По ее следам Ричмонд Т.

– У Алисы спроси! Ах да, не выйдет… На следующее утро этот лицемерный сукин сын посмотрел на мою разбитую рожу, ухмыльнулся и сказал: «Плохо выглядишь, приятель. Сходил бы к врачу». А когда пришли девчонки, еще и прикололся, что, мол, участники геймерского сообщества чего-то не поделили.

Воспоминание сильно раззадорило мальчишку, он грохнул кулаком по столу. А потом неожиданно заявил:

– Я видел в супермаркете твою жену.

– Держись от нее подальше.

– Пять сотен фунтов, – таков был его ответ.

Ох, Ларри, может, у меня просто разыгралось воображение? Я плохо сплю. Флисс упрашивает немножко сбавить обороты. Она бы отнеслась к этой затее иначе, если бы знала, что Элизабет Сэлмон, мать моей музы, и Элизабет Малленс из прошлого – это одна и та же женщина.

– Тебе не кажется, что не все секреты следует разглашать? – спросила она. – Некоторые тайны должны быть похоронены безвозвратно, Джереми.

Я не мог с ней согласиться, однако спорить не стал. В моей могиле не место тайнам. Не хочу никаких недосказанностей. Когда речь идет об Алисе – и о Флисс, – я стремлюсь к таким же простым и понятным отношениям, как у нас с тобой. Помнишь, мы клялись друг другу быть честными во всем, а потом проверяли клятву на крепость? Те письма переходили любые границы. У меня – прыщи, у тебя – экзема. Я ненавидел отца, твои родители едва сводили концы с концами. Фантазии, которые я воображал, мастурбируя, и твоя потеря девственности. Как игра в карты, освобождающая, пьянящая. Только играли мы не с картами, а сами с собой (в прямом и переносном смысле – какими же мы были юными грязными дикарями!). Я всегда ждал писем с напряженным предвкушением, мне нравилось читать твои послания и сочинять ответы. Все важные события в жизни – результаты экзаменов, новые археологические раскопки, даже свадьба – почти не интересовали меня сами по себе, я думал только о том, как буду про них писать. Ты никогда не дразнил меня, как другие мальчишки, не обзывал Кукишем, носатым уродом, шотландским чучелом и четырехглазым. Мы были словно близнецы, разлученные после рождения, даже хобби оказались одинаковыми: филателия, коллекционирование автографов (нынче это уже не в моде, молодежь предпочитает коллекционировать фотографии знаменитостей на телефоне) и полузабытые исторические события – например, рейд на Медуэй в 1667 году, когда голландцы потопили наши корабли в Чатеме. Я думал: «Наконец-то! Хоть кто-то, похожий на меня!» Тогда я впервые понял, что не совсем одинок на этой планете.

На записи с уличных камер видеонаблюдения видно, как двигалась Алиса: проходила несколько метров, потом резко останавливалась. Еще пару метров – и снова остановка. Она перемещалась рывками, как подстреленный зверек. А потом и вовсе «исчезла с радаров», по словам хозяина последнего паба, где ее видели (он тут же уточнил, что посетительница точно была совершеннолетней, иначе бы ей не продали алкоголь). Коленки и локти у нее были покрыты ссадинами, что подтверждало заключение коронера: «Неоднократные падения на асфальт в состоянии сильного опьянения». «Обыкновенные НТПП», – сказал мне один из студентов. Пришлось уточнить, что это такое. НТПП. Неопознанные травмы после пьянки.

– Я плачу налоги, чтоб вы не остались без зарплаты! Займитесь, наконец, своей работой! – рявкнул я на Кидсона.

– Так, хватит. Сколько можно повторять одно и то же. Если вы думаете, что вас не воспринимают всерьез, можете подать жалобу.

– Я требую, чтобы вы записали мои показания, – крикнул я и словно услышал себя со стороны: напыщенный, надменный, заносчивый. Старый Крекер. – Хоть какую-нибудь пометку в вашем отчете!

Я наклонился через стол и ухватил его за руку, прижимая ручку к бумаге. Раздался треск, полицейский вырвал ладонь из моей хватки.

