Белые искры снега Джейн Анна

– Ну, как минимум, мы будем перемигиваться, – отозвался Шейк беспечно. – А как максимум, ты будешь освещать темные улицы двумя яркими фонарями. А отблески гипса тебе будут помогать.

Яр усмехнулся. Он отправил-таки в рот кусок мяса, тщательно его прожевал и сообщил:

– Все эти ваши сплетни – полная фигня. И если ты в них веришь – хреновый из тебя друг, Шейки. Да, мы пару раз встречались с Женей. Пару раз, – подчеркнул Ярослав более громким голосом, стараясь перекричать очередную заоравшую песню. – А когда понял, что Женька нравится Вану, распрощался с ней. Понятно тебе?

– Понятно, почему не понятно-то? Да не кипятись ты так, – хлопнул друга по плечу Николай. – Все ок и норм.

– Ага, ок и норм, – скривился Яр. – Придурок Ван из меня уже все нервы вытянул. Не понимает, что между мной и его Женечкой нет ничего и быть не может. Где это такси? Черт, как тут шумно. И куча гопников. – Молодой человек обвел зал глазами, остановившись на мгновение на соседнем столике, где что-то праздновали трое молодых людей в спортивных костюмах. Во взгляде его читались неудовольствие и раздражение.

– О-о-о, ну и заведение. Вон, смотри, сейчас два придурка махаться будут, – через пару столов углядел Ярослав еще двух парней: высокого и, судя по плотному телосложению и широкому развороту плеч, часто посещающего качалку, и странного субъекта с длинными волосами, одетого так, словно он только что сошел с пиратского судна. Увидев его, ехидный Зарецкий позволил уголкам губ подняться в глумливой улыбке. Такие типы-ролевики его всегда смешили, как, впрочем, большинство неформальных личностей.

Однако улыбка быстро сошла с лица Зарецкого. Потому что рядом с парнями стояла неподвижно длинноволосая девушка, которая тут же перехватила внимание Яра, заставив на время забыть о почетных кандидатах в участники драки.

– Опять она, – нехорошо сощурился Ярослав, глядя на Настю. – Ну и поклоннички же у тебя, детка.

– Кто она? – не понял Шейк, таращившийся в это время ровно в противоположную сторону – на симпатичную одинокую светловолосую девушку в стильном кашемировом пуловере терракотового цвета, аккуратно помешивающую трубочкой свой мохито. Она поймала взгляд симпатичного парня с низким хвостиком, наделенного неким опасным, но таким притягательным для хороших девочек шармом, прикрытым озорной улыбкой и прищуренным веселым взглядом, и кокетливо улыбнулась.

– Днище в человеческом обличие, – наблюдал Ярослав за тем, как бугай хватает пирата за шкварник, что-то зло говорит ему, а тот только таращится на соперника и ржет в ответ.

– Чего? – не понял Шейк, обменивающийся взглядами со светловолосой. Она показалась ему очень милой, и он не прочь был бы пообщаться с ней.

– Да повернись ты уже, хватит пялиться на нее, – потребовал Ярослав, который в девушке, попивающей мохито, ничего интересного не увидел. – Смотри, видишь вон тех двух типов, которые сейчас устроят реслинг?

– Ты имеешь в виду Джека Воробья? – соизволил, наконец, прервать зрительный контакт с любительницей мохито Шейк, тут же выделив самую потешную и запоминающуюся фигуру. – Потешный тип.

– Ага. Рядом субстанция женского пола топчется, позади кабана, – нелестно охарактеризовал атлетично сложенного и высокого Артура добрый Ярослав, не узнав в нем школьного охранника. – Вот она и есть днище.

– Какое милое днище, – присмотрелся к Анастасии получше Шейк. – А, та самая горячая штучка с нехорошим характером, – заулыбался он, вспоминая сцену у клуба. – Жаль, мы тебя сфотать с усами не успели. Ты был очень забавным. В инстраграме собрал бы тысячу коммов.

– Заткнись.

– Так это она у тебя училкой стала? – допытывался Николай до друга, рассматривая Настю с возрастающим интересом. Девушки, которых он по каким-либо причинам не мог завоевать, его интересовали. А те, кто долго динамил – очаровывали, заставляя проводить длительную осаду. Впрочем, на чужое Николай никогда не зарился. То, что принадлежало друзьям, находилось не в пределах его охотничьих угодий. – А ей волосы в пучок и очки на носик – будет очень даже секси. И еще указочку и блузку с вырезом.

– Что ты мелешь? Совсем уже крыша поехала? – поджал губы Яр. Но тем не менее, в его буйном визуальном воображении тотчас предстала Настя в строгом учительском темно-синем костюме с короткой юбкой и тесной блузке с расстегнутыми верхними пуговицами, в очках, с заколотыми волосами и с указкой в руке. Кроме того, губы ее были ярко-алыми, а взгляд – томным и дразнящим. Яр, чертыхнувшись, не без труда прогнал образ такой Насти из головы.

– А что? – невинно взглянул на друга Шейк.

– Да ничего.

– Вот ведь стерва, – с явным неодобрением наблюдал Ярослав за тем, как Джек Воробей бьет бугая кулаком по груди и сматывается. Неодобрение сменилось на искреннее изумление – драка переросла в глупую погоню. Яру даже стало жаль качка, хотя жалость тут же была послана прочь – сам виноват, что с такой девицей связался.

