История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I Коллектив авторов

1.1.16. Земское либеральное течение

Земства, как бессословные выборные органы местного хозяйства, возникли после утверждения 1 января 1864 г. Александром II «Положений о губернских и уездных земских учреждениях». К началу царствования Николая II земства имели во многих губерниях более чем 25-летний опыт работы: под их руководством на местах улучшалось медико-санитарное состояние, велось строительство, развивались народное просвещение и культура земледелия. Вырабатывался новый тип «общественника» – не просто «радетеля о народе», страстно обличающего властный произвол, а трудяги-земца, изо дня в день практически решающего общественные проблемы.

Основную силу земству давало участие в нем просвещенного, европейски культурного дворянства, в том числе и представителей самых видных аристократических фамилий России – князей Трубецких, Шаховских, Львовых, Голицыных, графов Гейденов, Бобринских. Прекрасно понимая, что богатство, образование и благополучие их родов имеют основанием нещадное ограбление в дореформенное время дворянством простонародья, эти благородные и совестливые люди были готовы бескорыстно жертвовать своим бывшим крестьянам и всем низшим сословиям России не только свое время, силы и знания, но и свои средства и даже главный источник своего существования – землю. Земства они использовали не для себя и своего сословия, но для простого народа, перед которым чувствовали себя в долгу.

Свидетельство очевидца

«Процесс перемещения собственности действительно происходит на наших глазах, и пытаться остановить его так же безумно, как пытаться запрудить Волгу! Сохранение латифундий стало немыслимым. Если земли не будут так или иначе отчуждены, раздроблены и переданы крестьянам, они рано или поздно будут захвачены». – Князь Евгений Николаевич Трубецкой. «Московский еженедельник». 1906. № 13–14.

В этом земцы принципиально расходились с Императорской администрацией и большинством помещиков, которые старались сохранить в неприкосновенности преимущества и владения дворянства. Именно это побуждало земцев идти путем сопротивления Императорскому режиму, не разделявшему их чувство вины перед простым народом и ответственности за его будущее. Земские и городские деятели, желавшие освободить народ юридически и экономически, стали называться либералами (от латинского liberalis – образ жизни и мыслей, приличествующий не рабу – servilis – рабский, но свободному человеку).

Большую роль сыграли земства во время голода 1891–1892 гг. Они наладили тогда раздачу зерна, открывали бесплатные столовые и хлебопекарни. Многие земцы потом вспоминали, что именно «работа на голоде» окончательно сформировала у них убеждение, что органы «приказного государства», в обычные годы более или менее справляющиеся с повседневным управлением, становятся беспомощны и даже вредны во времена крупных общественных невзгод. Тогда, наряду с земскими «консерваторами», привыкшими в эпоху реакции ограничивать себя чисто хозяйственными функциями под патронатом властей и местных предводителей дворянства, на местах начали набирать силу «либеральные партии», обращавшиеся к реформаторскому наследию времен Александра II.

Не опустив руки после неудачи с преподнесением в 1894–1895 гг. «земских адресов» по случаю начала нового царствования (см. 1.1.15), либеральные земцы видели цель не только в повышении своей роли как организаторов местного хозяйства, но и как важного элемента общественного самоуправления. Позднее, в самом земском либерализме произойдет размежевание на «умеренных» (сторонников – в старом славянофильском ключе – укрепления земства наряду с возрождением освобожденного от бюрократизма «истинного самодержавия») и «земцев-конституционалистов», полагающих, что развитие местного самоуправления требует реформирования всего государства по европейским образцам.

В последние годы XIX в. «либералы», соединяя усилия передовых земских гласных и местной интеллигенции, стали брать верх во многих уездных и губернских управах. Инициатором налаживания связей между отдельными земствами выступила Московская губернская управа во главе с Д. Н. Шиповым.

Историческая справка

Дмитрий Николаевич Шипов родился 14 мая 1851 г. в семье отставного гвардейского полковника, Можайского уездного предводителя дворянства. После окончания Пажеского корпуса и юридического факультета Петербургского университета вернулся в родовое имение Ботово Волоколамского уезда Московской губернии, где активно занялся хозяйственной и общественной работой. Был мировым судьей, земским гласным, председателем Волоколамской уездной земской управы, в 1893 г. избран председателем Московской губернской земской управы. По собственному признанию Шипова, его мировоззрение определилось воспитанной с детства православной верой и сложилось под нравственным влиянием Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Полагая, что никакой прогресс немыслим, пока не произойдет перемены «в строе образа мыслей большинства людей», Шипов был убежден, что религиозно-нравственное устроение личности и улучшение общественно-политической жизни составляют единое органическое целое. Д. Н. Шипов был твердым сторонником постепенных и ненасильственных реформ, считал наследственную монархию, основанную на моральной солидарности Государя и народа, воля которого воплощена в земском представительстве, оптимальной формой государства.

Признанный вождь общероссийского земского движения, лидер его «умеренного крыла». Основатель вместе с графом Гейденом партий «Союз 17 октября» и мирного обновления. В 1911 г., разочаровавшись в политике, принял предложение предпринимателей-миллионеров Терещенко переехать в Киев и стать управляющим их «сахарной империей». После Октябрьской революции – один из руководителей антибольшевицкой борьбы. С ноября 1918 по апрель 1919 г. возглавлял московское отделение «Национального центра». Арестован ЧК, скончался в Бутырской тюремной больнице 14 января 1920 г. Тело Д. Н. Шипова было выдано родственникам для захоронения в фамильном склепе на Ваганьковском кладбище в Москве. Оставил очень интересные «Воспоминания и думы о пережитом» (М., 1918), написанные в годы Мировой войны.

С. В. Шелохаев. Д. Н. Шипов. Личность и общественно-политическая деятельность. М.: РОССПЭН, 2010.

Первое неофициальное совещание председателей губернских управ состоялось в августе 1896 г. в Нижнем Новгороде во время Всероссийской выставки. А в 1899 г. в Москве был создан кружок «Беседа», который потом в течение шести лет полулегально собирался на квартирах видных земских деятелей. На заседаниях кружка (в культурных кругах Москвы его уважительно называли «палатой лордов») обсуждались проблемы государственной жизни, разрабатывались проекты реформ. Даже самые умеренные из участников «Беседы» соглашались с тем, что без реформ бюрократическая система приведет Россию к катастрофе.

Д. Н. Шипов подготовил тогда проект будущих преобразований. Констатируя «ненормальность настоящего порядка государственного управления», он настаивал на необходимости «свободы совести, мысли и слова», привлечении представителей земств к обсуждению законопроектов, предоставлении обществу права «доводить до сведения самодержавного Государя о своих нуждах и действительном положении вещей на местах». Обсуждение «программы Шипова» вызвало разногласия среди лидеров земства. «Консерваторы» усмотрели в ней необратимый шаг к конституционному режиму, явно, по их мнению, преждевременному. «Радикалы», напротив, считали утопией возврат к «идейному самодержавию» и настаивали на замене «приказного строя» конституционным.

Свидетельство очевидца

«Насущнейшей потребностью переживаемого времени, – говорил Шипов в августе 1904 г., – является правильная постановка законодательной деятельности и предоставление участия в ней народному представительству».

Не имея по-прежнему легального права собирать съезды, земцы использовали любую возможность для общения – совещание по вопросам развития кустарной промышленности (март 1902 г.), совещание по борьбе с пожарами в деревне (апрель 1902 г.) и т. д. «Кустарный» и «пожарный» съезды стали прологом к созыву в Москве общеземского совещания, которое полулегально прошло в мае 1902 г. на московской квартире Шипова. Тогда более 50 представителей от большинства губернских управ единодушно заявили о своем неприятии курса правительства, стремящегося умалить значение выборных земских учреждений.

Проявление самостоятельности земств вызвало резкую реакцию властей: наиболее активным земцам был объявлен Высочайший выговор. С другой стороны, в те же дни Д. Н. Шипов неожиданно получил аудиенции у министра внутренних дел В. К. Плеве, а затем у министра финансов С. Ю. Витте, во время которых состоялось обсуждение широкого круга проблем. Казалось, рабочие контакты умеренной части земства с правительством возможны, что открывало для России перспективу мирного политического развития. Однако в феврале 1904 г., когда московское губернское собрание избрало Д. Н. Шипова на должность председателя управы на очередное, пятое трехлетие, В. К. Плеве отказался утвердить его избрание. Это вызвало возмущение в обществе и подтолкнуло переход земства на путь политической борьбы.

Пришедший на смену убитому эсерами В. К. Плеве (июль 1904 г.) новый министр князь Петр Дмитриевич Святополк-Мирский постарался наладить отношения с земскими кругами. Он сочувственно отнесся (хотя и не дал официального разрешения) к созыву так называемого «самочинного» общеземского съезда, который прошел 6–9 ноября 1904 г. в Петербурге на частных квартирах участников. Из 34 председателей губернских управ России на съезде присутствовало 32; среди делегатов было семь князей, два графа, два барона, семь предводителей дворянства. Д. Н. Шипов и его единомышленники по-прежнему исходили из старой либерально-славянофильской формулы «царю власть – народу мнение» и настаивали на созыве при самодержце законосовещательного Земского Собора. Однако большинство делегатов съезда уже шло за земскими радикалами (И. И. Петрункевичем, Ф. И. Родичевым, кн. Д. И. Шаховским). Съезд принял резолюцию с открытым требованием гражданских свобод и представительного правления, а также высказался за придание будущему народному представительству законодательных прав.

К концу 1904 г. в общественном сознании окончательно сложилась картина противостояния «земства» и «правительства». На фоне поражений в войне с Японией, которые приписывались исключительно «режиму», земство, напротив, набирало авторитет. Популярной общеземской акцией во время войны стала помощь раненым воинам – организация госпиталей, перевязочных пунктов, походных кухонь. Даже командование русской армией признавало, что раненые стремились попасть именно в земские лазареты, а не в учреждения военного ведомства, потому что здесь они чувствовали себя «не только солдатами, но и людьми». Во главе Общеземской организации, действовавшей в Маньчжурии, встал в те месяцы князь Георгий Евгеньевич Львов, завоевавший всероссийскую известность.

Литература:

Н. М. Пирумова. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе. М., 1980.

Либеральное движение в России 1902–1905 гг. / Под ред. В. В. Шелохаева, Д. Б. Павлова. М., 2001.

1.1.17. Народничество на рубеже XIX – ХХ веков

К концу XIX в. термин «народники» стали употреблять, как правило, по отношению к представителям либерального или реформаторского народничества, которые, в отличие от народников-радикалов, выступали за эволюционный путь развития общества и предпочитали не устраивать заговоры против власти, а браться «за то дело, которое при данных условиях возможно и необходимо». Часто это были врачи, экономисты, инженеры, работники земств, искренне желавшие в своей будничной жизни по мере сил служить народному благу. Публицист Я. В. Абрамов придумал для такой повседневной деятельности название – «теория малых дел».

Многие из идеологов либерального народничества сами пережили увлечение радикализмом, но, осознав бесперспективность такого пути, пришли к выводу, что «политический террор отжил свой век», и теперь придавали первостепенное значение социально-экономическим преобразованиям, а не борьбе за конституцию и политические свободы. Одним из наиболее авторитетных народников-либералов, к началу ХХ столетия окончательно ставшим на реформаторские позиции, был Николай Константинович Михайловский (1842–1904) – видный публицист, социолог и литературный критик. Он получил хорошее образование, хотя и вынужден был покинуть институт из-за участия в студенческих волнениях, и с 1868 г. работал сотрудником, а потом и редактором весьма популярного тогда в среде интеллигенции журнала «Отечественные записки». В конце 70-х гг. Михайловский сближается с народовольцами, сотрудничая в нелегальных изданиях, но после разгрома «Народной воли» все более склоняется к мысли о возможности и желательности либеральных реформ. В начале 1890-х гг. Михайловский становится во главе журнала «Русское богатство», главной трибуны народничества, и до своей смерти остается его редактором.

