Белые искры снега Джейн Анна

– Отнюдь. Зачем вы отправили свою племянницу и ее друга в мертвую петлю? Вы ведь знаете, что такое мертвая петля?

Лицо Ирины переменилось. Она встала, чеканным шагом прошла к креслу и, наконец, опустилась в него с совершенно прямой спиной.

– Знаю, – сухо бросила она. – Если я не обладаю магией, это не значит, что я о ней ничего не знаю. И то, что вы говорите, великий князь, – назвала она его титул впервые в разговоре, – вам не кажется это странным? Нет, нелепым?

– Нет, герцогиня, – словно вспомнил, что и у Ирины есть свой титул, Август. – Лично мне доподлинно известно, что вы причастны к тому, что Анастасия Реутова и ее друг, имя его опустим, были высажены вашим приказом из машины на трассе Р-247, в тридцати двух километрах от города. Там же, некой ведьмой, заточенной за тысячу километров, была раскинута мертвая петля, в которую эти двое угодили. Знаете, герцогиня, почему она смогла закинуть мертвую петлю так далеко от жилища?

– Понятия не имею.

– У Юлианы Кольбовой были кристаллы вечной зимы, – почти с удовольствием ответил Август. – Вы ведь знаете, что это та…

– Знаю, – резко перебила его женщина. – И что же, вы решили, что это я? Дала этой вашей… как ее? Юлиане кристаллы, – с какой-то брезгливостью произнесла Ирина, – а после подговорила ее кинуть мертвую петлю, а сама направила туда свою племянницу с ее мальчишкой?

Реутова вновь отбросила волосы назад, только теперь этот жест был вовсе и не кокетливым, а достаточно резким.

– Но ведь как-то Анастасия оказалась там, – откинулся в своем кресле Август, с сожалением глядя на остывающий понемногу кофе.

– Что с ней? – спросила Реутова. – Выбралась или… осталась? – ее голос не дрогнул, и лицо не изменилось, только лишь пальцы повернули несколько раз круглое черно-белое, несколько дисгармонирующее с общим образом, кольцо с изображением джокера из карточной колоды. Она знала, что такое мертвая петля и как опасна она для людей.

– Выбралась, – уклончиво отозвался мужчина, и Ирина оставила кольцо в покое, положив обе руки на колени.

– Занятная история. Я действительно приказала своему водителю высадить ее и мальчишку по дороге, – достаточно резким голосом сказала она. – Более того, я была рядом, в другой машине, когда это происходило. Знаете ли, хотела сама убедиться, что девчонку вышвырнут. Думаете, если бы я хотела ее отправить в мертвую петлю вашей ведьмы, светилась бы с ней рядом? И для чего мне это? – пожала она плечами. Происходящее ей не нравилось, и Ирине хотелось закурить, но она точно знала, что если сидение на столе князь простит ей, то сигарету в обожаемой библиотеке – нет.

– Аргумент, – согласился Август. – Может быть, хотите позавтракать, герцогиня? – спросил он, в излюбленной своей манере меняя тему разговора.

– Нет. Привыкла завтракать только дома.

Они замолчали. Князь вновь занялся своим кофе, Реутова отстраненно принялась рассматривать яркий черно-синий матовый маникюр.

– Великий князь, к вам командор, – воспользовавшись паузой, сообщил секретарь, вновь приложив палец к виску. Бровь Ирины вопросительно поднялась.

– Как волнуется о племяннице, – тихо, но вполне отчетливо проговорила она, сморщив носик. – Князь, вы издеваетесь? Зачем вы сообщили… ему? Смею уверить вас, Тимофей – не ценитель родственных связей и совсем не сентиментальный человек. К тому же племянниц у него несколько, продажу одной он не заметит. О, князь, – вдруг веселым хрустальным смехом рассмеялась Ирина, кокетливо прикрывая рот ладонью. – Или вы желаете, чтобы Тимофей меня пожурил? Вы затейник, скажу я вам!

Август вежливо улыбнулся ей, но ничего не сказал.

Дверь распахнулась, и в библиотеку привычно широким шагом вошел Тимофей Реутов. Собранный, сосредоточенный, готовый к очередному бою.

Князь недовольно опустил чашечку на блюдце, так и не допив кофе.

– Доброе утро, Командор, – поприветствовал белокудрый нового гостя, как и всегда, облаченного в пальто с меховым воротом и деловой костюм, на сей раз темно-синего цвета. Несмотря на раннее утро, выглядел он свежо. В отличие от Августа он был гладко выбрит.

– Доброе, если таковым его можно назвать, – как обычно, ровным голосом спросил Тимофей, без приглашения усаживаясь в кресло рядом с супругой, но ничего ей не говоря. Судя по всему, он уже был в курсе всего случившегося, хотя Август не отдавал приказа связаться с командором. Несмотря на внешнее спокойствие, Тимофей Реутов был в гневе. Однако прекрасно держал себя в руках.

Ирина криво улыбнулась, и в ее темно-зеленых глазах блеснуло что-то странное, но в следующее мгновение она справилась с собой и с милой улыбочкой, от которой на щеках появились очаровательные ямочки, повернулась к мужу, чуть склонив голову. Он внимательно глянул на Ирину, а та повернулась и заботливо поправила ему галстук, хотя тот в этом не нуждался.

– Тим, ты сменил парфюм? – спросила она нежным голосом и прикрыла глаза, вдыхая воздух. – Грейпфрут. Табак. Нотки бергамота и мускуса. Мне нравится. «Коромальди»? – назвала она один из известнейших итальянских домов моды, который также выпускал и духи.

Ответа она так и не узнала. Вместо того чтобы сказать что-то жене, Тимофей обратился к Августу.

– Как она? – спросил сероглазый мужчина, имея в виду не супругу, а Настю, и князь это понял. Впрочем, Ирина – тоже.

– С вашей племянницей все в порядке, командор, она находится под присмотром. Не пострадала и ничего не помнит, – осторожно отвечал князь. – Вы можете не волноваться.

– Тим, милый, ты так переживаешь за Настю? – проворковала Ирина и вновь дотронулась плеча мужа – видно было, что прикосновения доставляют ей удовольствие. Мужчина промолчал, а его супруга, как ни в чем не бывало, продолжила, словно и не имела никакого отношения к происходящему.