Парни некоторое время наблюдали со своего столика за происходящим.

– Ничего себе, какие у Днища дружки. Где она такого себе откопала? На ролевых играх? Вот пугало. – Зарецкий точно был уверен в том, что именно Мельникова стравила парней. – Вертит хвостом перед всеми. Лисица.

– Так лисица или днище? – насмешливо глянул на него Шейк, не забывая время от времени поворачиваться к девушке с мохито.

– Дура, – вынес суровый, но ничем не обоснованный вердикт Ярослав, ибо услышав это слово, Настя заявила бы, что она не дура – ее ай-кью гораздо выше, чем у Зарецкого. – Я так и знал, что она по мужикам бегает. Сначала из-за нее два чела чуть не подрались, теперь третьего за руку хватает, – заметил Яр, как к компании присоединяется Ранджи, приняв ее за молодого человека. – Интересно, сколько у нее парней? И все они такие странные, как эта версия Джонни Деппа для неадекватных?

– Кстати, это не парень. Это девчонка. Та, которая за рулем джипа сидела, – вгляделся Шейк в фигуру Ранджи, со спины достаточно крепкую, чтобы принять ее за парня. – Суровая, – с уважением протянул он. Девушка его заинтересовала еще во время первой встречи.

– Как не парень? – даже расстроился Ярослав. Это рушило его свежепостроенную теорию о том, какая Мельникова развратная девица. Зарецкий явно был неравнодушен к своей учительнице-практикантке. Она и правда казалась ему странной и наглой, однако когда вокруг нее крутились какие-то непонятные личности мужского пола, Яру не нравилось. Его сердце прямо так категорически и заявляло это, вот только мозг эту информацию расшифровывал по-другому, говоря сознанию Ярослава, что Настя его просто бесит.

– Вот так.

– Ну ладно. О, смотри, Джекки поймали. Щас ему этот кабан вломит, – болел за Артура Ярослав. Однако его ожидания не оправдались – хоть Артур и замахнулся на капитана Джека Воробья, но бить не стал – просто оттолкнул в сторону, перекинулся парой слов с Настей и ушел. Пират тоже быстренько сделал ноги, оставив Настю с подругой. Ярослав улыбнулся – был доволен, что с Днищем не осталось ни одного из парней. Это казалось ему справедливым наказанием. Хоть какое-то развлечение в этом дурацком месте, в котором они застряли.

– Сейчас вернусь, – встал со своего места Ярослав спустя минут двадцать. О такси друзья уже и забыли. Кажется, дорога в боулинг-клуб была для них сегодня заказана.

Как только высокая фигура Яра скрылась из виду, Шейк, слушающий радио, вдруг прислушался к голосу позитивного ви-джея, предлагающего всем желающим послать на Небесное радио сообщения как при помощи телефона, так и при помощи Интернета, с улыбкой заправского злодея достал мобильник и быстро напечатал на нем смс. Зачем он это сделал, парень позднее не мог объяснить, по его словам, ему просто захотелось разыграть друга, который терпеть не мог симпатичную практикантку.

Конечно же, он не мог видеть Дарену, летающую кругами по залу для некурящих и курсирующую туда-сюда от стола Ярослава до стола Насти.

– Сегодня вы столько раз столкнетесь, что вспоминать всю жизнь будете, – говорила она, нервно потирая тонкие бледные ладони. – Вы обязаны быть вместе, обязаны!

Кажется, именно она была виновата в том, что Ярослава занесло в это кафе.

Дарена понимала, на что идет – если она превысит свои небольшие полномочия в этом мире, ее по головке не погладят и долго запретят появляться не только рядом с Настей и Ярославом, но и вообще в царстве живых. Однако никакие кары не пугали этого странного зеленоглазого духа, вбившего себе в голову, что она должна свести вместе Настю и Яра.

После того, как я рассказала подругам о том, что творилось в другом конце зала, и наслушалась их шуточек и веселых подколов, мною была предпринята еще одну попытка посетить дамскую комнату. Ну как сказать дамскую – в этом заведении, видимо, из-за нехватки места, туалет был один, общий, в который заходили как мужчины, так и женщины. Меня, естественно, это не смущало никаким образом, но почему-то именно это место стало точкой пересечения меня и Енота Адольфовича, этого скверного мальчишки из школы.

– Не понимаю, зачем этот придурок вырядился в Джека Воробья, – проворчала я перед тем, как вылезти из-за стола. – Опозорил перед всеми.

– Что с этих убогих взять, они и так наказаны – у них нет и не будет индивидуальности, – беспечно отозвалась Алсу. – Куда направилась? Опять теряться собралась?

– В туалет, – отозвалась я. – Не бойтесь, не потеряюсь, скоро приду.

Однако я опять умудрилась потеряться. Потому что встретила того, кого не нужно было встречать. Лучше бы я встретила капитана Джека Воробья.

