На полпути к себе Иванова Вероника
— А кто тебе сказал, что я лэрр? — Настала пора удивлённо изгибать брови.
— Разве…
— Я называл только имя, а титул ты додумал сам, исходя из моего внешнего вида, не так ли?
— Ну… — Плечи Мэя поднимаются и опускаются.
— Кэл, кстати, тоже не уточнял моих данных… Так что спешу известить: я вовсе не лэрр.
— И зовут тебя иначе? — Эльф правильно продолжил логическую цепочку.
— Иначе. Но для тебя здесь и сейчас моё имя останется тем же. Лэрр Ивэйн, если угодно. Хотя лучше просто Ив.
— Но зачем ты всё это рассказал?
— Мне нужен помощник в сугубо интимном деле. — Подмигиваю, и Мэй испуганно моргает, не представляя, чего ещё от меня можно ожидать. — Поскольку настоящим лэрром я не являюсь, то должен заботиться о сохранении сей маски, а для этого необходимо раз в несколько дней наносить на кожу мазь, да и… Голову брить надо, фрэлл меня подери! А я, знаешь ли, несилен в обращении с бритвой…
— Угу, — буркает эльф. — Как одним ударом в Серые Пределы отправлять, так это пожалуйста, а как побриться… Слушай, а может, ты сам деньги заработаешь?
— Каким же образом?
— Подрядишься кого-нибудь убить, например? А что, у тебя получится!
— Да. Если не клинком, то языком… Насмерть зашучу.
Мэй расплывается в довольной улыбке, а я грожу пальцем:
— Не радуйся раньше времени! От работы не отвертишься! На лютне бренчать умеешь?
— А что? — Подозрительный прищур.
— А ничего! Умеешь или нет?
— Немного…
Если эльф столь же скромен, как некоторые мои знакомые…
— Сойдёт! А петь?
— Ещё и петь? — ужасается эльф.
— Разумеется! Кому нужна музыка без слов?
— Я лучше на флейте играю…
— А по-моему, ты и твой брат — непревзойдённые игроки на моих бедных нервах… Будешь петь и дёргать струны! Сегодня же раздобуду тебе инструмент… А вечером устроим прослушивание. Песен много знаешь?
— Кое-что…
— Учти, нужны только любовные и самые трогательные, какие только есть.
— Ну у тебя и запросы…
— Это не запросы, это стратегия! Если всё получится должным образом, дворец сам тебя позовёт.
— Так вот что ты придумал… — Глаза Мэя наконец-то загораются давно забытым огнём.
— Принимаешь мой план?
— Ну другого-то нет… — ехидничает эльф.
— Я не навязываюсь, между прочим…
— Принимаю, конечно!
— Тогда изволь помочь мне с бритвой и всем остальным!
— И всё-таки… Может, поищешь заказчиков?
— На что?
— На убийство!
— Только если ты будешь аккомпанировать!
— Запросто! Представляешь, как это будет выглядеть… — Мэй мечтательно жмурится.
— Представляю! Два умалишённых без присмотра… Проще было сразу попроситься в королевскую тюрьму: и кормят, и поят, и над головой не каплет…
С шутками и руганью (шутил эльф; ругался, по большей части, ваш покорный слуга) спустя почти полчаса утренний туалет всё же состоялся. Дожидаться завтрака было бессмысленно, потому как продукты в доме отсутствовали, а Равель только отправилась на рынок, и ваш покорный слуга расположился в кабинете покойного графа, чтобы, стараясь не обращать внимания на бурчание в животе, изучить карту Виллерима.
Карта была роскошная — на нескольких листах, красочная и подробная. Целое сокровище, не покинувшее дом по очень простой причине: первый граф Агрио был комендантом столицы, и сие произведение искусства почиталось одной из самых ценных семейных реликвий. Хорошо ещё, воры не догадывались, какой раритет пылится в стенах обветшалого дома, иначе давно бы уже позаимствовали…
Итак, что представляет собой милый городок, в который меня забросила судьба? В то единственное посещение, которое состоялось несколько лет назад, я не успел ни осмотреть, ни изучить достопримечательности Виллерима, но сейчас… Сейчас выпадала удобнейшая возможность пополнить мои знания о столице.
