История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I Коллектив авторов

1.3.1. Третьеиюньская реформа избирательного закона

Нежелание большей части II Государственной Думы сотрудничать с правительством определило ее судьбу. 3 июня 1907 г. Императорским указом Дума была распущена.

Свидетельство очевидца

«Я не знавал в мире места с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной Думы… Эта уличная рвань, которая клички позорной не заслуживает. Возьмите с улицы первых попавшихся встречных, присоедините к ним горсть бессильных, но благомыслящих людей, внушите им, что они спасители России… и вы получите Вторую Государственную Думу. И какими знающими, государственными, деятельными представлялись на этом фоне деловые работники ведомств – „бюрократы“». – Депутат II Думы от Орловской губернии, христианский социалист профессор С. Н. Булгаков. Дневник. Орел, 1998. – С. 51–52.

Царь и премьер-министр полагали, что при действующем избирательном законе новая Дума будет не менее антиправительственной. В стране продолжалась смута, и саботаж со стороны Думы грозил анархией и гибелью государства. Перед властью стоял выбор. Или вовсе отказаться на время от Думы и вернуться к старому, абсолютистскому правлению Империей, или сделать новую Думу более близкой по духу правительству. Новый Председатель Совета министров Петр Столыпин был категорически против отказа от парламентских принципов новой российской государственности и убедил в этом Царя – ведь без представительных учреждений монарх не знает действительных настроений своего народа и может очень ошибаться насчет его довольства или недовольства властью. Оставалось одно – нарушить 87-ю статью Основных законов и царским манифестом изменить избирательный закон так, чтобы в Думу преимущественно попали не враждебные императорскому режиму люди. Согласно ст. 87 даже между сессиями Думы Царь не имел права издавать указы, которые вносят «изменения в Основные Государственные законы, в Учреждения Государственного Совета и Государственной Думы, в постановления о выборах в Совет или в Думу». Очевидно, что Дума, бойкотирующая любые серьезные начинания правительства, никогда не одобрит свой роспуск и новый порядок избрания депутатов. Фальсификация же результатов выборов даже в голову не могла прийти ни Царю, ни Столыпину. Они были людьми чести, хранили свою христианскую совесть, да к тому же земская и городская общественность внимательно наблюдала за ходом выборов, и любое его нарушение немедленно становилось предметом широкого обсуждения в газетах.

В царском манифесте, провозглашенном 3 июня 1907 г., прямо говорилось, что «значительная часть состава» распущенной Думы действовала «в явном стремлении увеличить смуту и способствовать разложению государства». Причины «двукратного неуспеха деятельности Государственной Думы манифест усматривал в «несовершенстве избирательного закона». «Все эти изменения в порядке выборов, – продолжал манифест, – не могут быть проведены обычным законодательным путем через ту Государственную Думу, состав коей признан Нами неудовлетворительным вследствие несовершенства способа избрания ее членов. Только Власти, даровавшей первый избирательный закон, исторической Власти Русского Царя, довлеет право отменить оный и заменить его новым» (III ПСЗ. Т. 27, № 29240).

Юридически происшедшее являлось «государственным переворотом», но политически это была единственная возможность спасти государственный порядок и сохранить парламентские законодательные учреждения, созданные Манифестом 17 октября 1905 г.

В чем была суть нового избирательного закона? Главное было в перераспределении числа выборщиков между куриями. Власти распрощались с иллюзией о «природном консерватизме» русского крестьянства: крестьянская депутатская квота была сильно урезана и перераспределена в пользу землевладельческой курии. Если раньше крестьяне избирали 42 % выборщиков, то теперь только 22,5 %; землевладельцы – 51 % (ранее 31 %). Курия городских избирателей, как и раньше избиравшая 24,5 % выборщиков, теперь разделялась на две, голосующие отдельно. При этом небольшая группа богатых городских домовладельцев избирала более половины всех городских выборщиков. Рабочие избирали теперь 2 % выборщиков (ранее 3 %). Сокращалось с 26 до 7 число городов, где проходили прямые выборы в Думу (Москва, Петербург, Киев, Одесса, Рига, Варшава, Лодзь). Сословно-элитарный характер нового закона очевиден: голос одного помещика стал равняться голосам 7 горожан, 30 крестьян и 60 рабочих.

Было сокращено представительство национальных окраин. Манифест 3 июня объявлял, что иные народности – «не должны и не будут являться в числе, дающем им быть вершителем вопросов чисто русских». Поэтому Польша теперь вместо 36 имела лишь 12 депутатов, избираемых всеми жителями, и двух депутатов от русского населения, Кавказ – 10 (вместо 29), Сибирь и Дальний Восток – 15 (вместо 22). Русское православное население, проживающее на территориях, заселенных преимущественно нерусскими, получало отдельное представительство по завышенным нормам. Было сокращено представительство от некоторых европейских губерний, ранее избиравших оппозиционных депутатов (Вятская, Киевская, Пермская, Уфимская). Территории Средней Азии, Казахстана и Якутии, жители которых, по мнению властей, «не готовы» участвовать в выборах, отныне права представительства лишались вовсе (ранее они избирали 24 депутата). Меньше становилось теперь и общее число депутатов – 442 вместо 524, причем от Европейской России избиралось 403 народных представителя. Таким образом, новое избирательное законодательство резко изменяло соотношение сил в Думе в пользу состоятельных и лояльных власти слоев общества и очень значительно сокращало представительство нерусского населения.

Правые партии приветствовали решение Царя, «державным словом положившего конец существования преступной Государственной Думы». Оппозиция выражала возмущение «нарушением законности». «Союз 17 октября» признал «прискорбную необходимость» изменения избирательного закона, а партия кадетов, хотя на своем съезде и приняла резолюцию протеста против Манифеста 3 июня, однако подавляющим большинством отвергла идею бойкота новых выборов в Думу. Народные массы на происходящее фактически не отреагировали. «Первая русская революция» закончилась, в России окончательно утвердился особый политический строй – «думская монархия»: не полностью абсолютистская, но и не вполне ограниченная законом.

В той политической обстановке, которая сложилась в России в ходе революции 1905–1906 гг., Манифест 3 июня являлся наименьшим злом. Однако сама необходимость прибегнуть ко злу нарушения только что провозглашенного закона ради достижения добрых целей, говорила о большом нездоровье русского общества. Результаты выборов в I и II Государственные Думы показали, что верной государственному режиму Российской Империи была только небольшая богатая и привилегированная часть общества – крупные землевладельцы, духовенство, новый предпринимательский класс. Ни крестьянство, ни рабочие, ни земская интеллигенция не поддерживали императорский режим. Не поддерживали режим и инородцы, которых в Империи было до 40 процентов.

Крестьяне требовали землю и вовсе не потому, что мечтали разбогатеть, получив прирезку от помещичьих угодий. Прирезка была маленькой и дела не решала – но это было, по их убеждению, восстановление справедливости, попранной крепостным правом, лишившим крестьян собственности в пользу дворян.

Рабочие желали достойных условий труда и уменьшения разрыва между своей заработной платой и доходом владельца предприятия. Многие, следуя за социал-демократами, требовали установления рабочего контроля над предприятиями.

Земская интеллигенция, объединенная большей частью КДП, поддерживала эти требования крестьян и рабочих, смягчая их разрушительные для государства перехлёсты, и, кроме того, желала превращения России в действительно конституционное демократическое государство, в котором политическая власть формируется в соответствии с волей большинства народа, а не по прихоти «исторической власти» самодержца с одобрения малочисленного привилегированного слоя, который тогда называли «цензовым элементом».

Наконец, нерусские народности Империи хотели культурного, языкового и исповедного равноправия с русским народом, финны желали сохранить свою автономию, поляки мечтали ее получить вновь, евреи – покончить с унизительными ограничениями при выборе места жительства и формы образования. Мы платим налоги наравне с русскими, наши сыновья служат в армии наравне с русскими, почему же мы должны ущемляться в правах в сравнении с русскими – заявляли депутаты-инородцы.

Результаты выборов в Думу в 1906 г., при всей их многоступенчатости и неравности для различных имущественных групп, тут же обнаружили, что общественное основание (социальная база) императорской власти крайне слабое. Лишь несколько процентов населения России не выступают слева против государственной власти. Во II Думе, при всех избирательных несправедливостях, процент лояльных депутатов не превышал одной четверти от всего ее состава. Третьеиюньский избирательный закон умножил несправедливости. Сам Император назвал новый закон «бесстыжим», но поддержал.

Однако на столь несправедливо организованном представительстве и на столь узком общественном основании российская государственность надежно строиться не могла. Её обрушение при малейших трудностях становилось неизбежным. Поэтому главной задачей власти после воссоздания парламентской системы на основе «бесстыжего» закона было расширение своей социальной базы. Крестьяне, рабочие, интеллигенция, инородцы должны были почувствовать и утвердиться в мысли, что это – их власть. Что самодержец – это их Царь, готовый разрешить их законные желания. Фактически новая Дума, сформированная богатыми и счастливыми, должна была принять законы, которые бы принуждали высшие слои общества своим богатством и счастьем делиться с бедными и несчастными. Это был единственный способ избежать революции и полного уничтожения исторической России. Первым из этих богатых и счастливых был Русский Император, которому тоже надо было поделиться своей властью и богатством с народом России. Убедить богатых отказываться от своих богатств – всегда трудно. А к тому же и неимущие слои русского общества, как показала революция, настроены не менее решительно и не менее эгоистично, чем высшие. В русском обществе давно пошатнулось, ослабло нравственное понимание взаимной ответственности сословий, чувство солидарности. Каждая группа населения хотела решать свои проблемы за счет других. Когда террор не осуждается одними, погромы приветствуются другими, усадьбы жгут третьи, мирные манифестации расстреливают четвертые, – тогда вывод прост – такое общество глубоко больно сверху донизу. Оно или исцелится, или обречено на гибель.

Тяжкая задача исцеления больного русского общества, подведения широкой социальной основы под русскую государственность, находящуюся на грани обрушения, – задача эта легла на плечи молодого Председателя Совета министров – Петра Аркадиевича Столыпина. С полным сознанием своей ответственности за судьбы отечества он принял великую ношу.

Литература:

В. А. Демин. Государственная Дума России (1906–1917): механизм функционирования. М., 1996.

1.3.2. П. А. Столыпин и политическая стабилизация

П. А. Столыпин по своему мировоззрению являлся сторонником решительных, но постепенных экономических преобразований и осторожного созидания правового общественного строя с опорой на силу самодержавной власти. Как гражданский долг и смысл своего существования осознавал он служение России: «Родина требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу», – говорил он дочери Марии в 1906 г.

