Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами Примаков Евгений

На положении на Ближнем Востоке во все большей степени сказывалась борьба палестинцев за свои права. Начиналась она как борьба отдельных личностей, вынужденно покинувших населенную ими территорию и опиравшихся на арабские государства в своем стремлении вернуться. Как народ, общность палестинские арабы сложились в результате создания собственных военных и политических организаций, в борьбе за свою государственность получивших широкую поддержку на оккупированных Израилем территориях и среди палестинской диаспоры в арабских странах. В историческом процессе образования палестинской общности велика заслуга Ясира Арафата, известного также под псевдонимом Абу Амар.

Личность палестинского лидера

Так же как и о Насере, об Арафате написаны тома книг, тысячи статей. Их авторы — и те, кто лично знал, встречался с Абу Амаром, и те, кто не был знаком с ним, но серьезно занимается историей арабо-израильского конфликта. Однако среди авторов немало и таких, кто исходит в своих писаниях из мешанины фактов, слухов и домыслов, целенаправленно показывая образ палестинского лидера в неприглядном виде.

Одни называют его миротворцем, подчеркивая, что он был удостоен Нобелевской премии за подписание в 1999 году палестино-израильского соглашения, по которому в секторе Газа 3 и районе Иерихона вводилось палестинское самоуправление.

При подписании соглашения на лужайке Белого дома Арафат обменялся рукопожатием с израильским премьером Рабином. Другие утверждают, что Арафат — террорист.

Так кто же он на самом деле — Ясир Арафат, бессменно в течение ряда десятилетий руководивший Палестинским движением сопротивления?

Я встречался с ним многократно, в различных местах и при различных обстоятельствах — в Дамаске, Бейруте, Сайде, ливанском Триполи, Аммане, Багдаде, Москве, Праге, Каире, Газе, подолгу беседовал с ним, и мне кажется, что в состоянии описать эту отнюдь не простую историческую личность.

Нет сомнений в том, что Арафат вел аскетический образ жизни. Это проявилось во всем: и в походном убранстве небольшой комнаты в Бейруте, такой же и в Дамаске, в которой он спал, ел и работал, и в простой еде, которой он питался, да и во внешнем виде — полувоенный френч цвета хаки, кобура с пистолетом на поясе, неизменная клетчатая куфия на голове. Уверен, что он тратил на себя минимум средств, а ведь через него проходили огромные деньги, перечисляемые из различных арабских стран на палестинское движение. Только в 63 года он позволил себе завести семью, женившись на красавице христианке Сухе Тауиль, которая приняла мусульманство и родила ему дочь. Но семейного очага у него так и не появилось даже в то время, когда он уже стал избранным главой палестинской администрации, — жена и дочь были вдали от его походной, полной всевозможными опасностями жизни. Говорили, что до его женитьбы с ним была близка личная секретарша Наджла Ясин. В это можно поверить, но вместе с тем знаю от одного из его людей, что Арафат прекратил связь с ней в 1985 году, сразу после того, как соратники сказали ему, что роман с секретаршей не способствует общему делу. А общее дело, по словам Арафата, было у него одно — «палестинская революция».

Где родился Арафат, до конца неизвестно. В своих интервью он называл различные места рождения, но все в Палестине: Иерусалим, Газа, Цфат. Некоторые утверждают, что он родился в Каире. Так или иначе, но бесспорно, что его отец — землевладелец из Газы, а мать принадлежала к знатной иерусалимской семье. Родители Арафата переселились из Палестины в Египет, где, очевидно, и был зарегистрирован этот шестой по счету в семье ребенок, что открыло ему в последующем дорогу для поступления в 1948 году в Каирский университет.

Но после смерти матери Арафат прожил несколько лет у своего дяди в Иерусалиме.

Арафат никогда не рассказывал мне о своем детстве и юношеских годах. Но я узнал, что перед тем, как подать заявление в Каирский университет, он послал документы в университет в Техасе, но не получил американскую визу. Случились бы какие-нибудь перемены в его жизни, если бы он прожил детство не в Иерусалиме, а в Каире и проучился на инженерном факультете не Каирского, а американского университета? Конечно, все это оказало бы влияние на Арафата, возможно, повлияло бы на его отношение к быту, сказалось на характере, но не думаю, что изменило бы его образ мыслей. Он всю жизнь оставался палестинцем, палестинским националистом, патриотом. Уверен, что эти два понятия могут совпадать. Различие лишь в том, что националист, несомненно тоже любящий свою родину, свой народ, противопоставляет их другим, по его мнению, менее достойным народам и странам. Когда это принимает особенно непримиримые черты, националист выходит за рамки патриотизма.

У Арафата этого не происходило. Ненависть к Израилю, которая переполняла его в 50-60-х годах, не перерастала в ненависть к евреям. Когда я впервые встретился с Арафатом в 1968 году на позициях, которые занимали палестинцы недалеко от реки Иордан, на ее Восточном берегу, бросилась в глаза его явно семитская внешность. Через некоторое время в дружеской беседе я сказал, что он на одно лицо со многими из жителей Израиля. Арафат ответил: «В этом ничего особенного» — и повторил фразу Насера, который говорил о генетических связях арабов и евреев: «Палестинцы и евреи двоюродные братья».

Известно, что один из видных деятелей Палестинского движения сопротивления, Набиль Шаат, в 60-х годах выдвинул идею создания демократического палестинского государства, в котором на равноправной основе проживали бы иудеи, мусульмане и христиане. Эта идея не отвергалась Арафатом, а ее автор в дальнейшем стал членом ЦК ФАТХа. Но эта идея единого государства евреев и арабов, которую первоначально, еще до создания Израиля, выдвигал Советский Союз, оказалась нежизненной.

Психологический образ Арафата, а это главное, нельзя представить себе, не заостряя внимания на различающихся между собой этапах его жизни, борьбы, понимания целей и задач палестинского движения. Нужно сказать, что он прошел долгий нелегкий путь, преодолевая различные преграды, самосовершенствуясь, отбрасывая не выдержавшие соприкосновения с жизнью представления и при всем этом сохраняя преданность делу, которому посвятил себя целиком.

В 1948 году, прервав занятия, Арафат отправился на фронт первой арабо-израильской войны. После поражения арабов Арафат до 1950 года находился в Газе, перешедшей под административный контроль Египта, а затем вернулся на учебу в Каирский университет. Там он создал и возглавил Союз палестинских студентов. Пройдя военную подготовку, он получил диплом офицера и во время тройственной агрессии против Египта командовал подразделением палестинского батальона в чине лейтенанта.

В 50-х годах студенческое движение играло большую роль в становлении палестинской общности. Были организованы отдельные группы палестинских студентов не только в Египте, но и в других арабских странах. Движение палестинских студентов не было политически однородным. Например, в Исполком Союза палестинских студентов, созданного Арафатом в Каире, вошли четверо независимых, один баасист, один член «Братьев-мусульман» и один коммунист. Что касается Арафата, который возглавил этот многопартийный Исполком, то есть основания считать, что в ту пору близкой ему организацией стали «Братья-мусульмане».

В немалой степени его подталкивала к этому не только просачивающаяся информация о конфиденциальных контактах Насера с израильтянами, но и реальная политика египетского лидера, направленная на то, чтобы не допускать антиизраильской вооруженной активности палестинцев, проживающих в Египте либо в находящейся под египетским административным контролем Газе. Палестинцы в Египте могли лишь дискутировать на тему о возвращении на родину, но любые их действия, в том числе создание тренировочных лагерей в Газе для военной подготовки, можно было осуществлять только с санкций египетских властей. Выше уже говорилось, что за попытку действовать без таких санкций Арафат в 1954 году попал, правда ненадолго, в египетскую тюрьму.

Испытывая в тот период антинасеровские настроения, Арафат переехал в 1958 году в Кувейт, где к тому времени образовалась большая палестинская община, успешно занимавшаяся бизнесом. Он решил опереться на палестинцев, проживающих в Кувейте, и одновременно установить связи с другими аравийскими режимами, разбогатевшими на экспорте нефти, сделать их донорами палестинского сопротивления. В отношении Саудовской Аравии и Кувейта это во многом удалось.

После переезда в Кувейт начинается новый этап жизнедеятельности Арафата. В 1958 году зародилось Палестинское движение сопротивления — ФАТХ, которое ставило своей целью вооруженную борьбу против Израиля. Лидером ФАТХа стал Ясир Арафат. Федаины осуществляли отдельные вылазки на территорию Израиля. Такие проникновения усилились после того, как штаб-квартира ФАТХа была перенесена в 1961 году в Дамаск.

Отстраненность от межарабских дел

В 1961 году произошел разрыв между Сирией и Египтом, который ликвидировал просуществовавшее в течение трех с половиной лет объединенное египетско-сирийское государство. Усилилось влияние партии «Баас» в Сирии, что привело к росту противоречий между двумя частями бывшего единого государства. Но основная линия разграничения обозначилась между насеровским Египтом и Саудовской Аравией, король которой Фейсал призвал к проведению международной исламской конференции с участием не только арабских стран, но и Турции, Ирана, Пакистана. Этот новый альянс был призван стать противовесом на базе религии насеровскому арабскому национализму. В какой-то степени это было возвращением к тому, к чему призывал раньше Нури Саид.

Через год Египет напрямую столкнулся с Саудовской Аравией после переворота в Йемене. Египет наращивал свои вооруженные силы, направляемые в Йемен в поддержку республиканцев. Саудовская Аравия, с которой сотрудничала Великобритания, увеличивала свою помощь эмиру Бадру. Как относился ко всем этим процессам Арафат? Перенос штаб-квартиры ФАТХа из Кувейта в Дамаск отнюдь не означал, что палестинское движение занимает какую-либо сторону в разыгравшейся по многим направлениям внутриарабской борьбе. Дамаск был выбран для 1 базирования потому, что он намного ближе, чем Кувейт, к израильской границе — и с Сирией, и с Иорданией, и с Ливаном. Вместе с тем из всех граничащих с Израилем стран Сирия больше, чем другие, была настроена на вооруженную борьбу.

