому Полину в жены, кое-кто из парней в открытую похабничал, девчонки то и дело хихикали, вспоминая вчерашнюю историю с личным дневником и падение в обморок. Равнодушных осталось мало. Если вчера все несколько напугались, то сейчас, видя, что Маслова в полном порядке, вновь начали самоутверждаться за ее счет, выдавая умопомрачительные, как считали, шутки. Правда, нескольким особенно рьяным и пошлым весельчакам сделал замечания грозный Ван, и они поутихли – связываться с ним не хотелось.

Впрочем, если мальчишки поржали и забыли, то девчонки никак не могли успокоиться. Во второй половине урока, когда одна часть класса сдавала нормативы, а другая болталась с мячами и скакалками по залу, несколько девушек оказались неподалеку от Полины и вновь стали отпускать какие-то шуточки, которые смешными казались только им, но никак не Полине, чье лицо запылало от злых слов одноклассниц. Она молчала и только крепче сжимала лямки своего рюкзака, который держала на коленях. Хорошо еще, те две девушки, которых Настя прозвала барби, не присутствовали сегодня на уроки физкультуры, иначе сжавшейся на своей скамейке в комочек Полине было бы совсем худо.

Ярослав издали наблюдал за конфликтом, но не вмешивался, не совсем понимая, что ему делать в этой ситуации. То, как вели себя одноклассницы, его безмерно раздражало, впрочем, нежелание Полины постоять за себя тоже порядком ему не нравилось. Однако Зарецкий понимал, что ему нужно все же как-то решить эту ситуацию, тем более, что Ван, его верный друг, не вытерпел и сказал ему тихо и сердито:

– Да сделай ты уже что-нибудь. Надоело это кудахтанье.

– А я-то тут при чем? – возмутился Яр.

– Из-за тебя же, – пожал широкими плечами загорелый темноволосый Ван.

– Я, что, виноват, что Маслова всякие глупости писала?!

– Наверное.

– Что?! – еще больше раззадорился Зарецкий, но, увидев, как на него оборачиваются одноклассники, зашептал другу: – Ты что несешь? При чем тут я? Да Маслова не в себе! Я с ней дважды поговорить хотел, а она убегала.

– Сейчас поговори. Сейчас ей бежать некуда, – посоветовал Ван и ловко закинул мяч в сетку. То же самое попытался повторить Яр, но промахнулся и заозирался – не видел ли кто его позора?

– Как мне все это надоело, – прошептал Ярослав злобно. – Глупые девицы. Она какую-то фигню написала, а я виноват. У меня, между прочим, поясница болит после вчерашнего, – вспомнил он, как таскал Полину на руках, делая вид, что ему вовсе и не тяжело – госпожа Дно не должна была заподозрить его в слабости!

– И с девчонками поговори, чтобы не лезли к ней, – добавил Ван. – Растолкуй, что к чему. Ты же дипломат, лисья морда, – прекрасно знал он о том, как друг хитростью порою решал самые разные конфликты.

– Бык, – не остался в долгу Яр и все же направился к низенькой скамейке, на которой сидела Полина. Девчонки, что задирали ее, ушли сдавать нормативы, и сейчас она была вновь в одиночестве. Парень же решил действовать напрямую – пусть все видят, что между ними хорошие отношения, надо показать, что Маслова под его покровительством, тогда от нее и отстанут.

– Привет, – бухнулся на лавку Ярослав. – Ты зря вчера не поехала на вручение наград стипендиатам. Ты ведь знаешь, что ты тоже стипендиат?

– Привет, – едва слышно обронила смутившаяся Полина, которая даже чуть-чуть заикаться стала. – З-знаю, мне звонила классная.

– Тусовка была так себе, скучная, но какое-никакое разнообразие, – светским тоном продолжал Зарецкий. – Только я не уверен, что там все честно.

– Это как? – округлила синие глаза Полина.

– Вшивков, – многозначительным тоном произнес фамилию одноклассника Яр. – Он тоже стал одним из стипендиатов. Прикинь – Вшивков и знания. Знания и Вшивков. Это две составляющие моего когнитивного диссонанса.

Полина несмело улыбнулась. Яр продолжал непринужденно болтать, и если сначала девушка словно одеревенела, то теперь постепенно приходила в себя и все смелее и смелее смотрела на одноклассника.

– Слушай, – перед самым звонком с урока сказал Зарецкий. – То, что вчера было, – не думай об этом. Все нормально. И не обращай внимания на идиотов.