Свидетельство очевидца

Петр Столыпин в письме Льву Толстому (23 октября 1907 г.) так раскрывал цели своей деятельности: «Я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий – вероятно, на один миг. Я хочу всё же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину, как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром?.. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем».

Мнение историка

«Столыпин… был без сомнения самым выдающимся государственным деятелем Императорской России. Единственным его соперникам – Сперанскому и Витте – при всех их несомненных талантах, недоставало присущего Столыпину сочетания кругозора государственного деятеля с искусством политика. Вовсе не оригинальный в своих начинаниях – большинство его идей были предначертаны ранее другими политиками, – Столыпин поражал и русских и иностранцев силой духа и цельностью характера; сэр Артур Николсон, британский посланник в России, считал его не более и не менее как „самой замечательной фигурой в Европе“… И то, что его усилия не увенчались успехом, свидетельствовало о непримиримости российских разногласий и о том, что стране трудно было избежать крушения». – Ричард Пайпс. Русская революция. М., 2005. Т. 1. С. 228.

Петр Аркадиевич Столыпин родился 2 апреля 1862 г. в родовитой дворянской семье сына коменданта Московского Кремля и жил в имениях под Москвой и Ковно (Каунасом). С отличием окончил физико-математический факультет Петербургского университета. Служил в Министерстве земледелия и государственных имуществ, стал предводителем дворянства Ковенской губернии. В 1902 г. назначен Гродненским, а в 1903 г. Саратовским губернатором. Во время Первой революции не раз выходил без охраны навстречу разъяренной крестьянской толпе, заставлял себя слушать и утишал бунт. Но он же отдал приказ открыть огонь по погромщикам в Саратове, когда не осталось других средств восстановить порядок.

Волевой, энергичный, честный и умный молодой губернатор был замечен Императором Николаем II и премьер-министром И. Л. Горемыкиным. По рекомендации последнего Столыпин был назначен в апреле 1906 г. министром внутренних дел, а в июле – и Председателем Совета министров.

Столыпин отказывался от высокого назначения, ссылаясь на неопытность, но Государь прервал: «Нет, Петр Аркадиевич, вот образ, перед каким я часто молюсь. Осените себя крестным знамением и помолимся, чтобы Господь помог нам обоим в трудную, быть может историческую минуту». Россия обрела самого молодого премьер-министра, который вскоре ответил словами: «Жизнь моя принадлежит Вам, Государь, все помыслы мои, стремления мои – благо России; молитва моя ко Всевышнему – даровать мне высшее счастье: помочь Вашему Величеству вывести несчастную Россию на путь законности, спокойствия и порядка» (13.08.1906).

Свидетельство очевидца

«Всем своим обликом Столыпин закреплял как-то брошенные им с трибуны слова: – „Не запугаете!“ Высокий, статный, с красивым, мужественным лицом это был барин по осанке и по манерам и интонациям. Говорил он ясно и горячо. Дума сразу насторожилась. В первый раз из министерской ложи на думскую трибуну поднялся министр, который не уступал в умении выражать свои мысли думским ораторам. Столыпин был прирожденный оратор. Его речи волновали. В них была твёрдость. В них звучало стойкое понимание прав и обязанностей власти. С Думой говорил уже не чиновник, а государственный человек. Крупность Столыпина раздражала оппозицию. Горький где-то сказал, что приятно видеть своих врагов уродами. Оппозиция точно обиделась, что Царь назначил премьером человека, которого ни в каком отношении нельзя было назвать уродом», – писала видный деятель оппозиции А. Тыркова – Вильямс. – На путях к свободе. – С. 316–317.

В то время революционеры, прежде всего эсеры, развязали террористическую войну против носителей власти. Как ранее на Александра II, так теперь на премьер-министра началась настоящая охота: Столыпин пережил не менее 10 покушений, включая взрыв бомбы во время приема посетителей 12 августа 1906 г. В 1908–1910 гг. террор продолжался. За эти годы было совершено 20 тысяч террористических актов и экспроприаций.

Правительство Столыпина действовало решительно. «Злодейства должны пресекаться без колебаний. Если государство не даст им действительного отпора, то теряется самый смысл государственности. Поэтому Правительство, не колеблясь, противопоставит насилию силу. Долг государства остановить поднявшуюся кверху волну дикого произвола, стремящегося сделать господами положения всеуничтожающие противообщественные элементы», – объявлял Столыпин в своей первой декларации на посту премьер-министра. «К горю и сраму нашему лишь казнь немногих предотвратит моря крови», – пишет он Государю 3 декабря 1906 г.

Правительство ответило военно-полевыми судами для террористов, участников вооруженных нападений, пойманных с поличным. Учрежденные суды существовали на Кавказе и в Польше до 1909 г., а в остальной части Российской Империи заменены военно-окружными судами в 1907 г. По приговорам военно-полевых и военно-окружных судов было казнено свыше 2800 человек. Иногда судопроизводство за 48 часов и последующий расстрел в течение 24 часов оборачивались трагическими ошибками. Так, в Одесском военном округе казнили двух невиновных юношей, потом нашли настоящих преступников – тоже расстреляли.

Правительство прилагало силы к тому, чтобы разложить террористические организации изнутри. В группы боевиков засылались агенты полиции, революционеров активно вербовало Отделение охраны МВД. Это была эффективная, но опасная работа. И к тому же было неясно, кому в действительности служат агенты – Правительству или революционерам. Часто они вполне цинично служили только себе. Так, руководитель с 1903 г. военной организации ПСР Евно Азеф был платным агентом Охраны и одновременно «гением террора». Он, втайне от своих начальников в МВД, организовал убийства Плеве и Великого князя Сергея Александровича, и он же выдавал террористов полиции, получая премии за каждую выдачу. Платным агентом полиции был и Мордехай Богров, убивший 1 сентября 1911 г. самого Столыпина. По чьему приказу действовали такие агенты – сводили ли они свои личные счеты, исполняли ли приказ террористической организации или руку террористов-убийц направляли враги убитых в высших правительственных сферах – это не известно и по сей день.

Применение силы Столыпиным в борьбе с террором быстро принесло плоды. С 1907-го и особенно с 1910 г. удалось сбить волну революционного насилия. Подавление экстремистов способствовало экономическому подъему, прекращению массового забастовочного движения и снижению популярности социалистических партий. На каторгу отправлено было более 26 тысяч политических преступников; в 1909 г. насчитывалось 17 102 ссыльных и 1909 административно высланных. Эсеров предпочитали отправлять на каторгу, а большевиков, которые не казались столь опасными, – в ссылку. Как свидетельствует эсерка и террористка Спиридонова, «нравы на каторге вообще в первые годы (1906–1909) были патриархальными, и иногда свирепый на вид начальник… обживался с политическим коллективом на славу, оставляя при себе неотъемлемым качеством только способность воровать». Даже на самой суровой Нерчинской каторге революционерам разрешалось свободно ходить из камеры в камеру, уходить на прогулки в лес и жить с супругами в соседней деревне. Несколько ранее арестованного Ленина лечили в тюрьме молоком и минеральными водами.

В русском обществе в то время скорее выражали симпатию казнимым и отправляемым на каторгу революционерам, чем власти, пытавшейся обезопасить общество от их губительной деятельности. Депутаты II Думы, в том числе и главенствующая в Думе фракция КДП, не только отказались осудить террор, но и отклонили просьбу правительства снять депутатскую неприкосновенность с 55 депутатов социалистов, которые подозревались полицией в осуществлении подрывной пропаганды, в том числе и в войсках, и в тесных связях с террористами. Пресса открыто бравировала выражениями «столыпин» – арестантский вагон, «столыпинские качели» – виселица, «столыпинский галстук» – петля. Причем последнее выражение употребил не террорист, а конституционный демократ Федор Родичев в Государственной Думе в ноябре 1907 г. Премьер-министр вызвал депутата на дуэль. Родичев предпочел извиниться, но газеты растиражировали оскорбительное выражение. Всячески опорочивать и только критиковать представителей власти и в результате саму власть было модным, считалось чуть ли не подвигом; о последствиях такого употребления свободы слова многие не задумывались.

Документ

Свои политические принципы Столыпин коротко определил в речи, произнесенной в III Думе 16 ноября 1907 г.:

«Неуклонная приверженность к русским историческим началам в противовес беспочвенному социализму. Страстное желание обновить, просветить и возвеличить родину, в противность тем людям, которые хотят её распада. Наконец, преданность не на жизнь, а на смерть Царю, олицетворяющему Россию».

П. А. Столыпин был уверен, что успокоение страны не цель, а только необходимое условие для осуществления созидательной деятельности, направленной на расширение общественного основания власти и на повышение сознательной гражданской ответственности самого русского общества. Пресса приписывала Столыпину слова – «сначала успокоение, а потом реформы». Однако это было очень далеко от его убеждений. Он считал, что «реформы во время революции необходимы, так как революцию породили в большой мере недостатки внутреннего уклада», «где правительство побеждало революцию (Пруссия, Австрия), оно успевало не исключительно физическою силою, а тем, что, опираясь на силу, само становилось во главе реформ. Обращать всё творчество Правительства на полицейские мероприятия – признание бессилия правящей власти».

Выступая во II Государственной Думе 6 марта 1907 г., Столыпин объявил положительную программу его правительства, которую и старался осуществлять все пять лет своего руководства Россией. Основные пункты его программы следующие:

– Достижение действительной свободы вероисповеданья. Проведение Всероссийского поместного церковного Собора.

– Достижение гражданского равноправия в смысле устранения ограничений и стеснений отдельных групп населения; Равноправие крестьян с другими сословиями, устранение ограничений для евреев и иных инородцев.

– Неприкосновенность личности: «Отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как пока писаный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены».

– Улучшение крестьянского землевладения с разрешением свободного перехода от общинного землевладения к частному. Государственная поддержка в освоении безземельными крестьянами пустующих удобных земель на востоке и юге России. Мелиорация неудобных земель.

– Реформа местного управления, предполагающая установление непосредственной связи между губернской и уездной администрацией Правительства и преобразованными на принципах всесословности органами земского самоуправления. Введение мелкой (волостной) земской единицы.

– Реформа местного судопроизводства. Передача судебной власти на местах в руки мировых судей, избираемых населением.

– Введение земского самоуправления в Балтийском крае, в Северо-Западном и Юго-Западном краях; введение земского и городского самоуправления в губерниях Царства Польского.

– Улучшение быта рабочих, в том числе и государственное их страхование на случай болезни, увечий, инвалидности и старости; легализация профессиональных союзов, ненаказуемость экономических стачек; сокращение рабочего времени.

– Школьная реформа, общедоступность и, впоследствии, обязательность начального образования.

