На полпути к себе Иванова Вероника

— Луну я не прошу, дедушка… Зачем мне луна, когда рядом есть луноликая! — Подмигиваю йисини, чем вызываю у Акамара очередной приступ умилённого бормотания: «Какая пара!»

Пока Мерави копается в винном погребе (судя по времени отсутствия старика, оный погреб три раза обегает весь квартал), в мою голову приходит дурацкая мысль.

— Дедушка, а как вы относитесь к музыке?

— Музыка бывает разная, молодой человек, — мудро замечает старик.

— В исполнении эльфа, например?

Купец замолкает, тщательно обдумывая услышанное.

— Я только один раз в жизни имел удовольствие насладиться… Но это было так давно, что и сам не верю в случившееся.

— Есть возможность освежить воспоминания!

— Каким же образом?

— Видите ли… Вместе со мной в столицу прибыл эльф…

Даже щёлочки стариковских глаз расширились, что уж говорить о внучке!

— И он иногда… поигрывает. Если вы найдёте немного времени, то я бы предложил посетить дом графини Агрио, в котором мы остановились и… Насладиться, так сказать. Только еду и напитки прошу принести с собой: графиня, знаете ли, не в состоянии устраивать пиршества…

— Даже если бы у меня осталась крохотная горсть мгновений, я бы потратил их на то, чтобы услышать пение эльфа вновь… — мечтательно ответил на мою путаную тираду Акамар. — Разумеется, я приду! С девочками, если это возможно…

— Буду совершенно счастлив!

Откланяться мне удалось только через полчаса, и в дом на Третьем Луче я возвращался в очень быстром темпе, потому что день предстоял долгий — с посещением Королевской библиотеки. Но сцена, развернувшаяся перед моими глазами на кухне, едва не заставила забыть о загодя составленных планах.

Равель занималась приготовлением чего-то мясного, а рядом… Рядом на столе сидел и болтал ногами мой знакомый воришка! Я поставил корзину с дарами Юга на пол у двери и ласково поинтересовался:

— Что ОН здесь делает?

По моему тону оба поняли: сгодится только правдивый ответ. Девушка бесхитростно улыбнулась:

— Юноша назвался вашим другом, Ив, к тому же…

Я подошёл к парнишке. Тот, справедливо полагая нападение лучшей защитой, набычился:

— Вы же сами сказали, что я могу…

— Мои слова касались прослушивания музыки, а не шастанья по дому!

— Я не шастал… — Он было огрызнулся, но оставил попытки спорить, уставившись на мою руку с вытянутым пальцем, кончик которого остановился точно между испуганных глаз, на дюйм не дойдя до переносицы.

— Если из этого дома пропадёт хоть одна — самая завалящая — паркетина, я… Слышишь? Я найду тебя где угодно, и сам — медленно и печально — отпилю твои пальцы. Один за другим. Понял?

Парень ошарашенно молчал, зато Равель не выдержала:

— Ну зачем вы так? Юноша не сделал ничего дурного…

— Этого вы знать не можете! — отрезал я, выходя из кухни, но девушка не угомонилась: догнав меня через десяток шагов, Равель вцепилась в мой рукав:

— Почему вы так грубо с ним разговаривали, Ив? Он ведь предложил помочь по хозяйству… даже принёс замечательный окорок…

— Окорок?! А полгорода за ним не бежало с криком: «Держи вора!»?

— Как это? — опешила она.

— Милая Равель, этот юноша — обыкновенный воришка, и, если его поймают с поличным, ему грозит потеря руки, а то и двух разом! А ваше тёплое отношение только поощрит его на новые кражи… Ведь не на свои же деньги он мясо покупал?!

Девушка молчит, видимо потрясённая услышанным, но, когда я уже собираюсь извиниться за жёсткость, светло-голубые глаза наполняются чем-то подозрительно похожим на восхищение:

— Как же я сразу не поняла… Вас волнует его судьба, и поэтому вы так строги… для его же блага… Простите, что я усомнилась в вашем благородстве, Ив!

— Милая Равель… — Подбираю слова, чтобы объяснить: не в благородстве дело, просто я устал и вспылил, увидев воришку в доме без моего согласия, хотя сам же и разрешил… В общем, хочу признаться, что думал вовсе не о парне, да и вообще особенно не думал, но в этот момент вижу в дверях кухни Курта, который, несомненно, отчётливо слышал все до единой реплики и теперь смотрит на меня странно поблёскивающим взглядом человека, увидевшего чудо сразу после того, как ему доказали: чудес не бывает.