Полина удивленно на него взглянула большими зелеными глазами. За удивлением крылся страх. Однако она медленно кивнула, вновь сжимая лямки рюкзака так, что побелели костяшки пальцев.

– Ну ладно, мне пора, надо еще в столовку успеть забежать, в горле пересохло, – продемонстрировал Полине самую свою непосредственную и добрую улыбку Зарецкий, легко встал и, засунув руки в карманы, направился вслед за уже сдавшими нормативы одноклассниками в раздевалку. В небольшом коридорчике, ведущем к женской и мужской половине, Полина вдруг нагнала Яра и пугливо дотронулась до его плеча, отчаянно пытаясь не обращать внимания на взгляды и смех одноклассниц.

Ярослав удивленно обернулся.

– Ты… Ты сказал, что хочешь пить? Д-да? – вдруг спросила Полина странным голосом, глядя на парня расширенными, видимо от осознания собственной смелости, темно-синими глазами. Она резким нервным движением расстегнула ранец и достала темно-зеленую пластиковую бутылку без этикетки. – Вот, – протянула она Зарецкому бутылочку. – Это домашний напиток… На основе свежевыжатого сока и трав. По рецепту бабушки, – девушка опустила взгляд и закусила губу. Кто-то из ребят вновь стал прикалываться над ней.

– Маслова, ты к активным действиям перешла? – спросил с ухмылочкой Мишка. Его друзья заржали.

– Ярочка, не пей из ее рук, она ж ненормальная, на тебе помешанная, – добавил кто-то из девчонок ехидно. – Мало ли что в ее домашнем отварчике?

Плечи Полины вздрогнули. Ярослав, которому все это порядком надоело, взял бутылку и оглядел одноклассников тяжелым взором.

– Это уже не смешно, – ледяным голосом Снежного Принца, в груди которого билось горячее сердце, проговорил он – это было его лучшее амплуа. Отстраненный, но ответственный, хладнокровный, но справедливый, являющийся примером, но не боящийся пойти против всех – таким его видели те, кто не был его близким родственником или другом, за исключением чокнутой Насти, которая опять снилась Яру в весьма фривольном сне, или того же Вшивкова, с которым они были знакомы с детства. Для одноклассников Зарецкий был авторитетом, хотя он был достаточно умен, дабы не потерять его и не использовать слишком часто. Однако сейчас наступил именно такой момент.

– Все ваши намеки на произошедшее я буду принимать на свой счет, – сказал отстраненно Ярослав, глядя в стену, хотя в душе его кипело хорошо скрываемое возмущение: «Как вы меня достали, стадо! Ведите себя адекватно. Чего пристали к девчонке? А ты, на фига было свой драгоценный дневник тащить в школу? И меня еще в свои шуры-муры впутывать?! Идиотизм!»

– Да Ярик, ладно тебе, – примирительно улыбнулась одна из девочек, которая сегодня доставала Полину. – Мы же прикалываемся!

– Надо мной?

– Ты что! Нет, конечно! – хором стали возражать девчонки. – Мы просто так шутим!

– Я не умею просто так шутить, – холодно ответил парень и весьма эффектно удалился в мужскую почти пустую пока что раздевалку под слова умеющего казаться грозным Вана, что если кто будет шутить над его другом, будет разбираться с ним лично. Угроза эффект возымела.

Довольно быстро переодевшись в форму, Яр повертел бутылку в руках – пить ему действительно хотелось. Он открыл пробку и понюхал напиток, приготовленный Полиной – пах тот весьма недурственно: травами, хвоей, явственно угадывались нотки лимона и малины. Зарецкий сделал пробный глоток. После того, как в детстве он случайно выдул залпом полкружки самогона у бабушки в деревне, у него выработалась привычка перед тем, как что-то пить, изучить, что это.

– Ну как? – весело спросил Ван, натягивая майку, которая плотно облегала крепкий торс и плечи. Поступок друга ему понравился – этот парень вообще был обеими руками за справедливость.

– На вкус? – не сразу понял Яр, смакуя странный вкус напитка – сладковатый, но с приятной кислинкой и удивительным освежающим послевкусием.

– На цвет, – усмехнулся Ван.

Ярослав отмахнулся, вновь поднес к губам бутылку и успел сделать ровно два глотка – на втором он благополучно и подавился; напиток Полины чуть не пошел у него носом.

– Девки дерутся! – радостно сообщил Михаил, заглядывая в раздевалку.