В туалете, в котором играла музыка все того же Небесного радио, было безлюдно, а теплый свет и приятно-оранжевые стены создавали некоторую иллюзию интимности. Я подошла к ряду раковин, над которыми висело большое прямоугольное зеркало, и посмотрелось в него, поправив волосы. Что-то со мной сегодня явно не так. Вроде бы из зеркала на меня глядит обычная Настя, такая, которую я вижу каждый день, но что-то в ней теперь совершенно не так, как прежде, как еще несколько часов назад. Я еще раз окинула свое отражение внимательным взглядом, отчего-то вздохнула и направилась к одной из двух дверей, каждая из которых вела в туалетную комнату со всем положенным санитарно-техническим «оборудованием» для этого места. Знаков «М» или «Ж», естественно, на этих дверях не было, и это сыграло со мной забавную шутку.

Спустя несколько минут я, еще раз посмотрев на свое отражение в другом зеркале – теперь уже овальном, и умыв руки и лицо теплой водой в раковине, примостившейся под этим зеркалом, потянулась к ручке замка и открыла его. И, кажется, едва не попала дверью по какому-то человеку, который в эту минуту подошел вплотную с намерением тоже открыть дверь, только с другой стороны.

Этот человек тихо выругался мужским, слабо знакомым голосом и по инерции отошел на шаг назад, а я распахнула дверь сильнее и увидела Ярослава. Наверное, у меня вытянулось лицо. Кого-кого, а своего ученичка я тут встретить не ожидала. Он меня, впрочем, тоже. Зеленые глаза Енота стали больше, а вместо обычной юношеской заносчивости и тупости в них поселилось величайшее удивление.

– О, боже, – только и выговорила я.

– Ты! – одновременно со мной произнес он.

Мы злобно уставились друг на друга, подозревая друг друга в слежке и прочих глупостях. Я, потеснив Зарецкого, вышла из туалетной комнаты к общему рукомойнику. Дверь за мной бесшумно захлопнулась.

– Ну, я, и что? – взяла я себя в руки, чтобы не выглядеть совсем уж удивленной. Однако, каюсь, у меня от неожиданной встречи в туалете даже сердце забилось сильнее – от страха, наверное.

– От тебя и тут не скрыться, – фыркнул Зарецкий, засунув руки в карманы и глядя на меня взглядом а-ля царь всемогущий.

– А ты знаешь, что это незаконно?

– Что незаконно? – не понял мальчишка.

– Следить за людьми незаконно, – отозвалась я. Его хорошенькое лицо скривилось.

– Нужна ты мне, дура, – тут же оскорбил он меня, моментально взбесив. – Где потеряла своего пирата, кстати? Вы потешно смотрелись. Все, кто рядом сидел, со смеху умирали.

– Я же говорю, слежка – это незаконно, – смутилась я про себя, что Енот видел всю эту непотребную сцену.

– За тобой следить – это как грех, Анастасия Иосифовна, – тотчас заявил он, вновь переврав мое отчество. В соседнюю туалетную комнату зашла какая-то чересчур надушенная красноволосая и коротко стриженная женщина с недовольным видом, от которой несло сладко-цветочным ароматом, как от отдела парфюмерии, и, неодобрительно глянув на нас, скрылась за одной из дверей.

– Какой еще грех?

– Не такой сильный, как первородный, но тоже, знаешь, ничего хорошего. Это как обижать котенка, или мучать щенка, или как подавать милостыню чеками из супермаркета, – продолжал разглагольствовать Зарецкий, давая понять, что он не ставит на одну линию меня рядом с другими людьми.

– Мальчик, – смерила я его тяжелым взглядом, – успокойся. И иди, куда шел. И не пей. Негоже детям напиваться и приходить в школу с похмелья.

Упоминания о возрасте и о том, что я старше, а он – малолетка какой-то, явно выводили Зарецкого из себя.

– Я-то, конечно, уйду и пить не буду, но вы сами, Анастасия Ануфриевна, не пейте. Плохой пример не подавайте. И не занимайтесь ничем… таким непристойным.

– Каким еще непристойным? – сощурилась я.

– Вы, Анастасия Зауровна, двое мужчин, драка – все это может очень негативно отразиться на карьере преподавателя. А вы любите ролевые игры с пиратами, да? – невинно поинтересовался.

– А не пойти ли тебе далеко, – очень тихо произнесла я, вновь вспомнив этот позор. Голос мой был почти спокоен, а вот в глазах кажется, метала туда-сюда молнии ярость.

Зеленоглазый ослепительно мне улыбнулся, посоветовал зачем-то проверить голову и, глянув на себя, бравого, в зеркало, потянулся к ручке двери свободной туалетной комнаты. Однако именно в этот момент дверь, ведущая из холла в туалет, распахнулась, и я с ужасом увидела двух представительниц женского пола, с которыми ни за какие коврижки не хотела встречаться в столь тесном пространстве. Если бы более молодую – тоненькую, как щепка, симпатичную и воздушную обладательницу вьющихся легких волос цвета меди я бы пережила, то встреча с ее матерью, похожей на гордую вдовствующую императрицу с прямыми волосами цвета воронова крыла и точеными загорелыми скулами, просто выбила бы меня из колеи.

Я органически не перевариваю женщину, которая считалась моей мачехой, и не потому, что я такая плохая. Потому что она ненавидит меня. Ненавидит так, как будто бы я – чудовище, подкинутое в ее дом – обиталище ангелов.

Уже пять лет я не видела Риту – жену моего отца, и до сих пор во мне не возникало ни грамма желания встретиться с ней вновь. Страх, ненависть, злость, ярость, еще страх, и снова ненависть, жесткость, и так до бесконечности – вот эмоции, которые дарила мне Рита на протяжении всего того времени, когда мы жили под одной крышей.

