На полпути к себе Иванова Вероника

— Это вряд ли… — вздохнул я.

— Ну, ничего: можно встретиться и на нейтральной территории, верно?

— Договорились!

На прощание гном стиснул мою ладонь сильнее, чем этого требовало вежливое рукопожатие. Пришлось ответить ему в том же духе — правда, боюсь, что моя попытка не шла ни в какое сравнение с его стальной хваткой…

Сутки-двое… Положим ещё время на подбор литературы и выбор способа её доставки заказчику — и сколько получается? Неделя или больше? Я готов был сгрызть все ногти от нетерпения. Мучительно — ждать, если ты знаешь, ЧТО нужно делать! А я знал и с каждой минутой всё больше убеждался в правильности построенной логической цепочки. Всё упирается только в одно: не совсем ясно, КАК это делать, чтобы не усугубить положение… А ведь испортить — гораздо проще, чем поправить, и это особенно верно в тех вопросах, которые касаются вашего покорного слуги. По жизни я — вынужденный теоретик. Конечно, это не страшно и временами даже забавно, но… Вот, сами посудите: нанести укол можно и иголкой, и копьём, только дырки будут отличаться размерами и произведённым эффектом. Точно так же и со мной: я обладаю возможностью разрушать Кружева, правда, мои способности больше приспособлены для того, чтобы «рвать», а не «расплетать». Заточены, так сказать, исключительно под себя, любимого… Нет, я не против — я рад этому! Но сейчас необходимо будет осторожное и исключительно точное вмешательство… А может быть, не стоит? Если я задену своими граблями хрупкие Нити Моста, где гарантия, что принц не будет покалечен? В конце концов, он — не подопытное животное! Я не имею права рисковать его здоровьем… И его жизнью, если уж на то пошло. Или — имею? Формально… да. И это даже не право, это… Нет, я никогда не соглашусь! Признать своими ещё и ЭТИ цепи? Не дождётесь! Должно произойти нечто невероятное (причём как внутри, так и снаружи), чтобы я принял к исполнению… Фу, не буду об этом думать! Пусть всё идет… куда подальше.

…Кстати, неделя пролетела быстро, спасибо доктору: он всерьёз взялся за расширение моего кругозора в области трав, произрастающих в окрестностях усадьбы. Не скажу, чтобы сей предмет казался мне интересным и полезным, но время убивает — великолепно! Например, выяснение внешних различий между четырьмя весьма похожими друг на друга цветочками повергло меня в полнейшее уныние. Заворотник, отворотник, приворотник и выворотник — допустим, названия говорят сами за себя, но как, скажите на милость, отличить друг от друга эти чахлые стебельки и бледные брызги бутонов? Ах, у одного листья слегка заострённые, а у другого — чуть лохматятся? Здесь оттенок лепестков ближе к розовому, а там — к жёлтому? Увольте! Я не вижу разницы, даже изрядно напрягая глаза. Я — не травник и никогда им не стану, и все эти корешки, листики, тычинки, метёлочки и фрэлл знает что ещё — не моё! Надо отдать должное Гизариусу: он не оставлял надежду вдолбить мне хотя бы азы столь занимательной, по его мнению, науки. Я был готов сдаться, но никак не мог заставить себя ПОНЯТЬ. Вообще-то знаю, в чём главная проблема: на любое усвоение знаний мне требуется время несколько большее, нежели кажется моим преподавателям. Не с первого и не с пятого раза проникнусь, но когда насильно вбитые знания улягутся на своё место, очень может быть, что я даже смогу применить их по назначению. Если не похороню на том чердаке, куда сваливаю весь хлам, равно приобретённый потом и кровью и полученный даром…

— А вот здесь, видишь: тонкая каёмка на листе? Она имеет более насыщенный цвет, чем остальные части растения… — Гизариус сел на своего любимого конька, обнаружив между грядок очередного нежданного гостя. Как прозывается сие чудо природы, я не уяснил, поскольку не ставил себе целью запоминать все дурацкие названия с первого раза.

— Так перекапывать или нет? — Меня куда больше интересовало, придётся потеть до обеда или можно убраться в тень.