– Кто? – удивились парни, и все, кто был в помещении, выскочили в коридор. Там уже собрался весь класс, видимо, все уже сдали нормативы и пошли в раздевалку, где и застали еще один акт драмы.

Дракой это было назвать сложно, скорее избиением младенца. И в роли жертвы вновь была Полина Маслова, вжавшаяся в стену.

– Стерва! – наотмашь, видимо уже в который раз ударила ее по лицу черноволосая барби. Она и ее подруга-блондинка только что пришли в спортзал. – Нажаловалась училкам? Нажаловалась, да? Из-за тебя моего отца вызывают в школу! В эту чертову тупую школу! – орала она. Отец этой девушки был человеком достаточно строгим, в некоторых вопросах даже деспотичным, а потому, после звонка классной руководительницы, узнавшей все от Насти, решил применить к дочери наказание – лишить карманных денег на несколько месяцев, а дома устроил целый скандал – посещать школу из-за проблем в поведении ребенка ему казалось отвратительно унизительным занятием. Свою роль сыграл и тот факт, что ему вечером позвонила еще и крайне возмущенная мама Полины, которую Светлана Викторовна тоже оповестила о случившемся, он еще больше рассердил мужчину, тем более что та думала почему-то, что дочь толкнули или ударили, что она аж упала.

Брюнетка схватила Полину за длинные пушистые волосы и резко дернула, а после стала наматывать их на кулак – кажется, в эту минуту контролировать она себя не могла, даже светловолосая подружка-барби не могла остановить ее. Она просто держала Маслову за руки, чтобы та не вырывалась, ее родителям было все равно, как девушка ведет себя в школе, но с подругой она была солидарна – таких как эта тихушница Маслова, которая их оклеветала (они ведь вчера ее и пальцем не тронули!), надо учить! То, что мама Полины все не так поняла, им просто не приходило в голову. И во всем они винили одноклассницу.

– Мерзавка! Уродливая крыса! – орала брюнетка в ярости. – Пойдешь и скажешь, что я не виновата! Ты сама упала в обморок, придурочная, а на меня спихиваешь все?! Да я от тебя мокрого места не оставлю!

Она почти повалила вяло сопротивляющуюся ошарашенную Полину на пол.

– Эй, хватит! – попытались остановить ее парни. – Девчонки!

– Атас, – покачал головой Вшивков, пытаясь вместе с другими оторвать одноклассниц друг от друга. Удалось им это с трудом. Если блондинка не сопротивлялась, то с брюнеткой дела обстояли гораздо хуже – она вцепилась в Полину мертвой хваткой. Рвущуюся в бой черноволосую барби едва оттащили в угол трое парней.

Кто-то из девушек помог Масловой подняться с пола. Взгляды Ярослава и Полины встретились. Лицо ее было красным, волосы – растрепаны, в глазах стояли слезы. Вид ее был таким, что Яр против воли ощутил жалость, граничащую с легкой степенью отвращения. Возможно, это чувство отразилось в его широко открытых светло-зеленых глазах, и Полина разглядела его, а возможно, катализатором стало что-то другое, но то, что произошло дальше, стало настоящим шоком для всех.

Девушка вдруг закричала – громко, пронзительно, сжалась в комочек, зажмурившись, а потом… Потом тело ее приподнялось на несколько сантиметров над полом, голова откинулась назад, и из кончиков пальцев забил яркий свет, желающий проломить стены, на которые он падал.

В помещении воцарилась такая тишина, словно оцепеневшие от увиденного ребята даже забыли, как нужно дышать. То, что происходило здесь и сейчас, было нереальным и казалось сценой из очередного фильма или компьютерной игры. На худой конец – странным сном. О том, что это реальность, одиннадцатиклассники вспомнили тогда, когда тело Полины внезапно растворилось в воздухе. И тут же в раздевалке, в которой столпился весь класс, стал мерцать свет, а воздух стал ледяным.

Школьники в ужасе замерли, затравленно оглядываясь по сторонам, а после началась паника – дикая, во всей своей красе. Всей толпой, что-то крича, ребята кинулись к дверям, отталкивая друг друга. Однако они не могли выбраться наружу – и не потому что двери были заперты – дверей не было вообще! Они пропали, как и Полина. Сколько бы школьники ни метались, выхода не было. Они громко кричали, стучали по стенам, но результата не было. Их никто не слышал, так же, как и они не слышали никого. Сколько прошло – минута, две или же час, ученики 11-го «Г» не понимали. Они как будто очутились в другой реальности, где у физики были свои, особенные законы. Пространство медленно менялось. Помещение превратилось в прямоугольную комнату с низким потолком. Школьникам было страшно, но вместе с тем, они принимали игру этой реальности.

