Британия Макмастер Грант

Глава 7

– Авангард? – Декурион Мирон вздохнул: – Почему мы? Разве мы недостаточно воевали в последние месяцы?

Центурион Крисп приподнял одну бровь:

– Когда служишь в армии, ты делаешь, что тебе говорят, и всё. Нет никакого «почему», только приказы.

Мирон открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и надул щеки, опустив плечи. Катон прекрасно понимал, что его возмутило. В прошлом году две когорты отправили на аванпост в самом сердце гор, и с тех пор им пришлось практически все время участвовать в боевых действиях. Враг лишь ненадолго приостановил нападения, чтобы собрать урожай и сделать запасы на зиму. Теперь же, когда с этим было покончено, они самым серьезным образом намеревались возобновить войну с Римом.

Катон уже понял, что Мирон из тех, кто видит в отданных им приказах только опасности и трудности. Однако, когда доходило до дела, его инстинкты и опыт брали верх и прекрасно ему служили. Не вызывало сомнений, почему он получил звание декуриона, а также по какой причине не продвинулся по службе дальше. Он слишком открыто говорил о своих страхах, а подобные чувства заразительны, лишают солдат уверенности и плохо влияют на боевой дух.

В палатке Катона повисло короткое молчание, когда его подчиненные начали понимать значение того, что они будут находиться в авангарде наступающей армии. Сам Катон испытал облегчение, что им не придется месить грязь за солдатами, шагающими перед ними. Кроме того, ему не нужно будет подгонять возчиков обозов, чтобы те не отставали.

Разумеется, они столкнутся с другими трудностями. Те, кто находятся в голове колонны, должны постоянно быть настороже, чтобы не угодить в засаду. А также разведывать дорогу впереди в поисках наиболее удобных проходов для следующей за ними армией, придерживаясь советов купцов, которых Квинтат допросил на предмет самых удобных маршрутов ведущих через горы к острову Мона. И еще авангард должен находить наиболее подходящие места для лагеря в конце дня. В общем, им придется потрудиться, но это все же лучше, чем скучная охрана обоза.

Катон откашлялся. Он устал, час был поздний, его люди только что закончили первую и единственную трапезу за день и разошлись по своим палаткам, чтобы лечь спать. Всадники Мирона разместили и привязали лошадей, и палатку наполнил мускусный запах пота и навоза. Армия выступит на рассвете, и Катон хотел, чтобы Крисп с Мироном понимали, какая роль отведена их людям в следующие несколько дней.

– Квинтат хочет, чтобы мы стали глазами и ушами армии, а также ее оружием, – сказал Катон. – Где бы и когда бы мы ни встретили врага, мы должны действовать беспощадно. Легат желает проложить дорогу смерти и разрушений по землям декеанглиев до самого острова Мона.

– Но это же логово друидов, – вмешался Мирон.

Катон подавил раздражение и кивнул:

– Мне это прекрасно известно, декурион. Потому-то легат и затеял эту кампанию. Если мы сломим дух варваров и уничтожим культ друидов, не останется никого, кто сможет объединить племена и выступить против нас в будущем. Вы знаете, что представляют собой кельты. Они просто обожают сталкиваться лбами, что является их слабостью. Но когда появляется вожак, готовый повести их за собой, они сражаются, как фурии. Теперь, когда Каратак выведен из игры, только друиды в состоянии объединить разрозненные племена. Без них мы сможем сдерживать врага, и в конце концов в новой провинции Рима установятся мир и порядок. Война продолжается слишком долго, но, как только мы справимся с неприятелем, ветераны смогут выйти в отставку, и некоторые из нас вернутся домой.

– Я в последний раз видел свою семью лет десять назад, в Лютеции, – задумчиво сказал Крисп. – У меня там жена и две дочери… Сомневаюсь, что они меня узнают.

Катон почувствовал, как его охватывает ужас от этой перспективы. Так долго находиться вдали от дома, не иметь возможности увидеть, как сын превратится из малыша в мальчика, оказаться чужим для Луция и быть забытым Юлией… Это казалось ему самым страшным, и потому он еще тверже решил внести максимальный вклад в быстрейшее окончание кампании в Британии. Каждый убитый им враг приблизит его на один шаг к дому, объятиям жены и ребенку.

