На полпути к себе Иванова Вероника
«А ты попробуй…» Интригующие интонации становятся сильнее.
И попробую!
Саван разлетелся клочьями, но мне не было нужды думать о его остатках: подружка всё приберёт. До следующего раза, который будет наверняка. Раз уж я всё ещё жив…
Хлоп!
Звонкий удар по левой щеке заставил голову дёрнуться так, что щека правая чуть ли не вдавилась в подушку. И шмат волшбы, принесённый тяжёлой рукой моей сестры, не смягчил боль пощёчины. Непонимающе поворачиваю голову, чтобы… Быть одарённым ещё одним ударом, на этот раз слева направо, тыльной стороной ладони. Когда звон в голове слегка утих, я выплеснул праведное негодование в вопрос:
— За что?
— Первая — за то, что испортил чужое имущество. Вторая — за то, что заставил всех волноваться, — выпрямляясь, сухо пояснила Магрит.
— Будет и третья? Для ровного счёта?
— Будет. Если найдётся подходящая причина.
— Неужели таковых больше нет?
— Есть одна. — Неохотное признание. — Твоя тупость. Но за это не наказывают.
— Почему?
— Быть дураком — само по себе наказание, и очень суровое.
— Что-то я не понимаю… Хорошая вещь? Это не… — Перебираю в памяти свои скитания по резиденции Созидающих. Что я сломал? Разве только… Зеркало. Но его ведь можно сделать заново? Или я ошибаюсь? Ладно, фрэлл с предметами обстановки. Проехали. А вот другая причина… — Вы сказали «заставил волноваться». Кого и почему?
— Я должна давать тебе отчёт? — Синие глаза грозно сузились.
— Было бы неплохо! — мечтательно протянул я.
— Ещё не наступило то время, когда…
— Оно может наступить? — заинтересованно переспрашиваю.
— Не приведи Владычица!
Ни в глазах, ни в голосе сестры нет улыбки, но тщательная серьёзность всё равно кажется мне напускной. Да что творится на белом свете? Кто бы мне объяснил…
— Здесь упомянули моё любимое слово? — Вот у кого смешливости в избытке, так это у Ксаррона.
Веснушчатая физиономия выглянула из-за дверного косяка как лисья мордочка из норки, вызвав у нас с Магрит очень схожую реакцию. Правда, в моём выдохе было больше скомканных ругательств, чем в сестрином, но глаза Ксо восхищённо расширились:
— Впервые наблюдаю столь дивное единодушие в отношении себя в хоровом исполнении! Браво! А повторить сможете?
И мы повторили. На сей раз громче и членораздельнее, причём смысл пожеланий колебался от «А не пойти ли тебе?..» до «Ты у меня получишь!». Разумеется, кузен уцепился за последнее:
— Мечтаю получить, драгоценная! Не подскажешь, как скоро и в каком объёме?
— Я не собираюсь делать это собственноручно. — Магрит поняла опрометчивость угроз и пошла на попятную.
— Велишь слугам меня вышвырнуть? — Ксаррон позволил себе тонко усмехнуться. — Занимательное зрелище получится.
— Что тебе нужно? — рыкнула сестра.
— О, такую малость, драгоценная… Твоего младшего братика.
— Зачем?
— Сразу бы так! А то сначала площадная ругань без причины, и только потом…
— Короче!
— Я уже упомянул про своё любимое слово?
— Ты с него начал, — подтверждаю я, чтобы избежать нового витка препирательств.
— И что это за слово? — Если бы Магрит так хмуро смотрела на меня, я бы испугался. Честно!
— Слово? Отчёт конечно же!
— И каким образом…
— Моя матушка обожает, когда перед ней отчитываются.
— Тилирит? — Брови сестры сдвигаются ещё ближе.
— Тётушка Тилли? — Это уже я подаю голос.
— Поразительная слаженность! — Ксо не может удержаться и аплодирует, чем доводит Магрит до предела. А предел моей сестры состоит в том, что она удаляется, всем своим видом выражая презрение утомившему её собеседнику.
Это и было проделано. С привычным для стороннего наблюдателя (то есть вашего покорного слуги) блеском. Но на мгновение синий и зелёный взгляды всё же встретились. На очень долгое мгновение, как показалось мне, хотя уверен: кузен считал иначе. По крайней мере, Ксо так и остался стоять в дверях, повернув голову, словно надеялся, что Магрит обернётся и рассерженные глаза сделают ещё один выстрел по голодной до попаданий мишени.