— Нет, ну что ты! Его обязательно нужно пересадить. Какая удача: я только собирался отправиться к реке, чтобы поискать несколько ростков, а он сам ко мне пришёл!

Я вздохнул. Удача, конечно. Пришелец из поймы, да? Страшно подумать, сколько ещё таких «сюрпризов» принесут мои «рыбные» дни! Наверняка водяничка притащит на себе семена всяческой зелёной гадости… А рыба была вкусная! Мы запекли её на углях и целый вечер наслаждались сочным, слегка подкопчённым мясом… О, уже и слюнки потекли! Что-то вдруг кушать захотелось, а доктор, как назло, зарылся в своё сено. Как бы его отвлечь?

Но мне не пришлось ломать голову над этим вопросом — всё решилось само собой.

Воздух на мгновение застыл, словно замороженный, а потом колючей щёткой вздыбил волосы на затылке. Как не ко времени! Мало того, что я проголодался, так ещё кто-то совсем рядом играется магией… Я сглотнул, стараясь унять дрожь в кончиках пальцев. Спокойнее, Джерон, спокойнее! Дыши глубоко и ровно — и плюнь на всех и вся, наконец! Ты помнишь, кто ты такой? Хм, забыть трудновато… Есть ли что-то невозможное для тебя? Вообще-то да, и не один десяток вещей… Зато ты можешь то, чего от тебя никто не ожидает! Ну да, в первый раз… Иногда достаточно и одного раза! Понял, понял… Беру себя в руки и концентрируюсь. Итак: что у нас имеется в наличии? Три очага Возмущения Силы. Совсем рядом, можно сказать… Во дворе!

В самом деле, трое. Строгий «обратный клин» — остриём назад, и на этом самом «острие» — единственная, не посчитавшая нужным менять облик. Да, собственно, ей это и не требовалось: два фланговых зверя надёжно перекрывали своими телами возможные направления враждебной атаки. И потом, кому-то же нужно вести переговоры!

Однако… Появление шадды в Западном Шеме ещё тогда показалось мне несколько странным событием, но то, что я вижу сейчас, — просто ни в какие ворота не лезет! Мало того, что посреди двора замерли статуями две кошки — третья, «необернувшаяся», щеголяет предметом, который мне не доводилось видеть иначе, как на гравюрах в библиотеке…

Тяжёлое золотое ожерелье, составленное из крупных пластин, на каждой из которых выкованы Знаки, описывающие заслуги Рода. Свита шадд’а-рафа. Какая честь! Да и женщина — не последний воин в этой свите: взрослая, даже слишком взрослая для того, чтобы быть «остриём». Сухая, жилистая, переполненная спокойствием — так спокойны только ветераны, которые имеют право хлопнуть по плечу и назвать подружкой саму Смерть. Длинные русые волосы заплетены в сотни косичек, плотным шлемом облегающих голову. Тусклые жёлтые глаза кажутся совершенно безжизненными, но как обманчиво это впечатление! Церемониальная туника невесомыми складками ласкает тело. Хм, что же всё это означает? А впрочем, к чему гадать: сейчас я и так всё узнаю…

— Что заставило гордых Дочерей Аддары ступить в пределы человеческого жилища? — Я отряхиваю руки, переходя с огорода на двор. Доктор сопит где-то за спиной.

Женщина щурится, удивлённая приёмом: право же, странно встретить в чужом краю того, кто знаком с обычаями Песчаного Племени так хорошо:

— Дело Семьи, kellyn.[17]

О, польщён. Несказанно польщён. Приятно поговорить с умным человеком! Ну, будем считать её «человеком», пока она не докажет обратное…

— В чём же заключается сие дело?

С одной стороны, она не обязана говорить, но с другой… Она ведь пришла именно за этим, не так ли?

— Стало известно, что в этом доме скрывается человек, явившийся причиной гибели нашей сестры. Шадд’а-раф желает выяснить обстоятельства происшедшего.

Лично Глава Семьи? Либо убитая шадда принадлежала к Старшим Ветвям, либо причина его заинтересованности кроется совсем в другом… В чём же?