Ярослав, который был перепуган не меньше других – сердце его вырывалось из груди – изнеможенно прислонился к холодной стене. «Я сплю, сплю, сплю», – повторял он себе в отчаянии, но он уже понял, что это не сон. И нужно что-то делать. Он переглянулся с Ваном, вид у которого был такой, словно ему только что дали обухом по голове. На лбу его выступила испарина. В карих глазах застыл ужас, еще старый, лежащий в глубине подсознания, но иногда все же прорывающийся на волю – в сознание.

– Давайте успокоимся! – крикнул срывающимся голосом Зарецкий, сжимая в кулаки ладони – пальцы дрожали, а ноги – подкашивались.

– И разделимся! – выкрикнул кто-то с нервным смешком. Кто-то так же нервно хохотнул, кто-то заплакал, кто-то продолжал стучать в стены.

Ван сжал плечо друга, таким жестом поддерживая его. Яр знал, насколько ему плохо – закрытые пространства были для Ивана настоящим адом. И ему нужно было помочь выбраться из него.

– Успокойтесь! – опять прокричал Зарецкий, едва сдерживая себя от того, чтобы не сесть прямо на пол и не начать раскачиваться взад-вперед. – Перестаньте!

С огромным трудом ему удалось собрать всех в кучу. Ребята поплотнее прижались друг ко другу. Неизвестность пугала больше всего.

– Куда она делась? – спросила жалобно блондинка, обнимая черноволосую всхлипывающую подругу.

– Мне по фиг, куда она делась! – заорал Михаил. – Я хочу выбраться отсюда!

– Я тут, – раздался вдруг за их спинами тихий голос. Все испуганно обернулись. Полина вышла прямо из стены и стояла позади них – в пышной юбке, с диадемой на распущенных длинных волосах, бледная, но с алой размазанной помадой на губах. Что-то в ней неуловимо изменилось. Черты лица стали более утонченными, плечи расправились, а в голосе появилась странная печаль, но вместе с ней и уверенность. Несмотря на весь ужас ситуации, Зарецкий вдруг подумал, что Полина красива.

– Я тут, я тут, я тут, – эхом разлетелось по помещению, которое некогда было раздевалкой.

Ярко-синие глаза тоскливо взглянули на застывшего в шоке Ярослава.

– Добро пожаловать в мой маленький мир, – прошептала Полина и взмахнула детской волшебной палочкой, украшенной стразами и блестками, и обе барби оказались около нее – на коленях, упершись ладонями в пол. Тела не слушались их, и только полные невыразимого ужаса глаза говорили, что все происходит против воли.

– Я всегда хотела двух собак, – задумчиво произнесла девушка, глядя на тех, кто унижал ее. – Больших. Черную и белую. Вы будете моими собачками.

Блондинка завиляла несуществующим хвостом, брюнетка весьма талантливо залаяла, и хотя смотрелось это потешно, 11-й «Г» дружно выдохнул – а если эта ненормальная Маслова, или кто она теперь, и с ними сделает что-то подобное, или что-то еще хуже?! Она ведь умеет управлять людьми!!

Полина звонко рассмеялась и погладила одноклассниц, приползших к ней на четвереньках, по головам. Еще один взмах детской новогодней волшебной палочкой – и в ее руке появились два поводка, крепящиеся к ошейникам на шеях брюнетки и блондинки.

Наигравшись со своими «собачками», девушка вновь обратила взгляд на одноклассников, столпившихся друг за другом. Девчонки прятались за парней, некоторые из них беззвучно плакали, впрочем, и представители сильного пола не выглядели храбрецами, скорее, загнанными в угол мышами. Наверное, самым смелым из них был Ван, но он, сраженный приступом клаустрофобии, сидел на корточках, обхватив голову руками.

– Ярослав, – тихонько произнесла Полина, плавными, скользящими шагами приблизившись к одноклассникам, прижимающимся друг ко другу. Но кроме Зарецкого, как оказалось, ей никто не был нужен. – Ярослав, ты такой красивый, – она ласково улыбнулась парню и протянула руку, поманив его указательным пальцем. Яр, который почувствовал себя магнитом, оттеснил плечом Степана, и шагнул к Полине.