Как ни хотелось узнать причину, по которой я должен предстать пред очами одной из самых опасных женщин, которых когда-либо видел этот мир, задержка, подаренная кузеном, пришлась как нельзя кстати. В частности, для того, чтобы выявить и оценить материальный ущерб.
Ущерб чему, спросите? Моему бренному телу, разумеется. Купель никогда не считалась местом, полезным для долговременного пребывания, посему можно было предположить некоторые повреждения. Можно. Было. Но беглый осмотр показал: всё как всегда. В меру убого, в меру здорово. Исключение составляла кисть правой руки, прячущаяся под плотной повязкой: пальцев я не чувствовал. Только выше запястья рука вела себя как следует, а ниже — совершенно отказывалась подчиняться. Интересно — почему? Я так сильно её повредил или осколки Зеркала оказались для меня опаснее, чем думалось? В любом случае, раз уж жить не хочется, так какая разница — здорова рука или нет: мертвецу безразлично состояние конечностей, не так ли? И я всё ещё могу…
— Проснулся? — Вопрос непраздный. Да и Ксаррон задаёт его с видимым интересом.
— А что?
— Для разговора с моей матушкой нужно быть в полной боевой готовности.
— Да неужели? — Спускаю ноги с кровати. Обуви на коврике не наблюдается. Куда и зачем убрали, чистюли? Ну, доберусь — всю шерсть из ушей повыдергаю!
— Если не хочешь проиграть с разгромным счётом, — поясняет кузен, подпирая спиной косяк.
— Веришь или нет, меня совершенно не волнует исход нашей встречи. Разгромным будет счёт или нет… плевать.
— Что-то я тебя совсем не узнаю. — Ксо нехорошо щурит глаза. — Раньше ты боялся Тилирит до дрожи в коленках.
— И сейчас боюсь.
— Непохоже.
— У меня просто не хватает сил, чтобы трястись. — Кстати, это правда. Сил почти не осталось. Как говорится, и рад бы испугаться, да не получается.
Задумываюсь над причиной неожиданной смелости и понимаю: у меня и в самом деле нет повода для волнений. По крайней мере, того повода, который имеется в наличии у моего кузена.
Меня никогда не посвящали в детали жизни и творчества представителей Дома Крадущихся, но позволили узнать самое главное: если интересы Ксаррона обращены «вовне», то его матушка больше внимания уделяет тому, что происходит «внутри». Так сказать, заботится о поддержании чистоты чувств и помыслов родственников. Наблюдает, анализирует, обобщает и… Представляет свои труды на рассмотрение Главам Домов. А те, как им и положено, принимают решение. Хотя даже мне понятно: «решает» Тилирит, а не кто-то другой. В конце концов, всё ведь зависит от того, на каком блюде подать к обеду жареные факты!
А мне… Чего мне бояться? Смерти? Иного наказания? Честно говоря, недовольство сестры — худшая из всех заслуженных мной кар. Расстраивать Магрит я не хотел. Причинять ей неудобства — тем более. Но дело сделано, и жалеть поздно. Только бы сестрёнке не досталось за меня от тётушки, как доставалось в детстве и юности. Моих детстве и юности, конечно…
Впрочем, тогда я не мог сам отвечать за свои ошибки. А теперь — могу. И отвечу.
Но сначала надо ответить кузену, который переспрашивает:
— Не хватает сил? Ладно, пусть будет так. И всё же я бы посоветовал…
— Спасибо, но не трать напрасно время.
— Твоё настроение заставляет меня задуматься, — многозначительно изрекает Ксо и делает паузу, рассчитывая, что я приму игру. Что ж, если ему так хочется.
— О чём?
— О том, что произошло в твоей голове за последние часы.
— Ничего особенного.
— Ой ли? Из-за «ничего особенного» в Купель не сигают! — Вывод верный, не спорю. Впрочем, кузен никогда не делает неверных выводов, в отличие от меня.
— Это моё личное дело.
— Личное? Как посмотреть.
— Да как ни смотри! И мне очень не понравилось, что…
— Ксаррон, мальчик мой, ты не справляешься даже с таким простым поручением? — донёсся из коридора женский голос. Приятный в общем-то, довольно низкий, окутывающий слова мягким шелестом. Но и я, и Ксо невольно вздрогнули, потому что ласковый тон фразы совершенно не соответствовал истинной природе той, что окликнула своего сына: если мой кузен и был обласкан матерью, то лишь в самом раннем детстве, но это, как говорится, «было давно и неправда».