– Но друиды, – продолжал Мирон. – Вы же знаете, какие они. Демоны в человеческом обличье. И они владеют магией. Я слышал, что друиды могут призвать на помощь могущество своих богов, чтобы направить на нас ураганы и чудовищ. А Квинтат хочет повести нас в самое сердце их священного королевства, где они представляют серьезную опасность. Говорю вам, это ошибка.

– Магия? Да пошла она! – Крисп презрительно фыркнул. – Похоже, она им не очень помогает. Либо их боги спят мертвым сном и не делают свою работу, либо они – кучка трусливых слабаков, не достойных даже целовать ноги Юпитера и Марса.

Однако его слова нисколько не убедили Мирона.

– Я видел, на что они способны. И как действуют на своих последователей. Боги превращают их в бешеных зверей.

Катону надоело его слушать, и он решил вмешаться:

– Они – такие же люди, как и мы. И их так же легко убить. Я делал это не один раз и уверяю вас: они не опаснее любых других варваров. А поэтому я больше не желаю слушать твою болтовню, декурион. Ты меня понял?

Мирон пощелкал языком, но кивнул:

– Как скажете, командир. Надеюсь, вы не ошибаетесь.

Катон проигнорировал его последние слова, решив заняться более насущными делами.

– Раз мы возглавляем марш, в нашей колонне не будет места для багажа. Наши телеги поедут вместе с основными обозами. И я не хочу, чтобы мои люди несли свое снаряжение на себе. Мне удалось договориться с трибуном, отвечающим за снабжение, он выделит нам несколько дополнительных телег для обмундирования и всего прочего. Таким образом, мы будем готовы в любой момент вступить в схватку. Парням это понравится.

Он улыбнулся, и Крисп ответил ему тем же. Вещмешки со всем необходимым были проклятием пехоты во время кампании. Набитые снаряжением и пайками, они весили примерно половину того, что весил человек, который их нес, и поэтому все их дружно ненавидели и проклинали.

– Для легионеров – только доспехи, щит и копье, – продолжал Катон. – То же самое для пехотинцев. Кавалерия оставит мешки с кормом для лошадей на тех же телегах, Мирон. И свое снаряжение. Мы должны двигаться налегке, чтобы не устать слишком сильно и иметь возможность сразиться с врагом или пуститься за ним в погоню. Кроме того, нам нужно будет при случае взять пленных. Я должен обеспечить штаб надежными сведениями о том, что ждет нас впереди. Учитывая, что легат намерен дойти до острова Мона, нам необходимо точно знать, с чем мы столкнемся по пути.

Катон увидел, что Мирон поморщился, когда он произнес название оплота друидов, и ему стало не по себе, что такой человек пойдет вместе с ним в сражение. Он бы гораздо больше хотел, чтобы рядом находился Макрон, которому префект мог спокойно доверить свою жизнь. Мирон еще ни разу его не подвел, но и никогда до сих пор не демонстрировал такого страха перед врагом. Катон подумал, что он не знает, насколько это чувство разделяют солдаты Мирона, да и вся остальная армия.

– И еще: к нам присоединится офицер из штаба армии. Трибун Ливоний. Он будет каждый день прокладывать наш маршрут.

Крисп на мгновение нахмурился, а потом кивнул:

– Ливоний… Офицер из Двадцатого, верно?

– Именно. Ты что-нибудь про него знаешь?

– Если этот тот Ливоний, о котором я слышал, от него будет польза в бою. Месяц назад он повел отряд дровосеков к подножию холмов, и на них напали силуры. Все закончилось бы паршиво, но под командованием трибуна парни сумели пробиться к ближайшему аванпосту без особых потерь. Складывается впечатление, что он хладнокровный и смелый офицер. Но почему его сделали картографом, для меня загадка. Такие, как он, должны вести за собой солдат в сражение.