– Не бойся, – прошептала она.

Страх мгновенно пропал, оставив только любопытство и странное, зарождающееся неким искусственным способом чувство. Яр, не отрываясь, смотрел в лицо столь сильно изменившейся одноклассницы. Маслова притягивала его, волновала, цепляла чем-то неуловимым. Остальные для него не существовали.

– Ради тебя я отдала им много своей энергии, – проговорила Полина, вплотную приблизившись к Ярославу. – А они дали мне средство, чтобы ты стал моим. Только зачем? Сегодня произошло что-то… что-то такое… Я чувствую себя такой могущественной. Такой влюбленной, – она вновь звонко, как колокольчик, рассмеялась. Девушка коснулась волос Ярослава, потом пальцы ее оказались на его скуле, щеке, застыли около кончика губ. Кажется, Полина наслаждалась тем, что может быть рядом с тем, о ком писала в своем дневнике, только помнила ли она прежнюю себя?

Встав на цыпочки и обняв Ярослава, длинноволосая девушка попыталась поцеловать его – неумело, но настойчиво и нежно. Едва она коснулась своими губами его губ, Яр вдруг вспомнил дурманящий аромат напитка, которым она его угостила (кажется, еще в другой жизни!). Свежесть хвои, нотки малины и лимона, дурманящие травы – так пахло от самой Полины, и парню безумно нравился этот запах, до приятного головокружения. Не понимая, что делает, он положил обе руки на талию девушки, однако ответить на поцелуй не успел.

То, что произошло в следующую секунду, тоже нельзя было назвать рядовыми событиями.

По одной из стен словно ударили гигантской кувалдой – она пошла трещинами. Еще несколько глухих ударов, и половина стены разлетелась – в дыру тотчас хлынул зимний тусклый солнечный свет, снежный воздух и звуки реального мира, из которого появился вдруг высокий черноволосый мужчина в черном длинном плаще. Он достал из кармана какой-то странный предмет, похожий на вырезанную из черного камня стрелу, сжал его в руке, и тотчас нашел взглядом Полину, безошибочно определив, что именно она стала виновницей всего произошедшего, молниеносно оказался возле нее и схватил за плечо. «Собачки» зарычали – им не нравилось, что хозяйку обижают.

– Что тебе надо? – сдвинула брови Полина. – Это мой мир!

Она топнула ногой, и дыра тотчас исчезла, путь ко спасению вновь был закрыт. Мужчина чуть склонил голову, изучающе глядя на девушку – кажется, он не ожидал от нее такого. Полина попыталась как-то воздействовать и на него, но этого у нее не получилось.

– Кто ты? – настойчиво спросила она, злясь – стены едва заметно задрожали.

Вместо ответа черноволосый, который совершенно не боялся ее, рванул ворот простой белоснежной футболки, обнажая ключицы, и победно улыбнулся узкими бескровными губами – на шее девушки, под майкой, висел на простой серебряной цепочке темно-синий, как и глаза девушки, кулон. Не успела Полина ничего сделать, как мужчина вытащил откуда-то (словно из воздуха) странный предмет, похожий на грубо вырезанную из камня серую снежинку, и приложил к кулону. Снежинка мгновенно налилась алым светом, а на узком лице мужчины появилось торжество. Правда, оно тут же сменилось досадой – в комнате появились еще двое человек. Первый – тоже брюнет, тоже с бледной кожей, со жгучими черными глазами, но более молодой и кажущийся хрупким – лицо его напоминало кукольное. В его почти белых пальцах была трость. Второй – совсем мальчишка, взъерошенный, рыжеволосый и большеротый, с пирсингом в брови.

Выругавшись, мужчина в плаще быстро прошептал несколько слов и исчез – вместе с Полиной и обеими барби, пребывающими сейчас в ипостаси животных. Второй прибывший едва слышно выругался и, не глядя, велел своему юному спутнику:

– Уведи их, Вацлав. И сразу же сообщи князю.

А после ударил тростью по полу и тоже исчез – как будто бы бросился в погоню.

Словно и не было тут этих людей.

– Ты куда?! – горестно возопил Вацлав и повернулся к оцепеневшим школьникам, пребывающим в состоянии шока. Они оторопело смотрели в то место, в котором только что растворился незнакомец с тростью. Где-то за стеной были слышны громкие пугающие хлопки, похожие на звуки взрывов.

