Тихое вторжение Володихин Дмитрий

Глава 17

Приманка

Легкие спасательные «камовы» доставили снаряжение для ходки в Зону на девять человек. Клещ, Толстый, Бекасов, врач, я и еще четверо спецназовских стрелков. Больше не надо. Бесполезно. Лишние потери. Эти-то нужны, если формулировать честно, только для одного: ценой своих жизней задержать движение сверхсталкера, дать нам лишнюю пару секунд для выстрела.

Я не пожалел пятнадцати минут на инструктаж: никто из спецназовцев до сих пор ни разу не ходил в Зону. Тех солдат, что пошли с нами, я выбрал из добровольцев. У Бекасова не спрашивал: он офицер, у него приказ, он обязан.

Закончил традиционным лечь-встать. Предварительно отпустил «господина эксперта» в сортир. Остальных это касалось без вопросов, считая и Бекасова, и Толстого. У старшего лейтенанта сделалось бешеное лицо. Ничего, целей будет. Мне наплевать на его чувства, пускай ненавидит меня, пускай хоть драться полезет, хоть расплачется, если склонен к истерикам. Зато в Зоне выполнит приказ на долю секунды раньше и сохранит жизнь.

Такие расклады, ребята.

Зона спросит, и ты должен ответить.

Зона ударит, а ты должен отвести удар.

Зона нажмет, а ты оставайся прямым.

Зона полюбит, а ты ей не верь.

Недаром старые, поседевшие, все в язвах от химических аномалий, все в шрамах от когтей и зубов мутантной фауны, сталкеры любили говорить: «С хабаром вернулся – чудо, живой вернулся – удача, патрульная пуля – везенье, а все остальное – судьба…» Для Тощего было везенье, что его пристрелили, не дали ему умереть так, как умирали одиночки, влетевшие в гибельную аномалию…

Мы с Клещом, Толстым, доктором и спецназовским сержантом влезли в один вертолет, а Бекасов еще с тремя бойцами – в другой.

Как только вертолет пролетел над Периметром, Клещ охнул и почернел лицом, а потом принялся яростно тереть горло, словно ему не хватало воздуха.

– Клещ… Клещ! Эй, какая хрень с тобой происходит? Может, помощь тебе нужна?

Клещ выпучил глаза и стремительно темнел лицом. У меня, парни, аж морозец по коже прошел: передо мной сидел старый мой знакомый, только теперь сделался едва ли не чернокожим.

– Клещ, тебе плохо?

– Не-ет… Нет, сынки, мне хорошо. Мне хор-рош-шо. Мне очень хорошо! Как вина бутылочку хлопнул. Тоже баба оказалась. Слабая она… Дает сразу много, а взять не может. Не умеет пока.

– Кто? – оторопело спросил Толстый.

– Да кто, молодая… Хар-р-р-р-рашо!

Я пояснил Толстому:

– Кажется, это он про московскую Зону. Прежде наш «эксперт» только со старой знаком был.

Мне сделалось страшновато. И, кажется, не мне одному. Клещ моментально угадал наши тревоги:

– Не надо ссать. Во мне полно тьмы, во мне сила играет, но я помню, сынки, где добро, а где зло. Я еще не нелюдь. Мне, хе-хе, трех копеек до нелюдя не хватило… Целых трех!

Повинуясь какому-то древнему инстинкту, я протягиваю Клещу руку, и он отвечает мне крепким рукопожатием.

Пока летели, Клещ высказал мне свой план. Сначала я чуть не звезданул ему по фасаду. Хорош молодчик! Оцените, парни: решил на меня как на живца сверхсталкера ловить! А потом я бить его не стал. Не потому, что чревато, а потому что включил мозги. Прошлый-то раз, в коттедже Фила, мы ведь, если подумать, его, Клеща, как живца использовали. Чем я лучше?

Он начал со слов:

– Фил пока один, проныра. Каким бы резвым ни был твой пятнистый, а на такой дистанции он вертолеты не обгонит. Они ведь еще даже срастаться не начали. Фил пока знать не знает, что поводырь уже не под ним! В кои-то веки научная братия среагировала как надо, а не как пингвин на боксерском ринге. У нас появилось некое преимущество…

Рискованное, надо сказать, преимущество. А для меня так… чего говорить! Но хотя бы отчасти Клещ прав.

Только и нам придется очень резко шевелить мослами. Время работает против нас.