Она нисколько не постарела за это время; казалось, стала только еще элегантнее в своей властной уверенной ауре обеспеченный дамы, лучшие друзья которой – бриллианты, а подруги – такие же, как и она, прекрасные чопорные жены богатых мужей, живущие напоказ.

Я не хотела встречаться с Ритой и ее второй дочкой – Олесей. Я не хотела вспоминать то, что было когда-то давно. Я не хотела встречаться с прошлым лицом к лицу. Поэтому сделала то, что сделала – ворвалась в туалетную комнату следом за Ярославом, который еще не успел закрыть за собой дверь, и сама повернула ручку, заперевшись от внешнего мира в этом узком пространстве с голубыми стенами и синим полом.

Я опять превращалась в маленькую Настю, которая пряталась от этой женщины, как только та оказывалась в доме. Из-за нее моя золотая клетка одиночества превращалась в темницу без окон.

– Эй, ты чего?! – заорал было Зарецкий, но я быстрым движением закрыла ему рот одной рукой и прижала к своим губам указательный палец другой, моля о том, чтобы он сейчас замолчал. Я не знаю, что было в моих глазах, но Ярослав, растерявшись, послушал меня, кивнул и убрал мою руку с его губ.

Я не ожидала, что этот сумасшедший парень поймет меня и мой глупый совершенно необдуманный поступок маленького ребенка. Я думала, что сейчас он выставит меня вон – ведь хоть Яр и младше, он все же мужчина, и он намного сильнее меня. Но он ничего не делал – просто стоял и смотрел на меня, внимательно и так, как никогда раньше не смотрел на меня.

А я вдруг вновь почувствовала то странное чувство, которое с головой накрыло меня, когда он прижал меня к себе в школе. Хоть сейчас мы и не касались друг друга, мне казалось, что я и он стоим на побережье вечернего океана, волны которого мягко лижут песок. Солнца уже почти не видно – оно где-то там, за ровным невозмутимым вечным горизонтом, и лишь его красная раскаленная макушка выглядывает из-за линии, разъединяющей небо и воду.

Крики чаек, шепот пологих неспешных волн, соль на губах, незнакомые запахи океана, а мы стоим босиком на влажном песке, и не отрываем взгляда друг от друга.

Глаза у него были странными – немигающими, по-ведьмински зелеными. Взрослыми. Куда более взрослыми, чем у меня, хотя я и была старше.

И они были… знакомыми. Знакомыми, как мои собственные глаза, которые я каждый день видела в зеркале.

Это было так странно. Никакой романтики и веселья. Туалет какого-то кафе, совершенно глупая ситуация, детский поступок, совершенный под давлением такого же детского страха, и мы с Ярославом – совершенно чужие люди, между которыми возникла взаимная неприязнь.

Совершенно неожиданно пришла необыкновенная мысль. Мы могли быть идеальными: любящими, уважающими и понимающими, но вместо этого терпеть друг друга не могли. И стояли в туалете в полном молчании, отражаясь в овальном зеркале.

Может быть, эти странные видения пришли мне от нас зеркальных? Может быть, у тех Насти и Ярослава, которые видны в зеркальной поверхности, все хорошо и есть одно на двоих общее воспоминание о вечере на берегу безмолвного океана. Может быть, у них есть какой-то свой особенный секрет?

Может быть, они уже встречались? По человеческим меркам когда-то давно, а по меркам Вселенной – миг назад?

В себя я пришла только тогда, когда услышала голос мачехи, спокойный, негромкий и уверенный. Каждую букву она произносила четко, но обманчиво плавно. За четкостью скрывалась твердость. За плавностью – хитрость и изворотливость. А за красивым голосом – совсем некрасивые поступки. Или… душа?

– Олеся, зачем ты притащила меня в это ужасное место? – спросила жена моего отца сухо.

По меркам Риты это кафе – отвратительное. Она – ВИП-посетитель только самых дорогих и лучших мест. Голос рыжеволосой сестры в отличие от голоса ее матери был куда более тонким, даже звонким – иногда он казался мне даже писклявым, детским, однако куда более мелодичным и эмоциональным.

– Мам, я показала тебе это место, потому что Паша – его владелец. Должна же ты знать, чем занимается мой парень. – Голос Олеси нервным фальшиво играющим колокольчиком разлетелся по помещению.

Кажется, в туалет эти две зашли не по физиологическим нуждам, а чтобы переговорить о чем-то и поправить макияж. Кокетка Олеся наверняка, как и всегда, носит в своей сумочке целую тонну косметики. Артистичная и смешливая сестричка, с детства видящая себя успешной балериной, насколько я слышала от Юрки, учится в хореографическом училище нашего города.

Ярослав тронул меня за плечо, одними губами спрашивая, кто это. Я ткнула в себя указательным пальцем и после несколько грубоватыми движениями скрестила перед собой руки, показывая, что меня не должны увидеть. Он растерянно пожал плечами. Удивительно, но меня он не выдал. Можно сказать, даже помог – уже во второй раз.

– Если твой Паша – владелец этого заведения не для самого высокого контингента, то я категорически не рекомендую тебе с ним общаться в дальнейшем, – сказала Рита без эмоций, словно читая вслух инструкцию к применению пароварки.