– Финансовая реформа: «облегчение налогового бремени народных масс и введение подоходного налога».

– Полицейская реформа. Слияние общей и гражданской полиции. Объединение всех видов чрезвычайной государственной Охраны в одном законе, полностью известном обществу и утвержденном Думой.

Эти широкие реформы, в случае их осуществления, совершенно меняли Россию, превращали страну, жившую два последних столетия для узкого правящего слоя, в действительно общенациональное государство, в благополучии которого крестьяне, рабочие, инородцы, иноверцы, земская интеллигенция заинтересованы не меньше, чем дворяне, богатые предприниматели и землевладельцы. Россия при этом менялась не революционно, не через разрушение «до основания», но эволюционно, через постепенное, хотя и быстрое перераспределение общественных благ и воспитание народа. «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!» Эти слова Столыпина, сказанные в Думе 10 мая 1907 г., стали девизом всей его деятельности. Подавляющее большинство депутатов II Думы не поддержали программы премьер-министра, одержимые идеей ниспровержения существующего порядка, находясь во власти принципа «чтобы изменить хоть что-то, надо прежде разрушить всё».

Новая Дума, готовая работать с Правительством, была необходима Столыпину именно для претворения в жизнь намеченных им реформ. Он не считал возможным действовать по старинке, используя только рычаг самодержавной власти. Полагая жизненно необходимым подвести широкий социальный фундамент под здание российской государственности, он само подведение этого фундамента желал осуществлять вместе с обществом, с избранными его представителями в земствах и в Думе. Без такого сотрудничества Правительства с обществом прочное общественное основание России не создать, и любое серьезное потрясение – война ли, которой Столыпин так опасался, или иное что – приведет к обрушению огромного, но не соединенного воедино народной волей государства: «Главное это то, что Россия с каждым годом зреет: у нас складывается и самосознание, и общественное мнение, – пишет Столыпин за месяц до смерти русскому послу в Париже Александру Извольскому. – Нельзя осмеивать наши представительные учреждения. Как они ни плохи, но под влиянием их Россия в пять лет изменилась в корне и, когда придет час, встретит врага сознательно. Россия выдержит и выйдет победительницею только из народной войны» (28.07.1911). Столыпин жаждал иметь впереди двадцать мирных лет. За два десятилетия он надеялся превратить Россию дворянскую, «элитную», в Россию общенародную.

Без парламента сделать это было невозможно. С членами Думы Столыпин общался как с товарищами и коллегами. Он не был поклонником демократии, не верил, что парламент может управлять страной, но рассматривал Думу как важнейшее средство контроля самодержавной власти Царя волей народа. В этом Столыпин был похож на знаменитого германского рейхс-канцлера Отто фон Бисмарка, который заявил в Рейхстаге в 1884 г.: «Я вовсе не поклонник абсолютистского правления. Я считаю парламентское сотрудничество, верно примененное, столь же нужным и полезным, сколь парламентское же правление – вредоносным и невозможным».

Свидетельство очевидца

Известность Столыпина, как чрезвычайно талантливого государственного деятеля и верного Царю патриота России, далеко вышла за границы Империи. Честолюбивый Германский Император Вильгельм II мечтал поближе познакомиться с русским премьером. Случай представился в 1909 г. во время встречи русского и германского императоров в Бьёрке. За завтраком на императорской яхте «Штандарт» Вильгельм сидел между Императрицей Александрой Федоровной и П. А. Столыпиным. Пренебрегая правилами хорошего тона, Германский Император весь завтрак, более часа, просидел вполоборота от Императрицы, беседуя с русским премьером. Александра Федоровна негодовала от такой бестактности, а сам Вильгельм, совершенно потрясенный умом и благородством Петра Аркадиевича, после завтрака сказал генерал-адъютанту Илье Татищеву (позднее погибшему в Екатеринбурге вместе с Императором): «Проговорил со Столыпиным весь завтрак. Вот человек! Был бы у меня такой министр, на какую бы высоту мы подняли Германию». – М. П. Бок. П. А. Столыпин. Воспоминания о моем отце. М., 1992. – С. 307.

П. А. Столыпин полагал, что на проведение реформ потребно «двадцать лет покоя». Когда он провозгласил в Думе свой план, ему еще не исполнилось и 45. Столыпин верил в свои силы и в помощь Божию. Все эти двадцать лет он мог бы, как Бисмарк в Германии, находиться у штурвала русского корабля. Но вышло иначе. Через четыре с половиной года он пал от руки полицейского агента Богрова, застрелившего его в упор 1 сентября 1911 г. в Киевском театре на глазах Императора, которого премьер-министр, истекая кровью, еще успел осенить крестом. 5 сентября смертельно раненный Петр Столыпин умер в лечебнице на руках у жены. В завещании он, предчувствуя свою трагическую кончину, просил похоронить его в том городе, где его убьют. Столыпин был предан земле в Киево-Печерской лавре. Вскоре в Киеве был установлен и монументальный памятник Столыпину. В годы советского режима памятник был уничтожен, надгробье снято и могила закатана асфальтом. Восстановили могилу П. А. Столыпина в начале 1990-х гг.

Некоторые обстоятельства гибели Столыпина бросали тень на высшие сферы Империи. Относительно Столыпина в царской семье был раскол. Дядья Царя и его мать, вдовствующая Императрица Мария Федоровна, уважали премьер-министра и считали его спасителем России. Они настаивали самым решительным образом, чтобы Государь ни в коем случае не увольнял Столыпина в отставку. С другой стороны, Императрица Александра Федоровна чем дальше, тем больше ненавидела Столыпина. Причиной ненависти было твердое неприятие Столыпиным «друга» царской семьи Григория Распутина, которого премьер считал грязным авантюристом, порочащим имя русского Царя. Распутин, имевший к 1911 г. полное влияние на Императрицу, видел в Столыпине своего злейшего врага. Заместитель министра внутренних дел генерал Курлов, отвечавший за охрану высших чинов Империи, был близок с Распутиным, входил в его круг. Именно его агентом был убийца Богров – несостоявшийся юрист, увлекавшийся анархо-коммунистической и эсеровской литературой, поддерживавший связи с революционерами, которых за деньги выдавал тайной полиции.

Свидетельство очевидца

Жена Столыпина – Ольга Борисовна – не пустила Императора к умирающему мужу. Сам Царь и его семья в Киеве, узнав о смерти премьер-министра, пришли только на панихиду, но не остались на похороны, а уехали в Севастополь. «Тут я отдыхаю хорошо и сплю много, потому что в Киеве сна не хватало: поздно ложился и рано вставал», – сообщает Николай II матери 10 сентября. Императрица Александра, по словам того же письма, восприняла убийство Столыпина «спокойно». «Он умер, потому что Провидение судило, что в этот день его не станет. Не говорите о нём больше никогда…» – сказала она как-то заместившему Столыпина на посту Председателя Совета министров В. Н. Коковцову. А вскоре после убийства объясняла ему: «Мне кажется, что Вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и его личности. Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало… Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое предназначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен стушеваться, так как ему нечего больше исполнять… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить Вам место, и что это для блага России». – В. Н. Коковцов. Из моего прошлого (1903–1919). Минск, 2004. – С. 441–442.

Богров был повешен очень поспешно, без проведения исчерпывающих допросов. Начавшееся судебное следствие в отношении Курлова и трех других высокопоставленных чинов Охраны было прекращено по личному повелению Императора, который «хотел каким-нибудь добрым делом ознаменовать» исцеление Распутиным сына – цесаревича Алексея от смертельно опасного приступа гемофилии.

Свидетельство очевидца

Среди бесчисленных отзывов на гибель Столыпина, полных горя и скорби, тревог за будущее России и высокой оценки трудов погибшего премьера, два, о которых мир узнал позже, звучат резким диссонансом:

«Столыпин был человеком с большим темпераментом, человеком храбрым, и пока ум и душа его не помутились властью, он был человеком честным. Но Столыпин погиб… как погибают сотни государственных деятелей, которые употребляют данную им власть не на пользу государства и народа, но в пользу своего личного положения…» – С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. 3. – С. 530.

«Умерщвление обер-вешателя Столыпина… очень маловажное само по себе, вновь ставит на очередь вопрос о содержании и значении нашей контрреволюции… Погромщик Столыпин подготовил себя к министерской должности именно так, как только и могли готовиться царские губернаторы: истязанием крестьян, устройством погромов, умением прикрывать эту „азиатскую“ практику – лоском и фразой, позой и жестами, подделанными под „европейские“». – В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 20. – С. 324–333.

Реформы, начатые Столыпиным, продолжались и после его смерти, но уже не с той широтой и энергией, что при нём. Отставка верного соратника Столыпина Владимира Николаевича Коковцова с поста премьера в январе 1914 г. и вскоре начавшаяся Мировая война еще более затормозили их. А через шесть лет после убийства Столыпина Россия рухнула в бездну революционной смуты, от которой он всеми силами старался уберечь её.

Литература

П. А. Столыпин. Переписка. М., 2004.

П. А. Столыпин. Жизнь и смерть / Сост. Г. П. Сидоровнин. Саратов, 1997.

Б. Г. Федоров. Петр Аркадьевич Столыпин. Биография. М., 2003.

Г. П. Сидоровнин. П. А. Столыпин: Жизнь за Отечество. Жизнеописание (1862–1911). Саратов, 2002.

П. С. Кабытов. П. А. Столыпин: последний реформатор Российской империи. Самара, 2006.

1.3.3. Аграрная реформа

Русские крестьяне, составлявшие подавляющее большинство народа и большинство армии, считались традиционной опорой православного самодержавия. Считались до Первой русской революции, во время которой многие имения помещиков были ограблены и подожжены крестьянами. Крестьянский, земельный, а точнее и шире – аграрный вопрос предстал такой проблемой, от решения которой, в конечном счете, зависела судьба страны.

Теоретически у правительства Столыпина были следующие варианты действий: 1) не проводить аграрных преобразований, ограничиваясь подавлением крестьянских беспорядков; 2) начать аграрную реформу, сохраняющую право частной собственности; 3) начать такую реформу, которая частично или полностью передаст помещичью землю крестьянам.