Вокруг него складывается группа литераторов, которую современники называли «литературной семьей». Народники-либералы критиковали сторонников капиталистического пути развития России, как и их предшественники, видя зачатки нового, справедливого общественного строя в жизни крестьянства. Однако они уже не так идеализировали самобытность народной жизни, были готовы перенять кое-что из европейского опыта. Михайловский и его единомышленники доказывали экономическую жизнеспособность крестьянской общины, призывали поддерживать коллективные формы труда, чтобы спасти крестьянство от эксплуатации. Центром и смыслом общественной жизни для Н. К. Михайловского была личность, ее гармоническое развитие. Он, вместе с Петром Лавровичем Лавровым (1823–1900), считается основоположником так называемой «субъективной социологии», ориентированной на изучение не общностей, но личностей. «Человеческая личность, ее судьба, ее интересы – вот что должно быть поставлено во главу нашей теоретической мысли в области общественных вопросов и нашей практической деятельности», – провозглашал он. Личность, по его теории, наиболее полно выражается в труде. Поэтому служение народу, который есть совокупность трудящихся людей, действенно приближает к главной цели – всестороннему развитию личности. Михайловский также учил о «типах» и «степенях» общественного развития, вместе с последователями применяя эту теорию к оценке крестьянской общины. Так, согласно его взглядам, фабричные рабочие, в совершенстве овладев какой-либо одной специальностью, могут достичь очень высокой степени развития, однако по сравнению с крестьянином, который делает сам все виды работ, их тип понижается. В соответствии с этой теорией, Н. К. Михайловский видел в русской поземельной общине высший тип общественной жизни.

Позже либеральные народники создали свою организацию – «Трудовую народно-социалистическую партию», которая участвовала в работе II Государственной Думы, а потом входила в состав Временного правительства.

Литература:

С. Н. Ранский. Социология Н. К. Михайловского. СПб., 1901.

Е. Е. Колосов. Очерки мировоззрения Н. К. Михайловского. СПб., 1912.

Б. П. Балуев. Либеральное народничество на рубеже XIX–XX веков. М., 1995.

James H. Billington. Mikhailovsky and Russian Populism. Oxford, 1958.

Arthur P. Mendel. Dilemmas of Progress in Tsarist Russia. Cambridge, 1961.

1.1.18 Партия социалистов-революционеров. Террор

Радикальное народничество также сохраняло своих приверженцев, на рубеже веков вновь активно включившихся в политическую деятельность. В нескольких крупных городах появились неонароднические революционные организации, члены которых стремились дистанцироваться и от либеральных народников, и от социал-демократов. Сами себя они называли социалистами-революционерами (с.-р. – эсерами). Первые организации социалистов-революционеров возникли в 1890-х гг. Организационное оформление партии произошло на Учредительном съезде, одобрившем устав и программу (декабрь 1905 – январь 1906 г., город Иматра в Финляндии).

Мнение историка

«Атмосфера навязанной конспирации и запретов вынуждала членов политических партий акцентировать внимание на теоретических дискуссиях, а не решать конкретные политические проблемы. Они не столько стремились понять подлинные желания народа, сколько использовали его недовольство для успешного воплощения в жизнь собственных программ». – Георгий Вернадский. Русская история. М., 2001. – С. 265.

Согласно уставу, вступить в партию мог любой человек, соглашающийся с программой партии, подчиняющийся постановлениям ее и участвующий в одной из партийных организаций. Участие не понималось, однако, как постоянная непосредственная работа в партийной организации. Платить партийные взносы тоже было не обязательно – партия существовала на крупные пожертвования отдельных эсеров и сочувствующих, а также добывала средства, совершая грабежи, которые сами эсеры именовали «революционными экспроприациями». Партийные съезды должны были собираться не реже раза в год, однако состоялось всего четыре. В 1906 г. в первый выбранный Центральный комитет вошли Е. Ф. Азеф, А. А. Аргунов, Н. И. Ракитников, М. А. Натансон и В. М. Чернов. Для решения неотложных вопросов созывались советы партии из членов ЦК, представителей Петербургского, Московского и областных комитетов. Поскольку партия существовала на нелегальном положении и подвергалась преследованиям полиции, соблюдать положения устава о внутрипартийной демократии не удавалось, использовались предусмотренные тем же уставом «временные коррективы», в соответствии с которыми партия строилась сверху вниз: важнейшие политические и организационные решения принимались лидерами партии, оказавшимися вне контроля рядовых эсеров.

Основным автором партийной программы был внук крепостного крестьянина, недоучившийся юрист, дворянин и способный литератор Виктор Михайлович Чернов. Эсеры, вслед за народниками и в отличие от социал-демократов, считали возможным некапиталистический переход России к социализму. Особую роль при этом отводили крестьянству, общине. Эсеры не считали, что трудовые крестьянские хозяйства являются мелкобуржуазными. Главным критерием классового деления для них был источник дохода, а не отношение к собственности. В результате крестьянство, рабочие и интеллигенция оказывались в едином трудовом классе, а особая роль крестьянства определялась тем, что оно составляет подавляющее большинство народа России и организовано в общины. Эсеры выдвигали требования демократических свобод, созыва Учредительного собрания, учреждения Демократической Федеративной Российской Республики. Политической целью эсеры объявляли демократический социализм, к которому надеялись перейти мирным и эволюционным путем, хотя возможность насильственного свержения монархии не отрицалась.

Революции определялись эсерами как социальные, призванные начать переход от буржуазных порядков к социалистическим в результате социализации земли, то есть безвозмездной передачи земли в общенародную собственность, в ведение демократически избираемых земельных комитетов. Эсеровский подход получил поддержку крестьянских масс, в сознании которых закрепилось, что именно эсеры являются крестьянской партией.

Эсеры допускали использование индивидуального террора тогда, когда отсутствуют условия для легальной политической борьбы. Они считали террор «средством сдерживания произвола самодержавно-бюрократической власти, ее дезорганизации и поднятия масс на революционные выступления», т. е. не отводили террору роль решающего метода борьбы. Однако на практике происходило увлечение индивидуальным террором, который приносил известность и популярность эсерам.

В 1902 г. студент эсер Степан Балмашев (1881–1902) смертельно ранил министра внутренних дел Дмитрия Сергеевича Сипягина. Покушение произошло в здании Комитета министров в Петербурге, куда террорист в форме флигель-адъютанта принес фальшивый пакет от московского генерал-губернатора. Сипягина сменил В. К. Плеве (1864–1904). «Я знаю день, в который меня убьют, – говорил Плеве. – Это будет один из четвергов. В четверг я выезжаю для доклада». В четверг 15 июля 1904 г. карета министра, на которой он ехал по Измайловскому проспекту Санкт-Петербурга с докладом к царю, была взорвана боевиком Егором Созоновым. Плеве погиб на месте. В обществе приняли известие о его смерти с восторгом.

Свидетельство очевидца

«Трупы Боголепова, Сипягина, Богдановича, Бобрикова, Андреева и фон Плеве не мелодраматические капризы и не романтические случайности русской истории; этими трупами обозначается логическое развитие отжившего самодержавия… Он [Плеве] думал, что самодержавие… сможет предписывать великому народу законы его исторического развития. А полиция фон Плеве не сумела даже предотвратить бомбы. Какой он был жалкий безумец!» – писал П. Б. Струве в газете «Освобождение» (19.07.1904, № 52)

«В свое время мы все радовались убийству Плеве, многие радовались убийству Сипягина». – Из письма адвоката, члена КДП В. А. Маклакова Е. В. Саблину от 22 декабря 1934 г.

4 февраля 1905 г. член боевой эсеровской организации Иван Каляев (1877–1905) (подпольная кличка «Поэт») взорвал в Кремле московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича. Взгляды Каляева – яркий пример того, как понимало в то время свое «служение» обществу большинство революционеров-террористов. «Почему мы называемся революционерами? – вопрошал Каляев. – Неужели только потому, что боремся с самодержавием? Нет! Прежде всего, мы – рыцари духа…» Однако за смелостью и самопожертвованием подобных людей, за романтическим ореолом, окружавшим «народных мстителей», всегда стояли кровь и страдания как жертв террора, так и самих убивавших.

Убийства Плеве и Великого князя Сергея Александровича готовились под руководством Савинкова, который, по словам высоко его ценившего Уинстона Черчилля, сочетал в себе «мудрость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя и стойкость мученика».

Историческая справка

Борис Викторович Савинков (1879–1925) родился в Харькове в семье потомственного дворянина. Еще во время учебы в Петербургском университете примыкает к революционному движению. В 1903 г. из вологодской ссылки он бежит за границу, где знакомится с руководителями партии эсеров и вскоре становится членом их Боевой организации. Организатор ряда успешных покушений на высокопоставленных государственных чиновников. В 1906 г. Савинков схвачен и приговорен к смертной казни, однако ему удается скрыться. В 1908 г. им готовится убийство Императора Николая II, к счастью, так и не осуществившееся. После Февральской революции Савинков активно сотрудничает с Временным правительством, а затем борется с большевиками в рядах Белого движения. Назначен Верховным Правителем адмиралом Колчаком представителем России при странах Большой пятерки (Антанте) в 1919 г. Во время советско-польской войны 1920 г. собрал в Польше тридцатитысячную антибольшевицкую русскую армию, которая должна была выступить вместе с поляками. После заключения перемирия, а потом и Рижского мира между РСФСР и Польшей, занимается организацией партизанской антибольшевицкой борьбы. В 1924 г. нелегально возвращается в Россию. Арестован чекистами и на суде заявляет о своем признании советской власти. По официальной версии, покончил с собой, выбросившись из окна пятого этажа здания на Лубянке. В октябре 1952 г. И. Сталин говорил министру госбезопасности С. Д. Игнатьеву: «Вы что, хотите быть более гуманными, чем был Ленин, приказавший Дзержинскому выбросить в окно Савинкова? У Дзержинского были для этой цели специальные люди – латыши, которые выполняли такие поручения» (ЦА ФСБ. Ф. 5-ос. Оп. 2. Д. 31, Л. 451). Старому диктатору изменила память. Ко времени убийства Савинкова Ленин был уже мертв. Приказ Дзержинскому, возможно, отдал сам Сталин или кто-то из тогдашних членов Политбюро.

В книге Уинстона Черчилля «Мои великие современники» (Great Contemporaries, L.,1939) лишь два очерка из двадцати пяти посвящены русским деятелям – один Савинкову, другой – Троцкому. Савинкова Черчилль знал лично по работе в Европе в 1919–1924 гг.: «Я раньше никогда не видел русского нигилиста, кроме как на сцене, и мое первое впечатление было, что он исключительно хорошо подходил для своей роли. Невысокого роста, экономный в бесшумных и неторопливых движениях, с красивыми серо-зелеными глазами на почти смертельно бледном лице, он говорил медленно, тихо, голосом ровным до монотонности и выкуривал бесчисленное множество сигарет. С самого начала он вел себя уверенно и с достоинством, обращался к собеседнику с готовностью и учтивостью, с холодным, но не леденящим самообладанием… По мере более близкого знакомства… его сила и привлекательность становились очевидными… Всё его существо было нацелено на работу. Вся его жизнь была посвящена делу. И дело это было освобождение русского народа… Первую половину своей жизни он вел войну… против русского императорского престола. В конце жизни он воевал против большевицкой революции. Царь и Ленин казались ему одинаковыми по сути… и тот и другой – тираны в разном обличье, и тот и другой были препятствием на пути русского народа к свободе… Можно утверждать, что мало найдется людей, которые приложили больше сил, дали больше, дерзнули на большее и страдали больше во имя русского народа». – У. Черчилль. Мои великие современники. М.: Захаров, 2011. С. 105–113.

Перу Савинкова принадлежат «Воспоминания террориста», «Конь бледный», «Конь вороной» и др.

К 1905 г. в эсеровских организациях состояло 2,5 тыс. членов. В среде эсеров преобладали молодые люди, где-то учившиеся, но недоучившиеся («образованцы»), отличавшиеся эмоциональностью и порывистостью. Организатором многих терактов являлись Григорий Гершуни и Евно Азеф, возглавлявшие боевую организацию эсеров в 1901–1908 гг. В нее входило до 30 террористов одновременно. Эсеровский террор способствовал привыканию русского народа к насилию, к крови, в том числе случайных жертв, что имело далеко идущие духовно-психологические последствия, обратившиеся потом и против эсеров.