– Точная карта – весьма полезная штука, особенно в горах, – возразил Катон. – Но если Ливоний настолько надежен, как ты говоришь, он станет прекрасным дополнением к нашей колонне. Ладно, господа, я бы предложил вам поиграть в кости и облегчить ваши кошельки, но завтра нам рано вставать, и впереди ждет трудный день. Так что, если мы все обсудили… – Он посмотрел на Криспа и Мирона, но оба промолчали. – Тогда я желаю вам спокойной ночи.

Они встали со своих табуретов и обменялись салютами, прежде чем выйти из палатки. Когда полог за ними закрылся, Катон тяжело вздохнул и расправил плечи, пока не услышал, как они затрещали. Они подготовились к маршу в форте, и его люди были готовы выступить на рассвете. У него появились сомнения по поводу Мирона, но менять что-либо было поздно. Он не мог отправить его к Макрону – это показало бы, что командир больше не доверяет декуриону. А такой удар по самолюбию перенести очень трудно. Лучше дать ему шанс показать себя и обрести уверенность, которая победит внутренние страхи и осторожность.

«В конце концов, – напомнил себе Катон, – тебе тоже пришлось сражаться с собственными страхами в самом начале военной карьеры». Он слишком хорошо помнил холодный, всеобъемлющий ужас, от которого внутри у него все сжималось во время первого сражения с германскими воинами на границе Рейна. Даже сейчас он переживал похожий страх перед боем, но знал, что не должен показывать его тем, кто идет за ним. Даже если для этого приходилось рисковать больше, чем были склонны те, кто имел такое же звание, как у него. Он хотел, чтобы все видели его отважным и уверенным в себе, и неважно, что на самом деле он чувствовал.

Полог палатки сдвинулся, и внутрь вошел Траксис.

– Вам еще что-нибудь нужно, господин? – спро-сил он.

– Что?

– Прежде чем я лягу спать. Вам нужно что-нибудь?

Катон подумал о деле, которое откладывал до последнего, и кивнул:

– Немного подогретого вина, и почисти мой плащ. Я хочу, чтобы на нем не было грязи, когда мы выйдем из лагеря завтра утром.

Траксис тихонько зашипел, но Катон его услышал:

– Что-то не так?

– На нем совсем мало грязи, господин. И он будет таким же, как сейчас, когда мы отъедем от лагеря на милю.

– Послушай, я не прошу тебя его тщательно вычистить, вымочить в моче, выполоскать в ручье и высушить на солнце, ничего такого. Просто стряхни с него грязь и повесь рядом с доспехами.

– Как пожелаете, господин.

Траксис подошел к табурету, на котором лежал свернутый плащ из красной шерсти, и направился к выходу, мрачно бормоча что-то про бессмысленные приказы.

Когда он ушел, Катон покопался в своем сундучке с документами и достал чистый лист пергамента, бутылочку с чернилами и перо. Потом он разложил пергамент на столе, открыл бутылочку, опустил в нее перо и осторожно стряхнул лишние чернила, прежде чем поднести его к листу. «Любимой жане Юлии, – аккуратно написал он, – матери моего любимого сына Луция, доброго дня». Затем выругался, стер «жане» несколькими быстрыми линиями и наверху написал «жене».

Он устал, и ему было трудно сосредоточиться. Письмо имело огромное значение, и он не мог отнестись к нему легкомысленно. Катон сделал глубокий вдох и снова начал писать. Он сообщил, что узнал о рождении их сына от другого офицера; префект не сомневался, что Юлия отправила ему письмо, чтобы рассказать эту новость, только оно еще не пришло. А поскольку армия отправляется в поход, он решил воспользоваться возможностью и написать ей, как он счастлив стать отцом, как горд и как сильно любит жену, подарившую ему сына.

Эту часть письма писать было легко, и Катон получал удовольствие. То, что он собирался сообщить дальше, требовало осторожности и размышлений, поскольку Катон не сомневался, что его послания к Юлии непременно будут прочитаны каким-нибудь агентом Палласа или Нарцисса или обоих, прежде чем попадут к ней в руки. Он снова опустил перо в чернильницу. Было писано: он надеется, что с Юлией все хорошо, она соблюдает осторожность и не принимает слишком много посетителей, чьи визиты могут плохо сказаться на ее здоровье. И что ее отец, уважаемый сенатор, позаботится о ее делах, а она отдаст все свои силы благополучию и воспитанию Луция.

