Все к лучшему Барановская Юлия
— Хоуп, — отчаянно выдыхаю я.
— Что уж теперь, — отвечает она. — Скажи честно, ты сейчас с ней?
Я качаю головой.
— Нет, я один.
— И долго это у вас уже продолжается?
— Это было в первый раз.
Хоуп кивает, ее глаза вновь наполняются слезами.
— Знаешь, о чем я все время думаю? — говорит она.
— О чем?
— Что бы ни случилось, это была лишь досадная минутная слабость, помутнение рассудка из-за того, что ты переволновался и был напуган. И не зайди мой отец в кабинет, ты впоследствии пожалел бы о том, что сделал, и обо всем забыл, я бы никогда ничего не узнала, и у нас все было бы отлично. Ночью я лежу без сна и, вместо того чтобы ненавидеть тебя, ненавижу собственного отца за то, что он вломился в кабинет и все испортил. Правда, глупо?
— Прости меня, Хоуп.
Она открывает сумку и достает коробочку с кольцом.
— Смотри, — она показывает мне кольцо, — я ношу его с собой. Время от времени надеваю и думаю: может, еще не поздно все исправить, может, мы зря раздули из мухи слона? Допустим, ты бы поцеловал ее где-то еще и признался мне в этом. Разумеется, я бы ужасно разозлилась, но, уверена, мы бы смогли с этим справиться. Так какая разница, где и когда это случилось?
Я вижу в ее глазах отчаянную мольбу, страстное желание, чтобы я помог ей вдохнуть жизнь в эту идею. У меня сжимается сердце при мысли о том, что счастье, которое я считал безнадежно утраченным, как ни странно, по-прежнему в моих руках, и если захочу, сегодня засну в объятиях Хоуп, а все те ужасы, которые нам пришлось пережить, канут в небытие, улетучатся навсегда.
— Я так не могу, — слышу я собственный грустный голос и изумляюсь не меньше Хоуп. Я никогда не верил, что она любит меня по-настоящему, и лишь теперь, когда между нами все кончено раз и навсегда, причем по моей вине, я осознаю, как сильно она меня любит, и мне кажется, будто я потерял ее еще раз. — Я не могу, — повторяю я снова хриплым от волнения голосом.
Слезы застилают мне глаза, и все вокруг кружится, словно в водовороте. Вокруг нас кипит толпа, люди откуда-то уходят, куда-то идут, смеются, курят, разговаривают по мобильным, даже не подозревая о том, что в эту минуту в самой гуще их сутолоки рушится целый мир.
Глава 38
Когда я подхожу к дому, у подъезда останавливается вишневый спортивный «мицубиси». Из него выходит высокая красавица с длинными волнистыми черными волосами. На незнакомке обтягивающие эластичные леггинсы до середины икры, открывающие татуировку-розу на лодыжке, и короткая кофточка на молнии, которую девушка подтянула повыше, чтобы в самом выгодном свете продемонстрировать свои выдающиеся достоинства — как спереди, так и сзади. Она открывает заднюю дверь автомобиля и высаживает мальчика лет пяти с копной светлых кудряшек и большими, не по годам задумчивыми глазами. Держа ребенка за руку, девушка поднимается по ступенькам, и по ее уверенной изящной походке заметно, что она отлично понимает, до чего красива.
— Вы кого-то ищете? — интересуюсь я, поднимаясь за ней на крыльцо.
Девушка и мальчик оборачиваются. У нее смуглая чистая кожа и ярко-красные ногти с белой каемкой. У мальчика в свободной руке игрушка — синий паровозик с нарисованной улыбкой.
— Норман Кинг здесь живет? — спрашивает меня девушка чуть хриплым от сигарет голосом.
— Да, он тут был, — осторожно отвечаю я, нутром чуя, что если Норма разыскивает такая женщина, значит, дело пахнет жареным.
— Я Делия, — сообщает она с таким видом, будто я должен ее знать. — А вы Зак?
Когда она произносит мое имя, мальчик поднимает глаза, но тут же опускает взгляд на паровозик.
