Скандал с Модильяни. Бумажные деньги Фоллетт Кен
– Можно считать, что мы принимаем предварительный проект? – Уиллоу оглядел присутствующих на предмет возможных возражений. Но никто не пожелал больше высказаться. – Очень хорошо. Тогда нам осталось только составить заявление для прессы. Вы готовы предоставить эту работу мне? – Он снова выждал, не последует ли других предложений. – Что ж, превосходно. В таком случае я распространю такое заявление без промедления. А теперь прошу прощения и передаю вас попечению мистера Лампета. Насколько я понимаю, он организовал все необходимое для чаепития.
Уиллоу поднялся и покинул зал. В своем кабинете он сразу же взялся за трубку телефона. Но не стал сразу набирать номер, а немного помедлил, украдкой улыбнувшись.
– Кажется, ты только что спас свою карьеру, Уиллоу, – тихо сказал он сам себе.
Уиллоу вошел в кабинет Лампета с номером вечерней газеты в руке.
– Как мне представляется, теперь все кончено, Лампет, – сказал он. – Дженкерс заявил репортерам, что все документы согласованы и подписаны.
Лампет посмотрел на часы.
– Самое время для порции джина, – сказал он. – Вам налить?
– Да, пожалуйста.
Лампет открыл дверцу буфета и налил джин в два стакана.
– Что касается завершения дела, то я в этом пока не уверен. Мы еще не вернули своих денег. – Он откупорил бутылочку с тоником и вылил по половине ее содержимого в каждый из стаканов.
– О, деньги мы получим. Мошенники едва ли затеяли бы такую сложную игру только ради того, чтобы причинить нам дополнительные неприятности. А кроме того, чем скорее они вернут нам деньги, тем раньше полиция прекратит расследование.
– Суть здесь не только в деньгах. – Лампет грузно опустился в кресло и сделал большой глоток из своего стакана. – Потребуются годы, чтобы мир художественных ценностей оправился от столь жестокого удара. Публика теперь считает, что мы все чуть ли не проходимцы, на самом деле неспособные отличить шедевра от открытки с приморского курорта.
– Должен заметить… э-э-э… – Уиллоу колебался.
– Что? Продолжайте.
– Просто меня не оставляет ощущение, что преступники своими действиями сумели подтвердить некий тезис, свою точку зрения. Не могу сформулировать, в чем именно она заключается. Но нечто весьма глубокое по своему смыслу.
– Напротив, здесь нет ни глубины, ни особой сложности для понимания. Они наглядно показали, что огромные деньги, которые расходуются на так называемые великие произведения искусства, скорее являются следствием снобизма, нежели реального понимания ценности и красоты работы художников. Мы с вами всегда это знали. Они доказали, что настоящий Писарро реально не стоит больше, чем мастерски выполненная копия. Что ж, правда ведь и то, что цены взвинчивают покупатели, а не продавцы.
Уиллоу улыбнулся и сделал вид, что смотрит в окно.
– Понятно, но и мы неплохо используем себе на пользу рост цен, имея свои проценты.
– А чего от нас еще можно ждать? Мы не заработаем себе на жизнь, торгуя картинами по пятьдесят фунтов штука.
– А вот «Вулворт»[20] зарабатывает.
– Да. Но посмотрите на отвратительное качество их товара. Нет, Уиллоу. Наш фальсификатор, быть может, и мыслит правильно, но ему не под силу ничего изменить. Нашему престижу будет нанесен урон, и, как предполагаю, достаточно серьезный, но уже вскоре все вернется на круги своя, придет в норму, потому что только так и должно быть.
– Не сомневаюсь в вашей правоте, – сказал Уиллоу. Он допил свой джин. – Внизу уже закрывают. Вы готовы идти?
– Да, – Лампет поднялся, и Уиллоу помог ему влезть в рукава плаща. – Между прочим, что пишут в газетах о полицейском расследовании?
– Полиция заявила, что в связи с отзывом жалобы у них не остается другого выхода, кроме как прекратить поиски преступников, оставив дело нераскрытым. Но в Скотленд-Ярде ясно дали понять: им все еще неймется добраться до этого мсье Реналя.
Лампет вышел из дверей кабинета, и Уиллоу последовал за ним.
