Испытание ребенком. Как не дать счастью разрушить отношения Готтман Джон

В ходе нашего исследования «Дома появился ребенок» мы имели удовольствие познакомиться с 222 детьми. Они вернули нам веру в человечество. Дети изумительны. Мы считаем их крошечными и беспомощными. Но полученные результаты говорят о другом. Когда рождаются дети, они чрезвычайно компетентны. И мы изначально настроены на сигналы друг друга.

В середине 1960-х годов ученые решили внимательно изучить мимику младенцев. И были поражены. Оказалось, что уже через сорок две минуты после рождения дети могут копировать выражения лица взрослого. И это не просто рефлекс вроде легкой улыбки. Дети имитируют и чувства взрослого, воссоздавая те же процессы возбуждения в нервной системе. Это означает, что дети способны воспроизвести внутреннее состояние взрослого человека. И если кто-нибудь будет поддерживать головку ребенка, то в первые же минуты после рождения он в 100 процентах случаев поворачивает ее на голос матери и в 80 процентах – на голос отца, а не на голос врача. В течение нескольких минут дети узнают, к кому лучше держаться поближе!

Ученые выяснили, что если голодному ребенку, сосущему грудь, показывать один и тот же рисунок, то постепенно он станет привычным и наскучит малышу. Ребенок будет продолжать сосать, но почти перестанет смотреть на изображение. Но покажите ему рисунок, отличающийся от прежнего хотя бы деталями, и он перестанет есть. Его сердце начнет биться учащенно, а глаза расширятся от удивления. Его внимание поглощено новым изображением. К старому он уже привык и сконструировал в мозгу его модель, а когда оно вдруг изменилось, он заинтересовался и начал анализировать эти изменения. Наблюдая за удивлением в глазах малышей, ученые понимали, что они видят.

Покажите новорожденному при проведении неонатального поведенческого теста Бразелтона[1] катящийся маленький красный мячик, и он будет следить за ним глазами, внимательно и заинтересованно. Но покажите ему лицо мамы или папы, и он придет в полный восторг и задвигается с таким энтузиазмом, который не способен вызвать ни один мячик. Малыш готов играть! И нас, родителей, это не может оставить равнодушными. Мы все хотим включиться в игру.

Наши дети хотят общаться с нами с момента рождения. И наше лицо для них – как картина Пикассо. На самом деле для ребенка нет интереснее игрушки, чем наше лицо. Как и нет музыки очаровательнее (включая Моцарта), чем наш голос.

Исследования показывали, что, несмотря на все наши тревоги, как родители мы инстинктивно компетентны. Например, играя с детьми, мы обычно повинуемся интуиции. Говорим с ними, повышая тон голоса и растягивая слова: «Краси-и-ивый малыш, симпати-и-ичный малыш, что ты ви-и-идишь, малыш?» И детям это нравится, потому что высокий голос легче услышать, а преувеличенная дикция помогает им учить звуки и слова. Мы кружимся с ребенком лицом к лицу, словно в изящном и сложном танце. Со временем наши игры меняются, они становятся все более сложными.

Ребенка, смотрящего на нас в упор, больше всего интригуют пять выражений нашего лица. Первое – удивление: мы широко раскрываем глаза, поднимаем брови, отрываем рот… и замираем. Можно сказать что-то вроде: «А-х-х-х-х…», постепенно повышая тон. Второе – наша улыбка: мы широко, искренне улыбаемся так, чтобы в уголках глаз собрались морщинки. Третье – когда мы хмуримся: насупливаем брови, сводим их вместе и говорим что-то вроде: «Х-м-м-м-м…», постепенно понижая тон. Четвертое – выражение сочувствия, как при словах: «Ох, бедное дитя», что-то среднее между притворно-удивленным и нахмуренным лицом. И пятое – просто нейтральный взгляд.

Все это очень нравится детям.

Но дети ненавидят «каменное» выражение лица. Психолог Эдвард Троник провел эксперимент «Лицо без выражения». Матерей или отцов просили смотреть на своих трехмесячных детей не шевелясь и не издавая ни звука. Троник обнаружил, что большинство детей делали то же, что и их родители: просто безучастно смотрели вдаль. Потом, правда, они могли улыбнуться, качнуть головой или посмотреть вверх. Если это не выводило родителей из оцепенения, они могли захныкать, завозиться и даже заплакать. Дети хотят, чтобы их родители были подвижными, а не застывшими.

К шести неделям дети могут внимательно смотреть на вас своими огромными широко распахнутыми глазами. Педиатры говорят, что их глаза «проясняются». Наконец они устанавливают с родителями подлинную связь. К двенадцати неделям им уже не нужно быть в тридцати сантиметрах от вашего лица, чтобы видеть вас (это примерное расстояние от лица матери до соска). Они следят за вашими перемещениями по комнате. И лучисто улыбаются вам, как солнце на рассвете.

В возрасте около шести месяцев они снова переключаются, на этот раз на предметы. Теперь им хочется играть и с вами, и со всем остальным. Они совершили когнитивный скачок к окружающему их миру. И они приглашают родителей поиграть вместе с ними, улыбаясь поочередно то маме, то папе.

В Швейцарии, в Лозанне, мы познакомились с крошечной Региной. Она могла бы получить Нобелевскую премию мира. Нужно сказать, что ее родители чувствовали сильную неприязнь друг к другу. Но шестимесячная Регина заразила маму и папу своей радостью. Сначала он включила в игру одного родителя, потом посмотрела на другого и улыбнулась ему, приглашая присоединиться. Вскоре родители улыбались уже не только ребенку, но и друг другу. Спустя некоторое время отношения в их семье расцвели. Возможно, это заслуга Регины. Если так, она, пожалуй, может считаться самым юным семейным психотерапевтом.

Дети и время

Сильнее всего дети отличаются от взрослых в двух аспектах. Во-первых, они совершенно иначе воспринимают время. Для них оно течет гораздо медленнее. Им нужно время на то, чтобы отреагировать, чтобы понять, что происходит. Если мама покажет новорожденному кончик языка, он повторит ее действие. Но маме придется подождать как минимум секунд сорок, чтобы увидеть, как высунулся крошечный язычок. Обычно мы слишком заняты, чтобы заметить, как дети на нас реагируют. Прежде чем вступать с ними в игру, нам приходится переключаться на пониженную передачу. Если мы отложим телефон, выключим телевизор и станем очень-очень медленными, это обогатит нашу жизнь – и жизнь ребенка тоже.

Во-вторых, дети гораздо глубже, чем взрослые, погружаются в текущий момент, пребывая в настоящем и наслаждаясь им. Их внимание не находится в десяти местах одновременно. Они не составляют в уме список покупок. Им не нужен план. У них нет задач, которые нужно выполнить. Им даже не нужно думать о резюме. Они только с вами, здесь и сейчас.

Только вообразите, какое это было бы счастье, если бы вы могли нажать на тормоза, выйти из своего многозадачного режима и начать просто радоваться вместе с детьми! И детям это, кстати, тоже понравилось бы. Они бы почувствовали, что вы их наконец видите, что нашли время узнать их получше.

Краткая история беременности и родов

Еще не так давно мысль о том, что можно радоваться своим детям, показалась бы богохульной. Детей должно быть «видно, но не слышно» – именно так говорили в старину. Вообще-то дела обстояли еще хуже. Ребенка не должно было быть видно с момента, как он поселялся в утробе матери. Поясню, что я имею в виду.

До недавнего времени общество сторонилось беременных. В наши дни это может удивлять, учитывая количество беременных кинозвезд на обложках глянцевых журналов. Но еще в 1950-е годы беременным было запрещено появляться в школах. Показываться детям в таком виде считалось непристойным и отвратительным, поскольку могло навести на мысль о сексе. И неважно, что каждый день дети возвращались домой к своим матерям, беременным братиком или сестричкой. По той же причине телекомпания CBS запрещала использовать в эфире слово «беременная». Первой беременной, появившейся на экране, стала Люсиль Болл[2]. Ее юмореска с большим животом, из-за которого она не смогла слезть с дивана и открыть дверь, просто уморительна. Однако именно ее решимость не скрывать свою беременность и мужество вступить в конфликт с телекомпанией позволили американцам увидеть на телеэкранах беременную звезду. Причем Люси не играла – она правда была беременна.

И в наши дни врачи в промышленно развитых странах относятся к беременным отстраненно. Рождение ребенка воспринимается как лечение болезни. Профессор Шэрон Хеллер, специалист по детскому развитию, пишет: «Больница, врач-мужчина, кесарево сечение, эпидуральная анестезия, питоцин, эпизиотомия[3] – только в развитых странах эти термины отражают природу родов». Конечно, медицинский прогресс максимизировал шансы на выживание и матери, и ребенка. Но этот прогресс имеет свою цену. К родам относятся прозаично, с технологической точностью. Откройте капот, снимите карбюратор.

В фильме «Значение жизни» комик-труппы «Монти Пайтон» есть эпизод, в котором два облаченных в хирургические халаты акушера обсуждают сложное медицинское оборудование в родильной палате, в том числе машину, которая просто гудит. Главврач входит в палату, чтобы проинспектировать оборудование и убедиться, что машина, которая просто гудит, тоже есть. Все готово. Но подождите, а где женщина? Все еще в коридоре, стонет на каталке. Ой.

Хеллер пишет, что современная медицина «должна была сделать роды менее тревожным событием, однако она этого не сделала. Чтобы чувствовать себя в безопасности, человеческому существу нужно тепло других людей». Однако эту глубокую истину игнорировали вплоть до исследования, проведенного в 1970-х годах Маршаллом Клаусом и Джоном Кеннелом.

Клаус и Кеннел всегда говорили своим студентам-медикам относиться к схваткам, которые начинались у женщин, без эмоций и рутинно, как это принято в больницах. Но один из них, добрая душа, нарушал эти инструкции. Он постоянно находился рядом с роженицами, обеспечивая им физический комфорт и оказывая эмоциональную поддержку. Вначале Клаус и Кеннел рассердились. А потом решили посмотреть на статистику. И оказалось, что женщины, которым он помогал, переносили роды гораздо легче остальных. Он не был волшебником. Просто сочувствовал и сопереживал, то есть пользовался теми же методами, что много веков использовали повитухи (женщины, которые в прежние времена помогали роженицам). Постепенно эти два врача изменили процесс родов в своей больнице, подключив к нему повитух. Их результаты камня на камне не оставляют от наших представлений о «прогрессе» в медицине.

Недаром говорят «старый друг лучше новых двух». Возможно, это верно и в случае некоторых врачебных традиций. В рамках эксперимента, проведенного Клаусом и Кеннелом, подключение повитух к процессу схваток и родов привело к тому, что на 60 процентов уменьшилось количество просьб об эпидуральной блокаде; на 25 процентов упала средняя продолжительность схваток; на 30 процентов сократилось применение болеутоляющих препаратов; на 40 процентов – использование щипцов; на 50 процентов – кесарева сечения; на 40 процентов – окситоцина для стимуляции сокращений; роды стали намного менее болезненными, а также уменьшилась вероятность послеродовой депрессии. В группе матерей, которые рожали без повитух, 63 процента детей после рождения столкнулись с проблемами кормления. В группе с повитухами такое встречалось только в 16 процентах случаев. Современные методы, конечно, полезны, но и старая добрая эмоциональная поддержка тоже помогает. Привлечение повитух явно пошло роженицам на пользу.

Какой из всего этого можно сделать вывод? Если профессионал относится к беременной холодно и отстраненно, от этого страдает и она, и ребенок. Если же поддержать ее, подбодрить, проявить участие, эмпатию и уважение, окружить комфортом и любовью, и она, и ребенок, скорее всего, будут чувствовать себя прекрасно.

Этот урок применим не только к матерям и их новорожденным малышам, но и ко всем родителям с детьми. Жаль только, что такая точка зрения медленно пробивает себе дорогу в медицинском сообществе.

Что нужно детям? Что нужно родителям?

История отношения к детям в медицинских учреждениях далека от идеальной. О них там пытались заботиться, но до недавнего времени как-то неуклюже. К примеру, еще не так давно родителям запрещали посещать своих детей в больнице. Ребенка нельзя было увидеть, взять на руки, даже если он был подавлен или плакал. Изолировать ребенка было стандартной медицинской практикой. Даже медсестрам и врачам говорили: «На руки не брать». Звучит жестоко, не правда ли?

Но этим драконовским мерам есть объяснение: еще в начале ХХ века в больницах бушевали эпидемии инфекционных заболеваний. Врачи делали все, что было в их силах. Но в те дни не существовало антибиотиков, вакцин, пастеризованного молока и хлорированной воды. Поэтому медицина была бессильна. И в больницах, и вне их стен детская смертность была на пугающе высоком уровне. Между 1850 и 1900 годам каждый четвертый ребенок не доживал до пяти лет, чаще всего умирая еще в младенчестве. Только после 1946 года пенициллин наконец снизил эти цифры.

В конце 1920-х годов врачи уперлись в пределы своих возможностей. Все, что они могли предпринять, чтобы остановить распространение инфекций, – это карантин. Хорошо ли, плохо ли, но это сработало. Изоляция детей в больницах помогла решить проблему.

В это же время всеобщее внимание привлекли работы президента Американской психологической ассоциации психолога Джона Уотсона. В 1930-е годы он со своей якобы научной трибуны провозгласил принцип «жесткой любви». Уотсон утверждал, что материнский инстинкт, предполагающий безусловную заботу о ребенке, является злом. Его учение эхом повторяло библейский завет «розги пожалеешь – ребенка испортишь». Другими словами, родители, обнимающие и ласкающие своих детей, создают зависимых, распущенных монстров. То есть будущих преступников, расшатывая тем самым американское общество.

Ради интересов Америки родители должны перестать касаться своих детей, как совсем малышей, так и тех, кто постарше. Вместо того чтобы «портить» (термин Уотсона) детей, он призывал воспитывать в них здравомыслие, дисциплину и самоконтроль. В «Руководстве для жен», вышедшем в те времена, «портить» означало в том числе взять плачущего ребенка на руки или позволить ему спать на руках у родителей. Поэтому никогда не берите на руки плачущего ребенка, советовал Уотсон. Боритесь с этим инстинктом. И никогда не укачивайте ребенка, чтобы усыпить его. А позднее, если ребенок в чем-то отличится, не рассыпайтесь в похвалах. И по голове не гладьте. Жесткая любовь.

В больницах любили Уотсона. Его идеи можно было использовать для того, чтобы держать родителей подальше от их больных детей, ведь с поцелуями передаются микробы. Как пишет журналистка и общественная активистка Дебора Блюм, в 1940-е годы стандартной практикой было разрешать родителям видеться с детьми в больнице всего час в неделю!

В какой-то мере это работало. Когда детей начали изолировать, распространение инфекций уменьшилось. Младенческая и детская смертность сократилась. Уотсона объявили героем. Врачи советовали родителям жить по его заветам. Прекратите трогать ребенка, даже если он не болен. Прекратите брать его на руки и носить на руках, даже если ему больно или он расстроен.

Это было ошибкой. Ошибкой, потому что спустя некоторое время врачи столкнулись с новой страшной проблемой. После помещения в карантин многие дети чувствовали временное облегчение. Затем, ни с того ни с сего, их состояние резко ухудшалось. Или же ухудшалось постепенно: они становились все более тихими, безразличными и отстраненными. Переставали улыбаться. Просто потихоньку угасали. По неизвестным медицине причинам дети снова начали умирать в больницах.

Темная суть карантина могла бы остаться незамеченной, если бы не Вторая мировая война. Когда нацисты начали бомбить Лондон, из города было эвакуировано семьсот тысяч детей. В деревнях за ними присматривали взрослые, им не нужно было бояться бомб, их хорошо кормили.

Однако психолог Джон Боулби заметил, что эти дети начали тихо чахнуть, точно так же как те, которых помещали в карантин в больницах. Боулби был уверен, что дети сильно переживали разлуку с матерями, следствием чего и становилось их недомогание. Это была революционная идея. Но к Боулби не прислушались. Его взгляды считали слишком сентиментальными и ненаучными, в отличие от взглядов Уотсона (которые вообще-то тоже никакого научного обоснования не имели).

После окончания Второй мировой войны Джон Боулби и Мэри Айнсуорт провели несколько исследований, чтобы доказать свою правоту. Они изучали то, как дети реагировали на короткую разлуку с матерями и последующее воссоединение с ними. В некоторых случаях привязанность к матерям была надежной: дети скучали по ним в их отсутствие и радовались, когда они возвращались. Это говорило о здоровых отношениях между матерью и ребенком. Но часть детей была привязана к матерям не столь сильно. Они вели себя или замкнуто и не реагировали на возвращение матери, или тревожно и неуверенно – так сильно огорчались из-за ухода матери, что не могли успокоиться даже после ее возвращения.

Ученые выяснили, что ненадежная привязанность означала проблемы с адаптацией у детей в будущем. Дети с надежной привязанностью, наоборот, со временем оказывались более жизнестойкими и лучше приспосабливались к жизни. Они демонстрировали бльшую независимость и активнее изучали мир. Это исследование означало научное подтверждение взглядов Боулби. Надежная привязанность была свойством отношений, а не ребенка. Без нее дети могли стать несчастными на всю жизнь.

1950-е годы принесли другие новости. В университете Висконсина психолог Гарри Харлоу начал работать с детенышами обезьян макак-резусов. Он провел по-настоящему драматическую серию экспериментов, посвященных важности материнской любви. Благодаря Боулби и Айнсуорт психологи узнали о том,как много значит привязанность ребенка к матери. Но они считали, что это привязанность к материнскому молоку. Все, что нужно детям, полагали они, – это поесть, ведь маленький ребенок неспособен эмоционально привязываться к другим. Дело только в соске. Однако Харлоу блестяще доказал обратное.

В своих экспериментах он предоставил детенышам обезьян выбор. Они могли проводить время с суррогатной «матерью» из проволоки, у которой был «сосок», дававший им молоко, или же с суррогатной «матерью» из мягкой махровой ткани, которая давала лишь «комфортный контакт», но не молоко. Детеныши выбирали тканевую мать, а не проволочную. Более того, испугавшись, детеныши также бросались к тканевой матери, а не к холодной проволочной. Детеныши тканевой матери лучше приспосабливались к изменениям среды.

Из этих строгих научных исследований можно было сделать лишь один вывод: и детенышам животных, и человеческим детям в неограниченном количестве требуются привязанность, любовь, комфорт и поддержка, обеспечить которые способны матери, причем на инстинктивном уровне.

Теперь мы знаем, что многие дети в карантине на самом деле умирали не от своих болезней, а от депрессии и острого одиночества. Этим детям не хватало человеческого тепла. Они жаждали близости – и умирали, не получая ее.

Уотсон был неправ, и его совет оказался вредным, смертельно вредным. К сожалению, его работа определила работу всех американских институтов, фокусирующиеся на работе с детьми и родителями.

Учение Уотсона живо до сих пор. В ходе любой встречи с родителями мы видим, как они мучаются из-за того, что «портят» детей, беря их на руки, когда те плачут, или помогают подняться и успокаивают, когда те падают. Они позволяют собой «манипулировать». Знают, что должны следовать советам современных педиатров и дать ребенку поплакать и уснуть самостоятельно, но не могут.

И мы не могли тоже.

Но теперь мы знаем, что наши родительские инстинкты правы, а идея о возможности «испортить» детей – ложная. Мы убеждаем родителей, что когда ребенок плачет, он просто посылает им сигнал SOS. И если вы игнорируете плач ребенка, то тем самым учите его, что мир – это такое место, где не реагируют на его призывы. Невозможно испортить ребенка, реагируя на него. Самый эффективный способ повысить его независимость и жизнеспособность – быть эмоционально доступными и отзываться на его сигналы.

Физический контакт необходим и младенцам, и детям постарше

Нежеланные физические контакты являются проблемой в любом возрасте, для любого человека. Мы не призываем дотрагиваться до взрослых или детей, когда они не хотят этого. К сожалению, скандалы по поводу сексуальных домогательств и покушений на растление малолетних не сходят с первых полос газет, и преступления единиц негативно влияют на многих. Администрации детских садов и начальных школ обычно запрещают сотрудникам дотрагиваться до учеников даже в том случае, если ребенок получил травму.

Однако и младенцы, и дети постарше нуждаются в физическом утешении, когда они огорчены. Словесная поддержка очень важна, но малыши лучше реагируют на прикосновения. Психолог Тиффани Филд в ходе эксперимента протестировала шестьдесят вариантов словесных утешений и шестьдесят форм физических. Она обнаружила, что действительно утешить ребенка способны всего три фразы – и пятьдесят три формы физического контакта.

Свою технику детского массажа Филд разработала после того, как у нее родился недоношенный ребенок. В те времена родителям не разрешали трогать своих недоношенных детей. Они рождались крошечными, и их сразу помещали в пластиковый инкубатор, словно из опасения, что они сломаются от малейшего прикосновения. Но Филд инстинктивно чувствовала, что это не так, и позднее доказала это. Она показала, что если родители овладеют техникой детского массажа и будут массировать малышей на протяжении всего лишь пятнадцати минут в день, их масса тела за десять дней увеличится на 47 процентов. Дети, которым массаж не делали, набирали вес гораздо медленнее. В итоге те недоношенные дети, которым делали массаж, выписывались раньше, были здоровее и сильнее привязаны к родителям, чем те, кому его не делали. С тех пор на эту тему было проведено более девяноста исследований, и все они подтвердили пользу массажа для детей.

Ребенок, которому делают массаж, – незабываемое зрелище. Он словно кот – урчащий, счастливый и расслабленный. Еще один важный способ поддерживать эмоциональную связь с ребенком – игры лицом к лицу.

Важность игр лицом к лицу с ребенком

Один из главных уроков, который ребенок получает в ходе игр лицом к лицу, – что мир (а в такие моменты мир для него – это вы) будет реагировать на его желания, а не игнорировать их. Наилучшим образом можно проявить свои родительские качества, если:

• быть эмоционально открытым и доступным;

• быть отзывчивым к сигналам ребенка.

В силу незрелости нервной системы дети легко перевозбуждаются. Они словно чувствительная антенна: слишком много сигналов сливаются в неразборчивый шум. Все мы знаем, как это неприятно. В такие моменты дети стараются отключиться от источника сигнала, чтобы перезагрузить свой приемник и снова настроиться на нужную частоту. Они могут отвернуться от вас, но не потому, что вы им не нравитесь, а потому, что им нужно немного отстраниться и успокоиться. Через некоторое время они снова к вам повернутся. Еще они могут отвлечься на то, чтобы что-то пососать, например свою ручку или какую-нибудь игрушку. Включаясь в игру, а затем выключаясь из нее и успокаиваясь, они пытаются регулировать свою реакцию на внешние раздражители.

И при этом детям нужна ваша поддержка в обучении саморегуляции. Что произойдет, если не уважать желание ребенка смотреть в сторону и стараться силой заставить его смотреть на вас? Вы лишите его одного из главных способов успокоиться. Тогда ребенок может захныкать, завозиться и в конечном счете выразить свой протест во весь голос. Так он узнает, что неспособен контролировать свой мир и, что еще хуже, людей в его мире не волнует его дискомфорт. Если такое случится раз или два, не проблема. Особенно если вы, родители, понимаете, что нужно корректировать свою реакцию, и делаете это. Но если вы часто не позволяете ребенку отворачиваться и успокаиваться, то у него не будет иного выхода, как отстраниться от вас. Он научится тому, что единственный способ справляться с трудностями – это отстраниться от всего и всех. Ни один из родителей не хочет, чтобы ребенок получал такой урок.

Но есть кое-что поважнее. В течение первых трех лет жизни формируются фундаментальные нервные структуры, которые отвечают за способность ребенка успокаиваться самостоятельно, концентрировать внимание, верить в любовь и поддержку родителей и формировать надежную привязанность к матери и отцу. Иными словами, полученный в этом возрасте опыт родительской любви и уважения буквально формирует модели в мозгу, которые будут определять его будущие реакции на мир.

Переживание тех или иных эмоций отражается в деятельности лобных долей головного мозга. Исследования со снятием энцефалограммы показали, что когда в момент отстранения люди переживают соответствующие эмоции – грусть, страх или отвращение, – их правая лобная доля светится, как театр на Бродвее. А когда они испытывают эмоции, связанные с включенностью в мир, вроде интереса, изумления, привязанности, счастья и гнева, возбуждается левая лобная доля. Эта латеральность характерна и для детей. Психологи Натан Фокс и Ричард Дэвидсон обнаружили, что когда бодрствующий спокойный ребенок с более активной правой лобной долей видит, что мать выходит из комнаты, он начинает плакать. Если же обычно у него более активна левая лобная доля, он относится к уходу матери спокойно. Иными словами, активность правой или левой лобной доли предсказывает, будет ли ребенок реагировать на изменения в его мире с грустью (эмоциональное отстранение) или продолжит радостно играть (эмоциональная включенность в мир).

Исследования также показывают, что для подверженных депрессии людей характерна большая активность правой лобной доли головного мозга. Они переживают повседневный опыт при помощи эмоций отстранения. Не подверженные депрессии люди отличаются большей активностью левой лобной доли и сильнее включены в мир.

В этом заключен очень глубокий смысл: от того, как вы реагируете на плач ребенка, и от того, как вы с ним играете, зависит его будущее поведение. Игнорируйте ребенка сейчас – и он, скорее всего, научится отстраняться, вплоть до формирования кокона депрессии. Реагируйте на него сейчас – и он, скорее всего, останется включенным в свой мир.

Проведя лонгитюдное исследование[4], мы обнаружили, что от того, сколько взрослые играют с ребенком лицом к лицу, зависят его реакции в будущем. Если оба родителя искренне увлечены игрой, ребенок радуется особенно сильно – и мы, родители, тоже. Доказано, что такая игра очень положительно сказывается на ребенке. Однако существуют две серьезные ошибки, допустив которые можно свести на нет все положительные эффекты и лишить радости и себя, и ребенка.

Первая ошибка – отсутствие координации у играющих с ребенком родителей. Похоже, детям ненавистна ситуация, когда родители конкурируют за их внимание, вместо того чтобы вместе участвовать в одной игре. Бывает, что один из родителей внезапно отстраняется от игры или, наоборот, вмешивается в нее, отодвигая в сторону другого родителя. Ребенок может начать выгибаться, хмуриться, плакать – словно на своем детском языке он пытается сказать нам: «Вы все портите. Прекратите!»

Вторая ошибка – перевозбуждение ребенка. Оно возникает, если мы игнорируем сигналы малыша: «Нет! Я не хочу этого!» Вначале сигналы могут быть едва заметными, но если их не замечать, их интенсивность будет нарастать. В конце концов ребенок просто отстранится. И это плохо, так как в этом случае мы потеряем контакт с малышом.

Но как быть родителям? Ребенок же еще не говорит. Как понять, что он устал и нуждается в отдыхе?

Признаки перевозбуждения у ребенка

Наблюдая за играющими с родителями детьми, мы отмечали, как они сообщают о необходимости передохнуть пару минут. Вот сигналы, говорящие о том, что ребенок нуждается в отдыхе.

• Смотрит в сторону. Это очень четкий сигнал: ребенок поворачивает голову в сторону или просто переводит взгляд с вашего лица на более нейтральную в информационном смысле футболку.

• Закрывает лицо руками. Ребенок поднимает ручки и держит их перед своим лицом, словно пытаясь защититься.

• Отталкивает игрушку. Когда у ребенка улучшается координация движений, он может оттолкнуть игрушку, показывая, что он больше не хочет с ней играть.