– Мама! – я слышала, как Олеся топнула по полу каблучком. В ее голосе эмоции зашкаливали. – Он владелец не только этого места, но и целой сети кафе и баров!

– Да ты что? – холодно произнесла ее мать. – Какой молодец. Однако он птица не твоего полета. Надеюсь, ты понимаешь это, Олеся.

– Но я его люблю! – возмутилась рыжеволосая девушка за дверью.

– Сейчас ты скажешь ему, что нам с тобой срочно пора уезжать, – продолжала женщина спокойно, словно не расслышав слов младшей дочери. – Я даю тебе возможность не попасть в неприятную ситуацию, когда мне в лицо, доступно и без лишних слов, придется объяснять твоему Паше истинное положение дел.

Для кого-то зять, владеющий несколькими кафе и барами, популярными в городе, был бы настоящим сокровищем, но Рита явно считала такой брак мезальянсом. Я почти видела, как на ее холеном лице с ярко выраженными скулами, искусно подчеркнутыми румянами, появляется едва заметное брезгливое выражение.

– Я даю тебе пять минут, чтобы ты объяснила ему, что нам срочно пора уезжать, – продолжала Рита. – Буду ждать тебя в машине.

– Мама! – возмущению ее младшей дочери в голосе не было предела.

– Я пошла. Отвратительное место.

«Отвратительно. Ты сделала это отвратительно. Как ты выглядишь? Ты отвратительна». – Рита постоянно повторяла это. Я почти отчетливо слышала ее голос из прошлого, когда она обращалась ко мне.

Отвратительно.

Отврат… Я тяжело вздохнула, заставив Ярослава удивленно взглянуть на меня.

Перед тем, как Рита покинула туалет, послышался голос передушенной духами красноволосой женщины, которая так неодобрительно посмотрела на меня и Зарецкого, перед тем, как зайти во вторую туалетную комнату.

– А эти двое что, вместе зашли в одну кабинку?

– Что, простите? – не поняла Рита. Я, про себя всячески обзывая тетку, лезущую не в свои дела, крепко сжала зубы. Зарецкий тоже не выглядел добрым.

– Парень с девушкой здесь стояли. Не видели, кто-нибудь из них уходил?

– Не видела, – холодно отвечала женщине Рита. Я точно знала, что она прикрывает тонкий нос рукой – мачеха ненавидела, когда кто-то чересчур сильно душился, да еще и сладкими ароматами. А если эти духи вдобавок были дешевыми или подделкой, ее и вовсе начинало тошнить.

– Значит, они вместе в одну кабинку все же зашли! – почти торжественно вскричала женщина. – Это молодое поколение развратников!

Ярослав закатил глаза.

– Прелестно, – медленно, с долей отвращения отозвалась Рита. – Олеся, это еще один показатель того, что твой Паша совершенно не подходит тебе. Туалет, знаешь ли, определенный показатель культуры заведения.

И она, почти неслышно ступая, покинула, наконец, это место, дав мне облегченно вздохнуть. Олеся, громко стуча каблучками модных – я уверена! – сапожек, побежала за ней, что-то обиженно лопоча.

– Ага, я знаю, что вас там двое! – заявила в это время женщина, засевшая у нас под дверью, и даже постучала кулаком, громко, как пьяный гном в таверну.

– Трое, – прошипел Ярослав и произнес громко, поняв, что Рита и Олеся ушли: – Уважаемая, хватит меня преследовать. Я, между прочим, еще несовершеннолетний, а вы меня в туалете караулите и пристаете.

– Что-о-о?! – наверное, тетенька чуть не схватилась за сердце. – Что ты несешь, умник? Это я-то к тебе пристаю? Да ты там заперся со своей девицей!

– Я тут один! А вы мне мешаете, – злобно отвечал Зарецкий, изумляя меня все больше и больше. Про розы ему, что ли, рассказать и про то, что наши подарки поменяли? Так сказать, порадовать мальчика. Пусть с другом помирится.

– Один он там. Конечно, один, – не поверила ему тетка, но все же ушла. Мы моментально оказались у общего рукомойника, и не знаю, у кого из нас вид был более ошарашенный – у него или у меня. Дверь хлопнула, и мимо нас прошагала молодая женщина с вертлявым ребенком в голубеньком утепленном комбинезончике годиков четыре от роду. И зачем мама его, интересно, в кафе притащила? Ему уже скоро спать пора, наверное.

– Я даже спрашивать не буду, зачем ты это сделала, – возвращалась к Ярославу его прежняя самоуверенность.

– Х-км, хорошо. Спасибо тебе. – Я умела быть благодарной.

– Не за что, – самодовольства в голосе Зарецкого поубавилось, видимо, он почувствовал себя героем, и ему это льстило.

– Раз ты меня спас, – прокашлявшись, чтобы мой голос не был хриплым от волнения, отвечала я, – то тогда я тебе про розы расскажу и про то, как…

Закончить я не успела, потому как дверь опять распахнулась, и я увидела двух девушек, совсем еще юных, но, кажется, чем-то напугавших Зарецкого. Он, видимо, не совсем понимая, что делает, цепко схватил меня за руку, не позаботившись о том, чтобы мне было не больно, и вновь затащил в туалет – буквально одним рывком. Оказалось, что этот мальчишка сильнее, чем я думала.