Однако показная отстраненность от межарабской борьбы отнюдь не означала отсутствия симпатий и антипатий в отношении того или иного арабского государства и его лидера. Внутренне в ту пору Арафат продолжал симпатизировать «Братьям-мусульманам» не только по идеологическим соображениям. К этому подталкивали его антинасеровские чувства и близость к Саудовской Аравии и Кувейту — главным донорам ФАТХа.

Антинасеровские настроения у Арафата разрослись в результате согласия президента Египта на размещение сил ООН на египетской территории по границе с Израилем. Одновременно Арафат начинал вообще разочаровываться в том, что «палестинское дело» может быть обеспечено в результате действий арабских государств против Израиля, и все больше склонялся к тому, что палестинцы сами должны добиваться восстановления своих национальных прав. Это проявилось в истории создания в 1964 году Организации освобождения Палестины (ООП).

Трудно согласиться с Махмудом Аббасом (Абу Мазеном), который в книге «Путь в Осло» писал: «Сформировались два органа (ООП и ФАТХ. — Е. П.), чтобы дополнять друг друга в процессе борьбы палестинского народа за свои права». В дальнейшем такой вывод оправдался, но на момент создания ООП он был неточен. Правда, М. Аббас признает, что ООП была «детищем арабских режимов» и это «не отвечало настроениям масс», но утверждает: «…несмотря на это, палестинцы видели в ООП свой дом». Однако все это пришло далеко не сразу.

Организация освобождения Палестины была «спланирована» по предложению Насера на саммите Лиги арабских государств в Каире в январе 1964 года. Эта арабская встреча в верхах состоялась в связи с намерением израильтян переключить большую часть стока реки Иордан для орошения пустыни Негев. Насер, явно не готовый к широкой вооруженной конфронтации с Израилем, пытался ее избежать. Сирия и палестинцы занимали другую позицию. Израильские сооружения, возводимые для отвода вод Иордана, подвергались атакам.

В ответ Израиль пустил в ход авиацию, разрушив одну из водных систем Сирии, и пригрозил «всеобщей войной». Выдвинув план по созданию ООП, Египет в таких условиях в определенной степени ориентировался на стремление разделить ответственность за свою сдержанную позицию с политической организацией палестинцев, но Высший арабский комитет, возглавляемый муфтием Иерусалима, фактически перестал существовать в 1956 году, а единственная на тот момент влиятельная палестинская организация ФАТХ была независимой и созданной для вооруженной борьбы.

Организация освобождения Палестины была образована в мае 1964 года на Палестинском конгрессе в отеле «Амбасадор» в Восточном Иерусалиме. Ясир Арафат не принимал участия ни в саммите в Каире, ни в конгрессе в Иерусалиме. В качестве наблюдателя присутствовал Абу Джихад, но он не участвовал даже в дискуссии. Председателем ООП стал находившийся на египетской дипломатической службе палестинец Ахмед Шукейри — личность никчемная, далекая от самостоятельности, и, возможно, поэтому его кандидатура была одобрена всеми арабскими государствами. Пожалуй, ни одно из них не хотело иметь независимую ООП.

ФАТХ отказался вступать в Организацию освобождения Палестины. С ООП ФАТХ существовал и действовал параллельно. Арафат и руководимый им ФАТХ исходили в то время из того, что только вооруженная борьба может обеспечить права палестинскому народу. О политических методах завоевания этих прав Арафат и никто из его коллег по ФАТХу и не думали. А Ахмед Шукейри практически бездействовал и, чтобы как-то сохранить свое реноме, неистово призывал по радио уничтожить Израиль. Небольшую активность проявляла и созданная ООП «Армия освобождения Палестины», а в арабских странах широко распространялись киноролики о подготовке ее солдат и командиров к тому, чтобы «творить чудеса» на поле боя. Сравнение двух организаций в палестинских массах складывалось явно в пользу ФАТХа, который к тому же демонстрировал свою независимость и от Насера, и от Лиги арабских государств, критикуя ее за бездеятельность в поддержке палестинской борьбы. Такой параллелизм в палестинском движении устраивал те арабские режимы, которые, опасаясь насеровского влияния на свое население, финансировали ФАТХ.

ФАТХ завоевывал все более сильные позиции в палестинских общинах в различных странах арабского мира и за его пределами. Это сближало с ФАТХом и другие палестинские организации — пронасеровского толка Движение арабских националистов (ДАН), на базе которого возник Народный фронт освобождения Палестины, просирийскую «Сайку» и другие.

Характерно, что в этот период ФАТХ отнюдь не был антизападной организацией. Следовательно, такой линии придерживался Арафат. Настрой против западных государств, снабжающих современным оружием и финансирующих Израиль, появился у Арафата позже. В то время антизападную позицию из всех палестинских организаций практически занимал только ДАН, лидер которого Жорж Хабаш призывал начать борьбу за палестинские права со свержения прозападных правительств в арабских странах.

Шестидневная война 1967 года, проигранная арабскими государствами, еще больше укрепила Арафата в мысли, что завоевание палестинских прав — дело рук самих палестинцев.

После Шестидневной войны ФАТХ перебазировался в Иорданию и, несмотря на большие потери, осуществлял проникновение на оккупированные территории через реку Иордан, завязывая стычки и с израильской армией. Уже в декабре 1967 года состоялся вынужденный уход Шукейри со своего поста — он давно не удовлетворял палестинцев как руководитель ООП, а после войны потерял поддержку и Египта. В феврале 1969 года на V сессии Национального совета Палестины (высший орган ООП) председателем Исполкома Организации освобождения Палестины был избран лидер ФАТХа Ясир Арафат. Параллелизм между ООП и ФАТХом завершился. ФАТХ стал главной силой, направляющей деятельность ООП. Важность происшедшей перемены заключалась также в том, что помимо фатховцев в Исполком вошли представители других палестинских военнополитических организаций.

Сражение у Караме — поворотный пункт в отношениях с Насером

Авторитет ФАТХа как руководящей силы ООП небывало вырос после сражения с израильской армией у Караме, на Восточном берегу реки Иордан. Можно считать, что с этого момента ООП обрела все черты именно палестинского органа. Моше Даян — министр обороны Израиля — решил нанести массированный удар по боевикам ФАТХа. Целью был выбран район вблизи городка Караме, рядом с которым находился лагерь с 40 тысячами палестинских беженцев. Другой палестинский лагерь, Шуна, был расположен также недалеко — у моста Аленби (так назывался до переименования мост Хусейна) через реку Иордан. 21 марта 1968 года началось сражение, в котором с израильской стороны были задействованы три бригады общей численностью до 10 тысяч человек, выдвинутых на восточный берег, тяжелая артиллерия, обстреливавшая палестинские позиции с Западного берега, танки, самолеты, боевые вертолеты. В течение нескольких часов бойцы ФАТХа сражались одни, потом к ним присоединилось подразделение иорданской армии, командир которого, «не сумев связаться с королем Хусейном», сам принял решение поддержать палестинцев. Израильские танки попали в засаду. Понеся тяжелые потери — 28 убитых и 70 раненых, несколько сожженных танков, — израильтяне отступили. Палестинские потери в живой силе были втрое больше, но все равно это была большая победа, которая выглядела тем более контрастно на фоне сокрушительного поражения Египта, Сирии и Иордании в Шестидневной войне. Добровольцы из многих стран, включая Египет, пополнили ряды ФАТХа.

Через неделю после сражения при Караме Насер пригласил Арафата приехать к нему на встречу в Каир. С этого момента начинается еще один этап в жизни Ясира Арафата, которого события выдвинули на лидирующие роли в конфронтации с Израилем. В Каир Арафата сопровождали Абу Айяд и Фарук Каддуми. Но на самом деле переговоры велись между Насером и Арафатом. Это была их первая встреча «лицом к лицу». Президент Египта спросил Арафата, считает ли он, что сможет победить Израиль? «Да», — ответил Абу Амар. Он промолчал на реплику Насера, что нужно подумать и о политических средствах создания палестинского государства, но без колебаний согласился с предложением президента Египта полететь вместе с ним в Москву. Поездка состоялась в июле 1968 года. Арафат официально считался членом египетской делегации с дипломатическим паспортом на имя Мохсина Амина. Советским руководителям он был представлен Насером в его настоящем качестве. Арафат встретился с Б.Н. Пономаревым. Во время этих встреч проговаривались не только проблемы «войны на истощение» — активного минометного и артиллерийского обстрела через Суэцкий канал израильских позиций на его берегу и «второго эшелона» на Синае, оккупированного Израилем, — но и вопросы мирного всеобщего урегулирования. Может быть, тогда впервые Арафат задумался о подкреплении вооруженной борьбы против Израиля политическими средствами.

Тогда Арафат мыслил о вооруженных действиях и политических мерах именно в такой последовательности и пропорции. Его не смущали марксистские лозунги, выдвигаемые Народным фронтом освобождения Палестины и выделившимся из НФОП Демократическим фронтом освобождения Палестины, особенно громко заявлявшим о марксистской направленности своей программы. Такая «толерантность» помогала ФАТХу — конечно, самому мощному из всех палестинских организаций того времени — быть во главе Палестинского движения сопротивления.

Однако в вопросе «ликвидации Израиля» Арафат и Палестинское движение сопротивления в целом все еще занимали в конце 60-х — начале 70-х годов незыблемую позицию. Публично. Ну а что происходило на самом деле, какие новые нотки пока очень глухо, а потом все громче зазвучали по поводу идеи создания палестинского государства и его места на карте Ближнего Востока?