– Арестовать бы вас за нападение на офицера полиции, да жалко. Не знаю, под каким замшелым валуном вы прятались до сих, но советую вернуться обратно и не высовываться.

Я хочу загладить ошибки прошлого, Ларри. И поэтому должен признать, что утаил от тебя один важный факт. Помнишь, я рассказывал про свою страсть к ночным прогулкам? Они отвлекают от раздумий и дают легкую нагрузку на мышцы, как советовал врач. Так вот, четвертого февраля я совершал свой моцион в центре Саутгемптона. Некоторым образом мне стало известно, что Алиса в тот вечер была в городе.

Наверное, оно и к лучшему, что Кидсон со своей когортой не усердствовали в расследовании, иначе мне пришлось бы туго.

Когда я наконец вернулся домой, Флисс – хотя было поздно, она не ложилась спать, не находя себе места от беспокойства – спросила, почему у меня такой загнанный и встревоженный вид. Боялась, что так проявляются скрытые симптомы болезни.

– Если я отдам вам это, вы оставите мою жену в покое? – спросил я сегодня утром, протягивая мальчишке с татуировками еще один конверт. На этот раз не с деньгами, Ларри, так – сущие мелочи. Я должен защитить Флисс.

– Забавно, как ты ее оберегаешь, Ледяной человек. Ты ведь сам виноват в мучениях любимой жены. Алиса была моей соседкой всего год, а твоя вторая половина страдает с 1976-го. – Когда он назвал дату, я вздрогнул от неожиданности. – На обратной стороне было написано. – Мальчишка мне подмигнул. – На свадебной фотографии, которая стоит на тумбочке у твоей кровати.

Боюсь, я попал в серьезный переплет.

Искренне твой,

Джереми

Черновик письма от Алисы Сэлмон, не был отправлен, 10 декабря 2004 г.

Ох, мам, ну и влипла же я! Сколько раз слышала такие истории и всегда думала, что у меня есть голова на плечах, со мной-то уж точно ничего не случится. И все равно влипла! Как же так?

– Как вам наш праздник? – поинтересовался он. Гости разбрелись по группам и изображали бурное общение. – Мы проводим небольшой званый вечер каждый год в один и тот же день. Славная традиция.

– Страшно представить, что творится, когда веселье заканчивается, – сказала я; вино подталкивало на безрассудство.

– Я был знаком с вашей матерью.

– Повезло вам. – Голова шла кругом, я допивала четвертый бокал.

– Как она поживает?

Что же делать? Я ведь толком и не помню ничего… Какие-то толстые папки, лампа с кисточками на абажуре, он просил называть его «Джереми», а не «профессор Кук», классическая музыка. «Ваше здоровье, – сказал он, – пьем до дна». Я даже не знаю, что произошло. Все решат, что я просто запала на него, как остальные студентки. У него есть поклонницы. Рассказать другому профессору? Тогда он наверняка заявит, что хотел помочь. Девочка сильно перебрала. Еще одна первокурсница, не знающая меры. Глупышка.

Отчего я чувствую себя виноватой? Он сам виноват – не должен был такого допускать. Что будет, если я расскажу обо всем? Станут задавать вопросы, а ответов у меня нет – просто девица легкого поведения, которая мгновенно пьянеет и не учится на собственных ошибках. В памяти остались только смутные мелочи: у него изо рта пахло луком, скрипучий смех, накрахмаленная рубашка, сухая смуглая кожа, как у рептилии.

– Посмотри на меня, – сказал он, – сосредоточься.

Мир расплывался, я цеплялась за профессора изо всех сил. Мне страшно, мам.

Не надо было туда ходить. «Алиса, не отказывай старому чурбану», – сказала я себе, когда мне предложили заглянуть на преподавательскую вечеринку. Парочка его бывших студентов работают на центральных телеканалах, такими знакомствами нельзя разбрасываться. Профессор представил меня толпе ворчливых ученых: «Запомните имя этой девушки. Однажды она станет знаменитой!»