А всё-таки хорошо, что я имел удовольствие несколько дней назад беседовать с Лэни — вот уже и явление шадд’а-рафа по мою душу не удивляет…

— Вам известны приметы человека, совершившего проступок? — на всякий случай спрашиваю я.

— Тот, кто отправил нашу сестру за Порог, должен быть хорошо знаком с традициями и особенностями Живущих-На-Две-Стороны. — Она улыбнулась. Одними глазами. Слегка угрожающе, но уважительно.

— Этого слишком мало, чтобы опознать виновного. — Возвращаю ей улыбку. Она знает, что я знаю, что она знает: лишние слова уже ни к чему, но…

— Если этого будет мало, нам поможет человек, несущий на своём теле свидетельство встречи с нашей сестрой. — Женщина не пытается меня напугать или обеспокоить: просто честно сообщает об имеющихся на её стороне преимуществах, и это лишний раз убеждает, что она относится к вашему покорному слуге как к достойному противнику.

Ай-вэй, как дурно! Неужели этот недоучившийся маг умудрился попасть к ним в лапы? Да за что же мне такое наказание?! Постойте-ка, а почему, собственно, Мэтт оказался в этих краях? Если шадды выследили его… Куда он направлялся? Нет, я не хочу в это верить! ОН несёт мне КНИГИ?.. Впору грязно выругаться. Ох, когда выясню, кто его отправил с этим поручением, оная персона узнает о себе много нового!

— Надеюсь, ему не причинили вреда?

— Ни в коей мере. Но не могу поручиться, что он останется невредим, если моё поручение не окажется выполненным. — Женщина продолжает говорить предельно вежливо и доброжелательно.

Намёк понят. Что ж, придётся потолковать с твоим повелителем, дорогуша…

— Что происходит? — шепчет доктор.

— Ничего серьёзного. Пока, во всяком случае. — Не думаю, что такие слова могут успокоить, но других я предложить не могу.

— Им нужен… убийца? — В голосе Гизариуса проскальзывает напряжение.

— Убийца? Обвинение ещё не прозвучало, так что есть шансы… — Я в задумчивости куснул губу. Шансы есть, но только какие? Я смогу доказать, что всего лишь оборонялся? Возможно. А возможно, что не смогу. Дивное колебание между «жить» и «умереть»… вам нравится это ощущение? Меня оно просто бесит!

— Пожалуйста, верните мне Знак.

— Да, конечно. — Доктор спешит в дом, а я продолжаю разглядывать кошек. Нужно же чем-то занять время?

А шадды-то — королевские! Тёмно-рыжие полосы на спине, с лёгкой краснотой по краям — это не просто свита, это Охотники, рождённые для сражений. Да, вживую они выглядят куда эффектнее, чем на картинке…

— Стой где стоишь!

— Эй, а это ещё зачем? Он что, с ума сошёл?

Борг поднял взведённый арбалет, целясь в женщину. Фланговые кошки чуть заметно вздрогнули и переступили с лапы на лапу, готовясь сменить позицию. Кретин!

Я встал на линии выстрела, закрывая шадду собой.

— Не дури! — В карих глазах пылает пламя тревоги и досады.

— Ты хочешь совершить непоправимую ошибку? Я не могу этого позволить. — Я стараюсь говорить ласково, как с ребёнком или больным.

— Ты защищаешь этих… животных?! — Недоумение и непонимание.

— В данный момент я защищаю только тебя. И тех, кто ещё находится в этом доме. Опусти оружие, Борг. Прошу тебя…

Он медлит. Надо отдать рыжему великану должное — за время раздумья его рука ни разу не дрогнула. Он и в самом деле не имел удовольствия сражаться с оборотнями. Метаморфа арбалетный болт не задержит, даже будь он из чистого серебра — на таком малом расстоянии пройдёт через тело насквозь, и, спрашивается, зачем вообще тогда стрелять? Положим, рана затянется не сразу, но и серьёзного вреда не причинит, только разозлив кошку… Конечно, ЭТИХ кошек разозлить труднее, чем можно предположить, но я бы не хотел на собственной шкуре испытать боевую ярость шадды… Даже если учесть, что мне оная ярость не опасна. Смогу ли я их удержать? Наверное, при случае. Но что-то не хочется пробовать…

— Прошу, поверь мне… вам опасность не угрожает: им нужен только я. Успокойся! — Ещё ласковее, ещё нежнее. Эх, если бы я умел владеть голосом, как Магрит, все бы уже сидели кружком и мурлыкали…

Вряд ли он поверил или успокоился, но арбалет опустил.

