Горец. Гром победы Старицкий Дмитрий

Постреляла от души, чем посрамила многих курсантов. Особенно в стрельбе из ручника. Моя школа!

К вечеру вернулся из Втуца Гоч и попытался грузить меня проблемами пулеметного производства. Но мне было не до него – собрались на совещание руководители городских служб, обсуждавшие очень скучные вопросы водоснабжения и канализации. Я обязан был там присутствовать как распорядитель кредита, ибо за утвержденную смету мы уже давно вылезли. А когда совещание закончилось, Гоч уже спал, как и Шибз, с которым они успели доквасить. Гады. Никакого чувства товарищества…

Элика молча и терпеливо весь день отсидела со мной все заседания. Ни одного каприза. Только с ленивой истомой спросила, отходя ко сну:

– И так у тебя каждый день?

– А то! – откликнулся я. – Только без награды на ночь.

– А на завтра ты что придумал? – лукаво улыбнулась жена.

– На завтра я созвал управляющих всеми моими предприятиями сюда, в отель. Отдам им ценные указания. Навьючу заданиями и наконец-то отвезу тебя в Отрадное.

– Правда, что ли? – радостно вспыхнула она взглядом.

– Нет. К сожалению, это неправда, моя милая. Совсем из головы вылетело, что завтра во второй половине дня еще проводы дирижабля. Мероприятие, которое мне пропустить никак нельзя. Дипломатия… мать ее.

А сам подумал, что неплохо было бы мне с Плотто помириться. Но вот как?

Утром мне привезли долгожданный пропеллер. Да еще в трех экземплярах. Новенькие, отполированные, вкусно пахнущие ясеневой стружкой. Аж зуд в лапочках… Нацепить его на этажерку и полететь, но… других дел за гланды.

Так что я еле-еле высидел мною же назначенное совещание с управляющими. Утвердил их планы вперед на квартал. Насчет денег только указал пальцем на юг – в сторону нахождения Альты и главного офиса ее банка.

– Она наш финансовый управляющий, так что лишнюю монетку не разбазарит, – закруглил я совещание. – За работу…

В ответ на потуги некоторых моих наемных вип-персон пообщаться непосредственно «с самим», так сказать, персонально, отрезал:

– Все остальное после моего приезда. Подождет. Если вы все запамятовали, так я напомню, что у меня идет отпуск по ранению. Мне лечиться надо.

Вроде пристыдил.

И откинулся на спинку кресла, пережидая, когда управляющие освободят помещение.

Все же неплохой зал совещаний получился в моем отеле. Длинный овальный стол на двадцать четыре персоны из дорогущего красного сандала. Кресла из того же привозного из тропиков дерева. Вдоль окон рядок стульев для референтов. Филенчатые деревянные панели красного горного ореха в рост человека, в одном дизайне с распашными дверями. Выше панелей по стенам побелка с росписью рецкими национальными узорами. Две люстры гнутой бронзы, свисающие на цепях с деревянных декоративных балок.

Отдельно надо упомянуть водяное отопление. Котельная к зданию отеля пристроена с бойлером. Водопровод и канализация на высоте. Только электричества нет для полного счастья.

А еще проект отеля предусматривал настоящий конференц-зал на первом этаже. Там сейчас заканчивают чистовую отделку.

Как я помнил по жизни на Земле, конференции национального уровня – это весьма неплохой бизнес для того, кто их принимает. А тут есть где поселить людей в человеческих условиях. Есть где их вкусно накормить. Есть где пленарное заседание провести. А для кулуаров достаточнопредусмотрено на этажах рекреаций с декоративными растениями и отдельно комфортабельных курилок в виде малых каминных залов. К тому же конференции и всяческие съезды поднимают город до статуса культурного центра не хуже театра и оперы.

А в свободное от конференций время можно в том же зале давать концерты заезжих звезд эстрады по билетам. Простаивать не будет.

В зале совещаний остались только Гоч и управляющий заводом «Гочкиз» во Втуце.

– Дорогая, прикажи подать нам чаю покрепче. С лимоном, – попросил я Элику, которая по-прежнему терпеливо высиживала все мои заседания.

Но скорее всего, просто меня пасла. А пусть… Пусть попробует мой хлебушек, как он достается.

Жестом подозвал партнеров присаживаться поближе. Управляющий пулеметным заводом нам тоже партнер – у него три процента долей в рецком производстве. Я вообще сторонник опционов для управляющих, так они лучше заботятся о прибыли руководимого предприятия. Но… эти акции даются им только на время работы. Никакой халявы. Выкупить могут с небольшим дисконтом от рыночной оценки, но только за свои деньги.

– Что там у вас такого срочного, что вы мне на лбу взглядами дырки провертели?

– Думаю, он это так ради понта из себя большого мальчика корчит, – сказал Гоч своему коллеге и усмехнулся злорадно, открывая свой кофр. – Сейчас он у нас плясать будет.

– С чего это мне плясать? – возразил я.

– А вот с этого. – Гоч достал из кофра деревянную кобуру своего знаменитого пистолета, вынул его из нее и положил на стол.

Пистолет как пистолет, разве что ствол длиннее в полтора раза да толще немного и на первой трети оребрён для лучшего охлаждения.