– С ней все хорошо, князь заверил меня в этом. Мы можем не переживать. Тим, ты такой заботливый. Я уверена, ты был бы отличным отцом. – Она театрально вздохнула и сообщила Августу, который с интересом наблюдал за представлением:

– Знаете, князь, у нас, к сожалению, нет детей, но это не вина Тима, ни в коем случае, – поспешно добавила она, гладя мужа по плечу. – Просто так бывает. Я бы хотела дочку. И Тим, наверное, – тоже. Но вместо дочек у него есть только племянницы. Поэтому он так волнуется о Насте. Тим, правда, с ней все хорошо. Хочешь, мы вместе съездим к ней?

Арина, вновь застывшая у дверей, хмыкнула, с неодобрением глядя на супругу командора, которая всегда казалась ей змеей. Личный секретарь Августа вообще старался не смотреть на чету Реутовых.

– Оставьте нас, – обратился Август к Арине и личному секретарю, и те тотчас покинули кабинет.

Тимофей ничего не отвечал, и Ирина грациозно встала и, обойдя кресло, опустилась вдруг на колени мужа, обняв его за шею. Тот не оттолкнул ее, но и не прикоснулся к ней в ответ, однако женщину это не остановило, и она нежно поцеловала его в щеку, прикрыв глаза.

– Я так по тебе скучала, – вполне искренне прошептала Ирина, прижавшись к неподвижному Тиму. Август спрятал улыбку за чашечкой остывающего кофе.

Заговорил Реутов только тогда, когда его жена пересела с его колен на подлокотник кресла, закинув ногу на ногу и положив локоть на плечо мужа. Она выглядела довольной жизнью кошкой. А ее супруг казался застывшей каменной глыбой.

– Мне сообщили, как моя племянница попала в мертвую петлю, – сказал все тем же отстраненным тоном мужчина в темно-синем костюме, словно и не было рядом его супруги. – А также сообщили, с чьей помощью. Это правда?

– Правда, – не стал скрывать белокудрый мужчина и тонко улыбнулся. – Ваша жена, кажется, решила проучить вашу племянницу, высадив ее на трассе. Мы как раз это обсуждали. Герцогиня не знала, что именно там будет раскинута пространственная ловушка.

– Это случайность, милый, – проворковала женщина и подула ему на волосы. – Правда. Честно-честно. Я бы хотела дочку, похожую на Настю, – продолжала она. – Знаете, князь, Тим так хотел бы дочку, что встречается с девушками, которые как раз годились бы ему в дочери. Может быть, нам удочерить ту милую девочку, м? – задала она откровенно провокационный вопрос мужу тоном бесспорно любящего человека. – Правда, получится, что я родила ее в неполных семнадцать, но кому какое дело, верно?

Август пожал плечами.

– Зачем? – все так же не глядя на женщину, задал вопрос Тимофей, пропустив все ее слова мимо ушей.

– Девчонка плохо вела себя, – пожала плечами Ирина. – Была невежлива со мной, поставила в неловкое положение Риту – хорошо еще, никто не вспомнил в ней одну из дочерей Алексея. Было бы неудобно. Не мне, разумеется, Рите. Честно говоря, я бы хорошенько проучила малышку еще раз, разумеется, для ее же блага.

На этот раз у нее получилось – Тим обратил на нее внимание.

– Если с моей племянницей что-то случится, – тихим, но угрожающим голосом произнес он, вроде бы и не обращаясь к супруге лично, но явно имея в виду ее, произнес мужчина, – то ответственный за это будет наказан.

– А я давно хочу, чтобы ты меня наказал, – хриплым голосом произнесла вдруг Ирина, и серые глаза, наконец, посмотрели в ее лицо – без особой любви, вернее, вообще без нее; во взгляде Реутова за ширмой деланого ледяного спокойствия пряталось усталое отвращение.

– Я люблю, когда ты меня наказываешь, – продолжала женщина, и теперь темно-малахитовые глаза ее горели. – Я люблю все, что ты делаешь, – добавила она вызывающе. – И если ценой твоих эмоций или хотя бы пары слов, брошенных мне, станет эта девчонка, я заплачу эту цену. Без раздумий. – Ее рука словно против воли потянулась к щеке мужа, но Тимофей вдруг перехватил ее запястье, заставив женщину удивленно приоткрыть пухлые вишневые губки, а после отвел ее руку в сторону.

Она нервно улыбнулась.

– Не я буду наказывать. Орден, – сообщил безэмоциональным тоном Тимофей, справившись со своими эмоциями, рвущимися наружу.

– Орден? – подняла брови женщина. – Орден? – повторила она. – Любимый, при чем тут… О! Она под защитой Ордена? Вхожа в него? Не говорите мне, что у нее есть одежды и звание! – Ирина рассмеялась на весь кабинет. – Этого быть не может. В ней и магии-то нет или… – Она вдруг осеклась и пристально посмотрела на мужа и с изумлением произнесла: – Не-е-ет, любимый, ты так не мог поступить. Даже ты не мог… Вот это да! И что вы ей доверили, князь? Сделали хранительницей ваших страшных секретов или, быть может, артефакт вручили ей какой?

И хотя лица обоих мужчин ничего не выражали (Тимофей смотрел прямо перед собой, пытаясь унять огненные искры в глазах, а Август с легкой улыбочкой попивал свой кофе), догадливая женщина все поняла. Она вытащила вдруг из сумочки нераспечатанную колоду, открыла коробку и наугад вытянула несколько карт, а после бросила их на дубовый стол. Валет бубен, десятка пик, король крестей, король пик и туз бубен.

– Ты с ума сошел, – прошептала она, явно что-то поняв из этого набора. – Тим, мальчик мой, – это обращение не вязалось с обликом Реутова настолько, что Август позволил себе улыбнуться и заправил за ухо прядь молочных волос, – ты отдал ей… его? Ты с ума сошел.

– Видимо, твои карты сказали тебе что-то дельное, – сухо произнес мужчина, не удивившись действиям Ирины. Кажется, его аналитический мозг решил, что лучше открыть супруге некоторое количество правды, дабы та не стала вредить Хранительнице браслета Славянской тройки. – Не лезь к девчонке. Навредив ей, ты навредишь всем нам.

– Да, то, что Анастасия едва не покинула наш мир из-за вашей, осмелюсь сказать, глупой выходки с ведьмой, могло дорогого стоить, – подтвердил хозяин кабинета. – Я тоже думаю, нет смысла скрывать от вашей уважаемой супруги, командор, правду. Настя стала Хранительницей важной вещи и…

И тут его прервали.

– Великий князь! – взволнованно сообщил высунувшийся из-за дверей личный секретарь. – Срочное сообщение!

– Говори, – разрешил тот.