Мы сделали пару больших кругов, наблюдая за орестностями и приискивая места для осуществления Клещова плана. Затем посадили один вертолет на большом лугу, который обязательно проходят посетители музея-заповедника Коломенское, идущие к главным его достопримечательностям от станции метро «Коломенская».

Именно так, сначала – один вертолет и очень осторожно.

Если кто не понял, ребята: первый раз, когда я летал на вертолете над Зоной, еще над той, старой, при высадке мы вляпались прямо в аномалию. Было больно. Слава богу, аномалия попалась слабенькая, никто жизни не лишился.

С высоты пять метров выпрыгнул Клещ со своей темной чуйкой. Покрутился, махнул мне: «Давай».

С высоты три метра выпрыгнул я со включенным детектором. Аномалия «рой» в двадцати метрах, прямо посреди зелененькой травки. Аномалий «мокрый асфальт» восемь штук прямо на дорожке перед нами – через семь, одиннадцать, тринадцать и так далее метров… Тоже мне, расплодилось лихо. Где-то на пределе работы детектора – движение, группа черных быкунов, пять особей. Клещ говорит, что не пять, а семь, и ему я верю больше, чем детектору. Малость поближе – опять движение. «Неаномальная фауна». Поскольку движется она под землей, это либо мыши, либо кроты.

И денёк такой чудесный, солнышко, ветерок, запах медовый, кузнечики наяривают, даже солнышко выглянуло – редко его над Зоной видно… Не дай бог, среди обычных есть мутантные. То, чем они плюются, прожигает берцы, кожу, мясо и останавливается, только добравшись до кости.

Место для посадки второго вертолета есть. Не вырос тут еще густой аномальник, а то, что мы нашли, – ерунда.

После посадки второй машины мы оставляем двух спецназовцев охранять вертушки. От машин – ни ногой! Чтобы как приклеенные. Вас, дорогой доктор, тоже касается. Лучше вообще из машины не вылезайте, как боевая единица вы тут не нужны, а просто любопытных Зона плющит в пять секунд.

Идем с прочими к чудесной белой стене Коломенского.

Только шаг в шаг! Не задерживаясь ни на секунду.

Двигаемся очень быстро. Для Зоны – непредставимо быстро, чуть ли не бегом. Если бы не сверхчувственное восприятие Клеща, мы бы точно на такой скорости гробанулись.

Мы добираемся до Спасских ворот. Никаких разрушений. Никакой «зеленой плесени». Никакой «радужной бороды», хотя она страсть как любит арки и ворота. Даже мертвецов в обозримом пространстве не наблюдается. Как видно, мало сюда совались: что можно украсть в музее жизненно важного, ценного, пользующегося спросом у барыг? Разве только иконы с храмовых стен ободрать – есть тут действующий храм. Но Церковь у нас ученая, травленая, грабленая, а потому всё сколько-нибудь дорогое, уверен, так заховали при первых признаках эвакуации, что ни один мародер не найдет. Значит, не стреляли тут особенно, не резали друг друга, а если и резали, то как-то неинтенсивно, без фанатизма.

Я смотрю на Спасские ворота, и горько мне делается. Какое место хорошее! Двойная каменная арочка с деревянными завершениями килевидной формы. Тот проем, который поменьше, предназначался для пешеходов. Тот, который побольше, – для всадников, карет и возов. По бокам – тонкие изящные колонки на постаментах. Нас сюда университетский преподаватель на практику приводил, о каждом камушке рассказывал с любовью, как о близком родственнике… И всё Суке-Зоне досталось.

Стоп. Не вовремя я тут, парни, ностальгии предаюсь.

Есть тут какая-то скрытая опасность. Большой проем закрыт деревянными воротами под старину. А малый зияет гостеприимным сквозняком. Иди. Иди-иди же! – как будто приглашает он…

– Ты думаешь, нас там ждут?

– Уверен, – отвечает мне Клещ. – Две вертушки – довольно заметная штука.

Не знаю, заминирован проем или Фил держит его под прицелом снайперки, но идти тут нельзя.

Мы взяли влево, обошли каменную стену, добрались до прохода между нею и большой Казанской церковью-красавицей. Какая резьба на стенах ее! Какие окошечки аккуратные! Какие наличнички! Середина XVII века, типичный представи…

– Моча в голову ударила? – прервал мои размышления Клещ. – Ты вообще где? Мы пятнадцать секунд на месте стоим.

Всё. Всё.

– Ты чувствуешь кого-нибудь чужого?

– Да, один человек. Двигается. До него метров сто пятьдесят, у меня на пределе, я его едва улавливаю.

– Фил?