Большой город. Большой, но не настолько, чтобы перемещаться по нему верхом или в карете — да и узкие улочки больше располагают к прогулкам на своих двоих… Конечно, Лучи достаточно широки — на некоторых участках и два экипажа разъедутся, даже не задев прохожих, но если принять во внимание, насколько заковыристо эти самые Лучи изогнуты, сразу можно догадаться: планировку утверждал человек военный. То есть пробраться напрямки от ворот до площади перед дворцом практически невозможно, поскольку на поворотах улиц удобно строить заградительные укрепления… Да и площадь, излюбленное место проведения праздничных торжеств, неспроста отделяет королевскую резиденцию от городских построек. Не даёт, так сказать, подобраться на расстояние выстрела, укрываясь стенами домов. Очень разумно… Впрочем, дворец, построенный в излучине полноводной Сейнари, окружён водой со всех сторон — специально прокопали канал с южной стороны и расширили естественное русло с северной. Да, королю удобно обороняться, буде возникнет необходимость, а в крайнем случае можно уйти по реке… Так, куда у нас отправилась Равель? На рынок. Не на Дворцовую же площадь… А, есть ещё Мозаичная — в северо-восточной части города, Ремесленная — в западной и Сытная — в южной. Наверное, рынок располагается как раз на Сытной площади… Далековато отсюда, зато рядом с кварталом, где торгуют мои знакомые купцы. Надо будет к ним заглянуть… Что ж, расположение улиц вполне понятно, заблудиться при всём желании трудно, хотя… С моими способностями можно затеряться и в весьма скромном количестве комнат.
Выйдя за ворота (кованые и ажурные, как и вся остальная ограда), я остановился, задумавшись, куда именно направить свои стопы. Мне нужна лютня, причём недорогая, но качественная. Раскинуть «паутинку»? Можно, но вряд ли она будет полезной: в музыкальных инструментах ваш покорный слуга совершенно не разбирается, следовательно, придётся действовать наугад, а это грозит потерей времени и сил без малейшей надежды на успех.
Раздумья не помешали мне заметить на некотором отдалении от ворот знакомую фигуру в потёртой одежонке. Парень делал вид, что вовсе не смотрит в мою сторону, но даже совсем тупой селянин понял бы: на случайность это непохоже. Я хмыкнул и двинулся в сторону незадачливого воришки. Тот по мере моего приближения старательно поворачивался, пока не оказался ко мне спиной. Пришлось окликнуть:
— Выбираешь жертву или просто гуляешь?
Воришка передёрнул плечами и обречённо обернулся:
— Да вот шёл мимо…
— И надолго остановился аккурат у графского дома. Должно быть, о чём-то крепко задумался? — Поведение парня вызывает у меня невольную улыбку: раз уж не поспешил сбежать или спрятаться, зачем делать такой виноватый вид?
— Да прямо… — Он решил перестать хитрить. — Хотел вам спасибо сказать.
— За что же это? Я думал, что наши товарно-денежные отношения благополучно исчерпали себя ещё вчера!
— Ох и мудрено вы выражаетесь… — Парень хмурит густые брови. — Я… это… в общем, монеты той как раз хватило, чтобы долги в Гильдию заплатить.
— Членские взносы? Да, дело нужное… И в чём же здесь моя заслуга?
— Я ведь решил, что вы меня ближайшему патрулю сдадите, — признался воришка. — А тогда…
— Вот ещё! Зачем заполнять тюрьму безобидными голодранцами?
— Да не повели бы меня в тюрьму. — Он шмыгнул носом. Замёрз, бедолага: хоть солнце уже высоко, жара от него, как летом, не дождёшься. А одет парень, прямо скажем, легко. Впрочем, при его профессии живость движений куда важнее, чем сохранение тела в сухости и тепле. А вот шапку-то мог и приобрести: короткие русые вихры от холода не защитят.
— А что бы сделали?
— Пальцы отрубили, и все дела! — беспечно сообщил воришка.
— А, ты уже попадался! — Значит, Городская стража хорошо знакома с моим собеседником, если даже тюремное заключение ему не грозит.
— И не раз, — подтверждает парень.