Вслед за пистолетом из кофра появились длинные коробчатые магазины, один из которых Гоч ловко вставил в ствольную коробку снизу и, прикрепив к рукоятке деревянную кобуру в качестве приклада, подал сей агрегат мне.

– Хотела ваша милость пистолет-пулемет, распишитесь в получении, – глумился он надо мной.

И оба лыбились на меня довольными мордами.

Взял я в руки машинку, повертел. Увидел переводчик огня и спросил заинтересованно:

– Калибр одиннадцать миллиметров?

– Этот – да, – ответил Гоч, – но есть и на шесть с половиной. Для ГАУ. Хотя «миротворца» они на вооружение так и приняли в новом калибре.

– Скорострельность у него какая? Мне из тебя тактические характеристики клещами тянуть?

– Вот тут пока незадача, Савва, почти тысяча выстрелов в минуту. И все попытки ее снизить ведут либо к перетяжелению конструкции, либо к потере ее надежности.

– Понятно… – улыбнулся я в ответ. – Машинка получилась у тебя, твоя милость оружейный барон империи, только для спецопераций. Моласу показывал?

– Савва, ты про меня плохо думаешь. Первому тебе. Даже Гвиндо вчера не показал, – кивнул он на управляющего заводом. – Хотя у него к тебе также есть сюрприз.

Управляющий полез под стол, вынул оттуда самый обычный чемодан, взгромоздил на стол и открыл, разворачивая ко мне. А там…

В устроенных углублениях чемодана, как в коробках для драгоценностей, на черном бархате лежал явный автомат. Привычного такого мне дизайна с деревянным прикладом и ложей, вороненым дырчатым кожухом ствола и прямым магазином на левую сторону, как в старых французских фильмах про Фантомаса. Еще три запасных магазина покоились в отдельных углублениях.

– А теперь плясать будете, ваша светлость? – хитро улыбнулся управляющий.

– Сначала, Гвиндо, пояснения! – потребовал я.

Управляющий прокашлялся, налил себе в хрустальный стакан воды из графина, вкусно ее выпил и пояснил, вынимая автомат из чемодана:

– Эта машинка – одиннадцатимиллиметровый пистолет-пулемет под новый патрон Гоча с проточкой. Магазин на тридцать патронов. Кстати, у самого Гоча только на двадцать, – не преминул он укусить конкурента. – Затвор свободный. Огонь только автоматический. Скорострельность шестьсот двадцать выстрелов в минуту. Вес пять килограмм со снаряженным магазином.

Взял его в руки. Тяжеловат, конечно, но, как писали в Интернете, финский «Суоми» вообще семь килограмм весил. Однако приемистый получился автомат и разворотистый. Покрутил его и так и этак. Прижал к плечу приклад, прицелился. Прицельные приспособления крупные, удобные. Хотя целик явно избыточный, винтовочный, размеченный аж до тысячи метров, шагами по пятьдесят.

– Ну как он вам? – спросил ожидающий похвалы Гвиндо.

– Постреляю, тогда все выскажу, – ответил я. – Кто конструктор?

– Ваш покорный слуга, – скромно потупил взгляд Гвиндо. – Когда все от этого проекта отказались, я просто внимательно еще раз прочел техническое задание… И вспомнил про свободный затвор, который стоял на первых вариантах пулемета «Гочкиз». А дальше так, чертил вечерами, но после того, как вы прислали нам сначала инструментальную, а потом и пружинную сталь, появился надежный тонкий прокат из Виена, и все срослось. Плясать будете?

– Сплясать? А почему бы и нет? Заслужили. Что вам сплясать?

– Энгу пляши на столе, – ухмыльнулся Гоч глумливо. – А мы похлопаем.

Горская энга – это что-то типа земной джиги. Этакое быстрое дрыганожество с ритмичными притопами. Обычно ее пляшут проспорившие что-то. Типа нашего русского кукареканья из-под стола.

Вернувшаяся Элика вместе с горничной, державшей поднос с чайным сервизом, встали в дверях с круглыми от удивления глазами и открытыми ртами. Как только поднос не упал?

А посмотреть было на что. Первый человек города, академик и имперский рыцарь, отплясывал на драгоценном столе энгу, а два главных управляющих знаменитой на весь мир оружейной фирмы ритмично отбивали себе ладони в такт и подбадривали меня выкриками.

Отстрелявшись, я вынул магазин из автомата, осмотрел его и спросил Гвиндо:

– Патроны в магазине в один ряд?

– Именно так, ваша милость, – отозвался он.

По полигону еще отдавалось эхо моих очередей. Вокруг нас толпились все здешние офицеры. Интересно же – новое оружие испытывают. Да и сами они пострелять не прочь. Впрочем, только такие офицеры на полигонной службе и задерживаются.

– Сделай расположение патронов в шахматном порядке. Как в пистолете Гоча. Магазин станет короче и сам автомат приемистей.

– Но в пистолете-пулемете у Гоча также в один ряд патроны в магазине, – возразил мне инженер.