От неловкости хотелось провалиться под землю.

– Собирается строить карьеру в СМИ.

– Еще не решила.

– Что ж, бывает и такое. – Он сделал театральную паузу и надменно продолжил: – «Не знаем, кем мы станем, зато знаем, кто мы есть». Шекспир.

– Ага, «Гамлет». Только это неточная цитата. «Мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать».

– Туше! – воскликнул он. – Вся в мать.

Официантка подливала и подливала мне вина, и липкий страх, не дающий дышать, постепенно исчез. Такое облегчение – будто скидываешь шпильки после долгого дня.

Один из сотрудников кафедры фыркнул себе под нос:

– Известное дело – чтоб сдать на пять, надо профессору дать.

Ну почему я не пошла на студенческую вечеринку? Пинта пива и бильярд в компании Мег, Холли и Джейми. Потом мы вернулись бы в общежитие, сели пить кофе, ребята перебрасывали бы по кругу мяч для регби, а из комнаты Уилла доносилась музыка, какой-нибудь рэп вроде Ашера или Канье Уэста.

Его офис оказался чем-то средним между спальней и кабинетом.

– Пьяной девушке не стоит бродить по городу, – заметил он. – Здесь безопаснее.

Помог снять юбку.

– И волосы совсем как у мамы.

Комната кружилась перед глазами, меня тошнило.

– Отдыхай, малышка.

Меня укрывают одеялом, но я отталкиваю его, слишком душно, жарко, нечем дышать, отпихиваю прочь… Сгораю от стыда, хотя во всем виноват он, он и только он.

– На краю не ложись, а то вдруг волчок придет…

Проснулась на диване, профессор держал меня за руку.

– Тебе снился кошмар, – ласково сказал он, – ты кричала.

– Не прикасайтесь ко мне! – Я вскочила на ноги.

С улицы доносились привычные звуки: под окнами сигналил, сдавая назад, грузовик, дурачились какие-то мальчишки. Последние часы стерлись из памяти… Тени, смутные пятна, беспокойный сон, профессор поил меня из стакана – ты тоже так делала в детстве, когда я болела, – и приговаривал, что я устроила на приеме настоящий переполох, но он на меня не в обиде, хотя надо быть осторожнее, не все люди такие порядочные, нетрезвые девушки «часто оказываются в весьма затруднительном положении».

Блузки не было, скомканная юбка валялась на полу. Мне стало дурно. Я оттолкнула профессора, торопливо натянула одежду и сбежала.

Мама, ты говорила, что я могу доверить тебе любой секрет, но у меня просто не хватит духу отправить тебе это письмо…

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 25 июня 2012 г.

Ларри, я никак не могу избавиться от мыслей об Алисе и Лиз. Они мне даже снились вчера. Бормотал во сне, и утром Флисс спросила, все ли в порядке. Я не ответил, потому что в ночных грезах передо мной роскошным густым водопадом рассыпались волосы Лиз. «Настоящая грива», – однажды сказал я ей.

– Спасибо, – рассмеялась она, – ты только что сравнил меня с лошадью.

Мы валялись на кровати в дешевом отеле у шоссе А36. Одежды сброшены, покровы сняты, однако неловкости и стыда не было и в помине; они обычно настигали нас позже. Из маленького черно-белого телевизора доносился голос Маргарет Тэтчер. Фолклендская война. 1982-й. В мои мысли пыталась пробиться Флисс, но я решительно задвинул ее подальше и погладил Лиз по щеке. «Рядом с тобой я голову теряю от счастья», – сказал я ей, хотя уже шесть лет был женат на другой. Лиз появилась в нашем преподавательском коллективе пару месяцев назад, и, когда я впервые ее увидел, меня поразила легкая танцующая походка – Лиз не шла, а будто кружилась под музыку. Она улыбнулась; на зубах остались пятна от плохого красного. Подумать только, я стал человеком, который снимает номер в середине дня и платит наличными. Теперь это моя жизнь.

– Никогда не испытывал ничего подобного, – признался я.

– Я тоже, – ответила Лиз.