— Что так? Плохо учат в Гильдии?
— Учат хорошо. — Он ёжится, видимо вспоминая уроки. — Да из меня ученик плохой… Поздно учиться начал.
— Понятно… — Скорее всего, он рос в семье ремесленника или крестьянина, а потом вынужден был искать счастья в городе. В каком-то смысле парню повезло: прибился к Воровской гильдии, но, судя по всему, не даётся ему охота за чужими кошельками… — Значит, не прочь сменить род деятельности?
— Вроде того…
— А зачем меня ждал? В услужение проситься надумал?
Парень молчит, но смущённо опущенный взгляд красноречивее слов. Вздыхаю:
— Я бы с радостью, но… Не так уж богат, чтобы держать слуг.
— А по виду-то не скажешь, — хитро замечает воришка.
По виду… М-да, вид тот ещё. Сахья нежнейшего цвета топлёных сливок удерживается на голове широкой полоской ворсистого меха — то ли степная лиса, то ли что-то из шакальих, но выглядит эффектно: волоски у корней совсем белые, в середине — жёлтые, а на самых кончиках переходят в багрянец. Плащ, подаренный дядюшкой Хаком, при свете дня оказался почти чёрным, но с отливом в красноту, и меховая оторочка была выкрашена в тон шерстяной ткани. Из оружия я взял с собой только «младшую» кайру. По двум причинам. Во-первых, ходить по столице вооружённым с ног до головы позволялось только страже (а другие профессиональные душегубы в позволениях и не нуждаются), а во-вторых, под плащом на спине было место только для одних ножен, которые и так пришлось закрепить вверх ногами, то есть кайра висела рукоятью вниз. По крайней мере, из такого положения я вполне смогу её выхватить, нужно только откинуть полу плаща…
— И кошелёк с герцогской короной, — продолжал наблюдательный отрок.
— Какой кошелёк?
— Из которого вы меня монетой одарили.
— С короной, говоришь… — Да, признаться, была там вышивка, но я как-то не присматривался… — А скажи-ка, мой юный следопыт, кто живёт на улице Проигранной Зари в третьем доме от пересечения с Аллеей Шипов?
— Проверяете, да? — ухмыльнулся воришка. — Герцог там живёт.
— Какой?
— Герцог Магайон, конечно!
Хм. Занятно. Впрочем, всё может объясняться очень просто: дядюшка Хак — всего лишь доверенное лицо упомянутого герцога, а всем известно, что родовитые люди обожают помечать своё имущество гербами, коронами и подобным… Ну не мог герцог самолично ездить в Вайарду, да ещё и без сопровождения! Даже я, с моими невеликими познаниями в геральдике и политической ситуации, знаю, что род Магайон особо приближён к королю и обладает массой привилегий… и массой врагов. Поверить, что глава рода отправился в дальнюю поездку в одиночку… Бред. Нужна веская причина, но я такой даже предположить не могу.
— Спасибо за информацию! Вот что, подскажешь ещё идею, получишь за труды. Только не серебро, увы: у меня каждая монета на учёте!
— Чего надо-то?
— Мне требуется лютня. Недорогая, но достойная самого лучшего музыканта в Западном Шеме.
— Сами играть будете? — Он недоверчиво хмурится.
— Я похож на менестреля?
— А кто вас знает… — Совершенно справедливое замечание.
— Нет, играть буду не я. Играть будет… — А что я, собственно, теряю? Нужно же продвигать товар на рынок? — Играть будет эльф.
— Настоящий? — Парнишка не верит своим ушам.
— Самый настоящий.
— А… послушать можно?
— Если осторожно. — Щёлкаю его по носу. — Задача ясна?
— Есть один мастер…
Мастер оказался достойным человеком и, принимая во внимание моё чистосердечное признание в скромных финансовых возможностях, торговаться не стал, сразу указав нижнюю планку цены, по которой готов уступить инструмент. Я уплатил требуемую сумму без возражений, хотя покупка лютни облегчила кошелёк дядюшки Хака более чем наполовину. Дела у мастера (судя по обстановке лавки) шли не блестяще, но товар, похоже, был отменный. Курт (мой новоявленный знакомый воришка) клялся и божился, что лютня будет звучать лучше, чем творения поставщика двора его величества.