– В городе объявился Карл Ротенбергер, – сообщил тот, назвав по имени одного из самых могущественных магов, принадлежащих к «Черной Розе» и входящих в узкий круг доверенных лиц Королевы – был одним из ее Гончих и был удостоен звания Охотника за артефактами. – Патруль заметил его на Красном проспекте, однако тот быстро скрылся.

Тимофей не изменился в лице, только задумчиво кивнул, словно сам себе.

– Я думал, у меня есть пара недель, – задумчиво произнес он, поправляя очки в тонкой оправе и уже обдумывая свои дальнейшие действия.

– Карл Ротенбергер? – с каким-то недоверчивым ужасом переспросила Ирина, которая хоть и не обладала почти никакими магическими умениями, но мир магии был ей более чем отлично знаком, хотя бы потому, что она носила титул одной из уважаемых в этом мире семей.

Женщина словно в лице переменилась – все ее заигрывания, кокетство, желание соблазнить или что-либо доказать мужу моментально пропали.

– Темная королева уполномочила его искать Славянскую тройку, так говорят. И он ищет, – произнесла она глухо, с каким-то недоверием глядя на Тимофея. – Ты что, связан с ней? А девчонка? И… она? Неужели ты?.. – вдруг догадалась она, вспомнив расклад, и запустила пальцы в волосы. – Ты отдал артефакт девчонке, а сам будешь отвлекать внимание Карла?

Реутов ничего не ответил ей, просчитывая про себя, что делать. И хотя выглядел он все так же спокойно, его и без того тонкие губы были еще больше поджаты.

Август, отдавший секретарю поручения, встал и, вновь глядя в окошко, за которым буйствовал рассвет, произнес:

– Кажется, вам нужно уезжать из города как можно скорее, Командор.

– Да, пожалуй.

– Я выделю вам еще несколько человек дополнительной охраны.

– Благодарю вас, князь, безусловно, они подарят мне несколько часов или даже дней жизни, – отвечал Реутов, и Август не сразу понял, что тот шутит. Впрочем, шутки этого мужчины редко когда понимали, да и шутил он крайне редко.

– Я поеду с тобой, – заявила Ирина с вызовом. Но Тимофей вновь перестал обращать на нее внимание, начал обговаривать какие-то детали с князем. Хоть эти двое не особо жаловали друг друга, но работать вместе умели. Со стороны казалось, что они обсуждают какой-то бизнес-проект, а не план спасения жизни Реутова – такими спокойными выглядели оба.

– Герцогиня, думаю, вам стоит отдохнуть, – мягко обратился к ошарашенной Ирине белокудрый хозяин кабинета. – Должно быть, вы устали.

– Не собираюсь я никуда ехать, – огрызнулась та и вскочила на ноги, взмахнув синим подолом. – Тим! Тим! Я поеду с тобой, – с каким-то отчаянием заявила она, вплотную подойдя сидящему в кресле мужу, нагнувшись и глядя в его лицо. – Я хо-чу по-е-хать с то-бой, – по слогам произнесла она.

Мужчина смерил ее долгим тяжелым взглядом.

– Обуза не нужна, – вымолвил он. – Уезжай. И сделай вид, что ничего не знаешь. Тебя не тронут.

– Может быть, тогда поцелуешь на прощание? – прошептала его жена.

– Великий князь, еще одно новое срочное сообщение, – влетел без стука в кабинет личный секретарь. – Карл Риттенберг и Меркурий устроили поединок в одной из школ! Его ученик только что связался с патрулем.

Август выпрямился. Ирина замерла, Тимофей впервые за это утро выглядел обеспокоенным – на лбу его появились горизонтальные морщины, а по холеному лицу ходили желваки.

– Патруль не почувствовал магического волнения, – продолжал секретарь, словно повторяя вслух чьи-то слова, которые слышал у себя в голове по ментальной связи, – потому что они оба находятся в мертвой петле, слабой и созданной без артефакта кем-то в школе. Возможно, неинициированным магом по рождению.

Пока Август отдавал новые распоряжения, подключившись по ментальной связи к своим людям, Тимофей вдруг подошел к стоявшей около одного из стеллажей Ирине, чуть раскосые глаза которой метали молнии. Мужчина оказался совсем близко от нее, двумя пальцами приподнял подбородок изумленной супруги и сказал вдруг:

– Ты хотела поцелуй? Сколько тебе лет, а все играешь, как подросток. Что ж, давай поиграем в бартер. Заключим сделку? – Он провел рукой по ее предплечью, заставив женщину вздрогнуть. Она настороженно наблюдала за Тимофеем. Но каждое его прикосновение заставляло ее закусывать губу.

– Что ты хочешь, Тим? – бессильным голосом спросила Ирина. Ей хотелось обнять супруга, крепко стиснуть, прижаться к груди, провести ногтями по спине – так, чтобы до крови, улыбаться, глядя на него спящего в ночной полутьме спальни, в конце концов. Но ее единственное желание (или слабость?) не осуществилось ни двадцать лет назад, ни сейчас.

– Чтобы ты присмотрела за моей племянницей, пока меня не будет. И больше не пыталась заманить ее в мертвые петли, к примеру. Подари ей свою благосклонность. – Тимофей Реутов умел быть нежным, когда этого требовали дела. Он целомудренно поцеловал супругу в висок.

– Я не знала, что там раскинута эта чертова мертвая петля! – топнула ногой Ирина, понимая, что рядом с мужем даже спустя столько лет сердце бьется, как сумасшедшее.

– Я согласна, – хрипло вымолвила она, понимая, что тот не возьмет ее с собой. Какой бы ни была Ирина Реутова и что бы она ни делала, мужа она любила. Даже слишком. По крайней мере, такой любви, какую испытывала она к нему, он, по ее мнению, не заслуживал. Но поделать с собой она ничего не могла. Как и с Тимом.

Спустя полчаса она мчалась домой в своем любимом автомобиле, нарушая правила дорожного движения и нисколько не печалясь об этом. Только что она разговаривала по телефону с Алексеем Реутовым, старшим братом мужа, и словно бы невзначай сообщила тому своим вкрадчивым голосом о том, что вчера совершенно случайно стала свидетельницей того, что Рита и Настя встретились; более того, Рита высадила Настю прямо в холод на пустой трассе, и на дороге произошел какой-то крайне неприятный инцидент, который мог стоить девушке жизни.