– Сколько вас тут, – выдохнул рыжий и почесал затылок. – Что вообще происходит? – спросил он, но в ответ получил только выразительные взгляды парней и девушек, которым казалось, что они сходят с ума. Пожав плечами, рыжий направился к стене, в которой когда-то был запасной выход, поднял руку, и, подмигнув одной из зареванных девчонок, прикрыл глаза и пошевелил пальцами. Ничего не произошло. Вацлав явно пытался магически воздействовать на стену, но у него, в отличие от обоих мужчин, сейчас находящихся в спортзале, ничего не получалось. Он кусал губы, покраснев от напряжения и смахивая со лба бисеринки пота, делал какие-то пассы руками, но ничего не происходило. Зато он спиною чувствовал страх, исходящий от одиннадцатиклассников, и его это порядком нервировало, как и девчачьи всхлипы и испуганное прерывистое дыхание парней.

– Кто ты такой? – спросил его кто-то из них дрожащим голосом. – Что тебе нужно?!

– Я тот, кто пытается вас отсюда вытащить, – огрызнулся Вацлав, который никак не мог совладать с законами этого пространства.

– Вы нас убьете? – выкрикнула какая-то девчонка. Рыжий обернулся – вопль сбил его с толку.

– Нет. Как надоели, мешаете, – скривился он и вдруг вытащил из кармана широких штанов с цепью хрупкий хрустальный шар, наполненный седым дымом. Вацлав, не церемонясь, кинул его на пол, шар разбился, высвободив дым, и тот стал быстро распростираться по комнате. Все те, кто вдохнул его, вдруг стал забывать, что происходило с ними в последние минуты. В голове их остался лишь вязкий кисель из неясных воспоминаний. Дезориентированные в пространстве и времени школьники глупо озирались по сторонам, не понимая, что происходит и где они находятся.

Вацлав предпринял еще одну попытку, резко замахнулся на стену, словно желал ударить ее, и тогда, наконец, раздался грохот, стена пошла трещинами и на том месте, где когда-то была дверь, появилась внушительная дыра с неровными краями. Школьники от неожиданности присели, правда, реакция их была заторможенной.

– Перестарался, – виновато улыбнулся парень.

Комната медленно начала принимать очертания раздевалки. Стали появляться двери. Свет перестал, наконец, мигать. Зато ничего не понимающих школьников охватил новый приступ паники, и они бросились всей толпой к проходу в реальный мир. Страх гнал вон из этого места. Никому не хотелось оставаться тут вечно. Первым покинул коридор раздевалки рыжий нервничающий Вацлав – ему предстояло сообщить обо всем князю. Впрочем, как оказалось, в резиденции князя уже обо всем знали, и только позднее рыжий понял, что учитель просто-напросто выгнал его из опасного места.

Седой дым стал рассеиваться, унося с собой воспоминания, и ученики вдруг как-то одновременно услышали вопль сирены и просьбу покинуть здание школы, что и стали выполнять на автомате, бросившись к проходу на улицу, из которого тянуло декабрьским холодом.

В библиотеке Августа, служившей ему и кабинетом, с самой ночи было достаточно многолюдно, хотя глава регионального отделения Ордена Рассветного пламени предпочитал, чтобы в его личном пространстве находилось не более двух человек одновременно. Тот факт, что в библиотеке присутствовал не только он, но и секретарь, несколько подчиненных, всегда невозмутимый глава патруля и двое его людей, а также безликие офицеры из Лиги Орла и суетливые представители «Черной Розы», совершенно не делал его счастливым.

Вчерашнее происшествие на трассе между городом и природным парком, в котором проходила ежегодная церемония награждения стипендиатов из числа школьников и студентов благотворительным фондом «Верис», вызвало много шума. И официально этот «шум» выглядел так. Из-за заключенной в лесу ведьмы Юлианы Кольбовой, бывшей Гончей королевы, едва не погибли двое людей. Она заманила их в мертвую петлю и пыталась «выпить». По официальной версии, люди спаслись только благодаря своевременному вмешательству проезжающих мимо Меркурия с учеником и Арины, которые совершенно случайно засекли использование кем-то запрещенной магии и тут же вызвали Патруль, а тот, прибыв на место и поняв, что происходит, спешно освободил людей, стер им память и отправил восвояси, а после связался и с представителями Лиги Орла – детьми Фемиды в магическом мире. У Юлианы обнаружили запрещенные артефакты, а также многочисленные улики, свидетельствующие, что попытка заманить к себе в дом магией людей была далеко не первой и, кажется, единственной неудачной. Но откуда у сумасшедшей, заточенной в лесу ведьмы оказались такие сильные артефакты, даровавшие ей кратковременное могущество, было непонятно. «Черная Роза», к которой она некогда принадлежала, делала вялые попытки оправдать Кольбову, хотя прекрасно понимала, что наказания ей не избежать. И сейчас люди «Розы» находились в кабинете князя не с целью убедить Орден или Лигу Орла в невиновности Юлианы, а с целью доказать, что они непричастны к ее темным артефактам. И как они появились в доме Кольбовой, понятия не имеют.