Неся перед собой инструмент, закутанный в несколько слоёв ткани и упрятанный в жёсткий кожаный чехол, укреплённый деревянными пластинками, я двинулся в сторону Сытной площади, благо лавка музыкальных дел мастера находилась совсем рядом. День перевалил за середину, прилавки селян, с раннего утра зазывавших «подходить и налетать», вот-вот должны были опустеть, а это значило, что Равель как раз ходит сейчас между торговыми рядами в надежде прикупить за бесценок непроданные или слегка потерявшие товарный вид продукты…
Я оказался прав: девушка обнаружилась у самого выхода с рынка: стояла и напряжённо пересчитывала медные монетки, с трудом удерживая на сгибе руки корзинку. Какие-то вялые овощи и несколько кульков — вот и весь графский обед на сегодня. Или ужин: смутно подозреваю, что Равель и её матушка питаются раз в сутки.
— Позвольте помочь вам, красавица! — Галантно подхватываю корзину, и девушка изумлённо смотрит на меня, не понимая, почему столь блестящий господин утруждает себя переноской вещей.
— Ну зачем же, благородный лэрр… Она вовсе не тяжёлая…
— Тяжёлая или нет, а идти до дома далеко, так что не спорьте, милая Равель! И потом, мы же договорились: называйте меня просто Ив. От постоянного титулования по спине мурашки бегут!
— Но, благородный… — Светлый взгляд натыкается на мою укоризненную улыбку, и девушка поправляется: — Ив! Правила этикета требуют…
— Правила этикета запрещают графине самой ходить на рынок, но вы же ходите? Так позвольте и мне слегка отступить от правил!
— Если вы настаиваете…
Я настаиваю и, с грузом в обеих руках, сопровождаю юную хозяйку гостеприимного дома. Большую часть дороги она молчит, то ли не зная, о чём со мной можно говорить, то ли потому, что тот же самый этикет запрещает девушке разговоры с малознакомым мужчиной, даже если оный мужчина занимает соседнюю комнату на этаже…
Народу на улицах немного, и это понятно: торговый день закончился, а вечер развлечений ещё не начинался, так что попадающиеся нам навстречу прохожие были либо ремесленными людьми, либо слугами, либо иными порученцами, выполняющими волю своих господ, однако… Встречались и сами господа.
— Вы только посмотрите! Бедняжка Вэлли наконец-то нашла себе спутника!
Белокурая головка, показавшаяся в окне паланкина, принадлежала очень красивой юной женщине. Васильковые глаза, пухлый маленький ротик, искусно подчёркнутая румянами молочная белизна кожи. Просто куколка. Причём и в прямом, и в переносном смысле, потому что пустой взгляд расцвечен только желанием повеселиться, предпочтительно за счёт унижения других. Тех, кто не сможет ответить. Ай-вэй, дорогуша, на этот раз ты выбрала не ту жертву для своей атаки!
Не обращая внимания на воркующие переливы голоса блондиночки, я обратился к Равель со спокойным замечанием:
— Некоторые знакомства не делают нам чести, не правда ли?
Девушка испуганно перевела взгляд на меня, словно спрашивая: «К чему вы клоните? Не подвергайте себя опасности!»
— А жалеть поздно, потому что самые недостойные люди цепляются хуже всякого репья… — продолжаю, меланхолично улыбаясь уже блондиночке. Та розовеет, причём без помощи красок и притираний.
— Да кто вы такой…
— Знаете, милая Равель, я хотел подарить вам болонку, но сейчас передумал: проку с такой собачки никакого, красота — на любителя, ума — не слишком, а лает… И по поводу, и без повода. Лучше куплю волкодава.
Я не намеревался оскорблять придворную красотку — само собой получилось. Обида за несчастную девушку уксусом разлилась по моему языку, добавив мыслям и словам остроты.
— Граф! — прошипела блондинка в сторону всадника, сопровождавшего паланкин. — Вы ослепли и оглохли разом? Слышите, вашу даму оскорбляют! Проучите нахала!