– Я, конечно, понимаю, что у Риты нет особой любви к девочке, она так и не смогла принять ребенка от другой женщины, – невинным тоном сообщила Ирина Алексею, который молча слушал ее. – Но зачем так поступать? Это просто не по-человечески. Рита вбила себе в голову, что ты собрался сделать Настю одной из наследниц, и теперь она просто одержима идеей не допустить этого. Мне кажется, – понизила голос Реутова, – у нее совсем поехала крыша.

– Я понял, – произнес мужчина голосом, похожим на голос Тимофея. – Приму меры.

После разговора с Ириной отец Насти, находившийся в своем рабочем кабинете, тяжело ударил кулаком по столу. Рита обещала оставить девочку в покое, но не сдержала слова. То, что жена посмела ослушаться, раздражало, но то, что она может всерьез, взяться за Настю и навредить ей, пугало.

А еще через некоторое время ему позвонила одна из подруг девочки, которая «присматривала» за ней по его настойчивой просьбе, подкрепленной некоторым денежным эквивалентом, и сказала, что с той что-то произошло в школе, в которой она проходила практику.

В суматохе Яр споткнулся и приложился головой о кусок стены, но Ван тотчас помог подняться ему, и вскоре оба друга оказались на холодной улице, не понимая, что происходит, почему из школы все выбегают, а вокруг толпится народ. Странный дым, который попал в легкие ребят, делал их отстраненными. Ярослав растерянно стоял рядом с Ваном, слегка покачиваясь из стороны в сторону, чувствуя, как болит голова, а по щеке течет тоненькая струйка крови – все-таки приложился он хорошо. На губах он ощущал странный вкус – хвои, малины и лимона, а перед глазами стоял образ Полины Масловой. Он попытался найти ее взглядом среди одноклассников, к которым уже бежал кто-то из взрослых, но Полины нигде не было. Вкус напитка, которым она угостила его, усиливался, сердце билось чаще и громче. Яр провел рукой по щеке и с удивлением уставился на собственную кровь. То ли ее вид и боль привели Зарецкого в чувство, то ли влияние напитка Полины было так велико, но вдруг Яр понял, что безумно беспокоится за эту девушку.

– Ван, где Маслова? – с некоторым трудом спросил он у друга. Тот отстраненно пожал плечами. Никто вокруг не знал, где она.

Зарецкий крайне редко думал о своей однокласснице Полине – сегодняшнее утро было редчайшим исключением, но сейчас почему-то все его мысли были заняты ею. В школе пожар, а она, кажется, осталась в раздевалке, где ее хотела избить эта сумасшедшая (дальнейшее вылетело у него из головы). А если Полина пострадает?!

Ярослав вновь бросился к дыре в стене, с одной мыслью – спасти Полину, она осталась внутри!

Зарецкий, совершенно не понимая, что делает, вновь оказался в коридоре раздевалки, но Полины там не было. Тогда парень, чувствуя, как сильнее и сильнее кружится голова, зашел сначала в женскую раздевалку – она была пуста, а после и в мужскую – а там как раз люди были: на полу лежала длинноволосая неподвижная девушка с закрытыми глазами и раскинутыми руками, а около нее на коленях стоял странный, смутно знакомый тип в черном плаще. Он склонился к Насте (а это была именно она), одну ладонь подложив под ее голову, а второй упираясь в пол. Со стороны казалось, что он целует девушку в шею. Зарецкий, хоть и чувствовал себя неважно и вообще не понимал и не помнил, что происходит, вдруг разозлился.

– Ты что делаешь? – грубо окрикнул он наглеца, который при ярком свете электрических ламп казался ему обнаглевшим эксгибиционистом, возомнившим себя вампиром. Нашел девушку без чувств, прилип к ней, сейчас как распахнет свой плащ!

Увидев Настю, Зарецкий вдруг совершенно позабыл про Полину.

– Эй! Ты! – еще раз крикнул Ярослав и толкнул наглеца в плечо. Если бы подобное произошло в другое время, он бы здорово пожалел о содеянном – Карл Ротенбергер никому и никогда не позволял вести себя с собой так дерзко и славился хоть и сдержанным, но гордым нравом. Однако сейчас силы его были на исходе после короткой, но неожиданно затратной борьбы с Меркурием, а Настя стала для него настоящей находкой – он собирался «подкрепиться» ее энергией, как вчера хотела сделать ведьма Юлиана. Он только что начал вытягивать из девушки силы, прикоснувшись к точке выхода энергии на артерии – физический контакт давал возможность провести эту процедуру быстрее. Карл должен был поспешить, чтобы набраться силы и предъявить права на хранительницу браслета Славянской тройки. Чтобы предъявить права – тоже нужна была энергия, а ее в мужчине почти не осталось. Те крупицы, что не ушли на бой с псом Ордена, понадобились, чтобы восстановить тело после травм и падения. Без подпитки он мог продержаться совсем немного.

– Щенок, – прорычал на немецком Карл – выпить силы он успел лишь совсем немного, а теперь связь между ним и девчонкой оборвалась, и ее нужно настраивать заново, а это вновь потребует драгоценных минут времени! – Ты! Уходить! – добавил он на русском с большим акцентом, метнув на Ярослава опасный взгляд. Тот взгляда не понял – он вообще ничего не понимал – и отступать не собирался.

– Что с ней?! – крикнул парень, понимая, что Настя без сознания. Она лежала так тихо, спокойно, улыбаясь в своем забытье, что у Яра дрогнуло сердце – такой хрупкой и беззащитной казалась ему сейчас эта обычно раздражающая его девица. – Что ты с ней сделал, урод?

Он вдруг кинулся на обидчика Насти и повалил Карла на пол, не понимая, как ему невероятно повезло, что мужчина в плаще сейчас не может навредить ему, используя магию. Впрочем, и без магии он оказался еще достаточно силен – Карл несколько раз ударил щенка, посмевшего на него броситься – бил в четверть обычной силы, но и этого хватило, чтобы Ярослав согнулся на полу, тяжело дыша. Не обращая внимания на беззвучно стонущего парня, Карл направился вновь к Насте, все так же улыбающейся в своем зачарованном сне, но вдруг остановился, прислушиваясь к чему-то и понимая, что не успел – псы Ордена уже почуяли неладное и приближались, поэтому он решился на то, что могло стоить ему жизни. Прислушался к себе, собрал всю свою энергию, что была, и с трудом произнес хриплым полушепотом нужные слова, дарующие связь между ним и носительницей артефакта, как между учителем и учеником. Слабая вспышка над потолком стала знаком, что связь установлена. Карл улыбнулся – один из артефактов он все же нашел.