— Да ну вас всех… в самом деле! — Скрывая смущение, спешу подняться наверх, чтобы под аккомпанемент лютни за стеной хоть несколько минут посидеть и подумать о том, как причудливо и опасно воплощаются в жизнь мои обещания. Опасно для меня же самого.

Установив себе срок — пока тень от ветки, похожей на рыболовный крючок, не доберётся до выщербленной ножки кресла, — я вытянулся на постели. Подводить промежуточный итог потерям и обретениям.

Сколько времени нахожусь в столице? Три дня, не больше. А сколько всего уже имело наглость произойти? Во-первых, подвернулось под руку очень удобное для проживания, хотя и не слишком богатое, место… Впрочем, деньги — дело наживное. Что-нибудь придумаем… Во-вторых, заведено дважды нужное и полезное знакомство. Почему — дважды? Потому что поможет достичь поставленных целей и мне, и эльфу. Мэй добьётся внимания высокопоставленных придворных особ, а я… Я получу доступ к тому, что никогда не бывает лишним, хотя зачастую приносит одни неприятности. К знаниям. Королевская библиотека, разумеется, уступает моей домашней, но, скорее всего, хранит несколько книг, интересующих вашего покорного слугу. Осталось только обаять Хранителя… В-третьих, я взвалил на себя обузу в лице юного вора. Совершил непростительную ошибку? Создал ступеньку для будущего успеха? Пока не знаю. Может быть, не узнаю никогда… Курт. Не плохой и не хороший. Обыкновенный. Но, боюсь, моя беспечность нарушила равновесие его души. Если парень утвердится в мысли, что я имею намерение позаботиться о его судьбе… Ох, вот тогда придётся туго! А если… Акамар не откажет, но имею ли я право просить его? Попробую. Получится — хорошо. Не получится… Головная боль продлится несколько дольше, чем хотелось бы. И ещё одно. Равель.

Чем больше я на неё смотрю, тем больше мне становится жаль девушку. Но как можно помочь? Чем? Она умна, достаточно сильна, чтобы жить, даже привлекательна… Но бедна и, в силу отсутствия средств, отвержена людьми своего круга. Знакомая ситуация. Не имеющая пока решения… А может, и вообще нерешаемая. Посему займёмся насущными делами!

А всё-таки зачем Мэю нужно попасть во дворец?

Для посещения Королевской библиотеки я оделся именно так, как и подобает настоящему лэрру: нацепил и сахью, и маади, которую Равель искусно заштопала и отчистила от грязи — совершенно без просьб и намёков с моей стороны, за что девушке от меня будет вечный почёт и уважение… В общем, вырядившись, как провинциальное пугало, и подхватив корзинку с любезно подобранными Мерави вкусностями, я, изучив на всякий случай маршрут движения, направился в гости к отцу Шэрола.

Библиотека располагалась в северной части города, в непосредственной близости от дворца (полагаю, для того чтобы успеть спрятать за высокими укреплениями наиболее ценные фолианты), но на Дворцовую площадь не выходила, пряча свои глухие стены в переулке между Первым и Вторым Лучами. Стражник на входе был предупреждён: окинув меня скучающим взглядом, он разрешил пройти внутрь, в холл, где пришлось дожидаться провожатого. Молодой человек с бледным от недостаточного пребывания на свежем воздухе лицом вежливо поклонился и предложил проследовать в святая святых. В книжные залы…

Тут и выяснилось, что я совсем забыл, на что похожа библиотека.