— Заставляешь ждать? — Вопрос задаётся одними губами. — Это может осложнить дело.
— Осложнить? Куда уж больше-то, — вздыхаю и встаю на ноги.
Голова слегка кружится, но слабости почти нет. Так, лёгкое утомление и… скука. Очень сильная скука. А ещё вялое недовольство тем, что мне мешают завершить начатое. Самый подходящий настрой для беседы с Тилирит, кстати. Ещё посмотрим, кто кого разгромит! Очень может статься, что мы будем играть на разных досках и в разные игры. А труднее всего выиграть у себя, не правда ли?
Матушка Ксаррона изволила назначить встречу на кухне, в ароматах пекущихся булочек и только что принесённого из погреба земляничного варенья. Собственно, тёмно-алый, прозрачный сироп с маленькими ягодками Тилирит и поглощала. Медленно. С наслаждением.
Сначала серебряная ложечка погружается в вазочку с вареньем. Нужно зачерпнуть совсем немного, иначе сладкое лакомство польётся обратно. Потом поднести ко рту, языком провести по краешку столового прибора — не медля и не торопясь, так, чтобы ни одной капельки не упало, но не лишая себя удовольствия прохладного прикосновения металла. И только потом отправляешь ложку в рот. Да, конечно, можно обойтись и без изысков, но так получается вкуснее. Не верите? Попробуйте как-нибудь. Правда, для этого вам понадобится раздобыть именно то варенье, которое готовит наша кухонная мьюри…
Тилирит тщательно облизала ложку, откинулась на спинку стула и осведомилась:
— Что вас задержало, юноша? Или Ксаррон промедлил с передачей моей просьбы?
— Нисколько. Я потратил некоторое время на принятие решения.
— Какого же?
— Встречаться с вами или нет.
— Вот как? Были причины отказать мне в беседе?
— По меньшей мере одна.
— Полагаю, веская?
— У меня нет времени для бесполезных встреч.
— Значит, я не могу оказаться вам полезной? — Констатация факта, извлечённого из моих слов.
— Может быть, да. А может быть, нет. В ваших достоинствах я не сомневаюсь, dou, к чему оценивать их ещё раз?
— И всё же вы пришли. — Узкий подбородок чуть опускается. — Почему?
— Не мог отказать себе в желании ещё раз представить, как выглядела моя мать.
Тилирит ничего не ответила, но даже мьюри, сновавшая между плитой и столом, втянула голову в плечи. Ещё бы, я ведь коснулся запретной темы! Запретной прежде всего при общении с собственной тётушкой. Уж не знаю, что в своё время не поделили две сестрички (может быть, мужчину?), но Тилли не выносит, когда её сравнивают с Эли. И особенно когда это делает такое ничтожество, как я.
Но они и в самом деле должны были быть похожи! Если верить портретам, сходство очень даже сильное. Сумрачная, как полог старого леса, зелень глаз, в которой трудно уловить оттенки чувств. Тяжёлая копна тёмно-рыжих волос, поднятых вверх, прядями уложенных вокруг головы и закреплённых одной длинной шпилькой. Помнится, в детстве я очень боялся этой штуковины, полагая её тайным тётушкиным оружием. Впрочем, вряд ли мои детские фантазии были далеки от истины: в некоторых уголках Восточного Шема орудием убийства могут служить и более безобидные вещи.
Шея длинная, тонкая настолько, что, кажется, вот-вот согнётся под тяжестью волос и мыслей, время от времени рассекающих гладкий высокий лоб вертикальной морщинкой. Губы… Примечательные: верхняя — предупреждающе узкая, а нижняя — многообещающе полная, что создаёт весьма интригующий контраст. Нос отмечен лёгкой горбинкой. Кожа белая, но выглядит болезненно бледной, будто Тилирит очень редко появляется на свежем воздухе. А может, у тётушки просто много забот, отнимающих даже те силы, которые отпущены телу на поддержание себя в добром здравии…
Невысокая, стройная, но вовсе не худая, матушка Ксо не кажется женщиной, пользующейся вниманием мужчин. Но только до того момента, как сама решит, что это ей необходимо. Вот тогда берегись! Взгляд томно теплеет, голос мечется от воркования к мурлыканью, локоны начинают выбиваться из причёски только для того, чтобы можно было небрежным движением руки продемонстрировать невероятную грацию… В общем, если тётушка пожелает, сможет завоевать любую крепость. Правда, крепости капитулируют перед такими захватчиками с готовностью, поражающей воображение. А следовательно, интерес атакующей стороны существенно снижается. Но это не мой случай. Меня Тилирит не собирается завоёвывать. Стереть в порошок? Пожалуй. Но не сразу, а по прошествии времени. Вдоволь наигравшись, так сказать.