Катон остановился и перечитал послание, пытаясь представить, как Юлия делает то же самое и понимает скрытое в нем предупреждение. Не зная, кто перехватит письмо, префект понимал, как важно не называть имен и не открывать, кому он служит, однако Катон хотел предупредить Юлию, что за ней следят. Она достаточно умна, чтобы прочитать между строк, к тому же ей было известно о его делах с Нарциссом. Но она оставалась в неведении относительно того, что человек Палласа сделал предложение ее мужу, подкрепленное угрозами в адрес его семьи. Катон устал, в голове у него царил туман, и он не мог придумать, как сообщить ей это, но так, чтобы не называть вещи своими именами. В конце концов он положил перо и откинулся на спинку стула.

– Проклятье…

Через мгновение вошел Траксис и поставил перед ним чашу, окутанную паром.

– Пришлось попросить у раба центуриона Криспа. Теперь я его должник. Если б вы дали мне пару монет чуть раньше, я купил бы вина в деревне. Но…

– Спасибо. Это всё. Иди, поспи немного.

– Поспать? Мне еще нужно почистить ваш плащ.

– Ты его не почистил?

Траксис наградил его хмурым взглядом:

– Я сделаю это, как только смогу, господин.

– В таком случае не буду тебя задерживать.

Траксис пробормотал что-то на фракийском, выходя из палатки, и Катон вернулся к письму, раздраженно почесав подбородок.

Он продолжал его сочинять в тусклом свете лампы, но вскоре масло закончилось, и огонек погас. Катон закончил письмо короткими уверениями в любви, поставил свое имя и пробежал глазами пергамент. Послание примерно отвечало той цели, с которой было написано, – сказать, что он по ней скучает, и предупредить, чтобы держалась подальше от политики столицы.

Катон аккуратно сложил пергамент, потом, взяв воск для печати, капнул на место сгиба и приложил кольцо эквита к быстро засыхающему воску, оставив на нем изображение всадника, из рук которого вырывается молния. Юлия помогла мужу выбрать этот знак, когда император подписал указ о присвоении ему его нынешнего звания и он вошел в ряды эквитов Рима. Катон легко прикоснулся пальцами к печати и оставил письмо на столе, чтобы Траксис утром отнес его в штаб и позаботился о том, чтобы его отправили в Рим при первой возможности. Он знал, что в это время года оно доберется до Юлии не меньше чем за четыре месяца, и вознес короткую молитву Минерве, чтобы его жена не ввязалась ни в какие политические интриги, пока не получит его.

Опустившись на походную кровать из дерева, Катон почувствовал, что замерзает в холодном ночном воздухе, с благодарностью натянул одеяло и овечью шкуру, оставленную Траксисом, и лег на спину, глядя в темный потолок из шкуры козла, по которому застучали первые капли дождя. Последнее, что он представил перед тем, как уснуть, было выражение лица его слуги, когда тот увидит неминуемую грязь после ночного дождя.

Катон проснулся за мгновение до того, как Траксис вошел в палатку, как будто его разбудило какое-то внутреннее чувство, сказавшее, что пора вставать. Префект зевнул и обнаружил, что еще темно и идет сильный дождь, а воздух стал холодным и сырым.

– Ваш плащ, – сказал Траксис и положил сложенный шерстяной плащ на стол. – Чистый, хотя, учитывая, какая сейчас погода, его вполне можно было извалять в грязи. Вы будете завтракать, господин?

– Некогда. Ты можешь принести мне что-нибудь, когда мы отправимся в путь.

Катон встал в одной тунике и протянул руки, чтобы Траксис закрепил у него на плечах мягкие прокладки перед тем, как помочь надеть чешуйчатый доспех. Слуга надежно затянул завязки, шедшие вдоль той стороны доспеха, где будет находиться щит. Катон стоял не шевелясь, когда Траксис надел ему через голову ремень с мечом и аккуратно пристроил его на плече. В конце Катон надел сапоги и плащ, который застегнул брошью.