— Точно, куплю волкодава, хотя… Шавок обычно окружают не волки, а овцы в волчьих шкурах, — глубокомысленно изрёк ваш покорный слуга.
Люди, волей случая оказавшиеся свидетелями моего невинного развлечения, были по большей части простыми горожанами, не питающими благоговения к высоким титулам без веской причины. Когда я закончил говорить, над улицей повисло напряжённое молчание, а потом… Хохотнул один, другой, и вскоре все вокруг весело передавали друг другу мои слова. Блондинка предпочла побыстрее удалиться, а вот её «рыцарь» остался. Спешился и подошёл ко мне:
— Сударь… Я хотел бы с вами переговорить.
Молодой человек с невыразительным лицом и тоскливым взглядом. Длинные каштановые волосы стянуты в хвост. Плащ без капюшона, — видно, прогулка предполагалась недолгой, а может быть, он просто мёрзнет меньше, например, чем я… Одет без особой вычурности, но за модой, наверное, следит: складки на утеплённом камзоле выглядят очень интересно и свежо.
— К вашим услугам! — киваю незнакомому пока графу и прошу Равель: — Идите, я вас нагоню. Минут через десять, не больше!
Тревога в светлых глазах не уменьшается, но девушка покорно кивает и нарочито медленно уходит, а я возвращаюсь к отложенному разговору:
— Итак, что вам угодно? Хотя прежде всего следует представиться друг другу, верно? Лэрр Ивэйн. — Коротко, но предельно вежливо кланяюсь.
— Шэрол, граф Галеари. — Ответный поклон не менее учтив.
— Рад познакомиться, граф! Впрочем, обстоятельства нашего знакомства, смею предположить, не столь уж приятны…
Граф печально вздыхает в ответ.
— Ваша дама посчитала мои слова оскорблением, не так ли?
— Не буду отрицать.
— И вы, полагаю, считаете своим долгом… — Умолкаю, потому что на лице молодого человека отражается такая безысходность, что становится его жаль.
— Видите ли, лично я не считаю.
— Даже мои слова об овцах не вызвали протест? Они вполне могли оскорбить именно вас, если вы относите себя к окружению этой белокурой болонки.
— Я не отношу себя к волкам, сударь, — честно и спокойно признал Шэрол.
— Тогда в чём состоит цель нашей беседы? — Непонимающе поднимаю левую бровь.
— Я хотел… принести извинения вам и вашей даме.
— Извинения?
— Роллена вела себя… непозволительно грубо. Ей не следовало задевать графиню Агрио. И вы… Вас невозможно ни в чём обвинить: вы всего лишь вступились за честь девушки.
— Вам легко жить, граф? — не могу удержаться от вопроса, и Шэрол изумлённо хлопает ресницами:
— Что вы имеете в виду?
— С такими удивительными понятиями о чести и благородстве вы, должно быть, успели нажить целую армию врагов! Или нет?
— Лэрр… — он печально качает головой, — врагов наживают те, кто смел, силён и ярок, а мои достоинства… вызывают лишь насмешки.
— Зря вы так полагаете, сударь! Оскорбить вас невозможно, поэтому всё что остаётся — смеяться над вами, чтобы заглушить голос зависти. Поверьте, насмешники попросту бесятся оттого, что не могут быть хоть капельку похожи на вас!
— Вы думаете? — Он морщит лоб.
— Я уверен! Кстати, граф… Я хотел бы продолжить нашу беседу… Скажем, за ужином. Конечно, стол в доме Агрио не так изобилен, как королевский, но графини по-прежнему гостеприимны и с радостью примут вас. А бутылочку хорошего вина я постараюсь найти.
— О, не утруждайтесь! — оживляется Шэрол. — Я возьму что-нибудь из отцовских кладовых.
— Отлично! В семь вас устроит?
— Вполне!
— Тогда позвольте откланяться!
…Когда я догнал не слишком торопившуюся домой Равель, мне удалось одновременно успокоить её и привести в состояние, близкое к шоковому. Первый эффект был достигнут рассказом о примирении с графом, а второй — известием, что оный граф вечером посетит скромное жилище рода Агрио.