– Возможно.

Я взглянул на детектор. Прибор не работал. То есть, всё, что за нашей спиной, он давал в деталях. А вот всё, что перед нами, расплывалось. Какая-то серая муть. Зашкал. Такое впечатление, что аномалии там налезали одна на другую, без проходов.

Нет, здесь соваться тоже нельзя. Тем более, что заминировать узкий проход – пара пустяков.

Мы обогнули церковь по широкой дуге. Я напомнил группе:

– Не убивать. Только живым! Сами мы можем сдохнуть, а его обязаны взять живым, пидораса!

Я выглянул из-за стены храма.

Вижу его!

Внутренняя, центральная часть Коломенского засажена липами. Тут настоящий старый парк, а за его пределами начинаются сады. И между липами, которые старше любого из нас, мелькает косая тень. Где-то близ Сытного двора.

Банг!

Штукатурка разлетается у меня над головой во все стороны, обнажая кирпичную кладку.

Выскакиваю из-за стены, стреляю. Клещ катится мимо меня по земле, Паучиха его исходит злым шипом. Палит Бекасов.

Пуля взрывает дерн у меня под носом.

– Уходит! – кричит Бекасов.

– Только живым! – ору я.

– Стоять! – вопит Клещ. – Нельзя вперед. Он нас заманивает. Тут целый лабиринт аномалий. Не знаю как, но он нашел способ вызвать появление аномалии искусственно, и теперь они тут поставлены так, как железные ежи против немцев в сорок первом ставили! Укрепрайон, мать его за ногу и об угол головой!

– Ты проведешь?

– Всех – нет. Слишком много народу. Одного, максимум двух, и не очень быстро.

– Бекасов с бойцом – твои. А я с Толстым и с сержантом – в обход.

Показываю Толстому и сержанту – давай, за мной. Мы несемся назад, еще одна пуля сбивает с Толстого панаму. Кажется, не очень-то хочет Фил уходить. Он угробить нас всех тут хочет. Опытный сталкер, в Зоне – как у себя дома. Надеется положить как последних салабонов.

Мы втроем бежим в обратную сторону, к Спасским воротам.

За спиной у меня Клещ командует:

– Ребятки, я иду вперед, вы прикрываете меня огнем. Боезапас не жалеть, бейте густо. Потом подтягиваетесь за…

Уже не слышу его. Зато через пару секунд до меня доносится дробот автоматных очередей.

Пролетаем мимо Спасских ворот. На детекторе: слева – стена аномалий, зато впереди – почти пусто. Несемся туда.

У Фила явно имеется свой детектор. Он нас не видит, но детектор сообщает ему: движение, обходят с фланга. И он срывается с места. Отметка его быстро перемещается в сторону глубокого оврага и прудов близ холма с Иоанно-Предтеченской церковью. Там настоящий лес, заросли такие, что уйти от нас в этой чащобе – не проблема. Значит, заманить нас в свой аномальник он уже не надеется. Значит, просто бежит.

– Быстрее!

Мы поднажали.

В стороне звучат выстрелы спецназовцев из тройки Клеща. Но это – на испуг. На поражение они все равно бить не станут.

Фил, зараза, добрался до оврага и резко свернул. Бежит – будто летит. Не в берцах, небось, в кроссовочках. Правда, жирён, а значит, скоро сбросит скорость, никуда не денется. Клещ, кажется, преодолел искусственный аномальник, но он у нас теперь за спиной, он, можно сказать, выведен из игры надолго.

Мы добегаем до оврага.

– Толстый, вниз!

И он ссыпается на дно. А там мало не пересохший ручей с каменистым ложем, декоративные мостики и узкие извилистые тропинки, где неопытного стрелка пара пустяков навести на аномалию.

Нельзя его там надолго оставлять, гробанется.

Мы с сержантом петляем поверху. Фила нам мешают разглядеть деревья и кусты. Где ж ты, паразит?! Ты ж рискованного завернул, дистанцию сократил, тебя уже должно быть видно.

И тут я вижу его. Отчетливо. Лучше некуда. Он карабкается по склону наверх, только не на нашу сторону, а на противоположную. Уйдет, гнида, не догоним уже.

– Огонь! – командую я сержанту, падая на землю. У нас всего пара-ройка секунд.

Задыхаюсь, хриплю. Растренировался, пока на койке лежал и мультики ловил. Прицел прыгает. Надо остановить дыхание и осторожно…

Сержант выпускает короткую очередь из положения стоя. Мимо! Пылевые фонтанчики у ног барыги.