Террористические акты происходили на фоне утраты в русском обществе солидарности с императорской властью. Народ переставал надеяться на власть, верить в ее мудрость и бескорыстие. В антиправительственном движении объединились многочисленные радикальные течения, либеральная интеллигенция, земские деятели. К началу 1905 г. ситуация в стране становилась все более взрывоопасной и любая искра могла вызвать революционный пожар.

Литература:

Н. Д. Ерофеев. Социалисты-революционеры // История политических партий России. М.: Высшая школа, 1994.

Н. С. Симонов. Политические соперники: меньшевики, эсеры // История политических партий России. М., 1994.

М. И. Леонов. Партия социалистов-революционеров в 1905–1907 гг. М., 1997.

О. В. Будницкий. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало ХХ в.) М., 2000.

Б. В. Савинков. Воспоминания террориста. [Любое издание].

1.1.19. Марксизм ортодоксальный и критический

Первые сведения о марксизме и его основателях, немецких социалистах Карле Марксе (1818–1883) и Фридрихе Энгельсе (1820–1895), пытавшихся обосновать неизбежность смены капитализма социализмом историческими и экономическими причинами, проникли в Россию в самом конце 1840-х гг. Они были отрывочны и противоречивы, а потому долго не вызывали особого интереса в среде радикальной интеллигенции. Подлинное распространение нового учения началось через двадцать лет, вскоре после реформы 1861 г. В 1869 г. анархист Михаил Александрович Бакунин (1814–1876) перевел на русский язык «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Примерно тогда же с Марксом установили контакт молодые последователи Н. Г. Чернышевского – Н. И. Даниельсон, Г. А. Лопатин и др. В 1872 г. в переводе Лопатина, Даниельсона и Любавина в России легально вышел первый том «Капитала» – главного труда Маркса. Повышению интереса к Марксу способствовали и работы русского экономиста швейцарского происхождения Николая Ивановича Зибера (1844–1888), горячо защищавшего Марксово экономическое учение.

Историческая справка

Георгий Валентинович Плеханов (1856–1918) родился в поместье Гудаловка Липецкого уезда Воронежской губернии в дворянской семье. Учился в Петербургском горном институте, но не закончил его. В 1875 г. примкнул к народническому движению и вскоре вошел в руководство подпольной организации «Земля и воля». В октябре 1879 г., разочаровавшись в террористической тактике народников, создал новую группу, «Черный передел». Последняя оказалась, однако, нежизнеспособной и через три месяца прекратила существование. В 1880 г. Плеханов выехал за границу, где пробыл 37 лет. Здесь он увлекся марксизмом, став горячим пропагандистом нового учения в России. Его веру в универсальность марксистской философии не могли поколебать даже неоднократно высказывавшиеся самими Марксом и Энгельсом, в том числе в предисловии к его же переводу «Манифеста Коммунистической партии», сомнения в применимости их теории к российской действительности. (Маркс и Энгельс одно время считали русскую общину «точкой опоры социального возрождения России».) Равным образом он не желал ослабить развернутую им полемику с народниками-социалистами, на чем настаивал Энгельс. Его усилия увенчались успехом в 1894 г., когда Энгельс за год до смерти, изменив своим и Марксовым прежним взглядам, солидаризовался с ним. Плеханов активно участвовал в образовании РСДРП, а затем стал одним из авторитетных лидеров II Интернационала. На II съезде партии был избран председателем Совета РСДРП. Пытался примирить большевиков и меньшевиков, но вскоре сделался одним из наиболее непримиримых оппонентов Ленина. После начала Первой Мировой войны в 1914 г. занимал патриотическую позицию. Вернулся в Россию 31 марта 1917 г. Поддерживал Временное правительство. Ленинский курс на социалистическую революцию считал «бредом», а потому большевицкий переворот не принял. Вплоть почти до самой своей смерти писал острые, меткие, разящие статьи против Ленина и ленинской политики.

Умер в санатории Питкеярви близ финского города Териоки от легочно-сердечной недостаточности. Похоронен на Волковом кладбище в Петрограде.

О. В. Аптекман. Георгий Валентинович Плеханов. Из личных воспоминаний. Л., 1924.

В 1883 г. в Женеве (Швейцария) бывшие члены народнической организации «Черный передел», Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, Ф. И. Дан, В. И. Засулич и В. И. Игнатов, находившиеся там в эмиграции, основали марксистскую группу «Освобождение труда». Свою цель они видели в пропаганде марксизма среди рабочего класса: ведь именно о его «всемирно-исторической освободительной» миссии говорили в своем «Манифесте» Маркс и Энгельс. Почти в то же время социал-демократы (так марксисты называли себя для того, чтобы дистанцироваться от анархокоммунистов) стали образовывать кружки в самой России. Большинство из них постепенно подпало под влияние Плеханова, издавшего в 1882 г. свой перевод «Манифеста» (предисловие к переводу написали Маркс и Энгельс), а вскоре выступившего с крупной теоретической работой «Социализм и политическая борьба». Тогда же Плеханов начал острую полемику с народниками по вопросу о формах перехода к социализму в России, желчно высмеивая их «идеалистические» представления об «общинном пути». Со своей стороны, он настаивал на универсальности марксистского взгляда на историю, в основе которого лежал ярко выраженный материализм.

Плеханов и его сторонники более всего дорожили марксистским тезисом о естественно-исторической эволюции человеческого общества, согласно которому одна социально-экономическая система приходит на смену другой не в силу каких-то субъективных факторов, а вследствие экономической эффективности нового способа производства, вызревающего в недрах старой формации. Вслед за Марксом и Энгельсом они рассматривали социализм как такой общественный строй, при котором в результате широчайшего развития производительных сил средства производства переходят в собственность всего общества (т. е. социализируются), полностью ликвидируется эксплуатация человека человеком и в условиях функционирования развитого гражданского общества устанавливается «народовластие». Плеханов и другие члены его группы принимали во внимание, что Россия являлась ещё неразвитой в промышленном отношении страной, а российский рабочий класс был относительно малочислен; в силу этого, полагали они, российские рабочие не могли организовать производство более эффективно, чем это делала буржуазия. Именно поэтому свой долг они видели в том, чтобы способствовать политической борьбе российской буржуазии против «царизма и феодальных отношений» с тем, чтобы ускорить капиталистическое преобразование страны, приблизив тем самым час торжества социализма. С их точки зрения, буржуазно-демократический режим позволил бы российским рабочим («пролетариату» – в терминологии социал-демократов) с несравненно лучшими, чем прежде, шансами на успех вести революционную борьбу как за социализм, так и за «диктатуру пролетариата».

Свидетельство очевидца

Г. В. Плеханов, разделяя взгляды Маркса и Энгельса, был решительным сторонником «диктатуры пролетариата». Один из его ближайших соратников 1880-х гг., А. М. Воден, позднее вспоминал: «Г. В. Плеханов неоднократно выражал свое убеждение, что конечно, когда „мы“ будем у власти, никому, кроме „нас“, никаких свобод „мы“ не предоставим… А на мой вопрос, кого следует разуметь точнее под монополистами свобод, Плеханов ответил: рабочий класс, возглавляемый товарищами, правильно понимающими учение Маркса и делающими из того учения правильные выводы. А на мой вопрос: в чём заключается объективный критерий правильности понимания учения Маркса и правильности вытекающих из него практических выводов, Г. В. Плеханов ограничился указанием, что всё это, „кажется, достаточно ясно“ изложено в его (Плеханова) сочинениях». – А. М. Воден. На заре легального марксизма // Летописи марксизма. 1927. № 4. – С. 94–95.

Теоретически в концепции Плеханова все соответствовало марксизму в том виде, как он был сформулирован Марксом на материале западноевропейских стран. Но эта ортодоксальность как раз и являлось «ахиллесовой пятой» группы «Освобождение труда». Плехановский марксизм был, по мысли философа Николая Бердяева, лишь «крайней формой русского западничества», своего рода «книжно-кабинетным истолкованием марксизма».

Не менее «западнической» была и другая трактовка марксизма, с которой в 1894 г. выступил молодой философ П. Б. Струве.

Историческая справка

Петр Бернгардович Струве (1870–1944) родился в Перми в семье обрусевших немецких дворян. Его отец, Бернгард Вильгельмович, был губернатором Пермской губернии. В 1893 г. экстерном окончил юридический факультет С.-Петербургского университета. К тому времени увлекся экономической теорией Маркса и осенью 1894 г. опубликовал свою первую книгу «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», которая сразу же принесла ему огромную известность среди радикально настроенной интеллигенции. Вплоть до конца 1890-х гг. сотрудничал с социал-демократами, но был в гораздо меньшей степени социалистом, чем Плеханов и Ленин. По собственным словам Струве, его в молодости влекли две «нравственные силы»: «любовь к свободе» и «мысль о народе». Именно поэтому он вначале пришел к марксизму, поверив в то, что его «основной пафос… заключался в западническом либерализме». И именно поэтому порвал с ним, поняв, что ошибся. В 1897–1905 гг. последовательно редактировал либеральные журналы «Новое слово», «Начало» и «Освобождение». В 1901–1905 гг. жил за границей, но после выхода Манифеста 17 октября вернулся в Россию, где стал членом ЦК конституционно-демократической (кадетской) партии. Был избран депутатом 2-й Государственной Думы. В 1913 г. защитил магистерскую диссертацию, а в 1917 г. – докторскую. В 1917 г. был избран членом Российской академии наук по отделу политэкономии. После Февральской революции являлся начальником Экономического департамента МИД России, а после октябрьского переворота отправился на Дон, где принял участие в организации Добровольческой армии. Борьбу с большевизмом считал главным делом своей жизни. В 1920 г. возглавлял Управление иностранных дел в правительстве П. Н. Врангеля. Оказавшись в эмиграции, занимался общественной и преподавательской деятельностью в Праге, Париже и Белграде. В 1941 г., после нацистской оккупации Югославии, был арестован гестапо и три месяца провел в тюрьме. В следующем году перебрался к сыновьям в Париж, где и скончался от инфаркта. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.

С. Л. Франк. Биография П. Б. Струве. Нью-Йорк, 1956.

Ричард Пайпс. Струве: левый либерал, 1870–1905. Т. 1. М.: Московская школа политических исследований, 2001.

Ричард Пайпс. Струве: правый либерал, 1905–1944. Т. 2. М.: Московская школа политических исследований, 2001.

В новом учении Струве увидел, прежде всего, экономическое обоснование неизбежной замены «феодального абсолютизма» «капиталистической демократией». Что же касается социализма, то его он рассматривал лишь «как зрелый и законченный период» капитализма, прийти к которому можно было не путем общественных переворотов, а посредством социальных реформ. Иными словами, он относился к Марксу двойственно, признавая, что он «самый влиятельный экономист новейшего времени», но совершенно не принимая его революционной социологии. Марксизм Струве был, таким образом, критическим – «ортодоксы» называли его «легальным», подчеркивая его умеренность. Но Струве это ничуть не смущало. «Марксисты не могут ничем лучше почтить память своего учителя, как смелой и, безусловно, свободной критикой его идей», – провозглашал он, требуя от своих читателей «признать нашу некультурность» и пойти «на выучку к капитализму».