— Представил? — Тон сказанного ловко балансирует на грани между вежливостью и угрозой.
— Пожалуй. — Последний раз провожу взглядом по бархатному лифу, плотно обнимающему небольшую, но вызывающе высокую грудь.
— Мы можем продолжить разговор?
— Вы — да, а я, засвидетельствовав своё непреходящее почтение, хотел бы откланяться.
— Ах да, вы сокрушались о нехватке времени… Куда-то торопитесь? — Доброжелательность льётся через край.
— Да. В одно милое место, где мне никто ничем не будет докучать.
— Если не секрет, что это за место?
— Серые Пределы.
— Хм.
Вот и вся реакция. Ни огорчения, ни радости, ни упрёка. Слегка приподнявшиеся брови и губы, сжатые немногим плотнее, чем раньше. А чего ты, собственно, ожидал? Безразличие — вот удел пустого места. Следовало бы начать привыкать, вот только зачем? Не собираюсь задерживаться в живых дольше, чем необходимо. Устал. Смертельно устал.
— Я могу идти?
— Нет.
И опять ни тени чувства. Запрет, но спокойный и скучный, а это начинает злить.
— Почему я должен остаться?
— Очень правильное построение фразы, юноша! — Наконец-то некоторое оживление. Этакая рябь на глади лесного озера. — Вы уловили основную мысль.
— Мысль? В чём она состоит?
— Должен.
Доигрался, речь зашла о долгах и платежах. Даже немного любопытно стало:
— Кому и что я должен?
— Подумайте сами. А впрочем, так мы и до следующего года не покинем эту милую кухню… Придётся мне потрудиться.
Тилирит шутит? Со мной? Наверное, небеса упали на землю. На всякий случай бросаю взгляд в окно. Нет, пока всё на своих местах: сверху синее, снизу чёрно-белое. Снова смотрю на тётушку, которая наслаждается произведённым эффектом примерно так же, как и вареньем:
— Вы родились и росли в этом доме, юноша. Вы ели, пили, снашивали одежду, портили имущество, изводили слуг… Разве всё это не требует оплаты?
— Оплаты? Какой? Кому? Родителям, которых я никогда не знал? Им от меня ничего не нужно! Матери — потому что она давно мертва, отцу… Он даже не хотел меня увидеть. Ни разу. Я не просил, чтобы меня растили. Позволили жить? Хорошо! Только не предъявляйте мне к оплате чужие счета!
— Чужие ли?
— Повторяю ещё раз: если я кому-то что-то должен, то только матери и отцу, но беседы о долгах почему-то ведёте вы, а не они.
— Допустим. А твоя сестра? Она заботилась о тебе с самого рождения. Перед ней ты не чувствуешь себя обязанным? — Зелёные глаза суживаются, придавая вопросу дополнительную значимость.
— Пусть Магрит сама назначает цену. А я подумаю, в состоянии ли её заплатить.
— Подумаете? Вот как вы заговорили, юноша … Забавно. Откуда взялось это нахальство?
Откуда? И как ты не понимаешь, дорогуша… Мне всё опротивело. Я никто и ничто. Какие долги? Какие обязательства? Через час или спустя сутки я уйду, и меня не смогут остановить ни мудрые речи, ни грубая сила. Уйду, потому что нет причин оставаться. Просто? Да. Самое главное — выполнимо.
Наверное, мои мысли отразились во взгляде, потому что Тилирит победно усмехнулась:
— Можете не отвечать. Вы решили, что Стоящему-на-Пороге всё сходит с рук? Большинство пользуется этой уступкой, но вы отнюдь не большинство. Вы единственный в своём роде.
— Какая неожиданность!
— Ирония уместна лишь при обладании всей необходимой информацией, молодой человек. А вы пока что блуждаете впотьмах.