Ларри, выслушай мою исповедь еще раз. Я будто заново родился; не пытался проанализировать поведение других людей, не копался в чужом прошлом, просто радовался мимолетному мгновению, здесь и сейчас, а не тысячу лет назад. Запустил пальцы в черные волосы Лиз, в каждой прядке – уникальный код ДНК. «При чем тут ДНК, – одернул я себя, продолжая перебирать волосы, – просто Лиз». Все вокруг стремительно менялось: политика, нормы, общество. Наверное, дочь бакалейщика с пронзительным голосом права – в наше время возможно все.

– Из нас вышла забавная парочка, правда? – игриво спросила Лиз. – Ты согласен, мой милый динозавр? – Я был старше ее на одиннадцать лет, и она вечно меня дразнила.

Еще одно ласковое прикосновение, и она тихонько вздохнула, совсем как Флисс.

«Прекрати думать, – пронеслось у меня в голове, – твою мать, просто прекрати».

– Тебе никогда не бывает страшно? – спросила Лиз после.

– Мне всегда страшно, – ответил я. Так много глупых вопросов и многозначительных ответов. Правда, этот вопрос Лиз повторяла уже во второй раз. Впервые он прозвучал прошлым вечером, когда мы собирались в ресторан.

Она закурила и предложила сигарету мне, вызвав целую лавину мрачных мыслей: Лиз не знала моих привычек. Может быть, решила пошутить.

– Пытаюсь бросить, – пояснила Лиз, выдыхая тонкую струйку дыма.

«Ты просто не знаешь, что я не курю, – подумал я. – Тебе невдомек, что я хочу построить оранжерею для орхидей, что не переношу жару (пара недель, проведенные вместе с Флисс в Леукасписе, обернулись для меня настоящим адом) и что у меня аллергия на моллюсков». Я покосился на часы: в тот день мы с Флисс должны были пойти на факультетскую вечеринку.

– Я серьезно, – продолжала она. – Ты никогда не просыпаешься от ужаса?

– Какого ужаса?

– От страха перед тем, куда тебя заведет судьба?

Сквозь задернутые шторы в комнату пробивался слабый солнечный свет.

– Судьба, скорее всего, заведет меня в рабочий кабинет, а по дороге наградит артритом и повышенной раздражительностью.

«В жизни каждого мужчины бывает период, когда он спит со всеми подряд, пытаясь решить свои проблемы таким незамысловатым способом, – мрачно заявил мой консультант по докторской диссертации, и пессимизм, пронизывающий его слова, поразил даже меня. – Мы знаем, что ничего не выйдет, но все равно пытаемся». Может, я спал с Лиз именно по этой причине? Бросать жену не хотелось, да и неясно было, хватит ли у меня смелости на такой шаг. Я не любил импровизаций, но четкого плана не было. Был только страх: вдруг это мой последний шанс окунуться в неизведанное? Восемнадцать, двадцать один, тридцать – все важные даты пролетели мимо, пока я копался в научных исследованиях; на горизонте замаячил тридцать пятый день рождения, и стало не по себе. Середина четвертого десятка. Правда, был еще один страх, иного рода. Что, если это только начало и потом появятся другие Элизабет? Я надеялся, что она уцепится за мой ответ: «Повышенной раздражительностью? Куда уж выше?» – и тогда мы просто посмеемся, и опасный разговор свернет в мирное русло. Но она смотрела на мерцающий экран телевизора, на ряды мертвых аргентинцев в братской могиле, а потом спросила:

– Как думаешь, нам суждено быть вместе? Все время возвращаться друг к другу, с кем бы мы ни связали свою жизнь. Такое случается. – Я промолчал, и она продолжила: – Ты самый умный из всех знакомых мне мужчин. И в то же время самый… безнадежный.

– Не уверен, что у меня есть склонность к многоженству, – невпопад ответил я.

– Бывает еще и многомужество.

Кажется, беседа переходила на безопасные темы.

– Бывает. Многомужество практикуют, в числе прочих, и женщины племени масаи. Разумное решение при высокой смертности среди младенцев и воинов.