Неожиданно Фил разворачивается, падает спиной на землю и бьет по нам из снайперки.

Сержанта моего сносит назад, он мычит, катается по земле.

Дах!

Фил на мгновение вскакивает, как ужаленный, падает, опять вскакивает и опять рушится на траву. Винтовка его отлетает в сторону. Фил бросается за ней на четвереньках, ноги скользят…

Я плавно давлю на спуск. Пули впиваются в склон точно посередине между Филом и его винтовкой. Хрен тебе, а не оружие! Не возьмешь.

Он делает отчаянный рывок наверх, ему всего-то метра полтора до спасительных кустов! Но тут у него прямо перед носом взлетают клочья земли и травы.

Молодец, Толстый. Таких стрелков надо кормить из серебряных тарелок и поить из золотых рюмок. И чтоб в ручке каждой ложки и вилки – по драгоценному камню. По крупному.

Фил опять откидывается на спину и картинно кладет голову на землю, всем видом своим показывая: финита! Взяли, мол, сволочи. Ну да, разумеется. Для людей, которые не знают всех этих сталкерских штучек, зрелище выходит очень правдоподобное.

Кричу Толстому:

– Стоять на месте, не приближаться! Слышишь меня?

– …ышу-у…

Где он там? Я его не вижу.

Сбоку от меня постанывает спецназовец. Потерпи, парень, сейчас мы доделаем дело до последней точки в конце последнего абзаца, тогда будет тебе и первая помощь, и вторая, и третья вместе с ними.

– Лежи, старайся не двигаться. Тут опасное место, можешь вляпаться.

– Так точно…

Тогда я кричу Филу – а теперь отлично видно, что это он:

– Лежи, не рыпайся. Только дернешься, схлопочешь пулю. Ясно тебе?

– Да я… я сдаюсь… я вообще едва живой… мне доктор нужен…

Бросаю взгляд на детектор. Между мной и Филом аномалий нет.

Я медленно, очень медленно, стараясь держать гада на прицеле, спускаюсь вниз. То и дело нога подворачивается, каблук скользит.

Наконец сокращаю расстояние до трех метров.

– Знаешь меня?

– Выкормыш Михайлова… Мелочь пузатая. Повезло тебе сегодня, большого зверя взял.

– Если знаешь, то учти, что бы ты по нашу душу ни припас, а даже не думай.

Погано он на меня посмотрел.

– Фил, перевернись на живот, ладони положи на землю рядом с головой, но не вплотную.

– Мне рана мешает двигаться, у меня нога прострелена.

Никак не успокоится. И ведь может сюрприз подбросить, тертый калач…

Ничего не говоря, стреляю Филу во вторую ногу. В мякоть бедра. Барыга издает вой, словно я ранил не человека, а волка. Я смотрю на него, и мне кажется, что изо рта у него не звуки вылетают, а невыносимое зловоние. Мы столь яростно бьемся с порождениями Зоны за себя, за нашу суть, что иногда в драке не замечаем, как потеряли важные фрагменты этой сути, не умеем держать баланс потерь и приобретений…

Потом будем разбираться с балансом и душу чистить. Не сейчас. Чуть погодя.

А сейчас… я прицеливаюсь ему в грудь.

– Ты что? Что ты делаешь, долбанутый?

И первый раз я вижу в его поганых глазах не игру, не притворство, а самый настоящий страх. Этот страх, как зверь, выглядывает из норы в ночь, видит охотников и скулит, ему некуда деться, ему нет исхода.

– Это ведь не твой чудовищный сынок убил за пять суток тридцать пять человек, это ты убил. А он – всего лишь живое орудие, отправленное тобой разбивать чужие черепа. Ты – хуже нелюди. Если хочешь еще пожить, гнида, перевернись на живот и положи руки так, как я сказал.

Он молча перевернулся и с руками со своими сделал всё, как надо. Я хотел было начать его обыскивать, когда сзади прозвучал голос Клеща:

– Молодец, радость моя! Понимаешь, как проявить вежливость в компании с настоящей леди. Но вот обмацаю девочку из благородного семейства лучше я сам. Она у нас такая проказница! Нежную попку ее не спускай с прицела.

Фил пробормотал:

– Клещ, это ж ты… неужто ментам продался? Между нами счётов никаких не было, так на кой же ты меня вломил?

– А хочешь по пуле не только в ноги, но еще и в обе руки – для комплекта?

Барыга заткнулся.

– Клещ, где старлей с рядовым?