Всё, начинаю играть по своим правилам. Раз уж меня доводит расспросами Хранительница Дома Драконов, Крадущихся Во Мраке Познания, нанесу ответный удар:
— Не в тех ли самых, где ищете истину вы?
Усмешка Тилирит стала ещё ехиднее.
— Всё может быть… Но вы топчетесь там, где мои следы давно уже остыли.
— Охотно верю. Причём так давно, что пройденный маршрут стёрся из вашей памяти.
— Вы делаете успехи. — Небрежный кивок. — Общение с моим сыном определённо пошло вам на пользу.
— А Магрит считает иначе.
— Магрит ВСЕГДА будет считать иначе, если дело касается Ксаррона.
— Он ей чем-то насолил?
— Скорее пересластил, — задумчиво замечает тётушка и тут же возвращается к главной теме беседы: — Но они сами разберутся между собой. Без нашей помощи.
— Думаете? А мне кажется…
— Если «кажется», нужно лишний раз протереть глаза, — советует Тилирит.
— Непременно так и сделаю, но чуть позже. Вы сочли меня нахальным и заявили, что я не имею на это права, но не объяснили причину. Либо вы её изложите, либо…
— Вы уйдёте? Не спешите, юноша. Всё не так просто.
— Угу. Когда говорят: «всё не так просто», значит, всё ОЧЕНЬ ПРОСТО. Эту истину я успел понять.
— Похвально. Но понимание не существует без знаний. Вы готовы их получить?
— По-моему, вас моя готовность не волнует. — Устав играть словами, присаживаюсь на край стола, чем вызываю недовольное ворчание мьюри, которой после меня придётся восстанавливать свою кулинарно-колдовскую сеть.
Тилирит оставляет мою реплику без внимания:
— Впрочем, всё это неважно. Важны лишь факты, и вам пора с ними ознакомиться.
— Преисполнен внимания, dou!
— Отрадно слышать. Итак, юноша, начнём с того, что вам крайне нежелательно умирать.
— Да неужто?
— Именно так. Нежелательно до такой степени, что мы были и будем вынуждены принимать меры по сохранению вашей жизни.
Я не верю своим ушам.
— Хотите сказать, что берегли меня от смерти? Какая чушь!
— Чушь? — Почти искреннее недоумение на бледном лице. — Позвольте не согласиться. Вы находитесь здесь в живом и относительно здоровом состоянии, что свидетельствует…
— Ни о чём это не свидетельствует! Все те разы, что я гулял по Грани, мне удавалось выжить благодаря чему угодно, но только не вашим заботам!
— Согласна. Но мы были готовы в любой момент…
— Готовы?! — Меня посетила очень неприятная мысль. — Но, ради Владычицы, зачем вы вообще доводили дело до этих самых моментов! Почему, если уж так печётесь о моей жизни, позволяли мне попадать в опасные ситуации? Чтобы лишний раз посмеяться?
— У меня хватает поводов для смеха и без ваших скромных стараний, юноша, — скучающим голосом сообщила Тилирит. — Если возникнет надобность, я прибегну к вашей помощи, но сейчас речь о другом. Есть причины, по которым мы не можем вмешиваться. До определённого предела. И вы прекрасно это понимаете.
— До определённого предела?!
Я готов взорваться. Пределы! Тьфу. Милым родственникам важно, чтобы моя тушка дышала, поглощала пищу и испражнялась, так я понимаю? А состояние рассудка не заботит никого. Значит, я мог не волноваться? Даже из смертельной ловушки был заранее заготовлен запасной выход? Только мне забыли сообщить о его существовании. Точнее, не забыли, а и не собирались вовсе. Какая подлость!
Охраняли, значит? Что же так плохо выполняли свои обязанности? Брезгливость не позволяла подойти поближе? О, как хорошо я представляю себе ваши чувства! Сразу вспоминается картинка из прошлого: быт и нравы Южного Шема применительно к ведению домашнего хозяйства. На юге, особенно в приморских городах, полы любят выстилать тонкими досками из ценных пород дерева. Но в жарком и влажном климате паркет быстро теряет свою красоту и прочность. Если не пропитан особой жидкостью, основным компонентом которой является… скажем так, продукт жизнедеятельности некоего животного. А пахнет сей продукт преотвратно. Пока не высохнет. Но беда в том, что пропитывать дерево нужно именно раствором… Никогда не забуду гримасу отвращения на лице слуги, который вынужден был следить за состоянием паркета! Смутно подозреваю, что вызываю у родственничков примерно такие же чувства.