– Если у них такие же никудышные мужчины, то бедняжкам волей-неволей приходится перебирать варианты. – Улыбка исчезла с лица Лиз.

Нет, научные теории здесь ни при чем, разговор по-прежнему о нас.

Интересно, мне удастся ее отвлечь, если мы снова займемся любовью? Накануне я пришел к выводу, что в таких ситуациях срабатывал закон убывающего воздействия: изменять жене не так страшно, если ты делаешь это не в первый раз. «Даже сейчас, – подумал я, – в номере отеля, рядом с совершенно чужой мне женщиной, остаюсь собой – педантичным ученым занудой».

За стеной заплакал ребенок. В последующие годы я буду убеждать себя, что мы оба взрослые люди, что все происходило по обоюдному согласию и никто ни к чему ее не принуждал. Таким был главный тезис одной из лекций для первого курса: каждый индивид несет ответственность за свои действия. Детский плач взорвался оглушительным крещендо, потом затих.

– Это девочка или мальчик, как считаешь? – спросил я, но она не слушала. Из-за меня ты превратилась в другого человека, подумал я. Кем бы ты ни была, когда впервые шла по университету своей танцующей походкой, теперь ты в грязном гостиничном номере, проводишь время с женатым мужчиной, потом снова натягиваешь трусы и уходишь прочь. Жена тоже изменилась: оставляет для меня ужин на плите и не пристает с расспросами, если я «задерживаюсь на работе» – этим летом таких задержек стало гораздо больше.

Лиз подхватила бокал вина, стоявший на тумбочке, выпила залпом и затянулась сигаретой. Мне на ногу упали хлопья пепла.

– Элизабет, поаккуратнее, пожалуйста! – не выдержал я.

– Конечно-конечно, мы ведь никому не хотим причинить вреда. – Она рассмеялась, обиженно и неискренне; так зарождается ненависть. – А ты сам не планируешь заводить детишек?

– Детей? Не знаю. – К тому моменту мы с Флисс уже опустили руки, хотя врачи не сдавались и продолжали бесконечные анализы и обследования. Всколыхнулась стародавняя злоба, и я едва не рассказал Лиз обо всех унизительных процедурах и испытаниях, которым подверглось мое мужское самолюбие: человечество бы давно вымерло, если бы все семьи были подобны нашей.

– Может, у нас никогда не будет детей, судьба такая, – сказала Флисс. – Доживем до старости, только ты да я.

Меня не прельщала эта перспектива.

– Не говори так. Будем пытаться, пока не получится.

– А если таков божий замысел? Да и кроме того, разве плохо – прожить жизнь вдвоем?

Лиз сказала:

– А я хочу детей. В идеале мальчика и девочку. Но девочку больше. Странно, да? Обычно женщины хотят сыновей. – Снова перепад настроения. От ликования до отчаяния за одну выкуренную сигарету – вполне в ее духе.

В новостях перешли от Фолклендских островов к Вашингтону: расфранченный лицедей Рейган рассуждал на свою любимую тему – говорил о так называемой ядерной угрозе. Я сказал:

– Бытует мнение, что наш мир слишком опасен для будущих поколений. Им лучше просто не рождаться на свет.

– А вдруг дочка унаследует от меня только дурные черты? – спросила Лиз.

– В тебя нет ничего дурного.

Она фыркнула, не удостоив меня ответом.

– Если у меня будет дочь… Когда у меня родится дочь, я сделаю все, чтобы малютка не стала похожей на меня.

Я прикоснулся к нежной шелковой коже и подумал, что эта женщина могла бы родить мне сына, о котором я так мечтал.

– Ты не ответил на мой вопрос. Неужели тебе никогда не бывает страшно?

– Бросай научную карьеру. Из тебя вышел бы отличный журналист. – Я снова потянулся к ее волосам.

– Неутомимый любовник, – вздохнула она.

– Это вряд ли.

– Тогда кто ты? Кто мы друг для друга?

Наш роман близился к концу, но я еще не подозревал об этом.