– Это потому что он вставляет свой приставной магазин в бывший неотъемный. Двойные стенки съедают полезное пространство. А у тебя такого ограничения нет. Ты же не переделкой занимаешься, а делаешь новое оружие с нуля. Простор необычайный. Кстати, ствольная коробка у тебя, я вижу, фрезерованная из цельного куска металла?

– А как иначе? – удивился Гвиндо.

Да, действительно, как же иначе, если холодной штамповки у нас еще нет. Только горячая. Но выход всегда есть.

– На заводе хозбыта, где делают минометы, валяются в достаточном количестве пятисантиметровые трубы хорошей стали. Для минометов они мне не подошли из-за малой мощности мины, но вот для тебя будут в самый раз. С торца ее нарежешь резьбу под крышку и отфрезеруешь в ней нужные отверстия – вот тебе и готовая ствольная коробка, продолжением которой будет кожух ствола. А вот на срезе кожуха надо замутить какой-нибудь компенсатор, а то ствол сильно задирает вверх на длинных очередях. Или сделать отсечку на три патрона. Вижу я, вижу, что ты делал свою машинку для умного человека, – пресек я возможные возражения. – А в армии любое оружие надо делать рассчитанным на дурака, чтобы он его не сломал ненароком…

Дальше мою речь заглушила Элика, с упоением стрелявшая уже из второй машинки Гоча, сразу сделанной в виде неразборного пистолета-пулемета. Скелетный приклад со «щекой» и деревянным цевьем под стволом, и даже полуторакратный оптический прицел, выставленный далеко вперед, по-скаутски. Ствол у этого пистолета-пулемета был еще длиннее, чем у разборной модели. С миниатюрным дульным тормозом, с которого при стрельбе срывались огненные струи крест-накрест.

– Имрич, а «щеку» зачем на прикладе сделал? Снайперской стрельбы все равно из пистолета-пулемета не добиться, – задумчиво покачал я головой.

– Так целиться с оптикой удобнее, да и в лоб не получишь затвором, – ответил он.

– Аргумент. Особенно про лоб, – улыбнулся я и выдал свои сомнения: – Но наши генералы оптику сочтут лишней. Давно ли они у нас даже винтовку рассматривали не иначе как стреляющее копье. Если кто и оценит, так все тот же Молас. Он у нас продвинутый. Да и люди у него подготовленные. Не вижу я перспектив большой серии. Патентуй как гражданский карабин для охоты, пока без переводчика на автоматический огонь, – подмигнул я ему. – Переводчик впиши как дополнительную опцию.

– Уже… – сознался Гоч. – Я сейчас все сначала в гражданском патентном бюро оформляю и только потом предлагаю военным. Кроме пулеметов.

– Кстати, о пулеметах. Вернемся на аэродром, покажу тебе мою потребность в специальном авиационном пулемете, облегченном с большой емкостью магазина.

На аэродроме с утра мы оставили новые пропеллеры, но полетать если и получится, то только не сегодня. Инженеры уперлись в том, что пропеллеры надо прогонять на всех режимах еще на земле. Вот мы и рванули на полигон.

Элика оставила игрушки Гоча и, устойчиво расставив ноги, уверенно расстреливала магазин за магазином из автомата Гвиндо. Хоть картину пиши. Даже от нас было видно, как от мишеней летят щепки.

– Воительница… – восхищенно прошептал Щолич за моей спиной.

– Ты когда последний раз в отпуске был? – обернулся я к нему.

– Давно, – пожал он плечами.

– Тогда поехали с нами в горы. Если не девицу с хорошим приданым, то вдовушку с поместьем мы тебе обязательно найдем. Такую же рецкую воительницу. Нельзя жить бирюком. Есть на кого оставить полигон на месяц?

– Ничего не делай сам, если есть хороший зам, – ответил мне Щолич армейской мудростью. – Только кто меня в отпуск отпустит?

– Ремидий, – ответил я. – А то и без него обойдется. Мимо Втуца мы не проедем, а там найдем, у кого печать поставить.

С отпуском все было проще, после того как Щолич официально перевелся из императорской армии (где не спешили давать ему майора) в рецкую гвардию. Ремидий присвоил ему чин старшего лейтенанта гвардейской артиллерии, что по рангу равнялось армейскому майору. И тщеславный начальник полигона теперь постоянно щеголял в полевом мундире, на котором красовались новенькие майорские погоны. Полевой мундир един для всех в империи, и погоны на нем не по званию, а по рангу.

А вот по поводу вдовушек, прикинул я, надо Альту порасспрашивать. Она там всех в округе знает. Дочка Вальда отпадает сразу, потому как тому нужно приращение земель, а не облагодетельствование нищего майора. Заодно нанесем соседям визиты вежливости, которыми я манкировал в прошлый раз.

– Ваша милость, позвольте получить замечания по конструкции, – вытянулся Гвиндо рядом со столом, на котором лежал его разобранный автомат.