У Августа, конечно, на этот счет было свое мнение, однако на данный момент его больше всего заботило не это, а тот факт, что в происшествии едва не пострадала Хранительница. Как получилось, что протекторы потеряли ее из виду, а сама она, судя по всему, смогла использовать в мертвой петле силы древнего браслета, даже он не совсем понимал, хотя догадки были – и много. И ни одна из них не нравилась князю.

Большая часть нежданных посетителей покинула кабинет Августа только к утру, когда на востоке постепенно начало светать. Остались лишь Арина, все это время молча стоявшая у дверей и не мигая глядящая в пол черными глазами, в которых застыла вина, начальник Патруля и личный секретарь князя, застывший около рабочего стола из дуба в весьма живописной позе, выставив одну ногу вперед, держа перед собой какие-то документы со старомодной печатью в виде ириса, более напоминая поэта, нежели личного помощника.

Белокудрый князь поднялся из кожаного кресла и, ослабив узел галстука, подошел к окну, заложив руки за спиной. Он был без пиджака, в жилете и в белоснежной рубашке, рукава которой были закатаны по локоть.

– И сегодня снегопад будет, – сказал Август будничным голосом, словно и не было никакого ночного разбирательства, и распахнул окно, с удовольствием втягивая носом холодный воздух, пахнувший морозным молоком. – Или искропад, – задумчиво добавил он и задумчиво почесал подбородок. Легкая щетина не прибавила ему хорошего настроения.

– Великий князь, – неторопливо обратился к нему глава Патруля, мужчина лет шестидесяти, крепко сбитый, помятый, с круглым, в меру приветливым невозмутимым лицом, по которому, казалось, нельзя прочитать ничего, кроме добродушия и спокойствия – ни дать ни взять дядюшка из провинциального сонного городка. Его выдавали ярко-синие глаза – цепкие, хваткие, с очень подвижным зрачком. – Будут ли еще указания?

– Только одно – моя просьба должна навеки остаться между нами, Константин. Никто не должен знать, что те двое выбрались из дома Юлианы сами, – отозвался Август, все так же глядя в окно на оживающий город. – Их спас патруль, вызванный случайно почуявшими мертвую петлю магами.

– Да, великий князь, будет сделано. Вы же знаете, мои люди будут хранить это в секрете, – понимающе отозвался мужчина.

– Я буду волноваться, если расстроится Великий Магистр. А Великий Магистр очень расстроится, если правда всплывет наружу, – грустно улыбнувшись, сообщил блондин и соизволил повернуться к собеседнику. И Константин, хоть и не показал виду, но заволновался. Если дело касается самого главы Ордена, то лучше стоит стереть память тем, кто знает слишком много. Досадно. Придется потратить на это еще некоторое количество личного времени.

– Правда – это, безусловно, хорошо, – продолжал Август мягко. – Но правда в руках врагов может принести непоправимый вред. Пусть правда будет с нами, а не с ними. Можете идти, Константин, вы славно потрудились сегодня. И ваши люди – тоже. Орден награждает за верность идеалам.

Глава Патруля, попрощавшись, ушел, но не успел Август поднести к губам чашечку со свежесваренным ароматным густым кофе, как личный секретарь, прижав указательный палец к виску, поморщился и сообщил:

– Великий князь, к вам срочный посетитель. Та, кого вы хотели видеть.

Август кивнул, отпил крохотный глоточек кофе, поняв, что чего-то не хватает, задумчиво провел языком по губам и внезапно обратил внимание на застывшую Арину, негромко позвав ее по имени.

– Да, великий князь? – тотчас подняла та голову, но все же не смотрела на Августа. Вся ее бравада, смелость, ехидство куда-то делись. И только вина, ответственность за происшедшее оставались. Обычно она общалась с князем, который к тому же приходился ей родственником, более уверенно и даже позволяла себе шутить, но сегодня, после такого промаха с Настей, каждое слово давалось Арине с трудом. Нет, не из-за страха. Из-за понимания сложившейся ситуации. Что было бы, если бы они так и не нашли ее?