Как раз первый вариант фактически осуществлялся до 1905 г. и именно он обернулся соучастием крестьян в революции. Третий вариант (частичное изъятие земли за умеренное вознаграждение – у кадетов; полное изъятие без вознаграждения – у эсеров; переход всей земли государству (национализация) без вознаграждения бывшим владельцам – у большевиков) подрывал основания существовавшего порядка. Еще в преддверии революции Император предупредил волостных старшин в Курске: «Помните, что богатеют не захватами чужого добра, а от честного труда, бережливости и жизни по заповедям Божиим». И в начале революции подтвердил сказанное, обращаясь в Царском Селе к крестьянской депутации: «Всякое право собственности неприкосновенно; то, что принадлежит помещику, принадлежит ему, то, что принадлежит крестьянину, принадлежит ему». Император просил передать это односельчанам. Однако многие односельчане считали, что земля должна принадлежать тем, кто на ней трудится, т. е. самим крестьянам, а не помещикам, которые когда-то отобрали у крестьян и их землю, и их свободу. Свободу в 1861 г. Царь крестьянам вернул, а землю – нет.

Столыпин был призван Императором возглавить правительство не для продолжения бездействия или опасного нарушения права частной собственности. Поэтому оставался только второй вариант, в действенность которого верил и Столыпин. К тому же имелись серьезные проекты предшественников: П. Д. Святополк-Мирского, С. Ю. Витте – Н. Н. Кутлера, В. И. Гурко и Н. Х. Бунге. Аграрная реформа, известная как столыпинская, была и реформой Императора Николая II (он обеспечивал ее осуществление своими указами и своей собственностью, сначала минуя несговорчивую Думу), и плодом труда далеко не заурядных предшественников и соратников – главноуправляющего отдела земледелия и землеустройства Александра Кривошеина, ставшего вместе с вице-директором Федором Шлиппе практическими организаторами и исполнителями реформы. Много пользы в разработке новой системы землеустроения принес и датский советник П. А. Столыпина агроном Карл Андреас Кофод (1855–1948).

12 августа 1906 г. Государь издал указ о передаче Крестьянскому банку сельскохозяйственных земель, находящихся в собственности Романовых; 27 августа – о продаже казенных земель; 19 сентября – о продаже крестьянам земель на Алтае, находившихся в собственности самого Николая II; 5 октября – об уравнении крестьян со всеми гражданами в правах при государственной и военной службе и учебе; 19 октября – о разрешении Крестьянскому банку давать ссуды крестьянам под залог надельной земли (этим признавалась личная собственность крестьян на землю) и, наконец, 9 ноября – о раскрепощении общины.

Перечисленные указы создавали земельный фонд, необходимый для добровольного переселения миллионов малоземельных крестьян из центральных европейских губерний на огромный малонаселенный Восток, в Сибирь (см. 1.3.6), и утверждали крестьян в гражданских и политических правах наравне со всеми иными сословиями. А по самому важному указу 9 ноября крестьянам предоставлялось право выхода из общины со своим земельным наделом, который переходил из временного владения в личную частную собственность крестьянина. Ранее требовалось согласие общины, чтобы из нее выйти, теперь появилось право свободного выхода.

Передельная община, созданная государственной властью в эпоху крепостного рабства для более надежного взимания с крестьян податей, с трудом воспринимала агрономические улучшения, предпочитая вести сельское хозяйство по старинке. За два века в общине воспиталась тяга к уравниловке. Еще саратовским губернатором Столыпин докладывал Государю: «У русского крестьянина – страсть всех уравнять, всех привести к одному уровню, а так как массу нельзя поднять до уровня самого способного, самого деятельного и умного, то лучшие элементы должны быть принижены к пониманию, к устремлению худшего, инертного большинства».

Столыпин, сам как помещик, хозяйствовавший в Ковенской губернии (Литва), где никогда не было общинного землевладения, на практике убедился в бесспорных преимуществах частного крестьянского землевладения и для самих крестьян и для народного хозяйства страны. Но он не собирался ломать сложившуюся жизнь «через колено», а считал необходимым предоставить самим крестьянам свободу решения: «Издан закон, облегчающий переход к подворному и хуторскому владению, причем устранено всякое насилие в этом деле и отменяется лишь насильственное прикрепление крестьян к общине, уничтожается закрепощение личности, несовместимое с понятием о свободе человека и человеческого труда… Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже нежизненна… Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этот вопрос нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь», – говорил он собранию II Думы 10 мая 1907 г.

Документ

Решительному противнику частной собственности на землю, безусловному защитнику общины графу Льву Толстому Столыпин объяснял свою позицию с предельной откровенностью: «Вы считаете злом то, что я считаю для России благом. Мне кажется, что отсутствие „собственности“ на землю у крестьян создает всё наше неустройство. Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как то: чувство голода, половое чувство и т. п. и одно из самых сильных чувств этого порядка – чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землею. Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нём врожденного чувства собственности ведёт ко многому дурному и, главное, к бедности. А бедность, по мне, худшее из рабств. И теперь то же крепостное право – за деньги. Вы можете также давить людей, как и до освобождения крестьян. Смешно говорить этим людям о свободе или о свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным. А это достижимо только при свободном приложении труда к земле, т. е. при наличии права собственности на землю… Я не вижу цели у нас в России сгонять с земли более развитый элемент землевладельцев и, наоборот, вижу несомненную необходимость облегчить крестьянину законную возможность приобрести нужный ему участок земли в полную собственность. Теперь единственная карьера для умного мужика быть мироедом, т. е. паразитом. Надо дать ему возможность свободно развиваться и не пить чужой крови» (письмо от 23 октября 1907 г.).

Указ от 9 ноября 1906 г. был одобрен III Государственной Думой и стал законом после долгих прений только 14 июня 1910 г. А 29 мая 1911 г. Думой был принят закон «О землеустройстве». Он разрешил крестьянам (главам семей, домохозяевам) соединять разрозненные земельные полоски (участки) в одно целое в одном месте – получался отруб, разрешил переносить на такое место сам дом с хозяйством крестьянина – получался хутор (ферма). Премьер-министр делал ставку не на «убогих и пьяных, а на крепких и на сильных» – на здоровых трудовых людей, которые любят землю и хотят на ней для себя работать. И один из таких тружеников отвечал премьеру: «Мы как новожены. С земелькой-то законным браком повенчались. В деревне-то она была гулящая девка, а теперь она твоя законная жена на веки вечные».

До подавления революции крестьянство выжидало, мало выходило из общины. Но уже в 1908 г. вышло в 10 раз больше, чем в 1907-м. В 1909 г. вышло еще больше. С 1910 г. количество выходов стало снижаться. Всего до 1917 г. из общины успела выйти почти треть крестьян-домохозяев, возникло не менее 1 миллиона 300 тысяч отрубов и приблизительно двести тысяч хуторов с 22 % общинной земли. В связи с войной и нехваткой землемеров остались неудовлетворенными более 3 миллионов 500 тысяч ходатайств о выходе. С 1907 по 1915 г. почти половина крестьян-домохозяев подала заявки на те или иные землеустроительные мероприятия (6 174 500). Далеко не все из них хватило времени удовлетворить.

Отруба успешно создавались на юге и юго-востоке: на Северном Кавказе, в степном Заволжье и Севером Причерноморье; хутора – на северо-западе: в Белоруссии и Литве, в Псковской и Смоленской губерниях. Реформа имела успех в Таврической, Екатеринославской и Херсонской, Самарской и Саратовской губерниях. Сказывались климатические, природные условия, различные традиции и влияния.

Далеко не всюду крестьяне спешили выходить на отруба и особенно на хутора. И не только в силу своего консерватизма. В центральночерноземных губерниях сохранению общин способствовало малоземелье, в нечерноземных центральных губерниях местные и отходные промыслы, обеспечивавшие крестьян лучше, чем труд на малоплодородной земле. Многое здесь зависело от успеха переселенческой политики. Чересполосица, как оказалось, не только мешала формированию чувства хозяина, но и помогала выжить, поскольку полосками наделяли и на высоком месте, и в низине. Если же отруб оказывался на высоком месте, то его хозяин разорялся в засушливый год; если в низине – разорение наступало в дождливый. Для выживания требовался большой отруб на разных уровнях или проведение широких мелиоративных работ, но далеко не везде хватало земли, средств и умения.

Из общины выходили не только зажиточные и средние крестьяне. Выходили и бывшие крестьяне, осевшие в городах, и вдовы, одинокие старики и горькие пьяницы, которым при очередном общинном переделе грозила утрата или урезывание надела. Они выходили, чтобы продать землю (и подчас пропить). И, наконец, не все вышедшие оказались способны брать ответственность на себя. Наделы несостоявшихся частников покупались и знакомыми односельчанами; в результате появились общинники, которые одновременно имели землю в частной собственности. Иногда землю покупала, законно возвращала себе община. Перераспределилось около половины земли, закрепленной в частную собственность.

Реформа создала различные формы крестьянского землевладения, которые конкурировали между собой. Даже в общине менялось и развивалось землепользование. Они или сдавали позиции, или приспосабливались к происходящему и подчас хозяйствовали эффективнее, постепенно трансформируясь в кооперативные объединения (см. 1.3.6).

Традиционные хозяйства помещиков не выдерживали возросшей конкуренции со свободным крестьянским предпринимательством. К началу Первой Мировой войны крестьяне купили более половины помещичьей земли и свыше половины оставшейся у помещиков посевной земли арендовалось крестьянами. Земля законно переходила в трудовые руки средних и зажиточных крестьян. Расчеты экономистов показывали, что помещичьи земли естественным образом перейдут крестьянам, особенно хуторянам не позднее конца 1920-х гг. Но сохранялись успешно работающие на рынок и экспорт помещичьи хозяйства, ставшие сельскохозяйственными капиталистическими производствами.

За годы аграрной реформы быстро возрастала механизация сельского хозяйства. В 1900 г. на покупку сельскохозяйственных машин и орудий было затрачено 28 млн. рублей. В 1913—109 млн. рублей, в том числе ввезено из-за границы на 49 млн. рублей, остальные были произведены в России. В 1912 г. на полях России было использовано 573 тыс. тонн искусственных удобрений. В результате средняя урожайность зерновых полей выросла в России между 1900 и 1914 г. на 25 %. Посевные площади с начала века до 1914 г. выросли на 14 %, в том числе на Северном Кавказе – на 47 %, в Сибири – на 71 %. За время реформы сбыт минеральных удобрений увеличился в 7 раз, сельскохозяйственных машин – в 5,5 раза. С 1908 по 1912 г. производство ячменя возросло на 62 %, кукурузы – на 45 %, пшеницы – на 37,5 %. Даже в неурожайные 1908 и 1912 гг. страна производила 11,5 % мирового экспорта пшеницы, а в урожайные 1909–1910 гг. – 40 % мирового экспорта. Сбор зерновых стал увеличиваться с 1906 г. не на 300 тысяч тонн в год, как до того, а на 1500 тысяч тонн и достиг к 1913 г. рекордной цифры – 88 500 тысяч тонн. Сбор зерновых в 1913 г. был на 30 % выше, чем в США.