Осталось еще два. И они в этом городе – Фиалка видит это в своих видениях. Зелье Королевы увеличило ее способности.

В это же мгновение в помещении появилось трое мужчин – магов из Ордена, которые тотчас бросились к Карлу, который все же добился своего.

– Я первый нашел ее, – тихо сказал, усмехаясь, длинноволосый. – А потому я беру ее в свои ученики.

И рухнул на пол. В создание заклинания он вложил почти все свои силы, в том числе и те, которые отвечали за жизнеспособность организма.

Забрав Карла, трое мужчин исчезли, не забыв вновь бросить нечто дымящееся, чтобы изменить, запутать память двух находившихся тут людей.

Когда же они нашли Полину, на ней стояла метка Черной Розы. Девушка была принята в ученики ее последователя, а потому сама стала одной из тех, кто служит Королеве.

Правда, это произошло позднее, тогда, когда всем случившимся занимались маги Ордена, трудясь над тем, чтобы обычные люди ничего не поняли и не узнали правды. А сейчас в раздевалке остались только испачканный собственной кровью Яр, который из-за сильных ударов в живот с трудом дышал, и спящая Настя.

Парень попытался привести девушку в сознание, но она не открывала глаз, и тогда он с трудом поднял Настю на руки и, почти ничего не видя, не понимая, словно на автомате, понес ее прочь из этого места, к выходу, к снегу, к морозному воздуху, к людям…

Многие видели, как из полуразрушенной стены вышел молодой человек с девушкой на руках, и едва только он оказался на улице, как рухнул без сил.

Они так и лежали в объятиях снега, глядя закрытыми глазами в голубое приветливое небо, пока к ним не подбежали и не унесли на носилках.

Им снился сон – один на двоих. Сон-иллюзия, сон-воспоминание, сон-будущее. Сон, который значил больше реальности.

Молочные облака ластились к бесконечно-голубому небу и подпирали основание чудной террасы высокой башни из светлого кирпича, чьи низкие перила были увиты бледно-розовыми цветами. Ветер осторожно играл с лепестками и заостренными листьями, похожими на наконечники стрел из зеленого металла. Хрустальное белое солнце блестело на обложенном черно-белой плиткой полу, касалось стен башни, пробиралось в каждый уголок, не давая возможности ни единой тени пробраться в это хрупкое место, находящееся на самом краю неба.

Влажный свежий воздух – где-то рядом, прямо в небе, раскинулся океан, звук волн которого наполнял пространство упоением – заставлял дышать полной грудью.

Умиротворение, полновластно царившее тут, расслабляло.

Ощущение покоя даровало чувство гармонии.

Казалось, в этом месте можно было встретиться с самим собой, чтобы понять себя, признаться самому себе в том, в чем раньше признаваться было страшно, даже простить.

Тут все расставлялось по своим местам.

И у них тут тоже все было расставлено по своим местам – у сероглазой девушки в кремовом простом подпоясанном платье до колен, и зеленоглазого юноши в свободной рубашке и штанах такого же цвета. Она ждала его на балконе, и он не замедлил появиться, вышел и сразу остановился напротив нее. Она подняла взор, и их глаза встретились.

И все вокруг замерло… Даже небо на миг затаило дыхание.

Они могли броситься друг ко другу, обнять, поцеловать, закружиться в вихре нахлынувших чувств, но… сейчас им хватало и взглядов, чтобы все понять.

И взгляды, и объятия, и поцелуи – все это было неким волшебным, сокровенным таинством – одним на двоих – и они хотели насладиться им. Главное – соприкоснуться друг с другом душами, а не телами.

Где-то там, внизу, за километрами облаков, их звали Ярославом и Анастасией. Но это было где-то там, далеко, в другой реальности, в другой жизни, и там даже небо, солнце и океаны были другими. Там, где они пока еще не были самими собой.

– Здравствуй, – сказал юноша.

– Здравствуй, – произнесла в ответ девушка.

В их взглядах не было страсти, влечения, горечи от разлуки и эйфории от долгожданной встречи. Не было взрыва чувств. Не было и удивления. Они знали, что однажды встретятся вновь. Ждали этого.

В их взглядах было нечто гораздо большее, настолько чистое, неземное, хрупкое, как стеклянный шар, повисший на тоненькой ниточке на последнем этаже небоскреба.

В их взглядах было другое – щемящее душу чувство чистой небесной радости, смиренная благодарность и облегчение от того, что вера их дала им шанс.

Юноша и девушка были счастливы от того, что находятся на краю неба, на этом чудесном балконе, когда открывается прошлое, будущее больше не таит в себе тайн, но, самое главное, становится понятным настоящее.

Они одновременно сделали несколько шагов, улыбаясь, все еще не веря в эту встречу в башне на самом краю неба, и оказались совсем рядом. Юноша склонил голову, а девушка, напротив, привстала на цыпочки, тянувшись к нему.

– Как ты спала? – спросил он.

– Плохо. Я скучала без тебя.

– Как и я. Зато мы снова встретились, верно? Пусть и не так, как должны были, – ободряюще улыбнувшись, произнес юноша, любуясь тем, как ветер играет с распущенными волосами девушки. Он тоже коснулся их, а она взяла его за руку – простой жест, но в нем было много нерастраченной нежности.

– Верно. И скоро проснемся, да?

Она подалась вперед, положила голову ему на грудь, а он осторожно стал гладить ее по волосам.

– Скоро, – пообещал он.

– Я сразу узнала тебя… там. Вокруг тебя всегда искры, – прошептала сероглазая, прижимаясь к юноше.

– А вокруг тебя – свет. Только, – он весело взглянул на девушку и поцеловал в лоб, – характер у тебя ужасный, как и всегда.

– Ты сам не лучше, – рассмеялась она, стиснув его рубашку. – Будь со мной повежливее. Я люблю, когда меня слушаются. А если не хочешь слушаться, хотя бы делай вид.

– А ты будь со мной поласковее, – отозвался тотчас он. – Я люблю быть значимым.

– Мы ведь поймем, да? – прошептала девушка.

– Конечно. Нужно подождать, – подумав, сказал зеленоглазый.

Они мало разговаривали, больше молчали. Облака пели им свою песню, и хрустальная мелодия гармонично сплеталась со звуками небесного океана и шумом ветра.

Так странно – проснуться во сне и осознать, что спал всю свою жизнь. Понять, что ты хочешь и кто тебе дорог. Забыть ненужное, откинуть шелуху, сосредоточиться на главном и… любить.