Шкафы, уходящие ввысь к потолку и теряющиеся во мраке, ибо где напастись свечей, чтобы представить книжное собрание во всём блеске? Характерный, ни с чем не сравнимый аромат пыли, несмотря на все старания уборщиков оседающей на книжных переплётах как на бутылках выдержанного вина в погребе… Лоснящаяся кожа корешков, расставленных не по цвету или иному внешнему признаку, о нет! Каждый библиотекарь использует свою, никому не раскрываемую систему ориентирования в лабиринте книжищ, книг, книжонок и книжулек…

Затаённое дыхание прошедших лет доносится с каждой полки. Свидетели. Участники. Дети и родители целых эпох. Книги. Каждая из них хранит Знание. Да, не всегда нужное. Не всегда истинно верное. Очень часто — вредное. Но ведь текст тем и хорош, что каждый читатель видит в нём что-то своё… Пусть поймёт превратно или вообще не поймёт, но… В это можно не верить. Над этим можно смеяться. Это можно презирать. Смейтесь! Но я знаю совершенно точно: ни одно прочитанное слово никогда не исчезает из памяти. Рано или поздно оно прорастёт откровением или лёгкой улыбкой: вы даже не вспомните, где прочли всплывшую в океане памяти фразу, но она окажется именно той, которая так необходима в этот момент… Необходима не для того, чтобы понять основы мироздания, а чтобы добавить восприятию мира чуть-чуть остроты…

Я люблю книги. И они меня… любят. Не в силах удержаться, провожу пальцами по пыльным корешкам. Мягкие. Жёсткие. Ломкие. Колючие. Потрескавшиеся. Тёплые… Беру одну из книг в руки. Тоненькая, судя по переплёту — пользующаяся спросом: кожа на сгибах совсем залохматилась. Кто ты у нас, милая? О, сборник мудрых высказываний одного из легендарных героев Восточного Шема! К счастью, не на языке оригинала: вязь размашистых рисунков, которой изъясняются на шёлковых свитках народы по ту сторону гномьей вотчины, мне прочитать не под силу. Хотя она также восходит к Старшему Языку и очень легко переводится в удобоваримое написание, если применить определённые чары… Занятная книга. Надо будет почитать…

— Вижу, вы уже освоились в моём логове, благородный лэрр! — Приветствие застаёт меня врасплох, и я поспешно ставлю книгу на полку. Туда, откуда она мне подмигнула.

Граф Галеари провожает моё движение взглядом и удивлённо качает головой:

— Надо же… Шалунья сама попросилась в ваши руки…

— Шалунья?

— Раз уж так случилось… Видите ли, лэрр… только не сочтите мои слова обычными стариковскими бреднями… Я уверен, что книги обладают разумом.

— Ну конечно, если принять во внимание…

— Особенным разумом, лэрр! — тоном, не терпящим возражений повторяет старик. Хотя, какой же он старик? Мужчина в самом соку… Если пьёт настойку из воггского корня, разумеется… — Я не говорю о мудрости, заключённой в строчках букв… Я говорю об их собственном разуме.

— Любопытная теория… Поясните, в чём она находит выражение на практике.

— Я много наблюдал… — Граф, нашедший внимательного слушателя, перешёл на тон изложения, весьма напоминавший учительский. — И заметил, что люди, которые пренебрежительно относятся к книгам, в свою очередь вызывают у книг похожее отношение.

— А именно?

— Например, искусно прячутся на полках… Вам смешно? — Он заметил мою улыбку и слегка обиделся.

— Нет, граф, нисколько! Скорее я улыбнулся своим мыслям… Почему же никто не обращает внимания на то, что каждая книга обладает… Давайте назовём это всё же душой, а не разумом, потому что разум холоден и практичен, а страницы книг согревают сердца…

Галеари растерянно моргнул:

— Не ожидал…

— Чего вы не ожидали?

— Найти в лице лэрра столь тонкого ценителя… Признаться, я полагал, что вы немного времени уделяете…

— Почему же? Я пришёл именно сюда, граф, не просто так, а чтобы выразить своё уважение вам и вашим питомцам.

Он сжимает и разжимает пальцы, обдумывая мои слова. Довольно долгая, но наполненная смыслом пауза. Наконец взгляд Галеари проясняется.

— Да, именно так… Вы и в самом деле любите книги: они это почувствовали… Даже Шалунья не стала прятаться за спинами других.

— Да что же это за Шалунья, объясните, прошу вас!

— Собственно, просто книга, но с характером… Редко кому удаётся взять её в руки и открыть… Например, даже моему сыну она далась только на третий раз, а уж Шэрол просто обожает находиться в библиотеке!

— Ревнуя вас к книгам? — мягко шучу. Граф понимает шутку и устало вздыхает:

— Отчасти… Он делает это совершенно зря: я не приравниваю книги к своим детям и люблю их одинаково сильно, но всё же по-разному. А ему не помешало бы на какое-то время забросить чтение и развлечься в кругу сверстников, как вы считаете?