Россия прочно удерживала первое место в мире по производству пшеницы, ячменя, ржи и овса. Второе (после Германии) – по производству картофеля. На втором месте в мире (после США) была Россия по поголовью крупного рогатого скота, лошадей, коз и овец и к 1914 г. начала обгонять по этим показателям и США. На четвертом месте – после США, Германии и Австрии – по поголовью свиней. Россия входила в «сельскохозяйственную революцию», которая бы мирно преобразила всю ее жизнь и превратила нищего и неграмотного мужика в зажиточного, образованного свободного земледельца. В этом и состояла цель реформы Столыпина, и поразительно, с какой быстротой начала развиваться с 1906 г. до того сонная русская деревня.

Мнение очевидца

А. Тыркова-Вильямс, дочь помещика села Вергежа Новгородской губернии, писала о начале 1910-х гг.: «Рост ощущался на каждом шагу, даже в нашем небольшом деревенском углу. Мужики становились зажиточнее, были лучше обуты и одеты. Пища у них стала разнообразнее, прихотливее. В деревенских лавках появились такие невиданные раньше вещи, как компот из сушеных фруктов… прежде о такой роскоши в деревне не помышляли, как не воображали, что пшеничные пироги можно печь не только в престольный праздник, но каждое воскресенье. А теперь пекли, да еще с вареньем, купленным в той же деревенской лавке… Увеличилось производство молока и масла. Жизнь действительно становилась обильнее, легче… Деревенская молодежь стала грамотной… Стали появляться деревенские интеллигенты из крестьян. Одни из них отрывались от земли, уходили в города, другие возвращались после школы в деревню и там, в родной обстановке, становились местными общественными деятелями, искали способы улучшить крестьянскую жизнь». – На путях к свободе. – С. 380–381.

Правда, быстрота развития не означала, что многовековая отсталость русской деревни может быть преодолена за несколько лет. Массив старой, привычной нищеты был очень велик. Модернизация русского сельского уклада требовала не только умения и решимости, но и терпения, известной осторожности. Ведь преобразовывались не только экономические обстоятельства жизни, но и уклад, и сами души людей, их привычки, их отношения друг с другом. Всё это ещё только-только стало затрагиваться реформами.

Со слов очевидцев

Сергей Шмеман, потомок Осоргиных, помещиков Калужской губернии, об имениях которых он пишет в 1980-е гг.:

«Накануне революции, несмотря на все изменения, происходившие в сельском мiре, его население оставалось некультурным и отсталым. Большинство крестьян было неграмотно. Только половина хозяйств имела железные плуги, жатва все еще производилась серпами, молотьба – цепами. Всё ещё нормой была трехпольная система земледелия… которая в Западной Европе не использовалась со Средних веков. Средний сбор зерна с крестьянских земель был лишь немного выше, чем в английском поместье XIV в. … Жизнь в зловонной избе с земляным полом, наполненной густым черным дымом, где ютилась семья с десятью детьми – топили соломой, денег на какое-либо иное топливо, равно и на починку печи не было. Зимой телята и козы жили вместе с людьми, которым приходилось делиться с ними без того спертым воздухом. Дети часто умирали маленькими…» – Эхо родной земли. Двести лет одного русского села. М., 2003. – С. 206.

Урожайность на хуторах превосходила общинную на 14 %. Выстоявшие хуторяне развивались и богатели, их накопления в банках и сберегательных кассах составили в разгар войны 2 миллиарда золотых рублей – они имели задел на будущее. В шутку их называли тогда «столыпинскими помещиками». Но сохранявшаяся среди неудачников страсть к уравниловке оборачивалась завистью и злобой по отношению к самостоятельным, успешным, подлинным труженикам. Нередко завистливые общинники поджигали дома хуторян, травили посевы и губили скот. Доходило до самосудов, вмешательства полиции, которой в некоторых деревнях приходилось открывать огонь на поражение, чтобы защитить хуторян и землемеров от идущих на них с дрекольем общинников. Духовная атмосфера русской деревни эпохи аграрной реформы (см. 1.3.17), запечатленная в рассказах и повестях замечательно талантливого и наблюдательного очевидца – Ивана Бунина, была гнетущей и мало отрадной. Развитие хозяйства оказалось делом более простым и быстрым, чем преображение душ крестьян.

Как и крестьянская реформа 1861 г., аграрная реформа Столыпина подвергалась критике и слева, и справа (со стороны крайних националистов-консерваторов). Особую ненависть реформа вызвала у эсеров и большевиков, которые осознавали, что успешное осуществление аграрной реформы в крестьянской стране равнозначно утрате надежд на народную революцию и на захват ими власти. В III Думе аграрный закон поддержали только октябристы, умеренно-правые, националисты, польское Коло, часть правых и часть прогрессистов. РСДРП, КДП, трудовики, значительная часть правых и часть прогрессистов выступали против разрушения общины. Правые считали общину традиционно русским «соборным» установлением, левые видели в ней ячейку будущих социалистических отношений. Что объединяло правых с левыми – так это коренное неуважение к достоинству человека, к его праву на свободный выбор формы трудовой деятельности. Общим было желание загнать жизнь в надуманную схему.

Документ

Вождь большевиков Ленин, мечтавший о захвате власти на гребне народного восстания, видя результаты Столыпинской реформы, писал в апреле 1908 г.: «Что, если… столыпинская политика продержится достаточно долго…? Тогда аграрный строй России станет вполне буржуазным, крупные крестьяне заберут себе почти всю надельную землю, земледелие станет капиталистическим и никакое, ни радикальное, ни нерадикальное „решение“ аграрного вопроса при капитализме станет невозможным». – В. И. Ленин. ПСС. Т. 17. С. 31–33.

Напротив, Столыпин предполагал и осуществлял аграрные преобразования одновременно с гражданским освобождением крестьянского сословия. В 1906 г. крестьянам было возвращено право (которого их лишили в 1890 г.) выбирать самим своих представителей (гласных) в земства. 15 июня 1912 г. подсудность крестьян была пересмотрена, и земские начальники потеряли свою прежнюю судебную функцию. Мировых судей вновь стали избирать сами крестьяне. Мировые судьи теперь выносили решения, сообразуясь только с законом, а не с усмотрениями начальства. В 1913 г. новые суды начали действовать сначала в десяти южных губерниях.

Мнение историка

«К началу Первой Мировой войны Россия стала обществом полноправных граждан». – Георгий Вернадский. Русская история. М., 2001. – С. 244.

Столыпинская аграрная реформа завершала раскрепощение, начатое крестьянской реформой Императора Александра II: к 1916 г. 89,3 % пахотных земель и более чем 94 % поголовья крупного рогатого скота в европейской части России находилось в частной или общинной собственности крестьян и казаков. Россия окончательно перестала быть «феодальной страной».

В связи с 50-летием Великой Реформы в конце лета 1911 г. в Киеве открыли памятник Царю-Освободителю. Присутствовали его внук Николай II и премьер-министр Петр Столыпин. Но торжества завершились убийством реформатора.

Литература

И. А. Бунин. Деревня, Суходол и др. рассказы 1909–1916 гг. [Любое издание].

А. Н. Челинцев. Русское сельское хозяйство перед революцией. М., 1928.

К. А. Кривошеин. А. В. Кривошеин (1857–1921). Его значение в истории России начала ХХ века. Париж, 1973.

В. Г. Тюкавкин. Великорусское крестьянство и Столыпинская аграрная реформа. М., 2001.

Столыпинская реформа и землеустроитель К. А. Кофод. Документы, переписка, мемуары. М.: Русский Путь, 2003.

Российская и советская деревня первой половины ХХ века глазами крестьян. М.: Русский путь, 2009.

И. И. Воронов. Министерство земледелия Российской империи: XIX – начало XX в. Красноярск: Литера-принт, 2013.

1.3.4. Деятельность земства

В преобразовании всего уклада сельской жизни в Думский период огромную роль играли земские учреждения. Согласно закону 1864 г. на земства был возложен надзор за народным образованием; общественным здравоохранением; благотворительностью; местными дорогами и почтами; пожарным страхованием.

К началу Думского периода земство было учреждено и действовало в 34 губерниях Европейской России. В 1911 г. Столыпин, обойдя по ст. 87 сопротивление Государственного Совета, добился учреждения земства в шести западных губерниях – Киевской, Подольской, Волынской, Витебской, Могилевской и Минской. В 1913 г. земские учреждения были введены еще в трех губерниях – Оренбургской, Астраханской и Ставропольской. Таким образом к Мировой войне земское самоуправление охватывало 43 административных единицы Империи первого порядка из 94. В земских губерниях проживало почти две трети всего населения России (110 млн. человек из 174).

В соответствии с политической программой Столыпина земства были освобождены от принудительного отчуждения части своих доходов в пользу государства. Если в 1895 г. 20 % земских доходов отчислялись в пользу правительственных учреждений на местах (полицейские, судебные и военные надобности), то в 1912 г. такие отчисления составили только 4,9 %. Более того, государство начало финансово поддерживать с 1908 г. своими субсидиями важные земские программы по здравоохранению, образованию и агрономической помощи сельского населения. Быстро возрастали, в связи с общим приростом народного богатства, и собственные доходы земств. Общий бюджет земств в 34 губерниях в 1895 г. составлял 65,8 млн. рублей, а в 1912 г. достиг 220 млн. рублей. Кроме того, бюджет земств в шести новых земских губерниях составил в 1912 г. 30 млн. рублей. К 1914 г. суммарный доход земств составлял 336,4 млн. рублей.

Главным источником доходов земств был земский налог на недвижимость, а расходы земств в первую очередь приходились на нужды местного здравоохранения (23,8 %), образования (30,8 %), агрономическую и ветеринарную помощь (11,2 %), устройство и содержание дорог (5 %), платежи по займам и отчисления в бюджет (21,0 %).

Документ

Выступая на открытии I Сессии Совета по делам местного хозяйства в марте 1908 г., Столыпин говорил: «Правительство убеждено, что, прекращая всякие попытки к беспорядкам, безжалостно прекращая их физической силой, оно обязано всю свою нравственную силу направить к обновлению страны. Обновление это, конечно, должно последовать снизу. Надо начать с замены выветрившихся камней фундамента и делать это так, чтобы не поколебать, а укрепить постройку. Порядок и благоустройство в селах и волостях – вот вопиющая нужда в деревне… Наши крупные села, наши железнодорожные поселки представляют из себя нечто хаотическое – какое-то накопление человеческого жилья без всяких признаков порядка и благоустройства…»

Хотя ведущую роль в земствах продолжали играть крупные земельные собственники, они не могли действовать в своих узких интересах. Их контролировало земское общество. Кроме того, Правительство в Думское время готовило земства к переходу к всесословности и к введению малой (волостной) административно-земской единицы, в которой власть будет преимущественно в руках крестьян и создаваться на принципах земского самоуправления. Твердо исповедуя принцип частного интереса, частной собственности, как основание порядка, Столыпин всецело поддерживал идею самоуправляющейся волостной жизни, которая сумеет обустроить свою волость так же хорошо и уютно, как хороший хозяин обустраивает свой дом, свою землю.