Открываю свои записные книжки, в которых отражены мои беседы с Арафатом тех лет. Из записей следует, что Абу Амар, рожденный в пламени безальтернативности вооруженного сражения за «освобождение всей Палестины», постепенно, очень постепенно эволюционировал, я бы сказал, в борца-политика. Конечно, политик, особенно на первых порах, проглядывал в Арафате через густую антиизраильскую фразеологию, разогреваемую, кстати, неадекватными действиями израильской армии против палестинского населения. Но в начале 70-х годов Арафат уже начинает задумываться над возможностью создания палестинского государства не вместо Израиля, а на первых порах наряду с ним. Это «на первых порах» постепенно размывается, но еще не в самом начале 70-х годов.

Две встречи с Абу Амаром — до и после «черного сентября»

В этой эволюции особую роль сыграли иорданские события. Летом 70-го года в Иордании резко возросло напряжение между королем Хусейном и ПДС. Палестинское движение сопротивления — в этом вопросе оно было единым, — и в первую очередь ФАТХ, во главе с Абу Амаром взяло курс на превращение Иордании в полностью контролируемый ПДС плацдарм для вооруженных действий против Израиля. Королевское руководство категорически не принимало возможность такого развития событий и начало «осаживать» палестинцев, вплоть до запрета на ношение оружия в Аммане, создание складов боеприпасов в населенных пунктах. Тот факт, что палестинцы хотели контролировать ситуацию в Иордании, а Иордания как государство, в свою очередь, стремилась контролировать ПДС, еще не полностью объясняет суть глубоких противоречий и расстановки сил в кульминационный момент кризиса, когда на стороне Иордании практически стоял Израиль, а на стороне палестинцев — Сирия. Дело в том, что иорданское руководство в это время уже имело контакты с израильтянами по поводу судьбы Западного берега. В тех условиях Амману виделась развязка в создании палестинской автономии на Западном берегу в составе Иорданского государства. Палестинцы же на сессии Национального совета Палестины в августе 1970 года, собравшиеся в Аммане (!), вынесли решение: «…любыми способами превратить всю иордано-палестинскую арену в оплот тотальной палестинской революции». В это время Жорж Хабаш, например, заявил, что «нет абсолютно никакой разницы между Даяном и Хусейном».

Ситуация накалялась. Король ввел чрезвычайное положение, назначил военный кабинет во главе с генералом Даудом. Военным губернатором Иордании с широкими полномочиями стал генерал X. Маджали, который никогда не скрывал своих антипалестинских настроений. 6 сентября Народный фронт освобождения Палестины совершил беспрецедентную для того времени акцию, захватив в воздухе четыре авиалайнера, принудив их приземлиться на аэродроме вблизи Аммана и выдвинув ультиматум с угрозой взорвать пассажиров и команды, если не будут выпущены из израильских тюрем все заключенные-палестинцы. Даян ответил, что, даже если его дочь будет среди пассажиров захваченных самолетов, он не согласится на требования НФОП, так как это откроет вереницу непрекращающихся захватов заложников. После отказа Израиля выполнить требование тех, кто захватил самолеты, пассажиры и команды были отпущены, а авиалайнеры взорваны.

Моя встреча с Абу Амаром произошла накануне «черного сентября» 1970 года, но уже тогда, когда небо над Иорданией заволокли тучи усиливающейся палестино-иорданской конфронтации. Мы просидели несколько часов в его маленькой комнатке в Дамаске, убранство которой состояло из небольшого письменного столика и походной узкой кровати. Арафат напористо говорил, что палестинцы, несомненно, возьмут верх в Иордании, так как очень многие офицеры королевской армии — палестинцы и они не поднимут руку на своих братьев.

Он не принимал никаких аргументов в пользу того, что не так все просто, что Израиль не останется безучастным, если Организация освобождения Палестины подберется к власти в Аммане. «В этом случае весь арабский мир станет вторым Вьетнамом», — парировал Абу Амар.

Следующая встреча с Ясиром Арафатом состоялась опять в Дамаске 27 июня 1971 года. Позади осталось поражение палестинцев в Иордании. На помощь им не пришли иракские части, расквартированные в Иордании, на что рассчитывал Арафат. На сторону палестинцев перешло небольшое число солдат и офицеров иорданской армии, но ни одного иорданского подразделения, на что тоже рассчитывал Арафат. Палестинская освободительная армия, подкрепленная сирийской бронетехникой, вошла на территорию Иордании и двинулась к Амману. В ответ Израиль объявил мобилизацию, а США направили корабли 6-го флота в пространство между Кипром и Сирией. Несмотря на подписанное соглашение о прекращении огня, вооруженные отряды палестинцев вынуждены были уйти из Иордании.

Подчеркнув доверительный характер разговора, Арафат сказал мне во время встречи с ним 27 июня:

— Конечно, положение серьезное, но в политическом плане с сентября 1970 года мы имеем ряд положительных моментов. Теперь лучше видно, кто наши противники. К достижениям следует отнести и ноябрьскую 1970 года резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН, в которой признаются права палестинцев.

— Имеется в виду создание палестинского государства, хотя, насколько я знаю, в резолюции Генассамблеи права палестинцев не уточнялись? — спросил я.

— О каком государстве ты говоришь? — в свою очередь задал вопрос Арафат.

— О том, которое может существовать в условиях существования Израиля, — поставил я точки над i.

— Отвечу тебе тоже прямо, — сказал Арафат. — Ликвидировать Израиль в настоящее время нам не под силу. Борьба с его руководством — длительный процесс. Мы за то, чтобы в создавшейся ситуации попытаться решить положение в пользу палестинцев, чтобы наш голос звучал, чтобы наши интересы защищались. Нам нужно менять тактику. Мы против резолюции от 22 ноября[53]. Но что бы мы ни делали, от нас не зависит политическое урегулирование, если мы в нем не будем участвовать. Тогда мы не сможем защитить свои интересы — урегулирование пройдет мимо нас. В таких условиях защита наших прав заключается в том, чтобы оккупированный Западный берег не вернулся к Иордании, а Газа — к Египту, как это было до 1967 года. Мы за создание палестинского государства на этих территориях. Но оно не будет устойчивым, если не охватит и Восточный берег Иордана, — добавил Арафат. — Даже Черчилль в своих мемуарах пишет, что после Первой мировой войны Восточный берег управлялся палестинскими властями.

— Благодарю за откровенность, но немаловажный вопрос: как отнесутся к этой инициативе внутри палестинского движения?

— Это нас не волнует, — ответил Арафат. — Где они были, когда мы воевали в Иордании? Конечно, у нас будут трудности, но мы их не опасаемся.

Отвечая на мой вопрос, как отреагируют арабские страны, Арафат сказал:

— Против будет один Ирак. Возможно, в душе против будет Саудовская Аравия — она имеет своих людей среди нас, которых может привести в действие. Но и у нас есть сто тысяч палестинцев, работающих в Саудовской Аравии, в том числе на нефтепромыслах. Саудовская Аравия понимает, что и мы сможем действовать, и навряд ли будет активничать. В США король Фейсал заявил, что они примут все, с чем согласятся палестинцы. До этого Фейсал уже не отвергал формулу «демократического двунационального государства в Палестине», которую раньше называл отступничеством от ислама. Примет и сейчас нашу новую формулу. Резко против будет король Хусейн. Возможно, даже захочет в таких условиях заключить сепаратный мир с Израилем. Мы знаем о его контактах — с Абба Эбаном в Лондоне, с Моше Даяном в Нью-Йорке, с Игалом Аллоном на Мертвом море. Но Израиль хочет договариваться не с ним, а с палестинцами. Палестинцы видят путь к политическому урегулированию через создание палестинского государства, а не претворение в жизнь резолюции 242 Совета Безопасности, — резюмировал Абу Амар.

Арафат в подтверждение своих слов нарисовал карту Палестины, которая была разделена на две части. «Здесь будем мы, — указал Арафат, — а здесь будет Израиль». По моей просьбе он, ни минуты не колеблясь, подписал эту карту. Это было летом 1971 года, то есть почти за двадцать лет до того, как Арафат во всеуслышание заявил, что целью палестинского движения не является уничтожение Израиля.

Сообщая в Москву об этой встрече, я подчеркнул в шифротелеграмме несколько обстоятельств. Наступает новый момент в процессе урегулирования — в нем начинают участвовать палестинцы. Арафат взял курс на создание палестинского государства наряду с Израилем — его разговоры о невозможности добиться ликвидации этого государства в настоящее время — дань риторике и камуфлирование отхода от прежде декларируемой позиции. Несмотря на утверждение Арафата, что его не волнует внутрипалестинское положение, не было оснований считать, что не произойдет реального раскола в ПДС по поводу идеи палестинского государства на оккупированных в 1967 году Израилем территориях — Западном берегу и в Газе (я провел в Дамаске беседы с руководством «Сайки» Зухейром Мохсином и главой НФОП Жоржем Хабашем — оба крайне отрицательно относились к идее палестинского государства, а Хабаш даже назвал это «предательством»). Мой разговор с Арафатом происходил непосредственно после его встречи в Каире с Садатом и саудовским королем Фейсалом, и есть основание считать, что они одобрительно обсудили новую политику палестинцев, включая их будущие отношения с иорданским королем Хусейном.

Резюме было следующим: открыто взятый курс на создание палестинского государства внесет серьезную модификацию в процесс политического урегулирования. Следовало бы, очевидно, выяснить, в какой степени США участвуют в такой переориентации. Во всяком случае, Советскому Союзу оставаться в стороне от этого процесса было бы нежелательно, тем более что он перспективен в историческом плане, а наши связи с ФАТХом в таких условиях могли бы не только способствовать политурегулированию на Ближнем Востоке, но и росту влияния СССР в регионе, в том числе в планируемом государстве, которое в той или иной форме будет создано.