Сказать, что я оторопела – ничего не сказать. Теперь настал мой черед возмущаться, однако не успела я и слова произнести, как горячая широкая ладонь Яра закрыла мне рот, а сам он нервно зашептал, щекоча ухо дыханием, а щеку – кончиками волос:

– Молчи. Сейчас твой черед. Это девицы из школы. Они не должны меня видеть. Вместе с тобой особенно. Иначе практику свою ты точно не пройдешь.

Я кивнула и убрала его ладонь от своего лица – что я, не в себе, орать? Мастер подставлять саму себя – это явно не я.

Надо же, я и этот несносный великовозрастный ребенок в модных шмотках опять находимся вдвоем в туалетной комнате. Какая ирония судьбы. А она уж как-то чересчур часто нас сталкивает. Не ирония, судьба, хотя я, признаться, не особенно в нее верю.

Мы стояли друг напротив друга в узком пространстве, и иллюзия интимности, создаваемая светом и цветовой гаммой, отступала, дав место интимности настоящей. Не знаю, о чем там подумал Зарецкий, но он вдруг беззвучно хмыкнул в кулак, лукаво на меня взглянув. Если бы я была натурой куда более тонко организованной, чем есть, я бы смутилась, однако я всего лишь подмигнула ему, и, кажется, смутилась принцесса Ярославна, правда, после этого она, вернее, конечно, он вновь заулыбался. Это мне почему-то не понравилось. Я сложила руки на груди, задев его предплечье локтем, и вновь поймала на себе взгляд Ярослава – крайне странный, задумчиво-смешливый и очень уж уверенный в себе. Правда, как только раздались голоса зашедших в сию печальную обитель девчонок, Енот сник и даже опять успел обозлиться. Ситуация крайне напрягала нашего впечатлительного мальчика.

Две девчонки, которые оказались ученицами параллельного класса, надолго окопались около рукомойника и зеркал, явно наводя марафет перед отбытием из кафе.

– Слушай, Аля, если я завтра в том новом вязаном голубом платье приду, он обратит на меня внимание? – донесся до нас голос одной из девушек.

– Кто он? – спросила с ноткой недоумения ее подруга низким голосом, который не совсем вязался с образом школьницы.

– Ярочка, конечно, – отозвалась ее подруга с некоторым придыханием. – Аль, как ты думаешь, ему нравится романтический стиль в одежде?

– А я-то откуда знаю? – удивилась еще больше Аля. – Оксан, ты чего?

– Ну, ты же его заместитель! – возмутилась Оксана. – Должна знать, что Ярославу нравится! Ну, скажи, он обратит на меня внимание, если я в этом новом платье приду и случайно с ним столкнусь, а? И оно как будто бы задерется.

– Кто?

– Да платье же! Или, может быть, мне на Ярочку упасть. К нему прямо на грудь.

Я, окинув повеселевшим взглядом торс Ярочки, еле сдержалась, чтобы не засмеяться, а вот Зарецкий был чуть ли не в ярости – речь явно шла о нем. Губы на его бледном лице сжались в тонкую полоску, ноздри гневно раздувались, а во взгляде метались туда-сюда искры негодования и, кажется, смущения.

– Вы меня достали, – басовито и слегка грозно отвечала Альбина, заместительница господина президента школы № 8. – Откуда я знаю, обратит или не обратит? Хватит за ним бегать, оставьте вы его в покое, он с вами скоро чокнется.

Яр тут же закивал в знак согласия со словами своей заместительницы.

– И вообще, Зарецкий, как президент, должен многое делать для школы и для всех нас, – явно идеализировала она парня, – а не глупостями заниматься!

Я показала Ярославу большой палец, поднятый кверху, а он не без отвращения глянул на дверь. Кажется, такое внимание было Еноту не по душе.

– Каки-и-ими глупостями? – обиженно протянула влюбленная девушка за дверью, включая кран.

– Любовными! – четко и громко произнесла Альбина, перекрывая своим громовым голосом журчание воды. – У Зарецкого дел по горло, пусть ими и занимается, а не вами и вашими соплями. Знаешь, сколько у нас проблем, Оксана? Знаешь, как совет и президент заняты предновогодней подготовкой? А что насчет олимпиад и городского КВНа? А трудовые отряды и помощь ветеранам? А день самоуправления? Мы с Ярославом вообще-то от нашей школы будем заменять чиновников, если ты не знала! – выдала она пафосно, так, словно они с Зарецким должны были встретиться с генеральным секретарем ООН, дабы обсудить важнейшую общемировую проблему. – Там подготовки не день и не два! А ведь мы еще и учимся, и к экзаменам готовимся!

Не знаю, в курсе ли была эта самая влюбленная Оксана, что на день самоуправления ее пассия поедет заменять чиновников в нашем местном правительстве, а вот мальчишка точно не знал – лицо у Яра слегка вытянулось – видимо, от удивления, а во взоре появилась почти что ненависть. Я хмыкнула про себя – а вот и цена за то, что всем окружающим Зарецкий кажется прекрасным и добрым милашкой. Общественная работа. Много общественной работы.

– В общем, не лезьте вы к Зарецкому со своими глупостями, он занят. Между прочим, пока ты ходишь по магазинам и по кафе сегодня, он навещает больного дедушку. Каждую неделю навещает или даже дважды в неделю. – В голосе Альбины слышалось искреннее восхищение.