— Следует спросить самого Шэрола о том, что ему ближе — мудрые тексты или бессмысленное пьяное веселье, граф. Возможно, он сделал правильный выбор… Кстати, если говорить о развлечениях: прекрасная Роллена не одно из них?

— О, если бы… — Он горько вздыхает. — Боюсь, здесь всё гораздо серьёзнее. Мальчик влюблён.

— Вы не одобряете этот выбор, верно?

— Как вам сказать… Она из знатной, уважаемой семьи, красива, но…

— Недостаточно умна?

— Я этого не говорил! — Граф грозит мне пальцем.

— А я не слышал… — принимаю игру. — И всё же… Если жена и муж одинаково умны, это может стать проблемой — уж вам ли с вашим жизненным опытом этого не знать! Пара равновесна, если супруги дополняют друг друга, а не соревнуются… Так что, если Шэрол действительно находит Роллену достойной себя, почему бы и нет? Дети должны получиться очень недурные. Особенно если возьмут от отца ум и благородство, а от матери небесную красоту!

— Ах, лэрр, смотрю я на вас и удивляюсь: как в глуши мог появиться столь блестящий ум? Да ещё в столь юном возрасте.

— Не такая уж у нас глушь, дорогой граф! Да и возраст у меня совсем уже не юный… Право, вы меня смущаете!

— Правда не должна вызывать смущение, лэрр, и вы это понимаете лучше многих других… Однако я вас совсем заговорил! Вы пришли с определённым делом?

— Честно говоря, я хотел заслужить ваше расположение, — открываю карты. — И с этой целью…

Откидываю с корзинки салфетку. Граф внимательно изучает содержимое плетёной чаши и заметно оживляется:

— С этого и надо было начинать, дорогой лэрр! Не пройти ли нам…

Спустя четверть часа мы уже сидим в рабочем кабинете Хранителя Королевской библиотеки — комнате, заставленной книжными шкафами. Каким чудом здесь уместились письменный стол и два кресла, я так и не смог понять. Зато в уютном полумраке зашторенного окна так приятно потягивать из пузатого бокала, согретого пальцами, терпкое, приторное, с чуть горьковатым ореховым привкусом вино. Вино, которое в Южном Шеме подают лишь самому дорогому гостю. Самому себе то есть. Его пьют в одиночку, закрывшись от мира, в тепле тлеющих углей очага воспоминаний о прошедшем и несбывшемся… Всё это я и сказал графу, когда разливал тёмно-золотую влагу по бокалам. Галеари согласно кивнул, сделал крохотный глоток и прислушался к ощущениям. А потом странно посмотрел на меня:

— Если не ошибаюсь, лэрр… Это может быть только «Кровь времени». Я прав?

— Целиком и полностью!

— Но… Где… Как вам удалось разыскать этот чудесный напиток? Насколько знаю, он стоит невероятных денег…

— Не скажу, что бутылка обошлась мне дёшево, дорогой граф, однако… Не всё в мире измеряется деньгами. Есть вещи гораздо более дорогие. Вы со мной согласны?

— Более чем! Вы позволите? — Он взял с блюда кусочек истинно южной сладости: орехи, вывалянные в меду и куче пряностей. Очень подходящая закуска к тому, что мы имели удовольствие пить.

— Надеюсь, сей скромный подарок искупил мою вину, граф?

— Вину? Не совсем понимаю… — Он немного растерялся.

— Я имею в виду ваше волнение по поводу отсутствия сына вчерашним вечером.

— Ах вы об этом… Признаться, я и в самом деле немного испугался. Видите ли, Шэрол — умный мальчик, но вряд ли это помогло бы ему при встрече с грабителями.

— Собственно говоря, именно поэтому я и взял на себя смелость проводить его домой.

— И за это я весьма вам благодарен, лэрр! Что бы ни думал Шэрол, я не хочу его потерять…

— Дорогой граф, — я решил слегка изменить течение беседы, — вы, должно быть, очень занятой человек, а я нагло отнимаю у вас драгоценные минуты… Вы же и до моего прихода были чем-то заняты, не так ли?