– Ну, держи, – улыбнулся я. – Сам напросился. Для начала поставь простой перекидной целик на сто и двести метров. Этого достаточно, потому что придется укоротить ствол до тридцати сантиметров, а то и более. На больших дистанциях у этой машинки целей нет. Уже на двести метров мушка задирается выше мишени для того, чтобы в нее попасть. Баллистику не обманешь. Твой автомат – это «траншейная метла» и средство ближнего городского боя. Наш потребитель – саперы-штурмовики и экипажи броневых машин. Может, еще бронепоездов. Разведчики полевые. Для всех остальных это оружие, во-первых, дорогое, во-вторых, прожорливое, в-третьих, недостаточно дальнобойное и прицельное. Еще ударно-спусковой механизм надо сделать единым блоком, как у Гоча в пистолете, чтобы в поле от него мелкие детальки не терять.

Гвиндо все подробно записывал.

– И это… почему у тебя магазин крепится сбоку?

– Это чтобы удобнее было с бруствера стрелять, – гордо ответил конструктор. – Уменьшает силуэт стрелка.

– Спорное утверждение… Может, что-нибудь подскажут господа офицеры? – обратился я к полигонной свите Щолича.

– Штык добавить, – отозвался саперный лейтенант школы штурмовиков с ленточкой Креста военных заслуг в петлице. – Короткий стилет только на укол. И чтобы крепился постоянно. Не нужен – сложить, нужен – примкнуть. В траншейном бою всякое бывает. Патроны в магазине часто неожиданно кончаются, а перезарядиться враг и секунды не даст.

– Предельно упростить неполную разборку. И добавить шомпол для чистки, – указал незнакомый мне капитан, – хотя бы разборный, упрятанный в приклад.

– Разбирайся, записывай, учитывай, – похлопал я по плечу Гвиндо. – Ты думал, будет легко? Шпрок несколько лет свою совершенную роторную винтовку пробивал. Это еще его на полигоне по полной программе не мучили. Ствол сколько выстрелов держит?

– Десять тысяч. Это же укороченный ствол ручного пулемета.

– Мне кажется, что это очень избыточно, – засомневался я.

Когда я служил в российской армии, утолщенный ствол только на ручном пулемете Калашникова был. А промежуточный патрон мощнее пистолетного.

– Полегче бы сделать его, хотя бы на килограмм, – пожаловалась незаметно подошедшая с рубежа стрельбы Элика, кладя второй экземпляр автомата Гвиндо на стол, и тут же глазками похлопала в сторону окружающих ее офицеров. – Можно я не буду его чистить?

10

Отпуск Щоличу оформили без напряга в штабе Рецкой армии. Написал он рапорт. Я приложил к нему свое ходатайство о том, что он с начала войны не был в отпуске. Составили приказ о назначении врио начальника полигона. Шлепнули печати и направили его в кассу отпускные получать.

Отправил я в отпуск также экипаж моего персонального поезда. Машинист был этим очень доволен. Он как раз собирался на своем участке в Калуге домик ставить и хозяйку в него уже присмотрел себе на первом разъезде.

Только стюарду салон-вагона некуда было приткнуться. Он у меня все время так и жил в поезде. Его я забрал с собой – пусть хромает теперь по Отрадному. Интригует деревенских молодок морской формой и медалью.

Альта оставалась в городе на хозяйстве, а обоим ее сыновьям я с разрешения Ремидия устроил каникулы в привычном для них поместье, где остались у них друзья детства. Воспитатель старшего графа также рад был отдохнуть немного от подопечного. А уж как сам подопечный был этому рад…

Элика, Митя, собака, денщик… няньку оставили с мужем в доме. Найдется в поместье кому с ребенком понянчиться. Путь и она отдохнет от моего спиногрыза. Характер у него не сахар – Кобчик растет.

Пусть все отдохнут!

Тавора отправил с крайним эшелоном в Будвиц, провести отпуск дома. Так что месяц проведем без Бисеровых соглядатаев. Хотя Тавор давно уже перековался из стукача генерал-адъютанта Онкена в моего доверенного экспедитора-челнока по маршруту Будвиц – Втуц. Так ему интересней и денежней. Процент с эшелона набегает немаленький, пусть всего и один процент-то. Отвезет он эшелон, сдаст груз на дворцовый аукцион, закупит все по выданному ему списку – и обратно в Рецию. Он так уже полгода живет на колесах. Нехило живет, скажу. Персональный почтовый вагон имеет с очень даже симпатичной проводницей.

Обратно в Гоблинце он уже на свои средства закупается шелковыми чулками и поясами для них и толкает этот товар швицким контрабандистам в обмен на часы. Часы сдает оптом Ночной гильдии Будвица. Все довольны. Главным образом компактностью и ценой груза.

Охрана, конечно, со мной… Но у них служба посуточная, отдохнут по ходу. Им я обещал по скользящему графику на пару недель отпустить в родные хутора. На побывку.

Так что обоз собирали в приподнятом настроении чуть ли не вприпрыжку.

Дорога на восток удивила. Внял герцог моим жалобам. Целых шестьдесят километров уже было замощено базальтовой брусчаткой, и кюветы по краям шоссе по инженерной науке выкопаны.

Мостки каменные через ручьи переброшены с учетом глубины и ширины весеннего паводка.