— Да. Я могу вам чем-то помочь?
— Норм велел позвонить вам, если с ним что-нибудь случится, — поясняет Делия.
— И что?
— Я отправила вам штук десять сообщений.
— Извините, — говорю я, — последние несколько дней я не носил с собой мобильник.
Девушка кивает.
— Ну так что? — спрашивает она.
— Что?
— С ним что-то случилось?
— У Норма все хорошо, — успокаиваю я.
— Тогда он просто засранец, — заявляет Делия и, спохватившись, зажимает мальчику уши руками. — Черт. Прости, Генри. Не слушай меня.
— Ладно, — отвечает ребенок.
— Ты пока сядь поиграй с Томасом, а я поговорю с дядей.
Генри молча отпускает ее руку, садится на крыльцо, нажимает кнопку на паровозике и смотрит, как тот медленно катится по ступеньке. Когда паровозик упирается в стену, мальчик разворачивает его в другую сторону.
— Это ваш сын? — спрашиваю я.
— Еще чего! — возмущается девушка, и у меня сжимается сердце: я начинаю догадываться, в чем дело. — Это сын Норма.
— Что?
— Послушайте, — говорит Делия. — Норм заплатил мне пятьсот баксов за то, чтобы я посидела с ребенком дня два, максимум три. Прошло уже больше недели, и я не могу оставить его у себя. Теперь я понимаю, почему Норм дал мне ваш телефон. От вас обоих ни ответа, ни привета. Я по ночам танцую, и всю последнюю неделю мне приходилось таскать Генри с собой в клуб, а это, как вы понимаете, совсем не Диснейленд.
Я прислоняюсь к перилам и во все глаза смотрю на мальчика, пытаясь переварить услышанное.
— У Норма есть сын, — говорю я.
— Именно, — терпеливо поясняет мне девушка, как маленькому. — По-моему, мы это уже выяснили.
Я киваю, сглатывая комок. Мальчик сидит, потупившись, и не сводит глаз с паровозика.
— А где его мать?
— Я-то откуда знаю, черт возьми? — раздражается Делия. — Уговор есть уговор. Генри — милый ребенок, но не мой, и у меня своя жизнь. Так вы знаете, где Норм, или нет?
— Я его найду, — обещаю я, глядя на Генри. — Подождете немного?
— Не могу, — отвечает она. — Мне пора возвращаться в Атлантик-Сити. У меня выступление в девять.
— Вы работаете в Атлантик-Сити?
Девушка роется в сумочке и достает сложенную пополам визитку с изображенной на ней нагнувшейся обнаженной женщиной, именем и телефоном крупным шрифтом. Ниже приписка: «Восточные танцы. Холостяцкие вечеринки. Индивидуальные шоу. Удовольствие гарантировано». Слово «удовольствие» подчеркнуто.
— Это мой мобильный. Передайте Норму, что если он мне сегодня не позвонит, я обращусь в полицию. Генри очень милый, и мне совсем не хочется доводить до этого, но, видимо, придется. Каким надо быть отцом, чтобы оставить сына у стриптизерши?
— Оставьте его у меня, — предлагаю я. — Я скоро встречусь с Нормом.
На мгновение Делия удивленно приподнимает брови, но потом качает головой:
— Я вас не знаю и не оставлю ребенка с незнакомым человеком. Я за него отвечаю. Мало ли что, вдруг вы педофил. Без обид.
— Какие могут быть обиды, — отвечаю я. — Норм — мой отец.
Делия изумлена.
— Шутите?
— Нет, правда.
Она смотрит на Генри, и выражение ее лица смягчается.
— Значит, он ваш сводный брат или как это называется?
— Брат по отцу, — тихо отвечаю я.
Генри поднимает на меня глаза и тут же снова опускает взгляд на паровозик. Когда тот упирается в стену, мальчик громко произносит: «Ба-бах!», словно раздался взрыв.
— Вы ни о чем не знали?
— Нет.
Делия с минуту разглядывает меня.