— О, не волнуйтесь! Всего лишь моё личное увлечение, если можно так выразиться… Я обожаю возиться с редкими записями, особенно принадлежащими перу известных людей… В частности, сейчас я просматривал дневник одного весьма уважаемого человека… Ныне покойного, к сожалению.

Я изобразил на лице крайнюю заинтересованность, и граф продолжил:

— Вы, наверное, и не слышали, но лет двадцать назад его имя произносили с придыханием… Лара. Известно вам такое имя?

— Вы не поверите, граф… Я кое-что слышал о сём человеке. Он был магом, если не ошибаюсь? — Нет, дыхание у меня не перехватило, отнюдь. Грудь свело совсем иной болью. D’hess Лара…

— Да, он был магом, но скорее теоретиком, нежели практиком… Очень сведущим в своём деле теоретиком. Ему даже предлагали место Королевского мага, но он отказался, предпочитая учить, а не почивать на лаврах. Правда, Лара принимал участие в жизни двора… Изредка. Кстати, теперешний придворный чародей — его старший ученик. И когда учитель бесследно пропал — это произошло лет пятнадцать тому, — подозрения пали прежде всего на Гериса… Хорошо, что молодому человеку удалось доказать свою непричастность к исчезновению… Ему и так было несладко: не прошло и нескольких лет, как на его плечи пала тяжесть забот о королевской семье… Но что-то я отвлёкся! Так вот, мне в руки попал этот замечательный дневник — последние заметки Лара, которые он делал буквально перед своей гибелью. Наверняка там есть нечто способное пролить свет на причины его исчезновения, вот только…

— Что?

— Никто не в силах прочитать, что же именно там написано.

— Неужели? Быть такого не может!

— К сожалению… может. И есть. Лара делал записи на каком-то странном языке, возможно с применением магии, потому что даже его ученик не смог разобраться в написанном. Всё, что ему удалось, — прочитать пару фраз в начале.

— Занятно… Разрешите взглянуть?

— Пожалуйста!

Придвигаю к себе книжицу в простом деревянном, обтянутом тканью переплёте. Нет, магии в ней нет. По крайней мере, такой, которую я могу разрушить. А могу я… Впрочем, не будем уходить в сторону от темы.

Открываю дневник примерно посередине. Бр-р-р-р-р-р! Ну и почерк… Неудивительно, что никто не сумел ЭТО прочитать. Вообще-то не вижу сложностей: Старший Язык, просто буквы кривоваты и стремительны… Словно старик боялся не успеть записать нечто важное. Наверное, боялся — в таких-то почтенных летах!

А, понял, в чём загвоздка! Дело в том, что Старший Язык, как язык-предтеча всех ныне применяемых вербальных магических техник, видоизменяет начертание букв в соответствии с характером и склонностями того, кто им пользуется. То есть почерк в данном случае меняет даже не вид написанного, а укореняется в сути изложенных слов… Сложно для понимания? Увы. Но есть правила, которые установлены изначально и не могут быть изменены. К счастью.

— Знаете что, дорогой граф… Я, пожалуй, мог бы попробовать привести эти записи в более читаемый вид.

— Вы… шутите?

— Нисколько! Мне… немного знаком этот способ написания.

— И вы сможете…

— Не всё, но какие-то части несомненно.

— Если вам удастся… — Граф смотрел на меня как на жреца, уже явившего одно чудо и замахнувшегося на второе, более грандиозное. — Я буду вечно признателен…

— Ну вечно не нужно! Но если королевская казна располагает статьёй расходов, из которой можно было бы оплатить мою попытку — разумеется, только в случае успеха! — я бы не отказался.

— О чём речь! Если понадобится, из моих личных средств…

— Что вы, граф! Не хотелось бы вводить вас в разорение…

Посидев ещё час (или два?), мы всё-таки распрощались. Граф остался пребывать в самом радужном настроении, а я, отягощённый кошелем с книгой и пачкой не слишком хорошей, но вполне подходящей для черновика переводов бумаги, отбыл восвояси.

За милой беседой пролетело полдня: выйдя на улицу, ваш покорный слуга с неприятным удивлением отметил для себя, что, пока вино согревало умы и сердца, наступил вечер. Не слишком поздний, но очень даже безлюдный: небо затянули тяжёлые, сине-пепельные тучи, из которых мелкими хлопьями начинал сыпаться пушистый снег. Накинув капюшон, я запахнул маади поверх своей ноши, из удобства повешенной на грудь, и задумчиво двинулся в сторону дома Агрио.