Историческая справка

Владимир Ильич Ульянов (Ленин) (1870–1924) родился в Симбирске в семье инспектора народных училищ, которому в 1882 г. было пожаловано потомственное дворянство. Среди предков В. Ульянова были шведы, немцы, калмыки, удмурты. Его дедом по матери был крещеный еврей Александр (Израиль) Бланк. Не в одном будущем «вожде мирового пролетариата» – в очень многих русских дворянах не было ни капли русской крови. Это вовсе не мешало им честно служить России. В 1887 г. В. Ульянов учился на юридическом факультете Казанского университета, но был исключен за участие в студенческих волнениях. После этого заинтересовался марксизмом. В 1891 г. экстерном сдал экзамены за юридический факультет С.-Петербургского университета, после чего полтора года работал помощником присяжного поверенного в Самаре. В 1895 г. принял участие в организации С.-Петербургского социал-демократического «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», но вскоре был арестован и через два года выслан в Сибирь. В 1900 г. выехал за границу, где стал издавать газету «Искра», принесшую ему широкую известность. С 1903 г. – вождь большевицкой фракции в РСДРП. Людей, знавших его, поражал резкостью, холодной жестокостью и полным равнодушием к житейским благам. В ноябре 1905 – декабре 1907 г. находился в С.-Петербурге, руководя выступлениями большевиков. С конца 1907 г. – вновь в эмиграции. Редактировал большевицкие газеты «Вперед», «Пролетарий», «Новая жизнь». В 1912 г. основал газету «Правда». С начала Первой Мировой войны (1914 г.) выступал за поражение России, отстаивая лозунг превращения империалистической войны в гражданскую. С 1915 г. получал деньги от германских властей на ведение революционной работы в России, т. е. по существу выступал как германский тайный агент влияния. После Февральской революции, 3 апреля 1917 г., в составе группы политэмигрантов вернулся в Петроград с помощью германских спецслужб, обеспечивших проезд этой группы через Германию. Сразу же по приезде выдвинул курс на свержение существующей власти. Участвовал в подготовке и проведении Октябрьского переворота (1917 г.), после которого занял пост председателя Совета Народных Комиссаров. Одновременно с ноября 1918 г. возглавлял Совет рабочей и крестьянской обороны, а с апреля 1920 г. – Совет Труда и Обороны. С 1919 г. являлся членом и фактическим руководителем Политбюро ЦК большевицкой партии. Был главным организатором «красного террора», массовых кровавых репрессий и Гражданской войны, ввел концентрационные лагеря, яростно преследовал инакомыслие. В 1919 г. инициировал создание Коммунистического Интернационала, возглавившего мировое коммунистическое движение, а в 1922 г. – сформировал СССР. Скончался в Горках под Москвой от нарушения кровообращения в головном мозге и кровоизлияния в мягкую мозговую оболочку. Забальзамированное тело Ленина находится в мавзолее на Красной площади в Москве.

«В Праге в числе эмигрантов жил Петр Андреевич Бурский, бывший помещик Симбирской губернии. Он учился в симбирской гимназии вместе с Лениным (Ульяновым) По его словам, Ленин был в отрочестве очень религиозным мальчиком. Он хорошо учился и должен был по окончании курса получить золотую медаль, следовательно, иметь право поступления без экзаменов в один из столичных университетов Петербургский или Московский. Когда брат его был повешен за участие в заговоре на жизнь Государя, начальство гимназии придумало средство лишить Владимира Ульянова права на золотую медаль. На выпускном экзамене по немецкому (кажется) языку его экзаменовали так придирчиво, что он получил плохую отметку и не приобрел права на золотую медаль. Согласно обычаю, молодые люди, получившие аттестат зрелости, устраивали совместно обед. На этом обеде Ленин, озлобленный несправедливостью, говорил, что он отомстит Романовым и они попомнят его». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М., 2008. – С. 208.

Ленин был необычной личностью в рядах русского революционного движения. Большинство революционеров являлись, так или иначе, идеалистами, вдохновлявшимися порой утопическими устремлениями человеколюбия и общественного равенства. Многие из них стали революционерами из неразумно понимаемого чувства товарищества. Не таким был Ленин. Он всецело был предан революционной цели и принес ей в жертву свою личную жизнь. Например, хотя он и любил играть в шахматы, он запретил себе это увлечение, поскольку оно отвлекало его от политики. Он любил «Аппассионату» Бетховена, но отказывался слушать ее, так как она пробуждала в нём человеческие чувства. Он не был садистом, как наследовавший ему Сталин, который наслаждался причинением боли тем, кого полагал своими врагами. Для Ленина люди просто ничего не значили: стремясь создать новый тип человеческих существ, он относился к людям, как к расходному материалу. Так, в письме в Политбюро в марте 1922 г., когда около 25 миллионов русских людей страдали от лютого голода, он писал: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей, и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией» (В. И. Ленин, Неизвестные документы, 1891–1922. М., 1999. – С. 516). Такая всецелая вовлеченность в революцию отталкивала от Ленина большинство российских радикалов, но привлекала в то же время некоторых, создавших вокруг Ленина непроницаемый круг преданных последователей.

До того как он захватил власть и попытался править Россией – задача, которая поставила его перед совершенно неожиданными трудностями, – Ленин никогда не испытывал сомнений в том, что ему следует делать. Цитируя Маркса, он настаивал на том, что задача коммунистов состоит не в том, чтобы, завладев властью, преобразовать существующее государство и общественные установления, но в том, чтобы «до основания разрушить» их. Это и начал Ленин осуществлять с октября 1917 г. Он презирал социал-демократов как «слабаков» и, придя к власти, делал всё возможное для раскола европейских социалистических партий, отделяя от них его приверженцев. Политика для Ленина всегда оставалась войной. Коммунистическое государство должно было располагать полнотой власти над всеми людьми и имуществами. «Диктатура пролетариата» – в действительности диктатура вождей компартии – по его собственному определению должна быть «ничем не ограниченной, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненной, непосредственно на насилие опирающейся властью» (ПСС. Т. 41. С. 383). Отсюда приверженность Ленина к террору, как к средству для удержания подвластного ему населения под полным контролем. Он ввел массовый террор в сентябре 1918 г., после покушения на него Фаины Каплан, и вновь призывал перейти к нему в 1921–1922 гг. «Беспощадный» – было одним из любимейших его слов. Хотя ГУЛАГ принято соединять с эпохой Сталина, фактически именно Ленин организовал в России систему концентрационных лагерей – в конце 1920 г. их было уже 84, в октябре 1923 г. – не менее 315. Его упоминания о законности сводились к тому, что следует «узаконивать террор» – «Суд должен не устранить террор… а обосновать и узаконить его принципиально» (ПСС. Т. 45. С. 190).

Государственная власть принесла ему множество разочарований. В конце жизни он часто жаловался на «русскую волокиту» и на невозможность осуществлять собственные планы. Он был также обескуражен постигшей его неудачей в революционизации Европы и всего мира – его попытки разжечь революционный пожар в Венгрии и Германии были быстро пресечены. Провал попытки принести классовую войну в Польшу на штыках вторгнувшейся летом 1920 г. в эту страну Красной армии наконец-то убедил Ленина, что всемирная революция, на которую он так рассчитывал, в обозримом будущем не произойдет.

Вначале Троцкий, а впоследствии – Хрущев пытались отличать «возвышенный идеализм» Ленина от «садистической мании величия» Сталина. Но такое различение не соответствует действительности. Не кто иной, как Ленин назначил Сталина на пост генерального секретаря РКП (б). Обретенную таким образом власть Сталин вскоре использовал для захвата полноты власти в компартии и государстве. Действительно, в так называемом «Завещании», написанном незадолго до смерти, Ленин критиковал Сталина и настаивал на его смещении с поста генсека. Но тот, кто возьмет на себя труд прочесть «Завещание», легко заметит, что Ленин критикует Сталина не за манию величия, жестокость и безграничный эгоцентризм, но только за «грубость» и «отсутствие такта». Сталин был совершенно прав, считая себя истинным учеником Ленина.

Р. Пейн. Ленин: Жизнь и смерть. М.: Молодая гвардия, 2008.

Э. Каррер д’Анкосс. Ленин. М.: РОССПЭН, 2008.

R. Pipes. The Unknown Lenin: From the Secret Archive. Yale University Press, 1996.

Наиболее решительное несогласие со Струве высказал петербургский сторонник Плеханова Ульянов (в 1901 г. он возьмет себе псевдоним – Ленин), осенью 1894 г. подвергший «струвизм» едкой критике. Он объявил это направление «отражением марксизма в буржуазной литературе», заявив, что даже народничество, к коему он сам относился весьма отрицательно, является для марксиста «абсолютно» предпочтительнее такого нереволюционного марксизма. Ленин настаивал на том, что сам «пролетариат» не понимает, что ему нужно в жизни и истинную цель его существования рабочим должна сформулировать рабочая социал-демократическая партия: «оторванное от социал-демократии рабочее движение… необходимо впадает в буржуазность», – писал Ленин в 1900 г. Рабочим движением должны руководить «политические вожди», которые «готовы посвятить революции не одни только свободные вечера, а всю жизнь». То есть Ленин настаивал, что рабочим движением должна руководить каста «профессиональных революционеров». Примечательно, что итальянские фашисты точно так же считали рабочих самих по себе не способными на революцию и «овладение властью» – «просто организованный рабочий становится мелким буржуа, который руководствуется непосредственным интересом. Всякий призыв к идеалам оставляет его глухим», – говорил Бенито Муссолини в 1912 г. «Вождизм» и руководство профессиональных революционеров «слепыми массами» было отличительной чертой и ленинского социализма, и итальянского фашизма, и, позднее, германского национал-социализма.

Вплоть до конца 1890-х гг. критический и ортодоксальный марксизмы сосуществовали более или менее мирно. Глава «ортодоксов» Плеханов не выступал против Струве вплоть до 1901 г., используя его в борьбе против народничества. В 1898 г. в Минске на I съезде социал-демократических кружков, действовавших на территории России и Польши, была создана единая Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП). Ее манифест был написан Струве, который, впрочем, сам полностью порвал с марксизмом к началу 1900-х гг., перейдя на философские позиции неокантианства.

В 1903 г., на II съезде РСДРП (проходил в Брюсселе и Лондоне) раскололись и сами «ортодоксы». Расхождения проявились по вопросу о том, как строить партию. Ряд социал-демократов ратовал за свободный союз единомышленников, не связанный жесткой партийной дисциплиной. Против них выступил Ленин, настаивавший на строгой, практически военной, централизации. «Единственным серьезным организационным принципом для деятелей нашего движения должна быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональных революционеров… Для избавления от негодного члена организация настоящих революционеров не остановится ни перед какими средствами», – настаивал он уже накануне съезда в работе «Что делать?». При выборах центральных партийных органов большинство съезда проголосовало за ленинцев. Это дало им возможность назвать себя большевиками. Их противники получили название меньшевиков. Вскоре ленинцы оказались в меньшинстве, но название большевиков за собой сохранили на долгие годы.

После этого Ленин обосновал свою, отличную от плехановской, тактику в революционном движении: российская буржуазия по своему классовому положению не способна довести собственную революцию до конца. Последняя примет характер народной революции при главенстве (гегемонии) политической партии «пролетариата», но ее решительная победа приведет не к «пролетарской диктатуре», а к «революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства», то есть к совместной власти этих двух общественных групп («классов»). Рабоче-крестьянская диктатура очистит страну от средневековья для широкого и быстрого развития капитализма, укрепит «пролетариат» в городе и деревне и откроет возможности для перевода революции на социалистический этап. Победа буржуазно-демократической революции в России почти неминуемо вызовет сильнейший толчок к социалистической революции на Западе, а эта последняя не только оградит Россию от опасности реставрации, но и позволит русскому «пролетариату» в относительно короткий срок прийти к безраздельной власти.

Рассуждения Ленина о союзе «пролетариата» с крестьянством были не более чем уловкой, направленной на привлечение к блоку с большевиками возможных попутчиков из числа крестьянских партий. На самом деле практическое воплощение его концепции могло привести только к чисто большевицкой диктатуре: ведь, по мысли Ленина, «рабочая партия» должна была установить гегемонию уже в ходе демократической революции, «навязать свою волю большинству, победить его». Понятно, что после победы отказываться от власти она бы не стала.

Если европейские социалисты и русские «меньшевики» понимали военную терминологию революции большей частью только как образ социального противоборства, то Ленин и формируемая им партия воспринимали ее буквально – как военную, вооруженную войну классов, в которую рабочих поведут их «генералы» – профессиональные революционеры. После победы «пролетариата» побежденные классы подлежали, по убеждению Ленина, полному порабощению и физическому уничтожению, как, впоследствии, низшие расы – по учению Гитлера.