Графиня-мать была изумлена моей наглостью не меньше дочери и удостоила вашего покорного слугу взглядом, неприятно напомнившим настроение Магрит, когда я делал совсем не то, что предписывалось, а проявлял инициативу, в итоге приводившую к неожиданным последствиям. Затем было произнесено скорбное:
— Нам нечем даже растопить камин в гостиной! — И dou Алаисса поднялась на второй этаж, укоризненно шурша юбками.
— Нечем растопить? — Я повернулся к Равель, и та печально вздохнула:
— Подводу с дровами из имения мы ждём только послезавтра…
— А почему же… — К счастью, не успеваю сморозить очередную глупость, вовремя понимая: запасы женщин были тщательно рассчитаны, а появление непредвиденных жильцов потребовало как минимум вдвое большего расхода дров.
Равель ничего не сказала — не посмела упрекнуть меня в том, что изничтожил горстку палок, которой хватило бы ещё на два дня. Милая девочка! И ведь даже во взгляде не видно осуждения, только извечно-вежливое: «Прошу простить за неудобства…»
Качаю головой:
— Надо было предупредить… В конце концов, мы могли бы немного помёрзнуть.
— Ну что вы! — Она всплеснула руками. — В доме так сыро, что наутро спина заболела бы от холодной постели!
— В крайнем случае спали бы вдвоём, — беспечно предположил я.
Девушка испуганно расширила глаза, а потом очень мило покраснела.
— Я имел в виду… — пытаюсь исправить положение, но Равель поспешно кивает:
— Личные привязанности лэрра не подлежат обсуждению, особенно с моей стороны!
— Почему же? Вы, как хозяйка дома, вправе… — Тут только до меня доходит, о чём подумала Равель, и я невольно фыркаю. Неужели представила меня с эльфом? И, полагаю, вовсе не погружённым в сон… Какая испорченность!
Кстати, узнав, что один из нежданных постояльцев принадлежит к расе листоухих, графини были поражены, польщены и оскорблены одновременно. Поражены тем, что эльф прибыл в столицу без своих соплеменников, в сопровождении человека. Виллерим всё-таки не Вайарда, где lohassy можно встретить и несколько раз за день, сюда эльфы выбираются крайне редко, и, как правило, не в одиночестве. А уж говорить о том, чтобы листоухий поселился там, где обитают только люди… По этой причине графини были чрезвычайно польщены оказанной им честью. Лично я не считал соседство с эльфом чем-то завидным, но оставил своё мнение при себе, потому что… Пришлось выдержать кавалерийскую атаку dou Алаиссы, в течение получаса выговаривавшей мне как провинившемуся пажу. Чего я только не наслушался! Упрёков было очень много, но суть их сводилась к одному: как я мог без предварительной договорённости привести в дом Агрио столь высокородного гостя. Поскольку мне не удалось и слова вставить в обвинительную речь, пришлось только кивать и всеми силами удерживать на лице выражение полного согласия со словами графини. Хотя, признаюсь, если в самом начале я ещё подхихикивал, то к концу нотаций был готов высказать всё, что думаю об этикете, старых склочных женщинах и правилах гостеприимства. К счастью, Равель немного утихомирила бурю, сказав, что всю жизнь мечтала увидеть эльфа и настоящее чудо — в преддверии праздника получить ТАКОЙ подарок…
— Дрова, дрова… — Я постучал пальцами по мраморному подоконнику. Рассеянный взгляд упёрся в корявые веера деревьев. — Дрова… А скажите, милая Равель, давно ли садовник обрезал сухие ветки?
— Ветки? — Она растерянно задумалась. — Не знаю… Надо спросить…
Оказалось, что старый Плисс вообще в этом году не обихаживал своих питомцев, потому как пытался разбить огород, чтобы обеспечить графиням хоть какое-то подспорье по части пропитания. И вроде бы что-то даже удалось вырастить… Но овощи отнимали слишком много времени и сил: парк остался неухоженным.
— Отлично! Дрова у нас будут, и не позднее чем через пару часов! — самонадеянно объявил я, не догадываясь, какое сражение мне предстоит…
Садовник был человеком до жути обстоятельным и абы какое дерево пустить на отопление не мог. Собственно, мне даже не доверили единственную в доме пилу: поглядев на меня слезящимися, но весьма колючими глазами, Плисс заявил: «Он вам, сударыни, такого напилит, что потом век жалеть будете…» Уговоры не помогли: садовник согласился с моей помощью только в подсобных работах — таскать лестницу, помогать старику взбираться на неё и собирать отпиленные сучья.