Так странно – проснуться в жизни и забыть, что открылось в чертогах сна.

Время шло не здесь; стрелки двигаются там, где есть часы, а тут их не было ни одного. И они… Они касались друг друга, смотрели друг на друга, а самое главное, чувствовали друг друга, и этот нежный, как дуновение ветерка, невесомый, как перо, но такой сильный, безостановочный, как поток бурной горной хрустально-чистой реки, восторг смешивался с горьким, словно полынь, предчувствием скорой разлуки и испытанием времени.

А небесный океан все пел, и пел, и пел…

Когда Настя и Яр пришли в себя, они так и не вспомнили, что им снилось, и каким нежным было хрустальное белое солнце, голубым – бесконечное небо, пророческими – слова из песни небесного океана.

Они не помнили и того, что было в спортивном зале и в раздевалке – их воспоминания похитили, оставив лишь смутные ощущения, что произошло что-то важное и, быть может, овеянное флером волшебства.

Ярослав открыл глаза вечером, и его тут же обняла заплаканная мама, которую напугали сообщением, что с младшим сыном что-то случилось. Их дружная теплая семья едва ли не в полном составе собралась в больнице, беспокоясь за парня.

Настя очнулась ближе к ночи, окруженная тишиной и неизвестностью, с пересохшими губами и головокружением, не зная, что всего полчаса назад от нее ушел Алексей Реутов, просидевший с ней несколько часов и очень много думающий. Несколько раз его рука касалась мобильного телефона, но он так и не решился сделать один очень важный звонок.

А Дарена в беспокойстве летала от брата к подруге и обратно, на всякий случай прицепив недовольного дибука на поводок, чтобы он не ускользнул и ненароком не забрал у кого-нибудь энергии из сна. Девочка-призрак не совсем понимала, что происходит, как вышло так, что Яр и Настя вновь едва не пострадали и почему Вольга так довольно потирал бороду.

– Судьбу не обманешь, – сказал он ей перед тем, как покинуть и унестись в темные дали, – им не суждено было встретить друг друга сейчас, и как бы ты ни старалась, связывая нити их судеб в узлы, у тебя так ничего и не вышло, дитя. Всему свое время.

– А что, всему есть судьба? – спросила вдруг Дарена. Дибук повернул голову в ее сторону и умиленно сложил лапки.

– Чему-то и есть, а чему-то и нет.

– Как это? – не поняла девочка.

– Судьба дает шанс, а вот воспользуешься или же нет – это от человека зависит, – отвечал Вольга задумчиво.

– А у меня была судьба?

Старинный дух смерил ее странным долгим взглядом.

– У каждого она была или есть. И у каждого есть выбор – подчиниться своей судьбе или же изменить ее.

– Я совсем ничего не понимаю, – грустно сказала Дарена. – И все еще больше запутала.

– Ты хотела как лучше, но поступила глупо, – жестко ответил Вольга. – А теперь присматривай за Мирой. Ей нужна твоя помощь.

– А Ярик и Настя?

– Их время еще не пришло. А когда придет, мы и вмешаемся, – загадочно обронил старинный дух, вдруг улыбнулся девочке, и та впервые почувствовала в нем волну пусть и холодную, северную, бушующую, но все же еще живую, бьющуюся о замерзший каменный берег с тем неистовством, которое бывает только у бушующей стихии. Дарена теперь словно стояла на берегу, завороженная волнами, все еще боясь их, но зная, что ледяная волна не захлестнет ее.

Ей ничего не оставалось делать, как полететь к девушке, наделенной способностью видеть жителей другого мира. Впрочем, однажды она должна была сыграть важную роль во всем этом спектакле, устроенном то ли самой судьбой, то ли самими людьми.

Разбирательство между Орденом и «Черной Розой» длилось не долго, но весьма эффективно. Лига Орлов, фемида магического мира, созданная несколько веков назад для поддержания порядка среди обладателей силы, приняв к сведению показания обоих сторон, наказала и Меркурия, и Карла, запретив им обоим пользоваться магией выше второй ступени два года в наказание за дуэль, устроенную ими в человеческой школе. Формально Карл поплатился за то, что пытался «подкрепиться» энергией человека по рождению и крови. Меркурий – за нападение на Карла. И оба они – за дуэль, которую посчитали возникшей по недоразумению. Впрочем, настоящих ее причин Лига Орлов так и не узнала, ибо каждой из сторон это было крайне невыгодно.

Карл Ротенбергер утверждал, что приехал в город не только для поиска артефакта по поручению Королевы, но и для того, чтобы открыть в городе представительство «Черной Розы», объяснив это тем, что их организация тоже ищет учеников, а так как вихрь магического фона переместился в эту сторону континента, целесообразно искать учеников в этом месте.

– Наши люди уже несколько месяцев находятся в этом городе, – говорил Карл неспешно, взвешивая каждое слово, – ищут одаренных детей. Мой помощник Артур работает в этой школе и нашел для меня одаренную ученицу. Девочку по имени Полина Маслова, – произнес он ее имя и фамилию на русском, но с заметным акцентом. – Я приехал в город и сразу же направился к своей ученице, чтобы заключить договор между нами. Не хотел терять ни минуты. Мой помощник сообщил, что на нее положил глаз Орден. Но когда оказался около школы, понял, что что-то стряслось. Девочка создала мертвую петлю. Была не в себе. Угрожала жизням других детей. Я попытался остановить ее, но был атакован человеком Ордена. – При этом Карл кинул на Мерка внимательный и не предвещающий ничего хорошего взгляд. О том, что Полина была обладательницей одного из артефактов Славянской тройки, Карл предусмотрительно умолчал.

Меркурий же объяснил свое нападение на иностранного гостя (а именно он ударил первым, подумав, что Ротенбергер прибыл в школу из-за Насти) тем, что решил, будто именно Карл создал опасную мертвую петлю – пространство-ловушку, которая на самом деле была творением Полины. С одиннадцатиклассницей произошла довольно распространенная вещь – кто-то откачивал ее энергию, как выяснилось чуть позднее, – черные продавцы энергии, которых искали в городе люди Ордена. А такая откачка энергии вкупе с нестабильным психоэмоциональным состоянием становилась угрозой внутреннего всплеска. По сути, из-за психического перенапряжения и без того нестабильная из-за откачек магическая энергия Полины вырвалась наружу, изменив ее саму, а поскольку магический потенциал в ней был велик, то и заодно создала мертвую петлю, в которую попали все ее одноклассники.