– Не думаю, что мы теперь вообще когда-нибудь услышим о Ренале, – сказал Лампет. Двое мужчин затем молча спустились по лестнице и пересекли вестибюль опустевшей галереи. Лампет посмотрел сквозь стекло витрины. – Машина за мной еще не прибыла. А посмотрите, как льет на улице.
– Ничего, я не спеша доберусь до дома.
– Не стоит, подождите немного. Я вас подвезу. Нам все равно необходимо обсудить выставку Модильяни. У нас ведь не хватило на это времени.
Внезапно Уиллоу указал в дальний конец зала галереи.
– Смотрите, кто-то забыл у нас свои покупки, – сказал он.
Лампет пригляделся. В самом деле, в одном из углов под не слишком интересным рисунком, выполненным углем, лежали две бумажных сумки с эмблемой супермаркета «Сэйнсбери». Из одной торчала верхушка пачки стирального порошка. Уиллоу подошел ближе, чтобы изучить находку.
– Вероятно, – заметил он, – в наши дни следует опасаться бомб, оставленных в сумках. Как думаете, ИРА[21] могла избрать нас своей мишенью?
Лампет рассмеялся.
– Едва ли они упаковывают взрывчатку в пачки «Белоснежки».
Он тоже пересек зал и попытался приподнять одну из сумок. Размокшая бумага порвалась, и содержимое рассыпалось по полу. Уиллоу издал удивленный возглас и склонился ниже.
Под стиральным порошком и листовым салатом лежало нечто большое, завернутое в старую газету. Внутри свертка обнаружились целые кипы каких-то документов, отпечатанных на плотной бумаге. Уиллоу принялся перебирать их, внимательно вчитываясь в каждую.
– Это акции и облигации на предъявителя, – сказал он потом. – Векселя, где не хватает только подписи. Дарственные на право собственности, куда можно вписать любую фамилию. Я никогда в жизни не видел ценных бумаг на такую огромную сумму. Не говоря уже о наличных.
Лампет улыбнулся.
– Вот наш мошенник и расплатился, – констатировал он. – Теперь все действительно кончено. Наверное, нам стоит немедленно оповестить об этом прессу. – Он какое-то время молча разглядывал бумаги. – Полмиллиона фунтов, – произнес затем тихо. – Вы хоть понимаете, Уиллоу, что если бы сейчас подхватили все это и сбежали, то смогли бы прожить припеваючи остаток своих дней где-нибудь в Южной Америке?
Уиллоу только собрался что-то ответить, но в этот момент входная дверь открылась.
– Боюсь, галерея уже сегодня не работает! – выкрикнул ее хозяин.
– Я знаю, мистер Лампет, – отозвался вошедший. – Меня зовут Луис Брум. Мы с вами недавно встречались. Дело в том, что мне в редакцию позвонили и сообщили о возврате полумиллиона фунтов. Это так?
Лампет посмотрел на Уиллоу, и оба улыбнулись.
– Прощай, Южная Америка, – сказал Лампет.
А Уиллоу восхищенно помотал головой.
– Надо отдать должное нашему другу Реналю. Он предусмотрел все.
Глава четвертая
Джулиан медленно ехал через тихую деревню в Дорсете, осторожно ведя «Форд Кортину», взятый напрокат, по узкой улице. У него были только имя и приблизительный адрес. Гастон Мур, Крэмфорд, усадьба «Приют странника». «Приют странника»! Оставалось только ломать голову, почему один из ведущих в стране экспертов в области изобразительного искусства поселился на старости лет в доме с таким банальным названием. Вероятно, таково было его чувство юмора.
Впрочем, Мур и был личностью более чем эксцентричной. Он отказывался приезжать в Лондон, не имел телефона и никогда не отвечал на письма. А потому даже самые крупные воротилы художественного бизнеса, если им требовались его услуги, совершали утомительное путешествие в глухую деревеньку и стучались в дверь. И расплачиваться им приходилось только хрустящими банкнотами достоинством не больше фунта. Мур других не признавал. Банковского счета у него отродясь не водилось.
Почему в этих деревнях никогда не видно ни души? – подумал Джулиан. Но за следующим поворотом ему пришлось резко затормозить и остановиться. Дорогу пересекало стадо коров. Он заглушил двигатель и вышел из машины. Хотя бы у пастуха можно было узнать, верно ли он едет.