Разумеется, процесс заготовки дров занял куда большее время, чем я рассчитывал: уже начинало темнеть, а мы всё ещё ругались под очередным деревом. За спором о том, какую ветку пилить первой (мне хотелось закончить поскорее, а Плисс придерживался только одному ему известного плана декорирования парковой растительности), нас и застал Шэрол.
— Скажите, где я могу найти лэрра, именующего себя Ивэйн? Он должен гостить в этом доме…
— Доброго вечера, граф! — Я прекратил препирательства с садовником и повернулся к молодому человеку. — Простите, совсем потерял представление о времени! Всё в делах…
Физиономия Шэрола, и без того не круглая, вытянулась ещё больше, когда он понял, что пригласивший его дворянин и парень в неказистой клочковатой куртке из поеденного молью меха — одно и то же лицо. Правда, когда граф осознал занятный факт несоответствия моего происхождения и нынешнего занятия, его глаза стали чуть веселее, чем раньше.
— Может быть, пригодится и моя помощь?
— О, что вы! Осталось совсем немного… К тому же, — я смерил взглядом увесистую корзинку, висящую на локте Шэрола, — вы и так постарались на славу. Надеюсь, винный погреб пострадал не сильно?
— Нет, увы. — Он подхватил мой шутливый тон. — Вот кухарка была недовольна!
— Прошу в дом, граф! Вы займёте приятной беседой хозяек, а я закончу с дровами…
По случаю прихода гостей графини постарались выглядеть как можно лучше. И, надо сказать, им это вполне удалось: пусть наряды не блистали новомодным покроем, да и вообще — не блистали, но внутреннее достоинство подчас куда внушительнее и привлекательнее достоинств внешних… И dou Алаисса — в тёмном облачении, приличествующем вдове, и Равель — в простом, очень домашнем и уютном шерстяном платье — выглядели весьма благородно. Девушка к тому же заплела длинные волосы в косу и уложила вокруг головы, открыв взглядам неожиданно хрупкую и прелестную шею…
Встретив графа вежливым поклоном, а его ношу смущённым румянцем, Равель почти минуту не могла найти слов. Не знаю, хотела ли она благодарить или, напротив, корить Шэрола за принесённую снедь, но я поспешил уволочь корзинку на кухню и быстренько разобраться, какими деликатесами нас собрался угостить молодой граф.
Всё было примерно так, как и ожидалось: приторно сладкое вино (дань уважения дамам), несколько головок сыра и кусок ветчины. Набор небогатый, но вполне приемлемый. Оставив девушку в заботах по сервировке стола, ваш покорный слуга поплёлся в парк за последней охапкой сучьев, которые ещё предстояло порубить, чтобы уложить в камин. Каюсь, сначала попробовал ломать их об колено, но нога немилосердно заныла от такого неуважительного обращения, так что топор оказался во всех смыслах предпочтительнее…
Когда я, скинув любезно одолженные садовником лохмотья и малость умыв лицо и руки, наконец-то добрался до гостиной, в камине уже весело потрескивали дрова, а вокруг изящного столика с бокалами и лёгкими закусками витал призрак беседы. Да-да, именно призрак, поскольку Шэрол совершенно не знал, о чём говорить с дамами, выбирающимися ко двору раз в год по случаю, Равель откровенно робела и смущалась общества молодого человека, а старая графиня предпочитала молчать, лишь изредка глубокомысленно замечая что-то вроде: «А вот в наше время…» Унылая картина, представшая моему взору, никуда не годилась. Нет, так дело не пойдёт! Извинившись перед присутствующими, я поднялся наверх — позвать главного участника импровизированного светского вечера.
Мэй сидел на постели, теребя струны лютни, и всем своим видом показывал, как он относится к моей затее и ко мне. Очень отрицательно.
— Пора спускаться!
— Куда? — Хмурый взгляд из-под чёлки.
— С небес на землю! Тебя все ждут.