— Нет, лучше не надо, — наконец решает она. — Я ничего не знаю о ваших делах. И не хочу в них соваться. — Она наклоняется и берет Генри за руку. — Пойдем, малыш, — говорит она, помогая ему подняться на ноги. — Найдите Норма, ладно?
— Хорошо, — обещаю я.
Я наклоняюсь, чтобы получше рассмотреть Генри.
— Привет, — говорю я. — Меня зовут Зак.
Генри прячет лицо за стройной ногой Делии.
— Ну, ребята, вам бы к Опре на ток-шоу, — бросает девушка, и они с Генри спускаются по ступенькам.
— Подождите, — окликаю я Делию, когда она усаживает Генри на заднее сиденье, сбегаю по лестнице, на ходу достаю кошелек и вынимаю несколько банкнот. — Здесь примерно двести долларов, — говорю я.
Делия подозрительно косится на деньги, которые я ей протягиваю.
— Я же уже сказала, я его с вами не оставлю.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Только не сообщайте в полицию. Я все улажу, договорились?
Делия окидывает меня с головы до ног взглядом женщины, которую не приходится долго упрашивать взять деньги, берет доллары, расстегивает кофточку и засовывает их в красный атласный лифчик.
— Даю вам сутки, — говорит она.
— О большем я и не прошу.
Машина отъезжает, сквозь заднее стекло я вижу, что Генри поднял руку и машет мне, и хотя понимаю, что он слишком мал и не увидит этого, все равно машу в ответ.
— Кто это был? — спрашивает Джед, когда я захожу домой. Он сидит за столом позади дивана — как ни странно, одетый — и работает на компьютере.
— Делия.
— Ты теперь встречаешься со стриптизершами?
— Откуда ты узнал, что она стриптизерша?
Джед постукивает себя по виску.
— Шестое чувство.
— Ты видел мальчика?
— Ага.
— Это сын Норма.
— У Норма роман со стриптизершей? — скептически замечает Джед.
Я качаю головой.
— Все не так просто.
Джед отворачивается от стола.
— Тогда объясни.
— Непременно, — обещаю я и падаю на диван. — Как только мне самому кто-нибудь что-нибудь объяснит.
— Так ты сам ничего не знаешь?
Я качаю головой.
— Не пойму, то ли я удивлен, то ли удивлен, что это меня удивляет.
Джед подходит ко мне и садится рядом.
— Ты видел Хоуп?
— Ага.
— И как ты себя чувствуешь?
Я задумываюсь. Сегодня на меня столько навалилось, что голова кругом, и я уже не понимаю, что чувствую и по какому поводу.
— Не знаю. Спроси меня через несколько недель.
— Договорились, — кивает Джед.
— Можно взять твою машину? — спрашиваю я. — Мне надо в Ривердейл.
— У меня свидание, — отвечает Джед. — Я тебя подвезу.
— Спасибо.
Некоторое время мы сидим на диване и дружно молчим.
— Эй, а где телевизор? — наконец замечаю я.
— Как тебе сказать, — Джед смущенно потирает подбородок. — Я его утром выкинул.
— Выкинул?
— Вынес на улицу. Полчаса не прошло, как какой-то парень погрузил его на самодельную тележку и увез.
Я оборачиваюсь и смотрю на Джеда.
— И что ты теперь будешь делать?
Он кивает, словно ждал этого вопроса.
— Не знаю, — отвечает он. — Спроси меня через несколько недель.
Глава 39
Когда я вернулся в город, Норм предпочел остаться в Ривердейле, чтобы спокойно пообщаться с Питом. Тогда это его желание не вызвало у меня подозрений, хотя следовало бы догадаться, что за всеми поступками Норма непременно кроется подвох: в данном случае ему хотелось избежать встречи со стриптизершей, на которую он оставил ребенка и которой на всякий пожарный дал мой номер. Войдя в дом, я вижу, что Норм с Лилой и Питом на диване смотрят фильм по видео, — ни дать ни взять, картина Роквелла.[10] Мне хочется схватить Норма за шиворот, выволочь на крыльцо и спустить с лестницы.