Он ожидал увидеть молодого деревенского парня, постриженного «под горшок» и жующего нечто вроде стебля хлебного колоска. Пастух действительно оказался очень молод, но носил модную стрижку, розовый свитер и пурпурного цвета брюки, заправленные в высокие резиновые сапоги.
– Вы разыскиваете тутошнего художника?
Северный акцент радовал ухо.
– Как вы догадались? – удивленно спросил Джулиан.
– А у нас тут почти што кажный чужак выспрашивает про него.
Пастух сделал указующий жест.
– Вертайтесь чуток назад, потом возьмите правее на дорогу у белого домика. А там и до евойного бунгалы рукой подать.
– Спасибо, – сказал Джулиан, сел в машину и задним ходом сдал до указанного ему беленного известью дома. Оттуда в самом деле начинался ухабистый проселок. По нему он ехал, пока не достиг широких ворот. «Приют странника» – было выведено выцветшими готическими буквами по облупившейся белой вывеске.
Джулиан похлопал себя по карману, чтобы убедиться, на месте ли толстая пачка фунтовых купюр. Потом взял с заднего сиденья очень тщательно упакованную картину и осторожно вместе с ней выбрался наружу. Открыл ворота и по короткой тропинке дошел до двери.
Жилище Мура состояло из двух старых, крытых соломой крестьянских домов, перестроенных в один. Крыша нависала низко, в крохотные окна были вставлены еще освинцованные стекла, раствор, крепивший камни стен, местами раскрошился. Едва ли все это заслуживало громкого названия «бунгало», подумал Джулиан.
На его стук через весьма продолжительное время отозвался сгорбленный старик с тростью. У него была густая шапка седых волос, очки с очень толстыми линзами и по-птичьи чуть подергивавшаяся голова.
– Мистер Мур? – спросил Джулиан.
– А что, если и так? – произнес мужчина с тем же йоркширским говором.
– Я – Джулиан Блэк, владелец «Черной галереи». Мне бы хотелось попросить вас установить подлинность одной картины.
– Деньги привез? – Мур все еще придерживал дверь ногой, словно готовый в любой момент захлопнуть ее.
– Привез.
– Тогда заходи. – И он провел визитера внутрь.
– Осторожней, береги голову! – предупредил хозяин без особой надобности, потому что рост Джулиана позволял ему не опасаться низких потолочных балок.
Основную часть одного из смежных коттеджей занимала гостиная. Она была буквально забита очень старой мебелью, среди которой новенький и очень дорогой телевизор торчал как воспаленный большой палец на руке. Здесь пахло кошками и лаком.
– Ну, давай поглядим, что там у тебя.
Джулиан принялся распаковывать картину, сняв кожаные ремни, потом листы полистирола и слой ваты.
– Не сомневаюсь, что это еще одна подделка, – сказал Мур. – В наши дни только и видишь сплошные фальшаки. Их развелось хоть пруд пруди. Смотрел по «ящику», как какой-то проныра пару недель назад поставил весь Лондон на уши. То-то я посмеялся.
Джулиан передал ему полотно.
– Думаю, вы обнаружите, что это подлинная вещь, – сказал он. – Мне лишь необходимо ваше мнение для окончательного подтверждения.
Мур взял картину, но сначала даже не взглянул на нее.
– Пойми простую штуку, – сказал он. – Я не могу доказать подлинность картины. Единственная возможность быть уверенным в этом – находиться рядом с художником, когда он пишет, от начала до конца работы, а потом забрать холст с собой и запереть в надежный сейф. Вот тогда не останется никаких сомнений. Я же способен только разоблачить подделку. Фальшивка может выдать себя множеством примет, и почти все они мне известны. Но даже если я не найду, к чему придраться, завтра к тебе может явиться сам автор и заявить, что никогда не писал ничего подобного, а крыть будет нечем. Это ясно?
– Безусловно, – ответил Джулиан.
Мур продолжал смотреть на него, держа картину перевернутой лицевой стороной у себя на коленях.
– Так вы начнете изучать полотно?
– Ты мне еще не заплатил.
– Простите. – Джулиан полез в карман за деньгами.
– Двести фунтов.
– Правильно.