Во время октябрьской войны 1973 года я был в Сирии и Ливане. Сама война, на этот раз инициативно начатая Египтом и Сирией, вновь вернула на какой-то период Арафата и большинство его коллег к мысли о том, что все-таки путь к палестинскому урегулированию лежит через военные действия против Израиля регулярных вооруженных сил арабских государств. Военные успехи Египта и Сирии на начальной стадии войны предрасполагали к такому выводу. В это время, как мыльный пузырь, лопались мифы о сговоре сверхдержав против палестинцев, о недоброкачественности советского оружия, которым были оснащены египетская и сирийская армии. На слуху у всех были названия САМ-6, САМ-7 — ракет, которыми сбивали израильские самолеты. Образно выразился Мухаммед Ода, с которым я встретился в Бейруте 13 октября, — он незадолго до этого приехал из Каира: «Сравнивая ситуацию с 1967 годом, могу сказать, что израильтяне стали больше арабами, а мы стали больше евреями».

Не пренебрегать политикой

Поражение арабов в войне и последовавшие за этим события укрепили Арафата в мысли о необходимости решать палестинскую проблему теперь уже и политическим путем. К этому выводу его, несомненно, подтолкнула позиция, занятая иорданским королем Хусейном. Член руководства Народно-демократического фронта освобождения Палестины Салех Раафат 9 октября был послан в Амман, где имел встречу с королем. Ему было поручено поднять перед Хусейном два вопроса: о вступлении Иордании в войну и разрешении ПДС вернуться в Иорданию. Король ответил следующим образом: «Меня предупредили американцы, что через несколько дней египетская и сирийская группировки будут уничтожены. В таких условиях я начну военные действия лишь в случае освобождения Голанских высот и закрепления египтян на восточном берегу Суэцкого канала. А без начала мной военных действий не может быть и речи о разрешении для ПДС вернуться в Иорданию».

Я полагаю, что зондаж позиции Хусейна был осуществлен по прямому указанию Арафата. Во всяком случае, до него, несомненно, была доведена позиция короля, и он не мог не понимать, что путь к превращению Иордании в плацдарм для вооруженных действий против Израиля отрезан. 13 октября Хаватма, подчеркнув, что так считает и Абу Амар, сказал мне: «Война приводит к относительному снижению роли ПДС, поэтому еще важнее иметь конструктивную программу — создание палестинского государства». Но какого и каким путем?

Гипотетически на тот момент было три варианта: либо вести дело к освобождению вооруженным путем оккупированных Западного берега и сектора Газа, что было невозможно без новой большой войны с Израилем; либо политическими методами добиваться решения о создании палестинского государственного образования на Западном берегу в составе Иордании, возможно образуя с ней конфедерацию; либо добиваться создания самостоятельного палестинского государства. За второй вариант выступали Соединенные Штаты. Можно считать, что этот вариант не только был приемлем, но импонировал и Амману. О сирийской позиции сказал мне близкий к сирийскому руководству председатель Национального собрания Палестины Халед Фахум во время нашей встречи 15 октября в Дамаске, куда я приехал из Бейрута. По его словам, Хафез Асад считает единственным выходом из ситуации для палестинцев, прежде всего, освобождение Западного берега, а уже потом думать с Иорданией о совместном государстве. Для Арафата тогда такая формула была неприемлема в обеих своих частях. Это он подтвердил мне еще раз во время нашей встречи в Сайде 23 октября (со мной был наш дипломат В.И. Колотуша). «Мы только за самостоятельное государство, которое следует попытаться создать комбинацией из военных и политических средств, — сказал Арафат. — Однако никто и ничто не заставит нас опять пойти под власть бедуинов, связанных с американцами и англичанами». Начал он говорить на эту тему инициативно, говорил жестко, очевидно, в тот момент был очень озабочен реакцией Иордании и Сирии на идею палестинского государства. Можно предположить, что внутренне он надеялся на поддержку Каира. Во всяком случае, он сказал, что видит просчеты палестинцев «в недостаточной гибкости» в отношении «плана Роджерса» (как известно, принятого Насером. — Е. П.), а потом задумался и добавил: «В результате в сентябре 1970 года мы не имели египетского тыла. Теперь мы не повторим такой ошибки».

Арафат все больше становился реалистом, все меньше его качало влево, вправо, все серьезнее относился к политическим проблемам. Это особенно контрастно выглядело на фоне некоторых других палестинских руководителей. Хотел бы в этой связи привести свою беседу с симпатичным мне, умным, но «леваком» до мозга костей доктором Жоржем Хабашем. Мы встретились с ним в Бейруте, куда я приехал из Сайды, где беседовал с Арафатом. Хабаш начал разговор со мной с утверждения, что «все решают трудящиеся массы в палестинском движении, их революционный порыв». Я совсем необидно — мы с ним были в дружеских отношениях многие годы — прервал его словами:

— Существует все-таки разница между революционным романтизмом и революционным реализмом, — и добавил, что очень чту Че Гевару, даже порой восхищаюсь им, но революцию в Боливии он не сделал.

— Хорошо, — сказал Хабаш. — Тогда я определю политику Народного фронта в таких пунктах: против резолюции 242, против антисоветизма, а по политурегулированию у нас еще нет решения…

После октябрьской войны маневренное поле Арафата стало расчищаться. В ноябре 1973 года арабское совещание в верхах в Алжире признало ООП, в котором по-прежнему доминирующие позиции принадлежали ФАТХу, «единственным законным представителем палестинского народа». 26 сентября 1974 года из состава Исполкома ООП вышел Народный фронт освобождения Палестины, который полностью исключил политический путь решения палестинской проблемы.

Что касается Иордании, то король Хусейн сначала попробовал «перетянуть канат»: ему удалось в 1974 году добиться, чтобы в александрийское коммюнике о его переговорах с Садатом было включено такое положение: «ООП является законным представителем палестинцев, за исключением тех, которые проживают на территории Иорданского Хашимитского Королевства». Однако он вынужден был подчиниться решениям Рабатского совещания глав арабских государств (октябрь 1974 года), после чего Иордания «исключила из своей ответственности» Западный берег. (Впоследствии это дало ей возможность, не имея никаких спорных с Израилем территорий, подписать мирный договор с Израилем.)

С момента официального отказа от своего контроля над Западным берегом король Хусейн пошел своим, иорданским путем. Как-то он сказал во время одной из наших бесед: «Я инициативно вошел в войну с Израилем в 1967 году и потерял Западный берег. Это меня многому научило». Он ничего не добавил к этим словам, а я мысленно докончил его фразу: «А теперь я не хочу из-за Западного берега терять свое государство, свой трон». Его тоже можно было понять.

После всего происшедшего главной проблемой для Арафата, ФАТХа, ООП становилось признание резолюций 242 и 338 Совета Безопасности ООН. По этому вопросу одинаковую позицию занимали СССР и США. Но разница заключалась в том, что США и Израиль использовали непринятие этих резолюций ООП как показатель невозможности договориться с палестинцами. «Время шло, — пишет Махмуд Аббас. — Каждый раз, когда в Москву приезжали официальные палестинские делегации, Андрей Громыко говорил на встречах с ними: „Перед вами нет другого выбора, кроме как признать резолюции 242 и 338. Эти резолюции — сильный козырь в ваших руках, который нужно использовать в подходящий момент. Смотрите не упустите момент. Прошу вас, дайте нам возможность разыграть этот козырь на переговорах с американцами, европейцами, израильтянами. Возможно, тогда нам удастся найти нужное вам решение“. В ответ палестинцы постоянно твердили: „Нет, мы не можем принять эти резолюции“»1.

Такие диалоги каждый раз происходили в Москве, и они, очевидно, сыграли в конце концов определенную роль в изменении позиции ООП по этим резолюциям. К такому выводу можно прийти, не впадая в преувеличение воздействия «советского фактора». Дело в том, что ООП могла бы по-прежнему отвергать резолюции (за такой позицией стояло опасение, что согласие с ними будет означать признание Израиля в то время, как палестинский вопрос в резолюциях ООН сводился не к образованию государства, а к проблеме беженцев), если бы одна из сверхдержав была по меньшей мере нейтральной. Но этого не случилось. Одновременно просматривалась перспектива изоляции палестинцев и в арабском мире, где преобладающее большинство государств приняло эти резолюции, не говоря уже о мировом общественном мнении. Более того, [54] непризнание резолюций 242 и 338 Совета Безопасности ООН стало фактически непреодолимой преградой на пути развития начавшихся контактов палестинцев сначала с представителями американских еврейских кругов, а затем и различных политических сил Израиля.

Не думаю, что палестинское руководство тогда недооценивало роль Соединенных Штатов. В середине 70-х годов был активизирован секретный канал — линия связи между ЦРУ и разведывательной организацией ООП «Джихаз ар-Расд», контакты осуществлялись и через американское посольство в Бейруте, а также с Арафатом через Саудовскую Аравию. Эти каналы связи использовались американской стороной для обеспечения безопасности своего посольства в Ливане во время гражданской войны в этой стране. В 1976 году США обращались к ООП с просьбой обеспечить безопасную эвакуацию американских граждан из Бейрута, а после того, как палестинцы откликнулись на эту просьбу, Г. Киссинджер направил благодарственное письмо Я. Арафату. Американо-палестинские контакты активизировались по секретному каналу во время захвата американских заложников в Иране. Двум представителям ООП, специально направленным по просьбе ЦРУ в Тегеран, удалось добиться освобождения из числа заложников женщин и афроамериканцев.

Это все происходило на фоне заявления президента Картера, что палестинцам принадлежит право на создание «национального очага». Но контакты с ООП осуществлялись американской стороной по чисто прагматическим, а не политическим вопросам и без всякой огласки. Сказывалось опасение реакции Израиля и израильского лобби в США. Под их давлением США вынуждены были даже предложить уйти в отставку своему постоянному представителю в ООН Эндрю Янгу, который «самовольно» встретился с представителем ООП в Организации Объединенных Наций.

Эволюция Арафата была нелегкой. Ему на разных этапах в этом помогали Абу Айяд, Абу Мазен, Ясир Абдрабо, Набиль Шаат, Махмуд Дарвиш (известный палестинский поэт, проживавший в Израиле), Халед Хасан, Абу Аля и другие.