— Ты уверен?

— Вполне. — Вру, конечно: в чём здесь можно быть уверенным?

Доктор наконец-то вынырнул из глубин дома и, прерывисто дыша, сунул мне в ладонь ажурную пластинку.

— Да что с вами со всеми? — притворно изумился я. — Ничего страшного не будет: я всего лишь прогуляюсь с этой милой женщиной, делов-то!

— Эта «милая женщина» может разорвать тебя на кусочки и вздохнуть не успеешь. — Гизариус смотрел мне в глаза то ли жалобно, то ли настаивающе, словно пытаясь повлиять на моё решение.

— Может, — согласился я. — Но совсем не обязательно будет это делать. И совсем не обязательно, что я позволю ей это сделать.

— Не переоценивай свои силы, как бы велики они ни были. — Да он волнуется? Ничего себе новость…

— Не беспокойтесь на сей счёт, доктор. В данном случае я знаю, на что способен. Всё будет хорошо.

— Удачи. — Услышав столь искреннее пожелание, я криво усмехнулся. При чём здесь удача? Только холодный расчёт и бесстрастное приложение сил — более мне ничего не нужно. Пока дело не дойдёт до драки. А впрочем, именно в драке перечисленные мною вещи будут особенно полезны…

Шадда подошла ко мне, отстёгивая от подола туники тонкий шнурок.

— Ты знаком с правилами?

— Разумеется. — Я протянул ей скрещённые руки.

То, что она проделала дальше, меня немного удивило. В принципе, конечно, стянутые шнурком запястья — не более чем ритуал, так сказать, признание того, что я отдаю свою жизнь в распоряжение шадд’а-рафа, но… Никто не мешал ей связать меня по-настоящему. Более того: я бы понял и не стал протестовать. И всё же плетёная кожа была обвита вокруг моих рук и завязана только на один слабый узел — единственно, чтобы не упасть, да и то мне пришлось подхватить пальцами концы шнурка, иначе я потерял бы его после первого же десятка шагов…

…Кошки замерли у входа на мост, а я прошёл дальше — до середины, где меня ожидали двое. Любопытно, почему выбрано именно такое место? Проточная вода как защита от Тёмной волшбы? Занятно, но совершенно необоснованно. Или же они опасаются вовсе не меня? Что ж, тогда могу понять: в таких местах нежелательное наблюдение легче всего пресечь…

Двое… мужчин. Наверное. По крайней мере, один — точно мужчина: совсем молодой паренёк, только-только вступивший в период зрелости. Мощный, ммм… загривок. Да и все остальные части тела — моих там поместится штуки по две. Особенно если я недельку-другую поголодаю. Прямые русые, с вкраплением рыжеватых прядей, волосы — длиной почти до пояса. Роскошно, ничего не скажешь! У Низших оборотней шёрстка вообще хороша — что в зверином, что в человеческом обличье… Глаза — тёмный янтарь, в глубине которого мечутся яркие чувства. Простая серая туника меня не обманула — этот молодец занимает высокое положение в Семье. Но шадд’а-раф — не он. Ни по возрасту не подходит, ни по… уму. Скажем даже так: слишком суетный. Разум того, кто отвечает за благополучие Рода, должен быть очищен от копоти мелочных желаний и обжигающих брызг непокорных чувств.

Второй… Высокий, широкоплечий, с головы до ног закутанный в грязно-серую накидку. Я даже не могу расслышать его дыхание…

Но гадать — нет времени. Я бросаю Знак под ноги оборотням. Металлическая пластинка жалобно звякает, несколько раз подпрыгивая на тёсаных брёвнах.

Молодой самец гневно раздувает ноздри:

— Неужели столь невзрачный человек мог победить Охотницу в честном поединке? Наверняка ты нанёс подлый удар!

— Не тебе указывать мне, что подло, а что — благородно. — Усмехаюсь, показывая зубы. Хочешь сразиться со мной? Только не надорвись! — Я поступил так, как счёл нужным.