– Как я выгляжу?

– Как сам Юлий Цезарь, господин, – ответил Траксис монотонным голосом, в котором появились опасливые нотки.

– Ладно… если только мне не суждено закончить свои дни, как он.

– Не понял?

– Неважно. Сложи мои вещи и отправь телегу с ними к главному обозу. Увидимся в лагере в конце дня.

– Слушаюсь, господин, – поклонившись, сказал Траксис.

Катон отбросил в сторону полог палатки и оглядел «Кровавых воронов» и Четвертую когорту легионеров. Все уже встали, и их силуэты виднелись в первых лучах начинающегося дня. С затянутого тучами неба с тихим шипением падал дождь, пока солдаты складывали палатки и относили их в телеги, стоявшие неподалеку. Катон оглянулся через плечо:

– И я хочу, чтобы ты приготовил мне сухую теплую одежду и развел огонь.

– Слушаюсь, господин. Что-нибудь еще?

– Попросить довольного выражения лица будет слишком?

Вместо ответа Траксис тупо на него посмотрел.

– По крайней мере честно.

Катон вышел из палатки и направился к своей лошади. Один из фракийцев держал поводья и отдал их префекту, прежде чем помочь взобраться в седло. Сидя на спине коня, он посмотрел на раскинувшуюся перед ним крепость Медиоланум и окружавшие ее походные лагеря армии, готовой начать кампанию. Тысячи солдат сворачивали лагерь в предрассветных сумерках и строились в колонны под громкие крики центурионов и опционов.

Авангард уже ждал за главными воротами, и Траксис выкрикнул приказ «смирно», когда Катон подъехал к своим людям. Префект оглядел ряды легионеров, затем повернулся к центуриону и громко прокричал – так, чтобы его услышали все:

– Я вижу, парни готовы к славным делам, Крисп!

– Да, господин префект! Гончие уже натянули поводки. Это солдаты Четвертой когорты!

– В таком случае да проявят боги милосердие к нашему врагу, потому что от твоих ребят им его ждать не придется.

Крисп ухмыльнулся и, вытащив меч, пронзил им воздух, а затем громко выкрикнул имя легиона:

– Гемина! Гемина!

К нему тут же присоединились его люди, которые кричали так громко, что остальные солдаты, которые сворачивали лагерь, отвлеклись от своего занятия, пытаясь понять, что означает этот шум, но почти сразу вернулись к работе.

Катон улыбнулся легионерам, радуясь их боевому настроению. Отсалютовав им, он направился к голове колонны, где сидели в своих седлах «Кровавые вороны». Две центурии пеших ауксилиариев получили приказ охранять обоз авангарда с вещами и провиантом. Ими командовал офицер в красном военном плаще, которого сопровождал смуглый слуга, нагруженный седельными сумками.

– Вы, наверное, трибун Ливоний, – сказал Катон, подъехав к нему. – Вы здесь, чтобы прокладывать для армии дорогу через горы.

Офицер кивнул.

– Префект Катон?

– Совершенно верно.

– Приятно с вами познакомиться, господин префект. – Ливоний улыбнулся: – Я много слышал про ваши подвиги и про «Кровавых воронов» с тех пор, как начал служить у легата. Для меня честь участвовать в этой кампании вместе с вами.

– Честь? – Катон покачал головой: похвалы Ливония показались ему подозрительными. – Мои люди и я выполняем свой долг и приказы. Не больше и не меньше любого другого римского солдата.

Ливоний удивленно поджал губы:

– Как скажете, господин префект.

– Вот именно. А теперь сотрите дурацкую улыбку со своего лица.

– Слушаюсь, господин префект. – У трибуна сделался несколько несчастный вид.

– А это кто такой? – Катон показал на мужчину рядом с Ливонием.

– Иеропат, господин префект. Мой личный секретарь и рисовальщик карт. На самом деле он главный в нашей паре.

– Неужели? – Катон внимательнее посмотрел на спутника трибуна.