— Привет, Зак, — здоровается Пит. — Мы смотрим «Индиану Джонса».
— Зак! — завидев меня, радостно говорит Норм. — Какими судьбами?
Я встаю перед телевизором и бросаю на журнальный столик визитку Делии. Норм берет ее в руки, и я вижу, как выражение любопытства на его лице сменяется удивлением, он догадывается, в чем дело, и настораживается.
— Давай выйдем, — мрачно предлагает он.
— Нет уж, давай останемся здесь, — возражаю я.
— В чем дело? — недоумевает Лила.
— Ты загораживаешь телик, — хнычет Пит и вытягивает шею, стараясь взглянуть на экран за мной.
— И когда ты собирался нам обо всем рассказать? — спрашиваю я.
— О чем рассказать? — уточняет Лила.
— Что у него есть еще один сын.
— Что? — ахает Лила.
Норм закрывает глаза.
— Я как раз собирался тебе все объяснить, — признается он. — Ждал удобного случая.
— И ты надеялся, что он подвернется раньше, чем Делия до меня доберется.
— Делия — это мать? — спрашивает Лила.
— Делия — стриптизерша, — поясняю я.
— Танцовщица, — вяло оправдывается Норм.
— Ничего не понимаю, — с этими словами Лила поднимается с дивана.
Тут я, несмотря на все свое волнение, замечаю, что она сидела очень близко к Норму, практически прижавшись к нему, и догадываюсь, что, видимо, своим появлением нарушил не только семейный покой, но и куда более интимную атмосферу. Лила вопросительно глядит на Норма.
— Делия — мать ребенка? Ты женат?
Пит запоздало оглядывается, догадывается, что дело серьезно, и неохотно останавливает запись.
— На самом интересном месте, — ворчит он еле слышно.
— Я не женат, — с нажимом поясняет Норм специально для Лилы, и за его словами явно кроется подтекст.
Теперь я практически уверен, что он проводил время не только с Питом. Может, я все это придумал, а может, с самого начала было наивно полагать, что двое одиноких бывших супругов, один из которых сидит на виагре, будут под одной крышей четыре ночи подряд спать в разных комнатах. Разумеется, я никогда их ни о чем не спрошу, а они не признаются.
— Сьюзен умерла семь месяцев назад, — продолжает Норм.
— Кто такая Сьюзен? — интересуюсь я.
— Моя бывшая жена.
— Так ты вдовец?
— С формальной точки зрения — нет, — неохотно признается он.
— Это как?
Он кивает.
— Мы развелись за два года до ее смерти.
— Когда Генри было два года?
— Примерно так.
— Генри — твой сын? — уточняет Лила.
— В чем дело? — щурится Пит, пытаясь уследить за разговором.
— Питер, иди к себе.
— Почему?
— Нам надо поговорить.
— А кино? — возмущается он.
— Досмотрим позже.
— Ну вот, — обижается Пит, но, тем не менее, поднимается с дивана и плетется к лестнице, недоумевая, как так: только что все было хорошо — и вот пожалуйста.
— Значит, получается, — продолжаю я после ухода Пита, — что ты снова женился, завел ребенка, потом опять развелся, а потом твоя жена умерла и оставила на тебя четырехлетнего сына, которого ты толком не знал.
— Я ухаживал за ней, когда она болела, — оправдывается Норм. — У нее никого не было, кроме меня.
— Значит, ты не бросил ее в беде, как бросал всех остальных, да?
Норм понуривается, как будто я заехал ему по яйцам, сцепляет руки, стараясь унять дрожь, и кладет их на колени.
— Я думал, что мы это уже выяснили, — вздыхает он.
— Я тоже так думал. Получается, нет.
— Зак! — тихонько окликает Лила.
— Нет, мам. Он нам врал все это время.
— Ему было трудно решиться нам обо всем рассказать, — поправляет она. — Ты и сам такой. Сколько ты не мог признаться Хоуп, что не хочешь на ней жениться?