Некоторые не вносят в этот список одного из основателей палестинского движения Абу Джихада. Я не согласен с этим. Во время моих бесед со всеми перечисленными лидерами палестинцев можно было отметить некоторые различия в их подходах к процессу урегулирования. Но тот же Абу Джихад 5 сентября 1979 года в Бейруте открыл мне, что санкционировал встречу с Даяном своего представителя Натша и получил от него письменный доклад. Даян задал несколько вопросов, в том числе «признают ли палестинцы план автономии в Иордании и можно ли рассматривать урегулирование в Газе отдельно от Западного берега». Натша сказал, что он — частное лицо и ответы на эти вопросы можно получить на переговорах с руководством ООП. По словам Абу Джихада, который и не думал дезавуировать своего представителя, по сути заявившего Даяну о возможности переговоров с Израилем на уровне руководства ООП, это «уже второй случай контактов израильтян с нами». Он добавил, что и американцы зондируют возможность контактов с ООП. Например, Сондерс попросил профессора Гарвардского университета Валида аль-Халиди посоветоваться о наших делах. Тот ответил: «Я американский гражданин. Если хотите, переговоры можно вести с ООП». Не думаю, что рассказывающий обо всем этом человек мог занимать крайне негативную позицию по переговорам палестинского руководства с целью добиться политического урегулирования палестинской проблемы[55].

Все это имело место в то время, когда прорабатывались, естественно с ведома Арафата, еще по одной линии шаги по организации конфиденциальной встречи с израильтянами. Посредником выступил ливанский христианский лидер Шамун. Вначале член политбюро шамуновской Либерально-демократической партии Набиль Наджам, а затем сын Шамуна Дани рассказали мне, что «посредническая миссия» была подготовлена в деталях. Вейцман дал добро. Палестинцев должен был представлять Абу Хасан. Но перед самой встречей его убили. По словам Набиля Наджама, это осложнило обстановку, но не прекратило попыток шамуновцев организовать конфиденциальную палестино-израильскую встречу. Эта тема обговаривалась секретно 3 сентября 1979 года Шамуном с помощником Абу Айяда Митхатом. Шамун увязывал организацию тайной палестино-израильской встречи с выводом палестинских вооруженных отрядов с юга Ливана и концентрацией невооруженных палестинцев в лагерях на юге.

Дани Шамун, в свою очередь, говорил, что убийство Абу Хасана не перечеркнуло необходимости тайных контактов представителей палестинского и израильского руководства, и связывал это с перспективой, что президентом Израиля станет Вейцман.

Конечно, в то время не все в руководстве ООП были сторонниками тайных переговоров с Израилем, о чем, как мне представляется, свидетельствовало убийство потенциального переговорщика Абу Хасана. Но факты говорят о том, что уже в 1979 году идея тайных контактов не была отвергнута теми, кто реально находился у руля палестинского движения.

А еще в августе 1978 года состоялось решение Исполкома ООП о создании на оккупированной территории организации, которая будет ограничиваться лишь легальными формами борьбы. «Лишь пустив корни на оккупированной территории, мы сможем сохранить шансы на участие в процессе политурегулирования», — сказал мне Ясир Абдрабо.

Напряженность с Сирией: послание Андропова

Не хочу оставлять за скобками отношения Арафата с Сирией, которые начали обостряться в конце 70-х годов, а после израильского вторжения в Ливан и вынужденного ухода оттуда палестинских бойцов накалились до основания. Многие считали Арафата виновным в происходящем. По их логике он, дескать, отступал от интересов палестинского народа раньше времени, пока еще Израиль не был загнан в угол вооруженной борьбой палестинцев, не исключал договоренностей с ним. К этому прибавлялись и другие аргументы: Арафат, мол, после того, как палестинцы проиграли в Бейруте, пошел на встречи с королем Хусейном и обсуждал с ним вопросы конфедерации с Иорданией, забыв «черный сентябрь». В вину Арафату ставили и его визит в Каир, который после гибели Садата не отошел от Кэмп-Дэвидских соглашений. Стало распространяться мнение — его особенно рьяно поддерживали сирийское руководство и палестинские организации, тяготеющие к Дамаску, — что Арафат занял правую, капитулянтскую позицию.

Такое мнение усиленно доводилось до Москвы. Но нужно признать, что, несмотря на распространенность таких оценок, в том числе среди ряда советских экспертов-ближневосточников, антиарафатовская линия не была принята советским руководством. СССР не пошел в фарватере политики Дамаска, понимая, что одним из главных мотивов Сирии в то время было поставить под контроль палестинское движение и использовать его для усиления своих позиций при контактах с США с целью поиска приемлемых для себя принципов урегулирования с Израилем.

Однако советское руководство оказалось в нелегком положении. С одной стороны, Сирия стала главной опорой советской политики на Ближнем Востоке. После того как от СССР дистанцировался садатовский Египет и проявились осложнения в отношениях с саддамовским Ираком, происходило сближение по всем линиям с Хафезом Асадом. С другой стороны, Москва, которая стремилась играть активную роль в ближневосточном урегулировании, выступала за решение ключевого вопроса — создание палестинского государства, была заинтересована в укреплении связей с основной палестинской силой — ФАТХом и его лидером Арафатом. Многочисленные встречи с представителями других, идеологически более близких палестинских организаций — НФОП, ДФОП не могли заслонить значение доверительных связей с руководством ФАТХа.

А события тем временем далеко не соответствовали интересам СССР. Сирийцы и ливийцы подтолкнули двух видных военных деятелей ФАТХа, Абу Мусу и Абу Салеха, на выступление против Арафата. Абу Муса был широко известен как герой боев в Бейруте, и это обеспечивало ему поддержку ряда членов ФАТХа, особенно военной группировки. В документе, опубликованном Абу Мусой и его сторонниками против Исполкома ООП, отрицался любой компромисс с Израилем, а целью провозглашалось освобождение всей Палестины. Абу Муса со своей группой выступил и против «плана Рейгана», и против фесской инициативы, и против сотрудничества ООП с консервативными арабскими режимами. Произошли столкновения между отдельными отрядами палестинцев в ливанской долине Бекаа, а затем в ливанском Триполи. В результате Арафат с 4 тысячами палестинских бойцов ушел из Ливана в Тунис.

Незадолго до этого я находился в Бейруте, где намечался ряд моих встреч с сирийскими руководителями, включая президента Хафеза Асада. Естественно, что одной из главных тем этих встреч должен был стать призыв к сирийцам отойти от враждебной позиции в отношении ФАТХа и его лидера. 2 июня 1983 года в сопровождении нашего посла в Дамаске В.И. Юхина прибыл в резиденцию президента Сирии. Из беседы с Хафезом Асадом стали ясны некоторые моменты, характеризующие позицию Сирии. Обратила на себя внимание такая постановка вопроса. «Всеобщее ближневосточное урегулирование, — сказал Асад, — возможно только при наличии равенства между силами участников переговоров. Сейчас, — пояснил он, — после выхода Египта из конфронтации, такое урегулирование возможно лишь при равенстве сил Сирии и Израиля». Говоря о позитивном отношении к идее созыва мирной конференции по Ближнему Востоку под председательством СССР и США, Асад, однако, сказал, что считает ее созыв реальным делом лишь тогда, когда на Ближнем Востоке сложится четко выраженное равенство сил.

Конечно, и я, и Юхин понимали (мы позже обменялись мнениями о беседе), что, подчеркивая значение «выравнивания сил» для урегулирования конфликта, Асад, с учетом нашей несомненной заинтересованности в таком урегулировании, подталкивает СССР к увеличению поставок различных видов вооружений Сирии. Вместе с тем такое недвусмысленное заявление против урегулирования в тогдашних условиях помогало понять подоплеку усиливающейся враждебности сирийцев к тем палестинским силам, которые нащупывают возможности договориться с Израилем на компромиссной основе.

Хотя беседа была длительной, но Асад не углубился в поднятые мной вопросы о необходимости разрядить его отношения с Арафатом. Согласен он с ним или нет, Арафат — признанный палестинский лидер, ставка на его оппонентов несостоятельна, а раскол палестинского движения резко ослабляет арабскую сторону и не способствует урегулированию конфликта с Израилем, даже исходя из его собственной логики.

Я говорил все это, уже проведя ряд встреч в Дамаске. В телеграмме, направленной в Москву 1 июня, написал, что доводимая до сведения палестинцев информация о сирийской позиции невмешательства в их дела и даже согласии на сохранение Арафата в качестве лидера ПДС не отражает действительности. Министр иностранных дел САР А. Хаддам сказал в беседе со мной, что «Арафат чрезвычайно ослаб и группа Абу Салеха уже сильнее его сторонников». Заведующий восточноевропейским отделом МИДа Кафри (бывший посол Сирии в Москве) в доверительной беседе пошел еще дальше, заявив, что «сирийцы будут только рады, если представится возможность устранить Арафата». Между тем, подчеркнул я в телеграмме, тенденция на устранение Арафата не поддерживается большинством палестинцев, и позиции Арафата будут усиливаться, так как преобладающее большинство палестинских организаций выступает против вмешательства арабских государств в их дела. В этой связи я предложил в качестве срочной меры в передаче Московского радио и в советской печати дать обращающий на себя внимание материал против раскола в палестинском движении и с выражением поддержки Арафата как признанного лидера ООП.

В это время, в начале июня 1983 года, посол СССР в Сирии Юхин получил из Москвы указание в срочном порядке передать Арафату устное послание Ю.В. Андропова, уже ставшего Генеральным секретарем ЦК КПСС. Послание было очень важным: главная мысль в нем заключалась в необходимости отступить от жесткой линии в отношении сирийского руководства и найти компромисс, а также преодолеть разногласие и в палестинских рядах. Одновременно говорилось о наших усилиях повлиять на сирийскую сторону в этом же направлении. Имел большое значение сам факт направления послания советского высшего руководителя Арафату. Этим как бы подчеркивалось, что СССР, будучи в тесных партнерских отношениях с Сирией, не следует курсом, который в то время можно было назвать антиарафатовским.