— Не слишком ли ты дерзок — в твоём-то положении? — Как мне не нравится подобное самодовольство! Он искренне уверен в собственном превосходстве? Если так, то очень жаль, но сегодня шадд’ар узнает, что не стоит дёргать за хвост спящего дракона…

— Дерзок? Я пришёл по собственной воле, приняв любезное приглашение шадд’а-рафа. Разговаривать с кем-либо иным мне не обязательно.

— Ты скажешь всё, что я захочу услышать!

— Почему? — Слегка расширяю зрачки.

— Вы, люди, очень переживаете за судьбу себе подобных, не правда ли? — Он старается говорить вкрадчиво, но лишь выглядит смешным.

— И что же из этого следует?

Он передёргивает плечами, и на другой стороне моста появляется Мэтт в сопровождении ещё двух кошек. Выглядит маг несколько жалко, и я вполне могу понять почему: опять прошляпил нападение. Всыпать бы ему по пятое число… А что, и всыплю! Когда выберемся из этой ловушки…

Я устало облокотился о перила и зевнул:

— Право, эта ситуация начинает утомлять… К какому решению ты пытаешься меня склонить?

— Я всего лишь хочу, чтобы ты понял: не стоит дерзить и отпираться. — Он довольно растянул губы в подобии улыбки.

— Не вижу, почему я должен подчиниться твоим требованиям.

— Одно моё слово, и этому человеку будет… очень больно.

— И?

— Тебя не заботит его участь?

— Нисколько. — Я говорю чистую правду: мне нужны книги, а не этот белобрысый недоучка, уже второй раз втравляющий меня в неприятности.

Шадд’ар несколько удивлён. Я бы даже сказал, что он растерян. Впрочем, сам виноват: если уж взял в руки скользкие иглы шантажа, будь осторожен — вполне возможно, что у твоего противника кожа толще, чем кажется…

— Странно… Мне известно, что человек, когда спасает жизнь другого человека, чувствует себя ответственным за него…

— А с чего ты взял, что я — человек?

Он хмурится, пытаясь осознать услышанное и заглянуть внутрь вашего покорного слуги. Бесполезно. Возможно, кое-какие ощущения ему доступны, но котёнок не понимает, что именно чувствует. Тут я помочь не могу: пока не испытаешь наяву то, о чём тебе долго и упорно рассказывали, не поймёшь.

— Позволь этому человеку продолжить его путь, и, так и быть, я отвечу на несколько ТВОИХ вопросов. — Мне немного жаль попавшего в тупик шадд’ара, и я стараюсь сгладить хотя бы один острый угол. Но моё снисхождение мгновенно воспринимается как признак слабости:

— Значит, тебе всё-таки небезразлична его судьба?

— Я уже отвечал на этот вопрос, если припоминаешь… Сей человек не причастен к смерти вашей сестры. Или ты хочешь заставить страдать невиновного?

— Его тело хранит след удара! Он вступил в поединок с Охотницей!

— Я бы назвал это избиением… — Я ухмыляюсь, вспоминая подробности.

— Возможно, и он повинен в её гибели!

— В своей гибели она виновата сама! — отрезал я. — Никто не вынуждал её принимать бой! Никто не мешал ей отступить!

— Почему она должна была отступать? Перед кем? Перед жалкими людьми?

— Что может знать о людях котёнок, только-только расставшийся с молочными зубами? — Я вовсе не хотел его обидеть, но не рассчитал силу слов: парень бледнеет и из человеческого (пока) горла доносится глухой рык. Мои виски начинает сдавливать предчувствие смещения Пластов.

О, да он сейчас «обернётся»!

«Именно так…»

И что мне делать?

«А зачем что-то делать вообще?»

Но…

«Всё будет сделано за тебя — только не промахнись, нанося удар…»

Я не хочу его убивать.

«А вот он — не против того, чтобы убить тебя…»

Вижу. Послушай, а если…

«Вся — внимание…»

Я ведь свободно могу перевести его из одного облика в другой, да?

«При условии, что его агрессия направлена на тебя…»

Ну, агрессии — хоть отбавляй! Так почему бы…

«Интересная мысль…»

Ты… уже поняла, что я хочу проделать?

«Это будет забавно… Есть только одно неудобство…»

Какое же?

«Чтобы контролировать процесс, тебе нужно стать его частью…»

Что ты имеешь в виду?

«Ты будешь чувствовать всё то, что чувствует он…»

И в чём проблема?

«Это… не очень-то приятно…»

Для Низшего оборотня — наверняка. А что касается меня…

«Поверь, тебе тоже будет нехорошо…»

Ничего, переживу. Я не хочу калечить этого парня — просто нужно преподать маленький урок, который научит его в дальнейшем уважительно относиться к старшим.

«Как знаешь…»

Перепалка с Мантией длилась всего несколько мгновений — ровно столько, сколько заняло Обращение шадды. Подушечки сильных лап оторвались от бревенчатого настила моста — длинное тело упруго взмыло вверх и вперёд, направляясь в мою сторону… И на долю секунды замерло в воздухе, чтобы рухнуть мне под ноги комком боли. Когтистые пальцы Мантии вонзились в поле магии, окружающее оборотня, и заиграли отчаянно дикую мелодию, используя потоки Силы вместо струн. Шадд’ар оказался заперт между Пластами: ни на Той стороне, ни на Этой. Очертания тела плавились и текли, снова и снова пытаясь принять хоть какую-нибудь форму, но я не позволял ожившей плоти застыть в одном из двух Обликов. Кстати, это было не слишком нестерпимо: физической боли почти не чувствовалось — так, мелкие брызги. Зато что касается душевного равновесия… Оно забилось в корчах.

Я не хотел мучить парня — сам напросился. Но, видя и почти ощущая его страдания, ваш покорный слуга страдал не меньше. Пусть и от своей собственной боли. Лукавая Мантия снова не сказала главного: в прерванном Обращении страшна именно Незавершённость. Недоделанность. Ты перестал быть кем-то одним, но… Ты не смог стать и кем-то другим. Ты — ничто. Заготовка. Кусок мрамора, которого никак не коснётся резец. Шмат глины, оставленный гончаром «до лучших времён». Недописанное слово в снежной пустыне чистого листа. Ты знаешь, каким ты был задуман, и знаешь, кем ты мог бы стать — но ты мечешься Между… Ты беспомощен. Ты — сломанная кукла в руках ребёнка, который не ведает, что даже у кукол есть сердце…

Я стою, твёрдо и прямо. Шадд’ар корчится у моих ног в судорогах. Я чувствую себя палачом, потому что прекрасно знаю: для оборотня нет кошмара хуже, чем не довести до конца трансформацию. Хотя бы один раз у каждого из них происходит «срыв», и хорошо, если рядом окажется терпеливый и опытный наставник, который поможет покинуть Лабиринт Меж-Реальности… И больше всего подобная неудача врезается в память, если происходит не в раннем детстве, а в юности, когда сознание сформировано полностью, но ещё чрезмерно уязвимо и хрупко. Я видел пару примеров… Кстати, мальчик покончил с собой…

Наверное, я злюсь — чем иначе объяснить этот бесстрастный садизм, ударяющий по мне самому? Да, злюсь. Драная кошка посмела встать у меня на пути именно в тот момент, когда я сильно-сильно захотел кое-что сделать. Опрометчивый шаг. Конечно, нечестно так поступать, он ведь не может ответить мне… И всё же нужно его поучить: я могу позволить себе недооценить противника — просто в силу того, что всё, связанное с магией, не несёт для меня прямой опасности, а вот он… Надо остудить его пыл, пока кто-нибудь более нетерпеливый и менее великодушный, чем я, не помог ему успокоиться. Навсегда…

Тяжелее всего — разделить сознание. Я вынужден контролировать сразу несколько горизонтов: оборотней, занявших круговую оборону по обе стороны моста, сходящего с ума шадд’ара, разрывающегося между двумя своими ипостасями, и… самого себя. Пожалуй, самый главный объект среди перечисленных — ваш покорный слуга. Если я утрачу контроль над собой, буря, бушующая в одном отдельно взятом Межпластовом Кармане, вырвется на свободу, сметая всё на своём пути. И по крайней мере на десяток миль во все стороны любое вместилище магии претерпит изменения. Какие? Могу только догадываться. Даже любопытно…

Мне грустно, и неожиданная грусть ранит сильнее, чем боль, отголоски которой долетают со стороны шадд’ара. Я даже немного ему завидую: загоню Мантию на место, и он снова станет прежним. Каким захочет. А я… Я обречён остаться посередине, между «не было» и «не будет»… Так больно, что я даже начинаю испытывать наслаждение, упиваясь своим уродством… Ещё чуть-чуть, пожалуйста, — я смогу рассыпаться на мелкие кусочки, и тогда, быть может… я перестану чувствовать…

Нет. Зачем я пытаюсь обмануть самого себя? ЭТО не способно меня разрушить. Я привык быть ничем, и незавершённость меня не пугает. Возможно, находиться в Пути всё время — лучше, чем бегать по кругу, из начала в конец и обратно…

Раздражение уходит, просачиваясь между стиснутыми пальцами, и утекает вниз, смешиваясь с журчащими локонами реки. Новая игрушка упала на пол, едва не разбившись, и я потерял к ней интерес? Пожалуй. Но — ломать?.. Не стоит. Потому что это — не моя игрушка…

— Достаточно, ma’daeni. Пощадите его… и себя. — Тихий голос заставляет всколыхнуться Полог, который я мог бы опустить до конца.

Мантия, хитро скалясь, сворачивает Крылья.

Не так быстро!

«Что-то ещё?»

Осторожнее, иначе ты покалечишь сознание парня!

«Что мне за дело до этого невоспитанного ребёнка?»

Когда-то я… сам был таким.

«Не лги… ТАКИМ ты никогда не был…»

Почему же?

«Тебе никто никогда не прикрывал спину…»

Дыхание на миг сорвалось, и я скривился, когда игла сожаления кольнула грудь.

Оставим эту тему.

«Как пожелаешь…»

Помедленнее!

Я попытался мысленно коснуться сознания оборотня. Нежно-нежно, словно губами…

Всё хорошо, малыш… Не бойся, всё прошло… Я больше никогда не заставлю тебя испытывать такую боль… Дыши ровнее и глубже, сейчас всё закончится… Вот так, хорошо…

Пора и мне возвращаться к реальности…

Я встряхиваю головой, поворачиваясь.

Не может быть! Так вот кто ты, добрый друг моего детства! Почему же я не знал? Почему никто не говорил мне? И ты сам — зачем ты хранил в тайне свой титул?

Янтарные глаза всё так же теплы и понимающи. Я тону в них, отчаянно крича: «Почему ты не приходил раньше? Ты был так нужен мне!» И он отвечает:

— Мы всегда рядом друг с другом. Если хотим. Достаточно — вспомнить…

— Вы… Здесь… Зачем?

— Разве та, которую я послал говорить от своего имени, не объяснила цели?

— Да, но… Искать убийцу — не занятие для Главы Семьи.

— Всё зависит от того, кто — убийца и кто — жертва.

— И? — Я заинтересованно вскидываю бровь.

— Я выяснил всё, что хотел. — Он мягко улыбается.

— Каково же будет ваше решение?

— Вас заботят такие мелочи, ma’daeni?

— Это вовсе не мелочи! — Я качаю головой. — Я не отрицаю, что виновен в смерти одной из Охотниц… вы вправе назначить наказание. Какое сочтёте нужным.

— Наказание? За что? За то, что вы защищали свою жизнь? И жизни других людей? — Как много ты знаешь, старик…

— Я действовал… не слишком честно, — сознаюсь я, хотя и неохотно.

— Вы имели на это право.

— Нет, вы не понимаете… Я… не хочу пользоваться Правами.

— Потому что не желаете принимать на себя Обязанности? — Он, как всегда, видит меня насквозь, и я смущённо отвожу взгляд. — До поры до времени это будет вам удаваться, но… Ничто не длится вечно. Пора принять то, что предначертано.