— До определённого предела?!
— И я рада, что до вмешательства дело не доходило.
— А теперь? Дошло?
— Если вы упорствуете в желании уйти — да.
— И как же вы собираетесь вмешаться?
— Есть действенный способ, но он должен быть одобрен Главами Домов, — неохотно пояснила тётушка.
Способ, требующий одобрения Глав? Наверняка что-то очень неприятное. Для меня, естественно. Собираюсь выяснить подробности, но Тилирит добавляет:
— И рассмотрение уже идёт.
— Вот как? Вы не теряете времени зря.
— Мы не можем себе это позволить. Изменения зашли слишком далеко, и Танарит даже вынуждена была перестраховаться.
А вот это уже по-настоящему интересно!
— Перестраховаться? В чём?
— Вы присутствовали на Пробуждении, не так ли?
— Присутствовал.
— И наблюдали все стадии?
— По возможности.
— Вы заглядывали на Изнанку? — Вопрос задан настолько небрежным тоном, что сразу становится понятно: он ключевой. Наверное, следовало отнекиваться и прикидываться дурачком, но в данном случае такая трата сил была бы сущим расточительством. Проще и надёжнее говорить правду:
— Да.
— Тогда вы должны были видеть момент Слияния.
— Что имеется в виду?
— Миг, когда Сущность и Создание проникают друг в друга.
Хм-м-м-м-м… Проникают? Уж не об облачке ли тумана идёт речь? Том самом, которое заставило Искры вспыхнуть солнечными бликами на океанских волнах?
— Пожалуй, видел.
— Тогда вы должны понимать.
— Что?
— Опасность своей гибели.
Я посмотрел на Тилирит исподлобья.
— Не морочьте мне голову, dou! Выражайтесь яснее!
— Если я «выражусь», у вас уши завянут, юноша, — съязвила тётушка, и я с запозданием понял, откуда у Ксаррона любовь к едким шуткам. Передалась с материнским молоком, что называется.
— Объясните, чем так опасна моя смерть. И кому опасна. Думается, мне самому она ничего, кроме забвения, не принесёт…
— Как сказать, как сказать, — качает головой Тилирит. — Сейчас не принесёт, а позже… Всякое может произойти.
— Если уж пугаете, то пугайте основательно!
— Постараюсь. — Тонкий смешок. — Следует начать с основ процесса. Вы, разумеется, знаете, что Дома очень немногочисленны. Никогда не задумывались почему?
— А зачем плодить кучу детей, если всю оставшуюся вечность придётся с ними нянчиться?
— Тоже причина, — соглашается тётушка. — Но неглавная. Есть более существенное ограничение. Всем расам, наделённым магией, поставлены пределы в увеличении численности, потому что количество Силы в Источниках ограниченно. Да, оно постоянно колеблется, но не может стать больше, чем определено Равновесием. В этом смысле нам немного легче: не нужно приникать к Источникам, поскольку Силу можно черпать и напрямую из Нитей Гобелена. Но именно это и служит причиной, почему у драконов так редко рождаются дети. Наша природа сочетает в себе оба возможных варианта. Мы и Создания, и Сущности, что позволяет пользоваться всеми благами мира, но при этом ставит жёсткие условия.
— Сущности? Но разве…
Кажется, понял. Число Сущностей конечно по определению. Клятые законы Равновесия действуют безжалостно: могуществом не могут обладать все без разбора, иначе мир разлетится на кусочки. На пылинки…
— На заре мира, когда его структура ещё не пришла в состояние относительного покоя, мы могли действовать по своему усмотрению. И поверьте, юноша, мы потрудились изрядно, воплощая себя в отпрысках! Но потом наступили времена, потребовавшие жертв. И многие из нас отдали свои жизни ради жизней других… Многие. По крайней мере, ещё около сотни их Сущностей ждёт своего часа в будущих воплощениях. Ждёт небезнадёжно, как хочется верить… Но вы являете собой препятствие для исполнения их чаяний. Пока мертвы.
— Препятствие?
— И очень серьёзное. Когда вы уйдёте, ваша Сущность отправится странствовать по Изнанке и ждать нового Пробуждения, чтобы вернуться в мир.
— Вы не хотите это допустить?
— Не хочу. Я слишком хорошо знаю, чем придётся платить за ваш каприз всем нам.