Но как передать это послание — ведь Арафат был вне Дамаска. Однако 3 июня стало известно, что на очень короткое время по пути в Румынию он находится в Дамаске в представительстве ФАТХа. Посол Юхин без риска испортить свои отношения с официальным Дамаском не мог посетить Арафата, явочным порядком прибывшего на несколько часов в столицу Сирии. Выполнить указание из Центра Юхин мог только в советском посольстве, но Арафат по своим соображениям — и по политическим, и связанным с безопасностью — предпочел в наше посольство не ехать. Принимая во внимание мои дружеские связи с Арафатом, меня попросили поехать к нему в бюро ФАТХа и уговорить прибыть в советское посольство. Вместе с Р.В. Ющуком, который в то время находился в Дамаске, мы убедили Арафата в целесообразности проведения встречи с Юхиным для получения послания Андропова на территории советской дипломатической миссии.

Ехали мы в посольство с Арафатом в бронированном автомобиле в сопровождении джипа с автоматчиками — до такой степени в то время накалились отношения Сирии с палестинским лидером. Арафат утверждал, что имеет доказательства причастности Дамаска к организации недавнего на него покушения.

На встрече в советском посольстве Арафат просил передать благодарность Андропову за столь необходимую ему поддержку. Он заявил, что не сомневался в позиции СССР, и заверил, что не допустит эскалации ухудшения отношений палестинцев с сирийским руководством. Вместе с тем он подчеркнул, что находится «меж двух огней»: либо конфронтация с сирийскими войсками в районе Бекаа, защищающими бунтовщиков, либо мятеж будет продолжаться. Спросили у Арафата, намерен ли он в сложившейся обстановке предпринять практические шаги по налаживанию отношений с сирийским руководством. Арафат ответил, что нынешний кризис спровоцирован сирийцами и они должны сделать шаг навстречу палестинцам, а именно прекратить вмешательство в их дела. Одновременно лидер ООП подчеркнул, что сохраняет выдержку. Об этом свидетельствует то, что он не пошел на вооруженное подавление мятежа, грозившее столкновением с сирийцами, и продолжает надеяться лично на президента Сирии Асада, который может сделать первый шаг навстречу ФАТХу и ему.

Времени было мало, Арафат спешил на аэродром и настоятельно попросил меня и Ющука приехать к нему в ливанский Триполи после его возвращения из зарубежной поездки. «Ситуация требует обстоятельной беседы», — сказал Арафат.

Арафат возвратился из поездки в Румынию, Алжир, Ирак, НДРЙ и Кувейт, надеясь заручиться поддержкой лидеров этих стран для оказания сдерживающего влияния на Сирию, и тут же через своего представителя в Дамаске передал о своем желании «встретиться в скорейшем порядке с Примаковым и Ющуком» на одной из своих баз на севере Ливана. Мы выехали 14 июня через город Хомс под охраной вооруженных палестинцев. Беспрепятственно пересекли контрольно-пропускные пункты на сирийско-ливанской границе, а затем с базы ФАТХа, недалеко от Триполи, в сопровождении присланных Арафатом людей, проследовав через ряд палестинских кордонов, прибыли на его временный командный пункт в горах. Здесь же в оливковой роще состоялась встреча с Арафатом, которая длилась более трех часов.

Через нас Арафат передал свое ответное устное послание Андропову. Он «сердечно благодарит советское руководство за своевременную реакцию на попытки внести раскол в палестинские ряды». По словам Арафата, «…послание Андропова, переданное 3 июня, и другие шаги Советского Союза позволили почувствовать руководству ООП, что произошел спад сирийской активности, направленной против него». Палестинский лидер просил передать Андропову, что «сделает все от него зависящее для нормализации обстановки в рядах палестинцев и налаживания отношений с Дамаском, который теперь не может не учитывать мнение Советского Союза».

Тот факт, что «сирийцы постепенно начинают отходить от своей линии на раскол в палестинском движении», Арафат прокомментировал таким примером: брат президента Асада Рифаат сказал ему, что сирийское руководство с самого начала получило неверную информацию, будто мятежники располагают всеобщей поддержкой и смогут увлечь за собой большинство ФАТХа. Убедившись в несоответствии этих сведений с действительностью, Асад образовал комиссию для посредничества между враждующими палестинскими группами, не включив в нее ни Хаддама, ни руководителя военной контрразведки Али Дубу, известных своими выступлениями против сближения Сирии с Арафатом.

Обрисовывая свою позицию в отношении урегулирования, Арафат конкретизировал ряд моментов: вынужденный уход вооруженных сил палестинцев из Бейрута нисколько не означает, что ООП опирается в своем политическом маневрировании на «план Рейгана»; «иорданский вариант» означает для ООП главное — создание палестинского государства, и только потом возникнет возможность создания конфедерации Западного и Восточного берегов Иордана. В разговоре с королем Хусейном, по словам Арафата, он не выходил за рамки этого варианта. Арафат сказал также, что он был и остается противником Кэмп-Дэвидских соглашений, но намерен активизировать политические действия, чтобы «не дать времени работать против интересов палестинского народа». При этом Арафат говорил о продолжающемся заселении израильтянами Западного берега и сектора Газа, что может сделать «антипалестинскую ситуацию» необратимой.

Мы тепло попрощались с Арафатом и в сопровождении до самого советского посольства в Дамаске двух автомашин с вооруженными палестинцами благополучно вернулись из Северного Ливана незадолго до полуночи 14 июня.

Но эта поездка имела продолжение. Я попросился к Асаду, чтобы изложить ему свои впечатления от встречи с Арафатом, и 16 июня был принят сирийским президентом. Естественно, я рассказывал о беседе с Арафатом так, чтобы максимально сблизить его позиции с сирийцами. К этому времени Асад получил послание советского руководства в связи с положением в Ливане. Думаю, что это послание и мой рассказ растопили лед, и Асад говорил уже совсем не так, как во время встречи с ним двенадцать дней назад. Он сказал, что «в принципе согласен с советским руководством — Сирии следует выступить с конструктивными идеями как по Ливану, так и по ближневосточному урегулированию в целом, при согласовании позиции с СССР». Касаясь отношений с ООП, Асад сказал: «Сирия заинтересована в сохранении его единства и одновременно в том, чтобы прогрессивные элементы, и в первую очередь в ФАТХе, могли играть существенную роль в выработке политического курса палестинского руководства. Сирия продолжает контакты со всеми заинтересованными сторонами в палестинском движении, включая сторонников Арафата». Асад обещал взвесить все за и против, что касается его возможной встречи с Арафатом.

Конечно, описанные встречи не могли нормализовать отношения между ФАТХом и Дамаском, но они, по-видимому, сбили накал страстей, а ведь момент был такой, когда могло начаться широкое сирийско-палестинское вооруженное столкновение. К счастью, это не произошло.

«Мир палестинцам и израильтянам в равной степени»

Заслуга Арафата и его коллег заключается прежде всего в том, что он преодолел сопротивление тех сил в ООП и вне ее, которые занимали крайне негативные позиции в отношении резолюций 242 и 338 Совета Безопасности ООН. В 1988 году на XIX сессии Национального совета Палестины эти резолюции были признаны. Его заслуга и в том, что он сумел связать признание резолюций 242 и 338 с согласием США и Израиля на создание палестинского государства на Западном берегу и в секторе Газа. Такая увязка была достигнута, пройдя и через интифаду — восстание на оккупированных территориях, вспыхнувшее 7 декабря 1987 года, — и через решение короля Хусейна об отказе от своего контроля над Западным берегом, — это фактически вело и в конце концов привело к признанию Организации освобождения Палестины в качестве представителя палестинского народа, с которым израильское руководство так или иначе стало вести дело. Одновременно возрастала международная поддержка ООП как стороны в переговорах по решению палестинской проблемы.

После некоторых колебаний и не без внутренней борьбы Арафат определил свою позицию на пресс-конференции в Женеве на следующий день после своего выступления 14 декабря 1988 года на Генеральной Ассамблее ООН[56]. Сделанное им заявление, пожалуй, даже важнее его выступления на Генеральной Ассамблее, так как во время этой пресс-конференции Арафат, по сути, отвечал тем, кто пытался представить, будто он, находясь на трибуне Генассамблеи, ушел от многих вопросов. Приведу важнейшие части заявления Арафата. «Создание нашего государства, — сказал он, — дает палестинцам свободу — оно обеспечит мир и палестинцам, и израильтянам в равной степени… Вчера в своем выступлении я говорил о резолюции 181 Генеральной Ассамблеи как основе для палестинской независимости. Я также подчеркнул, что мы признаем резолюции 242 и 338 как основу для переговоров с Израилем в рамках международной конференции. Именно о признании этих трех резолюций заявил Национальный совет Палестины на сессии в Алжире.

В моем выступлении было ясно сказано, что под правами нашего народа мы понимаем его право на свободу и национальную независимость в соответствии с резолюцией 181 и право всех вовлеченных в ближневосточный конфликт сторон жить в мире и безопасности, включая государства Палестина, Израиль и другие соседние государства в соответствии с резолюциями 242 и 338.

Что касается терроризма, то вчера я объявил со всей очевидностью, и я повторяю, чтобы зафиксировать нашу позицию, что мы полностью и решительно отвергаем все виды терроризма, включая одиночный, групповой и государственный… Пусть все поймут, что ни Арафат, ни кто-либо другой не сможет остановить интифаду. Она прекратится только тогда, когда будут предприняты конкретные практические шаги для достижения наших национальных целей и создания палестинского государства.

В заключение, — сказал Арафат, — заявляю перед вами и прошу вас передать мои слова: мы хотим мира, мы обязуемся сохранить мир, мы хотим жить в собственном палестинском государстве, и пусть другие также живут».