Несмотря на все произошедшее, Орден все же оказался в более выигрышном положении. Ему удалось скрыть, что Настя была Хранительницей браслета, а Меркурий – ее Протектором. Карл же был склонен полагать, что дуэль завязалась из-за того, что Орден тоже положил глаз на артефакт-кулон. Человек Ордена пришел за артефактом вторым, а потому и атаковал, хотя и понимал, что намного слабее. Скорее всего, считал немецкий маг, Орден следил за ним, а потому шел по пятам, в надежде первым завладеть кулоном Славянской тройки.

– Я убью тебя в следующий раз, – спокойным, почти кротким голосом пообещал Карл Меркурию после заседания, когда они встретились в коридоре. – Ты уничтожил Поиск времен, – назвал он один из мощнейших артефактов, доверенных ему Королевой. На артефактах Славянской тройки стояли сильнейшие заклинания, дабы никто не мог почувствовать в трех обычных предметах силу, даже самые опытные маги-артефактологи. Поэтому Карлу был выдан редчайший артефакт, единственный в своем роде – созданный еще в семнадцатом веке поисковик, для которого любые наложенные чары не были преградой, даже те, которыми наградил Славянскую тройку ее создатель.

В тот момент, когда Карл нашел Настю, артефакт уже был уничтожен, иначе бы в этот день Ротенбергер стал обладателем двух предметов Славянской тройки из трех.

Конечно же, маг нашел Полину Маслову совершенно не случайно. Недаром его помощницей была предсказательница по кличке Фиалка, и именно она и смогла подсказать Карлу, что один из предметов Тройки сейчас находится в этом городе, а потом и вовсе указала на школу, куда и направился тотчас Карл с «Поиском времен», дабы отыскать то, за чем послала его Темная королева. Конечно, Фиалка могла бы использовать свой дар, чтобы найти сразу все три составляющие Тройки, но тут был важный нюанс – для поиска девушка использовала усиливающее ее способность особый магический ритуал и выпила зелье, редкое и настолько мощное, что употребить его можно было раз в несколько лет, иначе магические силы могли и вовсе исчезнуть. Именно по этим причинам поиски двух других артефактов Карл думал продолжить через некоторое время, а пока что он решил прочно обосноваться в городе и возглавить новое отделение «Черной Розы». Фиалка была уверена, что два других артефакта находятся где-то неподалеку – об этом ей сказал ее редкий дар, и Ротенбергер собирался приложить все усилия, чтобы найти Славянскую тройку и передать ее в дар своей Королеве. О том, что именно он дал кристаллы вечной зимы Юлиане Кольбовой, так никто и не узнал. Как и о том, что Полина Маслова – хранительница кулона, передающегося в их семье из поколения в поколение. Хотя, и Настя осталась для него обычной человеческой девушкой, которую не удалось использовать, и даже лицо ее он почти не помнил, хотя им еще предстояло встретиться и не раз. Впрочем, как и с Ярославом. Но это должно было произойти через несколько лет, тогда, когда Карл Ротенбергер почти с удовольствием играл роль обычного человека – все равно сильной магией ему пользоваться запретили.

Меркурий, тоже лишенный права использования магии выше второй ступени, все равно постоянно находился рядом с Настей, в качестве парня ее лучшей подруги. Да и Арина сумела приблизиться к Хранительнице, не вызвав подозрения у Карла Ротенбергера и его людей. Они клялись охранять Настю, хранительницу браслета, до самой смерти, как, впрочем, делали и их родители, и родители их родителей…

Сегодняшний день был на удивление теплым; морозы, ворча, отступили на север, и на улице было не больше десяти градусов. Ветерок был слабый, южный, а воздух казался свежим и пах, кажется, молоком, и потому вдыхать его было одно удовольствие.

Я неторопливо шла по заснеженной и сверкающей гирляндами улице, витрины магазинов которой были украшены перемигивающимися друг с другом огоньками, блестящей мишурой, красочными елочными игрушками – Новый год был уже совсем близко, а потому повсюду витало легкое, как ванильное облачко, праздничное настроение, и казалось, воздух был наполнен ожиданием чего-то нового, светлого и чудесного. Шагающие мне навстречу с городской елки накатавшиеся на горках дети в сопровождении родителей смеялись, и я с улыбкой смотрела на них – дети всегда по-настоящему, искренне радуются Новому году и верят в сказки ровно с той же силой, с какой взрослые не верят в волшебство. Я тоже отчаянно хотела верить в сказку, и, кажется, даже чувствовала ее рядом с собой – ее дружеское прикосновение, теплое дыхание, тихий шепот, но… Я все же была взрослой, и мне не полагалось верить в то, чего не существовало.

Сказок не существует. Чуду нет места в жизни. Волшебство искрится только в книгах.

Может быть по этой причине, а может быть, совершенно по другой, о которой я никак не могла вспомнить, сегодня, за день до Нового года, мне было грустно. Светло на душе, но необъяснимо грустно. Вроде бы все было хорошо, все шло по плану. Здоровье было в порядке, и больше я не наблюдала за собой никаких странностей, друзья оставались рядом и поддерживали меня, родственники более не докучали, работа и учеба были в полном порядке. По практике я получила «отлично», несмотря на то, что открытый урок был сорван выходкой Ярослава Зарецкого, а после и чрезвычайным происшествием. Мне без разговоров поставили самую высокую оценку в зачетку и ведомости и предельно ясно намекнули, что это моя компенсация за случившееся. То, что произошло в школе, я толком до сих пор не понимала, впрочем, не я одна. По официальной версии из-за короткого замыкания в спортзале начался пожар, и всех эвакуировали, в том числе и меня. А я… я кажется, надышалась угарным газом, ибо потеряла сознание, и последнее, что я помню, так это то, что иду мимо спортивного зала с Дианой Вячеславовной и двумя учительницами, и весь коридор заполнен спешащими на улицу учениками. И я зачем-то оборачиваясь, смотрю назад, на двери спортзала и, кажется, хочу что-то сделать, но на этом мои воспоминания обрываются. Но есть кое-что еще… Еще я…

Я остановилась посреди небольшого уютного парка, окруженного по периметру окутанными снежной ватой деревьями, которые под светом фонарей сверкали голубым серебром, и замерла, подняв голову к темному ясному небу. В кои-то веки не было ни дымки, ни тумана, ни облаков, и из города были хорошо видны высокие звезды, похожие на крохотные поблескивающие зерна. Мне вдруг показалось, что кто-то специально рассыпал их по небосводу, чтобы привлекать людские взгляды. Человек должен смотреть в небо. Чтобы не забывать, кто он есть, откуда пришел и куда однажды уйдет. Ночное небо – небо особое, темное, непонятное, обездвиженное, но именно оно может стать тем катализатором, который позволит заглянуть внутрь себя, своих сомнений и своих страхов.