Вот как пересеклись наши пути, учитель. Ты, наверное, и не мечтал достать меня из Серых Пределов? Не мечтал… Но снова заставил сердце сжаться. Как мне заслужить прощение? Прощение за то, что сделал по глупости и невнимательности… И по своей, и по твоей. Я раскаивался. Правда. Особенно когда моим обучением вплотную занялась сестра — вот уж кто не знал жалости и снисхождения к моим ошибкам! И кого невозможно было застать врасплох… Я жалел, что стал причиной твоей смерти. Недолго, но искренне. И вот теперь… Теперь могу оказать тебе почести. Посмертные. Если погребение в саду тебя не удовлетворило… Я прочитаю твой дневник, можно? Обещаю, что ничего личного оттуда переводить не буду. Незачем. А всё остальное… Граф был так любезен, что хочется отплатить ему той же монетой. Тем более если есть шанс немного монет подзаработать… Наши отношения никогда не были дружескими, но как бывший (хоть и не слишком прилежный) ученик постараюсь не посрамить память учителя…

Я всегда иду туда и обратно одной и той же дорогой. Чтобы не заблудиться. Вот и сейчас свернул со Второго Луча на Аллею Гроз. Только при свете дня здесь было гораздо уютнее.

Примерно во второй трети аллеи друг напротив друга располагались два обширных парка. То есть это были дома знати, но за плотным кружевом деревьев трудно было предположить наличие каких-либо строений. Тем более что и днём здесь не наблюдалось особого оживления… Разве что ворота слева были открыты. В мутном воздухе зимнего вечера, собирающегося разродиться метелью, простирающиеся за массивными прутьями кованой ограды парки выглядели угрюмо, поневоле заставляя ускорить шаг. Я и ускорил. Чтобы остановиться, когда…

Когда навстречу мне из-за каменного столба решётки шагнула тёмная фигура.

Первым делом я, конечно, испугался: возможность уронить сердце в пятки никогда не упускаю. Через три вдоха страх слегка поутих, но его место заняла тревога, что гораздо неприятнее. В частности, тревожные мысли касались книги, которую я нёс с собой вместе с ответственностью за её сохранность, и того, что я… как бы помягче выразиться?.. не взял с собой оружия.

То есть кое-что имелось, но длинный нож, позаимствованный на кухне, вряд ли был способен произвести впечатление на ночных прохожих, хотя и годился для разделки… людей. Вы спросите, почему я оставил дома кайры? Объясню.

В черте кварталов, располагающихся в непосредственной близости от дворца, запрещено носить оружие. Совсем. Провинившегося ждёт немедленная смертная казнь. Впрочем, если у вас полно при себе денег или имеются высокопоставленные друзья… можно добиться у коменданта города право на ношение клинков и иных инструментов, призванных отнимать жизни — даже в тронном зале. У меня, сами понимаете, ни денег, ни подходящих друзей не имелось, так что…

Я попал в очень неприятную ситуацию.

Фигура двигалась медленно, ничуть не сомневаясь в собственном превосходстве. Тёмная, неброская одежда, уверенные, чуть тяжеловатые движения выдавали в поджидавшем меня человеке известную сноровку. Такие не режут кошельки, они режут… При мысли об определённых частях тела к горлу подкатила тошнота, и я поспешил отвлечься на другие размышления.

Зачем я ему понадобился? О, простите… НЕ ЕМУ, а ИМ: слева виднелась ещё одна тень, а чуть впереди — третья, не покинувшая окончательно укрытия за следующим столбом. Значит, их трое. Ещё хуже, чем я предполагал. Грабители? Отнюдь. У меня взять нечего, кроме книги, но сомневаюсь, что эти парни или их наниматель заинтересованы в дневнике. Тогда… Им нужна моя жизнь. Встаёт вопрос: по какой причине. Вроде бы я не успел никого в Виллериме обидеть…

Ага, как же! А милейшая Роллена? Она-то не в восторге от знакомства со мной! И богатой барышне ничего не стоило нанять пару-тройку головорезов, чтобы отомстить дерзкому выскочке за поруганную честь… Точно! Она, вне всякого сомнения, могла узнать, что я собираюсь к отцу Шэрола и… Правильно, зачем медлить? Лучше сразу, чем потом, хоть и считается, что месть надо подавать холодной… М-да, и что же предпринять?