Ряд западных, да и не только западных авторов, пишущих о последовавшем периоде, особенно о секретных палестино-израильских переговорах в Осло, в которых ведущую роль играл Махмуд Аббас, о трудной подготовке Декларации о принципах, подписанной в Вашингтоне 3 сентября 1993 года, а затем о не менее трудном переговорном процессе в рамках двустороннего «трека» Мадридской мирной конференции, сознательно принижают роль Арафата. Некоторые даже договорились до того, что прогресс в политических контактах происходил помимо его воли, что он стал «заложником событий». На основе своих бесед с Абу Амаром я полностью отвергаю такие заключения. Более того, без Арафата практически не принималось ни одно принципиальное решение палестинских представителей как в Осло, так и на официальных палестино-израильских переговорах в Вашингтоне. Вместе с тем Арафат лучше, чем другие, понимал необходимость доведения договоренностей с Израилем до такого уровня, который позволит принять их большинством палестинцев. Когда ему доложили о результатах одной из встреч в Осло, во время которой израильские представители, имея предварительные контакты со своим высшим руководством, согласились начать «переходный этап» с вывода войск из сектора Газа, он сказал: «Этого недостаточно. Нужно прибавить сюда Иерихон — Израилю легче будет пойти на это, так как в этом районе нет еврейских поселений». Арафат дал указание настаивать на принятии проекта «Газа — Иерихон». Описывая, как трудно было пробить израильское сопротивление в этом вопросе, Абу Мазен признает, что эта тема, ставшая особым пунктом Декларации о принципах, «явилась лакмусовой бумагой, с помощью которой проверялись и испытывались искренность израильтян и их планы на будущее»[57]. Эти слова актуально звучат и сегодня, когда в Израиле многие политики требуют воздержаться от вывода войск с Западного берега, ограничившись одной Газой.

Именно Арафат настоял, даже пригрозив в последний момент перед подписанием декларации, что палестинцы не прибудут в Белый дом, если в ее тексте будет просто ссылка на палестинскую делегацию, а не на ООП. Под угрозой срыва подписания израильская сторона и Соединенные Штаты согласились перепечатать последнюю страницу подготовленных экземпляров Декларации о принципах.

В этом был весь Арафат: научившись проявлять политическую гибкость, он твердо знал, каковы ее пределы, переход за которые может разрушить с таким трудом строящееся здание урегулирования с Израилем. Арафат прекрасно понимал расстановку сил в Палестинском движении сопротивления, тонко чувствовал настроения палестинских масс и умел мастерски использовать аргументы в пользу палестинского соглашения.

Объективность против «кривых зеркал»

У Арафата, как у любого другого политического лидера, естественно, были ошибки, промахи. Их попросту не могло не быть, особенно в такой турбулентной обстановке, как на Ближнем Востоке.

Его серьезно критиковали, например, за позицию в поддержку Саддама Хусейна, когда тот оккупировал Кувейт. Вспоминаю встречу с Арафатом в 1991 году, во время кризиса, вызванного иракским захватом Кувейта. По поручению президента М.С. Горбачева, будучи членом Совета безопасности РФ, я вылетел в Багдад с целью прозондировать возможность вывода войск Саддама Хусейна из соседней страны без войны. По пути в Багдад решил, совершив промежуточную посадку в Аммане, посоветоваться с Арафатом, который незамедлительно откликнулся на мою просьбу и прибыл в иорданскую столицу со всем своим окружением. «Если начнется война против Ирака, то возмутится весь арабский мир, превратившись во второй Вьетнам», — начал он, обводя взглядом своих коллег, присутствовавших при встрече. Я напомнил наш разговор в Дамаске в 1970 году и то, как разворот событий не подтвердил его прогнозы. Арафат просидел молча с минуту, а затем дал команду готовить его самолет к вылету в Багдад. «Я постараюсь создать благоприятную почву для успеха твоей миссии», — сказал он. Нужно сказать, что с самого начала этой встречи я почувствовал поддержку со стороны Абу Айяда и Абу Мазена: они, мягко говоря, скептически относились к шагам, предпринятым Саддамом Хусейном.

Уверен, что, несмотря на публичные заявления, Арафат на деле стремился подтолкнуть С. Хусейна к решению о выводе его войск из Кувейта. Может быть, не все это знают, но это было именно так. Кстати, уже во время моей второй поездки в Багдад, последовавшей через пару недель после первой, окружение Саддама сетовало на то, что палестинцы «как следует» не поддержали Ирак.

В чем ценность Арафата как исторической фигуры? Прежде всего в том, что он ею стал. А он бы не мог стать ею, если бы одномоментно, в открытую пошел против течения, игнорируя настроения широких палестинских слоев, да и своих сотоварищей по ФАТХу — движению, которое стало сердцевиной Организации освобождения Палестины. Но он эволюционировал в своих взглядах, подходах, и это имело большое значение для эволюции и самого палестинского сопротивления.

Вопрос для тех, кто упорствует в оценке Арафата как экстремиста: кто-нибудь слышал от него призыв к джихаду или вообще видел в его действиях попытки окрасить борьбу палестинцев за их права в религиозные цвета? Можно считать, что ФАТХ в целом сохранился в виде военно-политического движения нерелигиозного характера во многом в результате влияния его основателя и бессменного руководителя в течение десятилетий — Ясира Арафата. Это же можно сказать и об Организации освобождения Палестины.

Будучи министром иностранных дел России, я посетил Газу в 1996 году, где в то время уже существовала палестинская администрация во главе с Арафатом. Никогда не забуду встречи с ним в тот период. Он выглядел человеком, уже вписавшимся в новую эру, открытую мирным соглашением с Израилем.

У меня не было ни тени сомнения в том, что Арафат относится к документу, рожденному им и Ицхаком Рабином, не как к тактическому шагу. Он с гордостью говорил, что позади остался период политического изгнания в Тунисе, что открываются реальные перспективы палестинского государства. Вместе с тем он никогда не заблуждался по поводу трудностей открывающегося перед ним пути. Арафат эмоционально говорил о том, что с огромным трудом удается осуществлять даже уже достигнутые с Израилем договоренности — об аэродроме в Газе, о дороге, соединяющей сектор Газа с Западным берегом.

Из разговора с Арафатом я вынес также впечатление о его готовности к компромиссам. Не просто готовности, но и уверенности в их необходимости. Да, он подчас ошибался, считая, что вот-вот сложится более благоприятная обстановка и следует дотянуть до нее, чтобы подписать более выгодные для палестинцев соглашения. Но кто застрахован от ошибок на сей счет?

Много спекуляций по поводу действительно ошибочной, как мне представляется, негативной позиции Арафата по поводу «плана Клинтона», в котором впервые предлагалось разделить на две части Иерусалим, отдать под палестинское государство около 95 процентов оккупированных территорий. Но что стояло за этим негативизмом? Арафат убеждал меня, что арабский мир не примет широкого соглашения, в котором не будут определены права всех палестинцев на возвращение на свою родину. Но так и не убедил. По мнению многих политиков, бесспорное право на возвращение палестинских беженцев — любой желающий должен иметь возможность осуществить это право — может быть отделено от практики, когда одни беженцы предпочтут возвратиться, а другие получить компенсацию, позволяющую им обустроиться в арабских странах. Уверен, что Арафат понимал это, но над ним довлела позиция, высказанная участниками сессии Лиги арабских государств. А может быть, он надеялся, что на предстоящей после объявления «плана Клинтона» встрече в Табе удастся договориться по всему комплексу проблем урегулирования с самими израильтянами. В Табе действительно договорились по максимуму. Но оформить договоренность соглашением не удалось. В Израиле предстояли выборы, и к власти в их результате пришел премьер-министр Ариэль Шарон.

Несговорчивость Арафата в период нахождения у власти в Израиле правительства Барака может стать предметом критики. Но не следует забывать, что и с израильской стороны не было проявлено достаточно конструктивизма, готовности к справедливым компромиссам с палестинцами. И не Арафат сорвал переговоры. Не он спровоцировал палестино-израильские столкновения, которые стали результатом демонстративного посещения Шароном Храмовой горы, где расположена одна из главных мусульманских святынь — мечеть Аль-Акса. Не Арафат несет ответственность за то, что началась эскалация насилия.

Известно, что с палестинской стороны осуществляются, в том числе и террористические, акты против израильского мирного населения. По схеме, предложенной израильским руководством, за этим стоял Арафат. Категорически не согласен с этим. И дело не только в публичных заявлениях палестинского лидера, однозначно осуждавшего действия против гражданского населения. Дело также в том, что, будучи прагматиком, реалистом, он понимал — методами террора нельзя не только добиться победы, но это компрометирует палестинское сопротивление, ослабляет солидарность с палестинцами тех, кто стремится к справедливому урегулированию ближневосточного конфликта.

Некоторые утверждают, что Арафат умышленно не пресекал террористические меры, считая, что они, дескать, подтолкнут израильское руководство к компромиссу. И это исключаю. В условиях, когда «ответные меры» Израиля приводят к гибели сотен мирных жителей на палестинской стороне, трудно, очень трудно разорвать этот порочный круг. Не мог не видеть Арафат и того, что в результате взрывов смертников происходит поправение в израильском обществе, активизируются радикальные элементы. В конце концов, будучи в вынужденном заключении в Рамалле, он не имел возможности единоначально, как прежде, задавать тон в Палестинском движении сопротивления.

Арафат, несомненно, яркий лидер. Он олицетворял борьбу палестинского народа за его права. Он стал знаменем борцов за палестинское государство.

Распространилась версия, что Арафата отравили. Если это так и если сделали это те, кто считал, что он — помеха урегулированию палестинцев с Израилем, то это не только злостное преступление, но и грубый просчет. Арафат хотел урегулирования и делал все, чтобы оно привело к дееспособному палестинскому государству. Арафат понимал, что это единственный путь к полной блокировке террористических атак. Наконец, Арафат своим бесспорным авторитетом мог лучше, чем кто-либо другой, противодействовать тем палестинским группам, которые пытаются сорвать мирный процесс на Ближнем Востоке.

Посетив Рамаллу, я склонил голову над надгробием Ясира Арафата.