Иеропат явно был родом из Греции и выглядел не слишком довольным тем, что его отправили в отдаленные районы Римской империи. В черных вьющихся волосах виднелись седые пряди, на морщинистом лице сверкали темные глаза. Плащ на нем казался слишком большим из-за нескольких слоев одежды под ним, голова тонула в складках ткани, обернутой вокруг шеи, и напоминала птицу, выбирающуюся из гнезда.

– У вас есть опыт рисования карт таких гор? – Катон махнул рукой в сторону серых очертаний хребтов, уходивших на запад.

Иеропат изящно склонил голову:

– Да, господин. Мы с моим хозяином Ливонием рисовали карты восточных границ от Каппадокии до Нубии[6] по приказу префекта Сирии.

– Значит, ты раб?

– Да, господин.

– И великолепный наставник, – вмешался Ливоний. – Старина Иеропат научил меня всему, что я знаю про карты. А до меня он обучал трибуна Плиния, который и посоветовал моему отцу его купить.

Катон испытал сочувствие к этому человеку. Не вызывало сомнений, что он был прекрасно образован и наверняка считал, что имеет право на свободу после того, как столько лет верно служил своим хозяевам. На самом же деле его передавали из одной аристократической семьи в другую, чтобы он обучал их отпрысков. И вот теперь Иеропат оказался в Британии, далеко от тепла родной Греции… Катон мимолетно улыбнулся Ливонию:

– В таком случае я рад, что вы приписаны к моей колонне. Не сомневаюсь, что вы и ваши карты хорошо послужат армии.

– Можете не сомневаться, господин префект, – сказал Ливоний. – Хорошие карты нужны армии не меньше, чем постоянное снабжение, смелость и благословение Фортуны. Мы с Иеропатом будем старательно отмечать каждый шаг на пути нашей армии в войне с врагом. Мы станем измерять расстояния и обозначать все значимые ориентиры, чтобы озарить светом самые темные долины горных земель варваров.

– Это будет замечательно до тех пор, пока вы не станете задерживать продвижение моей колонны. Мы не можем себе позволить останавливаться и ждать, пока вы закончите свои маленькие рисуночки и измерите шагами расстояния. Вам придется постараться не отставать от нас. В противном случае я просто вас оставлю. Это понятно?

Трибун, у которого сделался пристыженный вид, кивнул:

– Да, господин префект.

– Вот и хорошо. Вы поедете с Четвертым эскадроном «Кровавых воронов», которым командует декурион, и должны считать себя временными членами его отряда.

Ливоний явно пытался скрыть свое неудовольствие от того, что ему придется подчиняться человеку, занимающему положение на несколько рангов ниже его собственного, и Катон сжалился над ним:

– Как давно вы в Британии, трибун?

– Почти три месяца, господин префект.

– Три месяца… – Префект вздохнул.

Он сомневался, что Ливоний уже сумел понять, что происходит в Британии. Катон признавал необходимость того, чтобы молодые люди получали военный опыт в начале своей карьеры, но, как правило, их служба продолжалась не слишком долго. Большинство приписывали к легионам в гарнизонах, где их ждала ежедневная армейская рутина. Ливоний вытащил короткую соломинку – и получил пост, где ему придется учиться очень быстро, чтобы остаться в живых. Однако, если он справится, это будет бесценным опытом. К тому же Крисп весьма лестно о нем отзывался. Катон заставил себя ободряюще улыбнуться:

– Ну, вам будет что рассказать вашим родным, когда вы вернетесь в Рим. Старайтесь внимательно смотреть по сторонам, Ливоний, и выполняйте все, что вам будут говорить ветераны. Это лучший способ освоить военное дело.

– Да, господин префект… Спасибо вам.

Катон развернул своего скакуна, посмотрел через плечо на колонну и испытал удовлетворение, глядя на людей, которых ему предстояло повести в бой с врагом. Авангард армии был готов выступить против воинов неприятеля и их союзников-друидов. Он сражался и проливал кровь вместе с этими людьми и знал, что они, как и он, гордятся репутацией могучих воинов, которую завоевали с тех пор, как он стал их командиром. «Жаль, что Макрона нет рядом и он не может порадоваться вместе со мной», – промелькнула у него мысль.