Джулиан подал хозяину две толстые пачки купюр. Мур принялся пересчитывать деньги.
Наблюдая за ним, Джулиан подумал, как разумно старик выбрал способ жить на пенсии. Поселился один в мире и покое с гордым осознанием, что превосходно справился с делом, которое стало для него призванием. И легко отбросил все соблазны Лондона с его вечным снобизмом, бережно расходуя свое дарование, заставляя самых знатных принцев из мира торговли живописью совершать далекие паломничества к его дому, чтобы удостоиться аудиенции. Он же сохранил чувство собственного достоинства и независимость. Джулиан готов был ему позавидовать.
Мур закончил подсчет полученных денег и небрежно сунул их в один из ящиков стола. Наконец он взялся за осмотр картины.
– Что ж, если перед нами подделка, то дьявольски умелая, – мгновенно сказал он.
– Как вы смогли определить это столь быстро?
– Подпись такая, какой ей и положено быть – не слишком четко выведенная. Подобную ошибку совершают многие фальсификаторы. Они так точно воспроизводят подпись, что она начинает сразу же выдавать имитацию. А здесь мы видим свободное и текучее движение кисти. – Он внимательнее вгляделся в полотно. – Необычно. Мне нравится. Вы хотите, чтобы я провел химический анализ?
– Почему нет?
– Потому что на холсте останется след. Мне придется снять скребок. Конечно, это можно сделать в том месте, где холст обычно скрыт под рамой, но я все равно всегда спрашиваю разрешения у владельца.
– Выполняйте все, что необходимо.
Мур поднялся.
– Иди со мной, – и он провел Джулиана через коридор во второй коттедж. Запах лака усилился. – Здесь у меня лаборатория, – сказал Мур.
Это была квадратная комната с длинным деревянным верстаком. Окна оказались значительно шире, а стены выкрашены в белый цвет. Большой флуоресцентный светильник висел под потолком. На верстаке стояли несколько старых банок из-под красок, содержавших странные на первый взгляд жидкости.
Мур проворным движением вынул вставную челюсть и сунул ее в стакан из небьющегося стекла.
– Не могу с ней работать, – пояснил он свой необычный поступок.
Потом уселся за верстак и положил картину перед собой.
Начал снимать раму, вступив по ходу работы в разговор:
– Мне кажется, я что-то начал понимать о тебе, парень. Ты в известной степени похож на меня. Они не хотят принимать тебя в свой круг и считать ровней самим себе, верно?
Джулиан нахмурился, пораженный проницательностью старика.
– Да, похоже, так и есть.
– Знаешь, я ведь всегда знал о живописи гораздо больше, чем люди, на которых работал. Они использовали мои знания и опыт, но никогда по-настоящему не уважали меня. Вот почему я так неприязненно отношусь к ним сейчас. Мы уподобляемся дворецким – вот тебе хорошее сравнение. Большинство хороших дворецких лучше понимают вкус еды и вин, чем их хозяева. Но на них все равно смотрят свысока. Это называется классовыми различиями. Я потратил жизнь в попытках стать одним из них. Мне мнилось, что, став подлинным экспертом в изобразительном искусстве, я проложу себе путь в их круг, но горько ошибался. Такого пути не существует!
– А если пробиться в их среду посредством женитьбы?
– Видать, так поступил ты сам? Что ж, твое положение даже хуже моего. Ты не можешь легко отказаться от участия в этой безумной гонке. Мне, право, жаль тебя, сынок.
Боковая часть рамы была теперь снята, и Мур смог осторожно убрать стекло. С полки перед собой он взял острый ножик, похожий на скальпель. Еще раз внимательно вгляделся в полотно, чтобы затем деликатно провести лезвием буквально по миллиметру красочного слоя на краю холста.
– Ого! – издал он хриплый возглас.
– В чем дело?
– Когда умер Модильяни?
– В 1920 году.
– Вот оно как!
– Так в чем проблема?
– Краска мягковата, вот пока и все. Ничего еще не значит. Подожди.
С другой полки он снял сосуд с прозрачной жидкостью, налил немного в пробирку и опустил внутрь нож. Несколько минут ничего не происходило. Джулиану они показались вечностью. Потом краска на острие ножа начала растворяться и смешиваться с жидкостью.