«Что прочитать в 2012 году», подборка книг Алисы Сэлмон на «Киндл»

«Чужие владения» Роуз Тремейн

«Быть женщиной» Кейтлин Моран

«Крэнфорд» Элизабет Гаскелл

«Жена путешественника во времени» Одри Ниффенеггер

«Родителей выбирают» Мэриан Кейес

«Снеговик» Ю Несбё

«Унесенные ветром» Маргарет Митчелл

«Неуютная ферма» Стелла Гиббонс

«Пятьдесят оттенков серого» Э. Л. Джеймс

«Есть, молиться, любить» Элизабет Гилберт

«Великобритания Джейми» Джейми Оливер

«В доме веселья» Эдит Уортон

Статья на веб-сайте «Звезда Саутгемптона», 15 марта 2012 г.

Стали известны новые факты о деле Алисы Сэлмон: по словам лучшей подруги, за несколько дней до смерти Алиса получила весьма недвусмысленную угрозу.

В эксклюзивном интервью для «Звезды Саутгемптона» Меган Паркер заявила, что угрозы, о которых говорилось ранее, были только верхушкой айсберга. Двадцатипятилетняя журналистка жила в постоянном страхе после того, как на порог ее дома подкинули букет цветов со зловещей запиской.

Тело Алисы Сэлмон было обнаружено в реке в самом центре города; полиции до сих пор неизвестно, что она делала в последние часы жизни. Новое сенсационное заявление, несомненно, повлечет за собой поток дальнейших вопросов.

Вот чем поделилась с нами Паркер: «Алиса рассказывала, что к дверям ее дома подкинули букет мертвых сухих цветов с запиской “Ты следующая”».

Бытует мнение, что инцидент мог быть связан с журналистской деятельностью Сэлмон и ее кампаниями по поимке преступников; благодаря усилиям этой девушки многие негодяи, отравлявшие мирную жизнь на южном побережье, наконец получили по заслугам.

«Это была не первая угроза, – говорит мисс Паркер, на данный момент проживающая в Челтнеме. – Раньше Алиса подолгу гуляла в парке Клэпхем-Коммон. Бродить там ночью – чистое безумие, и я постоянно предостерегала ее; в конце концов Алиса сама отказалась от этой затеи. Она думала, что за ней следят.

Надо было сразу пойти в полицию, но Алиса заставила меня пообещать, что я никому не скажу. Не хотела подвергать меня опасности. Она была самой смелой женщиной из всех, кого я знала».

Паркер собирается удалить свои аккаунты в социальных сетях, опасаясь гонений из-за своей дружбы с неутомимой охотницей за преступниками. Но сначала она решила отдать дань уважения Алисе и открыть миру правду.

Меган рассказала нам, что эта трагедия «выбила ее из колеи», однако не стала подтверждать слухи о размолвках среди друзей Сэлмон. «Каждый из нас чувствует некую ответственность за произошедшее. Я знала, что в последние месяцы Алисе пришлось несладко, но не вмешивалась. Осталась в стороне, смотрела, как она все глубже скатывается в депрессию. Никогда не прощу себя за это.

Вокруг ее гибели выросло множество безумных теорий, но, скорее всего, это был просто несчастный случай. И хотя Алиса нажила себе много врагов, глупо предполагать, что они как-то замешаны в ее смерти. Возможно, нам придется смириться с тем, что обстоятельства этой трагедии навсегда останутся в тайне».

Не далее как в прошлом октябре Сэлмон написала статью для известного женского журнала «Азур», в которой признавалась, что «смотрит на мир через толстое стекло» и «не справляется с происходящим».

Полиция Гемпшира подтвердила, что они рассматривают все возможные варианты развития событий. «Расследование продолжается, мы работаем в различных направлениях, – сказал представитель полиции. – С семьей Сэлмон сейчас сотрудничает специально назначенный офицер. Мы еще раз приносим свои искренние соболезнования родственникам и друзьям погибшей».