Катон поднял руку и сделал глубокий вдох.

– «Кровавые вороны»! Четвертая когорта! Приготовиться к маршу!

Легионеры и ауксилиарии наклонились, чтобы поднять щиты, всадники выстроились в две колонны и поправили поводья. Катон дождался, когда последний солдат будет готов, повернул своего коня, оказавшись спиной к лагерю, и взмахом руки показал на дорогу, ведущую в сторону холмов и гор. Из-за того, что солнца не было, они казались дальше, и он увидел широкую ленту черных туч, подступавших с севера и обещавших дождь.

– Колонна… вперед!

Глава 8

Центурион Макрон сидел на походном табурете на заросшей травой насыпи рядом со скромным тренировочным полем, расчищенным легионерами практически сразу после того, как они закончили строительство форта. Использовав ближайший плоский участок земли за воротами, они убрали камни, кусты дрока и скосили высокую траву – в результате получилась площадка для строевой подготовки солдат гарнизона. В одном конце стоял ряд деревянных столбов, около которых выстроились в линию люди Фортуна, дожидавшиеся своей очереди атаковать мишень.

Воздух наполнял ровный стук мечей, ударявших в столбы, пока опцион Диодор не подул в свисток, подавая сигнал к смене. Тяжело дышащие мужчины отошли от столбов и побежали в задние ряды каждой линии; снова раздался сигнал, и тренировка возобновилась.

Другая иллирийская центурия маршировала по плацу, переходя на бег на длинных сторонах грубого прямоугольника. Они, тяжело дыша, пробегали мимо Макрона, бряцая оружием и снаряжением и пытаясь поспеть за своим командиром. Центурион Аппил бежал впереди своих людей ровно и уверенно, его грудь вздымалась и опускалась. Время от времени он выскакивал из строя, отмечая время и выкрикивая ругательства в адрес тех, кто отставал:

– Поднимайте свои вонючие ноги! Шевелитесь! Тот, кто отстанет от своих товарищей больше чем на одну длину, будет десять дней чистить отхожее место.

Макрон одобрительно кивнул. Несмотря на худобу и один глаз, Аппил был неплохим офицером и, похоже, знал свое дело, в отличие от Фортуна, который под крики опциона беспомощно махал мечом около столба. Когда раздался очередной сигнал свистка, центурион сложился пополам, пытаясь отдышаться, и, спотыкаясь, поплелся в конец строя. Шел всего второй день тренировок, но Макрон уже сумел выделить наиболее способных и умелых иллирийских ауксилиариев. Тех, на кого можно будет рассчитывать, если враг нападет на форт. Из остальных кое-кого просто требовалось привести в нормальную форму, другие же нуждались в курсе строевой подготовки. И лишь немногие были совершенно безнадежны – слишком старые, чтобы сражаться на передовой. Один из них, из центурии Аппила, уже покинул строй, рухнул на колени и, опираясь о щит одной рукой, попытался с помощью древка копья встать на ноги. Центурион тут же крикнул остальным, чтобы они продолжали тренировку, а сам вернулся назад и остановился возле злополучного солдата:

– Вставай!

Тот попытался встать, но не смог и покачал головой.

– Ты, жалкий ублюдок! – взревел Аппил и поднял палку из виноградной лозы, угрожающе глядя на провинившегося одним глазом. – Поднимайся, жирный болван. Это мое последнее слово.

Человек на коленях даже не попытался выполнить приказ, и Аппил с силой опустил палку ему на спину. Тот вскрикнул, с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, начал догонять своих товарищей.

– Так-то лучше! Давай, не останавливайся! Упадешь еще раз, и я сдеру с тебя шкуру!

Они догнали остальных, и Аппил побежал быстрее, пока снова не занял место во главе колонны. Макрон постукивал пальцами по костылю, лежавшему у него на коленях. Этот отставший солдат был первым на сегодня. Прошла только половина утренней тренировки, и Макрон знал, что до ее конца еще многие покинут строй. Выходило, что в ближайший месяц или даже больше отхожие места будут безупречно чистыми. Макрон ухмыльнулся.