Нетерпение и революционную экзальтацию Ленина меньшевики считали крайне опасными для дела реального социализма. В конце 1904 г. он за попытку формирования в РСДРП параллельных, верных ему структур был исключен из состава ЦК. Однако Ленин упрямо гнул свою линию: его экстремистская фракция, превращенная им в радикально-заговорщическую организацию, спаянную круговой порукой и жесточайшей дисциплиной, стремилась захватить власть в России любыми способами.

Литература:

Н. А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. M., 1990.

L. Schapiro. The Communist party of the Soviet Union. L., 1960.

А. И. Спиридович. История большевизма в России. Париж, 1922.

1.1.20. Национальный вопрос и национальные движения

К началу ХХ в. на территории Империи проживало около 200 народов и этнических групп, совокупно составлявших 128,2 млн. человек (по переписи 1986–1897 гг.). Основными из них были: русские (которых тогда именовали великорусы) – 44,3 % населения, украинцы (малорусы) – 17,8 %, поляки – 6,3 %, белорусы – 4,7 %, евреи – 4,1 % и народы, говорящие на тюркских языках: татары, башкиры, казахи, киргизы и др. – 10,8 %.

Поскольку прочным объединяющим фактором была православная вера, украинцев и белорусов тогда не особенно отличали от великорусского населения. Но в любом случае Российская Империя была страной многонациональной. При том многие из народов Империи жили на своих исторических землях, имели свою, часто древнюю, культуру, высокую литературу, в прошлом составляли особые независимые государства. Народы неславянского племени, жившие в России, именовались инородцами. Российское законодательство под именем инородцев разумело некоторые племена, которые по правам состояния и по управлению были поставлены в особое положение – преимущественно монгольские, тюркские и финские, а также евреев. Термин инородец был термином правовым и не нёс в то время никакого негативного смысла.

Хотя русские (включая в себя все три этнические восточнославянские народности) составляли абсолютное большинство населения Империи, распределялись они по ее частям крайне неравномерно. В 50 губерниях Европейской России русских было 80,05 %, в Царстве Польском – 6,72 %, на Кавказе – 33,96 %, в Сибири – 80,91 % и в Средней Азии – 8,91 %. При этом в ряде европейских губерний русские составляли также меньшинство населения – в Казанской 38,4 %, Уфимской – 38,2 %, Бессарабской – 27,8 %, Ковенской – 7,8 %, Курляндской – 5,7 %, Лифляндской – 5,4 % и Эстляндской – 5,0 %. В Эриванской губернии русские составляли всего 1,6 % населения, в Сыр-Дарьинской области – 3,0 %, Самаркандской – 1,6 %, Ферганской – 0,6 %.

Во многих частях Империи компактно проживали различные племена инородцев, составлявших большинство в одной или нескольких губерниях. Так, поляки составляли 71,8 % населения 10 губерний Царства Польского, латыши (1,4 млн. человек) заселяли Курляндию, южную половину Лифляндии и западную часть Витебской губернии (Инфлянту), литовцы (1,7 млн) – Ковенскую, Виленскую и часть Сувалкской губернии, армяне (1,2 млн) составляли большинство в Эриванской (53,2 %), значительную часть населения в Елисаветпольской (ныне Гянджа) губернии (33,3 %), тюркские народы составляли большинство населения Уфимской – 55,1 % и Казанской – 54,3 % губерний Европейской России, около 60 % – в Бакинской и Елисаветпольской губерниях Кавказа и от 80 до 95 % населения областей Средней Азии, грузины (1,4 млн) составляли абсолютное большинство в Тифлисской и Кутаисской губерниях и в Батумской области. В Финляндии 98 % населения составляли коренные народы этой страны – финны (2,4 млн) и шведы (0,3 млн). 1,8 млн. немцев широко расселились по всей Империи, хотя коренными своими землями продолжали считать губернии Балтийского края.

В вероисповедном отношении 69,4 % считали себя православными, 11,1 % – мусульманами, 9,1 % – католиками, 4,2 % – иудаистами, 4,0 % – лютеранами, 1,8 % – старообрядцами, 0,9 % – армяно-григорианами, 0,3 % – буддистами.

Национальная политика России во многом отличалась от колониальной политики ведущих европейских держав, грубо эксплуатирующих вновь присоединенные территории. В Российской Империи, напротив, окраины, включенные в Империю из военно-стратегических соображений, зачастую развивались быстрее, чем центральные районы. Так, на Кавказе, по записке С. Ю. Витте от 23 июля 1901 г., казенные расходы на душу населения без военных расходов составили 6 руб. 31 коп., а в среднем по Империи – 5 руб. 84 коп. Позднее диспропорция еще увеличилась. Окраины оставались финансово убыточными, но они рассматривались как стратегически необходимые территории, за обладание которыми не жалко платить цену.

Мнение историка

«Территориальная экспансия привела к тому, что Россия превратилась в многонациональную империю, а русские – в непривилегированное национальное меньшинство… Нерусские были значительно шире, чем русские, представлены среди людей квалифицированных профессий. Жизненный уровень русских был одним из самых низких в Империи». – Б. Н. Миронов. Социальная история России. СПб., 2000. Т. 1. – С. 47.

Правительство вовсе не стремилось насильственно подавлять национальную самобытность – язык, обычаи и религию, хотя ситуация сильно отличалась от царствования к царствованию и от народа к народу. В силу конкретных политических причин, а порой и личных симпатий или антипатий монарха, положение тех или иных народов Империи становилось порой очень тяжелым, национальный и исповедный гнет – с трудом выносимым, но в это же время иные народы и исповеданья практически не ощущали тягот и ущемлений, но, напротив, пользовались широкими возможностями для быстрого культурного и хозяйственного развития.

В XIX в. повсюду в Европе изменился характер межнациональных отношений. До того главными объединяющими людей моментами были их религия и их подданство тому или иному монарху. Войны в Европе шли между сторонниками тех или иных конфессий (главным образом, между католиками и протестантами) и между королями за обладание новыми провинциями и новыми подданными (за «Испанское наследство», «Австрийское наследство» и т. п.). Но в XIX в. идеи романтизма пробудили сознание народов, а повсеместное ослабление веры сделало национализм главным принципом самоорганизации европейских сообществ. Теперь люди объединялись не по религиозному принципу и тем более не по принципу личной верности монарху (абсолютистско-монархический принцип повсюду в Европе вытеснялся принципом демократическим), а по принципу языковой общности. Возникли движения панславизма (объединения всех славян), пангерманизма, пантюркизма, сионизма. Раздробленные народы – немцы, итальянцы, южные славяне – стремились к объединению; нации, находящиеся под властью другого народа, – к созданию собственных национальных государств (ирландцы в Великобритании, норвежцы в Швеции, поляки в России, Пруссии и Австрии, чехи и венгры в Австрии, болгары, армяне, греки и сербы – в Турецкой империи). Первоначально эти движения имели культурно-просветительский характер, но к середине XIX в. идеи национализма стали распространяться широко в простом народе и стали главным лозунгом европейской политики. Национализм почти всегда признавал принцип социального дарвинизма – народы борются за существование, за жизненное пространство, как звери в лесу, побеждает лучший и сильнейший. Понятно, что каждый народ лучшим считал себя и всеми силами стремился к обладанию иными народами, иными землями. XIX столетие стало временем межнациональных конфликтов, завершившихся двумя катастрофическими мировыми войнами уже в ХХ в.

В России зародившиеся в среде славянофилов в 1830—1840-е гг. идеи русского национального превосходства стали принципом государственной политики после того, как они столкнулись во Втором Польском восстании (1863–1864 гг.) с ещё более развитым польским национализмом. Окончательно же они утвердились в царствование Александра III и немало способствовали расшатыванию Российского государства, усилению вражды между населявшими его народами. Но во всех народах находились мудрые и добрые люди, которые счастье и благополучие своего народа не желали строить на принижении иных. Следуя широко распространенному религиозному принципу, они не желали другим народам того, чего не желали для своего собственного – подчиненного, ущемленного, дискриминируемого положения. Они призывали к сотрудничеству, к солидарности народов, утрата которой грозит России развалом. Слышали их далеко не всегда.

Мнение мыслителя

«Земные интересы и права только тогда имеют свое настоящее значение и достоинство, когда они связаны с вечною Правдою и высшим Благом». – Владимир Соловьев. Т. 2. – С. 588.

«Отец мой, граф Келлер, не имея ни капли русской крови, был бы чрезвычайно удивлен, если бы ему сказали, что он – не русский, или бы назвали его иностранцем… Интересы России были дороги сердцу моего отца… Национализм, как его теперь понимают, существовал тогда только в славянофильских кругах… Я говорю о том национализме, который состоит не из любви к отечеству, а скорее, из ненависти к другим», – вспоминала о своем детстве эпохи Александра II графиня Мария Клейнмихель. – «Из потонувшего мира». Берлин. Б.д. С. 12–13.

В политическом языке конца XIX в. широко употреблялся термин «обрусение инородцев». «Обрусение» не следует путать с «русификацией». Царская администрация вовсе не рассчитывала, что латыши, поляки, татары, армяне или грузины в будущем могут превратиться в таких же русских людей, как обыватели Курска или Твери. Вовсе нет. Их религиозные убеждения, их язык, бытовая и высокая культура почти никогда не ставились под сомнение. Речь шла о другом. Оставаясь литовцами, грузинами, калмыками или абхазами, лютеранами, католиками, мусульманами, буддистами, они должны были превратиться в граждан России не в формально-юридическом, но в действительном смысле. Их отечеством должна была стать Россия, а высшим земным авторитетом – русский самодержец. Это и значило слово «обрусение».

Только период 1885–1905 гг. может быть наименован временем русификации. В эти два десятилетия в России делаются попытки изъять повсюду из употребления местные языки и дискриминировать нерусское и неправославное население. Сторонник этого направления, историк В. О. Ключевский, писал, что русская национальная цель – «приобщение восточноевропейских и азиатских инородцев к русской церкви и народности посредством христианской проповеди». Школа целиком переводится на государственный язык, запрещаются разного рода национальные просветительские организации, резко ограничивается книгопечатание на местных языках. Национально-религиозные движения народов Империи рассматриваются царской властью как враждебная пропаганда и подрывная деятельность в пользу иных стран. Новая политика вызывала в инородцах негодование и сопротивление.

Вместе с тем к концу XIX в. ускоренное развитие национальных регионов, сложение там социальных слоев предпринимателей и интеллигенции пробуждают у многих народов чувство национальной самобытности, интереса к своей национальной истории, культуре, языку, фольклору. Формируются национально-просветительские, а вскоре и национально-политические движения. Всё это требовало от имперской власти поиска новых подходов к решению национального вопроса. Новые подходы были найдены с большим трудом, далеко не сразу и, к сожалению, не везде.

Польский вопрос

Наиболее сложным оставался польский вопрос. Оказавшиеся с 1815 г. в составе Российского государства, коренные польские земли экономически, политически и культурно было существенно более развиты, чем большинство иных областей Империи. Однако после двух крупных восстаний XIX в. (1830–1831 и 1863–1864 гг.) поляки были лишены ряда политических прав, а пользовавшееся широкой автономией (до 1831 г. и конституцией) Королевство Польское превращено в Привислянский край, в котором запрещено было даже употребление польского языка в государственных учреждениях, в том числе и в школах. Секретными постановлениями поляков не разрешалось принимать на ответственные посты в государственной службе. Эти ограничения, равно как и память о славном прошлом Речи Посполитой (так поляки называли свое государство) и исповедная различность (поляки исповедуют римско-католическую версию христианства), были для польского народа постоянным источником острого недовольства существованием в составе Российской Империи. С другой стороны, экономически пребывание в составе необъятной Империи было выгодно для промышленно развитой Польши, предоставляя ёмкий рынок сбыта польским товарам. Народное хозяйство Царства Польского развивалось существенно быстрее экономики России в целом. Общественные круги Польши различно отвечали на эти новые вызовы.