Мур посмотрел на Джулиана.
– Вот теперь все ясно, – сказал он.
– Что вам удалось установить?
– Эта краска произведена всего месяца три назад, молодой человек. Вам подсунули фальшивку. Сколько вы за нее заплатили?
Джулиан не мог оторвать глаз от краски, постепенно полностью исчезавшей в жидкости.
– Я вложил в картину почти все, что имел, – тихо ответил он.
Джулиан ехал обратно в Лондон, испытывая легкое головокружение. Он не мог объяснить себе, как такое могло произойти. И пытался придумать выход из положения.
К Муру он отправился с единственной целью – придать дополнительной ценности картине. Это был неожиданный для него самого порыв: он и близко не допускал мысли, что подлинность вещи сомнительна. Теперь оставалось лишь сожалеть о том минутном и случайном импульсе. Но вопрос, который вертелся сейчас в его сознании, подобно тому, как игральная кость в руках завсегдатая казино, состоял в том, не лучше ли ему скрыть свое посещение Мура.
Он все еще мог вывесить холст в галерее. И никто не распознает подделки. Мур больше никогда не увидит картины, не узнает, что ее пустили в продажу.
Но что, если Мур однажды проговорится? Пусть даже через несколько лет упомянет невзначай о визите Джулиана. И тогда все узнают правду: Джулиан Блэк продал заведомо фальшивое произведение искусства. Его карьере придет бесславный конец.
Такой вариант представлялся маловероятным. Господи, да Муру и жить-то осталось всего ничего! Старику перевалило за семьдесят. Но кто мог предсказать, когда именно уйдет Мур в лучший мир?
Внезапно до Джулиана дошло, что он впервые в жизни всерьез задумался об убийстве. Он помотал головой, чтобы отбросить эту идею. Она выглядела абсурдной. Но на фоне такой крайней меры риск выставить картину уже не виделся столь очевидным. Джулиану уже нечего было терять. Без Модильяни его карьера не имела хоть какого-то шанса. Тесть денег больше не даст, а галерея, вероятно, потерпит финансовый крах.
Значит, решено. Он забудет о поездке к Муру. Картину же выставит на продажу.
Теперь важно было вести себя так, словно ничего не случилось. Его ждали к ужину в доме лорда Кардуэлла. Приедет Сара, собиравшаяся провести там ночь. Джулиан будет спать этой ночью в одной постели с женой. Что может выглядеть более естественным? И он свернул в сторону Уимблдона.
Когда он прибыл, на дорожке перед домом рядом с «Роллс-Ройсом» хозяина стоял знакомый темно-синий «Даймлер». Прежде чем войти, Джулиан переложил фальшивого Модильяни в багажник прокатного «Форда».
– Добрый вечер, Симс, – приветствовал он открывшего дверь дворецкого. – Уж не лимузин ли мистера Лампета я заметил у особняка?
– Именно так, сэр. Они все собрались сейчас в галерее.
Джулиан подал слуге свой короткий плащ и поднялся по лестнице. Из комнаты наверху доносился голос Сары.
Войдя в галерею, он застыл от неожиданности. Ее стены стали теперь совершенно голыми.
Кардуэлл воскликнул:
– Заходи, Джулиан, и присоединяйся к группе скорбящих по утрате. Чарльз, который сегодня тоже с нами, увез все мои картины, чтобы продать.
Джулиан подошел к ним, пожал руки мужчинам и поцеловал Сару.
– Для меня это своего рода шок, – признал он. – Комната выглядит совершенно опустевшей.
– Да, верное впечатление, – добродушно согласился Кардуэлл. – Зато мы сейчас закатим чертовски хороший ужин и забудем на хрен все свои печали. Извини за такое грубое выражение, Сара.
– Ты же знаешь, папа, что при мне тебе нет нужды особенно следить за своим языком, – отозвалась дочь.
– О, мой бог! – вдруг непроизвольно вырвалось восклицание у Джулиана, который смотрел на единственную картину, все еще висевшую на стене.
– В чем дело? – спросил Лампет. – У тебя такое лицо, словно тебе померещился призрак. А это всего лишь мое небольшое новое приобретение, которое я привез, чтобы показать вам. И потом, не хотелось пока оставлять галерею вообще без единого экспоната.