Таинственная смерть по-прежнему будоражит умы общественности, и последние откровения в сочетании с огромным интересом со стороны средств массовой информации неизбежно выведут эту историю на первые полосы газет.

«Она упрятала за решетку толпу прожженных преступников. Не удивлюсь, если кто-нибудь из них решил отомстить, – прокомментировал один из наших читателей на странице в сети «Фейсбук». – В городах царит сплошная безнаказанность… Сэлмон помогла поймать пару крупных шишек, злодеи такого не прощают».

• Фотография в этой статье была заменена 16 марта. На первоначальном снимке присутствовали Меган Паркер, Алиса Сэлмон и еще одна женщина: в подписи было указано, что это «Кирсти Блейк, печально известная подруга Алисы». Мисс Блейк сообщила нам, что на снимке изображена не она, и попросила убрать фотографию. Мы не преминули выполнить ее просьбу.

Электронное письмо, полученное Алисой Сэлмон от редактора журнала «Азур», 2 ноября 2010 г.

Алиса, добрый день!

Спасибо за отличную идею, я с интересом ознакомилась с вашим предложением. Мысли о статье не давали мне покоя по дороге на работу – как правило, это показатель потенциально удачного материала! Нужно, чтобы вы поделились личным опытом: расскажите о том, как дневник помог вам справиться с подростковыми проблемами. И используйте тот национальный архив – отличный ход, чтобы зацепить читателя. Давайте обсудим подробности.

Жду вашего звонка.

Оливия

P.S. «Противоядие от жизни» – шикарная формулировка. Вашего авторства или цитата?

Публикация в блоге Меган Паркер, 27 марта 2012 г., 19:13

«Меган Паркер, лучшая подруга».

По крайней мере, тут они не соврали, Алиса; а дальше все пошло под откос. Наивная! С таким же успехом можно было отправиться на реалити-шоу в надежде, что тебя покажут с лучшей стороны.

«Дружба – это особая душевная связь, – сказала мне журналистка. Она нашла меня через социальную сеть. – В интервью вы сможете рассказать, почему Алиса была так дорога вам».

Чтобы не попасть впросак в самом начале съемки, я заранее уточнила, каким будет первый вопрос.

– Ничего сложного. Просто «опишите Алису».

Как ни странно, она сдержала свое слово.

– Добрая, – сказала я. – Красивая. Талантливая.

Журналистка, Арабелла, ободряюще кивнула; уголком глаза я видела, как движется камера. Они непременно хотели снимать интервью у реки. «Ваши слова прозвучат в контексте всей истории, – сказала мне Арабелла. – Зрители проникнутся происходящим».

– Меган, а вы не могли бы привести примеры?

Она постоянно называла меня по имени: подчеркивала свое дружеское отношение, убеждала, что мы на одной стороне и наша общая цель – рассказать всем об Алисе. Мне хорошо известны репортерские уловки и хитрости, в конце концов я сама работаю в рекламном отделе.

Я рассказала, как ты самоотверженно ездила через весь город, когда я валялась дома с гриппом; что с тобой никогда не бывало скучно и что такого солнечного человека надо еще поискать. Журналистка энергично кивала в ответ: зрителям нравятся такие подробности.

– Меган, что вы почувствовали, когда вам сообщили о смерти лучшей подруги?

Ты бы рассмеялась над этим вопросом. «Избитый приемчик».

– Я была просто раздавлена. До сих пор не могу оправиться. Мы всегда были вместе, с самого детства.

Мы стояли на берегу – как раз там, где, по мнению некоторых, ты погрузилась в воду.

– Расскажите о своем детстве.

Я умудрилась запутаться: сначала сказала, что мы познакомились в пять, потом – в шесть. Глупо, конечно, но я не готовилась к интервью, просто отвечала как можно искренней.

– Может, вы поделитесь со зрителями своими детскими воспоминаниями?

Воспоминаний было много, но они не вошли в готовое интервью. Так и вижу стажера или молодого профи, который безжалостно кромсает мои слова в программке для видеомонтажа, чтобы слепить броский сюжет. Лирические истории здесь только мешают, замысел состоял совершенно в другом.