— Кому это нужно? Я не хочу, чтобы мне подчинялись только потому, что я родился тем, кем родился. Это неправильно. Тем более что я не могу ничем утвердить своё Право. Кроме разрушения… Я хочу, чтобы меня уважали и любили, а не низко кланялись, сплёвывая в сторону…

— Что же вам мешает заслужить уважение и любовь?

— А разве во мне есть хоть что-нибудь, достойное этих чувств?

— Кто знает… Но если вы не уважаете и не любите самого себя, никто другой тоже не сможет этого делать.

Наверное, ты прав, старик. Любить. Уважать. Я не знаю, что на самом деле означают эти чувства. Моя любовь никогда и никому не требовалась, а что касается уважения… Разве можно уважать того, кто выше тебя? Восхищаться? Да! Преклоняться? Да, тысячу раз, да! Уважать — значит признавать достойными личные качества того, кто равен тебе. А как быть, если ты отделён ото всех высокой стеной? И что характерно: того каменщика, что возвёл её, давно уже не существует. В материальной форме, по крайней мере — чтобы можно было набить ему морду…

Меня следует бояться. Примерно так относятся к бездумной стихии: гроза прекрасна, когда смотришь на неё издали, из надёжного укрытия. Но не стоит подходить ближе: молния ненароком может ударить в вас… Да зачем далеко ходить: что я сотворил первым делом? Чуть не убил оборотня из свиты шадд’а-рафа. Подозреваю, что нажил себе ещё одного заклятого врага. Кстати, как он себя чувствует?

Шадд’ар уже почти отошёл от перенесённого потрясения, вернувшись в человеческий облик, но дышит пока ещё очень тяжело, затравленно поглядывая на меня снизу вверх. И как мне поступить теперь?

— Я хочу принести извинения.

Теперь в его глазах мелькнул настоящий ужас. Если мой гнев был так разрушителен, то чего можно ожидать от моего снисхождения?

— Я был излишне суров по отношению к тебе. Достаточно было поставить блок, а не отвечать ударом на удар. Прости за то, что заставил пережить столь… неприятные минуты. Но обещай, что впредь ты сначала трижды взвесишь все «за» и «против», и только потом бросишься на врага.

— Но… — Голос звучит прерывисто и несмело, но упрямо. Совсем в моём духе. — Если долго думать, враг нападёт первым…

— Разве я сказал «долго»? — Улыбка сама собой забралась на мои губы. — Я имел в виду лишь «тщательно». Теория «первого удара» обладает неоспоримыми достоинствами и столь же существенными недостатками. Начинать поединок первым целесообразно только в том случае, если ты можешь предсказать ответную реакцию противника на несколько вдохов вперёд. В противном случае рискуешь нарваться на убийственную контратаку… — Я прерываю свои «поучения», заметив, КАК на меня смотрят: юноша — внимательно-восхищённо, старик — поощрительно-лукаво.

— Эй, чего это вы вдруг притихли? — Пришлось резко вильнуть в сторону от темы, сбивая ритм.

Шадд’а-раф улыбнулся:

— Из вас получится замечательный Учитель, ma’daeni. Когда вы начнёте преподавать в Академии, я прослежу, чтобы молодёжь посещала ваши лекции.

— Какие лекции? — взвился я. — Какая ещё Академия?!

— Та самая, символ которой вы носите…

Я впился взглядом в его лицо:

— Что означают эти руны?

— Право, я не…

— Что они означают? Отвечайте!

— Я позволю себе не выполнить этот приказ, ma’daeni. — Он ответил спокойно, чуть извиняющимся тоном.

— Почему? Что кроется за этим узором? — Я почти дрожу от нетерпения.

— Я не могу утверждать…

— Ну же!

— Одно из толкований может означать «собственность» или «принадлежность». — Тихий голос мягко выделил слова «одно из».

— «Собственность» или «принадлежность»… — задумчиво повторил я.

— Как вам будет угодно.

— Угодно… Чего-то подобного я ожидал… Но что это за Академия?

— Вы не знаете? — Он удивился. На самом деле удивился.

— Представьте себе! На меня вывалили груду знаний, но не научили жить… вы расскажете мне?

— Нет, ma’daeni. Пусть это огорчит вас, но я вынужден принять сей грех на свою душу.

— В чём причина отказа?