Перевозы через реки заменили деревянными мостами. Как пояснили, пока временными. Недовольными остались только паромщики. Перед мостами табличка «20 тонн». Так что им остались только негабаритные и тяжелые грузы. А как каменный мост сладят грузоподъемностью в 40 тонн, то совсем они без работы останутся. Прогресс в победном своем шествии многих давит просто походя.

На шестьдесят втором километре трассы временный лагерь военнопленных и штабеля брусчатки, за кучами песка и щебня. Профиль дороги в глубину метр двадцать. Так в предгорьях даже в самые суровые зимы грунт не промерзает.

– Откуда брусчатка? – поинтересовался я у инженер-лейтенанта, который руководил строительством. – Да еще базальтовая?

– Каторга тут рядом в ущелье, – махнул он рукой в сторону гор. – Там камень и добывают и обтесывают по нашему шаблону. Закончим мы дорогу, станут ее и на сторону продавать.

– А как пленные себя ведут?

– После того как мы показали им каторгу, смирно и трудолюбиво. Некоторые даже рады, что получили в руки такую хорошую специальность. Слыхал, что после войны хотят они у себя в царстве артель сколотить и дальше уже там брусчаткой улицы мостить по подрядам. Селянский хлеб в Цугулии трудный. Но в большинстве своем эти цугулы работают из-под палки. Только за повышенную винную порцию и стараются. Ленивый народ. Песни только по вечерам красиво поют.

– Выходит, ты для них вроде как благодетель. Профессию нужную в руки дал.

– Выходит, что так. Человек десять у меня уже готовые мастера. Можно самостоятельные участки доверять. На века эту дорогу строим, – гордо добавил он.

А вот дальше все пошло, как в прошлый раз. С ямами, ухабами, вечными не просыхающими лужами и ночевкой под открытым небом.

Все давно заснули, а мне не спалось. Проверил посты, подошел к затухшему костерку, возле которого курил Щолич.

– Как тебе моя страна, Милютин? – спросил я его, подсаживаясь к рдеющим углям.

– Красивая. Яркая. Небо такое высокое и звезды цветные. У нас они бледные, – отозвался он.

– Ты еще в горах неба не видел, – поддел его я.

– А это тогда что? – удивился он, озираясь.

Последние полдня мы только и катались вверх-вниз по дороге.

– Это предгорья. Самые благодатные места во всей Реции.

– У тебя еще целая гора есть в собственности, как я слышал. Она больше?

– Не в собственности, Милютин, а в вассальном феоде. Баронский лен. Там у меня предгорий почти нет. Сразу гора. Большая.

– А поместье?

– Поместье у меня в собственности. Кстати, гвардейский майор Вальд в соседях. Ты его знаешь. Увидишься там, если он приедет. Оторвемся, оттопыримся… Все вино у нас здесь только своего производства. Может, еще уборку раннего винограда застанем, если солнышко попустит. Тогда молодым вином упьемся. Здесь трезвый человек на празднике первого вина – оскорбление для всех.

В кустах терзали свои смычки какие-то местные сверчки, настраивая нас на умиротворение. Будто и нет войны совсем.

– И еще вот что меня гложет, Савва. Когда спросят после войны: а скольких ты врагов убил? Что я отвечу? – промолвил Щолич, выбросив в угли окурок и зажав травинку зубами.

– Скажешь, что убил врагов больше всех, – ответил ему я. – Потому как научил драться и стрелять не одну роту штурмовиков и сотни пулеметчиков. Вот они врагов и убивали твоей наукой. Так что не мучься совестью. Нет у тебя Солдатских крестов, но и ран многочисленных тоже нет. Меня вот перед каждым дождем выкручивает, как прачка белье, до первых капель с неба. Думаешь, приятное ощущение?

Щолич в ответ вздохнул.

– Выходит, ты меня тут на племя оставил? – сделал он свое предположение.

– А что? Производитель из тебя хоть куда. Любую людскую породу улучшишь, – усмехнулся я и поворошил угли веточкой, которая моментально вспыхнула.

– Ну ты же в бой сам рвался. Я помню, – не отставал он от меня.

– Я особая статья. Я оружейный барон, «пьющий кровь пушечного мяса и зарабатывающий свое грязное золото на поставках смерти». Так нас, оружейников, обзывает Лига социальной справедливости. И единственная отмазка от такого клейма – самому пролить кровь на фронте. Потом, что пулемет, что бронепоезд мне надо было самому проверить в деле. Не напортачил ли я где? А ты у нас толковый педагог. Таких мало. Таких, как ты, беречь надо. Офицера худо-бедно в училище слепят, но без хороших унтеров он в роте никто. А унтеров ты делаешь. Так что не майся дурью, господин старший лейтенант гвардейской артиллерии в ранге майора. Кстати, не у каждого офицера на фронте есть Солдатский крест, тем более Рыцарский. И дело не в том, что он их недостоин, а в том, что он вовремя начальству на глаза не попался. Ордена дают не там, где совершаются подвиги, а там, где их раздают.

– Тебе-то грех жаловаться, – заметил Щолич с некоторой завистью.

– А я и не про себя. Я-то как раз постоянно на глазах начальства.

Помолчали.

Душевно так помолчали.

Содержательно.

– Когда у тебя первый выпуск механиков-водителей тягачей? – нарушил я тишину.