— Я не пойду.
— Ну-у-у-у-у… Хочешь обидеть хозяек? Нехорошо!
— Ты же притащил какого-то придворного хлыща…
— «Хлыща»! И где только нахватался?.. Между прочим, Шэрол — молодой человек с приятными манерами и, что самое главное, с правильным отношением к жизни. А судя по детскому блеску в глазах, он будет и благодарным слушателем того, что ты исполнишь.
— Ну вот, вы с ним уже на короткой ноге! — съязвил эльф, и я неприятно удивился тону мелодичного голоса: можно подумать, стараюсь для себя, а его заставляю делать что-то неприличное и отвратительное!
— На короткой или на длинной — какая разница? Граф может познакомить тебя с высокопоставленными персонами, которые обеспечат проход во дворец… Тебе же это нужно?
— Нужно, — нехотя подтвердил Мэй.
— Конечно, всё произойдёт не за один миг — придётся потерпеть, но усилия того стоят. Спускайся! Если через пять минут не появишься, притащу за ухо!
— Сам тогда играть будешь! — Он ещё и огрызается!
— Сыграю, отчего же не сыграть… Хворостиной по твоему белому заду!
— Это с чего ты взял, что… — Он вовремя осёкся, но я уловил мысль:
— Ах он у тебя другого цвета? Не ожидал… В общем, поторопись, иначе пунцовый зад я тебе обеспечу!
Мне вслед что-то полетело, но наткнулось на захлопнувшуюся дверь и, жалобно звякнув, прервало свой полёт…
Не знаю, угроза ли подействовала или же доводы разума взяли верх, но не прошло и двух минут, как Мэй осчастливил всех нас своим присутствием. Графини, как зрители подготовленные, не выказали особенного потрясения, хотя эльф постарался произвести впечатление, выбрав из своего скудного гардероба шёлковый костюм цвета осеннего неба и позволив серебристым локонам небрежными волнами падать на плечи и спину… Так вот, графини удержали своё восхищение в узде, а на Шэрола смотреть было и смешно, и грустно: молодой человек растерянно подался вперёд, а потом совершенно обмяк в кресле, хлопая ресницами. Хорошо хоть, рот от удивления не слишком широко раскрыл… Насладившись произведённым эффектом, эльф галантно поблагодарил хозяек дома за предоставленный кров и предложил немного скрасить холодный вечер приятной музыкой, если, конечно, присутствующий кавалер не будет против. Кавалер против, разумеется, не был, и Мэй с отрешённым видом непризнанного гения извлёк из лютни первые звуки…
Наверное, он играл и пел замечательно. Не знаю. Не могу ничего сказать. По двум причинам: во-первых, с музыкой я всегда был не в ладах — по крайней мере, правильно воспроизвести услышанную мелодию мне не удалось ни разу, — а во-вторых… Я гадал, насколько полезен окажется Шэрол для выполнения поручения Совета эльфийских Кланов. Правильно ли я поступил, устраивая первое «представление» перед этим зрителем?
Тягучий ритм старинных баллад заставлял расслабить сознание и позволить мечтам хоть ненадолго поверить в своё осуществление. Судя по мягкому мерцанию глаз молодых людей и затуманенному взгляду старой графини, Мэй оказался великолепным менестрелем, о чём я не преминул ему сообщить, когда одевался, чтобы проводить графа домой: Шэрол пришёл пешком, и мне не хотелось отпускать его одного. Тем более что нужно было кое-что обсудить.
— Лэрр, вы даже не представляете, какой праздник подарили всем нам! — поделился со мной своим восторгом молодой человек.
— Праздник? — Я деланно удивился. — Насколько знаю, до Середины Зимы ещё слишком далеко, так что…
— Бросьте лукавить, вы прекрасно меня поняли! — укоризненно вздохнул Шэрол, сворачивая на узкую улочку, ведущую напрямик к Четвёртому Лучу. — Встретить здесь эльфа, да ещё услышать, как он поёт… Это настоящее чудо!
— Ну уж и чудо, граф! Пение как пение…
— Вы не понимаете! Я много читал о красоте и талантах этого народа, но увидеть собственными глазами… О таком и не мечтал!