Открывшиеся возможности широкой земской работы, быстрый рост доходов земств, отмена ограничений 1890-х гг. и, наконец, наглядная демонстрация революционных бесчинств и бедствий во время событий 1905–1906 гг. вызвали отход большинства земских организаций России от увлечения политической антигосударственной деятельностью. Земства приняли протянутую Столыпиным руку Правительства и начали дружную общую работу по организации местной жизни. От изматывающей обе стороны борьбы государственная власть и общественные силы перешли к сотрудничеству. За немногие годы результаты этого сотрудничества оказались очень значительными.

До создания земств в русской деревне профессиональная медицинская помощь отсутствовала полностью. Крестьяне прибегали к услугам знахарей, травников, бабок-повитух, колдунов. Результатом была колоссальная детская смертность, очень короткий средний период ожидаемой жизни (27 лет), пораженность многими хроническими болезнями. К концу XIX в. в 34 земских губерниях насчитывалось 1300 больниц с 30 тыс. кроватей для больных и с 10 тыс. мест для душевнобольных. В земской медицине работало 2500 врачей и 8000 младшего медицинского персонала. В 1895 г. в земских губерниях одна больница была на 6500 жителей, в неземских – на 41 000 жителей. В 1913 г. в 43 земских губерниях больниц уже было 6773 со 190 500 кроватями, а медицинский персонал насчитывал 19 тыс. врачей, 22,5 тыс. фельдшеров и 12 тыс. акушерок. Во многих земских губерниях вся населенная сельская местность была разбита на врачебные участки с расстоянием до медицинского пункта в пределах 15 верст. В десяти губерниях Центральной России таких врачебных участков было 3300. При врачебных участках создавались аптеки и склады медикаментов, все чаще здесь же организовывались центры вакцинации против оспы и бешенства. 16 из 29 пастеровских лабораторий России[12] в 1914 г. находились на попечении земств и организаций городского самоуправления.

Все медицинские услуги и – в большинстве земств – лекарства по рецептам предоставлялись бесплатно. Земский врач, фельдшер или акушерка, в любую погоду проезжавшие в бричке десятки верст, чтобы оказать помощь тяжелобольному, или с утра до ночи принимающие больных на врачебном пункте, стали образцом самоотверженного и бескорыстного служения народу. В большинстве сельских местностей России правильное медицинское обслуживание населения к Мировой войне было уже нормой, а земский «дохтур» стал уважаемым и любимым в деревне человеком. При этом земские губернии по числу больниц, коек и врачей и качеству услуг существенно превосходили губернии, в которых земство так и не было введено. В 1914 г. земства израсходовали на нужды здравоохранения 82 600 тыс. рублей.

Ведущую роль играло земство и в организации крестьянского образования. До учреждения земств крестьянская Россия была почти всецело неграмотной. Правильное школьное обучение практически отсутствовало в деревне. Постепенно земство стало оплачивать из своих средств учителей и школьные пособия. В Думский период, в соответствии с планом сотрудничества государства и общества, всё большую долю расходов на образование в деревне берет на себя государство с перераспределением средств через земства. К 1914 г. существовало 50 тыс. земских школ, в которых работало 80 тыс. учителей и училось 3 млн. крестьянских детей. Земства обращали особое внимание на строительство новых школ с соблюдением современных педагогических и гигиенических норм. Земства начали создавать и систему средних школ, а также семинарий для учителей. Широко создавалась система школ для взрослых, а также и система библиотек и читален. В 1914 г. в 35 земских губерниях из 43 действовало 12 627 публичных библиотек. На народное образование земства истратили в 1914 г. 106 млн. рублей.

Кроме того земства активно развивали транспорт и связь в сельской России, в том числе и новейшие формы коммуникации. К 1914 г. земствами было создано 382 телефонные станции с 60 тыс. верст телефонных линий. Быстро строились, особенно в южных районах, улучшенные дороги с гравийно-щебенчатым покрытием.

В начале ХХ в. земства взялись за организацию агрономической помощи населению. Земский агроном к 1914 г. занял почетное место в русской деревне рядом с учителем и врачом. Земства заботятся о создании опытных сельскохозяйственных станций и образцовых полей, улучшении животноводства, травосеянии, организуют мелиоративный кредит, создают станции сельскохозяйственных машин и орудий. К 1914 г. современный железный плуг вытесняет из крестьянского быта древнюю деревянную «матушку-соху». Земства создают кредитные и ссудосберегательные товарищества для финансирования модернизации крестьянских хозяйств. Расходы земств по статье «содействие экономическому благосостоянию» возросли с 700 тыс. рублей в 1895 г. до 14 млн. рублей в 1912 г.

Неурожай, охвативший ряд губерний в 1906–1907 гг., снова потребовал объединения земских усилий. Общеземский союз, созданный (но не утвержденный официально) для поддержки хозяйственных и бытовых нужд нашей армии во время Русско-японской войны, и на этот раз под руководством князя Г. Е. Львова быстро организовал сбор средств в пользу голодающих и их эффективное распределение. Земцы попыталась выявить и причины постоянных неурожаев, потрясающих хозяйство России. В августе 1906 г. был созван Всероссийский съезд агрономов для обсуждения мер борьбы с неурожаями; труды этого съезда были изданы Общеземской организацией под названием «Неурожаи и агрономия».

Отвечая на призыв земства покончить с крестьянским голодом, вызываемым неурожаями, Правительство принимает специальный закон, предполагающий обязательную раздачу бесплатной муки в губерниях, страдающих от голода, из расчета 1 пуд (16,43 кг) на взрослого и полпуда на ребенка в месяц. Если эта норма не может быть исполнена, полностью прекращается экспорт хлеба. Экспортеры зерна, заинтересованные в стабильных торговых связях со своими зарубежными партнерами, теперь первые приходили на помощь крестьянам губерний, пострадавших от неурожая. Земские учреждения сыграли большую роль и в борьбе с неурожаями 1911–1912 гг.

Важной сферой общеземской деятельности стало участие в объявленной Столыпиным масштабной крестьянской реформе, в частности в переселенческом движении. Общеземский съезд февраля 1908 г., собравший делегатов 18 губернских земств, поддержал совместные инициативы помощи переселенцам в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Результатом этой многоплановой работы стало, в том числе, и большое научно-статистическое исследование «Приамурье», которое многие во власти сочли «крамольным». Князь Львов вспоминал, что новый премьер В. Н. Коковцов сказал ему при личной встрече: «С каждой страницы этой книги капает яд противоправительственной пропаганды!».

После гибели П. А. Столыпина отношения остающейся «нелегальной» Общеземской организации с властями серьезно осложнились. Кадеты продолжали видеть в земской работе форму политической борьбы с Правительством, а не сотрудничество общества и государства по строительству новой «великой России». Свои успехи кадеты не плюсовали к успехам правительства, но противопоставляли им. Они были уверены, что смогут лучше государственных чиновников управлять Россией.

Свидетельство очевидца

Британский наблюдатель русской жизни этих лет передаёт разговор, состоявшийся около 1906 г. между ним и лидером КДП П. Н. Милюковым: «Я осмелился подсказать ему, что вместо того, чтобы систематически и бескомпромиссно критиковать Совет министров, партия могла бы пойти на сотрудничество с правительством и таким образом постепенно создать в России некое подобие английской парламентарной системы, вызывавшей у них (кадетов) такое восхищение. Возможно, что через восемь или десять лет желаемого результата можно было бы достигнуть. Услышав последние слова, мой собеседник внезапно прервал меня восклицанием: „Восемь или десять лет? Так долго мы ждать не можем!“ – „Ну, что же, – заметил я, – вам лучше знать ваши дела, но в Англии мы ждали несколько столетий“». – D. M. Wallace. Russia. N.Y., 1912. – P. 728.

В условиях дружной государственно-земской работы попытки кадетов «политизировать земство» натолкнулись на решительное сопротивление большинства земств, избегавших теперь политики и стремившихся направить свою деятельность на местную хозяйственную работу. Многие земства наполнились новыми, консервативно ориентированными гласными (так в России именовали депутатов местного самоуправления), враждебно относившимися к Общеземской организации, считая ее одним из главных инициаторов политических беспорядков. Известный правый публицист Михаил Осипович Меньшиков в газете «Новое время» призывал охранные отделения к бдительному надзору за так и не легализованной правительством Общеземской организацией.

Документ

«Вы (кадеты) обещаете „спокойную парламентскую работу“, но не будет ли эта работа разрушительнее открытого бунта? России нужно не то, чтобы парламент во что бы то ни стало работал, а чтобы работа эта была полезная, то есть мирная, лояльная, сообразованная с историей и справедливостью. Пока вы считаете власть „врагом народным“, пока вы ведете против неё „правильную осаду“, организуя революцию… до тех пор, знаете ли, не лучше ли вам поискать для себя доверия в другом месте?» – М. О. Меньшиков. «Осада власти» // Выше свободы. М., 1998. – С. 186.

По инициативе графа В. А. Бобринского некоторые губернские земские собрания (тульское, курское и др.) вынесли постановления о полной неприемлемости участия земств в политической работе. Новый глава Московского губернского земства Н. Ф. Рихтер, следуя решению гласных, отказал князю Г. Е. Львову в казенном помещении, которое Общеземская организация занимала во времена Д. Н. Шипова и Ф. А. Головина, и князь вынужден был перенести свою работу в снятые частные квартиры. На волне этих настроений князь Львов не смог победить на выборах во II Государственную Думу.

В конце 1913 – начале 1914 г. Общеземская организация выпустила массовым тиражом брошюру для народа, посвященную 50-летию земских учреждений в России. Небольшая книжка стала поводом для большой общественной дискуссии о судьбе земского движения и местного самоуправления в России.

25 июля 1914 г., в связи с объявлением войны, в Москве открылось экстренное губернское земское собрание. Управа предложила звать все земства России к дружной работе на пользу армии и создать Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам. 30 июля 1914 г. на съезде уполномоченных губернских земств такой союз был создан. К неудовольствию его формального инициатора, Председателя Московской губернской управы Ф. В. Шлиппе и столичных властей, Председателем Главного комитета Всероссийского земского союза (ВЗС) был избран князь Г. Е. Львов. В дальнейшем, объединив свои усилия с Союзом городов, ВЗС сформировал Земско-городской союз – знаменитый Земгор, которому было суждено сыграть большую роль в политической жизни предреволюционной России.