– Да вот к сентябрю, наверное. Непростое это дело оказалось. Отсев большой. Не вижу я в солдатах заинтересованности, хотя вроде грамотные, читать-писать умеют.

– Возьми плуг и покажи им, как на тягаче пахать можно. Враз заинтересованность появится. Курсанты же у тебя все из крестьян.

– Из крестьян. По двадцать раз все объясняешь. Сам уже наизусть запомнил, – усмехнулся начальник полигона.

– Наставление пиши.

– А разве ты сам его писать не будешь? – удивился Щолич.

– Некогда мне, – пояснил я свою позицию. – Бронеходы ваять надо на базе тягачей.

– Я бы с радостью, но сам-то я как-то в моторах не очень…

– А ты раздели. Одно наставление по тактическому применению тягачей, а второе – по регламенту, ремонту и эксплуатации. Первое напишешь сам, а второе дашь написать инструкторам с завода. Только проследи, чтобы было в нем поменьше терминов и написано простыми понятными словами. Без зауми…

– Умеешь ты, Савва, все по полочкам разложить. Аж завидно. – Щолич выкатил из костра уголек и прикурил от него следующую папиросу.

– А ты не завидуй тому, что не твое. У тебя своего таланта на десять завистников хватит. По гранатам же ручным новое наставление написал. Толковое. У меня так четко и ясно не получилось бы.

– Скажешь тоже, куда мне до тебя… Академика.

– Вот опять завидуешь не тому, чему надо завидовать. Завидуй методистам и педагогам, которые учат лучше тебя. А химия и механика – это не твое. И вообще, кроме бронеходов я больше наставлений писать не буду. Все на тебе. Кончится война, а у тебя такая пачка наставлений будет за твоим авторством, что в Академии генштаба не устоят и примут тебя без экзаменов – сразу в ней преподавать, – нарисовал я ему перспективу.

– Я бы за такое выпил… – протянул Щолич мечтательно.

– Не вижу препятствий, только тихо… как сам разведчиков учил… Там в коляске под передним сиденьем в рундуке корзинка, а в ней бутылка можжевеловки от Эллпе… Смотри детей не разбуди.

Что можно рассказывать о семейном отдыхе? Обычно ничего особенного. Все размеренно и монотонно. Развлечения, кроме ночного секса, только внешние, на концерт там сходить или на пляж детей пасти… Пожрать там свеженького со вкусом в приятном месте без собственной готовки.

Но у нас было кому пасти детей, и я заново знакомился с женой. Да-да…

Когда я в армию ушел, она была еще девчонка совсем.

Приехал на побывку – уже мать. И что там той побывки…

В семейной нашей жизни по пальцам можно пересчитать несколько дней подряд, когда мы провели их вместе, да и те в поезде. А тут целый месяц постоянно вдвоем. Везде.

И в лесу на прогулке с детьми и собакой.

И в горах вдвоем, где я тайком ото всех учил ее мыть золото, а она мне показывала полезные растения.

И на конном заводе, где почти все матки ходили жеребые, радуя глаз хозяина.

И инспектируя многочисленные службы поместья, где моя жена мне дала сто очков форы в ведении хозяйства.

А еще, пока я лазил по своим стройкам, Альта научила Элику счетоводству. Вздумалось мне как-то книги проверить, а оказалось, жена уже этим занимается, и управляющий стоит перед ней красный как помидор и потеет обильно. Для меня это стало откровением.

После этого я взял за обычай с ней на прогулках беседовать на отвлеченные темы. И, оказалось, есть о чем с ней поговорить кроме детей и хозяйства… Я всегда видел, что жена моя красавица, да еще и природная блондинка, и заранее был снисходительно настроен к ее интеллектуальным способностям. Тем радостнее пришло осознание собственной ошибки.

Так что жену я теперь любил не только за неземную красоту. Еще за умение быть мужу другом. Редкое качество в женах.

Еще мы ездили с визитами по соседям, как тут и положено новым помещикам. Людей посмотреть, себя показать… Потом устраивали у себя большой прием для округи. Опять же в соответствии с древней традицией. Тут нам жена Вальда была незаменимым консультантом на правах самой близкой соседки и партнерши по коннозаводскому бизнесу.

Конный завод внешне процветал. Ни в чем дополнительном не нуждался. Самое тяжелое время, по докладам наших ниркитов, наступит в конце сентября, когда матки начнут массово жеребиться. Но они к этой страде готовы.

Жена Вальда к тому же расписала длинную очередь из желающих улучшить у себя породу коней от наших жеребцов. Как их кобылы войдут в охоту – добро пожаловать в один из табунов. Не бесплатно. Тут мы только окружному старосте лизнули. Мало ли когда местная власть пригодится? Не то чтобы мы с Вальдом ее опасались, а так, чтобы палки в колеса по мелочи не вставляла.