Я смотрела ввысь, и отчего-то мне стало так тоскливо, что захотелось бессильно опуститься на колени, склонив голову и опустив ладони в снег.

Еще я… Еще я, кажется, влюбилась.

Да, влюбилась. В человека, который спас меня – ведь из здания школы меня вынесли и я даже смутно помню, как чьи-то руки подняли меня, а моя голова была на груди этого человека. Я не знала, кто это сделал, в моей памяти осталось лишь неясное видение незнакомца: узкое бледное лицо, римский благородный профиль, темные глаза, широкие асимметричные брови и черные волосы, низко собранные сзади. Я почти ничего не помню, но от этого человека веяло уверенностью и спокойствием.

Глупо? Глупо. Но я вновь и вновь вспоминала это лицо, с тех самых пор, как вышла из больницы. Оно преследовало меня; я засыпала, представляя его, спала, видя его, и просыпалась, вспоминая его.

Никогда в жизни еще я не была влюблена, кажется, я чувствовала лишь легкую степень влюбленности и симпатию, например, к Жене, но сейчас все было иначе. Я постоянно думала о человеке, которого не знала, но который спас меня. Я как будто бы нашла родного человека, настолько душевно близкого и невозможно дорогого, что думать о ком-то еще мне совершенно не хотелось. Иногда мне снилось, что я стою на балконе самой высокой в мире башни, и подо мной плывут облака и слышится шум моря, и я жду этого человека, которого так странно нашла и так быстро потеряла. А он все не идет и не идет, словно заблудился. Во сне из-за этого было ужасно тоскливо. Найду ли я его когда-нибудь? Узнает ли он меня? А, быть может, все это – плод моего больного воображения, которому захотелось любви? Или виноват угарный газ?

Я вдруг подумала, что на Новый год обязательно загадаю одно-единственное желание – найти этого человека, что спас меня и подарил ранее неизведанные чувства, возможно, даже и не зная этого. И буду загадывать это желание каждый год, до тех пор, пока оно не исполнится.

Четверть часа назад я уже загадала, что обязательно встречу того, кто похитил мое сердце, если лотерейный билетик, случайно попавший ко мне в руки, выиграет хотя бы что-то.

Я вздохнула, сделала несколько шагов, но вновь остановилась. Вдруг пошел снег, пушистый, смешливый, почти невесомый. Он падал и падал, кружась в непонятном танце с воздухом, и в свете фонарей казалось, что с неба падают белые искры.

Несколько минут я завороженно смотрела на серебрящийся искропад, поймав то самое мгновение, которое можно назвать отголоском счастья – короткое, но насыщенное жизнью, эмоциями, планами и решительностью, и на душе сделалось тепло и уютно. И захотелось улыбаться, высунуть язык, чтобы снежинки падали на него, или упасть в сугроб, широко раскинув руки и ноги. Я вдруг явственно ощутила, что он, тот, кто спас меня, тоже сейчас наблюдает за падающим снегом. А если мы наблюдаем за одним и тем же, значит, мы совсем рядом.

Я найду этого человека. Обязательно.

И я пошла вперед, по широкой заснеженной блестящей в свете фонарей дороге, мимо высоких домов с яркими окнами, за каждым из которых чья-то жизнь.

Ярослав, по своему обыкновению, в темноте, сидел на широком подоконнике своей комнаты, подтянув колени к подбородку. На голове его была белая повязка – результат того, что недавно произошло в школе. Голова все еще кружилась, и по идее, ему следовало бы быть в кровати, но парню надело бессмысленное лежание настолько, что бессмысленное сидение казалось заманчивой перспективой.

Яр слушал музыку и задумчиво глядел в окно, за которым под аккомпанемент ветра летали хлопья снега. Рядом лежал альбом и несколько карандашей. С белого листа на мир взирало недорисованное женское печальное лицо, обрамленное копной русых волос, в которых сияла диадема.

Это был портрет Полины Масловой, одноклассницы Ярослава, о которой он с момента пожара в школе думал так много, как ни о какой другой девушке. Полина стала его навязчивой идеей, его болезнью, его мечтой… Мечтой с причудливым вкусом хвои, лимона и малины.

Несмотря на то, что все обошлось, и ни Зарецкий, ни его одноклассники не пострадали, парню до сих пор было не по себе. Ему казалось, что в тот безумный день он одновременно и потерял, и обрел.

Обрел Полину. Почему она вдруг поселилась в его сердце, да еще и в таком странном образе, в виде огненной принцессы с пылающими глазами, Яр так и не понимал. Девушку после того самого дня он больше не видел, но каждый раз, когда вспоминал, острее и острее ощущал желание встретить ее вновь. Увидеть, обнять, прижать к себе. Почему он до этого не обращал внимания на Полину? Как мог не замечать ее? Отчего не понимал, что она – та самая?

А потерял… Что Ярослав потерял, он и сам не понимал. Лишь знал, что это нечто важное, настолько важное, что от этого зависит его счастье, нет, его жизнь. Но вот что?.. Или кого?..

Иногда ему снилось, что он поднимается по невероятно высокой лестнице, чтобы попасть в башню, где его очень ждут. Но кто его ждет, Яр так и не понимал – он ни разу не добрался до самого верха, кто-то постоянно сбрасывал его вниз, и он падал в небесную бездну, беззвучно крича и просыпаясь в поту.

Ярослав включил новую песню, не дослушав до конца старую, и вновь это оказалась песня Аларма, меланхоличная, грустная, посвященная горькой любви, которая охватывает сердце красным петухом и выжигает до дна, и смотрел в окно, не замечая времени.

И где взять сил, чтобы, как и раньше, усмехаться и говорить, что никакой любви не существует? Никто не должен знать о его слабостях, разве только альбомный лист.

Снегопад гипнотизировал его, приковывал к себе, манил, и Ярославу вдруг захотелось стать снегом, и падать, кружась под луной и далекими звездами, на землю. И однажды упасть на ее лицо, нежно коснуться, как лепесток сакуры, и растаять на теплой коже, превратившись в талую воду.

Они обязательно встретятся.

Ее ждала обещанная удача, его – новые впечатления. А их обоих – еще одна встреча. Последняя перед вечным расставанием или же вечным воссоединением.

Конец первой части.