Журналистка сверкнула профессиональной улыбкой, ловко переводя тему.

– Как вы думаете, что произошло той ночью?

Надо было сказать, что я не могу строить догадки и что ответы появятся, когда полиция выяснит факты, а сейчас нам следует воздержаться от досужих домыслов – хотя бы из уважения к семье Алисы. Увы, я ляпнула глупость, и сама прекрасно это сознаю: река вызвала лавину тоскливых мыслей, а журналистка совсем сбила меня с толку. Я сказала:

– Не стоило ей столько пить.

– Алиса была сильно пьяна?

– Не знаю, меня там не было.

– Как вы считаете, эта трагедия может послужить уроком для других девушек? Возможно, даже для всех нас?

Я не выдержала и расплакалась прямо под пристальным взглядом камеры. Эти кадры никто вырезать не стал. Неудивительно. Домашний ужин отлично идет под приправой из слез – чужих, разумеется. А уж как хорошо слезы подходят к чаю!

– Алиса была популярной?

– Очень. Ее все любили. А я – особенно.

– Вы упоминали, что кто-то ей угрожал.

– Я очень сильно ее любила…

– Такой страшный удар для близких. Особенно для молодого человека. У Алисы был возлюбленный?

Я молчала, надеясь, что она оставит мне лазейку. Что-нибудь вроде: «Кажется, ей нравилась передача “Моя большая цыганская свадьба”» или «Она планировала устроить благотворительный марафон, да?» – но журналистка встала на след.

– У нее был молодой человек?

Как будто она сама об этом не знала. Арабелла наверняка хорошо подготовилась, посмотрела другие сюжеты и почитала статьи на тему Алисы Сэлмон.

– Можно сказать и так. – Зря я ответила, следовало просто выругаться погромче: один преподаватель говорил, что, если все идет наперекосяк, нужно выругаться, и тогда репортерам придется вырезать из записи целый кусок.

– Ходят слухи, будто она собиралась замуж.

– Правда? – ошеломленно переспросила я.

Надо было давать интервью сразу после смерти Алисы, а не семь недель спустя. Тогда никто бы не осмелился на подобную наглость: горе еще не успело обрасти сплетнями. А теперь фокус сместился, журналисты охотятся за свежей кровью, обсуждают на редакционных собраниях, как «подать историю», и какое-нибудь юное дарование откапывает теории, гуляющие по Интернету: угрозы от пойманных преступников, реки алкоголя, ссора с парнем. У этих акул пера даже присказка есть: «Чем грязнее, тем интереснее».

– Говорят, она была непростым человеком, – заметила журналистка.

Я была готова заорать: «Да что вы себе позволяете?!» Но мне безумно хотелось исправить ошибку, хотелось, чтобы ты гордилась мной, – ведь я ненавижу быть в центре внимания. И я начала: да, многогранная личность, скрытые глубины, сложный характер. С каждым словом ты ускользала от меня все дальше и дальше.

– Расскажите немного про ее молодого человека, Люка.

– Он отличный актер, – сказала я и тут же пожалела о своей несдержанности.

– Актер?

– Без комментариев.

Камеры погасли, с меня сняли микрофон.

– Спасибо, дорогая, – сказала Арабелла. – Прекрасное интервью.

– Как, мы уже закончили? Мне еще есть что рассказать!

– В другой раз, дорогая.

Я знала, что будет дальше. Ребята упакуют аппаратуру, быстро перехватят что-нибудь на ланч и отправятся в студию. Арабелла сделает пометку в ежедневнике: «Материал подойдет для сюжета о злоупотреблении алкоголем или для летнего репортажа об опасностях на воде». Примерно годик спустя; да, на годовщину трагедии получится отличный выпуск.

– Вы гордитесь своей работой? – поинтересовалась я, и призрачное сочувствие, промелькнувшее было в глазах Арабеллы, исчезло.

Ее коллега сообщила мне, что интервью, возможно, покажут в шестичасовых новостях, если не появятся более «яркие» истории. «Может, в девять часов тоже», – добавила она.