Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами Примаков Евгений

В середине 1977 года к власти в Израиле пришло правительство Менахема Бегина. Министром иностранных дел стал Моше Даян. Сайрус Вэнс уже после того, как ушел в отставку, при одной из наших встреч говорил, что это было неожиданным для «арабистов» (так называли в США тех представителей Государственного департамента и Совета национальной безопасности, которые ратовали за более сбалансированную американскую политику на Ближнем Востоке). Атертон, Сондерс, Квандт и некоторые другие делали ставку на то, что в мае 1977 года в Израиле победит Партия труда во главе с Пересом. Приход Бегина к власти вначале очень настороженно был воспринят и Садатом. Поэтому Вэнс в сопровождении группы, составленной из умеренных американских деятелей, через два месяца после выборов в Израиле совершил челночные поездки между Каиром и Тель-Авивом. Понимая трудности Садата, Вэнс был настроен на то, чтобы убедить его: египетско-израильская договоренность будет обязательно сопровождаться продвижением по другим направлениям урегулирования, не останется изолированной.

Но Бегин уже занял прямо противоположную позицию. Позже в своих мемуарах Сайрус Вэнс напишет: «При премьер-министре Менахеме Бегине стало яснее ясного, что его коалиционное правительство блока Ликуд намеревается предъявить претензию на свой суверенитет над Западным берегом и, возможно, Газой и не согласится на вывод войск с этих территорий»[38].

Секретные поездки Даяна

С этих позиций и начал действовать Израиль, взяв в свои руки инициативу в «игре» с Садатом. Судя по всему, США решили этой инициативе не сопротивляться. Может быть, США предрасположила к такой линии имевшаяся у них информация о некоторых расхождениях во взглядах между Бегином и Даяном, и они считали, что смогут смягчить позицию Бегина, который добивался массового продвижения израильских поселенцев на Западный берег и в Газу. Что касается Даяна, то он не был столь категоричным в этом вопросе, понимая, что политика безудержного заселения оккупированных земель — создание все новых и расширение уже созданных еврейских поселений может стать причиной осложнения отношений с Соединенными Штатами.

Даян в основном разделял точку зрения своих коллег по Партии труда, которые делали ставку на достижение «территориального компромисса» за счет раздела Западного берега между Израилем и Иорданией. Однако он расходился с ними по поводу последовательности действий и, собственно говоря, принял предложение Бегина занять пост министра иностранных дел в его правительстве, так как они были единомышленниками в том, что нужно начинать с изоляции Египта, а это возможно лишь при заключении с ним сепаратного договора. Приоритет над всем остальным, отдаваемый заключению сепаратного договора с Египтом, очевидно, был не в последнюю очередь связан с личными переживаниями Даяна по поводу октябрьской войны 1973 года: после доклада «комиссии Агра-ната» он вместе с Меир был вынужден уйти в отставку.

Бегин, приглашая Даяна в свое правительство, тоже исходил из того, что они придерживались одной линии в отношении необходимости подтянуть Садата к договору с Израилем. Бегин использовал политический вес Даяна в Израиле и для поднятия собственного престижа. Вместе с тем Даян слыл «покладистой фигурой» в США, а его участие в правительстве в роли министра иностранных дел можно было подать как стремление Бегина не загонять Садата в угол по вопросу о Западном береге.

Садат еще больше поверил в возможность заключения договора с Израилем при «мягкой» увязке с урегулированием проблемы Западного берега, когда в Каир прибыл Вэнс с новой разработкой США. Соединенные Штаты предложили при сохранении израильских войск на Западном берегу осуществить переходные меры, во время которых эти территории будут под контролем ООН, а затем через ряд лет провести плебисцит с целью определить их будущее. Вэнс «удовлетворил» Садата. Прилетев после Каира в Израиль, Вэнс пересказал разговор с Садатом, что в целом удовлетворило и израильское руководство, во всяком случае, США открыли путь к израильско-египетским контактам. И для Бегина, и для Даяна на том этапе это было самым главным.

Сразу же после разговора с Вэнсом Даян совершил серию тайных поездок — в Дели, Тегеран, Лондон, а затем в Фес. Если в Дели Даян в основном говорил об установлении дипломатических отношений Израиля с Индией, то в Тегеране, наряду с обсуждением совместных экономических проектов, Даян получил заверения шаха, что тот поддержит израильскую позицию против создания палестинского государства.

В Лондоне на Даяна вылился «холодный душ». Он питал надежду, что во время тайной встречи в английской столице с королем Хусейном ему удастся склонить иорданского монарха хотя бы к пассивному участию в израильской «игре» с Садатом. Но король ответил, что мир невозможен без возвращения Израиля к границам, имевшим место до 5 июня 1967 года. При этом не удалось запутать Хусейна тем, что палестинское государство в случае его создания представит собой угрозу хашимитскому трону. Даян хотел через Хусейна передать послание Садату. Но король был осторожен и не взял на себя миссию «почтальона».

Даян вернулся в Израиль явно разочарованный, что можно понять из его мемуаров. «Мне предстоял, — пишет он, — намного более плодотворный эксперимент через две недели — секретная встреча с другим арабским правителем, эксперимент, который усилил перспективы договоренности с соседней страной, более важной, чем Иордания»[39]. Даян имел в виду свой следующий вояж в Марокко.

4 сентября 1977 года М. Даян тайно вылетел в Париж, где пересел на самолет, направлявшийся в Фес, с целью заручиться марокканской помощью в организации прямой встречи и проведения мирных переговоров с египетскими представителями. 9 сентября, то есть через четыре дня после своего возвращения в Израиль, Даян получил извещение из Марокко, что египтяне согласны на контакт на высоком уровне. Встреча Даяна с заместителем премьер-министра Египта Хасаном Тухами была назначена на 16 сентября. За день до этого Даян вылетел в Брюссель, где провел беседу не только с собравшимися там израильскими послами в европейских столицах, но и с командующим войсками НАТО генералом А. Хейгом. Даяна связывали с Хейгом многие годы дружеских отношений: в 1966 году, во время месячного пребывания во Вьетнаме, он познакомился с командиром батальона А. Хейгом и даже участвовал с ним в «прочесывании джунглей», то есть в карательной операции.

Поездка Даяна в Брюссель была открытой. А дальше начался самый настоящий детективный сюжет. Команда, сопровождавшая министра иностранных дел Израиля, отправилась в аэропорт, чтобы сесть в самолет, вылетающий в Нью-Йорк, где начинала работать сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Машина же с Даяном проскочила в боковую улицу и остановилась у частного дома, который принадлежал израильской разведке. Здесь Даяну наложили грим на лицо, сняли его традиционную черную повязку с глаза (он потерял глаз во Второй мировой войне и постоянно носил эту повязку), прикрепили фатоватые усы и надели большие очки с затемненными стеклами. После этого Даян, сменив машины, а затем в Париже и самолет, очутился в Рабате. Тухами уже ждал Даяна там.

Докладывая Бегину о переговорах с Тухами[40], Даян подчеркнул: египтянин аргументировал необходимость подключить к египетско-израильскому урегулированию решение палестинской проблемы тем, что в противном случае палестинцы «откроют путь для возобновления советского проникновения в наш район». На Даяна этот аргумент не подействовал. Самые главные впечатления, которые Даян вынес из разговора с Тухами, заключались в том, что Садат хочет секретной встречи с Бегином, стремится дистанцироваться от Женевской конференции и хотел бы, чтобы русские не принимали никакого участия в урегулировании. В докладе Бегину Даян расценил ссылку на желательность присовокупить к египетско-израильской договоренности решение палестинской проблемы как не очень серьезную — он уловил из разговора с Тухами, что египетское руководство под таким решением имеет в виду не создание палестинского государства, а кое-какое согласование по палестинской проблеме для увязывания Западного берега с Иорданией. Но основное — это возвращение под египетский суверенитет Синая.

Накануне встречи Даяна с Тухами был установлен уже не через ЦРУ, а непосредственный контакт между МОССАДом и египетской разведкой. Действуя через МОССАД, Бегин стремился показать Садату, что он его оберегает от противников внутри Египта и арабского мира в целом. Руководитель МОССАДа X. Хофи передал своему египетскому коллеге, что Ливия готовит покушение на Садата. Через несколько дней Садат провел массированный рейд в глубь ливийской территории, а Бегин заявил удивленным депутатам кнессета, которые не были посвящены в планы встречи с египетским президентом, что Израилю следует воздержаться от антиегипетских действий на Синае.

Садат: вариант «края света» — кнессет

Садат все ближе подходил к идее встречи с Бегином. Он отклонил предложение своих советников о секретной встрече и, по-видимому, в этом был прав: в Египте, да и в Израиле тайны, как правило, не держатся. А разоблачение закулисной дипломатии ему могло обойтись дорого в Египте, да и во всем арабском мире.

Первым лицом вне Египта, узнавшим о намерении Садата посетить Иерусалим, был иранский шах, которого он проинформировал в Тегеране по пути из Европы домой. Шах горячо одобрил намерение Садата. Следующая остановка была в Саудовской Аравии, но Садат не посвятил короля Фахда в свои планы. Садат решил прозондировать возможную реакцию внутри страны, в Израиле, в мире в целом и с этой целью 9 ноября на открытии сессии Народного собрания Египта заявил, что для урегулирования ближневосточного кризиса «готов ехать хоть на край света, даже в кнессет». Принимая 3 эту фразу Садата за дань риторике, канцелярия премьер-министра Египта дала инструкцию каирской печати не акцентировать на ней внимания. Открыв утром следующего дня свежие газеты, Садат был взбешен тем, что его вариант «края света» — израильский кнессет — не попал в заголовки. К этому времени Садат уже играл ва-банк, и ему было нужно, чтобы до американцев и израильтян дошла весть о его намерениях в «чистом виде».

Через десять дней после такого зондажа, 19 ноября, в 8.30 вечера самолет Садата приземлился в аэропорту Бен-Гурион. Красный ковер, Бегин у трапа, артиллерийский салют, национальные гимны, почетный караул — все с израильской стороны служило тому, чтобы подчеркнуть официальный характер визита Садата, прибывшего в Иерусалим по египетской версии, чтобы принять участие в молебне в мечете Аль-Акса. Есть основания считать, что Садат, обуреваемый тщеславием, сам хотел такой помпезной встречи, во всяком случае, он предварительно не оговорил нечто другое.

Но после столь торжественного приема на голову Садата вылили «ушат холодной воды». Разговор, подтверждающий отсутствие у Израиля намерений отступить от прежних позиций или просто смягчить их в связи с приездом Садата в Иерусалим, состоялся сразу же между ехавшими с аэродрома в одной машине М. Даяном и египетским государственным министром по иностранным делам Бутросом Гали. Об этом разговоре Даян написал в своей книге «Прорыв», а Гали в принципе подтвердил его содержание в нашей беседе, когда он был уже Генеральным секретарем ООН. Обращаясь к Даяну, Бутрос Гали сделал упор на то, что Египет не может подписать сепаратный договор, — в Израиле ведь не питают иллюзий по поводу отношения других арабских государств к поездке Садата в Иерусалим, египетского президента, несомненно, обвинят, что он взрывает единый арабский фронт, который должен был сложиться на Женевской конференции. По словам Даяна, он ответил так: «Я в курсе оппозиции Садату со стороны арабского мира. Но мне доподлинно известно, что нет возможности привести к столу наших переговоров палестинцев и Иорданию. Поэтому Египет должен быть готов подписать договор с нами, даже если к нему не присоединятся другие»[41].

Бутрос Гали передал свой разговор с Даяном Садату, так что тот с самого начала был в курсе пределов, которые поставила израильская сторона для договоренностей с ним. До сих пор нет достоверной информации о разговорах Садата в Иерусалиме. Возможно, тогда он еще не сдал окончательно своих позиций. Возвратившись в Каир, Садат заявил: «Я никогда не подпишу сепаратного договора». Одновременно он предложил созвать в Каире мирную конференцию с участием арабских государств, Израиля, США, СССР и представителей ООН. По-видимому, идея мирной конференции в таком формате должна была закрасить в общеарабский цвет его поездку в Иерусалим.

Израиль и США согласились участвовать в конференции. ООН решила взять на себя роль наблюдателя, а Израиль — показать себя хозяином положения. В день открытия в Каире так называемой мирной конференции (несмотря на то что она не собрала многих своих главных участников) руководитель израильской делегации генеральный директор канцелярии премьер-министра Бен Элиссар, увидев на столе табличку «Палестина», — были выставлены обозначения всех делегаций, приглашенных на конференцию, — заявил, что не войдет в зал. Бен Элиссар не угомонился и после того, как на столе конференции оставили лишь таблички с обозначением «Израиль», «Египет», «США» и «ООН». На этот раз ему не понравилось, что на флагштоках перед зданием отеля «Мена-Хаус», где созывалась конференция, развевался флаг Газы. Ему объяснили, что так принято отмечать пребывание в отеле жителей различных стран и районов. Бен Элиссар все-таки настоял на своем, и флагштоки перед зданием «Мена-Хаус» остались оголенными.

В таком составе конференция не могла привести к успеху, так и произошло. Затем последовала новая встреча Даяна с Тухами в Марокко, во время которой Садату был передан написанный от руки израильский проект мирного договора. После этого Бегин вылетел в Вашингтон, где Картер согласился с его планом. Затем в Египет прибыл сам Бегин, а Картер посетил Саудовскую Аравию и Иран, куда прилетел для встречи с ним король Иордании Хусейн. Президент США не преуспел в своем стремлении подкрепить Садата поддержкой со стороны умеренных арабских режимов. Тогда с этой же целью Картер сделал остановку в Асуане, где встретился с Садатом.

Ничего не помогло. В глазах арабского мира Садат оставался политиком-одиночкой, взявшим курс на подписание мирного договора с Израилем в рамках чисто египетско-израильских отношений. Особенно ощутимый удар по его престижу нанесли предпринятые Израилем действия по расширению еврейских поселений на Синае — 23 новых поселения в районе выступа Рафах. «Это важно сделать, — заявил тогда А. Шарон, — до того как начнут работать израильско-египетские комитеты». Одновременно три новых поселения создавались на Западном берегу.

Палестинцы за бортом

Вэнс и его команда критически отнеслись к этим действиям Израиля, которые наносили «ущерб инициативе Садата»[42]. Но в этот момент инициативу у Вэнса, окруженного так называемыми американскими «арабистами», перехватил выдвинувшийся на передний план Бжезинский. После своего возвращения из поездки по Ближнему Востоку Картер встретился с ним 20 января 1978 года, и советник по национальной безопасности настоял на непосредственном участии президента США в израильско-египетских переговорах. Бжезинский предложил организовать встречу Картера, Бегина и Садата в Кэмп-Дэвиде, для чего, по его мнению, следовало не уговаривать, а «додавить» стороны, а Садату дать «фиговый листок» — приложить к сепаратному договору документ «Рамки мира на Ближнем Востоке». «Фиговый листок» — это формулировка самого Бжезинского, который с самого начала понимал, что такой документ призван создать иллюзию выхода договоренности Египта с Израилем за сепаратные рамки — не более[43].

Вся весна и все лето 1978 года прошли в двусторонних и трехсторонних переговорах, главным образом с целью создать формулу урегулирования по Западному берегу и Газе, которая, удовлетворив Израиль, не очень бы коробила Садата. Внимательный анализ мемуаров Картера, Вэнса, Бжезинского, Даяна, Вейцмана показывает, что США практически лишь по одному пункту хотели ограничить Израиль — по созданию новых еврейских поселений на оккупированных территориях. Но в условиях, когда США, не связывая с попыткой такого ограничения, решили поставить Израилю 75 самолетов F-16 и F-15 (правда, при одновременной поставке Египту 50 самолетов F-5, несопоставимых с теми, которые предназначались Израилю), Израиль посчитал, что руки у него развязаны даже в вопросе поселений.

В результате, пишет в своих воспоминаниях Вэнс, «…несмотря на состоявшуюся договоренность, так и не имел место обмен письмами между Картером и Бегином о моратории на создание израильских поселений на Западном берегу и в Газе». Израильский посол в США Диниц информировал заместителя Государственного секретаря Сондерса, что произошла задержка, так как Бегин редактирует письмо. Эта редакция свелась к согласию на мораторий по поселениям лишь на время египетско-израильских переговоров о договоре, то есть на срок в три месяца. Вэнс не скрывает своего возмущения «полным переиначиванием» Бегином предварительной договоренности. «Однако, — заключает Вэнс, — такова была позиция Бегина, и он отказался отступить от нее»[44].

Итак, израильская «уступчивость» — согласие на вывод своих войск с Синая — была тесно связана с «гибкостью», проявленной Садатом по вопросу о Западном береге и Газе, из которых, теперь уже при молчаливом согласии египетского президента, поставившего свою подпись под «Рамками мира на Ближнем Востоке», Израиль не выводил свои войска.

17 сентября Садат, Бегин и Картер подписали оба документа на пышной церемонии в Восточной комнате Белого дома.

За два дня до этого ушли в отставку министр иностранных дел Египта Мухаммед Ибрагим Камель и главный юридический советник Набиль аль-Араби, входившие в состав египетской делегации в Кэмп-Дэвиде. Камель заявил, что он не хочет участвовать в сделке за счет палестинцев. Садат принял их отставку.

По словам бывшего израильского министра обороны Вейцмана, «.как только договор (с Египтом. — Е. П.) был подписан, Бегин отказался от продвижения мирного процесса». Вейцман подчеркивает при этом, что Бегин и его сторонники представляли себе Кэмп-Дэвидское соглашение как «способ увековечивания в какой-то форме израильского правления на Западном берегу реки Иордан»[45].

Из описания всех этих событий видно, кто выиграл «игру», начатую Садатом. Урегулирование палестинского вопроса оказалось отложенным на десятилетия. Более того, после подписания Кэмп-Дэвидского договора над ООП нависла реальная опасность потерять свое влияние в секторе Газа. Во время встречи в Дамаске 9 сентября 1979 года Абу Мазен[46] сказал, что «наиболее опасной для ООП является угроза египетско-израильского сепаратного решения об управлении Газой». «Уже сейчас, — подчеркнул он, — в Египте около 60 тысяч рабочих и служащих из Газы, 10–12 тысяч учатся в египетских учебных заведениях, еще порядка 10 тысяч получают, находясь в Газе, зарплату из египетских источников. Позиции ООП в секторе держатся лишь на мэре, который настроен против присоединения Газы к Египту или египетского управления сектором».

Еще яснее на этот счет высказался бывший премьер-министр Иордании Зейд Рифаи. Во время нашей встречи в его доме в Аммане 30 марта 1981 года он спросил: «Хочешь, я спрогнозирую развитие событий?» И дальше я услышал: «Решив свои территориальные проблемы, Садат повернется в сторону арабов, воскликнув: „Я теперь могу сконцентрироваться на других проблемах. Теперь давайте раздельно решим проблему Газы или, например, Голанских высот“. И арабы, которые часто все забывают, откажутся от политики изоляции Египта».

Этого не произошло. 6 октября 1981 года Садат был убит.

Хотел бы, чтобы у читателей сложилось правильное представление о моей позиции. Само подписание египетско-израильского мирного договора могло бы стать по большому счету шагом вперед. Но то, что Садат спасовал, сдал позиции, которые могли привести к непрерывности процесса урегулирования, — этот факт трудно опровергнуть. Чисто египетский национализм Садата, его податливость на уговоры Вашингтона фактически привели к тому, что были резко ослаблены переговорные позиции и палестинцев, и сирийцев. Иордания смогла не попасть в этот список, так как между ней и Израилем не было проблемы спорных территорий. Ее договор с Израилем не изменил уже существовавших к тому времени границ арабского королевства.

В середине 70-х годов привлекли к себе особое внимание события в Ливане. Именно здесь сконцентрировались в наиболее острой и открытой форме палестино-ливанские, сирийско-ливанские, палестино-израильские, ливано-израильские и зависимые от всего этого внутренние ливано-ливанские отношения.

Я находился в Ливане и Сирии в апреле 1976 года, в июле-августе 1978 года, в августе-сентябре 1979 года, в марте 1981 года, в мае 1983 года. Все это время я работал в системе Академии наук СССР — в ИМЭМО и Институте востоковедения. Командировки, осуществляемые по научной линии, использовались для выполнения ряда поручений ЦК партии, о которых расскажу, так как они органично вплетались в развитие обстановки в регионе. Но начну с тех причин, которые создали возникший затяжной кризис в этой арабской стране. Без описания перипетий этого кризиса была бы, как мне представляется, неполной картина ближневосточной истории XX, да и начала XXI века.

Многослойная страна

Причина первая. После «черного сентября» 1970 года, закончившегося тем, что палестинские организации, Палестинское движение сопротивления (ПДС) в целом вынуждены были покинуть Иорданию, основные силы палестинцев перебазировались в Ливан. Если учесть, что здесь еще со времен первой арабо-израильской войны существовали лагеря палестинских беженцев, которые значительно пополнились беженцами второй волны после войны 1967 года, то в Ливане образовалась «критическая масса» палестинцев — 600 тысяч на небольшую по численности населения страну. При этом многие палестинские организации — не только ФАТХ, но и «Сайка», НФОП, ДФОП и другие — имели свои вооруженные формирования.

Причина вторая. Ливан представляет собой многоконфессиональное государство. Его население составляют христиане-марониты[47], католики, православные и мусульмане — шииты, сунниты, друзы[48]. Государственное устройство Ливана закрепило на постоянной основе за маронитами высшие должности — президента, главнокомандующего вооруженными силами, председателя центрального банка, — что вызвало недовольство мусульманской части населения, которая по своей численности в настоящее время превалирует.

Причина третья. Противоречия, главным образом между маронитами и шиитами, усилились в результате того, что ливанская «мусульманская улица» поддерживала Организацию освобождения Палестины, а христианская часть населения, особенно марониты, опасалась, что постоянное нахождение палестинцев в Ливане полностью развалит конфессиональный характер государства, во главе которого окажутся мусульмане.

Не все обстояло благополучно и в двух лагерях — христианском и мусульманском, где соотношения сил постоянно менялись, а противоречия между отдельными группировками подчас приводили к убийствам и вооруженным столкновениям. Характерная особенность ливанской ситуации заключалась и в том, что большинство ливанских партий, за исключением очень немногих, среди которых была Ливанская коммунистическая партия (ЛКП), строились на клановой основе. Ведущие партии Ливана имели свои вооруженные формирования.

Причина четвертая. К середине 70-х годов стокилометровая граница Ливана с Израилем стала самой неспокойной: палестинцы проникали через нее и вместе с тем обстреливали через границу израильские населенные пункты в Северной Галилее. Проникновение происходило из Ливана и морем. Израиль проводил жесткие репрессии и с этой целью совершал вылазки на ливанскую территорию. Становилось все яснее, что в Израиле усиливаются настроения в пользу «большой войны» с целью ликвидации Палестинского движения сопротивления на территории Ливана.

Причина пятая. Особое значение имели и сирийско-ливанские отношения. Здесь я позволю себе несколько углубиться в историю, без чего, как представляется, нельзя эти отношения понять. Во время Османской империи Ливан в качестве автономного образования (горный Ливан населен преимущественно христианами-маронитами) входил в состав Сирии. После победы стран Антанты в Первой мировой войне нынешние территории Сирии и Ливана перешли через ряд этапов под управление Франции: завоевание французами уже после окончания мировой войны Дамаска (внутренние районы Сирии находились тогда под властью эмира Фейсала, сына шерифа Мекки Хусейна аль-Хашими, объявившего себя королем Хиджаза); создание верховным комиссаром Франции в Бейруте Великого Ливана в составе помимо Бейрута прибрежных городов Триполи, Тира и долины Бекаа; выдача Лигой Наций мандата Франции на управление и Сирией, и Ливаном. Лишь с 1941 года Сирия, а затем с 1943 года Ливан становятся суверенными государствами — сначала формально, а затем, после вывода французских войск, все более реально. Несомненная близость двух стран вперемешку с острыми противоречиями — так развивалась история сирийско-ливанских отношений.

Что касается других арабских стран — в первую очередь Ирака, Саудовской Аравии и Египта, — то они просматривали события в Ливане в то время с позиций, связанных с их стремлением ослабить Сирию.

Представляется, что Советский Союз и Соединенные Штаты были заинтересованы в стабильной обстановке в Ливане. Однако при этом симпатии и цели у той и у другой сверхдержавы и здесь были различные. СССР не хотел ослабления палестинского движения — США добивались именно этого. СССР не хотел ослабления позиций к середине 70-х годов основного своего партнера на Ближнем Востоке — Сирии, а США стремились приручить Сирию.

Таков был общий фон начавшихся столкновений в Ливане. В апреле 1975 года были убиты телохранители Пьера Жмайеля — лидера партии «Катаиб». В ответ фалангисты расстреляли автобус с палестинцами. Это положило начало гражданской войне.

Правохристианские силы состояли из партии «Катаиб» с ее военизированным формированием «Ливанские фаланги», милицейских формирований клана Франжье и отрядов «тигры», созданных Национально-либеральной партией Шамуна. Подкрепленные небольшими по численности правохристианскими вооруженными группами других партий, они объединились в Ливанский фронт.

Мусульманские и левые силы были представлены друзскими отрядами Прогрессивно-социалистической партии Джумблата, отрядами шиитской Партии обездоленных (в 1978 году переименовавшейся в партию «Амаль»), боевиками Партии арабского социалистического возрождения (ПАСВ), военным образованием Коммунистической партии Ливана. Их поддерживали насеристы из Триполи и Сидона и суннитская организация «Мурабитун». Все они вошли в блок Национально-патриотических сил (НПС), фактически возглавляемый лидером 3 друзов Камалем Джумблатом.

На стороне мусульманских и левых сил, как правило, выступали отряды Палестинского движения сопротивления — вопреки каирскому соглашению 1969 года между ливанским правительством и ООП, которое содержало положение о невмешательстве палестинцев во внутренние дела Ливана.

Бои шли с переменным успехом. Не намерен излагать все перипетии гражданской войны. Остановлюсь лишь на тех эпизодах, которые показывают подходы Советского Союза к этой войне с ее постоянными изменениями в соотношении сил внутри ливанских участников и неоднозначной политикой Сирии.

Шамун, расположившись за Бейрутом, в начале войны играл основную роль в христианском лагере. Воспользовавшись благоприятной обстановкой, он решил разгромить ООП и убрать с политической сцены Арафата и его окружение. Для предотвращения этого со стороны СССР были предприняты посреднические усилия, включавшие выход на Арафата и на Дамаск. Но необходима была встреча и с Шамуном, что было затруднено из-за вспыхнувших ожесточенных боев на улицах, ведущих за город. Нашим дипломатам высокого ранга не было разрешено «показывать свой флаг». В таких условиях в декабре 1975 года встреча с Шамуном была поручена мне, в ту пору заместителю директора ИМЭМО. Выполняя поручение, передал Шамуну, что СССР не намерен разжигать страсти в Ливане, поддерживая одну из сторон в конфликте; мы выступаем за прекращение кровопролития. Это был, пожалуй, первый сигнал, доведенный с нашей стороны непосредственно до лидера христиан. На тот период времени им был Шамун.

Не обошлось без приключений. Ехали с машиной сопровождения, за рулем которой сидел сотрудник разведки В.П. Зайцев, впоследствии генерал, работавший на самых высоких постах службы и в Афганистане, и в Югославии. Нам повезло. Было затишье, не стреляли, и мы легко проехали «линию фронта». Но во время беседы Шамуну позвонили. Он изменился в лице, услышав, что вооруженные столкновения вспыхнули с особой силой: фалангисты, мстя за гибель в горах нескольких своих сторонников, расстреляли в Бейрутском порту десятки мусульман. Этот день был назван «кровавой субботой». На обратном пути в посольство машина сопровождения попала под обстрел. В машине находились двое, один из которых, Роберт Мартиросян, был тяжело ранен. Зайцеву повезло — пуля, попав в заднее колесо, процарапала по касательной его спину.

За вводом сирийских войск стояли США

Сирийцы выступили вначале с миссией примирения, но она не сработала, так как НПС, предполагая, что могут добиться большего силой, выдвинули требования, выходящие за границы компромисса, предложенного Сирией. В таких условиях в апреле 1976 года в Ливан вступили подразделения сирийских войск, а 1 июня началось широкомасштабное вторжение и продвижение сирийских войск по территории Ливана. Сирийские войска на том этапе оказали поддержку правым христианам. Момент действительно был критический. Как мне сказал Камаль Джумблат 17 апреля 1976 года, «…если б Сирия была хотя бы нейтральной, мы в течение трех месяцев были бы у власти».

В 2005 году, после убийства бывшего ливанского премьер-министра Рафика Харири, Дамаск был вынужден, под давлением в первую очередь США, вывести свои войска из Ливана. Именно в настоящее время особенно важно точно представлять себе, как сирийские войска вошли в Ливан. Просьба о вводе войск поступила от президента Ливана. Взывали к вводу сирийских войск и христианские партии, оказавшиеся в весьма тяжелом положении. Не против ввода сирийских войск, во всяком случае не говорили об этом, был также ряд руководителей НПС. А как к этому отнеслись СССР и США?

Советский Союз не был проинформирован заранее о намерении сирийцев. Находящемуся в Сирии А.Н. Косыгину не сказали об этом ни Асад, ни его приближенные. Косыгин был в поездке по Сирии, когда заместитель заведующего отделом Ближнего Востока МИД СССР О.А. Гриневский примчался из Дамаска и передал ему эту новость. Интересна реакция Косыгина.

«Вся эта история с вводом войск ставит и Советский Союз, и меня лично в дурацкое положение, — сказал Косыгин. — Что бы я ни сделал — будет плохо или очень плохо. Если сказать публично всю правду — что наши союзники сирийцы с нами не советовались, — то, во-первых, никто не поверит, а во-вторых, спросят: кто же ведущая сила в этом союзе — Советский Союз или Сирия? Получается так, что хвост крутит собакой. Это очень плохо.

Еще хуже будет, если я выступлю с осуждением. Это подольет масла в огонь гражданской войны в Ливане и, может быть, даже подтолкнет Израиль и американцев ввести туда собственные войска. Но никак нельзя выступать и в поддержку сирийского вторжения. Это побудит горячие головы к расширению конфликта и вовлечению в него Израиля. Что нам тогда — вмешиваться в их конфликт?

Остается одно — поступить просто плохо и промолчать. Хотя все решат, что эта акция совершена с нашего молчаливого одобрения — недаром же в эти дни я находился в Сирии»[49].

Посол СССР в Дамаске Н.А. Мухитдинов пытался приглушить его возмущение тем, что, дескать, «сирийцы понимали: Москва не поддержит этот шаг и это может испортить атмосферу важнейших переговоров товарищей Асада и Косыгина, к которому сирийское руководство относится с великим уважением». А тот факт, что ввод сирийских войск в Ливан произошел практически во время пребывания в Дамаске председателя Совета министров СССР, «как раз демонстрирует стремление Сирии показать всем, что ее отношения с СССР безупречны». Такое объяснение явно не удовлетворило Косыгина, которому претило, когда СССР играл роль «ведомого» своих ближневосточных партнеров, часто уверенных в том, что в силу обстоятельств Москва в конце концов согласится с не обговоренными с ней действиями. Так было и на этот раз. Советский Союз постфактум поддержал ввод сирийских войск в Ливан, надеясь, что это будет способствовать стабилизации положения в этой стране.

А Соединенные Штаты, как выяснилось, были у истоков сирийского решения о посылке в Ливан вооруженных сил. Хафез Асад во время одной из своих встреч с палестинскими руководителями сказал, по словам Наифа Хаватмы, что он еще 16 октября 1975 года обговаривал эту идею с американским послом в Дамаске и США тогда впервые уведомили его о поддержке ввода сирийских войск в Ливан. Американский посол, как рассказал палестинцам Асад, просил лишь не вводить регулярные части.

О роли США говорил мне и член Исполкома ООП Ясир Абдрабо: «…сирийцы просили короля Хусейна убедить американцев, чтобы они поддержали или, во всяком случае, не мешали Сирии ввести свои войска». По мнению Абдрабо, на момент ввода войск в Ливан Дамаск хотел «…получить в свои руки серьезный козырь для резкого увеличения своей роли и для этого установить контроль над Ливаном и Палестинским движением сопротивления». Позже, уже после ввода сирийской армии, по словам К. Джумблата, американский представитель Браун, предлагая ему выступить посредником между ливанскими левыми и сирийцами, подчеркнул, что «общая линия у Дамаска с Вашингтоном согласована».

Однако уже в это время начали проявляться разногласия между США и Сирией. Американцы, посчитав, что чисто сирийское военное вмешательство будет не таким эффективным по многим причинам, уходящим корнями в ливано-сирийские отношения, предложили осуществить военную акцию как общеарабскую, имея в виду, что 80 процентов общеарабских сил все-таки составят сирийцы. Американское предложение поддержали Египет, Саудовская Аравия и Ирак, видя в нем путь к ослаблению сирийских позиций в Ливане. Что касается К. Джумблата, то он не согласился с идеей общеарабских сил, настаивая на использовании смешанных отрядов — ливанских и палестинских, — чтобы не допустить хаоса в стране.

Беседы с Н. Хаватмой, Я. Абдрабо и К. Джумблатом состоялись в Бейруте в апреле 1976 года. Каждый из них настойчиво призывал усилить роль Советского Союза в разрешении внутриливанского кризиса, в который во все большей степени втягивались внешние силы. Но как на активизацию роли СССР посмотрят христиане-марониты? Насколько далеко зашла их вражда с палестинскими организациями? Насколько они сблизились, с одной стороны, с Сирией, а с другой — с Израилем? Эти и другие вопросы оставались открытыми. И именно в таких условиях родилась идея встречи с Пьером Жмайелем — руководителем маронитской партии «Катаиб».

С действующим президентом Франжье в тех условиях встреча была бы менее значимой. Мусульманский лагерь и НПС требовали его отставки. Он хотя и отказывался выполнить эти требования, но в мае уже должны были состояться выборы, и все, кто внимательно следил за развитием обстановки в Ливане, понимали: Франжье не останется в президентском кресле. К тому же конституционный срок его президентских полномочий истекал в сентябре. Естественно, большой интерес 1 для выяснения позиций христианской стороны по всем названным выше вопросам, что было небесполезно для определения линии СССР в столь сложной ливанской обстановке, вызывала встреча с реальным предводителем маронитов Пьером Жмайелем.

Полковник ливанской армии: «Вертолет поведу я сам»

Перед встречей я внимательно по всем доступным мне документам, публикациям ознакомился с жизненным путем Пьера Жмайеля. В молодости он был спортсменом и даже принимал участие в Олимпиаде 1936 года, проходившей в Берлине. Там он интересовался не только спортом. Большой интерес у него вызвали организационные формы и методы фашизма. В том же 1936 году впервые были созданы «Ливанские фаланги». Они стали частью ливанской партии «Катаиб», представлявшей собой не только политическое движение, но и полувоенное молодежное образование маронитов. «Фаланги» тесно сотрудничали с французами, но это не помешало им призывать к независимости Ливана, что привело к их запрету. Но после обретения независимости Ливана «фаланги» вновь были легализованы и уже в новых условиях проложили тесные связи с Францией.

«Катаиб» добивалась немалых успехов на парламентских выборах, в результате чего П. Жмайель неоднократно занимал министерские посты в правительстве. К моменту начала гражданской войны «фаланги» стали основой Ливанского фронта, объединившего вооруженные ополчения ливанских христианских партий. Пьер Жмайель настаивал на сохранении конфессиональной системы в Ливане в том виде, в котором она возникла, когда христиане были в большинстве, на отказе от арабского характера Ливана — «мы не арабы, а финикийцы», — на тесном сотрудничестве с западными странами. Он категорически не принимал палестинское присутствие в Ливане.

Все это было свойственно Пьеру Жмайелю, как говорится, в стратегическом плане. А есть ли какие-то тактические подвижки, которые могут быть использованы для стабилизации обстановки в стране?

Пьер Жмайель находился в штаб-квартире ливанских фалангистов в Ашрафии (Восточный Бейрут), за линией разграничения сил, простреливаемой с двух сторон, и добраться туда по бейрутским улицам было попросту невозможно. Руководители ДФОП, с которыми я посоветовался, предложили доставить нас вместе с молодым сотрудником посольства Владимиром Гукаевым — тогда переводчиком, потом он вырос в отличного дипломата (Жмайель говорил по-французски, а я, к сожалению, французского не знал) — на базу ливанской армии в Западном Бейруте, откуда вертолетом мы могли бы перелететь за восточную черту города. В назначенный час 17 апреля за нами в посольство никто не приехал, и мы решили отправиться на базу сами. Нас очень дружелюбно препроводили к командиру базы — полковнику ливанской армии. Он не был предварительно информирован о цели нашего визита, но, как только узнал, что состоялась договоренность о встрече со Жмайелем, сказал: «Я сам поведу вертолет, — и добавил: — Я — маронит и очень хочу, чтобы Советский Союз имел контакты не только с мусульманами». Небольшая деталь: к нам присоединился прибывший из Рима кардинал, который тоже летел к Жмайелю, и его служка, перебирая четки, громко вздыхал, когда из иллюминатора вертолета были видны вспышки от выстрелов с земли. На месте посадки мы с кардиналом и его служкой расстались, нас ждали машины, со мной рядом сел член политбюро партии «Катаиб» Карим Пакрадуни. Мы промчались по пустынным улицам. Навстречу попадались только патрули фалангистской милиции. Стены домов были обклеены листками с фотографиями убитых или пропавших людей.

А теперь из моих записей многочасового разговора: «Мы не хотим быть врагами СССР, — сказал Жмайель, — но Ливан должен быть в дружеских отношениях в первую очередь с Соединенными Штатами, хотя бы потому, что там проживает два миллиона ливанцев». Из этой части беседы я сделал (и записал) следующий вывод: фалангисты не хотели бы вступать в конфронтацию с нами, но совершенно определенно ориентируют свою политику на близость с Соединенными Штатами. Здесь у нас, пожалуй, отсутствуют маневренные возможности.

Не менее разочаровывающе вначале выглядела позиция Жмайеля и в отношении палестинцев. «Мы не можем ради партизанской борьбы палестинцев за их права жертвовать своим суверенитетом. — Казалось бы, это заявление Жмайеля было естественным, но он добавил: — Да и после урегулирования в Ливане „Катаиб“ останется силой, выступающей против палестинского присутствия в стране. Фалангисты не хотят возвращения того положения, когда в Ливане было одно ливанское и пять палестинских правительств, одна ливанская и пять палестинских армий».

Все-таки в подходе лидера фалангистов к палестинской проблеме в Ливане можно было нащупать некоторые резервы. «Мы с Арафатом неоднократно подписывали соглашения, и, хотя ни одно из них пока не соблюдалось, — сказал Жмайель, — он нам ближе, чем другие палестинские деятели, и думаю, что мы нашли бы с ним общий язык». Отвечая на мои вопросы, Жмайель расширил тему «возможности договориться с Арафатом». По его словам, позиция «Катаиб» в отношении палестинского движения за последнее время изменилась: «Если раньше фалангисты не поддерживали каирское соглашение 1969 года, регламентирующее пребывание палестинских вооруженных отрядов в Ливане, то теперь они готовы его поддержать, но только если договоренности будут выполнять и палестинцы». При этом Пакрадуни заметил, что Арафат инициативно предложил свое посредничество по организации встречи Пьера Жмайеля с Камалем Джумблатом и с этой целью установил контакт с ним, Пакрадуни.

Руководитель «Катаиб» подчеркнуто выразил свое полное одобрение «миссии Сирии» в Ливане. Он сказал, что поначалу фалангисты боялись сирийского вмешательства. Однако «Сирия протянула нам руку». В ходе состоявшейся в начале декабря 1975 года в Дамаске четырехчасовой беседы с президентом Хафезом Асадом Жмайель понял, что «сирийский лидер честный человек. До этого все нам советовали, что нужно делать, а единственная сила, которая нам помогла, — это Сирия».

В этой связи я особо обратил внимание на слова Жмайеля и отметил их в своих записях о его готовности «распустить свою милицию, если будет сила, способная нас защитить».

Пакрадуни, который вел себя достаточно свободно и уверенно, включился в беседу, сказав, что «у фалангистов существует постоянный контакт с Дамаском, позволяющий согласовывать свои позиции с сирийцами». Во время нашего возвращения по дороге к ожидавшему нас вертолету Пакрадуни в автомашине доверительно рассказал о достигнутом соглашении между Сирией и «Катаиб», согласно которому новый ливанский президент, который будет избран в ближайшее время, обратится к сирийцам с предложением подписать совместный договор о безопасности. Это создаст требуемую легальную основу для сирийского военного присутствия в Ливане. По словам Пакрадуни, руководство фалангистов не хотело бы, чтобы это сделал Франжье, так как он — уже уходящая с политической сцены фигура и договор может оказаться скомпрометированным его именем.

Главный вывод из посещения штаб-квартиры Жмайеля заключался в том, что существует перспектива, хотя и не бесспорная, урегулирования в Ливане. Стало ясно, что лидер фалангистов тесно контактирует с Сирией и, возможно, с помощью Дамаска ищет сближения с Арафатом. Это было то, что, несомненно, могло помочь покончить с гражданской войной в Ливане. Тем более что беседа со Жмайелем завершилась его словами: «Самая большая служба, которую СССР может оказать этой несчастной стране, — помочь погасить пожар. А затем мы будем открыты для любых дискуссий».

Надежды не сбываются

На следующий день, 18 апреля, я встретился с Камалем Джумблатом. Это была не первая моя с ним встреча. Джумблат — руководитель друзской общины в Ливане, основатель и лидер Прогрессивно-социалистической партии Ливана — был хорошо известен в Советском Союзе. В 1972 году ему была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Джумблат был далек по своим взглядам от коммунистической идеологии, но хорошо относился к Советскому Союзу. Хотя пришел к этому далеко не сразу. Перу Камаля Джумблата принадлежали работы, в которых он не только критиковал марксизм, но и советскую тоталитарную систему, «разделившую народ на классы». Как вождь друзов, он отвергал материализм, верил — именно верил, а не притворялся — в примат духовный. Он говорил мне о величии индуистской философии, с которой во многом совпадает учение друзов. Он был широкообразованным человеком, учился в высших учебных заведениях Ливана, Англии, Франции. Джумблат даже обликом своим резко отличался от других лидеров различных сил, вовлеченных в гражданскую войну в Ливане, — высокий, сухопарый, с одухотворенным лицом мыслителя, в сугубо гражданской одежде, без всякого оружия. А к негромкому, глуховатому голосу этого человека прислушивались сотни тысяч ливанских друзов, готовых выполнить любой его приказ. В середине 70-х годов Камаль Джумблат стал признанным руководителем блока мусульманских и левых партий — «Национально-патриотические силы Ливана». От позиции Джумблата во многом зависела судьба страны.

Из разговора с Джумблатом я понял, насколько он был недоволен политикой Сирии. Джумблат как бы размышлял вслух: «Мы не испытываем к Сирии никакого доверия. Наш народ настроен против сирийцев. Рассержены действиями сирийцев в Ливане также Ирак и Саудовская Аравия. Американцы сменили свою позицию и начали оказывать давление на Дамаск и ливанского президента Франжье. Франция тоже против сирийских действий. Сирийцы оказались не готовы договариваться с нами (он имел в виду блок „Национально-патриотические силы“. — Е. П.) о том, кто будет ливанским президентом».

Этот разговор с Камалем Джумблатом состоялся в то время, когда сирийские войска, находясь в Ливане, занимали все еще ограниченную территорию. Из сказанного им было ясно, что Джумблат категорически настроен против того сценария, о котором я услышал от Пакрадуни: новый президент Ливана обратится к Сирии с просьбой задействования ее войск для наведения порядка в стране, а после того, как Сирия откликнется положительно, она примет участие, опираясь на свое военное присутствие, в создании структур власти Ливана. Джумблат знал о такой договоренности — в Ливане очень трудно сохранить секреты.

Вместе с тем, упомянув о своей недавней встрече с советским послом в Ливане Солдатовым, «которая во многом изменила мои взгляды», Джумблат со свойственной ему непосредственностью сказал: «Вы знаете, до недавнего времени я считал, что действия сирийцев, согласованные с американцами, однозначно поддерживаются Советским Союзом. Сейчас я начинаю сомневаться в этом. И наряду с этими сомнениями растет мой интерес к тому, как СССР мог бы помочь нормализовать мои отношения с Сирией».

Из разговоров с палестинцами можно было понять, что в сирийском руководстве не все однозначно настроены в отношении Ливана. По мнению Хаватмы, который с другими членами политбюро ДФОП встречался с президентом Сирии, Х. Асад «не очень настаивает на расширении сирийского военного присутствия в Ливане. В то же время министр обороны Шехаби придерживается другой точки зрения». Когда отрабатывалось коммюнике об этой встрече, Хаватма, с его слов, настаивал на включении в текст резкой критики роли США. Асад спросил: «Вы что, хотите втянуть Сирию в столкновение с американцами?» Хаватма, по его словам, ответил: «Мы хотим, чтобы перед каждым из нас была закрыта дорога в американскую ловушку».

В это время, как говорил мне Хаватма, наметились противоречия между сирийцами и Арафатом, который настаивал на «арабизации» конфликта. «Это связано с его контактами с Египтом, Ираком, Саудовской Аравией по ливанским делам, — пояснил Хаватма. — Во всяком случае, Арафат был настроен против расширения сирийского военно-политического присутствия в Ливане».

Советский Союз предпринимал усилия сблизить Хафеза Асада с Камалем Джумблатом, разрядить обстановку между частью ПДС и Дамаском, ослабить мусульманско-христианскую напряженность, погасить гражданскую войну в Ливане. Между тем события развивались своим чередом. 1 июня 1976 года Сирия начала широкомасштабное вторжение в Ливан. В сентябре на пост президента Ливана вступил сирийский ставленник Ильяс Саркис. В октябре в Эр-Рияде была созвана конференция на уровне глав Саудовской Аравии, Египта, Сирии, Кувейта, Ливана и ООП, которая приняла решения: восстановить в Ливане положение, существовавшее до апреля 1975 года, восстановить соглашение между ливанским правительством и ООП, создать «Межарабские силы сдерживания» (МСС), 85 процентов которых должны были составить уже находившиеся в Ливане сирийские войска, и разрешить МСС действовать на всей территории Ливана до реки Литани. Такое ограничение не было включено в официальные документы конференции, но ее участники фактически пришли к выводу, что южная часть Ливана за рекой Литани будет зоной влияния Израиля. Вскоре это было осуществлено на практике. Была создана организованная при прямой поддержке Израиля так называемая Армия юга Ливана (АЮЛ), которая осуществляла контроль над этой территорией.

Однако этими договоренностями не удалось стабилизировать положение в стране. В марте 1977 года был убит Камаль Джумблат.

Сирия меняет фронт

В феврале 1978 года начались столкновения сирийских частей с вооруженными отрядами Жмайеля и Шамуна. Можно считать, что это уже не были случайные эпизоды, а пришел конец прохристианской политики Дамаска в Ливане. Тому, очевидно, было несколько причин. После убийства Камаля Джумблата мусульманская сторона внутриливанского конфликта оказалась ослабленной. Баланс сил склонился в пользу правохристианских формирований. От них начала исходить угроза территориального раздела Ливана. Одновременно быстро развивались связи маронитов с Израилем. Ильяс Саркис, хоть и обязанный Сирии за получение президентского поста, не был таким однозначно просирийским, как Франжье. Поездка Садата в Иерусалим сблизила Арафата с Асадом. В правохристианском лагере резко возросли противоречия между кланом Франжье, поддерживающим сирийскую миссию в Ливане, и фалангистами после того, как был зверски убит сын Франжье Тонни. Наметились определенные расхождения в оценке обстановки в Ливане между США и Израилем — это четко фиксировали в Дамаске. Все это, вместе взятое, предопределило разворот Сирии в сторону НПС.

Характерно, что и на этом этапе не произошло обострения отношений США с Сирией. А по логике вещей это должно было произойти — США симпатизировали правым христианам, которые на этот раз оказались в сирийском прицеле, причем в условиях, когда ненавистные Соединенным Штатам палестинские силы сблизились с Дамаском. США руководствовались стремлением как минимум не навредить готовившемуся сепаратному египетско-израильскому договору, а по максимуму использовать свои контакты с Дамаском, чтобы ослабить сопротивление Сирии и палестинцев сближению Египта с Израилем.

Причины изменения позиции Сирии и мотивы американской политики рассматривались в многочисленных беседах в то время, когда я находился в Ливане и Сирии.

На встречах с Асемом Кансо — руководителем ливанской «Баас», членом общеарабского (сирийского) руководства ПАСВ, который был одним из видных ставленников Дамаска в Ливане, — и руководителем просирийской палестинской организации «Сайка» Зухейром Мохсином (1 и 2 августа 1978 года) мои собеседники в один голос говорили о намерении Дамаска покончить с правохристианским сопротивлением. Дамаск настаивал на выдвижении частей ливанской армии, сформированных и подготовленных сирийскими инструкторами в районе Бекаа, на юг, за реку Литани, к границе Израиля. Такая операция, как сказал Кансо, «…очистит юг страны от Армии юга Ливана и тем самым резко ослабит правых христиан, изолирует их от Израиля». Кансо считал, что Дамаск надеется на успех этой операции, так как «сирийская и американская позиции по Ливану во многом совпадают: США против взрыва обстановки и прямо заявили об этом Шамуну, а также против столкновения Сирии с Израилем, что может сорвать миссию Садата». Поэтому они рассматривают как меньшее зло, если на юг Ливана «придут не сами сирийские войска, а пусть даже сформированные сирийцами части ливанской армии». Кансо утверждал, что сирийское руководство рассчитывает на успех задуманной операции, «которая положит конец междоусобице в Ливане». Когда Кансо говорил мне об этом, как бы в подтверждение его слов зазвонил телефон, и ему сообщили — он тут же поставил меня в известность, — что посольство США обещало президенту Саркису поддержать его, если он даст приказ о передислокации частей ливанской армии на юг страны. «Асад надеется, — добавил Кансо, — что США сдержат Израиль».

Мохсин не был столь категоричен. Он тоже рассказал о спланированной Дамаском операции, но отметил, что «американцы все-таки предупредили сирийцев, что не могут гарантировать невмешательство Израиля, а Асад, готовый даже заплатить такую цену, как израильские удары с воздуха, опасается ввода израильских войск через сухопутную границу». Мохсин также подчеркнул, что сирийцы нуждаются в «прикрытии» — нужна команда ливанской армии со стороны Саркиса, а он вплоть до настоящего времени отказывается санкционировать проведение операции.

«Могут начать действовать и правые христиане, — добавил Мохсин. — Израиль перебросил им большое количество вооружений. От превентивного удара их удерживает несовпадение позиций США и Израиля».

Теперь о встрече с президентом Саркисом, которая состоялась 3 августа 1978 года. За мной в наше посольство приехал офицер из Дезьем бюро (ливанская спецслужба). Мы промчались по вымершим улицам мусульманской части города с огромной скоростью, вторая машина с охраной шла впритык за нами.

Остановились только у заграждений, но нас беспрекословно пропустили после того, как лейтенант представился вооруженным людям одного из правохристианских отрядов. Выехали за город. Встреча состоялась в президентском дворце.

Вот моя запись, что сказал президент Ливана Саркис.

«Я принимал президентство, руководствуясь решениями арабских совещаний в верхах в Эр-Рияде и Каире. Согласно этим решениям, нужно было разоружить обе воюющих стороны, включая палестинцев, и установить регламентацию их пребывания в Ливане. С этой целью в Ливан вступили „Межарабские силы сдерживания“, но на юг не вошли, следовательно, не смогли выполнить свою миссию. Положение ухудшилось после поездки Садата в Иерусалим. Палестинцы и сирийцы оказались в одном окопе. Христиане страшно перепугались.

С их стороны началась антисирийская кампания. Дело перешло в вооруженные стычки, которые продолжаются с февраля.

Я положение не контролирую». В это время раздался артиллерийский выстрел. «Видите, как я здесь, в президентском дворце, работаю?» — отреагировал Саркис.

После этого выстрела он ожесточился, перешел от спокойного, рассудительного тона к более жесткому: «Кое-кто хочет навести порядок с помощью удара по христианам. Но я не буду потакать тому, чтобы били по одной стороне. Не для этого получили свой мандат Межарабские силы».

На следующий день после встречи с Саркисом я увиделся с сыном Шамуна Дани в Восточном Бейруте (Ашрафии). Вместе с сотрудником нашего посольства Ю.Н. Перфильевым в машине, приехавшей за нами, проскочили мимо музея, где пролегала «нейтральная зона», и проехали по тоже безлюдным улицам, теперь уже христианской части ливанской столицы. Сопровождавший нас Нидаль Наджам — доверенное лицо Дани — все время показывал на разрушенные дома. Артиллерия била и по мирным кварталам — христианская часть города пострадала так же, как и мусульманская. Встретились с Дани Шамуном — молодой, стройный, в джинсах и высоких ботинках, настоящий ковбой, к тому же блестяще владеющий английским языком. И в этой, и во второй нашей беседе, которая произошла через год, Дани рассказал о попытках посредничества Шамуна между Израилем и Арафатом.

Остановлюсь на двух вопросах, чтобы лучше разобраться в обстановке: положении в правохристианском лагере и его реальных связях с Израилем. Вот что сказал мне Дани: «Убийство два месяца назад в Эхдене Тонни Франжье — тягчайшее преступление. Он был моим другом — последний уик-энд мы провели семьями вместе. Однако после убийства артобстрелу подверглись районы с мирным христианским населением, а организатор убийства Башир Жмайель (сын Пьера Жмайеля. — Е. П.) и участники убийства — фалангисгские офицеры — спокойно ходят по улицам Ашрафии». Отвечая на мой вопрос о связях клана Шамуна с Израилем, Дани сказал: «Когда мы были на грани уничтожения, к нам на помощь не пришли ни США, ни СССР, ни Франция — лишь Израиль. Правда, мы уже двадцать месяцев не обучаем там свои военные кадры, но связи сохранились. Когда у нас были дружеские отношения с сирийцами, я откровенно говорил об этом Асаду — он тогда не отреагировал отрицательно. Что касается характера связей с Израилем Жмайеля, то я не несу за них ответственности».

Дани Шамун подчеркнул, что «связи с Израилем обусловлены и положением на юге Ливана. Командующего Армией юга Ливана Хаддада не контролируем ни мы, ни фалангисты. С ним неотступно находятся два израильских офицера. Он у них полностью в руках».

— Очень импонирует нам линия СССР в отношении первоначального ввода сирийских войск, — сказал Дани на прощание.

— Но вы ведь пригласили сами и аплодировали, когда они били ваших противников.

— Мы ошиблись, — ответил Дани, не скрывавший своих антисирийских настроений.

Дамаск в это время главным образом сосредоточился на создании союза Франжье и Рашида Караме — видного суннитского деятеля, бывшего главы правительства Ливана. Было подготовлено заявление об основной цели союза — сохранении целостности Ливана и демократии в стране. В заявлении подчеркивалась позитивная роль Сирии, провозглашалась безопасность для всех религиозных общин, осуждались те ливанские силы, которые связываются с Израилем, содержалось требование вывести правохристианскую милицию из Западного Бейрута. Стало известно, что с заявлением такого содержания министр иностранных дел Сирии Хаддам 8 августа выезжает к Франжье, а после возвращения встретится с палестинцами.

В таких условиях 9—10 августа 1978 года я поехал через Дамаск на север Ливана, в Эхден, Згарту, Бкаа-Сафрин. В Эхдене состоялась встреча с Франжье. Он выглядел подавленным, но не пришибленным обрушившимся на него горем. Рядом с ним был внук — сын Тонни, чудом оставшийся живым, так как в момент нападения на отца находился у деда. После того как я выразил искреннее соболезнование, Франжье, отдельными фразами, отрывисто и, чувствовалось, превозмогая боль, рассказал о происшедшем. «Фалангисты приехали на автомашинах. Многие на такси. Изрешетили пулями из автоматов Тонни, его жену и их трехлетнюю дочку. Вспороли живот у Тонни уже после того, как он был мертв».

Я и сам испытывал боль, когда слушал этого убитого горем человека. Все это гнусное, подлое, кровавое убийство совершили христиане. Как они могут верить в Бога? Кстати, часто обвиняли и обвиняют сирийцев в организации и осуществлении индивидуального террора в Ливане. Не уверен, что все обвинения беспочвенны, и не хочу никого оправдывать. Но зверское убийство семьи Тонни, потом Рашида Караме, двух ливанских президентов, фактически обязанных своим избранием Дамаску, — все эти убийства не дело рук сирийцев. С очевидностью эти преступления можно отнести к различным отрядам правохристианских сил.

Франжье считал, что в основе трагических событий в Ливане лежит стремление Израиля абсорбировать палестинцев в Ливане. Для этого им нужен раздел страны на две части. Мусульмане хорошо относятся к палестинцам и пригреют их в своем государстве. «К сожалению, — добавил Франжье, — в Ливане нашлись люди, которые стали выполнять этот план».

Не исключаю, что в числе израильских руководителей во второй половине 70-х годов были и те, кто вынашивал планы решить палестинскую проблему за счет закрепления палестинцев на ливанской территории. Но трудно, да и несправедливо обвинять один только Израиль в ливанской трагедии.

По дороге к штабу военных сил Франжье встречались мальчишки в униформе и хорошо вооруженные. Из Згарты путь лежал к другой горе — местопребыванию Рашида Караме. За два часа ночной дороги не видел ничего настораживающего, кругом царило спокойствие. Район Бкаа-Сафрин, где находился Караме, — мусульманский. Район Эхден — христианский. Между ними не было никакой напряженности, вражды, кровавых столкновений. В голову приходила мысль: вот так могли бы жить все ливанцы. Сказывалось и то, что в свои права вступил Рамадан — после захода солнца поели, и у всех сидящих вместе с Караме под открытым звездным небом в креслах вокруг стола — их было человек тридцать — сорок — наступило состояние умиротворенности. Только один человек с автоматом у ворот напоминал о том, что в стране идет гражданская война. Караме отличался от остальных своим одеянием — он был в бурнусе коричневого цвета. Пошел навстречу, расцеловались, заметно обрадовался встрече.

Из беседы с Караме стало ясно, что он принял предложение возглавить вместе с Франжье орган, который был призван принести спокойствие в Ливан. «Снова премьером становиться не собираюсь, думаю, что, находясь на своем нынешнем месте, больше пользы принесу своему народу», — сказал Караме, не оставляя сомнения в том, что его «связка» с Франжье призвана даже заменить на нынешнем этапе конституционные органы в Ливане или, скажем, дополнить их, но «сверху».

Побывал и в палестинском лагере Бадаун вблизи ливанского Триполи и написал в своем блокноте: «Зрелище плачевное, пункты различных организаций — ФАТХа, „Сайки“, НФОП, ДФОП, все сидят с оружием в руках и ждут нападения не извне, а друг на друга».

К моему следующему приезду в Ливан в сентябре 1979 года положение мало изменилось. Опять был у президента Саркиса, и он опять сказал мне, что некоторая разрядка — лишь на поверхности, взрыв может произойти каждую минуту. По-прежнему юг Ливана представлял собой взрывной заряд. Хаддад, контролирующий пограничную с Израилем полосу, выполняет приказы только израильтян. Далее зона, контролируемая войсками ООН, которым подчинен ливанский батальон. Сославшись на переданные ему данные ООН, Саркис сказал, что в эту зону проникло 300 палестинских бойцов и 2 тысячи палестинцев, «пока без оружия». Отсюда осуществляются рейды морем и обстрелы израильской территории. Дальше — «палестинский треугольник», блокирующий весь этот район.

После того как Саудовская Аравия и другие арабские страны вывели свои подразделения из МСС, пришлось вводить ливанскую армию на восток страны. По словам Саркиса, это была единственная альтернатива передаче всего Ливана под контроль фалангистской милиции. Но ливанскую армию не ввели на запад, контролируемый мусульманскими и левыми 5 силами. Против этого возражали не только НПС, но и Сирия.

Армии не разрешат продвижение. В таких условиях Саркис уповал на «общеарабские (заметим: не сирийские, а общеарабские. — Е. П.) действия». «Пусть выработают общую стратегию, а если не могут противостоять сейчас Израилю, то пусть блокируют палестинскую деятельность с территории Ливана».

На мой вопрос, считает ли он, что в таком случае Израиль откажется от идеи оккупации юга и прекратит обстрелы ливанской территории, Саркис ответил положительно. Не исключаю, что такой однозначный ответ мог иметь место после заверений в этом со стороны США, с представителями которых Саркис постоянно контактировал.

Картину дополнил Карим Пакрадуни: «Наибольшую опасность представляет собой Башир Жмайель. Он, пожалуй, ближе всех из ливанских христиан стоит к израильтянам. Спит и видит, чтобы ушли сирийцы. Средство — провоцирование столкновений сирийцев с израильтянами. Если сирийцы уйдут, Башир сразу попробует ударить по району Франжье. Его мечта — соединение всех христианских земель в Ливане с севера на юг, включая „зону Хаддада“. На передний план выдвигаются представители молодого поколения ливанских лидеров — Амин Жмайель (брат Башира), Дани Шамун и Валид Джумблат. Если они найдут общий язык — это будет конец для Башира. Но диалог все-таки нужно начинать с переговоров ливанцев с сирийцами».

В марте 1981 года я вновь встречался в Бейруте с президентом Саркисом. Он был настроен еще более пессимистично, чем в прошлый раз. Вспомнил, что говорил мне о расчетах на возрождение ливанской армии, теперь больше таких надежд не питает. Однозначно оправдал консолидацию христианских сил. Сказал, что сирийское присутствие теперь не так важно, как раньше, — сирийские войска не находятся в районах, контролируемых фалангистами. На мой вопрос, где же выход из тупика в Ливане (я использовал его определение ситуации), ответил: только во всеобщем урегулировании при создании палестинского государства, в которое уйдут из Ливана палестинские вооруженные отряды. Саркис заключил беседу словами: «С меня хватит. Кончается мой срок президентства, буду писать мемуары».

Почему я так подробно освещаю этот этап развития обстановки в Ливане? Мне представляется, он характерен в отношении переплетения интересов различных сил, постоянно меняющегося их соотношения и как предтеча израильского вторжения в Ливан в 1982 году, которое не могло бы произойти без развития связей Израиля с правыми христианами в этой стране и создания особой зоны, вплоть до реки Литани, фактически контролируемой Израилем. Немалое значение имеет такое, может быть, слишком подробное описание и для лучшего понимания перипетий израильской войны в Ливане 2006 года.

Советский Союз в период гражданской войны в Ливане прилагал усилия с целью остановить кровопролитие, предотвратить развал этой страны на части, уничтожение палестинских отрядов. Одновременно СССР испытывал беспокойство, как бы ливанские события, с одной стороны, не спровоцировали широкомасштабного столкновения Израиля с Сирией, а с другой — не нанесли ущерба отношениям Советского Союза с Сирией или с ООП. Вместе с тем в своей политике Москва не могла рассчитывать ни на одну внутриливанскую силу. Этот вывод относится и к Коммунистической партии Ливана, которая, несмотря на свое желание показать «советским товарищам» свою значимость, не играла решающей роли в расстановке внутриливанских сил и тем более не возглавляла НПС. Вместе с тем в это время КПЛ тесно сотрудничала с Ираком, оказывавшим ей финансовую поддержку, что далеко не вдохновляло Москву. Как подчеркнул в беседе со мной в 1981 году Тарик Азиз, «…руководство ливанских коммунистов сказало нам, что она — единственная независимая от СССР арабская компартия».

Не мог СССР опереться в своей политике в отношении Ливана и на Сирию, не все аспекты деятельности которой отвечали советским интересам и оправдывались Москвой, несмотря на то что сирийское руководство было наиболее близким ближневосточным партнером Советского Союза.

Война Израиля в Ливане в 1982 году

К середине 1982 года в Государственном департаменте, Совете национальной безопасности и ЦРУ победила линия на то, чтобы в данный момент сосредоточиться на Ливане.

Президент Рейган, придя к власти в 1981 году, назвал Ливан полем «жизненных интересов США», несмотря на то что события, развернувшиеся в Ливане, не угрожали ни политическим, ни экономическим, ни военным интересам Соединенных Штатов. Можно прийти к выводу, что Вашингтон рассматривал ливанские события в тесной увязке со стремлением, вопервых, не только сохранить с таким трудом достигнутый египетско-израильский договор, но, возможно, продолжить цепь сепаратных соглашений за счет Ливана и Иордании. И во-вторых, не дать ливанским событиям перерасти в израильско-сирийскую войну, что могло бы привести к общей дестабилизации на Ближнем Востоке. Опасались США и того, что Израильская операция в Ливане против ООП может в случае ее однозначного успеха усилить позиции в израильском руководстве тех, кто хотел бы свергнуть режим короля Хусейна и «решить» палестинскую проблему на Восточном берегу Иордана. США были против такого варианта, который приносил в жертву Иорданию. Что касается внутриливанских событий, то в Вашингтоне не могли не понимать, что победа любой стороны — христианской или мусульманской — создаст почву для усиления антиамериканских настроений в арабских странах с консервативными режимами, особенно в нефтедобывающих странах Персидского залива.

Немалое значение придавали Рейган и его окружение глобальному аспекту демонстрации американской силы и решимости в Ливане. Когда Рейган заявил, что Ливан «занимает центральное положение как показатель реальных способностей США, проявляемых в глобальных масштабах», он со всей очевидностью имел в виду конфронтацию с СССР.

Взгляды Израиля на ливанские события не во всем совпадали с той иерархией целей, которую выстроили США. Израильское руководство делало акцент на разгром военных сил ООП, вытеснение палестинцев из Ливана. При этом Израиль исходил из того, что его операция в Ливане должна ослабить Сирию, — не исключались прямые удары по сирийским силам в Ливане, а если понадобится, и за его пределами.

Весь этот расклад американских и израильских целей подтверждается рядом заявлений, мемуарных записей, фактов, ставших известными позже.

18 января 1982 года состоялось совещание сотрудников Государственного департамента США, во время которого госсекретарь Хейг высказал опасение за судьбу египетско-израильского соглашения после убийства Садата. Через неделю после израильского вторжения в Ливан в телевизионном интервью 13 июня Хейг заявил: «Кэмп-Дэвид не умер. Я смею надеяться, что нынешние трагические обстоятельства в Ливане предложат новые возможности для возрождения этого мирного процесса».

21 июня 1982 года генерал Шарон сказал в интервью, опубликованном в журнале «Тайм»: «Чем сильнее мы нанесем удар и чем больше причиним ущерба инфраструктуре ООП, тем больше арабов на Западном берегу и в секторе Газа проявят готовность вести с нами переговоры и установить с нами сосуществование». А 27 августа 1982 года, после встречи в США с Государственным секретарем Шульцем, Шарон перед лесом корреспондентских микрофонов заявил: «Израиль никогда не соглашался и не согласится на второе палестинское государство… Уже существует палестинское государство. Иордания является палестинским государством».

В августе 1982 года, выступая перед комиссией по иностранным делам американского сената, бывший заместитель Государственного секретаря США и бывший представитель этой страны в ООН Джорж Болл сказал: «Нашествие на Ливан служило тому, чтобы Израиль без сопротивления мог продвинуться в освоении оккупированных территорий. Во время разговора с генералом Шароном в Израиле он дал мне совершенно ясно понять, что его долговременная стратегия заключается в том, чтобы вытеснить палестинцев с Западного берега, сохранив на месте, как сказал Шарон одному из моих друзей, только достаточное число лиц для работы».

Было ли согласовано с Соединенными Штатами израильское вторжение в Ливан 6 июня 1982 года? Не думаю, что США подталкивали Израиль к этой акции, но есть основания считать, что они категорически не возражали против нее. В первых числах июня Шарон посетил Вашингтон, где провел секретную встречу с руководителями американского военного ведомства. Трудно поверить, что израильский министр обороны не обмолвился о той военной операции, которая была осуществлена через несколько дней после этой встречи. Возможно, у американской стороны и были какие-то сомнения, но не однозначные возражения в связи с готовившимся вторжением в Ливан. Как пишет Уильям Квандт, госсекретарь Хейг в ответ на сообщенную ему руководителем военной разведки Израиля информацию о планируемой операции сказал: «Не ранее, чем вывод войск с Синая»[50].

Решение о вторжении в Ливан было принято Тель-Авивом, а США отмежевались от Израильской операции только тогда, когда она уже была осуществлена. И это не создавало реального препятствия для Израиля, который действовал в Ливане без всяких ограничений, считая, что Вашингтон вынужден будет его поддержать. Когда госсекретарь США Хейг был отправлен в отставку, американская печать писала о целом комплексе причин. Одной из них назывался тот факт, что он «переиграл» с израильтянами. Точнее было бы сказать, что израильское руководство «переиграло» Белый дом.

США попали в очень нелегкое положение. 9 июня израильские войска окружили Сайду, подступили к Дамуру, находясь в 15 километрах от Бейрута, и, пытаясь отрезать сирийские войска, расположенные в долине Бекаа, начали столкновения с ними. В этот день США наложили вето на резолюцию Совета Безопасности ООН, потребовавшую от Израиля прекратить в течение шести часов огонь и вывести войска за пределы международно признанных границ Ливана. За резолюцию проголосовало 14 других членов СБ.

26 июня США наложили вето и на французский проект резолюции, требующей разъединения сил в Бейруте. За нее тоже проголосовали все другие члены СБ. К этому моменту Израиль уже окружил Западный Бейрут, перерезал на ливанской территории дорогу Бейрут — Дамаск, начал бомбардировки ливанской столицы, готовясь к штурму Бейрута. На следующий день США остались вместе с Израилем в полном одиночестве на Генеральной Ассамблее ООН, где была принята резолюция, поддержанная 127 государствами (против — два), которая требовала вывода израильских войск из Ливана.

Штурм Бейрута продолжался, несмотря на предложение Арафата вступить в переговоры об эвакуации своих бойцов из Бейрута, чтобы спасти от истребления его население. Франция и Египет поддержали разъединение сил, включая эвакуацию палестинских бойцов и отход израильской армии на 5 километров от Бейрута, связав все это с движением к общему урегулированию конфликта. Израильское правительство приняло решение не принимать предложенной формулы.

Соединенные Штаты искали выход из сложного для себя положения. 29 июля их представитель не принял участия в голосовании резолюции, призывающей Израиль снять блокаду Бейрута, а 4 августа воздержался при голосовании за резолюцию СБ о немедленном прекращении огня и возвращении Израиля на свои позиции до 1 августа с угрозой применения санкций. Но резолюции не действовали. Израиль заявил в письме Генеральному секретарю ООН о своем отказе вывода войск из Западного Бейрута. Тогда СССР внес проект резолюции с требованием принятия всех необходимых мер для выполнения ранее принятых решений, прежде всего прекращения огня и размещения наблюдателей ООН в Бейруте и вокруг него. Одиннадцать членов Совета Безопасности проголосовали за, трое (Англия, Заир и Того) — воздержались, а США снова, уже в очередной раз, наложили вето. 10 августа все-таки был согласован план ухода из Бейрута палестинских вооруженных сил. Они вынуждены были уйти из Ливана.

Деятельность США в ООН привела к их серьезным потерям в арабском мире, что — в Вашингтоне это понимали — поставило под удар лидирующие позиции Соединенных Штатов в урегулировании ближневосточного конфликта, так «славно» обозначенные американской дипломатией в Кэмп-Дэвиде. Весь мир был потрясен дирижированной израильским командованием кровавой расправой фалангистов над палестинскими беженцами, в том числе женщинами и детьми в лагерях Сабра и Шатала. США в таких условиях проявили активность в нахождении ливано-израильского соглашения. Государственный секретарь США Шульц в течение двух недель попеременно посещал Израиль и Ливан, утрясая детали соглашения, которое предусматривало создание зоны безопасности на юге Ливана, — такова была цена за вывод израильских войск. 17 мая 1983 года соглашение удалось навязать Ливану.

В конце декабря 1982 года в Ливан были введены «многонациональные силы», состоящие из 1200 морских пехотинцев США, воинских подразделений Франции и Италии.

Характеризуя ливано-израильское соглашение, президент Сирии Асад в беседе с автором этих строк 2 июня 1983 года в Дамаске сказал: «Для нас это соглашение неприемлемо главным образом по двум причинам. Во-первых, с учетом интересов безопасности Сирии и, во-вторых, потому, что оно ограничивает суверенитет Ливана и лишает его свободы в принятии решений — свободы, которой пользуется любая независимая страна. Посудите сами, в соответствии с соглашением у Ливана нет права иметь на всей своей территории зенитное оружие, дальность действия которого превышала бы 5 километров. Это значит, что Израиль будет безраздельно господствовать в ливанском небе. Наряду с этим по соглашению ливанские самолеты вообще не смогут пролетать над южной частью страны, которая является несомненно ливанской территорией, если израильские власти не будут заранее уведомлены об этом. Или такой унизительный пункт, который прямо противоречит суверенным правам Ливана: по соглашению любая страна — и арабская, и неарабская, — не находящаяся в дипломатических отношениях с Израилем, не имеет права транзитного провоза любых видов вооружения через территорию, территориальные воды или воздушное пространство Ливана. Или чего стоит, например, вытекающее из соглашения положение о том, что все решения, касающиеся юга Ливана, должны приниматься совместно Ливаном и Израилем». По словам президента Асада, по этому соглашению израильские солдаты будут на расстоянии 24 километров от Дамаска, а сирийские солдаты — в 250 километрах от Тель-Авива. «Не ясно ли, что это диктует негативное к этому соглашению отношение Сирии, которая находится в состоянии войны с Израилем», — подытожил президент.

После подписания соглашения ситуация в Ливане еще долгое время не стабилизировалась. В августе 1982 года командующий Ливанским фронтом Башир Жмайель был избран президентом страны, но убит до вступления в свою должность. Президентом стал его брат Амин Жмайель. Против американского посольства в Бейруте была проведена террористическая акция. Позднее был осуществлен взрыв казармы морских пехотинцев США. Вооруженные отряды друзов и шиитского движения «Амаль» установили контроль над Западным Бейрутом. К середине февраля 1984 года многонациональные силы оставили Ливан, и через несколько недель под давлением Дамаска президент Амин Жмайель аннулировал израильско-ливанское соглашение.

Убийство Харири — пик сирийско-ливанской напряженности

Пребывание сирийских вооруженных сил в Ливане приобретало постоянный характер, сирийские спецслужбы устанавливали контроль над ливанскими государственными институтами, экономическое положение в Сирии во многом стало зависеть от контрабанды, теневых операций, связанных с нахождением сирийской армии на территории Ливана.

После того как Израиль в одностороннем порядке ушел с большей части территории Ливана, Армия юга Ливана, теперь уже под руководством генерала Антуана Лахуда, продолжала контролировать «зону безопасности». Менялся и расклад сил. Палестинский фактор во внутренней политике ослаб. Внутренняя борьба происходила и в правохристианском, а теперь уже и в мусульманском лагере, где все больший вес приобретала партия «Хизбалла», имеющая сильное военное ответвление. В конце концов дело пришло к тому, что создалась серьезная и на этот раз межконфессиональная оппозиция против пребывания сирийских войск в Ливане. В нее вошли и правохристианские силы, и друзы, и сунниты, и ливанские левые. Под напором этих оппозиционных сил, лидером которых стал бывший премьер-министр Ливана Рафик Харири, еще недавно считавшийся просирийски настроенным деятелем, Совет Безопасности ООН в 2004 году принял резолюцию 1559 о выводе сирийских войск из Ливана.

В феврале 2005 года в Бейруте я встретился с моим давнишним хорошим знакомым Рафиком Харири, который пригласил меня к себе домой на ранний завтрак. Естественно, разговор зашел о ливано-сирийских отношениях, тем более что Харири знал — после встречи с ним я выезжаю в Дамаск. С возмущением он рассказывал мне, как сирийские спецслужбы командуют всем и вся в Бейруте. По его словам, «даже главного врача клиники нельзя назначить без санкции сирийских представителей». Он был убежден в необходимости положить конец такой практике, добиться ухода сирийцев из Бейрута, в первую очередь прекращения «бурной деятельности» сирийских спецслужб в столице Ливана. Вместе с тем Харири был полностью согласен с тем, что сирийские армейские подразделения сыграли большую роль в прекращении гражданской войны в его стране. Но теперь — он настаивал на этом — «пусть они останутся только в долине Бекаа».

Узнав от меня, что в Дамаске предстоит моя встреча с Башаром Асадом, Харири просил передать сирийскому президенту, что он и его окружение готовы во время переговоров «снять озабоченности сирийцев». Среди таких «озабоченностей» он назвал опасение Дамаска, что Ливан пойдет в одностороннем порядке на заключение сепаратного договора с Израилем. «Мы готовы, — сказал Харири, — даже в конституцию нашей страны внести положение о том, что мирный договор с Израилем Ливан подпишет только вместе с Сирией». Харири стремился 1 к тому, чтобы его пригласили в Дамаск на встречу с Б. Асадом.

«Мы хотим, — сказал он, — договориться о том, как сирийцы будут действовать в связи с резолюцией Совета Безопасности ООН. Я понимаю их трудности, и мы готовы обсудить возможность поэтапного выполнения этой резолюции».

Как будто чувствуя угрозу жизни этого располагающего к себе, деятельного и сильного человека, я сказал Харири: «Что-то не вижу серьезной охраны у тебя дома». — «Не беспокойся. Я хорошо защищен», — ответил он.

Приехав в Дамаск, передал мой разговор с Харири Асаду. У меня не сложилось впечатления, что он питает какие-то злобные чувства в отношении Харири. Напротив, согласился, что полезно было бы встретиться с ним.

14 февраля 2005 года под днищем бронированной машины Харири сработало огромной силы взрывное устройство — он скончался на месте. Сразу же начался широкий протест против сирийцев, которые, по распространенному в Ливане мнению, убили своего противника. Политическая обстановка в Ливане накалилась. Выборы выиграли антисирийские силы.

Не желаю, не имея никаких фактов, поддерживать ту или иную версию убийства Харири, но скажу только о моих впечатлениях и раздумьях. За его убийством, как мне представляется, не стояли сирийские политики, которые, несомненно, не могли не понимать, что это в любом случае приведет к антисирийскому взрыву в Ливане и заставит мировую общественность еще решительнее требовать от Дамаска выполнения резолюции Совета Безопасности ООН. Собственно, так и получилось. К тому же не считаю, что в Дамаске безраздельно контролирует все только один человек — президент. Его власть, конечно, велика. Но не думаю, что только по его указаниям действуют те или иные структуры или отдельные группы, заинтересованные в то же время в ослаблении самого Башара Асада. В то же время у Рафика Харири было достаточно много противников в самом Ливане, которые захотели бы убрать его с политической арены.

Война Израиля в Ливане — 2006 год

События начались на ливано-израильской границе. «Хизбалла» на израильской территории совершила нападение на военный пост, убив трех и захватив в плен двух израильских солдат. Трудно сказать, кто конкретно стоял за этой вылазкой «Хизбаллы». Многие наблюдатели считали, что это Иран или Сирия, которые действительно имеют тесные связи с «Хизбаллой». Не верится в такие предположения. Иран переживал достаточно тяжелый период, потому что именно в этот момент все без исключения переговорщики с Ираном, включая Россию и Китай, согласились передать его «ядерное досье» в Совет Безопасности ООН. Навряд ли в таких условиях Ирану было выгодно открывать еще один фронт.

Абсолютно нелогичны также разговоры о попытках Ирана отвлечь внимание от своей ядерной программы событиями в Ливане — в Израиле и США эта версия была весьма популярной. Напротив, обострение в Ливане, связанное с деятельностью «Хизбаллы», категорически невыгодно Ирану в том плане, что появляется куда больше опасений по поводу иранской ядерной программы.

Что касается Сирии, то и она, как представляется, была мало заинтересована в том, чтобы обострять ситуацию на ливано-израильской границе, понимая неизбежность израильской реакции, которая могла быть направлена и против Сирии. А Дамаск, я в этом полностью уверен, не хотел вооруженного столкновения с Израилем, тем более один на один.

Представляется, что действия «Хизбаллы» были порождены внутренними причинами. Ни в коей мере не оправдывая эти действия, я нахожу объяснение им в стремлении использовать обмен заложников для освобождения из израильских тюрем заключенных палестинцев (ХАМАС) и ливанцев («Хизбалла»). Тема освобождения определенного числа палестинских заключенных фигурировала неоднократно во время переговоров Махмуда Аббаса с израильскими руководителями. По мнению, распространенному в палестинской национальной администрации, это было одним из условий «промежуточного» компромисса. Захваченные в плен израильские солдаты погибли, но «Хизбалла» только в июле 2008 года, признавшись в их смерти, отдала тела в рамках сделки по обмену пленными.

Израиль в ответ на действия «Хизбаллы» начал операцию, которая далеко вышла за антитеррористические пределы. На юг Ливана вторглись израильские танки, израильская авиация разбомбила бейрутский международный аэродром, мосты. Бомбардировкам и обстрелам с моря подверглись жилые кварталы Бейрута, некоторых других городов. Было объявлено, что уничтожаются объекты «Хизбаллы», а разрушалась жизненно важная для Ливана инфраструктура, гибли женщины, дети. Уничтожению подверглось мирное население на юге Ливана под предлогом того, что оттуда (из жилых домов?) идет ракетный обстрел израильских городов. Несостоятельны и такие объяснения, как, дескать, «промахнулись», — при точечных атаках с воздуха по автомашинам, в которых находятся руководители боевиков, израильские летчики не промахивались.

События начали напоминать войну 1982 года. Она была самой кровопролитной, в том числе для Израиля, что заставило его прекратить военные действия и в конце концов вывести войска из Ливана. Но война 2006 года все-таки не похожа на войну 1982 года. Тогда Израиль опирался на внутриливанскую силу — фалангистов, и цель Израиля заключалась в том, чтобы выбить вооруженные силы палестинцев из Ливана. В 2006 году израильской целью стала ликвидация внутриливанской вооруженной силы — «Хизбаллы». Своими постоянными бомбардировками ливанских мирных объектов Израиль, очевидно, стремился раздробить политическое поле в Ливане, создать силу, готовую начать вооруженную борьбу против «Хизбаллы». Иными словами, вновь окунуть Ливан в пучину гражданской войны.

Война 2006 года отличалась от войны 1982 года и тем, что «Хизбалла» ответила ракетными обстрелами уже не только пограничных израильских населенных пунктов, но и отстающей на 30 километров от границы Хайфы. И здесь тоже пострадали мирные жители.

Война Израилем, по сути, была проиграна. «Хизбалла» не только сохранила, но и усилила свои позиции в Ливане. В Израиле последовали отставки сначала командира дивизии, отвечавшего за безопасность границы с Ливаном, затем командующего Северным военным округом, а потом и начальника Генерального штаба израильской армии. Одновременно сильно пошатнулись позиции премьер-министра Ольмерта, которому напомнили прежние коррупционные грехи и открыли против него уголовное дело.

На рубеже 80-х годов, особенно после избрания президентом США Рейгана, произошло опять общее ужесточение линии США на Ближнем Востоке. Этому в немалой степени способствовали два обстоятельства: отход от разрядки международной напряженности и ликвидация монархии в Иране.

Ливия в качестве демонстрационной мишени

В первые годы президентства Рейган отказывался от конструктивного диалога с советским руководством и, идеологизировав американскую политику, объявил «крестовый поход» против «империи зла». Такой «поход» включал в себя доктрину «прямого противоборства», наращивание вооружений, программу звездных войн. Советский Союз, в котором за первый президентский срок Рейгана (1981–1985) сменилось три руководителя — Брежнев, Андропов и Черненко, — напрягая все свои возможности, пошел курсом на сохранение глобального равновесия.

Подстегнуло обострение обстановки на Ближнем Востоке и свержение в 1979 году шаха в Иране, которого в США в течение многих лет считали своим сильным и прочным союзником. Опасаясь повторения «иранского варианта» в других странах, США решили продемонстрировать свою готовность в случае необходимости применить силу в регионе Ближнего Востока и Северной Африке. Есть основания считать, что в качестве «демонстрационной мишени» была выбрана Ливия. Очевидно, многие из тех причин, по которым состоялся этот выбор, стали «долгоиграющими». Во всяком случае, много схожего между тем, почему именно Ливия, а не какая-то другая арабская страна стала и в 80-х годах, и во время «арабской весны» 2011 года «демонстрационной мишенью» с целью обуздать арабский мир.

По свидетельству бывшего заместителя Государственного секретаря США Дж. Сиско, администрации Рейгана было удобно продемонстрировать на Ливии свой «железный курс»[51]. США остановили выбор на Ливии, так как она пользовалась, пожалуй, наименьшей поддержкой у других арабских стран — и консервативных, и радикальных. Администрация Рейгана могла исходить и из того, что в то время на нефтяном рынке наблюдался избыток и нефтяной фактор не мог иметь решающего значения при осуществлении широкомасштабного давления на Ливию.