Пока я метался в поисках способа борьбы с глупой, но довольно реальной опасностью, которой сам себя неосторожно подверг, мужчина остановился, не дойдя до меня пяти шагов.

— Что вам угодно, любезный? — Стараюсь говорить спокойно и чуть пренебрежительно.

— Словечко передать.

— От кого?

— Тебе виднее… — Даже в сумраке видно, как злорадно он ухмыляется.

— Ума не приложу… Вы не могли бы быть точнее?

— Коли не догадаешься, я тебе напомню… Но не сразу. — Душегуб смакует мою растерянность.

Всё понятно. Приказано сначала меня измордовать, а потом, завершающим ударом, назвать имя заказчика. Умно, вот только… Имя я, пожалуй, и так знаю. Гораздо больше меня интересует возможность избежать столь печального развития событий.

— Что трясёшься, крыса пограничная? — вопрошает мой палач.

Трясусь? Разве что от холода. Обшариваю взглядом окрестности: неужели нет ни единой лазейки для спасения?

Хм. Кажется, есть.

Изваяние на верху одного из столбов с противоположной стороны улицы подозрительно громоздко выглядит. Рук у каменного зверя уж точно скульптор не намечал… Да и эта странная дуга…

Спешу отвести глаза, чтобы наткнуться на растянутую в довольной улыбке физиономию. Рано радуешься, дорогуша! Имеется чем тебя удивить.

— Крыса, говорите? Вам не нравится это животное, любезный? А по мне — очень умный зверёк… И очень опасный. Особенно когда загнан в угол. Вы об этом не догадывались?

— Поговори ещё! — зло каркает он. — Мне тебя слушать не велено…

— Что ж… Тогда до встречи, любезный! В Серых Пределах.

Мужчина тянет руку из складок плаща, но я так и не узнаю, каким оружием он хотел меня ударить, потому что душегуб замирает, чтобы через мгновение повалиться на мостовую. Прямо на меня. Со стрелой, торчащей из шеи. Его напарники не избежали той же участи: тень слева беззвучно осела в снег, а тень впереди осталась стоять, но совершенно неподвижно, — видно, стрела так удачно подпёрла несостоявшегося убийцу.

Мэй легко спрыгнул со столба и отправился собирать орудия своего труда. Из горла того, кто при жизни любил поговорить, я вынул стрелу сам, а у тела слева мы встретились. Этому Мэй выстрелил в бок, и человек пока ещё дышал. Я склонился над умирающим:

— Кто приказал вам убить меня, любезный?

— Какая разница? — хрипло выплюнул убийца.

— Большая, — возразил я. — Если ответишь, умрёшь быстро и относительно безболезненно. Если промолчишь… приход смерти несколько затянется. Выбирай!

Он медлил лишь несколько мгновений:

— Белобрысая сучка! Она щедро заплатила…

— Спасибо. Так я и думал… — Больше спрашивать было не о чем. Тут и пригодился нож с кухни графинь Агрио: одно быстрое движение — и душегуб затих навсегда. Мэй с видимым отвращением вытащил стрелу из неподвижного тела и убрал в колчан.

— Откуда ты здесь взялся? — Глупо начинать с такого вопроса, но надо же с чего-то начать!

— Гулял.

— Именно здесь?

— А чем тут плохо? — Он насмешливо обвёл взглядом окрестности. — Почти лес…

— Я спрашиваю вполне серьёзно.

— Да неужели? — ухмыляется он.

— Так трудно ответить?

— А тебе нужен ответ?

— Нужен!

— В самом деле?

Разговор ни о чём меня раздражает, но ничего поделать нельзя: пока эльф не посчитает, что вдоволь наигрался, не успокоится. Правда, есть один способ справиться и с этой напастью…

— Ну как знаешь… — Поворачиваюсь. Иду прочь. Проходит полминуты, и он нагоняет меня.

— Да ладно, не ворчи…

— Я могу получить ответ на свой вопрос?

— Вот пристал… Можешь, — наконец уступает Мэй.

— Итак? Что ты здесь делал?

— Ждал тебя.

— В каком смысле?