В 1888 г. создается «Польская лига», вскоре – самая популярная партия Царства Польского, принявшая название «Национал-демократическая партия» (НДП) в 1897 г. Лидером партии становится Роман Дмовский – трезвый и решительный политик, распространивший в своих «Размышлениях современного поляка» (1902 г.) теорию борьбы за существование Ч. Дарвина на межнациональные отношения. Он и его сторонники открыто выступали за «ополячивание» украинцев, белорусов и литовцев и за изгнание из Польши евреев. Съезд НДП 1897 г. объявлял главной задачей «национальное восстание и освобождение родины силой». В 1899 г. орган НДП газета «Przeglad Wszechpolski» заявляла, что освобождение от русского гнета придется добывать «огнем и железом». Однако вскоре позиция НДП меняется. Выгоды от союза с Россией для народного хозяйства Польши столь очевидны, что съезд НДП 1903 г. объявлял в резолюции: «Не отказываясь от своего политического идеала восстановления Польши, в данный исторический момент мы считаем нужным стремиться к завоеванию для нее возможно большей самостоятельности в пределах России». В 1904 г. НДП вовсе отказывается от требования национальной независимости и призывает к объединению всех польских земель (австрийских, прусских и российских) в единую автономную Польшу в составе Российской Империи. «Доверие к России было настолько сильно, что немногочисленные группы, сохранившие еще старую позицию, жаловались на то, что в Польше происходит примирение самого худшего сорта – примирение со всем русским обществом», – писал современник.

К этим «старым» группам относится вторая влиятельная польская партия – социалистическая (ППС). Её признанный молодой вождь шляхтич Юзеф Пилсудский (1867–1935) успел в 20 лет на пять лет быть сосланным в Сибирь за антиправительственную деятельность. ППС твердо уповала на победу польского национального восстания во время всеевропейской социальной революции. Из союзников Пилсудский предпочитал отсталой России развитую Австрию и Германию. Во время Русско-японской войны он даже ездил в Токио, предлагая план совместной борьбы поляков и Японии с Россией. Тогда его переговоры закончились неудачей, но через десять лет, во время Первой Мировой войны Пилсудский решительно встал на сторону Германии.

К концу XIX – началу XX в. в России существовала значительная и влиятельная группа поляков, активно участвовавших в культурной, социальной и политической жизни Империи. Среди самых известных её представителей можно назвать имена Ледницкого, Спасовича и Здеховского. Все трое родились в польских дворянских семьях, имеющих поместья в Минской губернии. Ледницкий, Спасович и Здеховский закончили минские гимназии, а затем учились в российских университетах. Несмотря на обучение в русских школах и университетах, они сохранили полностью свою польскую и католическую идентичность.

Историческая справка

Мариан Здеховский (1861–1938) был глубоко верующим человеком, который не только занимался философскими проблемами современного католицизма, но стал и знатоком русской православной философии. Он был лично знаком со многими русскими философами и писателями – Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым, Д. С. Мережковским, братьями Сергеем, Евгением и Григорием Трубецкими – и доносил их творчество до польских читателей. Хотя Здеховский в 1888 г. стал профессором Ягеллонского университета в Кракове (в то время бывшем городом Австро-Венгерской империи), он часто бывал в России и поддерживал контакты с видными деятелями русской культуры. Он был одним из инициаторов культурного и религиозного диалога между политиками России и других славянских народов. С этой целью Здеховским в Кракове были созданы журналы «Славянский свет» и «Славянский клуб». С 1919 г. Здеховский становится профессором Виленского университета. Его тесное общение с русскими мыслителями продолжалось и тогда, когда те были изгнаны советской властью из России.

Известным польским издателем в дореволюционной России был Владимир Спасович (1829–1906), который с 1883 г. издавал в Петербурге самый знаменитый польский журнал Империи – еженедельник «Край». В нём печатали статьи Ледницкий, Здеховский и другие польские мыслители и писатели. Ледницкий, Спасович и Здеховский одновременно участвовали как в польской, так и в русской культурной жизни – все они печатались в известных русских журналах, например, в «Вестнике Европы» или «Северном вестнике».

Ледницкий и Спасович были известными русскими юристами. Они участвовали во многих знаменитых судебных делах, пытаясь помогать политикам, жившим в России. Спасович был профессором криминального права Петербургского университета и Училища правоведения.

Александр Ледницкий (1866–1934) – видный московский адвокат, был одновременно активным политическим и общественным деятелем. В 1904 г. в Варшаве он участвовал в создании польского Прогрессивно-демократического союза, а в 1905 в Москве – русской Конституционно-демократической партии (кадетов). В 1906 г. был избран от партии кадетов в I Думу, где, как представитель Минской губернии, возглавлял парламентскую группу от губерний Северо-Западного края. Также создал в Думе «Союз автономистов-федералистов», выступающих за равные права всех национальных меньшинств Российской Империи. При такой политической ориентации он постоянно находился в конфликте с более радикальной НДП, которую в Думе, а затем уже в независимой Польше возглавлял Роман Дмовский. Ледницкий активно участвовал в польских общественных организациях в России; был секретарём, а затем председателем Католического общества взаимопомощи в Москве. В марте 1917 г. был назначен председателем Ликвидационной комиссии по делам Королевства Польского при Временном правительстве. Задачей комиссии была подготовка независимости Польши. В начале 1918 г. был изгнан в Польшу. В дни восстановления польской государственности занимался дипломатической деятельностью, но к активной политической жизни в Польше ему не удалось вернуться.

Главной причиной, почему Ледницкий и Здеховский не смогли включиться в политическую жизнь независимой Польши, были их слишком близкие связи с дореволюционной Россией. «Прорусским» многие поляки считали до его смерти в 1906 г. и Спасовича. Во многом из-за этого имена Ледницкого, Спасовича и многих их соратников были практически забыты в Польше. По той же причине был вычеркнут из политической истории и Здеховский. С 1989 г. его работы постепенно стали переиздаваться в Польше.

Литература:

Л. Е. Горизонтов. Парадоксы имперской политики. Поляки в России и русские в Польше (XIX – нач. ХХ в.). М.: Индрик, 1999.

N. Davies. God’s Playground. A History of Poland. Vol. 1–2. Oxford, 2005. Русск. пер. Н. Дэвис. Сердце Европы. СПб.: Летний сад, 2009.

Еврейский вопрос

Присоединив Польшу, Россия стала страной с самой высокой численностью еврейского населения. К концу XIX в. в Империи проживало 56 % всех евреев мира. В XVIII в. по всей Европе евреи жили обособленно, государственные законы не рассматривали их как полноправных граждан, но в их внутреннюю жизнь, религию, образование, обычаи христианские государи не вмешивались. До некоторой степени еврейское общество оставалось государством в государстве, и это устраивало и руководителей традиционной еврейской общины, и христианскую власть, хотя евреи и страдали от неравноправия, а в худшие времена и от открытых гонений.

В середине XVIII в. в Пруссии началось движение за гражданское равноправие евреев, которое возглавил выдающийся еврейский философ Моисей Мендельсон (1720–1786). Мендельсон выдвинул принцип – «все права как гражданам, никаких особых прав как евреям». Ряд просвещенных немцев, в их числе и философ Готхольд Лессинг, поддержали Мендельсона и начатое им движение (получившее в еврейской традиции название Гаскала), и в конце XVIII – начале XIX в. правовые ограничения для евреев повсюду в Европе стали исчезать.

Александр I старался распространить эти принципы и на Россию, но столкнулся со многими трудностями и в самой еврейской общине, где большинство было настроено решительно против гаскалы, и в собственной бюрократии. Как и во многих других областях, и в еврейском вопросе он не успел довести дело до благоприятного разрешения. Для евреев оставались закрытыми, например, двери высших государственных учебных заведений. Так, дед Владимира Ульянова (Ленина) Израиль Бланк, еврей из местечка Староконстантиново Волынской губернии, был вынужден в 1820 г. перейти в христианство, чтобы поступить в Медико-хирургическую академию.

Николай I серьезно намеревался переселить всех евреев в Сибирь, и только настойчивость ряда министров (Сергея Уварова и Павла Киселева) не позволила осуществиться этим планам. Сами евреи подозревали, что Николай I и Уваров думают принудить их к переходу из иудаизма в православие. Дело в том, что евреями, по русскому законодательству, считались только лица, исповедующие иудаизм. Если еврей переходил в христианство, все правовые ущемления для него, как для еврея, отпадали – и действительно, немало евреев с царствования Николая I ради достижения гражданского полноправия совершали насилие над своей совестью и переходили в православие или лютеранство, становились выкрестами. Но большинство народа не поддалось на соблазн и обычаю предков из видов земной корысти изменять не стало. Многие христиане, в том числе епископы и священники, не приветствовали такие лицемерные обращения и выступали за предоставление евреям-иудаистам полноты прав подданных Российской Империи.

Император Александр II внял этим призывам. Первое десятилетие его царствования было отмечено постепенным освобождением евреев от унизительных ограничений на свободу передвижения, образования, выбора места жительства и профессии. В 1859 г. отменена черта постоянной оседлости (то есть граница, в пределах которой разрешалось жить евреям в России) для купцов 1-й гильдии и евреев-иностранцев. В 1861 г. евреи получают разрешение поступать на государственную службу, в том же году для еврейских купцов открывается город Киев. В 1865 г. отменяется черта оседлости для всех евреев-ремесленников и их семей, в 1867 г. – для всех, прошедших воинскую службу. Однако дальше этого освобождение евреев не идет. Александр II так и не последовал совету своих министров вовсе отменить черту оседлости, а царствование его сына сразу же ознаменовалось новыми ограничениями.

3 мая 1882 г. были опубликованы «временные правила» для евреев Российской Империи, остававшиеся в силе три десятилетия. Вновь была подтверждена необходимость строгого соблюдения черты оседлости. Евреям было запрещено жить вне городов и местечек, владеть землями. Прием в высшие учебные заведения и гимназии в 1887 г. был резко ограничен квотой в 10 % в черте оседлости, 5 % в остальной Империи, 3 % – в Москве и Петербурге. Не имея возможности дать своим детям полноценное образование в России и традиционно стремясь к нему, не только богатые, но и среднезажиточные еврейские семьи посылали детей за границу – в университеты Германии, Австрии, Франции. Молодые люди возвращались в Россию не только с хорошим европейским образованием, но и с ненавистью к российской государственной власти, стесняющей жизнь еврейского народа несправедливыми и жестокими на их взгляд ограничениями. Подобные ограничения повсюду в Западной Европе были давно отменены. Так из культурной еврейской молодежи российская власть делала убежденных революционеров.

Свидетельство очевидца

Знаменитый философ Николай Онуфриевич Лосский, происходивший из обедневшей польско-русской дворянской семьи Северо-Западного края, вспоминал о годах своего ученичества в Витебске, приходившихся на царствование Александра III: «Несправедливости нашего политического строя стали привлекать к себе мое внимание. Их было особенно много у нас в Белоруссии, где поляки и евреи подвергались различным стеснениям. Некоторые мелочи были так грубы, что не могли остаться незамеченными и не вызвать возмущения, которое подготовляло почву для дальнейшей критики всего строя. Так, например, на вывесках магазинов евреи были обязаны писать полностью не только свою фамилию, но также имя-отчество, чтобы каждый покупатель легко мог заметить, что владелец магазина еврей. При этом имя-отчество необходимо было писать с теми бытовыми сокращениями и искажениями, которые часто придавали комический характер великим библейским именам; так, на вывеске писалось „Сруль Мойшевич“ вместо „Израиль Моисеевич“… Грубые выходки антисемитов также тяжело поражали меня… Безжалостные насмешки над евреями некоторых наших учителей-антисемитов были мне глубоко неприятны… Неудивительно, что евреи были носителями революционных идей и критики нашего общественного порядка». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М.: Викмо-М – Русский путь, 2008. – С. 40–41.

В 1889 г. Министерство юстиции практически прекратило выдавать евреям адвокатские сертификаты, положение о выборах земских органов 1890 г. исключило евреев из числа избирателей, хотя им вменялось в обязанность как и раньше платить все налоги и сборы.

На евреев распространялась и воинская обязанность. В 1827–1914 гг. через ряды русской армии прошли как минимум 1,5 млн. евреев, из которых не менее 400 тыс. состояли на службе к 1914 г. Присягу новобранцев иудейского вероисповедания принимал раввин над священной Торой при свидетелях со стороны начальства и со стороны общества в синагоге или школе, в которых отправлялись богослужения. Однако до Февральской революции 1917 г. путь в офицерский корпус лицам иудейского вероисповедания был полностью закрыт. Даже для евреев, перешедших в христианство, запрет сохранялся, но имелись исключения всякий раз на основании именного, в отношении конкретного просителя, указа Императора.