Он опустил конец костыля на землю и, сжав зубы, поднялся с табурета. В следующее мгновение встал на раненую ногу, почувствовал так хорошо знакомую острую боль и немного перенес вес на другую. Он стоял и тихонько ругался, дожидаясь, когда боль отступит. Макрон понимал, что еще не скоро сможет ходить уверенно, не испытывая страданий. Приложив руку ко рту, он крикнул, обращаясь к солдатам возле тренировочных столбов:

– Диодор, ко мне!

Опцион подбежал к насыпи и остановился, отсалютовав командиру и тяжело дыша.

– Пусть еще немного потренируются, потом поменяй их местами, – приказал Макрон. – Не давай им спуска. Я хочу, чтобы эти лодыри поняли, что такое настоящая солдатская подготовка.

– Слушаюсь, господин командир.

– В полдень дай им короткую передышку, затем они должны пройти восемь миль вокруг форта в полном походном снаряжении. Это поможет понять, кто из них на что годен. Те, кто не справится, знают, чего ждать.

– Отхожие места, господин командир?

– Вот именно. Пока я командую фортом, дерьмо будут убирать бездельники и лентяи. Им быстро надоест вонь, и они постараются отдавать все силы на тренировках. Позаботься об этом.

– Слушаюсь, господин командир.

– Хорошо. Я ухожу. Если понадоблюсь тебе, я в штабе.

Они обменялись салютами, Диодор отвернулся и поспешил к своим подопечным. Макрон в последний раз взглянул на плац и поковылял к дорожке, которая вела к главным воротам форта. Подойдя ближе, он увидел, что легионеры, стоявшие на посту на бастионах, наблюдают за ауксилиариями с довольными ухмылками на лицах – так солдаты обычно смотрят на своих менее удачливых собратьев.

– Проклятье, и что это вы на них пялитесь? – рявкнул он. – Вы должны следить, не появится ли враг, а не смотреть на ленивых ублюдков!

Легионеры тут же вернулись на свои посты и принялись вглядываться в окружающую местность.

Продолжая хмуриться, Макрон вошел в форт и направился в сторону штаба. Один из «Кровавых воронов», оставленных Катоном, стоял на страже у сводчатого входа и, когда командир гарнизона прошел мимо, поднял вверх копье. После отъезда Катона и основного гарнизона форта в здании царила тишина, и в главном вестибюле за столами сидели только двое служащих. Макрон обратился к ближайшему:

– Я хочу видеть опциона Пандара в своем кабинете. Немедленно.

– Слушаюсь, господин командир.

Макрон уже собрался направиться в кабинет командира гарнизона, находившийся в конце коридора, когда секретарь откашлялся и кивком показал куда-то в сторону от себя. Макрон повернулся и увидел, что на скамье сидит гражданский мужчина и выжидающе на него смотрит.

– Он попросил о встрече с вами, господин командир.

– Правда? И кто он такой, демоны его забери?

– Венист, господин командир. Он отвечает за тех, кто пришел с отрядом Фортуна.

Макрон стиснул зубы, разозлившись на очередную проблему, которая грозила омрачить его день.

– Проклятье, что ему нужно?

– Я не знаю, господин командир. Он сказал, что будет говорить только с тем, кто здесь главный.

– Значит, он за них отвечает? – фыркнул Макрон. – У нас тут военный аванпост, а не проклятый богами постоялый двор на Аппиевой дороге.

Он собрался было отослать Вениста, приказав больше его не беспокоить, но в следующее мгновение смягчился. Что бы он ни чувствовал по поводу лагеря гражданских в форте, они уже пришли, и раз он не намерен отсылать их в Вирокониум, ему придется смириться с их присутствием. Если он прогонит их, они станут легкой добычей для воинственных банд врага, патрулирующих земли между территориями, заселенными горными племенами, и новой римской провинцией. Он не мог себе позволить отправить с ними надежное сопровождение, чтобы солдаты позаботились об их безопасности, не рискуя обороной форта. Так что – на данный момент, по крайней мере, – ему от них было не избавиться. И от Вениста. Макрон подошел к нему с мрачным выражением на лице: