История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I Коллектив авторов

1.2.1. Русско-японская война 1904–1905 гг.

С декабря 1903 г. в официальных русских документах начинает сквозить сознание, что война с Японией весьма вероятна (см. 1.1.11); в январе 1904 г. война признается неизбежной. 24 января 1904 г. Япония прервала переговоры и отозвала своего посла из Петербурга. В телеграфных сношениях между Петербургом и Наместником Дальнего Востока адмиралом Алексеевым 26 января 1904 г. обсуждается вопрос, выгоднее ли начать войну русским или ждать открытия военных действий со стороны японцев. В русских правительственных сферах и в штаб-квартире адмирала Алексеева всё ещё не верили, что японцы осмелятся начать войну. Японцы, однако, войну начали. В ночь на 27 января 1904 г. японские миноносцы атаковали русскую эскадру на рейде Порт-Артура и вывели из строя новейшие корабли – броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» и крейсер «Палладу».

В тот же день только что вступивший в строй русский легкий крейсер «Варяг» и маленькая канонерская лодка «Кореец» геройски приняли неравный бой с японской эскадрой на внешнем рейде корейского порта Чемульпо. Убедившись, что прорыв в Порт-Артур невозможен, командир «Варяга» капитан 1-го ранга Всеволод Руднев отдал приказ о затоплении своего израненного корабля, чтобы он не достался врагу. «Кореец», не получивший серьезных повреждений, был взорван, а русский транспорт «Сунгари», также находившийся в Чемульпо, сожжен и затоплен командой.

Свидетельство очевидца

Утром 27 января 1904 г. командир «Варяга» собрал офицеров, объявил им о начале военных действий и дал соответствующие инструкции. Офицеры единогласно приняли решение в случае неудачи взорваться и ни в каком случае не сдаваться в руки неприятеля. Производство взрыва было поручено ревизору крейсера мичману Черниловскому-Соколу. По окончании обеда команды ее вызвали наверх, и командир обратился к ней приблизительно с такими словами:

«Сегодня получил письмо японского адмирала о начале военных действий с предложением оставить рейд до полдня. Безусловно, мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы сильна она ни была. Никаких вопросов о сдаче не может быть – мы не сдадим ни крейсера, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови. Исполняйте ваши обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушить его без огласки, давая мне знать»…

В 11 часов 20 минут утра крейсер снялся с якоря и, имея в кильватере канонерскую лодку «Кореец», пошел к выходу с рейда. На военных кораблях различных держав – английском, французском, итальянском, германском, стоявших на рейде Чемульпо, построенные во фронт команды отдавали русским кораблям воинские почести как идущим на верную, но славную смерть. На итальянском крейсере оркестр исполнил русский национальный гимн.

В японской эскадре контр-адмирала Уриу, вышедшей против «Варяга», было шесть новейших крейсеров: «Азама», «Тиёда», «Нанива», «Ниитака», «Такачихо» и «Акаси», а также миноносцы 14-й флотилии (восемь по русской версии, три по японской – «Тидори», «Хаябуса» и «Манадзуру»). Японские корабли произвели следующее количество орудийных выстрелов: «Азама» – 28 из 8-дюймовых орудий (203 мм), 98 из 6-дюймовых орудий (152 мм), 9 из 12-фунтовых пушек (76 мм); «Тиёда» – 71 из 4,7-дюймовых орудий (120 мм); «Нанива» – 14 из 6-дюймовых орудий; «Ниитака» – 58 из 6-дюймовых орудий, 130 – из 12-фунтовых пушек; «Такачихо» – 10 из 6-дюймовых орудий; «Акаси» – 2 из 6-дюймовых орудий. Корабли 14-й флотилии, проведя подготовку к пуску торпед, ожидали благоприятного момента, однако пуск так и не был произведен. В течение часового боя русские корабли выпустили 1105 снарядов. На крейсере «Азама» был разрушен мостик. Во время взрыва мостика погиб командир крейсера. Пораженный снарядами «Варяга», утонул японский миноносец, а один из крейсеров получил столь серьезные повреждения, что затонул на пути в Сасебо, имея раненых с эскадры, взятых после боя для доставки в госпиталь. Крейсер «Тиёда» чинился в доке, так же как крейсер «Азама». После боя японцы свезли в бухту 30 убитых. Среди матросов и офицеров «Варяга» были убиты мичман граф Нирод и 31 матрос, ранены – 6 офицеров, в том числе контужен и ранен в голову командир крейсера капитан 1-го ранга Руднев, контужен старший офицер капитан 2-го ранга Степанов, тяжело ранен в ногу мичман Губонин, ранены легко – мичманы Лобода, Балк и Шиллинг. Нижних чинов ранено серьезно 85, легко более 100 человек.

После боя команды «Варяга» и «Корейца» были эвакуированы на корабли международной эскадры. После долгих переговоров японцы согласились выпустить русских при условии, что они дадут слово не участвовать больше в войне. Чтобы дать такое обещание, русские офицеры и матросы должны были получить Высочайшее разрешение, которое вскоре было получено. Через Гонконг, Коломбо и Константинополь команды «Варяга» и «Корейца» отправились в Одессу.

Все матросы получили Знаки отличия военного ордена 4-й степени, а офицеры были награждены орденами Святого Георгия 4-й степени. Всеволод Федорович Руднев 6 марта 1904 г. был назначен флигель-адъютантом Его Императорского Величества.

Подвиг русских моряков нашел отклик во всем мире. Одним из первых свое знаменитое стихотворение «Памяти „Варяга“» написал известный немецкий поэт Рудольф Гейнц (1866–1942), которое под псевдонимом «Сибиряк» напечатал журнал «Море и его жизнь» уже в феврале 1904 г. А вслед за этим также петербургский «Новый журнал иностранной литературы» перепечатал его в переводе Евгении Студенской. Ныне эту песню знает весь мир:

Всеволод Федорович Руднев был отправлен в отставку за отказ силой подавить беспорядки в Кронштадте в 1906 г. Он умер в 1913 г. в своем имении Мышенки Алексинского уезда Тульской губернии. Похоронен в соседнем селе Савино у южной стены Казанской церкви. В 2004 г. близ церкви открыт посвященный ему музей.

После революции 1917 г. все офицеры «Варяга», кроме Е. А. Беренса, пошедшего на службу к большевикам, находились в рядах Белых армий. Сергей Зарубаев – старший артиллерийский офицер «Варяга» – стал контр-адмиралом и был расстрелян в 1921 г. по делу профессора Таганцева, а мичман Александр Лобода сражался на Севере России, не успел эвакуироваться и был в 1920 г. расстрелян большевиками в Холмогорах. Остальные офицеры закончили свои дни в эмиграции, в том числе и Дмитрий Павлович Эйлер – прямой потомок великого математика Леонарда Эйлера. К 1954 г. в СССР в живых осталось 52 матроса «Варяга» и «Корейца». К пятидесятилетию легендарной битвы все они были награждены медалями «За отвагу».

В. Ф. Руднев. Бой «Варяга» у Чемульпо 27 января 1904 года // Морские сражения русского флота. М.: Военное издательство, 1994. – С. 489–509.

Варяг. Столетие подвига. 1904–2004. М.: Согласие, 2004.

28 января Япония объявила войну России. В России война вызвала подъем патриотического энтузиазма – демонстрации с пением национального гимна под трехцветными флагами, с оглушительным «Ура!». «Отовсюду трогательные проявления единодушного подъема духа и негодования против дерзости японцев», – записывал Император 28 января.

Но те, кто понимал ситуацию, не радовались вовсе. К началу войны японская армия превосходила русскую на Дальнем Востоке по численности в 3 раза (у России – стотысячная группировка в Маньчжурии и Приморье), по артиллерии – в 8 раз, по пулеметам – в 18 раз. Японский флот был на треть больше, чем русская Тихоокеанская эскадра, а главное – современнее, мощнее и располагал многими укрепленными портами в Японии.

Общее соотношение сил на Дальневосточном театре военных действий в феврале 1904 г.

По компетентному мнению контр-адмирала С. О. Макарова, превосходство Японии на море превзойти в краткосрочной перспективе России было не реально. Отсюда следовало, что в случае войны можно добиться успеха только на суше. Россия не имела на Дальнем Востоке и заводов для ремонта военной техники. Кроме того, Транссибирская магистраль не была полностью достроена, она в день пропускала в 10 с лишним раз меньше эшелонов, чем было необходимо. Поэтому для переброски необходимых войск из Европейской России требовалось полгода. Поскольку в целом вооруженные силы Российской Империи (с учетом войск, расквартированных на западе и в центре страны) были гораздо многочисленней японских, а экономически Россия превосходила Японию, последняя планировала разгромить русскую армию за несколько недель в быстрой войне.

Император Николай II и его окружение, захваченные иллюзией абсолютного военного и экономического превосходства над Японией, поначалу не допускали и мысли о поражении и твердо рассчитывали довести войну до победного конца. Засилье «безобразовщины» в дальневосточной политике России продолжалось. Строились планы полного разгрома Японии, вплоть до высадки русского десанта на Японских островах, окончательного изгнания японцев из Кореи и аннексии Маньчжурии.

Главнокомандующим нашими войсками в Маньчжурии был назначен военный министр генерал Алексей Николаевич Куропаткин (1848–1925), командующим Тихоокеанским флотом замечательный флотоводец и корабельный инженер Степан Осипович Макаров (1848–1904). Генерал Куропаткин понимал, что для победы России необходима концентрация ее военных сил на театре войны. Для этого требовалось затянуть войну, что позволило бы перебросить войска, флот и технику из Центральной России. Поэтому Куропаткин намеревался не вступать в решающие сражения до накопления необходимого преобладания на суше, а морскому театру военных действий и новой военно-морской базе в Порт-Артуре отводил второстепенную роль. «Терпение, терпение и еще раз терпение – вот наша стратегия», – повторял он.

Данная стратегия требовала твердости, последовательности и выдержки от политического и военного руководства страны. Генерал Куропаткин исходил из исторического опыта, прежде всего из опыта Отечественной войны 1812 г., когда такой план кампании обеспечил победу над намного превосходящими по численности силами Наполеона. Генерал Куропаткин был когда-то начальником штаба знаменитого генерала Скобелева и начальником штаба очень хорошим. Но командующим он оказался робким и безынициативным. Нерешительность Куропаткина обернулась тем, что японцы сразу же взяли военную инициативу в свои руки. Они беспрепятственно высадились в Корее, в апреле форсировали реку Ялу и вступили в Маньчжурию. 24 апреля японские войска перерезали железнодорожное и телеграфное сообщение Порт-Артура с армией Куропаткина. Русские войска с боями отходили на север, а на юге, вокруг крепости на Квантунском полуострове, замыкалось кольцо осады. В июле кольцо замкнулось – японцы осадили Порт-Артур. И хотя план молниеносной войны японцам не удался, русские войска явно преследовали неудачи, виной которым были и случай, и полная стратегическая неподготовленность, и плохое командование.

31 марта, выходя с Порт-Артурского рейда в открытое море, на минах подорвался и затонул флагманский корабль Тихоокеанского русского флота – броненосец «Петропавловск». Погибли 680 матросов и офицеров – среди них – главнокомандующий, адмирал Макаров. Погиб и художник-баталист Василий Васильевич Верещагин (1842–1904), прибывший из России, чтобы запечатлеть войну на своих полотнах. «Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья», – записал в дневник Николай II 31 марта.

После того как Порт-Артур был осажден, сменивший Макарова в командовании флотом контр-адмирал Витгефт принял решение вывести эскадру во Владивосток, чтобы она не была уничтожена японской осадной артиллерией или не попала в руки врага с капитуляцией крепости. 28 июля флот вышел в поход. В Желтом море произошел бой с эскадрой адмирала Того. Наши корабли дрались храбро, победа казалась близкой. Но Витгефт был убит прямым попаданием снаряда в мостик флагманского «Цесаревича», а младший флагман – контр-адмирал князь Ухтомский приказал возвращаться в Порт-Артур. До базы дошли далеко не все корабли. Японцы, бывшие на шаг от поражения, праздновали неожиданную победу.

Историческая справка

Степан Осипович Макаров родился 27 декабря 1848 г. в г. Николаеве в семье выслужившегося из нижних чинов флота прапорщика Осипа Федоровича Макарова (1813–1878), женатого на дочери отставного унтер-офицера. В 1857 г. семья переехала в Николаевск-на-Амуре, где Степан поступил в низшее отделение Николаевского морского училища, готовившего офицеров класса флотских штурманов. В 1869 г. после почти шестилетнего плавания на 11 различных судах Макаров был произведен в мичманы. В 1867 г. (т. е. в 19 лет) Макаров опубликовал в «Морском сборнике» свою первую научную работу. Война 1878–1879 с Турцией выдвинула Макарова в ряд талантливых боевых офицеров. Еще перед ней, в 1876 г., предложил использовать в борьбе с боевыми кораблями противника минные катера, вооруженные торпедным оружием. Применение торпедного оружия в бою в то время стало мировой новизной. За свои подвиги менее чем за год молодой лейтенант получил 6 боевых наград: золотое оружие с надписью «За храбрость», орден Св. Георгия 4-й степени, Св. Владимира 4-й степени с мечами, чины капитан-лейтенанта, капитана второго ранга и флигель-адъютанта. Во время боевых действий Степан Осипович познакомился с генералом Скобелевым. В знак признания заслуг Макарова генерал Скобелев обменялся с ним Георгиевскими крестами. После окончания войны в 1881–1882 гг. Макаров произвел исследования течений Босфора и написал научный труд «Об обмене вод Черного и Средиземного морей», не утративший актуальности и поныне. В 1882 г. Макаров был произведен в капитаны 1-го ранга. Командовал фрегатом «Князь Пожарский», затем – корветом «Витязь», на котором совершил кругосветное плавание. В 1894 г. Макаровым был опубликован труд «„Витязь“ и Тихий океан», удостоенный Российской академией наук Макарьевской премии, а Русским географическим обществом – Константиновской медали. Степан Осипович Макаров внёс значительный вклад в развитие океанографии, им был сконструирован один из первых надёжных батометров. 1 января 1890 г. Макаров был произведен в контр-адмиралы. В 1891–1894 гг. Макаров – главный инспектор морской артиллерии. На этом посту он изобрёл новые наконечники к бронебойным снарядам, повышавшие бронепробиваемость снаряда при прочих равных условиях на 10–16 %. Уже в 1890-е гг. Степан Осипович предупреждал о необходимости подготовки к возможной в будущем войне с Японией. В 1894 г. Макаров был назначен Младшим флагманом Практической эскадры Балтийского моря, в 1894–1895 гг. – командующим эскадрой в Средиземном море, корабли которой в 1895 г. перевел на Дальний Восток. В 1896–1898 гг. командовал Практической эскадрой Балтийского моря. Летом 1896 г. был произведен в вице-адмиралы. В 1897 г. «Морской сборник» опубликовал фундаментальную работу Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики», сразу же получившую мировую известность и переведенную на несколько иностранных языков. Эпиграфом к работе стал жизненный девиз Макарова «Помни войну»! Эти слова были выбиты впоследствии на памятнике адмиралу в Кронштадте (1913). В середине 1890-х гг. Макаров высказал идею об освоении Северного морского пути и возглавил комиссию по составлению технического задания для проектирования ледокола «Ермак». В 1901 г., командуя «Ермаком», Макаров совершил экспедицию на Землю Франца-Иосифа, по окончании которой выпустил книгу «“Ермак” во льдах». В декабре 1899 г. Макаров занимает пост главного командира Кронштадтского порта. В своем последнем труде «Без парусов» Макаров оставил последние заветы русским морякам, которые, как и остальные предупреждения Макарова, были оценены лишь после проигранной Русско-японской войны. 1 февраля 1904 г. вице-адмирал Макаров был назначен командующим флотом Тихого океана и через 3 дня выехал к новому месту службы. 24 февраля Степан Осипович прибыл в Порт-Артур и до 31 марта руководил боевыми действиями эскадры. За месячное его командование эскадра выходила в море 6 раз и вела активные боевые действия. 31 марта миноносец «Страшный» вел неравный бой с шестью японскими миноносцами. Макаров выслал в помощь ему крейсер «Баян», а сам на броненосце «Петропавловск» начал вывод эскадры в море для боя с японцами. В 2,5 мили от берега «Петропавловск» наткнулся на минную банку, произошел взрыв с детонацией боезапаса броненосца, и за полторы минуты корабль ушел под воду. С. О. Макаров погиб. Его гибель потрясла как защитников Порт-Артура, так и всю Россию. Имя адмирала ныне носят Государственная морская академия в Санкт-Петербурге, Тихоокеанский военно-морской институт во Владивостоке, во все времена со дня его гибели – корабли Военно-морского флота России.

Бой в Желтом море 28 июля 1904 г.

К середине мая 1904 г. японские войска приблизились к Порт-Артуру и для кораблей русской Тихоокеанской эскадры, стоявшей на рейде города, возникла угроза уничтожения с суши. Поэтому было решено, прорвав морскую блокаду японского флота адмирала Х. Того, идти во Владивосток. После приказа наместника Е. И. Алексеева от имени Царя 28 июля эскадра под командованием контр-адмирала Вильгельма Карловича Витгефта вышла в Желтое море. Корабли шли кильватерным строем. Около 11.30 на горизонте показались японские корабли. Того попытался взять головные корабли в клещи, но Витгефт умелым маневрированием вывел эскадру и разошелся с противником на контркурсах. Развив ход до 14 узлов, наши корабли оторвались от японцев. Обе стороны имели повреждения. Однако вскоре старые броненосцы стали отставать, скорость пришлось снизить, и к 16.45 японские корабли догнали русскую эскадру. Начался бой. Японские корабли получили сильные повреждения, и Того уже намеревался выйти из боя, когда 12-дюймовый снаряд разорвался на мостике флагманского броненосца «Цесаревич». Контр-адмирал Витгефт, пренебрегший опасностью и не сошедший в рубку во время боя, погиб вместе со своим штабом. Эскадру повел командир «Цесаревича», тяжело раненный капитан 1-го ранга Н. М. Иванов. Броненосец потерял управление и вошел в циркуляцию. Эскадра, решив, что это очередной маневр адмирала, последовала за ним и лишь удвоила мощь огня. Броненосец «Ретвизан» ринулся на таран японского флагмана «Миказы», но его доблестный командир Э. Н. Щенсович был смертельно ранен и корабль повернул к Порт-Артуру. Вступивший в командование «Цесаревичем» после гибели Иванова капитан 2-го ранга Шумов передал командование младшему флагману контр-адмиралу князю П. П. Ухтомскому на броненосец «Пересвет». Но сигналы Ухтомского никто не мог разобрать – мачта, на которой поднимались сигнальные флаги, была сбита японским снарядом. Строй эскадры распался, броненосцы развернулись назад. Тогда командир крейсерского отряда контр-адмирал Н. К. Рейценштейн поднял сигналы на крейсере «Аскольд» «Крейсерам следовать за мной», но за «Аскольдом» пошел лишь «Новик». Многие корабли также самостоятельно пошли во Владивосток. Броненосец «Цесаревич» и 3 миноносца дошли до немецкой колонии Циндао, крейсер «Диана» интернировался (т. е. до конца войны был арестован нейтральной страной) в Сайгоне, «Аскольд» и один миноносец – в Шанхае.

Миноносец «Бурный» разбился о камни у мыса Шантунг. «Новик», прорываясь во Владивосток, геройски погиб у берегов Сахалина в бою с новейшим японским крейсером «Цусима». Большая часть команды благополучно достигла Владивостока. Остальная часть эскадры: 5 броненосцев, 2 крейсера и 3 миноносца – вернулась в Порт-Артур. Больше флот в море не выходил и был, в конце концов, затоплен своими командами или японской осадной артиллерией в порту.

Против обыкновения, кровавый бой в Желтом море не нашел отражения в дневнике Императора. 30 июля в 13.15 «у Аликс родился сын». «Незабвенный, великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божия». В такой день было недосуг думать о гибели «верных слуг» и о поражении русского флота.

В августе под Ляояном состоялось сухопутное сражение. Русская армия имела численный перевес (158 тыс. человек против 135 тыс.), двукратное преимущество в артиллерии и сражалась героически. Однако Куропаткин не только не решился наступать, но неожиданно отступил. Русские потеряли 17 тыс. человек, японцы – 24 тыс. Подобное произошло и в сентябре – октябре во время жестокого встречного сражения на реке Шахэ. Русская армия имела перевес, перешла в контрнаступление и остановилась. Снять блокаду Порт-Артура не удалось.

Героическая оборона осажденного Порт-Артура продолжалась 159 дней. Душой обороны был талантливый генерал Роман Исидорович Кондратенко (1857–1904), погибший 2 декабря. В течение осады 150-тысячной японской армии противостоял не более чем 50-тысячный гарнизон, т. е. соотношение сил 3 к 1 в пользу японцев. Безвозвратных потерь у русских было до 17 тысяч, у японцев – около 100 тысяч, т. е. в 5,88 раза больше, нежели у защитников крепости.

Историческая справка

Генерал-лейтенант Роман Исидорович Кондратенко родился 30 сентября 1857 г. Окончил курс в Николаевском инженерном училище, Николаевской инженерной академии и Николаевской академии Генерального штаба. Состоял последовательно начальником штаба войск Уральской области, командиром 20-го стрелкового полка, дежурным генералом штаба Приамурского военного округа, командующим 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригадой, переформированной, с началом военных действий, в дивизию. С последних чисел июля 1904 г. Кондратенко принимал непрерывное выдающееся участие в защите Порт-Артура. Еще раньше собранной под его председательством комиссией был составлен проект обороны Цзинь-Джоуской позиции, оставшийся невыполненным за отказом в необходимой денежной сумме. Фактически Кондратенко стал начальником всей сухопутной обороны крепости. Посвящая несколько часов работам в штабе своей дивизии, Кондратенко все остальное время проводил на оборонительной линии крепости, участвуя как в фортификационных работах, так и в столкновениях с неприятелем. Во время штурма Зеленых гор 13 июня наши войска подались назад. Заметив издали начинающееся отступление, Кондратенко понял всю важность момента, стал во главе колонны и, обратившись к солдатам со словами: «Братья, лучше умереть, чем опозорить себя и отступить! Все умрем, но не отступим! Ну, молодцы, с Богом вперед!», – повел их на врага и тем спас весьма важную позицию. Обладая выдающейся личной храбростью, огромными знаниями, находчивостью, изобретательностью, как инженер и как полководец, будучи в то же время человеком выдающихся нравственных качеств, генерал Кондратенко привлек к себе сердца всех знавших его и поистине был душой обороны Порт-Артура. Он погиб, как храбрый солдат, на своем посту 2 декабря 1904 г.

19 декабря командующий крепостью генерал-лейтенант барон Анатолий Михайлович Стессель сдал Порт-Артур японскому генералу Ноги. По капитуляции 23–25 декабря было передано японцам 23 131 человек нижних чинов и 747 офицеров, в том числе 8 генералов и 4 адмирала, явившихся на передаточный пункт; орудий: годных – 357, негодных – 352; снарядов: годных – 145 705, негодных – 46 948; ружей разных сортов: годных – 36 800, негодных – 21 500; патронов: годных – 4 640 800, негодных – 4 344 800; лошадей – 1920; угля каменного – 80 тыс. тонн и продовольствия (муки, крупы, рису, чаю, сахару, сушеных овощей, соли, консервов мясных, сухарей, уксусу, бобов, чумизы) – на полтора – два месяца. Японские войска и осадная артиллерия теперь могли быть переброшены с Квантунского полуострова в Маньчжурию, где продолжались тяжелые бои.

В 1908 г. Верховный военно-полевой суд России приговорил Стесселя «за трусость и немотивированную капитуляцию» к смертной казни, но Император помиловал его.

Русские солдаты, увидев, что лихая победа над «смешными макаками» (как в издевку часто называли тогда японцев) совершенно не получилась, всё чаще задавали друг другу вопрос – зачем нас послали сражаться в чужую страну, где живет совсем иной народ, за тридевять земель от родных деревень. Японцы же отлично понимали цели войны. Их родина была совсем близко, и они были преисполнены патриотизма.

Сдачу Порт-Артура очень болезненно восприняли в России. Мало кто думал, что армия, которую полагали непобедимой, будет побеждена так скоро и таким противником – «японскими язычниками». «Дураки называли их макаками, а не знали, что мы сами кое-каки», – горько шутили в Петербурге. В неудачах русских войск одни видели предательство, другие – полную неспособность Царя руководить страной. «Правительство японца и того проморгало, да и хозяин у нас… он уж и на Царя больше не похож», – говорили в народе. Начались антиправительственные демонстрации.

Неудачный ход войны не отрезвил Императора. В 1905 г. в царском манифесте говорилось о том, что Россия ведет ее за «господство» на Тихом океане. Лишь трезвомыслящие дипломаты в МИДе отдавали себе отчет в том, что завышенные претензии России могут привести к повторению ситуации 1878 г., когда плоды ее военной победы над Турцией были отобраны коалицией европейских держав, не желавших усиления России. В этих условиях основная забота российской дипломатии состояла в том, чтобы обеспечить их нейтралитет в русско-японском конфликте. В основном это ей удалось, хотя Англия и США продолжали оказывать Японии финансовую поддержку.

Поражение Тихоокеанской эскадры в Желтом море побудило военное командование просить Императора создать 2-ю Тихоокеанскую эскадру из кораблей Балтийского флота и отправить ее на восток. 2 октября 1904 г. вновь образованная эскадра под командованием вице-адмирала Рожественского (1848–1909) вышла из Либавы (ныне – Лиепая в Латвии) и взяла курс на Порт-Артур в обход Африки. Намного более короткий путь через Средиземное море и Суэцкий канал был невозможен. Англия, контролировавшая Египет, как союзница Японии отказалась открыть канал для русской эскадры. Обойдя половину земного шара, через восемь месяцев, в середине мая 1905 г. корабли Рожественского достигли траверза Порт-Артура, уже полгода как занятого японцами.

11—25 февраля 1905 г. произошел страшный бой близ Мукдена. Опять имелось численное превосходство: 297 тысяч русских против 271 тысячи японцев, но Куропаткин допустил угрозу окружения армии. Русская армии, понеся очень большие потери, принуждена была к поспешному и беспорядочному отступлению. В Мукдене в руки японцев попали громадные запасы провианта, госпитали с 1600 нашими ранеными, казармы с японцами, бывшими у нас в плену. Вся долина реки Ляохэ, борьба за которую началась 26 июня 1904 г., оказалась в руках японцев. Путь к Гирину и Харбину был для них открыт. Но японская армия была настолько истомлена, что не могла преследовать русских. Потери убитыми и ранеными с японской стороны определяются в 50 или 60 тыс. человек. Русские потеряли около 80 тысяч. После Мукденского поражения генерал Куропаткин был снят с должности главнокомандующего, вместо него назначен талантливый стратег генерал Николай Петрович Линевич (1838–1908), который отвел русскую армию на север, к укрепленным позициям Сыпингая.

Японская армия выдохлась, а русская армия не была разбита и постепенно восстанавливала силу. Сразу после Мукдена Япония выступила с инициативой начать мирные переговоры, но Николай II отверг это предложение – он ждал перелома в войне, надеялся на эскадру адмирала Рожественского, на решительную победу генерала Линевича.

14—15 мая 1905 г., в девятую годовщину коронации Императора Николая II, произошло морское сражение в Корейском проливе. Японский флот под командованием адмирала Того уничтожил эскадру адмирала Рожественского. Большинство кораблей погибло, многие – со всем экипажем, другие сдались в плен, третьи были интернированы в нейтральных портах. Денежная стоимость погибших судов составила 150–200 млн. рублей. Японский флот понес очень малые потери. С 1789 г. (сражение на Рончесальмском рейде) русский флот не испытывал столь сокрушительных поражений. Русское общество было совершенно деморализовано Цусимской трагедией. В победу теперь никто не верил. В России всё жарче разгорались крестьянские бунты, демонстрации рабочих и молодежи. В японцах многие в русском обществе видели скорее союзника в борьбе с самодержавием, нежели военного врага.

Цусимское сражение 14–15 мая 1905 г.

2 октября 1904 г. из Либавы вышла 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского. Тогда Порт-Артур еще сражался, и Рожественский спешил ему на помощь. Эскадра была сформирована бессистемно и наспех: наряду с новейшими броненосцами и крейсерами в нее входили устаревшие корабли и корабли береговой обороны с разными скоростями хода, что существенно снижало возможности маневрирования в бою. В пути к эскадре присоединились отряды контр-адмирала Дмитрия Густавовича Фелькерзама и капитана 1-го ранга Л. Ф. Добротворского, а также устаревшие броненосцы 3-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирала Н. И. Небогатова. Русские корабли совершили беспримерный переход от Либавы вокруг Европы и Африки, через Индийский океан (18 тыс. миль). Ночью 14 мая корабли вошли в узкий Корейский пролив. Под общим командованием Рожественского в то время находилось 38 боевых вымпелов. Японские основные силы под командованием адмирала Х. Того насчитывали 125 вымпелов и имели явное преимущество в количестве, мощи огня, скорострельности орудий, бронировании и скорости.

Утром 14 мая на горизонте показался японский крейсер «Идзумо» и в туманной дымке проплыли силуэты еще нескольких крейсеров. Японские корабли шли вне досягаемости русских пушек. В 13 часов 15 минут на траверзе Цусимских островов показались основные силы адмирала Того. Русские корабли шли в двух кильватерных колоннах. При приближении противника Рожественский начал перестраивать корабли в одну колонну, но не успел: русской эскадре на это требовался час времени, а в запасе оказалось всего 29 минут. В 13 часов 49 минут русские броненосцы открыли огонь.

Однако Того был прекрасным тактиком. Пользуясь преимуществом хода, японский броненосный отряд охватил голову перестраивающейся русской эскадры, и после пристрельного огня флагманского японского броненосца «Миказа» все 4 броненосца противника открыли огонь по флагманскому броненосцу «Князь Суворов», а 8 броненосных крейсеров по флагману второй колонны – броненосцу «Ослябя». Примечательно, что «Ослябя» шел в бой под флагом умершего 11 мая контр-адмирала Фелькерзама, флаг которого не был спущен с фок-мачты броненосца. В 14.25 разбитый «Ослябя» под командованием капитана 1-го ранга Владимира Иосифовича Бэра, продолжая отстреливаться, выкатился из строя и через 30 минут перевернулся и затонул. С броненосца было спасено около 400 человек. Капитан Бэр погиб, спасая свою команду. На «Князе Суворове» было потеряно управление, он также вышел из строя, адмирал Рожественский был тяжело ранен в голову, погиб командир корабля – прекрасный художник-маринист капитан 1-го ранга Василий Васильевич Игнациус. Эскадру повел следующий за «Суворовым» гвардейский броненосец «Император Александр III» (командир капитан 1-го ранга Николай Михайлович Бухвостов) по курсу NO–23 во Владивосток. Японская эскадра сосредоточила весь огонь на головном броненосце, и в 14 часов 40 минут пылающий «Александр III» вышел из строя. Однако искусным маневром Н. М. Бухвостову удалось увести эскадру от близкого соприкосновения с японским флотом и спасти ее от поражающего огня японцев. Эскадру повел броненосец «Бородино» под командой капитана 1-го ранга Петра Иосифовича Серебренникова. В 15 часов 5 минут бой прервался после 1 часа и 16 минут непрерывного артиллерийского поединка. Русская эскадра, следуя за «Бородино», шла на юго-восток, а главные силы японского флота – в обратном направлении. Передышка дала возможность броненосцу «Александру III» встать в строй, заняв место за «Орлом» и «Сисоем Великим». Между тем, «Князь Суворов» продолжал идти на север, отражая атаки половины японского флота. На «Бородино» тяжело ранен был капитан 1-го ранга Серебренников, и вступивший в командование кораблем капитан 2-го ранга Дмитрий Сергеевич Макаров приказал лечь на курс, ведущий во Владивосток. Вторая фаза боя началась в 15 часов 40 минут, когда обе эскадры находились на сближающихся курсах невдалеке от «Князя Суворова», и продолжалась 40 минут. В 17.30 находящегося без сознания адмирала З. П. Рожественского перенесли с «Суворова» на миноносец «Буйный», которым командовал капитан 2-го ранга Николай Николаевич Коломейцов. Под лавиной снарядов, осыпавших «Суворова», имея помимо 75 человек собственной команды еще 204 человека, спасенных с «Осляби», миноносец принял на борт, кроме адмирала, 6 человек офицеров штаба и 16 матросов. Остальные наотрез отказались покинуть флагманский корабль. В 18 часов командование перешло к адмиралу Небогатову. В 18.50 сделал последний выстрел по врагу и перевернулся «Александр III», унося в пучину всех 867 членов экипажа, а в 19.12, не выходя из строя эскадры, ушел носом под воду головной «Бородино». Из воды подобрали одного матроса из его команды. В это время в одиночку с крейсерами и миноносцами противника вел бой пылающий «Князь Суворов». После попадания 3 торпед он затонул со всем экипажем (925 человек).

С наступлением ночи броненосцы и крейсера Того отступили в темноту и на русскую эскадру стаей бросились все 65 миноносцев противника. К тому времени погибли 4 русских броненосца. Японский флот хоть и получил повреждения, но потерь не имел. Крейсера контр-адмирала О. А. Энквиста оторвались от строя эскадры и вели бой с крейсерами японцев на параллельных курсах.

Ночью от торпед японских миноносцев погиб броненосец «Наварин», броню которого не смогли взять тяжелые снаряды в дневном бою. После торпедных ударов были затоплены экипажами старые корабли «Сисой Великий», «Владимир Мономах» и «Адмирал Нахимов». Русская эскадра уже не была единой силой. В разном порядке корабли пытались достигнуть Владивостока. Под командой контр-адмирала Энквиста крейсеры «Олег», «Аврора» и «Жемчуг» на максимальной скорости оторвались от преследования и ушли на юг в Манилу. Вооруженные транспорты «Корея» и «Свирь» добрались до Шанхая. Транспорт «Анадырь» дошел до Мадагаскара, а затем вернулся в Россию. Утром 15 мая под командой адмирала Небогатова находились лишь 5 кораблей. В 10.40, не вступая в бой, отряд сдался противнику. Сигнальщики быстроходного крейсера «Изумруд», которым командовал капитан 2-го ранга В. Н. Ферзен, неожиданно вновь подняли Андреевский флаг, и на глазах у изумленных японцев русский крейсер на 23-узловой скорости пошел к Владивостоку. Японские крейсера не смогли за ним угнаться, но из-за навигационной ошибки «Изумруд» выскочил на камни у бухты св. Владимира совсем недалеко от Владивостока. Старшие офицеры, опасаясь десанта японцев, взорвали крейсер, и команда пешим порядком пришла во Владивосток. Оставшиеся корабли поодиночке шли к Владивостоку. После героического неравного боя с японскими крейсерами погиб броненосец «Адмирал Ушаков», которым командовал капитан 1-го ранга Владимир Николаевич Миклуха-Маклай – родной брат известного русского ученого. Перед безнадежным боем, улыбнувшись, он сказал: «По местам, господа. Умрем, но Андреевского флага не опозорим. Будем драться по-ушаковски». Капитан Маклай утонул, спасая матросов с погибшего корабля.

У острова Дажелет принял бой с шестью японскими крейсерами и пятью миноносцами адмирала Уриу крейсер «Дмитрий Донской» под командованием капитана 1-го ранга Ивана Николаевича Лебедева. После тяжелого боя, так и не сдавшись противнику, «Дмитрий Донской» был затоплен. Погибли крейсер «Светлана» и миноносец «Безупречный». Миноносец «Бодрый» дошел до Шанхая. Адмирал Рожественский находился на миноносце «Бедовый», который следовал рядом с миноносцем «Грозный». При приближении японских миноносцев флаг-офицеры Рожественского подняли белый флаг и сдались врагу (сам тяжелораненый адмирал в это время находился в бессознательном состоянии). Не так поступил командир «Грозного» Константин Клитович Андржеевский. Его миноносец, отбиваясь от противника, продолжал бой. Командир был ранен в ноги, голову и обе руки, но продолжал руководить миноносцем. Управление огнем взял на себя лейтенант Сергей Дмитриевич Коптев. Несмотря на повреждения, «Грозный» смог уйти от преследования, но у него кончился уголь. В котел бросали все, что горело, и миноносец дошел до русского о-ва Аскольд. Сюда из Владивостока доставили уголь, и утром 17 мая «Грозный» бросил якорь в бухте Золотой Рог. Несмотря на тяжелые повреждения, до Владивостока дошел миноносец «Бравый» и быстроходный крейсер «Алмаз» под командованием капитана 2-го ранга Ивана Ивановича Чагина.

Русский флот потерпел тяжелейшее поражение. Погибло, попало в плен и было интернировано 27 кораблей. 5045 русских моряков погибло и 7282 – оказались в плену. Среди пленных был и командующий русской эскадрой адмирал Рожественский. На разоруженных кораблях остались 2110 человек, прорвались во Владивосток – 870, отпущено в Россию – 540. Всего личного состава перед сражением было 16 170 человек. Потери японского флота составили 3 миноносца. Погибли 116 моряков и 538 были ранены.

Поражение в Цусимском бою заставило морское ведомство пересмотреть взгляды на использование и подготовку русского флота. Но Цусимский бой имеет и своих героев: погибших капитанов 1-го ранга Н. М. Бухвостова, В. В. Игнациуса, В. И. Бэра, В. Н. Миклуха-Маклая, И. Н. Лебедева, прапорщика Вернера Курселя и сотен русских офицеров и матросов известных и забытых. За доблесть и мужество были удостоены ордена Святого Георгия 4-й степени оставшиеся в живых офицеры: Н. Н. Коломейцов, К. К. Андржеевский, С. Д. Коптев, К. П. Блохин, И. И. Чагин, А. А. Паскин. По статуту в орден Святого Георгия посмертно не принимали. Не их виной была такая плохая подготовка эскадры. Свой воинский долг они выполнили с честью.

В. Я. Крестьянинов. Цусимское сражение 14–15 мая 1905 года. СПб.: Остров, 2003.

Г. Александровский. Цусимский бой. М.: Русская симфония, 2005.

В. П. Костенко. На «Орле» в Цусиме.

В действительности же положение России на Дальнем Востоке было далеко не безнадежным. Достраивалась Транссибирская магистраль, увеличивалась ее пропускная способность. К лету 1905 г. русская армия насчитывала около 500 тысяч человек против 385 тысяч у Японии. Причем у нас были подготовленные кадровые части, а Япония восполняла потери за счет резервистов, в том числе юных и пожилых. Япония потеряла более 650 тыс. человек убитыми, ранеными и больными, Россия – 400 тыс. убитыми, ранеными, больными и пленными. Японская сухопутная армия воевала всё с большим трудом, а русская наращивала силы. Экономика Японии практически исчерпала свои возможности, а Россия развивалась.

Англия и США поддерживали в войне Японию и оплатили займами до 40 % её военных расходов, опасаясь русской экспансии на Дальнем Востоке. Но они вовсе не были заинтересованы и в японской гегемонии в этом, очень важном для обеих англосаксонских стран регионе. Поэтому после Цусимы Лондон и Вашингтон отказали японцам в новых займах и прекратили поставки сырья. Положение Японии стало крайне тяжелым. Теоретически у России была возможность измотать Японию в затяжной позиционной войне и добиться победы. Однако Цусимская катастрофа и начавшиеся революционные беспорядки в стране сделали очевидной необходимость скорейшего прекращения войны. К этому стремилась и Япония, силы которой были на исходе. Заключения мира хотели и другие державы, опасавшиеся чрезмерного усиления Японии и последствий революционных событий в России.

В июне Великий князь Николай Николаевич сообщил С. Ю. Витте, что русская армия дальше на север отступать не будет и, согласно расчетам Совета обороны, для отвоевания Маньчжурии и Порт-Артура нужен ещё год войны и миллиард рублей. Цена войны для России будет и 200–250 тысяч новых человеческих жизней. Но так как Япония после Цусимы полностью господствует на море, то за этот год она займет остров Сахалин и Приморскую область. Великий князь не высказывал своего мнения, стоит ли продолжать войну в таких обстоятельствах, но Император, обеспокоенный растущей революционной смутой и видимой бесперспективностью военных действий, дал, наконец, согласие на мирные переговоры с Японией.

Как и предполагал Великий князь, Япония, воспользовавшись гибелью почти всего русского военного флота на Тихом океане, 24 июня (7 июля) начала при поддержке 40 боевых кораблей высадку четырнадцатитысячного экспедиционного корпуса генерала Харагучи на Сахалине. Небольшие русские отряды, общей численностью в 5176 человек, под командованием генерал-лейтенанта Ляпунова, с боями отходили во внутренние горные районы острова. Силы были слишком неравны, Сахалин был практически отрезан японским флотом от материковой части русского Дальнего Востока, и 16 (29) июля большая часть русских войск сдалась японцам у поселка Палево. В плен попало 64 офицера и 3819 нижних чинов. Отряд капитана Быкова, отказавшийся сдаться, сумел, после многих боевых схваток с неприятелем, в середине августа перебраться в Николаевск-на-Амуре.

Литература:

История Русско-японской войны. 1904–1905 гг. М.: Наука, 1977.

М. И. Лилье. Дневник осады Порт-Артура. М., 2002.

Ю. Романовский, А. фон Шварц. Оборона Порт-Артура. Т. 1. СПб., 1908; Т. 2. СПБ., 1910.

А. В. Апушкин. Русско-японская война. М.: Образование, 1911.

1.2.2. Портсмутский мир

Возрастающая военная мощь России и заинтересованность великих держав в сохранении баланса сил на Тихом океане создавали определенный простор для дипломатического маневра, позволяя добиваться мира на «благопристойных» условиях, лишь в минимальной степени затрагивающих честь России. В частности, Император Николай II заведомо исключал возможность серьезных уступок, таких, как передача японцам какой-либо части русской территории, уплата контрибуции или ограничения для русского военно-морского флота на Тихом океане.

После неудачной попытки Франции выступить в роли посредника между Петербургом и Токио эту миссию по тайной договоренности с Японией взяли на себя Соединенные Штаты. 26 мая 1905 г. президент США Теодор Рузвельт обратился к России и к Японии с нотой, в которой предлагал прекратить дальнейшее кровопролитие и приступить к мирным переговорам. Россия не без колебаний согласилась на посредничество США. Русско-японские мирные переговоры открылись 27 июля в американском курортном городке Портсмуте. На пост первого уполномоченного вести переговоры от России царь нехотя назначил опального С. Ю. Витте. Но других подходящих «слуг» в его распоряжении на тот момент не было: адмирал Алексеев был снят со всех должностей, Безобразов – исчез с политического горизонта. Витте был самым последовательным противником «безобразовщины» в правительственных сферах – и оказался прав.

Глава российской делегации не был профессиональным дипломатом, но обладал широким политическим кругозором и глубоким пониманием российских интересов на Дальнем Востоке. Получив инструкции от правительства, он с самого начала был настроен действовать самостоятельно и в ряде случаев сознательно шел на нарушение их буквы. С. Ю. Витте также хорошо понимал, какое влияние могут оказать на позицию Японии США, и удачно построил линию поведения, постаравшись привлечь на свою сторону американскую печать и общественное мнение.

Переговоры в Портсмуте проходили трудно и не раз оказывались под угрозой срыва. Однако расчет Витте на то, что японцам мир нужен не меньше, чем России, в конечном счете себя оправдал – 23 августа 1905 г. Портсмутский трактат был заключен.

Император воспринял известие о заключении мира с фаталистическим спокойствием: «17 августа [1905 г.]. Среда. Ночью пришла телеграмма от Витте с извещением, что переговоры о мире приведены к окончанию. Весь день ходил как в дурмане после этого!.. 18 августа. Четверг. Сегодня только начал осваиваться с мыслью, что мир будет заключен и что это, вероятно, хорошо, потому что так должно было быть!»

Наиболее серьезной уступкой России, которая в основном и решила судьбу договора, было согласие на передачу Японии южной части Сахалина. Россия также была вынуждена признать преобладающие интересы Японии в Корее, уступить ей аренду Ляодунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним, уплатить за содержание в Японии русских военнопленных. Неблагоприятным для экономических интересов России было признание права японцев на рыболовство в ее тихоокеанских водах. Но в целом уступки, на которые вынужденно пошла Россия, оказались меньшими, чем они могли бы быть, учитывая масштабы военных неудач русской армии и флота.

22 декабря 1905 г. был заключен японско-китайский договор, являющийся завершением русско-японского. В силу этого договора Япония обязалась возвратить Китаю Маньчжурию, а Китай признал переход Ляодуна в руки Японии и передал японскому правительству ту самую концессию на эксплуатацию лесов на правом берегу Ялу, которая раньше принадлежала компании Безобразова. Государственный долг России возрос в результате войны на 2 млрд. рублей – это и есть приблизительная её стоимость для России.

Мнение историка-современника

«Так закончилась самая несчастная и самая изнурительная война, какую вела Россия. Чтобы собрать мильон войска и увезти его за семь тысяч верст, понадобилось сломать сотни тысяч крестьянских хозяйств, оторвать от дела сотни тысяч рабочих рук, погубленных затем в Маньчжурии или ввергнутых в острую безработицу, наступившую после войны. Вместе с тем на платежные силы живущего и следующего поколений легла огромная тяжесть мильярдных затрат, сделанных русским правительством на Дальнем Востоке и ради Дальнего Востока в слепой и безответственной трате народных сил». – В. О. Ключевский. Краткое пособие по русской истории. М., 1906. – С. 188.

Портсмутский мир лишь отчасти смягчил нанесенный войной тяжелый удар по престижу самодержавной власти в стране и за рубежом и не мог искупить тех огромных людских и материальных потерь, которые пришлось заплатить русскому народу за «безобразовскую авантюру». Не принес он лавров и С. Ю. Витте, который получил от Императора графский титул, а в народе – прозвище «графа Полусахалинского». Тем не менее, Витте выполнил неблагодарную, но полезную и необходимую России дипломатическую миссию. Война с Японией оказала отрезвляющее воздействие на российские правящие круги. Поражение умерило внешнеполитические амбиции Императора, заставив его внимательнее прислушиваться к мнению компетентных советников и более трезво оценивать возможности страны. Прекращение войны позволило России сосредоточиться на решении назревших внутренних проблем, создать предпосылки для улучшения отношений с Японией, а также вернуться к активной европейской и ближневосточной политике.

1.2.3. «Кровавое воскресенье» и его последствия.

Создание Советов

В конце 1904 г., несмотря на большие неудачи на театре Дальневосточной войны, крестьяне, рабочие и солдаты еще оставались спокойными. Земские съезды (см. 1.1.15) казались им «барскими затеями», тем более неуместными в условиях тяжелой войны. Крестьяне порой выдавали агитаторов-социалистов полиции, рабочие охотно вступали в разрешенные рабочие организации и устраивали лояльные монархические манифестации, если работодатели шли им на уступки по экономическим вопросам. «Революционного народа в России еще нет», – утверждал П. Б. Струве на страницах «Освобождения» в первом номере за 1905 г.

Справедливость и спасительность для Империи предложений большого земского съезда ноября 1904 г. прекрасно понимали многие государственные люди. Получив от Д. Н. Шипова отчет о решениях съезда, министр внутренних дел князь Святополк-Мирский предложил ректору Московского университета князю С. Н. Трубецкому, знатоку российского законодательства статс-секретарю С. Е. Крыжановскому и начальнику полицейского управления генералу А. А. Лопухину подготовить для Государя проект конституционной реформы. К началу декабря 1904 г. проект был готов, но Николай II по совету Великого князя Сергея Александровича и С. Ю. Витте, который, скорее всего, был недоволен тем, что проект разрабатывался без его участия, убрал в нём всё, имеющее отношение к парламентаризму. «Отчего могли думать, что я буду либералом? – Я терпеть не могу этого слова», – сказал Николай II князю Святополк-Мирскому во время обсуждения проекта указа.

Свидетельство очевидца

«Положение вещей так обострилось, что можно считать правительство во вражде с Россией. Необходимо примириться, а то скоро будет такое положение, что Россия разделится на поднадзорных и надзирающих. И что тогда?» – предупреждал министр внутренних дел князь Святополк-Мирский Государя 24 августа 1904 г.

«Строй России должен быть пока построен на принципе либерального управления сверху, а не народоправства. Наше правительство пока выше нашего общества и просвещенный абсолютизм – лучший порядок для нас», – говорил в те дни С. Ю. Витте своему другу кадету В. А. Маклакову. «На Закате». С. 249.

11 декабря 1904 г. Император повторил то, что сказал десятью годами ранее, в 1895 г., земцам: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я его считаю вредным для вверенного мне Богом народа». Опубликованный на следующий день указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» не содержал ни единого упоминания о политических реформах.

В декабре 1904 г. петербургский градоначальник генерал Фуллон вызвал к себе священника Георгия Гапона, руководителя легальной организации – Собрания русских фабрично-заводских рабочих, объединяющей в своих рядах около 9 тыс. чел. Генерал упрекал Гапона в том, что он радеет не о нравственности своих подопечных, а занимается революционной агитацией. Популярный в рабочей среде священник доказывал, что действует в рамках утвержденного устава. «Поклянитесь мне на священном Евангелии, тогда поверю!» – настаивал Фуллон. Гапон перекрестился и был отпущен.

Историческая справка

Георгий Аполлонович Гапон (1870–1906) родился в благочестивой православной крестьянской семье в селе Беляки Полтавской губернии. Родители хотели, чтобы он стал священником, но сам Георгий долго колебался. Призвания к священническому служению он не чувствовал. Он заканчивает Полтавскую семинарию и становится земским статистиком. Георгий был поражен нищетой и бесправием крестьян, среди которых ему пришлось работать. С присущей ему пылкостью он дает слово посвятить всю свою жизнь служению простому народу. Для этого он решает не вступать в брак и принять священнический сан. Через несколько лет молодой священник поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию. Учебу он совмещает со священнодействием в церкви в Гавани – на рабочей окраине столицы и духовничеством в детском приюте. Почти каждый день он посещает своих прихожан, беседует об их нуждах. Часто возвращается без копейки денег и даже без сапог и пальто, раздавая всё нуждающимся. Он мечтает создать «целый ряд рабочих домов в городах, и рабочих колоний в деревнях», чтобы помочь бездомным, бродягам и другим отверженным получить работу и крышу над головой. Вокруг Гапона сложился круг образованных квалифицированных рабочих, прихожан его храма, с которыми он создает религиозно-просветительскую рабочую организацию и кассу взаимопомощи. В отличие от Сергея Зубатова Гапон думает об организации независимой, не под полицейским управлением, но действующей в тесном сотрудничестве с властями. К концу 1903 г. он подготовил устав «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Устав был утвержден властями города, и организация вскоре стала массовой и популярной среди фабричных рабочих. Кроме русских православных рабочих в нее стали принимать и лютеран и иудаистов. Гапон не скрывал своих связей с полицией, и эти связи одобрялись рабочими, прекрасно понимавшими, что без сотрудничества с властью в России мало чего добьешься. Постепенно у Гапона возник замысел обратиться к царю с петицией о нуждах рабочих.

При расстреле мирного шествия 9 января Георгий Гапон остался жив и вскоре переправился за границу, где думал объединить революционную эмиграцию, даже созвал съезд в Женеве, но не преуспел в политической сфере. По свидетельству начальника Петербургского охранного отделения жандармского генерала Александра Герасимова (1861–1944), Гапон за границей вел жизнь «на широкую ногу», устраивал кутежи в дорогих ресторанах с женщинами и полностью утерял авторитет в революционной среде. В конце года он смог вернуться в Петербург, пытался с помощью властей воссоздать свою рабочую организацию, на которую ему было выделено 30 000 рублей. Судьба этих денег оказалась печальной: 7000 рублей были растрачены Гапоном, а с 23 000 скрылся кассир только что созданной организации. Гапон заявил в полиции, что готов за 50 000 рублей завербовать своего друга эсера Петра Рутенберга, сделав его осведомителем охранного отделения. 25 000 рублей из означенной суммы Гапон потребовал себе. В апреле 1906 г. Георгий Гапон был найден мертвым на даче под Петербургом. Его убил «за предательство революции» Рутенберг по приказу своей боевой организации. Так, по крайней мере, писал сам убийца. Но у полиции с самого начала были сомнения в правдивости его показаний. На похороны Георгия Гапона в Петербурге пришло много рабочих, не поверивших в предательство их пастыря.

А. В. Герасимов. На лезвии с террористами // Охранка. Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2004. – С. 141–344.

И. Н. Ксенофонтов. Георгий Гапон: вымысел и правда. М., 1996.

1 января 1905 г. началась забастовка на Путиловском заводе, вызванная увольнением четырех рабочих. Вскоре она охватила почти весь город. Уже 4 января петербургский митрополит Антоний обратился в Синод с предложением лишить сана «священника-социалиста», не удержавшего членов своей организации от незаконных действий (забастовки в России были запрещены с 1886 г.), а рабочие тем временем почти единогласно поддержали идею Гапона идти за помощью к Царю. Однако мало кто из них знал полный перечень требований, включенных в петицию. Она была составлена к 6 января, при участии эсеров и социал-демократов (хотя известны многочисленные факты, что рабочая масса долгое время отторгала от себя революционеров-провокаторов), и распадалась на две части. «Государь! – начиналось обращение. – Мы, рабочие и жители С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы родители, пришли к Тебе… искать правды и защиты… Нет больше сил… Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».

Совсем иной, конкретной и деловой, была вторая часть, открывающаяся словами: «Немедленно повели…» Чего же хотели составители документа? Пусть и в своеобразной форме, рабочие формулировали те же самые конституционные лозунги, с которыми ранее выступала либеральная оппозиция. Главной просьбой в петиции Царю был созыв Учредительного собрания: «Взгляни без гнева внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для Тебя, Государь… Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, чтобы сам народ помогал и управлял собой… Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов. Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется всё…» Петиция просила также политической и религиозной амнистии, свободы слова, печати, собраний, скорой передачи земли всему народу, прекращения войны, отделения Церкви от государства и т. п. «А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу – мы умрем здесь на этой площади перед твоим дворцом», – гласило обращение.

Правительство узнало о политических требованиях рабочих 6 января и, на всякий случай, стягивало в столицу войска, однако окончательное решение не пускать рабочих в центр города было принято лишь накануне – восьмого. Император 6 вечером срочно выехал из Петербурга в Царское Село. Многие высокопоставленные чиновники, например министр финансов В. Н. Коковцов, узнали о готовящихся событиях только вечером 8 января. Градоначальник до последнего момента надеялся, что отец Георгий сам «уладит все дело». Но он, напротив, обратился 8 января к Императору с письмом:

«Государь, я боюсь, что министры не сказали Вам всей правды относительно положения дел в столице. Сообщаю Вам, что народ и рабочие в Петербурге, веря Вам, бесповоротно решили прийти завтра к 2-м часам к Зимнему дворцу, чтобы подать Вам петицию о своих и народных нуждах. Если Вы колеблетесь и не захотите показываться народу и будет пролита невинная кровь, то узы, связывающие Вас с Вашим народом, порвутся, и доверие, которое имеет к Вам народ, исчезнет навсегда. Покажитесь же завтра безбоязненно Вашему народу и великодушно примите нашу скромную петицию». Получив сообщение о письме, Император в город не вернулся.

Руководители шествия были осведомлены, что Николая II нет в городе. Тем не менее, 9 января, после воскресной литургии, празднично одетые, многие – причастившись Святых Тайн, тысячи рабочих с семьями двинулись к Зимнему дворцу. Опасаясь расстрела толпы, Гапон посоветовал взять из храмов выносные иконы, хоругви и портреты Государя. «В людей еще могут решиться стрелять, но в портреты Государя, в святые иконы – никогда», – говорил он. Но стрелять решились и в иконы. На приказы войсковых начальников и полиции разойтись рабочие не обращали внимания, и солдаты, по уставу обязанные не подпускать к себе толпу ближе, чем на 50 шагов, после холостого залпа открыли огонь на поражение. «Нет у нас больше Бога! Нет у нас Царя!» – прокричал между залпами толпе рабочих Гапон. И это были пророческие слова. Царя, Царя-отца не стало для очень многих людей из русского простонародья в этот воскресный день. Навсегда.

Дискуссия о числе жертв «Кровавого воскресенья» продолжается и по сей день. По официальным данным, на 10 января число погибших достигало 200 человек, а раненых – 800. Комиссия присяжных поверенных, обследовав больницы Петербурга во второй половине января, сообщила о 1216 убитых и более 5 тысячах раненых. Ни один солдат или офицер в Петербурге в этот день не погиб.

Способ, каким власть пыталась «навести порядок», несогласованность ее действий возмутили всех. Поразительно, но впереди рабочих колонн шли полицейские, управлявшие движением, и когда началась стрельба, они первыми упали от пуль. «Была ли необходимость открыть огонь? – спросил я (двух боевых генералов, очевидцев события). – Безусловно, – сказал один, – а то толпа смела бы войско. – Ни малейшей, – сказал другой… Одно мне кажется несомненным: выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что Царь стал бы более популярен, чем был… Расстрел на Дворцовой площади еще более отдалил народ от Царя… теперь его уже начали не уважать: „не только править не умеет, но и своего народа боится“, – говорили во всеуслышанье», – писал барон Николай Врангель, отец Белого генерала.

«Тяжелый день! – записал в дневнике Император. – В Петербурге произошли серьезные беспорядки, вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» Историк Василий Осипович Ключевский назвал «Кровавое воскресенье» «нашим вторым Порт-Артуром». Спустя несколько дней в Московском университете он публично заявил, что власть, стреляющая в собственный народ, обречена: «Николай II – последний самодержец; Алексей царствовать не будет».

После событий 9 января ушли в отставку несколько высокопоставленных чиновников (в том числе и министр внутренних дел князь Святополк-Мирский). Император распорядился отпустить 50 000 руб. на помощь пострадавшим семьям, но манифест по поводу событий так и не решился обнародовать, а слова о недопустимости «пролития священной русской крови» вычеркнул даже из проекта.

«Кровавое воскресенье» вызвало по всей России стачки, демонстрации, забастовки на заводах и в учебных заведениях. 13 января во время столкновения с войсками в Риге погибло 70 человек, на следующий день в Варшаве – 93 человека. В январе бастовало более 400 тыс. рабочих. Начались беспорядки в деревне – в феврале – марте они охватили более 1/6 части уездов страны. Были разгромлены и сожжены – «иллюминированы», как говорили тогда, тысячи дворянских имений, уничтожено множество ценного инвентаря, тысячи голов скота. Начались осквернения церквей, кощунства в отношении духовенства. Разуверившись в Царе, простой народ охладел и к Богу, милостью Которого правил Император Всероссийский. О том, что монархические убеждения в народе слабы, Царя предупреждали и до 1905 г., но он отказывался верить таким предупреждениям.

Свидетельство очевидца

«Если бы Вы могли также походить во время царского проезда по линии крестьян, расставленных позади войск вдоль всей железной дороги, и послушать, что говорят эти крестьяне: старосты, сотские, десятские, сгоняемые с соседних деревень, и на холоду и в слякоти, без вознаграждения, со своим хлебом по нескольку дней дожидающихся проезда, Вы бы услыхали от самих крестьян, сплошь, по всей линии, речи, совершенно несогласные с любовью к самодержавию и его представителю». – Письмо графа Л. Н. Толстого Императору Николаю II. Январь 1902 г.

Новый подъем революционных выступлений был связан с празднованием 1 мая, во время демонстраций в ряде городов произошли столкновения с войсками. Вновь были убитые и раненые. 12 мая началась всеобщая стачка рабочих в Иваново-Вознесенске, продолжавшаяся 72 дня. Фактическим органом власти в городе стал Совет рабочих уполномоченных. Позже подобного рода Советы возникли и в других городах. Особым влиянием пользовался Петербургский совет рабочих депутатов, возглавляемый Георгием Носарём (1879–1918, настоящее имя – Петр Алексеевич Хрусталев), помощником присяжного поверенного, членом «Союза освобождения». Хотя формально Советы и были беспартийными, на деле ими руководили эсеры и социал-демократы.

Революционные волнения затронули армию и флот. 14 июня 1905 г. вспыхнул бунт на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Матросы захватили корабль, перебили большинство офицеров во главе с командиром, обстреляли Одессу из орудий главного калибра и ждали присоединения к восстанию других кораблей Черноморской эскадры (примкнул только один).

После первых же известий о событиях 9 января пришли в движение национальные окраины. В Балтийском крае началась жестокая межнациональная война между крестьянами – латышами и эстонцами и немецкими землевладельцами «баронами», которых защищали полиция и войска. Замки баронов горели, их семьи истреблялись, солдат, когда это удавалось, восставшие уничтожали безжалостно, порой сжигали заживо (расправа над отрядом драгун в Газенпоте), но и восставших расстреливали и вешали бессчетно. В результате волнений 1905 г. в Балтийском крае было сожжено 184 дворянских замка, убито 82 немецких дворянина, а при подавлении беспорядков казнено 908 человек, сотни брошены в тюрьмы, тысячи сосланы в Сибирь и сожжены сотни крестьянских усадеб. Значительные выступления имели место в Польше и Финляндии.

На Кавказе вспыхнула брань между армянами и азербайджанцами, дошедшая в Баку и Шуше в августе до кровавой резни, стоившей жизни сотням людей обеих национальностей. В Грузии, под видом социалистических экспроприаций, грузины сводили счеты с армянской «буржуазией». На Северном Кавказе шли бои регулярных частей Императорской армии с горцами. Так, Апшеронский пехотный полк, дислоцированный во Владикавказе, буквально смел с лица земли артиллерийским и пулеметным огнем несколько ингушских аулов, а терские казаки, мстя за прежние обиды, беспощадно вырубали чеченцев, сжигая дотла их аулы и не давая пощады никому, даже старикам и грудным младенцам. В октябре 1905 г. казаками и мастеровыми был устроен чеченский погром в Грозном.

«Вся Россия была в огне, – вспоминал шурин Царя Великий князь Александр Михайлович. – В течение всего лета громадные тучи дыма стояли над страной, как бы давая знать о том, что тёмный гений разрушения всецело овладел умами крестьянства, и они решили стереть всех помещиков с лица земли. Рабочие бастовали. В Черноморском флоте произошел мятеж, чуть не принявший широкие размеры… Латыши и эстонцы методически истребляли своих исконных угнетателей – балтийских баронов… Полиция на местах была в панике… Было убито так много губернаторов, что назначение на этот пост было равносильно смертному приговору». «Новая Пугачевщина» – эти слова теперь были у всех на устах.

Здравомыслящие государственные и общественные деятели продолжали убеждать Государя, что только созыв народного представительства, открыв диалог различных частей общества друг с другом, снимет фронтальное и гибельное противостояние практически всего общества с Императорской властью. В конце января записку о необходимости созыва Земского Собора представил Государю министр земледелия и государственных имуществ Алексей Ермолов – опытный и мудрый сановник. Его записка, по всей видимости, легла в основу рескрипта от 18 февраля министру внутренних дел Александру Григорьевичу Булыгину (1851–1919) о необходимости «привлекать достойнейших, доверием народа облеченных, избранных от населения людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предложений». Впервые за весь период русского абсолютизма конституционные «бессмысленные мечтания» обрели форму государственного акта. И хотя речь шла пока о законосовещательном собрании, самим фактом избрания «от населения» депутаты обретали силу и авторитет, которые открывали им возможность независимого от государственной власти действия – источник их легитимации был не от Царя, но от народа. «Подписал рескрипт на имя Булыгина… Дай Бог, чтобы эта важная мера принесла России пользу и преуспеяние», – записал тем же вечером в дневник Государь.

Другим документом, подписанным Императором в тот же день, являлось приглашение ко всем подданным подавать «предположения» «по вопросам, касающимся усовершенствования государственного благоустроения». В ответ на это приглашение в стране начали массово создаваться всероссийские профессиональные союзы адвокатов, медиков, учителей, инженеров, статистиков и т. п. В мае на съезде этих организаций был образован «Союз союзов». По существу, это были не профессиональные, а политические организации, требующие введения демократических свобод и конституции. Весной-летом 1905 г. один за другим шли съезды либеральных деятелей, приковывая к себе общественное внимание: коалиционный съезд земских деятелей; первый общероссийский съезд городских деятелей; первый общероссийский съезд земско-городских деятелей.

В Петербург хлынул поток петиций от земств, городов, профессиональных союзов, крестьянских сходов. До 6 августа, когда в связи с провозглашением правил выборов в законосовещательную Думу (так наз. Булыгинскую) прием петиций был прекращен, их было прислано более шестидесяти тысяч. Во многих из них выдвигалось требование законодательного парламента, в других даже Учредительного собрания, в крестьянских прошениях повсеместны были желания прекратить выкупные платежи и получить помещичью и казенную землю. На фоне горящих помещичьих усадеб, солдатских и матросских мятежей, забастовок и рабочих, и студентов, и земских служащих, включая врачей и учителей, решительные требования петиций звучали особенно зловеще. За дворцовыми канцеляризмами принятой в обращении к монарху речи петиции являли иное – кровь 9 января, широко разлившись по России, разделила Царя и общество.

6 июня Государь принял в Царском Селе депутацию, избранную союзом земств, городов и дворянских собраний. Говоривший от имени депутации князь Сергей Николаевич Трубецкой отметил, что «в смуте, охватившей все государство, мы разумеем не крамолу, которая сама по себе, при нормальных условиях, не была бы опасной, а общий разлад и полную дезорганизацию, при которой власть отчуждена на бессилие». В очень корректной, но твердой форме князь высказал тезис о необходимости созыва народного представительства с законодательными функциями, с тем, чтобы оно послужило делу «преобразования государственного»: «Оно не может быть заплатой на старой системе бюрократических учреждений». Ответ Царя был твёрд и решителен: «Отбросьте ваши сомнения. Моя воля, – воля царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Привлечение их к работе государственной будет выполнено правильно. Я каждый день слежу и стою за этим делом… Я твёрдо верю, что Россия выйдет обновленной из постигшего ее испытания. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всей Русью, между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать мне в этой работе». Столь же твердо и решительно за полгода до этой встречи Царь объявлял, что представительный образ правления вреден для вверенного ему Богом народа, а в начале своего царствования называл любые планы созыва нового Земского Собора «бессмысленными мечтаниями». Все это помнили, все это знали и не верили Царю.

Политический кризис между тем нарастал. Портсмутский мир с Японией еще более подорвал престиж государственной власти. Всем стало ясно, что Царь проиграл войну тем, кого он сам, не стесняясь, называл «макаками». Японцам отдали и залитый кровью Порт-Артур, и половину Сахалина. Расстреливает мирные манифестации своих подданных, а врага, которого обещали шапками закидать, победить не может и расплачивается с ним русской землей. Против абсолютизма теперь были практически все – от митрополитов и министров до саратовских мужиков и лодзинских рабочих. Но Николай II своей властью делиться не желал, как и прежде. Если уж хочет народ Думу созвать, то пусть эта Дума будет строго совещательной «для участия в рассмотрении законопроектов, вносимых в Государственный Совет».

Статс-секретарем Сергеем Ефимовичем Крыжановским были разработаны «Соображения» о совещательной Думе (название было заимствовано из конституционных проектов реформатора начала XIX в. – Михаила Сперанского). Принципы созыва и деятельности законосовещательной Думы обсуждались на совещании высших сановников Империи и Великих князей, заседавшем под председательством самого Николая II в Петергофе в июле 1905 г.

6 августа 1905 г. был издан Манифест об учреждении состоящей из выборных от народа – Государственной Думы. Она должна была созываться Царем «по мере необходимости» для помощи в решении важных вопросов, а после этого распускаться. Процедура избрания в Думу была сложной и многоступенчатой. В выборах не могли участвовать рабочие, учащиеся, военнослужащие, батраки и некоторые другие категории населения. Не имели права голоса женщины и лица моложе 25 лет. В компетенцию будущего народного представительства входило предварительное (до представления монарху) рассмотрение законопроектов. Созыв депутатов назначался на январь 1906 г.

Литература:

Г. А. Гапон. История моей жизни. М., 1990.

И. Н. Ксенофонтов. Георгий Гапон: вымысел и правда. М., 1996.

1.2.4. Либеральное движение в 1905 г.

Вечером 8 января 1905 г. группа литераторов и профессоров, по большей части принадлежавших к «Союзу освобождения», в предчувствии надвигающегося кровопролития собралась в редакции газеты «Сын Отечества». Уже было известно, что стянутым в центр Петербурга войскам розданы боевые патроны. Собравшиеся имели и текст петиции, с которой десятки тысяч рабочих предполагали наутро идти к царю. Для интеллектуалов, собравшихся в редакции, было очевидным то, что пока не было ясно надеющимся на Царя рабочим: власть изготовилась к жесткому отпору. Поскольку шансов уговорить рабочих отказаться от демонстрации не было, то, во избежание кровопролития, депутация общественных деятелей отправилась к министру внутренних дел князю Святополк-Мирскому, но он отказался ее принять.

Через два дня после «Кровавого воскресенья» члены депутации А. В. Пешехонов, Н. Ф. Анненский, И. В. Гессен, В. А. Мякотин, В. И. Семевский, Е. Т. Кедрин, Н. И. Кареев, Максим Горький были арестованы и посажены в Петропавловскую крепость. Поначалу власти воздержались от ареста старейшего из группы Константина Константиновича Арсеньева (1837–1919), но позже арестовали и его. Через недолгое время некоторые участники «депутации литераторов» пройдут по спискам кадетской партии в I Думу (Н. И. Кареев, Е. Т. Кедрин), а потом II Думу (И. В. Гессен), поддержанные, в том числе, и петербургскими рабочими.

Умеренных конституционалистов январская трагедия лишила общественной инициативы. Их лидер граф Гейден доказывал впоследствии министру двора графу Фредериксу, что если бы не «Кровавое воскресенье» и Царь бы мирно даровал Думу, а не позволил бы ее «вырвать» у себя 17 октября 1905 г. революцией, то все развитие России пошло бы иначе.

Зимой-весной 1905 г. либералы от «интеллигентских» попыток убедить Царя провести реформы «сверху» перешли к давлению на власть в союзе с радикалами. «Слева противников у нас нет», – говорил вернувшийся из-за границы П. Н. Милюков, сформулировавший новый принцип: «сочетание либеральной тактики с революционной угрозой». В Москве на смену фрондерским «банкетам» пришли значительно более политизированные «публичные доклады». Для них выбирались самые крупные и престижные залы, способные вместить до 500 человек, – дворец братьев Долгоруковых в Малом Знаменском переулке; дворец Новосильцевых-Щербатовых на Большой Никитской; дворцы Варвары Морозовой на Воздвиженке и Маргариты Морозовой на Смоленском бульваре. В марте – апреле такие собрания проходили по нескольку раз в неделю, а докладчиками на них выступали самые популярные в либеральных кругах фигуры – П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер, А. А. Мануйлов, М. Я. Герценштейн и др. Темы выбирались актуальные и острые: от истории освободительного движения в России до проектов будущих преобразований. Популярность дворца «рюриковичей» Долгоруковых в те месяцы была настолько велика (в этом здании в 1904–1905 гг. проводились и съезды: от земско-городских – до партийных), что в Москве шутили: «В Петербурге властвует дом Романовых, а в Москве – дом Долгоруковых».

В те месяцы именно П. Н. Милюков – историк, талантливый публицист, хороший оратор, имевший к тому же опыт тюрьмы и ссылки, выдвинулся на роль общенационального либерального лидера. Случалось, что он по нескольку раз в день выступал в разных аудиториях: от аристократических салонов до студенческих мансард. Как историк, он прекрасно знал, что в эпоху Луи-Филиппа во Франции безобидные «банкеты» и «доклады» стали эффективной формой быстрого перехода к открытой политической борьбе, приведшей, в конце концов, к падению «июльской монархии».

Историческая справка

Павел Николаевич Милюков родился 15 января 1859 г. в Москве в дворянской семье инспектора и преподавателя Московского училища живописи, ваяния и зодчества. После окончания с серебряной медалью 1-й Московской гимназии поступил в 1877 г. на историко-филологический факультет Московского университета, где учился у П. Г. Виноградова и В. О. Ключевского. Активный участник студенческого движения, популярный оратор на сходках и митингах. В 1881 г. как деятельный участник студенческого движения был арестован, затем исключен из университета (с правом восстановления через год). После окончания университета был оставлен на кафедре русской истории, которую возглавлял В. О. Ключевский, для «приготовления к профессорскому званию». Готовясь к магистерскому (кандидатскому) экзамену, читал спецкурсы по историографии, исторической географии, истории колонизации России. Курс по историографии позднее был оформлен в книгу «Главные течения русской исторической мысли» (1896 г.). В 1892 г. Милюков защитил магистерскую диссертацию по вышедшей в том же году книге «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого». Диссертация была высоко оценена научной общественностью: автор получил за нее премию имени С. М. Соловьева.

Милюков избран председателем Комиссии по организации домашнего чтения, сотрудничает в Московском комитете грамотности, неоднократно выезжает в провинцию с чтением лекций. В 1894 г. за цикл прочитанных в Нижнем Новгороде лекций, в которых содержались «намеки на общие чаяния свободы и осуждение самодержавия», Милюкова арестовали, исключили из Московского университета и выслали в Рязань.

В Рязани Милюков приступил к исследованию – «Очерки по истории русской культуры» (сначала печатались в журнале, в 1896–1903 гг. вышли отдельным изданием в трех выпусках). В ссылке Милюков получил приглашение из Софийского высшего училища в Болгарии возглавить кафедру всеобщей истории. Власти разрешили поездку. В Болгарии ученый пробыл два года, читал лекции, изучал болгарский и турецкий языки (всего Милюков знал 18 иностранных языков).

По возвращении в Петербург за участие в собрании, посвященном памяти П. Л. Лаврова, ученый был вновь арестован и полгода провел в тюрьме. Проживал в окрестностях Петербурга, так как ему было запрещено жить в столице. В этот период Милюков стал одним из основателей журнала «Освобождение» и политической организации российских либералов «Союз освобождения». В 1902–1904 гг. неоднократно выезжал в Англию, затем в США, где читал лекции в Чикагском и Гарвардском университетах, в Бостонском институте имени Лоуэлла. Прочитанный курс был оформлен в книгу «Россия и ее кризис» (1905 г.). Милюков – убежденный сторонник европейского пути для России, основанного на развитом парламентаризме.

Первую русскую революцию ученый встретил за границей. В апреле 1905 г. вернулся в Россию и в середине октября возглавил Конституционно-демократическую (кадетскую) партию. Хотя Милюков не был избран в состав Государственной Думы первых двух созывов, он являлся фактическим руководителем многочисленной фракции кадетов. После избрания в Думу третьего и четвертого созывов стал официальным лидером фракции.

«В нём было упорство, была собранность около одной цели, была деловитая политическая напряженность, опиравшаяся на широкую образованность. Он поставил себе задачей в корне изменить политический строй России, превратить ее из неограниченной самодержавной монархии в конституционную, в государство правовое. Он был глубоко убежден в исторической необходимости такой перемены… Его личное честолюбие было построено на принципах, на очень определенных политических убеждениях. Если бы ему предложили власть с тем, чтобы он от них отказался, он, конечно, отказался бы от власти… В наружности Милюкова не было ничего яркого. Так, мешковатый городской интеллигент. Широкое, скорее дряблое лицо с чертами неопределенными… Из-под золотых очков равнодушно смотрели небольшие серые глаза. В его взгляде не было того неуловимого веса, который чувствуется во взглядах властных сердцеведов… Его дело было ясно излагать сложные вопросы политики, в особенности иностранной. Память у него была чёткая, ясная… Начитанность у него была очень большая… Разносторонность его знаний и умение ими пользоваться были одной из причин его популярности… Обычно он давал синтез того, что накопила русская и чужеземная либеральная доктрина. В ней не было связи с глубинами своеобразной русской народной жизни. Может быть, потому, что Милюков был совершенно лишён религиозного чувства, как есть люди, лишенные чувства музыкального». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. – С. 373—74.

После Февральской революции Милюков вошел во Временный комитет членов Государственной Думы, а затем 2 марта 1917 г. в качестве министра иностранных дел – в состав Временного правительства во главе с князем Г. Е. Львовым. Внешнеполитический курс лидера кадетов был направлен на единение с союзниками по Антанте и войну с Германией, невзирая ни на какие жертвы (младший сын самого министра добровольцем ушел на фронт и погиб), до победного конца. За свое стремление добыть России Константинополь и Черноморские проливы получил в левой прессе прозвище «Дарданелльский». Нарастание антивоенных настроений в стране заставило Милюкова в дни апрельского кризиса подать в отставку. Свою политическую деятельность он продолжал в качестве председателя ЦК кадетской партии. Участвовал в Совещании пяти крупнейших партий (кадетов, радикально-демократической, трудовиков, социал-демократов, эсеров), Временного комитета членов Государственной Думы и исполкомов Совета рабочих и солдатских и Совета крестьянских депутатов, где заявил, что «Советы должны сойти с политической арены, если они не могут творить государственное дело». Поддержал, вместе с другими руководителями кадетской партии, выступление генерала Л. Г. Корнилова. Октябрьский переворот Милюков воспринял враждебно. Все его усилия были направлены на создание единого фронта в борьбе против большевиков. Милюков стал активным участником создания Добровольческой армии (программная декларация армии принадлежала его перу). Важной частью политической деятельности Милюкова стало написание «Истории второй русской революции» (1918–1921 гг.).

Осенью 1918 г. Милюков покинул Россию, выехав сначала в Румынию, затем во Францию и Англию. С 1921 г. проживал в Париже. Его главным делом стала разработка «новой тактики» борьбы с большевиками. Объединяя «левый» сектор эмиграции в противовес сторонникам вооруженной борьбы с советской властью, Милюков признал отдельные завоевания этой власти (республика, федерация отдельных частей государства, ликвидация помещичьего землевладения), рассчитывал на ее перерождение в рамках новой экономической политики и последующий крах. Во Франции Милюков стал редактором газеты «Последние новости». Был учредителем и председателем Общества русских писателей и журналистов, Клуба русских писателей и ученых, Комитета помощи голодающим в России (1921), одним из организаторов Русского народного университета. Читал лекции в Сорбонне, в Коллеже социальных наук, во Франко-Русском институте. Милюков выпустил двухтомный труд «Россия на переломе» (1927 г.) о событиях Гражданской войны, подготовил к публикации дополненное и переработанное издание «Очерков по истории русской культуры» (вышло в 1930–1937 гг.) и др. В последней своей статье «Правда о большевизме» (1942–1943 гг.), написанной, вероятно, после получения известия о разгроме немцев под Сталинградом, он открыто заявил о солидарности с русским народом, борющимся с захватчиками. Скончался 31 марта 1943 г. в Экс-ле-Бен (Франция). Позднее его прах был перезахоронен в семейном склепе на кладбище Батиньоль в Париже.

В конце апреля 1905 г., несмотря на чинимые властями препятствия, в Москве состоялся очередной общеземский съезд; сразу за ним – специальное земское совещание, посвященное аграрному вопросу. В либеральных кругах получили развитие проекты государственного преобразования России. Чтобы возглавить и удержать под контролем массовое крестьянское движение, радикальная часть земцев взяла на вооружение лозунг принудительного выкупа помещичьих земель. Инициатором создания новой Конституции, развивавшей идеи «освобожденческого» проекта 1904 г., стал С. А. Муромцев. По его приглашению группа авторитетных юристов (Ф. Ф. Кокошкин, Н. Н. Щепкин, Н. Н. Львов) собралась на муромцевской даче в подмосковном Царицыне и разработала конституционный проект, способный вписаться в действующий «Свод законов» и подробно расписывающий компетенцию будущего народного представительства. В начале июля «муромцевский проект» был опубликован в газете «Русские ведомости».

Свидетельство очевидца

В брошюре «Земская и городская Россия о народном представительстве», изданной летом 1905 г., ее автор Н. Н. Щепкин, полемизируя с противниками всеобщего и равного избирательного права, в частности, писал: «Возражения о неподготовленности делаются всегда и при всех преобразованиях. Делались они и при освобождении крестьян, и при введении земских учреждений, и при введении суда присяжных… Так как объективных признаков подготовленности или неподготовленности установить никогда нельзя, то, в действительности, в такую форму возражений обычно облекалось нежелание выпускать из своих рук привилегии и власть».

Либеральные инициативы городской и земской интеллигенции были активно поддержаны торгово-промышленными кругами. Еще в январе они направили телеграмму Николаю II с протестом против расстрела рабочих. Весной-летом 1905 г. на собраниях представителей делового мира активно обсуждались вопросы о введении в стране «конституционного строя». 26 июля, по инициативе миллионера Сергея Ивановича Четверикова (1850–1929), в «Русских ведомостях» было опубликовано коллективное письмо крупных московских предпринимателей с требованием созыва Государственной Думы с законодательными полномочиями.

Литература:

Либеральное движение в России 1902–1905 гг. / Ред. Д. Б. Павлов. М., 2001.

Российский либерализм: идеи и люди / Ред. А. А. Кара-Мурза. М., 2004.