Литература

Местное самоуправление в России. Отечественный исторический опыт. Сборник документов (1861–1917). М., 1998.

Л. Е. Лаптева. Земские учреждения в России. М., 1993.

Т. И. Полнер. Жизненный путь князя Г. Е. Львова. М., 2001.

1.3.5. Города и городское самоуправление

Между 1905 и 1914 г. городское население России выросло с 25 до 32 млн. человек, включая и 5 млн. жителей поселков городского типа, не получивших еще городской статус. Во всем населении Империи доля городского населения достигла 19 % в 1914 г. и 21,4 % – в 1917. Крупнейшими городами в 1910-е гг. были: Петербург – 2220 тыс. жителей (восьмой по числу жителей город мира), Москва – 1750 тыс., Варшава – 909 тыс., Одесса – 646 тыс., Киев – 610 тыс., Рига – 569 тыс., Лодзь – 450 тыс.

Большие города России в Думский период по уровню комфорта и организации городского хозяйства практически не отличались от городов Западной Европы. Из 1231 города в 1910 г. телефонированы были 314, газовое и электрическое уличное освещение имелось в 290, водопровод – в 219, канализация – в 65, трамвай – в 54 городах. В Москве к 1914 г. протяженность трамвайных железных дорог достигала 250 верст, и по ним ежедневно ходило около 900 составов.

Больницы имелись в 1005 городах, публичные библиотеки – в 585. Крупнейшие города располагали сетью общих и специальных школ, городских больниц и приютов, библиотек, музеев и театров, созданных местным самоуправлением.

Летом 1906 г. внимание всей страны привлек уездный город Сызрань, почти дотла уничтоженный пожаром. На помощь населению городка пришла Общеземская организация, сформировавшая врачебно-питательный отряд, который открывал медицинские пункты, столовые, продуктовые лавки и биржи строительных материалов.

С каждым годом число комфортабельных городов увеличивалось. В крупнейших городах строились прекрасные многоквартирные дома из кирпича и железобетона, дорогие изысканные особняки, представительные общественные здания, великолепные храмы. Большое внимание уделялось красоте фабричных и заводских зданий.

Особенно быстро росли и хорошели города Сибири. Например, возникший при пересечении Оби Транссибирской железной дорогой в 1894 г. поселок Гусевка при станции Левая Обь, уже в 1900 г. имел около 15 000 жителей. В 1903 г. поселок был преобразован в безуездный город Томской губернии – Ново-Николаевск. Через десять лет это был уже город с двухсоттысячным населением. В нём были разбиты парки, проведены трамваи, электричество, телефон, водопровод, канализация, проложены хорошие мостовые, построены просторные общественные здания, школы, театр, комфортабельные частные дома, – то есть всё, что давала тогда самая передовая культура градостроительства (в 1926 г. Ново-Николаевск был переименован в Новосибирск).

В области управления городами в России вплоть до лета 1917 г. действовало «Городовое положение» 1892 г., резко сократившее права горожан по сравнению с «Положением» 1870 г. Управление городским хозяйством сосредоточено было в руках городской думы, исполняла решения думы городская управа. Закон 1892 г., принятый в период контрреформ Александра III, уменьшил численность городских избирателей в 6–8 раз (до 1–2 % всего населения), значительно ограничил самостоятельность органов городского самоуправления в расходовании городских средств, усилил контроль за их деятельностью со стороны администрации – губернатора и губернского по городским и земским делам присутствия. С 1892 г. губернатор осуществлял контроль не только за законностью действий городского самоуправления, но и за их «правильностью» и мог отменить любое действие городской Думы, если считал, что оно нарушает интересы города или «не соответствует общим пользам и нуждам государства». Все должностные лица городского самоуправления, согласно Положению 1892 г., считались состоящими на государственной службе. В столицах городской голова получал чин действительного статского советника (IV класс согласно «Табели о рангах»), товарищ городского головы и члены Управы – чин надворного советника (VII класс), а городской секретарь – коллежского асессора (VIII класс).

До лета 1917 г. в российских городах сохранялась и старая избирательная система в органы самоуправления. Согласно закону 1892 г., избирательное право определялось имущественным цензом: в столицах это право получили лица и товарищества, уплачивающие оценочный сбор с недвижимого имущества, стоившего не менее 3000 рублей. Занятие торговлей перестало быть автоматически связано с получением статуса городского избирателя: в столицах избирательные права сохранили только купцы 1-й гильдии.

Манифест 17 октября 1905 г. и Конституция 1906 г., хотя и не изменили принципы городского управления, однако дали серьезный толчок в развитии общественно-политической жизни. Ранее в Москве, например, выборы в городскую Думу и на пост городского головы были во многом противоборством торгово-промышленных группировок. Известно, что городской голова К. В. Рукавишников (1893–1896), сам выходец из крупной купеческой семьи, активно поддерживался «группой А. С. Вишнякова» – крупнейшего московского предпринимателя. А приход ему на смену князя В. М. Голицына (1897–1905) стал политическим реваншем другого «клана» – миллионера Н. А. Найденова. Начиная с 1905–1906 гг., политическую жизнь крупнейших городов России стали определять легализованные Манифестом 17 октября общероссийские политические партии, в первую очередь две из них – КДП и «Союз 17 октября». Так, отставка князя Голицына с поста московского городского головы в 1905 г. и избрание на эту должность видного октябриста Николая Ивановича Гучкова (брата Александра Ивановича Гучкова) окончательно зафиксировали начало эпохи «партийности» в истории Москвы.

Московская городская Дума была одним из политических центров России. «Каждое выступление Московской Думы, – писал С. В. Бахрушин, – как раскат грома, проносилось по стране, встречая отзвук в самых захолустных углах ее… Ее словами говорили, ее мыслями думали все прочие города России… Слово Московской Думы поэтому вызывало внимательное отношение и высших петербургских сфер».

Историческая справка

Не только Москва давала примеры политизации городского самоуправления. Популярный в Томске врач А. И. Макушин, гласный городской Думы, был в 1902 г. избран городским головой. При нем в два раза вырос городской бюджет, началось регулярное мощение улиц, построены водопровод, несколько школ и больниц. В октябре 1905 г. Макушин, ставший одним из лидеров кадетской партии, встал на сторону горожан, когда полиция и казаки, при попустительстве губернатора, избивали мирную демонстрацию в поддержку конституционных реформ. В ответ томские черносотенцы разгромили городскую Думу, управу и дом Макушина. Тот подал в отставку, а весной 1906 г. был избран в I Государственную Думу, где требовал предания суду губернатора Азанчеева-Азанчевского и полицмейстера Никольского за гибель более чем 60 томичей…

В Воронежской губернии молодой юрист П. Я. Ростовцев, начав в 1894 г. с должности городского головы уездного г. Землянска, был в ноябре 1905 г. избран городским головой Воронежа и стал одним из лидеров местных кадетов. Не удовлетворенный своей зависимостью от губернских властей, Ростовцев баллотировался и был избран депутатом I Думы. Будучи осужденным за подписание «Выборгского воззвания», он лишился права выбираться на общественные должности, но власти не имели права отрешить его от уже занимаемого им поста воронежского городского головы. Ростовцев, понимая сложность ситуации, сам обратился к городской Думе с просьбой освободить его от должности…

Городские думы и управы, сформированные в годы столыпинских реформ, находились, как правило, в партнерских отношениях с администрацией. Например, за семь лет полномочий Н. И. Гучкова Московская управа не имела серьезных конфликтов ни с петербургскими властями, ни с московским генерал-губернатором, ни с градоначальником (должность, введенная в 1905 г.). Такое сотрудничество весьма положительно сказалось на развитии городского хозяйства. Общий бюджет 693 крупнейших городов вырос со 153 млн. рублей в 1904 г. до 297 млн. в 1913. Почти треть этой суммы приходилась на Петербург и Москву. Весьма значительной стала роль так называемого «третьего элемента» – постоянных земских и городских служащих органов местного самоуправления. Эти нанятые земствами и городским самоуправлением чиновники, как правило, из интеллигенции, обладали высокими навыками организационно-управленческой работы.

Историческая справка

Ситуация в московском городском самоуправлении осложнилась после выборов 1908 г. Близкая к кадетским кругам «прогрессивная группа гласных» во главе с Н. И. Астровым попыталась провести на пост городского головы Д. Н. Шипова. Однако в тот раз Н. И. Гучкову, при опоре на «стародумцев», удалось сохранить свои полномочия. На выборах 1913 г. прогрессисты завоевали большинство, но все три последовательно избранных городской Думой на пост московского городского головы кадетских кандидата (кн. Г. Е. Львов, С. А. Чаплыгин, Л. Л. Катуар) были отвергнуты правительством. В столице обсуждался вопрос об изменении «Городового положения», чтобы разрешить правительству роспуск «непокорных» городских дум. Существовали планы назначения, минуя Московскую Думу, на пост городского головы престарелого члена Госсовета Б. В. Штюрмера (впоследствии продвинутого при поддержке Г. Е. Распутина на пост премьер-министра). Только после начала Первой Мировой войны Московской Думе было разрешено провести новые выборы, и победившая кандидатура кадета М. В. Челнокова была утверждена в должности.

Война, помирившая на время кадетскую партию с правительством, сделала лояльной и позицию московского городского самоуправления. М. В. Челноков был избран главноуполномоченным Всероссийского союза городов, состоя в этой должности с сентября 1914 г. по апрель 1917 г. Он потом с гордостью говорил, что «городское управление донесло до революции городское хозяйство, как полную чашу».