• Явно морщит лобик. Когда срединная область лба ребенка (его центральная часть, та, что находится над носом) покрывается складками – то есть морщится, учитывая наличие младенческого жирка, – это говорит о том, что ребенок расстроен, часто из-за перевозбуждения. Он выглядит грустным или рассерженным. Однако если лобик морщится совсем чуть-чуть, это не является негативным сигналом и говорит лишь о том, что ребенок сосредоточен.

• Выгибает спину. Если ребенок выгибает спину и напрягает тело, это явный сигнал того, что он расстроен.

• Кряхтит. Ребенок издает звуки, похожие на прелюдию к плачу.

• Демонстрирует смешанные эмоции. Выражение лица ребенка то и дело меняется с радостного на испуганное.

• Плачет. Ребенок может плакать по-разному, в зависимости от того, насколько сильно он расстроен. Если очень сильно, то плач начинается с «задыхающегося» вдоха. В этот момент ребенок как бы «замахивается», после чего издает очень громкий, пронзительный, невыносимо болезненный вопль. Этот процесс сопровождается феноменом Вальсальвы[5]: легкие выдыхают воздух с натугой, словно в это момент человек надувает воздушный шарик или поднимает тяжелый вес. Для ребенка это очень вредно. В частности, у него повышается кровяное давление и увеличивается количество белых кровяных телец.

Как снять перевозбуждение

Перевозбуждение не всегда плохо для ребенка. Например, для него это единственный способ «тянуться», и эмоционально, и когнитивно, увеличивая зону комфорта и создавая новые, более сложные психические конструкции. Но в целом следует чутко следить за наступлением момента перевозбуждения и корректировать интенсивность взаимодействия с ребенком, чтобы он мог успокоиться и сделать передышку, в которой нуждается. Следует отодвинуться от него, дать посмотреть в сторону и расслабиться. Если у него еще не выработались такие навыки, следует протянуть ему руку помощи (в прямом смысле слова) и дать что-нибудь пососать – палец или пустышку. Можно взять ребенка на руки и приложить к левой стороне груди, чтобы он мог слышать, как бьется ваше сердце. Можно мягко покачать его и начать что-нибудь тихо рассказывать или петь. Все это поможет ему успокоиться и покажет, что люди в его мире заботятся о нем. Как только ребенок отдохнет и будет готов продолжать, можно снова мягко привлечь его внимание и общаться дальше.

Итак, вот полный список того, что можно предпринять.

• Сохранять спокойствие. Когда вы спокойны, говорите и действуете спокойно, это помогает успокоиться и ребенку.

• Дать ребенку что-нибудь пососать.

• Прижать ребенка к себе и успокаивающе погладить его.

• Говорить мягко, пока ребенок не восстановится.

• Как только ребенок снова переведет на вас взгляд, продолжить играть или петь, но не энергично, чтобы он мог посматривать в сторону и восстанавливаться.

• Имитировать ребенка. Делая то же, что и ребенок, вы производите на него неизгладимое впечатление.

• Подыграть ребенку. Это близко к имитации. Детям нравится, когда повторяют их действия, но с какими-то вариациями. Например, если ребенок ритмично качает ложкой, можно начать в том же ритме издавать какие-нибудь звуки. Это точно его заинтересует.

О том, что ребенок готов продолжить общение, он может сигнализировать вам самыми разными способами. Например:

• Начать смотреть на вас или на игрушку, которой вы играли. Это очень ясный сигнал.

• Лицо ребенка принимает спокойное выражение, он начинает нормально дышать.

• Тело ребенка расслабляется.

Если вы заметили эти сигналы, попробуйте мягко пригласить ребенка к игре.

А теперь давайте поговорим о том, чего делать нельзя. Если вы видите, что ребенок забеспокоился или смотрит в сторону, у вас, скорее всего, возникнет соблазн попробовать сменить игру или активизировать текущую. Однако детям это обычно не нравится – они еще сильнее перевозбуждаются.

Мы, родители, совершаем одни и те же ошибки, так что если вы поймаете себя на одной из них, это значит, что вам пора перестроиться.

Итак, категорически нельзя:

• Перемещать свое лицо так, чтобы оно снова оказалось перед лицом ребенка, когда он отвернул от вас голову (это не даст ему посмотреть в сторону и получить передышку, в которой он нуждается).

• Приближать свое лицо вплотную к лицу ребенка, лишая его возможности посмотреть в сторону.

• Увеличивать темп игры и добавлять раздражителей после того, как ребенок подал вам сигнал о перевозбуждении.

• Переключаться между разными видами деятельности после того, как ребенок подал вам сигнал о перевозбуждении.

• Перемещать ребенка так, чтобы он снова смотрел на вас. Обычно детям не нравится, что их ограничивают физически.

• Стимулировать ребенка, тыкая в него пальцем или раз за разом вытирая ему рот. Рот имеет очень много нервных окончаний, и его стимуляция действует на ребенка возбуждающе.

Младенцев и детей младшего возраста игра обычно захватывает целиком. Игра для них – приключение. Не рутина. Не навык, который нужно совершенствовать. Она разворачивается во времени, и никакого способа играть «правильно» нет. Можно дурачиться, петь, танцевать, издавать ртом смешные звуки, касаться, щекотать и гладить малыша, надувать пузыри из слюны, играть в «куку» и «идет коза рогатая», громко целовать ребенка в животик и так далее.

Отличная новость в том, что родителям не обязательно быть совершенными. Вполне достаточно быть просто хорошими!

На самом деле играть с ребенком – во многом то же самое, что играть в бейсбол. Средний уровень достижений бейсболиста равен 0,3, а это значит, что в 70 процентах случаев он неудачно отбивал подачи. Наблюдая за общением матерей с детьми, психолог Эдвард Троник обнаружил, что в игре трехмесячного ребенка с матерью недопонимание встречается в 70 процентах случаев. Совсем как в бейсболе! Но если мать замечает это недопонимание и старается корректировать свое поведение, то к году у ребенка развивается счастливая и надежная привязанность к ней. Так что старайтесь корректировать свое поведение. Нам остается лишь делать максимум возможного, а потом исправлять то, что в чем мы ошиблись.

Помните, что самое эффективное, что вы можете делать как родители, это:

• быть эмоционально открытыми и доступными;

• быть отзывчивыми к сигналам ребенка.

Джеймс сидит на кровати. Четыре утра, но он не спит. Рядом с ним лежат крошка Анна и малыш Джонни, которому три года. На дальнем краю кровати спит совершенно вымотанная жена Джеймса, Кэрри. Трудная выдалась ночь. У Анны режутся зубы, она заплакала. Джонни услышал, проснулся и пришел к ним в постель. Кэрри выбило из колеи то, что пришлось успокаивать обоих. Но сейчас не спит только Джеймс. Он думает: помнишь, как было в те времена, когда мы жили только вдвоем, помнишь те прекрасные длинные ночи? Горячую ванну? Когда мы последний раз занимались любовью? Где-то полгода назад?

Ему становится грустно. Это несправедливо! Почему она больше не уделяет мне внимания? Дети – это отлично, но, блин, нужно же знать меру. Все время дети, дети. И никогда я. Интересно, она меня еще хочет?.. Как я по ней скучаю.

Утром, когда они сидят за кухонным столом, Джеймс решается на разговор. И неуверенно говорит:

– Кэрри?

– Что? – резко бросает она.

– Нет, ничего, – бурчит он. Потом встает и идет в гостиную.

Кэрри поворачивается в его сторону:

– Прости, я просто плохо соображаю… Что ты хотел сказать?

– Я соскучился по тебе… мне бы хотелось, чтобы в один из ближайших вечеров мы устроили свидание, – тихо говорит он.

Кэрри качает головой:

– Как мы можем пойти куда-нибудь на свидание? Мне все время нужно быть с Анной, особенно сейчас. Она очень страдает из-за этих зубов.

Джеймс настаивает:

– Я знаю. Но я правда по тебе соскучился. Может, я просто соскучился по нам двоим. Мы так давно не были вдвоем, и всякий раз, когда я думаю «ну вот, сегодня та самая ночь», дети просыпаются, и надежда умирает. Я не хочу, чтобы так продолжалось вечно.

– И я не хочу, – уверяет его Кэрри. – Я тоже по тебе скучаю. Не знаю даже, что сказать.

– Может, например, что по-прежнему считаешь меня невероятно сексуальным и мужественным и что хотела бы как сумасшедшая заниматься со мной любовью?

– Хорошо. Я считаю тебя потрясающим и сексуальным и все еще люблю тебя. Но не мог бы ты подождать немного с доказательством этого? Давай дождемся еще одного зуба у Анны, а? Тогда я позвоню маме, попрошу ее побыть с детьми, и мы устроим свидание.

– Отлично.

Сравните это с тем, как мог бы сложиться разговор этой пары, будь Джеймс и Кэрри менее опытными.

Джеймс: Слушай, надо поговорить.

Кэрри: О чем?

Джеймс: Мы совсем перестали заниматься сексом, и я от этого устал. Ты больше не женщина. Только мать. Дети, дети, дети… Ты одна из тех мамаш, которые портят детей постоянной опекой.

Кэрри: О чем ты говоришь? Если ты не привязан к детям, это не значит, что и я не должна быть к ним привязана. Джонни три года, а малышке всего шесть месяцев. И к кому они должны быть ближе, по-твоему? К тебе? (Фальшиво смеется.)