Походя устраивали смотрины Щоличу. Только из этого ничего путного не вышло. Запал он сразу на нашу другую соседку – бездетную вдову. Симпатичную. Блондинистую. Глаза льдистые. Толстые косы до попы. Фигура той приятной пикантной полноты, что радует глаз, но не грозит еще перейти в тучность. Вляпался сразу и, как говорится, «с сапогами». И вроде все у них сладилось, она даже за нами стала с визитами наезжать в те же поместья, что и мы, но вот с червонным интересом у майора вышел облом, при полном выпадении марьяжа. Вдовушка таилась, блюла репутацию и соблюдала конспирацию. Но, глядя на их сияющие лица после конной прогулки по ореховому лесу, хотелось завистливо подарить им по лимону. Однако внешние приличия были тщательнейшим образом соблюдены, и соседям осуждать молодую вдову было не с руки.

Но вот замуж Тисия повторно не стремилась. Почувствовала уже вкус к жизни полной хозяйкой. И поместьем своим руководила твердой рукой.

Сам же начальник полигона запал на нее так, что на других претенденток на его руку и сердце в нашем захолустье даже не смотрел, а там только приданое было зачастую намного лучше, чем все хозяйство вдовушки. И девицы часто краше. Не говоря уже о том, что моложе. Налицо имелось также желание захолустных помещиков породниться с молодым перспективным майором. Но… Не все в наших силах. За любовь отвечают в других канцеляриях.

Утешил меня, отчаявшегося пристроить Щолича в хорошие руки, интерес Тисии к строительству дома в Калуге. Знать, не все еще потеряно в этом раскладе. К тому же Щолич, как любой крутой военный, привыкший на службе нагибать и строить личный состав, давно созрел до домашнего подкаблучничества. Песенка была у нас на хуторе, на пластинке старого пружинного патефона, дед любил этот винтаж слушать… «Раньше я командовал тобой, а теперь я вроде рядовой…» Думаю, это про них.

Как бы то ни было, свое обещание я сдержал, а там Щолич и сам не маленький. Уже майор по рангу. И грамоту на личное дворянство уже получил от герцога. Разберется и со своей личной жизнью. Свои обещания я выполнил, знакомства обеспечил. А дальше сам-сам-сам…

Праздник первого вина мы все же застали. Хотя подозреваю, что хитрый управляющий его таки сдвинул на несколько дней в угоду нам. Потому в обратную дорогу все ехали веселые и похмельные, добавляя на ходу в организм по чуть-чуть молодого винца, практически еще виноградного сока первой сбродки. Вкусного…

Вдовушка предсказуемо увязалась за нами в столицу. У нее там какие-то дела неожиданно образовались. А то как же?

Так что обоз наш выглядел солидно, растянувшись чуть ли не на версту. Не только мои, но и вальдовские телеги тянулись за нами, и вдовушкины. Она особа хозяйственная и не упустила возможности упасть нам на хвост в реализации сельхозпродукции. Я не препятствовал. Вагоном больше, вагоном меньше… Добрососедские отношения дороже.

Ну и не обошлось без наглядной демонстрации вьючных возможностей вальдовых стирхов. Я у него, кстати, четыре головы купил для отправки на хутор к дяде Оле. Не лишними будут. Не та пора в жизни, чтобы клок сена экономить.

Настроение предгорных помещиков было благостное, особенно в тех семьях, которые в войне не понесли потерь. Спрос на их продукцию только рос, особенно на технические культуры, и тормозила этот рост только неразвитость логистической инфраструктуры. Но дорожная программа герцога вселяла оптимизм и в этом вопросе. Общим настроением было ощущение взлета империи, несмотря на войну. Мало того, именно войну рецкие дворяне считали локомотивом прогресса, выводящим империю в мировые промышленные лидеры. Слово «прогресс» в этом сезоне было модным.

К моей идее организовать в районе сбытовой кооператив соседи-помещики отнеслись благосклонно, но, как водится в глухой провинции, не побежали вприпрыжку, а сели думать. На первом этапе неизбежные расходы предстояли. На промежуточные склады, на транспорт, на наем кладовщиков и возниц… Обозы должны быть постоянные. Поставки ритмичные. А вот к этому привычки у них не было. Если рецкий горец обещает, что какое-либо дело займет всего два часа, то он сделает его четко за два часа, но вот сегодня или послезавтра… тут возможны любые варианты.

Делать же чисто собственную торгово-закупочную фирму типа «сельпо» я посчитал неполитичным, хотя такое решение лежало на поверхности. Не нужно нам на пьедестале «плохих парней» заменять имперских посредников.

Увеличился обоз и на солидную партию абразивов, о которых я еще в прошлый приезд договорился с артелью каменотесов, когда жернов у себя на мельнице менял. Часть точильных брусков придется в Будвиц отвезти. Для моих рецких предприятий получилось даже много. Некоторое количество малых кругов переделаю в примитивные ручные и ножные точильные станки и раздам бесплатно инвалидам войны – пусть зарабатывают точкой ножей по дворам. А остальное куда девать? В любой рецкой лавке точило на продажу лежит. И недорого.