Специальная правительственная комиссия под руководством графа Константина Ивановича фон дер Палена представила в 1888 г. доклад Императору, в котором указывалось на недопустимость ввиду безопасности государства дискриминационных мер в отношении еврейства, превращающих пять миллионов российских подданных в озлобленных и враждебных России иностранцев. Комиссия рекомендовала постепенно дать евреям полноту гражданских прав. Александр III проигнорировал рекомендации комиссии и продолжал действовать в противоположном направлении – в 1891 г. еврейские торговцы и ремесленники были изгнаны из Москвы.

В конечном счете, когда в марте 1917 г. готовился указ о равноправии народов России (принят 20 марта), юристы обнаружили правовые ущемления для иудаистов в 150 законах Империи.

Эти запреты и ограничения не смягчали, но только умножали протестные настроения еврейства. В еврейской среде возникали антиправительственные общественно-политические организации. Из них наиболее заметным стал Всеобщий еврейский рабочий союз («Бунд»), объединявший евреев-ремесленников западных губерний.

Другим направлением еврейского политического самовыражения стал пришедший из Австро-Венгрии «сионизм» – проект организации еврейского национального государства в Палестине. Большинство сионистов также верили в социализм и считали, что будущий Израиль должен быть социалистическим. В 1899 г. они образовали организацию Поалей-Цион («трудящиеся Сиона»). Началась борьба между «Бундом» и сионистами, расколовшая политически активное еврейство. С точки зрения евреев, которые стали революционными социал-демократами, «Бунд» был союзником, а сионисты – злейшими врагами, реакционными националистами. Действительно, уже через несколько лет Поалей-Цион раскололся, и многие сионисты стали считать главным не социальную справедливость, а защиту евреев и их языка.

Трагедией стал в 1903 г. еврейский погром в Кишиневе, получивший огромный общественный резонанс. Полицию справедливо обвиняли в нераспорядительности и бессилии, однако подавляющее большинство образованного российского общества не сомневалось, что власти сами организовали погром. И хотя в действительности погром был проявлением антисемитских настроений толпы, а для императорской власти стал полной неожиданностью, гибель полусотни ни в чем не повинных людей – женщин, стариков, детей – еще больше усилила отчуждение евреев от Царя и его правительства. Погром подтолкнул многих молодых, политизированных евреев в ряды революционного движения. Других, например, одесского поэта и журналиста Владимира Жаботинского, – в ряды еврейской самообороны и сионизма.

Но если одни евреи ушли в революцию и свои силы решили отдать на «отсечение всех голов гидры самодержавия», то другие, самые образованные и глубоко вовлеченные в русскую жизнь, следуя принципам гаскалы, боролись вместе с русскими земцами за изменение законов Империи, за правовое равенство, а не за разрушение Российского государства. «Я с детства привык сознавать себя прежде всего евреем, но уже с самого начала моей сознательной жизни я чувствовал себя и сыном России… Быть хорошим евреем не значит не быть хорошим русским гражданином», – писал адвокат Генрих Слиозберг. Признанным главой либеральной еврейской интеллигенции России в начале ХХ в. был Винавер.

Историческая справка

Мордехай Моисеевич Винавер родился в 1863 г. в зажиточной и просвещенной еврейской семье. Учился сначала в еврейской школе – хедере, а затем в 3-й Варшавской гимназии и на юридическом факультете Варшавского университета. Закончил с золотой медалью. Из-за закона 1889 г. работал помощником адвоката, т. к. адвокатский сертификат получить не мог. Зарекомендовал себя как блестящий судебный оратор. С 1905 г. член ЦК Конституционно-демократической партии (кадетов), депутат I Думы. При Временном правительстве назначен сенатором. Депутат от Петрограда в Учредительное собрание. Активный сторонник Белого движения, министр иностранных дел Крымского правительства (1918–1919 гг.). Сторонник демократической республики. В эмиграции (с 1919 г.) стал одним из создателей Русского университета в Сорбонне, в котором читал историю русского гражданского права, и одним из издателей популярной в эмиграции газеты «Последние новости». Общероссийскую политическую деятельность совмещал с деятельностью по поддержке и просвещению российского еврейства, был одним из издателей в 1901–1905 гг. крупнейшего еврейского журнала на русском языке «Восход», многолетним председателем «Еврейской историко-этнографической комиссии». На его средства учился в 1910-е гг. в Париже молодой художник Марк Шагал. В эмиграции решительно боролся с мнением, что евреи России приняли советскую власть. С осени 1919 г. издавал в Париже на русском и французском языках газету «Еврейская трибуна», в которой утверждал, что «совершенно неверно, будто русское еврейство относится благосклонно или хотя бы терпимо к большевизму». В октябре 1926 г. Винавер скончался. Похоронен во Франции.

Украинский вопрос

Источником украинского национализма первоначально были интеллектуальные кружки Петербурга и Киева. Идеи украинской национальной идентичности, равно как и идеи равноправной федерации славянских народов, в которой украинцы признаются столь же самобытным народом, что и великороссы или болгары, впервые были сформулированы в Кирилло-Мефодиевском братстве, основанном в 1846 г. Тарасом Григорьевичем Шевченко, Пантелеймоном Александровичем Кулишом и Николаем Ивановичем Костомаровым. В апреле 1847 г. братство было запрещено, его членов по распоряжению Николая I заключили в крепости или сослали далеко от «матки Украйны».

Вскоре после восшествия на престол Александра II члены Кирилло-Мефодиевского братства были полностью амнистированы и их идеи в отношении развития украинской национальной самобытности стали частью государственной политики. В 1859–1862 гг. в Синоде и имперской администрации обсуждался вопрос об издании Библии на украинском языке, выходил журнал «Основы», в котором часть статей печаталась по-украински, а часть по-русски. Но продолжалось это недолго. Для украинцев разгром польского восстания 1863 г., которое они отнюдь не поддержали, ознаменовался прекращением заигрываний царской администрации с украинским языком и идеями. Испугавшись сепаратизма польского, Александр II принял решение не пестовать и украинский национализм, тем более что в «Основах» появлялись порой статьи, в которых доказывалась «крамольная» мысль, что Украина – это не Россия.

Документ

«Самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами, и в особенностями поляками, так называемый украинский язык», – объяснял в 1863 г. министр внутренних дел П. А. Валуев.

Ограничения для украинского языка, введенные в 1863 г., были подтверждены императорским указом в 1876 г. Употребление украинского языка запрещалось в общественной сфере. Ввоз литературы на «малоросском наречии» без специального разрешения цензуры объявлен преступлением. На украинском языке в Империи дозволено было печатать только исторические документы и произведения «чистой литературы» прошлого, да и то с массой оговорок. Ни публичные лекции, ни театральные постановки, ни оперные либретто на этом языке не допускались.

В 1874 г. Александр II официально запретил популярную среди населения западноукраинских и белорусских губерний Униатскую церковь. Ее приверженцы теперь писались официально православными и даже в католицизм могли переходить с массой сложностей и уловок.

Практически этот указ о запрете употребления украинского языка вне Украины почти не применялся. Спектакли устраивались. В столицах, например, свободно гастролировал театр Кропивницкого, выступавший и в Царском Селе, где актеры были осыпаны комплиментами Александром III. Да и киевская администрация де-факто указ часто не исполняла. Но формально отменить указ не решились. Прошение киевской и харьковской администрации отменить указ, поданное в 1880 г., было отклонено.

Историческая справка

Михаил Сергеевич Грушевский (1866–1934) родился в г. Холме (Люблинская губ.). Окончил историко-филологический факультет Киевского университета и долгие годы возглавлял кафедру истории Украины Львовского университета. В 1905 г. Грушевский возвращается в Киев, а позже активно участвует в работе Государственной Думы. Сущность его общественно-политических взглядов сводилась к тому, что гарантия свободного национального, экономического и культурного развития украинского общества заключена, как минимум, в национально-территориальной автономии Украины. После Февральской революции Грушевский становится председателем Центральной Рады (1917–1918) и первым президентом Украинской Народной Республики. В 1919–1924 гг. он находится в эмиграции, а затем возвращается на родину, где целиком посвящает себя научной деятельности. В 1929 г. избран действительным членом АН СССР. М. С. Грушевскому принадлежит ряд значимых исторических работ, из которых наиболее известна десятитомная «История Украины – Руси».

Национализм и тем более сепаратизм не были в то время характерны для подавляющего большинства украинцев, ощущавших себя столь же русскими и православными, как и великороссы. Но когда притеснения украинства усилились в России, сторонники украинской самобытности перебираются в Восточную Галицию. Восточная Галиция – область древнего русского государства (получившая свое название от княжеской столицы XII–XIII вв. – города Галича), с XIV столетия входит в состав Польши, а с конца XVIII в. – Австрийской империи. Боясь потерять свои восточнославянские земли, поляки и австрийцы поддерживали среди местного населения антирусские настроения в форме украинского национализма. Центром этих настроений был Львовский университет, где с 1894 г. кафедру истории Украины возглавлял профессор Грушевский. Запрет украинского языка в Российской Империи играл на руку австро-галицийским украинским сепаратистам, доказывавшим, что только Габсбурги, а не Романовы истинные поборники украинской самобытности.

В 1889 г. Грушевский и его сторонники создают в Галиции Национально-демократическую украинскую партию (НДУП), ставшую главной политической партией Восточной Галиции. Её учредительный документ провозглашал: «Нашим идеалом должна быть независимая Русь-Украина, в которой бы все части нашей нации соединились в одно современное культурное государство».

В 1901 г. при активном содействии галицийских национал-демократов возникла первая политическая организация украинцев России Украинская революционная партия (УРП). Партия объединила небольшую группу украинских интеллектуалов. Её первый программный документ «Самостийна Украина» провозглашал: «Партия выставляет на своем знамени слова: одна, единая, нераздельная, свободная независимая Украина от Карпат до Кавказа. Она считает своей задачей служение этому великому идеалу и не сложит оружия, пока чужеземец будет господствовать хоть на одном клочке украинской земли». В 1904 г. из УРП выделилась Украинская народная партия (УНП), которая видела основную беду в «обворовывании» Украины иными народами. В брошюре «10 заповедей» партия учила: «Все люди – твои братья, но москали, ляхи, жиды, венгры, румыны – враги; они враги нашего народа и останутся таковыми до тех пор, пока будут нас эксплуатировать».

В 1903 г. создается Демократическая партия Украины, близкая к русскому земскому движению. Она имела весьма широкую поддержку среди украинской интеллигенции, в том числе и среди украинского дворянства. Прошедший в конце июня 1905 г. в Полтаве съезд украинских партий, названный всеукраинским, отверг идею радикалов о независимом от России Украинском государстве и так сформулировал свои цели: «Украинцы видят свой идеал в установлении политической автономии Украины в пределах Российского государства и требуют созыва законодательного Сейма в Киеве, с тем, чтобы компетенции центрального парламента подлежали только дела войны и мира, торговых и всяких других трактатов, войска, общих финансов, пошлин. На украинской территории в школах и присутственных местах должен быть употребляем украинский язык».

Балтийский вопрос

Балтийский край – нынешние Эстония и Латвия, а в конце XIX в. Эстляндская, Лифляндская и Курляндская губернии, были включены в Российскую Империю в XVIII столетии как автономные провинции. Но «автономией» в них пользовалось не коренное население – эстонцы и латыши, а немецкие бароны, продолжавшие управлять краем как своей феодальной вотчиной. Крепостное право в Балтийском крае упразднил Александр I, но немецкое дворянство (рыцарство) настояло на освобождении крестьян без земли. Сами латыши и эстонцы называли такую свободу «птичьей» – летать по воздуху можно, а сесть на свою землю – нельзя. Своей земли крестьянам не дали, и они были вынуждены или арендовать землю баронов, или уезжать на заработки далеко от родного края. Ненависть к немецким баронам, смотревшим на своих батраков свысока, была очень сильна среди латышей и эстонцев. В 1840-е гг. крестьяне попытались заручиться защитой русского Царя переходом из лютеранства в православие. Сменили веру почти 170 тыс. латышей и эстонцев (что составляло около 17 % эстонцев-лютеран и 12 % латышей-лютеран), но Николай I не только не поддержал вновь обращенных, но строго повелел оставаться им под властью «немецких господ». Император любил и ценил остзейское дворянство, а к народным движениям относился с большой опаской.