Джулиан отвернулся и подошел к окну. Мысли его окончательно смешались. Купленная Лампетом картина была точной копией его поддельного Модильяни.
Этот скот приобрел подлинник, а Джулиану подсунули фальшак. Он чуть не задохнулся от ненависти.
Но внезапно совершенно дикий, авантюрный план зародился у него в голове. Он резко развернулся от окна.
Они смотрели на него с выражением легкой озабоченности и любопытства на лицах.
Первым нарушил молчание Кардуэлл:
– Я только что рассказал Чарльзу, что ты, Джулиан, тоже недавно обзавелся новым Модильяни.
Джулиан выдавил из себя улыбку.
– Вот почему для меня это так странно. Картина – абсолютная копия моей.
– Господь всемогущий! Ты проверил вещь на подлинность? – спросил Лампет.
– Нет, – солгал Джулиан. – А вы?
– Боюсь, что тоже не проверял. Боже, я думал, что это полотно не может вызывать никаких сомнений.
– В таком случае один из вас купил фальшивку, – сказал Кардуэлл. – Такое ощущение, что в наши дни встречается больше подделок, чем подлинных шедевров. Лично мне остается надеяться, что настоящий Модильяни у Джулиана. Я ведь вложил в него свои деньги.
И он легкомысленно рассмеялся.
– Есть надежда, что обе вещи подлинные, – заметила Сара. – Многие живописцы повторялись в своем творчестве.
– Где вы взяли свое полотно? – обратился Джулиан к Лампету.
– Купил у одного человека, юноша, – последовал холодный ответ, и Джулиан понял, что вторгся на запретную территорию, нарушив профессиональную этику.
– Извините, – промямлил он.
В этот момент дворецкий дал звонок, приглашавший к ужину.
Саманта в этот вечер просто улетала куда-то. Том вручил ей свою забавную тонкую жестяную коробочку, и она приняла сразу шесть голубых таблеток. В голове воцарилась необычайная легкость, нервы трепетали, и она вся кипела от возбуждения.
Она устроилась на переднем сиденье фургона, зажатая между Томом и Глазастиком-Райтом. Том вел машину. Позади расположились еще двое мужчин.
– Помните, – сказал Том, – что если проделаем все тихо, то никого не потревожим. Но если нас кто-то все же попытается взять за задницу, направьте на него ствол и свяжите. Никакого насилия и кровопролития. А теперь всем молчать, мы прибыли на место.
Он заглушил двигатель и позволил фургону проехать еще несколько ярдов по инерции. Остановился он прямо перед воротами усадьбы лорда Кардуэлла. Том через плечо бросил сидевшим сзади мужчинам:
– Ждите сигнала.
Потом они втроем выбрались наружу. Маски из чулок заранее были натянуты вокруг лбов, чтобы мгновенно скрыть лица, если кто-то из обитателей дома их заметит.
Бесшумно и крайне осторожно прошли по подъездной дорожке. Том остановился у небольшого лючка в нижней части стены и прошептал Райту:
– Это сигнализация против несанкционированного проникновения.
Райт наклонился и поддел крышку люка каким-то инструментом. Легко открыв ее, он направил внутрь луч своего тонкого фонарика.
– Пара пустяков, – заключил он.
Саманта с любопытством наблюдала, как Райт стал перебирать своими затянутыми в перчатки руками хитросплетение проводов. Он сразу же обратил внимание на два белых проводка.
Из портативного чемоданчика Райт достал отрезок медной проволоки с зубчатыми зажимами на обоих концах. Белые провода выходили из одной стенки люка и скрывались в противоположной. Он подсоединил свою проволоку зажимами к клеммам с той стороны, что находилась чуть дальше от дома, а потом отсоединил белые проводки с другой стороны. И встал во весь рост.
– Прямая линия к местному логову копов, – прошептал он. – Но теперь я закоротил ее.
Втроем они приблизились к угловой стене особняка. Райт осветил фонариком оконную раму.
– То, что доктор прописал, – прошептал он, порылся в чемоданчике и достал стеклорез.