Тисия ехала в коляске с Эликой. Я в другой – с Щоличем, который дорогой мне мозг выел жалобами на жизнь. Встретил, мол, женщину своей мечты, а та за него замуж идти не хочет. Мне оставалось только поддакивать. Ему сейчас не собеседник был нужен, а жилетка, в которую можно пустить скупую мужскую слезу. И то, что вдовушка за ним увязалась в город, для него не значило ровным счетом ничего. Щолич желал уставной определенности и четкости, перспектив домашних обедов, а вдовушка попой вертела до самозабвения. По личному опыту знала, что такой период отношений между мужчиной и женщиной краток. Но тем он для нее и слаще…

Сдали всю продукцию с обоза на мой оптовый склад во Втуце. Он у меня за заводом «Гочкиз» сразу стоит, так что добавить немного железной колеи труда не составило. Там же и состав в Будвиц формировали, экономили на аренде железнодорожного тупика.

Выписали всем сдатчикам счет-фактуру о принятии товара на реализацию. А не фига их баловать. Хотят деньги сразу – вон там, ближе к реке, есть фактория имперских посредников. Ну а коли хотят денег побольше, то пусть ждут, когда Тавор все продаст. Тогда вычтем накладные и транспортные расходы и поделим остаток на кучки в соответствии со сданным на склад товаром. Все? Да нет, еще десять процентов вычтем за услуги. И проведем все через «Бадон-банк» (заодно и счета им там откроем). Иначе меня просто не поймут с такой благотворительностью. Все равно им выйдет на нос в полтора раза больше, чем напрямую имперцам сдавать.

Кстати, тут имперцы попробовали как-то раз на Тавора наехать, типа «пасан, ты тему попутал, тут все куплено» – и пальцы веером. Пока Тавор на стрелке ответно пальцы гнул, со склада позвонили на завод. С завода прибежала группа быстрого реагирования, положила всех находников мордой в грязную брусчатку. Отпинала по ребрам сапогами от души. Отняли дубинки с кастетами и строго предупредили, что второй раз так легко они не отделаются – каменоломен в Реции много. И рэкет имперских посредников как-то сам собою увял.

Но рынок сбыта по умолчанию мы поделили – им коренная империя, нам – Ольмюцкое королевство. По большому счету криминальная война никому пока не нужна. А расширять торговлю сельхозпродукцией мне как-то не с руки в данный момент. И Тавору не разорваться. И так хорошо парень в армии служит… Считай, без выходных…

На аэродроме меня ждал новый паролет.

Тот, на котором я сделал рулежки по полю и первый подлет, поставили в ангар и категорически заявили, что теперь это экспонат Калужского политехнического музея – первый в мире летательный аппарат тяжелее воздуха конструкции Кобчика… все согласно рескрипту герцога. Вот такие новости на меня обрушились сразу после отпуска.

Для здания музея уже успели подобрать площадку в центре города. С размахом, на месте планируемого еще мной большого парка культуры и отдыха. Не только три экспозиционных корпуса в два этажа запроектировали, но и открытые площадки. В том числе с рельсами для показа железнодорожной техники. И общественный детский парк между ними предусмотрен. Совет директоров «Рецких дорожных машин», Рецкое политехническое общество и Департамент промышленного развития герцогства выступили инициаторами и попечителями этого учреждения, посчитав, что делать частный музей только на тракторном заводе – излишнее роскошество для города.

Вот так вот. И моего мнения не спросили. Ремидий посчитал, что я сопротивляться не буду. Конечно, не буду, только вот паролет я пока в музей сдавать не собирался. Теперь уже придется другой строить. С учетом прежних ошибок.

Мой покоцанный в бою броневагон стал экспонатом номер один. По его образцу в депо Втуца сваяли новый, один к одному с первым, но со сварным корпусом. И с новейшим сорокасильным движком Болинтера.

Кстати, двигатель Болинтера – экспонат номер два.

Мой паролет будет номер три. Его планировали подвесить под стеклянным куполом главного фойе музея над головами экскурсантов. На уровне второго этажа под куполом запланирован кольцевой балкон, с которого весь летательный аппарат хорошо будет виден в подробностях.

А там и «Рецкое стекло» экспонаты уже отбирает, и нефтяники решили макет качалки в парке поставить… Ждали только меня, чтобы заполучить в музей столитровый царь-самовар – одновременно и экспонат, и оборудование для буфета. И чтобы обязательно он был творением моих рук. Не иначе. Иначе им неинтересно…

Размах волны патриотизма рецких предпринимателей поражал.

Один энтузиаст из купцов скобяным товаром готов был пожертвовать такому музею свою обширную коллекцию кованых изделий рецких кузнецов, собранную им за тридцать лет под подтрунивание и подколки его близких.

– Детям и внукам, – заявил он, – мое собрание без надобности. Не хочу, чтобы труд всей моей жизни сгинул в металлоломе.

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта книга представляет собой сборник стихов, песен, набросков, которые ранее не выходили в печатном ...
«Инструкция к телу» — это подробная инструкция к вашему здоровью и долголетию. Вы смотрите на свое т...
Забудьте всё, что вы знали раньше о постапокалипсисе и «Вселенной Метро 2033»! Книга, которую вы дер...
Данное издание представляет собой совокупность тем, актуальных для руководителей современных коммерч...
Пособие соответствует учебной программе дисциплины «Защита интеллектуальной собственности и патентов...
Иллюзии превращаются в действительные события, и проекторы воздушных замков однажды оказываются в эт...