— Дело не в этом, — я оборачиваюсь лицом к Норму. — Он вполне мог бы привезти Генри с собой и познакомить нас с братом. Это было бы чертовски трогательно, а мы все знаем, как Норм обожает эффекты. Вместо этого он приехал один, оставив сына стриптизерше, причем дольше, чем обещал. Где это видано? Даже для такого дерьмового отца, как он, это уже перебор. Поэтому я спрашиваю: Норм, зачем ты на самом деле приехал? Едва ли только затем, чтобы помириться.
На лбу Норма выступил пот, лицо побелело, как полотно, дыхание участилось, и я даже испугался, что он сейчас задохнется.
— Норм, ты в порядке? — спрашивает Лила.
Он кивает ей и делает несколько глубоких вдохов.
— Присядь на минутку, — просит он меня скрипучим голосом.
— Ничего, я постою.
— Пожалуйста, — повторяет он, умоляюще глядя на меня. Наконец я смягчаюсь и сажусь в кресло.
— Ты приехал, чтобы спихнуть на нас своего сына? — догадываюсь я.
Норм качает головой.
— Я приехал, чтобы попробовать помириться с вами и понять, могу ли я называться отцом, — он проводит ладонями по лицу, и я вижу, что у него слезы на глазах. — Я смотрел на этого малыша, о котором должен заботиться, и думал о тебе и твоих братьях, о том, как я перед вами виноват. Некоторые мужчины просто не созданы для отцовства. Я давно смирился с тем, что я никудышный отец. Как и мой отец. У меня ничего не получилось.
— Что не помешало тебе завести еще одного ребенка.
— Когда меня это останавливало? — грустно качает головой Норм. — Я всегда верю, что уж «на этот раз непременно получится». Уж на этот раз все будет иначе. Вот только этого никогда не происходит. Пока я знал, что у Генри есть Сьюзен, я был за него спокоен. Но когда я остался его единственным опекуном, испугался. Я его люблю, но ведь тебя и твоих братьев я тоже любил и все равно потерял. Я приехал повидать сыновей и проверить, а вдруг еще не все потеряно и вы сможете меня простить. Я знаю, это глупо, но я решил, что если снова смогу стать частью вашей жизни, то значит, на этот раз все действительно будет по-другому.
— Значит, дело не в нас, — с горечью резюмирую я. — Мы для тебя были лишь декорацией.
Нахмурясь, Норм переводит взгляд на Лилу, а потом снова на меня.
— Зак, я уже старый. Ты себе представить не можешь, до чего я стар.
— Признайся честно.
— В чем?
— Ты хочешь, чтобы мы вместо тебя растили твоего сына.
Норм шмыгает носом и отводит глаза.
— Мне всего-навсего нужна ваша помощь.
— Вранье. Ты решил свалить, как всегда.
— Я желаю Генри добра, — по лицу Норма струятся слезы. — Мне шестьдесят лет, и я едва ли доживу до семидесяти. У меня больное сердце, и повторное шунтирование невозможно. Я смотрю на Генри, вижу, какой он милый и славный, и понимаю, что не хочу испортить жизнь еще и ему.
Ярость течет по моим венам, точно электрический ток, от нее кипит кровь.
— Какая же ты сволочь, Норм. Как ты мог?
— Прости меня, Зак. — Он протягивает ко мне руки, и я отшатываюсь.
— Иди к черту.
Он снова тянется ко мне, теряет равновесие и валится на стеклянный журнальный столик, тот под его тяжестью разбивается, и Норм падает коленями на острые осколки. Сидя в куче битого стекла, он всхлипывает, закрыв лицо руками. Наконец Лила опускается рядом с ним, прижимает его голову к своей груди и тихонько укачивает его, как баюкала меня в детстве, когда я ночами плакал от боли и тоски по тому, чего, как до меня только сейчас начинает доходить, вообще никогда не существовало.
Я сижу в комнате Пита, пока Норм и Лила о чем-то шепчутся внизу. Пит никак не может понять, что значит «брат по отцу».
— У него другая мама? — спрашивает он меня в третий раз.