Смерть Арафата уже изменила и будет менять политическую ситуацию в палестинской администрации, безусловно, скажется на перспективах и характере урегулирования с Израилем. Избрание Махмуда Аббаса главой палестинской администрации, с моей точки зрения, было оптимальным решением. Однако, не обладая авторитетом Арафата, он уже в момент написания этой книги начал переживать нелегкое время своего лидерства. Резко укрепились позиции не признающей Израиль организации ХАМАС, которая победила на выборах в палестинский парламент в январе 2006 года. Усиливаются центробежные тенденции и в самом ФАТХе.

Я думаю, что еще не раз вспомнят с горечью, что уже нет Арафата, и не только палестинцы.

Нелегко и непрямолинейно складывались эти отношения. Влияние на их развитие оказали и международная обстановка, прежде всего глобальное противостояние двух мировых систем, и арабо-израильский конфликт, и положение внутри каждой из двух стран, и господствовавшая в них государственная идеология.

Во второй половине XX века отношение СССР к Израилю все больше становилось производным от сложной динамики ближневосточного конфликта. Этот конфликт все плотнее вписывался в конфронтацию двух сверхдержав. США поддерживали израильскую сторону, СССР — арабскую. Однако отсутствовал зеркальный подход к противникам своих «клиентов». Подчеркнуть это надо, так как разница в подходах Советского Союза и Соединенных Штатов создает одну из характерных черт советской позиции, которую неточно называть антиизраильской даже в моменты напряженности между двумя странами.

Если США, поддерживая Израиль, порой действовали одновременно с целью убрать с политического поля те арабские режимы, которые, борясь за свои права, не соглашались с установлением американского контроля за их действиями — это относится и к палестинскому движению, — то Советский Союз, поддерживая арабскую сторону в конфликте с Израилем, никогда и ни при каких обстоятельствах не ассоциировал себя с экстремистскими силами, призывавшими ликвидировать это государство. Более того, в своих контактах с арабскими, в том числе палестинскими, руководителями советские представители прямо выступали против экстремистских тенденций.

При таком различии в подходах позиции СССР и США имели общую черту: обе сверхдержавы опасались перехода арабо-израильского конфликта на глобальный уровень и не раз сдерживали своих «клиентов». Казалось, это должно было способствовать продвижению мирного процесса. Однако, к сожалению, мимо возможностей урегулирования проходили главным образом участники конфликта — сначала в большей степени арабы, потом Израиль.

Сначала идеология, но затем политика

На политику СССР больше, чем на американскую, влиял, особенно в 50—60-х годах, идеологический подход. Это проявлялось не только в отношении арабских постколониальных режимов, о чем уже говорилось, но и Израиля.

Как известно, СССР первым признал Государство Израиль. Советский Союз помогал Израилю вооружениями в войне 1948–1949 годов. За всем этим стояли расчеты И.В. Сталина на то, что на Ближнем Востоке возникнет связанное с СССР государство, которое может превратиться в «социалистический остров», разлагающий арабское феодально-помещичье окружение, и ограничит влияние Великобритании на Ближнем Востоке.

Сталин был информирован о том, что еврейская община в Палестине в течение десятилетий формировалась из малоимущих, трудящихся слоев евреев, эмигрировавших в основном из стран Европы. Значительный приток иммигрантов в Палестину происходил в период и после Второй мировой войны; многие из них прошли через ужасы фашистских концлагерей, часть воевала в рядах Советской армии, в партизанских отрядах Белоруссии, Украины, Югославии, Франции. В те годы в среде евреев в Палестине были широко распространены симпатии к СССР.

Создаваемые еврейские поселения в Палестине, прежде всего сельскохозяйственные общины (мошавы) и коммуны (кибуцы), заимствовали социалистические элементы владения собственностью и организации труда. В Палестине с начала 20-х годов прошлого столетия действовала относительно сильная и многочисленная Коммунистическая партия Палестины.

Все это импонировало Сталину. К тому же к моменту образования Израиля еще было далеко до кульминации столкновения интересов двух сверхдержав.

Однако вскоре идеи сионизма, которые лежали в основе создания и развития Государства Израиль, пришли в непримиримое противоречие с господствовавшей в СССР марксистско-ленинской идеологией. И дело было не только в идеологическом столкновении националистических и интернациональных по своей природе идей. Существовали противоречия, о чем уже говорилось, и между арабским национализмом, и социалистической идеологией, принятой в СССР. Но с сионизмом все обстояло гораздо круче. Главная цель сионизма заключалась в организации иммиграции евреев в Израиль из «стран расселения», и при этом особое внимание уделялось иммиграции евреев из Советского Союза, то есть из социалистического общества, которое считалось «самым прогрессивным и справедливым». В таких условиях массовая эмиграция евреев расценивалась как подрыв идейных устоев и мощи СССР.

Сталин мог бы согласиться на небольшой ручеек такой эмиграции, способный, по его мнению, усилить социалистические начала в Израиле. Но израильское руководство начало добиваться массового выезда евреев из Советского Союза. С этой целью осуществлялись пропагандистско-политические акции, в том числе на территории СССР. Наверх, Сталину, докладывалось, например, об активнейшей работе с советскими гражданами еврейской национальности Голды Меир — посла Израиля в Москве. В сферу ее влияния попали некоторые высокопоставленные лица и члены их семей. Раздражение вызывали неоднократные израильские обращения в МИД СССР с требованием разрешить проводить на советской территории «культурно-просветительскую деятельность» с советскими гражданами еврейской национальности. Все это умело использовалось в СССР рядом преступных карьеристов в их стремлении выслужиться, а подчас и убрать со своего пути соперников, которые, дескать, потакают сионистским заговорам. Так родилось «дело врачей», которые якобы стремились отравить Сталина, началась кампания борьбы с «космополитами», был ограничен прием евреев на работу в советский госаппарат, вузы, готовившие кадры для государственных учреждений.

В феврале 1953 года на территории советского посольства в Тель-Авиве была взорвана бомба. Три сотрудника посольства были ранены. Израильское правительство поспешило извиниться и обещало найти преступников, но Москва заявила о разрыве дипломатических отношений.

Через четыре месяца после смерти Сталина дипломатические отношения были восстановлены. Этому предшествовали действия нового советского руководства против организаторов и исполнителей акций с явно антисемитским акцентом.

«Карта» реабилитации врачей сыграна Берией

После смерти Сталина во главе разоблачительного процесса не только по «делу врачей», но и по целому ряду других противозаконных действий встал вновь назначенный министром внутренних дел Л.П. Берия. В то время вместе с Г.М. Маленковым и Н.С. Хрущевым он уже входил в тройку основных руководителей страны, но стремился обеспечить себе единоличное лидерство. Будучи ответственным за многие преступления (собственно, как и другие), особенно во время своего пребывания в Грузии, Берия отличался от остальных тем, что выбрал в своих целях путь развенчивания Сталина. На этот путь вступил Хрущев, но позже, а тогда он и другие советские руководители и не помышляли о десталинизации. Для своего возвышения Берия решительно провел пересмотр тех дел, в которых он лично не принимал участия и «махровая тень» которых могла лечь на его соперников. Представляется, что выдержки из совершенно секретных для того времени архивных материалов во многом показательны с точки зрения внутренних причин, влияющих на отношение СССР к Израилю в последние годы жизни Сталина.

«Записка Л.П. Берии в Президиум ЦК КПСС о реабилитации лиц, привлеченных по так называемому делу о врачах-вредителях

№ 17/Б 1 апреля 1953 г.

Совершенно секретно

т. Маленкову Г.М.

В 1952 году в Министерстве государственной безопасности СССР возникло дело о так называемой шпионско-террористической группе врачей, якобы ставившей своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского государства. Делу этому, как известно, было придано сенсационное значение, и еще до окончания следствия было опубликовано специальное сообщение ТАСС, сопровождаемое редакционными статьями „Правды“, „Известий“ и других центральных газет.

Ввиду особой важности этого дела Министерство внутренних дел СССР решило провести тщательную проверку всех следственных материалов. В результате проверки выяснилось, что все это дело от начала и до конца является провокационным вымыслом бывшего заместителя Министра государственной безопасности СССР Рюмина. В своих преступных карьеристских целях Рюмин, будучи еще старшим следователем МГБ, в июне 1951 года под видом незаписанных показаний уже умершего к тому времени в тюрьме арестованного профессора Этингера сфабриковал версию о существовании шпионско-террористической группы врачей…

Не брезгуя никакими средствами, грубо попирая советские законы и элементарные права советских граждан, руководство МГБ стремилось во что бы то ни стало представить шпионами и убийцами ни в чем не повинных людей — крупнейших деятелей советской медицины. Только в результате применения подобных недопустимых мер удалось следствию принудить арестованных подписать продиктованные следователями измышления о якобы применяемых ими преступных методах лечения видных советских государственных деятелей и о несуществующих шпионских связях с заграницей.

Так было сфабриковано позорное „дело о врачах-вредителях“, столь нашумевшее в нашей стране и за ее пределами и принесшее большой политический вред престижу Советского Союза.

Зачинщик этого дела Рюмин и ряд других работников МГБ, принимавших активное участие в применении незаконных методов следствия и фальсификации следственных материалов, арестованы».

«Записка Л.П. Берии в Президиум ЦК КПСС о привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в убийстве С.М. Михоэлса и В.И. Голубова

№ 20/Б 2 апреля 1953 г.

Совершенно секретно

т. Маленкову Г.М.

В ходе проверки материалов следствия по так называемому „делу о врачах-вредителях“, арестованных быв. Министерством государственной безопасности СССР, было установлено, что ряду видных деятелей советской медицины, по национальности евреям, в качестве одного из главных обвинений инкриминировалась связь с известным общественным деятелем — народным артистом СССР Михоэлсом. В этих материалах Михоэлс изображался как руководитель антисоветского еврейского националистического центра, якобы проводившего подрывную работу против Советского Союза по указаниям из США.