– Какой же он добрый, – выдохнула за дверью Оксана.

Я с усмешкой взглянула на Яра, который сейчас должен был находиться у больного дедушки. Значит, господин президент нагло врет. Понятно, почему он не захотел, чтобы девицы его увидели – уличили бы во лжи и разочаровались в нем, по крайней мере, басовитая Аля.

– Не знала, что ты раздваиваться можешь, – шепнула я парню, а он волком взглянул на меня и прижал указательный палец к губам, явно призывая к молчанию.

Я умолкла, надеясь через пару минут убраться из этого места, чтобы до пятницы не видеть Зарецкого. А в пятницу увидеть в последний раз и навсегда забыть. Однако жизнь внесла свои коррективы.

Судя по звукам, к рукомойнику вышли мама и ее вертлявый ребенок в комбинезоне, которому она принялась мыть руки, попутно за что-то ругая. Школьницы замолчали, перестав обсуждать Ярослава, и одна из них скрылась в освободившейся туалетной комнате. Зато вернулась та самая крикливая красноволосая тетка, переборщившая со сладкими цветочными духами, и вернулась она не одна, а вместе с администратором и подругой.

– Они, значит, там заперлись, – громко вещала она, – и не выходят! Еще и нагрубили мне! Тогда я позвала по телефону свою подругу…

– Меня, – вставил какой-то незнакомый жизнерадостный женский голос.

– Сказала ей сторожить дверь, пока эти двое не выйдут…

– Да-да, я стояла под дверью и сторожила, – вновь перебила ее подруга.

– А я побежала искать администратора, то есть вас, чтобы вы эту парочку оштрафовали!

– За что? – не совсем поняла администратор, которую явно притащили сюда против воли. Кажется, она не въезжала в ситуацию.

– За что? – возмутилась тетка. – За аморальное поведение в общественном месте! Закрылись вдвоем в одном туалете. Девица и ее хахаль. Думаете, для чего? В прятки решили поиграть, что ли? Смею вас огорчить, дорогая моя. Они там совсем другим заняться решили.

Ярослав провел ребром ладони по горлу, явно желая придушить эту скандальную женщину, заподозрившую нас невесть в чем. Я, впрочем, тоже нахмурилась. Да что ей от нас надо-то? Совсем чокнулась. Что у кого болит, тот о том и говорит. У меня бы не хватило ума обвинить людей в том, в чем обвиняют нас с Зарецким.

Невольно мне захотелось обвинить во всем его, но я подумала, что виновата сама – не надо было мальчику подавать плохой пример с самого начала.

– Это вы про ту парочку, которая тут стояла? – совершенно некстати влезла мамочка, мывшая своему ребенку руки.

– Да-да, вы их тоже видели? Закрылись тут вдвоем в одном туалете!

– Да вы что? – удивилась молодая мама. – Ужас какой. Точно, они тут стояли вдвоем, а как выходили, я не слышала даже. Ну совсем уже обнаглели. До дома подождать не могли.

– А мы с подругой никого не видели, – пискнула школьница Оксана. – Зашли, а тут никого, но обе комнаты заняты.

– Они все там же вдвоем сидят, – совершенно уверенно заявила наша преследовательница. – В наше время такого, не побоюсь этого слова, разврата, совершенно точно не было.

– Извините, а вы уверены, что они там вдвоем? – несколько испуганно спросила администратор.

– Уверена, – отрезала тетка. – Растлители общества! Вот, милая моя, чему научат такие как они вашего ребенка? – обратилась она к молодой маме. – Какой пример подадут? Вы собираетесь что-нибудь делать или нет? – спросила она администратора, которая, видимо, стояла в нерешительности. Она прокашлялась и осторожно постучалась к нам.

– Извините, вы не могли бы выйти, когда закончите? – попросила она очень вежливо.

Конечно, не могли бы. Мы что, смертники?

– Когда закончите? Нам что, еще ждать этих бесстыдников? – заорала женщина с бурной фантазией, решившая, что мы с Ярославом закрылись в одном туалете не просто так, а с некой нехорошей целью.

– Вот именно! – поддакнула ее подруга. – Выходите, негодники. – Она вдруг захихикала.

– Откройте, – завопила красноволосая тетенька, дергая нашу дверь на себя, а после принялась стучать обеими руками, ногами и, кажется, даже головой. Даже если бы она взяла дверь на таран, мы бы не стали выходить, иначе что бы о нас подумали эти самые Альбина и Оксана, ученицы из параллельного класса? Бьюсь об заклад, уже бы завтра вся школа судачила о том, что я и этот умник с русыми волосами, которые вот-вот из-за обувших Ярослава негативных чувств, поднимутся ирокезом, занимаемся непонятными вещичками в туалете кафе. Кажется, в таком случае, практику я бы точно не прошла. Да и на репутации Зарецкого это плохо бы отразилось. Мы оба это понимали и молчали, таращась в зеркало, висевшее на стене напротив.

Господи, как я оказалась втянута в такой позор? И как выпутываться из всего этого? Выход один – ждать, пока школьницы уйдут, и сдаться. Тогда я выговорю этой ненормальной все, что о ней думаю.