Историческая справка

Михаил Васильевич Челноков родился в 1863 г. в Москве в купеческой семье, занимавшейся производством и торговлей стройматериалами. Учился в Лазаревском институте восточных языков. С 1879 г. (с 16 лет) был женат счастливым браком на Елизавете Карповне Шапошниковой, ставшей его ближайшим другом и собеседником в сложнейших художественных, политических и богословских вопросах. Имел с ней четырех детей. П. Б. Струве сказал о Челнокове – «Природный выразитель лучших и сильных сторон русской буржуазии». М. В. Челноков – активный участник земского движения. С 1891 по 1894 г. – председатель Московской уездной земской управы. Лидер «прогрессивного» крыла Московской городской думы. Секретарь II Государственной Думы. Видный член Конституционно-демократической партии: как лидер её «правого» крыла часто оппонировал Милюкову. Сам Милюков говорил о нем: «Это был коренной русак, самородок, органически сросшийся с почвой, на которой вырос. Со своим тягучим как бы м-а-сковским говорком, он не был создан для ораторских выступлений… зато он был очень на месте как „свой“, в московской купеческой среде; и всюду он вносил свои качества проницательного ума, житейской ловкости и слегка скептического отношения к вещам и людям». Ариадна Тыркова-Вильямс писала о Челнокове: «Это был самородок, с умом живым и острым, с редким здравым смыслом». Находился в доверительных отношениях с П. А. Столыпиным, очень дружил с Д. Н. Шиповым. Депутат III и IV Государственных Дум от Москвы. В 1914 г. избран московским городским головой. О своей оппозиционной самодержавию деятельности Челноков говорил так: «Мы вынуждены были вмешаться из инстинкта государственности». В январе 1917 г. за укрепление связей между Россией и Британской Империей пожалован английским королем Георгом V титулом баронета и принят в корпорацию ордена Подвязки. После большевицкого переворота участвовал в работе подпольного «Правого центра», затем уехал в Одессу и в 1919 г. эмигрировал. Скончался 16 августа 1935 г. в Панчеве (Югославия) после тяжелой болезни туберкулеза позвоночника. Похоронен в Белграде.

Неудачи России в Мировой войне сделали органы городского самоуправления России более оппозиционными по отношению к правительству. В августе 1915 г. Московская городская дума потребовала создания правительства, «сильного доверием общества и единодушного, во главе которого должно стоять лицо, которому верит страна». С резолюцией, требующей «правительства доверия», выступила и Петроградская Дума. Инициативу столиц активно поддержали и другие городские думы.

Итоги московских городских выборов 1916 г. (последних по «Городовому положению» 1892 г.), на которых убедительную победу одержали кадеты (к тому времени перешедшие в открытую оппозицию правительству), не устроили официальный Петроград. Губернское по городским делам присутствие, придравшись к незначительным нарушениям процедуры выборов, отменило их результаты. Лишь после Февральской революции отмена московских выборов 1916 г. была признана незаконной, и 7 марта 1917 г. состоялось первое заседание Московской Думы нового состава.

Литература:

Н. И. Астров. Воспоминания. М., 2000.

Л. Ф. Писарькова. Городские реформы в России и Московская дума. М.: Новый хронограф, 2010.

1.3.6. Кооперативное и переселенческое и движение

Кооперативное движение появляется в России вскоре после отмены крепостной зависимости крестьян. Первыми, в 1870-х гг. складываются потребительские кооперативные общества, создающие систему снабжения крестьян необходимыми товарами в обход розничных продавцов и по намного более низким ценам. В 1897 г. был издан «нормальный устав» потребительских обществ. К началу 1905 г. насчитывалось 948 потребительских обществ. К началу 1914 г. – более десяти тысяч, объединявших около полутора миллионов членов. Годовой оборот потребительских обществ составил в 1914 г. 290 млн. рублей. Губернские потребительские союзы активно выходили на внешние рынки, устанавливали торговые отношения со многими странами мира. Потребительские кооперативы создавали и собственные производственные предприятия для снабжения своей розничной торговли – мельницы, пекарни, маслодельные, мыловаренные, кожевенные и кирпичные заводы, кузнечные и сапожные мастерские, кондитерские и табачные фабрики. К 1914 г. в системе потребительской кооперации было несколько сотен таких предприятий.

Кредитная кооперация начинает расти с конца XIX в. как ответ на потребность мелких собственников, в первую очередь крестьян, в свободных капиталах для расширения и модернизации хозяйства. В русской деревне деньги, как правило, давали местные ростовщики (обычно лавочники или кабатчики) – «кулаки-мироеды»[13] – под кабальный процент, достигавший 25, а то и 33 годовых. Такие кредиты при низкой товарности крестьянского хозяйства практически невозможно было вернуть. Порой целые пореформенные деревни попадали в кабальную зависимость от местных ростовщиков.

В 1895 г. принимается «Положение об учреждении мелкого кредита». Создаются кредитные товарищества, учреждаемые за счет кредитов, предоставляемых казной «под круговое ручательство участников товарищества» либо за счет пожертвований и кредитов земских, общественных или частных учреждений. Основываются ссудосберегательные товарищества и кассы на паях, сельские, волостные, станичные банки и кассы. По новому положению 1904 г. заведовало мелким кредитом Министерство финансов, в котором для этих целей был создан специальный комитет. Образовывались и губернские отделения этого комитета, правительственные ревизоры которых контролировали финансовые операции и проверяли отчетность учреждений мелкого кредита.

В 1897 г. в России имелось около шестисот ссудосберегательных товариществ, охватывавших двести тысяч членов. В 1914 г. число таких товариществ превысило три тысячи, а членами их состояло почти два миллиона человек. Кредитных товариществ за эти же годы стало больше в 80 раз (в 1914 г. их было 9500 с более чем шестью миллионами членов).

К концу 1914 г. число кредитных кооперативов разного рода достигло четырнадцати с половиной тысяч, а число их членов – 14,5 млн. На 1 января 1913 г. вклады населения в кредитные кооперативы составляли 304 млн. рублей, а ссуды Государственного банка – 125 млн. рублей. Кредитные кооперативы практически вытеснили ростовщичество из жизни русской деревни. По закону кредитные кооперативы не могли взимать по займам более 12 % годовых. Кулаки-ростовщики, державшие до того в кабале русскую деревню, повсеместно разорялись.

Перед Мировой войной по развитию кредитной кооперации Россия вышла на первое место в мире, обогнав даже признанного лидера в этой сфере общественной жизни – Германию. Около четверти всех российских кредитных кооперативов были объединены в местные и губернские союзы. В 1912 г. создается Московский народный банк, ставший финансовым центром кредитной кооперации. Кредитным кооперативам принадлежало 70 % его акций, потребительским – 12, сельскохозяйственным – 6 %. Оборот банка вырос с 4 млн. руб. в 1913 г. до 321 млн. руб. в 1917 г. Московский народный банк стал крупнейшим кооперативным банком мира.

Третьей важной отраслью кооперативного движения была в России сельскохозяйственная кооперация. Существовало два вида сельскохозяйственных кооперативов – общества и товарищества. Общества имели смешанный состав – в них входили землевладельцы, земские служащие и крестьяне. Товарищества были почти исключительно крестьянскими и большей частью создавались в западных губерниях, где не было передельной общины. В 1897 и 1898 гг. были изданы «нормальные уставы» для сельскохозяйственных обществ и товариществ. После начала аграрной реформы 1906 г. их численность стала быстро расти. На 1 января 1914 г. числилось 4685 сельскохозяйственных кооперативных обществ и 1254 товарищества.

Сельскохозяйственные кооперативные общества были «общими» и «специальными». «Общие» оказывали помощь крестьянам, устраивая опытные поля и станции, снабжая своих членов сельскохозяйственными машинами и орудиями, распространяя специальную литературу, проводя уездные и губернские выставки достижений в сельском хозяйстве, устраивая ознакомительные поездки крестьян в страны со сходным климатом, но развитым сельским хозяйством, главным образом в соседние с Россией Германию и Австро-Венгрию. Помещики и земцы становились главным «мотором» модернизации и распространяли среди крестьян новые навыки и орудия труда, искусственные удобрения, племенные породы скота и семена элитных сортов. Большую помощь сельскохозяйственной кооперации оказывало и Министерство земледелия. Оно создавало опытные сельскохозяйственные станции, агрономические школы и организовало целую службу инструкторов, которые, разъезжая по той или иной губернии, знакомили крестьян с новыми формами хозяйствования. Министерство действовало не столько через чиновников, сколько через местных людей – земцев, крестьян.

Заметки очевидца

Ариадна Тыркова-Вильямс, дочь новгородского помещика Владимира Тыркова, писала о переменах начала 1910-х гг.: «У нас в Вергеже первым откликнулся старший в роде – мой отец… Он устроил сельскохозяйственное общество и был его первым председателем… Он в трёх соседних волостях вербовал членов общества, добывал кредиты, ходил по петербургским канцеляриям, устраивал местные агрономические съезды и совещания, привозил инструкторов и лекторов для зимних сельскохозяйственных курсов, где читались практические лекции по скотоводству, полеводству, огородничеству, пчеловодству. Всё это для наших деревень было большой новизной. Отец будил, тормошил мужиков. Он устроил в Чудове первую в нашем краю сельскохозяйственную выставку, которая повторялась ежегодно. Мужики с изумлением и любопытством бродили по ней и, почёсывая в затылках, говорили: – Ишь какую Капустину вырастили. Надо и мою бабу научить. У курляндцев рожь-то какая колосистая… А земля небось не лучше чем у нас. – Земля-то у них не лучше, да башка лучше работает, – задорно говорил молодой агроном-инструктор.

Но русская башка тоже уже заработала. Мужики поняли, что каждый мешок удобрений, каждая мера хороших семян сторицей вознаграждает их за работу и расходы». – На путях к свободе. – С. 381–382.

«Специальные» общества представляли собой отраслевые кооперативные союзы – птицеводов, садоводов, льноводов, табаководов, виноделов, маслоделов и т. п. Некоторые из русских кооперативов получили международное хозяйствнное признание. Так, учрежденный в 1915 г. Всероссийский союз кооперативов по переработке и сбыту льна объединял 150 тысяч хозяйств и имел свои отделения для экспорта русского льна в Белфасте, Лондоне и Нью-Йорке. Созданный в 1908 г. в Кургане Союз сибирских маслодельных артелей, объединив к 1914 г. 864 артели, способствовал при содействии правительства экспорту сибирского коровьего масла заграницу. Если в 1894 г. за границу было продано 7 тонн сибирского масла на сумму 4 тыс. рублей, то в 1913 г. – 82 000 тонн на сумму 71 200 тыс. рублей (в 1908 г. оборот маслоделов составлял всего 2400 тыс. рублей). В Берлине в 1910 г. и в Лондоне в 1912-м открылись представительства Союза маслоделов Сибири. Даже война, в целом негативно сказавшаяся на экономике страны, не привела к снижению производства масла.

В России в эти годы развивалась и промысловая кооперация в виде артелей, то есть добровольных объединений специалистов для выполнения определенных работ. Артель выбирала старосту, который руководил делом, и несла общую ответственность за исполнение дела и долги друг друга. Артели широко распространились в отдельных сельскохозяйственных работах (косьбе, рубке и корчевке леса), но особенно в строительстве, кустарном производстве, на подсобных городских работах (носильщики, посыльные). Традиционно были распространены артельные мастерские иконописцев. В 1910-е гг. образовалось несколько союзов кустарных артелей.