Легкими движениями он вырезал сначала только три стороны прямоугольника в стекле рядом с защелкой внутри дома. Затем в его руках появился моток изоляционной ленты. Зубами оторвал от нее кусок. Один конец ленты намотал на свой большой палец, а другой плотно прилепил к стеклу. Вырезал четвертую сторону прямоугольника и беззвучно вынул кусок стекла, прикрепленный к клейкой ленте, осторожно положив его в траву.
Том просунул руку в образовавшееся отверстие и нажал на шпингалет. Распахнул окно настежь и забрался в дом.
Райт взял Саманту за руку и подвел ее к парадной двери. Буквально через секунду она мягко открылась изнутри, и на пороге возникла фигура Тома.
Трое пересекли вестибюль и поднялись по лестнице. При входе в галерею Том тронул Райта за рукав, указав на что-то в нижней части косяка.
Райт поставил на пол чемоданчик и открыл его. Вынув инфракрасную лампу, он включил ее и направил луч на крошечный фотоэлектрический элемент, заглубленный в поверхность дерева. Свободной рукой достал штатив, подвел его под лампу и отрегулировал высоту. Лампа теперь стояла на прочной опоре. Райт выпрямился.
Том достал из-под вазы ключ и отпер дверь галереи.
Джулиан лежал без сна, слушая размеренное дыхание Сары. После ужина они все-таки решили остаться на ночь в доме лорда Кардуэлла. Сара уже давно крепко спала. Он посмотрел на светящиеся стрелки наручных часов. Половина третьего ночи.
Настало время действовать. Он откинул простынку и медленно сел в постели, свесив ноги с ее края. В желудке возникло ощущение, словно кто-то связал внутренности в плотный узел.
План был предельно прост. Он спустится в галерею, заберет оттуда Модильяни Лампета и отнесет в багажник своего «Форда». Затем повесит в галерее фальшивку и спокойно вернется в постель.
Лампет ни о чем и никогда не догадается. Картины выглядели почти абсолютно одинаковыми. Когда Лампет обнаружит, что его полотно поддельное, то неизбежно решит, что подлинник с самого начала принадлежал Джулиану.
Надев халат и сунув ноги в мягкие тапочки, которыми его снабдил Симс, он открыл дверь спальни.
Красться по дому посреди ночи казалось легко только в теории. Нельзя же предусмотреть, что кому-то еще взбредет в голову делать то же самое. Но теперь опасности мерещились на каждом шагу. А вдруг одному из стариков захочется в туалет? Что, если обо что-нибудь споткнешься?
Пробираясь на цыпочках через лестничную клетку, Джулиан размышлял, как будет выкручиваться, если неожиданно с кем-нибудь встретится. Ему захотелось сравнить Модильяни Лампета со своей картиной – вполне правдоподобное объяснение.
Добравшись до двери галереи, он застыл на месте. Дверь оказалась открыта.
Джулиан нахмурился. Кардуэлл неизменно запирал комнату. Вот и минувшим вечером все гости видели, как хозяин провернул ключ в замке и спрятал его в укромном месте.
Значит, посреди ночи в галерею проник кто-то другой.
До него донесся сдавленный шепот:
– Проклятье!
Послышался и другой голос:
– Похоже, что чертову коллекцию успели увезти именно вчера днем.
Джулиан напрягал в темноте зрение. Голоса могли принадлежать только грабителям. Но они остались в дураках: картин уже не было на месте.
Раздался скрип половицы, и он вжался в стену позади массивных дедовских часов. Из двери галереи показались три фигуры. Один из троих нес картину.
Они уносили с собой подлинник Модильяни!
Джулиан уже набрал в легкие воздуха, чтобы громко закричать, но в этот момент одна из фигур попала в луч лунного света, падавший через окно. И он узнал знаменитое на весь мир лицо Саманты Уинакр. От изумления у него перехватило горло. Стало уже не до криков.
Как могла здесь оказаться Сэмми? Неужели… Выходит, она напросилась сюда на ужин, чтобы изучить обстановку! Но что общего у нее с шайкой грабителей? Джулиан помотал головой. Едва ли это было важно. Вот только его собственный план теперь полностью провалился.
Джулиан лихорадочно размышлял, как справиться с новыми и совершенно неожиданными обстоятельствами. Отпала необходимость задерживать воров на месте преступления – ему было прекрасно известно, куда отправится похищенный Модильяни. Но все же от первоначальных намерений невольно приходилось отказаться.