– Откройте, пожалуйста, – вновь робко попросила администратор. – Женщина, не шумите вы так, – сделала она несмелое замечание красноволосой сумасшедшей. – Сейчас мы во всем разберемся.

– А что там разбираться? – встряла смешливая подружайка громкоголосой тетки с красными волосами. – Понятно, что молодые тут делают. – Она вновь зашлась смехом.

– Открывайте! – вновь заорала самая громкоголосая в этом театре абсурда. Не надо было все же Зарецкому ей хамить.

– Я в ваше кафе больше ни ногой, – вставила и свои пять копеек молодая мама. – Я тут с ребенком маленьким, а они тут вертеп устраивают.

Каким-то волшебным образом ко всему этому балагану присоединились еще пара человек, решивших заглянуть в туалет, и гвалт усилился, как, впрочем, наши с Зарецким перспективы попасть в очень плохую ситуацию. Да что сегодня за день такой мерзкий? Все из-за дяди Тима, он всегда приносит неудачу.

– Что тут такое? – вышла из второй туалетной комнаты Альбина. Я не без труда слышала ее голос из-за всеобщего шума. – Оксан, что тут такое? Почему все так орут?

– Да там, представляешь, парочка засела, – почти с восторгом отвечала школьница приятельнице. – И заперлась. Ну, сама понимаешь, для чего. Хи-хи-хи. Это даже романтично.

– Капец, – вынесла суровый вердикт вторая школьница. – Оксан, пойдем, пора уже.

– А я подумала, если так с Ярочкой запереться…

– Прекрати ты уже со своим Ярочкой. Пойдем, говорю.

– Но я хочу посмотреть, – явно была против та.

– На что смотреть? Пошли уже, мой папа за нами приехал, ждет, я эсэмэску только что получила, – вновь не без труда расслышала я.

– Но Аля! Интересно же!

– Пошли, папа уже звонит. Если опоздаем, он больше не согласиться меня забирать.

Кажется, они все-таки отбыли.

– Свалили, – с облегчением в голосе шепнул Ярослав, брови которого были сведены у тонкой переносицы. Я, кивнув, глянула на него, и наши взгляды встретились. Почему-то мне стало волнительно так, словно я сдавала экзамен по древнерусской грамматике – самый страшный в моей жизни, и сердце мое билось с явно нарастающим беспокойством. В каждом его ударе было крайне странное чувство, которое я никак не могла идентифицировать умом, а упрямое сердце не желало признаваться, что с ним не так.

– Открывайте! – не могла остановиться сумасшедшая красноволосая тетка. Ее поддержало два или три голоса.

– О, времена, о, нравы, – процитировал кто-то Цицерона, а я так и не поняла, глумливо или праведно.

– Извините, мне придется охрану позвать, если не откроете, – сдалась под напором общественности администратор. – Пожалуйста, откройте.

– Пора открывать, – прошептал мне Ярослав. – Да?

– И что мы скажем? – волком уставилась я на него. Его зеленые глаза очертили круг на потолке, а после парень воссиял. Кажется, наш мальчик придумал план.

– Найду, что сказать. – Он шагнул к раковине и включил воду под слабым напором, она тихо зажурчала.

– Умойся, – велел мне Зарецкий. – Намочи немного волосы.

– Зачем это? – не любила я следовать ничьим указаниям.

– Умойся, говорю, чтобы лицо и руки были влажными, – тихо и быстро-быстро заговорил он. – И выходим. Иначе они реально охрану вызовут, и тогда нам будет плохо. Черт бы подрал этих дур, – последнее еле различимое замечание явно относилось к школьницам, из-за которых Яру и пришлось прятаться в туалете.

– Для чего? – не врубалась я.

– Давай, – зашипел мне Зарецкий. – Намочи лицо. Ты же не хочешь платить штраф за совращение малолетнего в туалете кафе?

– Ты уже совершеннолетний, – заметила я, но тут же замолчала, потому что Енотушка, зачерпнув в ладонь воды, от души прыснул ею мне в лицо, предварительно попытавшись согнуть меня к раковине, удерживая за шею. Я машинально вырвалась, и в результате вода оказалась не на моем лице, а на одежде. Я от души выругалась, правда, все тем же шепотом. Ярослав же успел стащить с моих волос резинку, и они накрыли мне плечи, частично закрыв лицо.

– Ты чего? – угрожающе прошипела я.

– Того. Умойся, я же нас спасаю. Давай же, – поторопил он меня, и мне все-таки пришлось намочить лицо холодной водой. Что сегодня за день такой? Я скоро с ума сойду, как с поезда, и не вернусь обратно.

– И торчи у раковины, не оборачиваясь, поняла? Алло, поняла меня?

– Да.

– Ну и отлично. И ничего не говори, – напоследок велел он мне. – Я в тебя верю, тормоз, – напоследок похлопал он меня по спине, а я чуть не подавилась водой, случайно попавшей мне в рот.

Я только выключила воду, вытирая губы тыльной стороной руки, как Ярослав первым распахнул дверь, кажется, едва не попав по носу той самой тетеньке, которая была уверена в том, что в этой туалетной комнате происходят дикие непристойности.

– О, открыл, надо же! – оживилась тетка, переборщившая с духами. – Вы только посмотрите на него! Бесстыдник! Тебе сколько лет, блудник?

– А девушка где? – присоединилась к ней молодая мама.