– Ты ведь знаешь, что о том, как наша милая Хранительница попала на пустую заснеженную трассу, говорить никому не стоит? – положил несколько ложечек сахара в белоснежную чашечку из тонкого китайского фарфора Август. На серебряном подносе, который только что принес личный помощник, все приборы были цвета альпийского снега. Это был любимый сервиз князя, доставшийся от матушки.

– Знаю, великий князь, – сказала Арина.

– Отлично. Меркурий и его ученик – Вацлав, верно? – тоже знают, но на всякий случай напомни им. Меркурий сейчас с Хранительницей?

– Да, великий князь. Она поехала на практику. Меркурий и Вацлав с ней.

– Отлично.

Август принялся помешивать сахар, более ничего не говоря, а вот Арине хотелось сказать – и многое.

– Великий князь, – начала она несколько взволнованно, – мы виноваты в том, что произошло – мы не должны были упускать Хранительницу, поэтому мы возьмем…

– Возьми вторую книгу с восьмой полки справа самого крайнего стеллажа и принеси мне.

– Но, великий князь!

– Обо всем остальном мы поговорим позднее. Может быть, сегодня не хватает сливок? – сам у себя спросил он, и в это время дверь распахнулась. В библиотеку, слабо и по-особому уютно освещенную, вошла женщина – достаточно с виду еще молодая, миловидная, не слишком высокая, но на больших каблуках, одетая в белую короткую шубку поверх бархатного темного глубокого цвета платья с воротником-стоечкой и приподнятыми плечиками. Абсолютно прямые гладкие волосы обрамляли суженное книзу личико с вишневыми губками бантиком, ямочками на щеках и курносым изящным носиком. Она приветливо улыбалась – и губками, и темно-малахитовыми опущенными книзу глазами, вот только было в этой особе нечто такое, что даже Август разговаривал с ней на равных. Почти на равных, разумеется.

– Ирина, доброе утро, – улыбнулся он ей.

– Доброе утро, – вернула она ему улыбку и, изящно сбросив свою шубку прямо на пол, легкой походкой приблизилась к князю, но села не на кресло перед ним, а опустилась на краешек стола. Арина закатила глаза, а личный помощник князя тотчас бросился за меховым изделием.

– Вы в приподнятом настроении, – заметил Август.

– Не люблю так рано вставать. Просто раздражает. Но обожаю так поздно ложиться, поэтому ваши люди не разбудили меня, и я еще весела после ночных развлечений. Ах, эта ночь, всегда полна забав, – рассмеялась Реутова, отбрасывая назад волосы. Жест вышел премилый. Ирина принялась что-то рассказывать и даже флиртовать – не по забывчивости или привычке, а ради того, чтобы подразнить Августа, но хозяин библиотеки не реагировал и просто молчал.

– Какой же вы скучный, Август! Ваше занудство прямо пропорционально вашей эффектности. О чем вы хотели поговорить? – нехотя спросила Реутова, наконец. Ей хотелось дурачиться и дальше.

– О вашем вчерашнем поступке, – отозвался Август елейным тоном. – Знаете ли, он привел к тому, что сегодня ночью в моем кабинете устроили штаб-квартиру не только люди из Патруля, «Черной Розы», но и представители Лиги Орлов.

Упоминание последних несколько изумило Ирину, перебирающую в тонких заостренных пальчиках серебряную цепочку, соединяющую декоративные серебряные же уголки воротника.

– А этим что нужно было?

– Вы спросили бы лучше, что нужно было всем вышеперечисленным мною особам. А их тут было не менее… Сколько их было? – обратился он к личному секретарю.

– Двадцать два человека, великий князь, – с готовностью отозвался тот.

– И что хотели от вас… двадцать два человека? – насмешливо спросила Ирина.

– Правды, я так понимаю, – невозмутимо отозвался хозяин кабинета. – А я утаил правду.

– Да что вы, – изогнула тонкую бровь женщина. – И что вы утаили?

– Я утаил то, из-за чего мне бы задали вопрос: «Почему дочь предыдущего, ныне почившего, Великого Магистра Ордена Рассветного Золота отправила в мертвую петлю двух невинных человек»?

– Что-о-о? Вы шутите, надеюсь?