В отличие от своего деда, Император Александр III был сторонником русификации национальных окраин. В 1881 г. он упраздняет автономию Балтийского края, в 1882 г. вводит в крае общерусские земские учреждения, в 1886 г. – немецкий, латышский и эстонский язык школы меняет на русский, в 1887 г. русским становится язык суда и делопроизводства, наконец, в 1893 г. закрывает немецкий Дерптский университет и вновь учреждает его как русский Юрьевский (Дерпт, ныне Тарту, в домонгольские времена назывался Юрьевом и входил в Киевское государство). Немцы негодовали, но возмущены были и коренные народы края. К этому времени просвещение, пропагандируемое деятелями национального возрождения – Кришьяном Вальдемаром, Кришьяном Бароном, Яном Тениссоном, Карлом Робертом Якобсоном, уже немало сделало для осознания латышами и эстонцами своей национальной идентичности. Если бы имперская власть заменила немецкий язык в крае на национальные – это вызвало бы энтузиазм населения, а русификация породила разочарование и отчуждение эстонцев и латышей от русской власти. Попытки в 1880-е гг. внедрять в крае Православную Церковь вместо лютеранской вызвали ту же реакцию. Теперь православие воспринималось как инструмент русификации и отвергалось. Часть тех, кто когда-то предпочел православие лютеранству, вернулись в лютеранскую Церковь, в которой появились первые национальные (не немецкие) пасторы (в лютеранство, например, вернулось 35 тыс. эстонцев).

В конце XIX столетия эстонский и латышский патриотизм начинает приобретать политические формы. Латвийские и эстонские газеты как либерального (Postimees), так и леворадикального направления (Teataja, Uudised) выступают за замещение балтийских немцев коренными жителями в городских и провинциальных собраниях. В 1901 г. город Валка, стоящий на границе эстонских и латышских земель Лифляндской губернии, первым стал управляться советом, в котором большинство было за представителями коренного населения. В 1904 г. на выборах в городские думы Ревеля, Раквере и Выры эстонцы победили немцев. В 1904 г. создается первая политическая партия латышей – радикальная Латышская социал-демократическая партия, требовавшая политической автономии Латвии в составе Российской Империи, а в 1905 г. умеренная Эстонская прогрессивная народная партия и радикальная Эстонская социально-демократическая рабочая ассоциация. В первые годы ХХ в. создаются латышские политические объединения умеренного направления – Латышская конституционно-демократическая партия (лидер – Гросвальд), прогерманская Латвийская народная партия (публицист Ф. Вейнберг и поэт А. Недра). Умеренные и правые партии, возникшие в обстановке 1905 г., популярность так и не приобрели.

Историческая справка

Кришьян (Христиан) Вальдемар родился в 1825 г. в Курляндии в крестьянской семье. После окончания школы в 1840 г. работал писарем в уездных учреждениях, исполнял обязанности учителя. Обратился с личной просьбой к Балтийскому генерал-губернатору графу Александру Аркадиевичу Суворову (внуку генералиссимуса) помочь ему поступить в гимназию, которую он по отсутствию средств и по возрасту не мог посещать. Получив разрешение и стипендию, он в 1854 г. окончил гимназию в Либаве (нын. Лиепая), после чего поступил в Дерптский университет, где изучал государственное право и народное хозяйство. После окончания университета (1858) работал в Петербурге чиновником Министерства финансов. Одновременно был сотрудником газеты „St. Petersburg Zeitung“ («Санкт-Петербургские ведомости»). В 1862–1865 гг. он сам издавал газету „Pterburgas avzes“ («Петербургские ведомости») на латышском языке. В своих публикациях выступал против феодальных привилегий немецких помещиков, за капиталистические реформы по западноевропейской модели, призывал латышей и эстонцев постигать мореходное дело. В 1864 г. основал первое мореходное училище в Латвии. В 1873 г. по его инициативе создано Российское мореходное общество; он составил первый регистр российского торгового флота. Общественно-политическая деятельность К. Вальдемара привела к возникновению т. наз. движения «ново-латышей», выступавших против онемечивания Прибалтийского края, за расширение русского влияния в крае. К. Вальдемар умер в 1891 г. в Москве.

Балтийские партии тесно сотрудничают с партиями общерусскими, и, имея целью ограничить всевластие немецких помещиков, ни одна не выходит за пределы требований культурно-национальной автономии в составе Российской Империи. Типичной здесь может считаться поданная в июле 1905 г. от имени практически всех крупных эстонских общественных деятелей так наз. «петиция эстонцев», в которой вместе с жалобами на русификацию суда, школы и местной администрции подчеркивается необходимость сохранения эстонских земель в составе «единого Российского государства, представителем и общей нерушимой связью которого должен явиться Всероссийский парламент». Петиция требует преподавания в школах края как эстонского, так и русского и немецкого языков. Университет же в Юрьеве должен вести занятия на русском языке, «но необязательные лекции могут читаться на эстском и немецком языках». В университете должна быть учреждена кафедра эстонского языка. Эта петиция была полностью подтверждена резолюцией Всеэстонского съезда народных представителей, состоявшегося в Ревеле (Таллине) 27–29 ноября 1905 г.

Термин:

Культурно-национальная автономия предполагает право граждан объединяться в однонациональные объединения независимо от места жительства. За такими экстерриториальными национальными объединениями государство признает культурные и политические права, в том числе право устанавливать и собирать специальные налоги на нужды национального развития среди лиц, объявивших себя членами данного народа, и право на особое представительство в общенациональном и местных парламентах.

Литовский вопрос

Литва, когда-то освободившая от татарского ига всю западную половину древнерусских земель, сама была включена в состав Империи во время III раздела Польши в 1795 г. Небольшая часть населенных литовцами земель оставалась в германской Восточной Пруссии (Мемельский округ) и в Сувалкском воеводстве Польши, присоединенном к России в 1815 г.

После подавления II Польского восстания 1863–1864 гг., которое не было поддержано литовцами, правительство Александра II и генерал-губернатор польско-литовского края Михаил Николаевич Муравьев все же подвергли культурной репрессии и население Литвы. Депутат от Виленской губернии в IV Думе Мартын Ичас (куратор Виленского евангелического реформаторского синода, выпускник юридического фак. Томского университета, 1885 г. р.) говорил об этом времени в Думе в 1912 г.: «В 1864 г. по мудрому повелению Муравьева запрещается нам печатать, отбирается у нас печатное слово, и вот – запрещают нам даже молиться на нашем родном языке, – отбираются молитвенники, отбираются книжки самого невинного содержания и читатели их сажаются в тюрьмы и ссылаются в Сибирь. Разве это есть, господа, бережное отношение к культуре? В публичных местах и учреждениях у нас в Литве запрещалось разговаривать на литовском языке, стеснялось свободное отправление богослужения, замыкались и отбирались Божьи храмы. Вот в таком положении беззакония и недопустимого в современном государстве произвола нас держали целых сорок лет».

Свидетельство очевидца

Н. О. Лосский вспоминал о 1880-х гг.: «Литвины-католики, учащиеся в гимназии, обязаны были пользоваться молитвенниками, напечатанными не латиницею, а русским алфавитом (кириллицею). У одного моего товарища надзиратель вытащил из кармана пальто молитвенник; он оказался напечатанным латиницею; мальчик был наказан за это. Стеснения языка, к тому же в столь интимной области, как религиозная жизнь, производили впечатление вопиющей несправедливости». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М.: Викмо-М – Русский путь, 2008. – С. 40–41.

Поэтому литовские организации в первое десятилетие царствования Николая II выступали большей частью за восстановление независимости Литовского государства с широкой территориальной автономией в качестве переходного состояния. Об этом писали литовские газеты, выходившие в Германии, на этой позиции стояла Литовская демократическая партия, созданная в 1902 г. (газета – Varpas Ukinikas – Колокол), и леворадикальная Литовская социал-демократическая партия, созданная в 1895 г. Однако потрясения Первой русской революции сместили политические убеждения литовцев от независимости к автономии. Созванный Литовской демократической партией Съезд литовского народа высказался за автономию Литвы в составе России. Эта партия, которая блокировалась в первых Думах с КДП, была наиболее популярной и проводила в Думу большинство депутатов от литовских земель (в I Думе было 4 члена ЛДП и три сочувствующих). В 1905 г. на Виленском съезде духовенства Литвы был создан Союз литовских христианских демократов, также близкий к КДП и также выступавший за автономию для Литвы в составе единой России. Даже самые непримиримые националисты – литовские социал-демократы, решили весной 1907 г. объединиться на автономных началах с РСДРП и заменить принцип независимости на принцип автономии Литвы «в составе Российского демократического государства». Но все литовские партии, независимо от политической и религиозной ориентации, были единодушны в требованиях образования и делопроизводства в автономной Литве на литовском языке и отказа от всех исповедных ущемлений. Националистические литовские партии, особенно клерикальные, объединявшие зажиточных крестьян, были нетерпимы к полякам и евреям, которые во множестве населяли литовские земли.

Финляндия

Продолжая начатую при Александре III политику русификации, правительство Николая II попыталось распространить ее и на Великое княжество Финляндское, которое до тех пор с самого присоединения к России в 1809 г. пользовалось полным самоуправлением и имело собственную демократическую (в отличие от абсолютистской России) конституцию. Назначенному 17 августа 1898 г. новому финляндскому генерал-губернатору генералу Николаю Ивановичу Бобрикову Император предписывал добиться «теснейшего единения Финляндского края с общим для всех верноподданных отечеством». В феврале 1899 г. издается Манифест и «положения о порядке законодательства в Финляндии», ограничивавшие права Сейма и Сената. В 1900 г. издается Манифест о введении русского языка в делопроизводство правительственных учреждений Финляндии. В 1901 г. местная финская армия объявлена подлежащей ликвидации, и в Финляндии введена общеимперская воинская повинность. Финские стрелковые батальоны были расформированы в 1903 г., а 21 ноября 1905 г. прекратил существование элитный лейб-гвардии 3-й стрелковый Финский батальон.

В стране начались мирные протестные выступления, но в ответ последовали репрессии. В июне 1904 г. генерал Бобриков был смертельно ранен сыном финляндского сенатора тридцатилетним чиновником Эйгеном Вальдемаром Шауманом, который после покушения застрелился. Русская Революция 1905 г. приостановила эти русификаторские начинания. Манифестом от 22 октября 1905 г. автономия Финляндии была восстановлена, а все законы, изданные в 1899–1903 гг., – отменены. Но дело уже было сделано. До того вполне доверявший России финский народ стал искать пути к национальной независимости своей страны. Императорскую власть финны теперь не без оснований подозревали в коварстве.

Свидетельство очевидца

«С тех пор как русская власть нарушила прежнюю либеральную политику по отношению к Финляндии, она создала себе под боком, около самой столицы, настоящее осиное гнездо. Из лояльных подданных Великого князя Финляндского финны превратились в заядлых врагов русского Императора, да и русской Империи. Маленькое княжество стало плацдармом для революционеров и заговорщиков всех толков. В Финляндии прятались, там готовили бомбы, запасались фальшивыми документами, устраивали совещания и съезды, не допускавшиеся в самой России. На финляндской границе не спрашивали заграничных паспортов, а, переехав ее, мы уже уходили из ведения русской полиции. У полиции финской были свои инструкции, исходившие от финских властей. Благодаря всему этому Финляндия сыграла немалую роль в русской революции», – писала Ариадна Тыркова-Вильямс, сама не раз пользовавшаяся в 1903–1904 гг. нелегальным финским коридором и для ввоза в Россию газеты «Освобождение», и для бегства за границу. – «На путях к свободе». М., 2007. – С. 162–163.

Литература