— Во всех. Заодно рассмотрел получше, где спрятались эти молодчики…

— Стоп! Ты о них знал?

— Разумеется!

— Откуда?

Он хитро щурится:

— Мир не без добрых людей.

— Не темни!

— Юноша рассказал. Тот, которого ты поймал на воровстве, помнишь? Он случайно услышал, как убийцы обсуждали очередной заказ, и понял, что речь идёт о тебе… Ты в это время уже сидел в своей библиотеке. В общем, Курт предупредил меня, в каких местах тебя собираются встретить, и…

— И ты, конечно, поспешил сюда?

— А что? Я же угадал!

— Угадал… Если учесть, что ты знал, по каким улицам я буду возвращаться, о гадании речь уже не идёт.

— Но ведь ты мог пойти другим путём…

— Вот это вряд ли! Я не так хорошо знаю столицу…

— И я о том же подумал! — победно провозглашает эльф.

— Подумал… А зачем ты всё-таки поплёлся по такой погоде за мной? — Спрашиваю даже не из любопытства: никак не могу понять поступок листоухого, и меня это бесит.

— Как это — зачем? Чтобы тебе помочь, конечно! — Лиловые глаза смотрят совершенно невинно.

— Помочь?

— Ты бы, конечно, справился с ними, но опять испортил бы одежду… — с трудом пряча улыбку, объясняет эльф. — Вот я и решил… подсобить немного…

— Спасибо. Только…

— Что? — обиженно переспрашивает он.

— Я бы с ними не справился, — буркаю и ускоряю шаг, а Мэй удивлённо останавливается.

…Добравшись до дома первым, я поспешил закрыться в комнате и подпереть дверь креслом. Во избежание задушевных бесед.

Иль-Руади воспринял моё пожелание насчёт еды слишком серьёзно и привёл в дом Агрио целый караван.

Повозка с сыпучими продуктами, повозка с овощами, повозка с… чем-то булькающим и, в довершение, маленькое стадо козочек и клетки с домашней птицей. Пожалуй, я хлопал ресницами не менее ошарашенно, чем графини. Равель вообще всплакнула и убежала к себе в комнату, а мне пришлось битый час сидеть у неё под дверью и клятвенно заверять, что ничем не хотел обидеть столь славную семью, просто… Просто мой знакомый купец — человек очень широкой души и, превратно истолковав мои слова, сам того не желая, поставил в затруднительное положение прежде всего меня… Наконец девушка сменила гнев на милость и, насухо вытерев заплаканные глаза, спустилась в гостиную, чтобы приветствовать гостей. А гостей было много…

Прежде всего сам Акамар в очередном белоснежном мекиле. Потом Юджа, блистающая как никогда, причём лицо сияло даже больше, чем стальные детали доспехов. Сола, юное создание невероятной прелести, которую только оттенял совершенно отцовский огонь взгляда. И, наконец, толстяк Мерави, озабоченный внезапными тратами неизвестно на что. Особенно его удручал тот факт, что в размеренной стариковской жизни вновь объявилась заноза по имени Джерон, которая вечно доставляла одно беспокойство…

Мэй, увидев йисини, растерялся настолько, что едва не забыл, с какой стороны браться за лютню. К счастью, привычка взяла верх, и он смог порадовать гостей очень милыми песенками. Которые лично я не слушал, потому что успокоительно шептал на ухо Равель всяческую чушь о том, как приятно не только получать, но и дарить подарки, и пытался одновременно отбить настойчивые атаки Юджи, требующей немедленного досмотра имеющегося у меня арсенала. Сами понимаете, какая тут музыка?! Впрочем, все остальные были в восторге от исполнения и исполнителя.

Если эльф и узнал в убелённом сединами старце того самого купца, что встречался с Кэлом на Ольмском тракте, то никак этого не показал, из чего можно было заключить: в памяти листоухого запечатлелся всего один образ того вечера. Образ йисини, которая отказала юному красавчику в поцелуе и во всём остальном…

Спал я без задних ног — так намаялся за прошедшие дни, что не было сил даже думать. В голове крутились обрывки разговоров, щедро приправленные музыкой, впопад и невпопад встревающей в течение мыслей. Продрав глаза и решив, что час ранний и никто не помешает понежиться в тёплой воде, ваш покорный слуга спустился вниз, чтобы принять ванну.