– Подранка наверху обихаживают. Не бойся, я им сказал: с места не трогать и самим не уходить.

Клещ достал нож – хороший у него нож, златоустовский охотничий клинок с широким лезвием, таким можно со зверя шкуру содрать, – и распорол на Филе одежду от шеи до жопы. Куртку, рубашку, портки, даже трусы. Одним махом перерезал ремень пополам. Содрал туфли с носками, а потом потянул, потянул, и аккуратно стащил всё тряпье пленника.

Если кто не понял, парни, то самым чугунным наглядно объясню: Фил остался лежать на земле голышом, упираясь членом в листья подорожника. Кровь вяло сочилась из его левой ступни и гораздо жизнерадостнее – из правого бедра.

Клещ срезал с щиколотки Фила дерринджер.

– Что у нас тут в дамской сумочке?

Вынул из левого рукава куртки второй дерринджер на пружине.

Вынул из правого рукава куртки распылитель какой-то едкой дряни.

– Если бы не было второго стрелка, он бы тебя, Тим, либо пристрелил, либо растворил.

Вынул из кармана брюк нож, сложенный так, что на первый взгляд его не отличишь от кредитной карточки. Шипа, который выскакивал после правильного нажатия, хватило бы для чьей-нибудь неосторожно подставленной глотки.

Вынул из внутреннего кармана куртки ключ с брелоком. И аж засмотрелся.

– Вот это работа! – восхищенно произнес Клещ. – Серьезные люди мастрячили. Тим, глянь, пригодится для образования. Мячик футбольный, который сюда привешен, – первосортная зуда. А сам ключик еще интереснее. Металл… то есть как бы металл зеленым отсвечивает, иначе не догадался бы. Сам ни разу в руках не держал, только слышал. Это, Тим, «пандорт». Вещь непредставимо удобная для террористов и диверсантов. Если его разломить пополам, то через три – пять секунд из двух половинок высвободится химическая аномалия «дедушкин табак». Компактная смерть метров на шесть во все стороны. Действует полминуты, а потом схлопывается.

Я не сразу пропираю.

– Это как понимать, Клещ? Что, какие-то особенные хитрованы уже научились воспроизводить аномалии, когда и где им захочется?

Фил издевательски забулькал.

– Ты еще не знаешь, какие сюрпризы для тебя приготовила жизнь, щенок.

Я забирал «хабаринку» себе. Зуду сниму, вещь полезная. А остальное – узнаю, как уничтожить, и уничтожу.

Изъятие продолжалось.

Клещ вынул из второго внутреннего кармана куртки котлету евро. Я отдал ее Толстому – пусть сочтет.

Вынул оттуда же пакетик с бриллиантами. Двадцать штук.

Вынул оттуда же пакетик с листками.

– Оно?

Я взял пакетик в руки, открыл, и на сердце сделалось холодно. И даже руки вдруг начали мерзнуть, хотя стоящий окрест июль жара своего не умалил. Сколько народу из-за этих паршивых бумажек полегло! Так нашли мы их, наконец, или тут что-то другое?

Ну-ка, ну-ка…

– Оно. Оно, Клещ! Оно, т-твою! Сделано дело!

– Полдела.

Он вынул из особого маленького кармашка филовой куртки старинные часы на цепочке – в серебряном корпусе и с отделкой из жемчужин. На крышке я заметил изображение какого-то герба с графской короной.

– Да ты, брат, эстет. Вроде меня, – сказал Клещ и переложил часы в свой карман.

– Сорок тысяч ровно, – подвел итог Толстый.

– Отлично, – ответил я ему. – Отсчитай себе четыре штуки. А потом раздашь по четыре штуки всем, считая пилотов.

– Закон блюдешь? Это правильно, – флегматично заметил Клещ.

– Костя, тебе будет и другая премия. Вон она, в траве лежит. Вон там, забирай. Если бы не твой выстрел… уж и не знаю.

Он поднял снайперку Фила.

– Надо же… Keppeler KS-V. Он должен был всех нас из нее уложить…

– …если бы умел ею как следует пользоваться, – за него договорил я. – Фил у нас больше умник, чем боец.

Бриллианты я решил отдать семьям тех спецназовцев, которым сегодня не повезло.

– Врач мне сегодня будет? Я ведь для вас – ценное приобретение. Не забыли? Даже более ценное, чем всё мое барахло, которое вы прикарманили.

– Найдется для тебя врач, Фил. Только сначала ответишь на один вопрос…

– Клещ, этот кутенок, он у вас что, за старшего?