Горец. Оружейный барон Старицкий Дмитрий

Щолич блеснул в меня глазами исподлобья и только обреченно кивнул.

— Почему именно Щолич? — спросил начальник полигона.

— Потому что его тогда на артиллерийской позиции не было, — ответил я. — Он непредвзятая личность. Он в это время караулы проверял.

— И каковы версии? — устало пыхнул трубкой начальник полигона.

— Диверсия! — воскликнул инженер. — Враг не хочет, чтобы наша армия приняла на вооружение совершенное полевое орудие.

Многан поднял на инженера злой взгляд. Эта версия ему явно не нравилась.

— Заводской брак, — возразил инженеру фельдфебель Эллпе, внимательно глядевший за полигонным начальством. — Некому тут у нас диверсии производить. Из пришлых на полигоне только вы, заводские, да горцы, которые весь день плац мели, на складах пыль стряхивали и по хозяйству отдыхали.

— Как это отдыхали по хозяйству? — не понял инженер.

— А что тут непонятного? — огрызнулся Эллпе за своих временных подчиненных. — Круглое таскали, а квадратное катали. К складам с боепитанием они даже близко не подходили — те локально отгорожены колючей проволокой, как то и положено наставлением. Занимались горцы разборкой старой материальной части. Вон господин флигель-адъютант, когда еще у нас служил, подал мысль, что у нас тут за полвека столько всего разного накопилось, что можно создать неплохой музей в городе. Хотя бы при Политехническом институте, чтобы новая поросль инженеров не изобретала заново тупиковые решения. А у нас на складах место освободить. Двойная выгода. Я об этом своему городскому начальству докладную записку подавал еще зимой. В ответ приказали составить список будущих экспонатов для вывоза. А тут вчера мне горцев навязали. Ну я их и припряг к делу, с утра они только этим и занимались. Ни к новой пушке, ни к складу боепитания даже не подходили.

— Помню, у тебя обвалованная площадка была на складах, — уточнил начальник полигона. — Она сохранилась?

— Так точно. В настоящий момент пустая она, — ответил фельдфебель.

— Вот туда срочно все эти ящики с новыми гранатами и сложишь, прикрыв от дождя. Не хватало нам, чтобы еще склад боепитания на воздух взлетел вместе со всем полигоном.

— Будет исполнено, господин майор, — взял под козырек Эллпе.

— Тогда что стоишь тут? Действуй.

Когда за фельдфебелем захлопнулась дверь, майор спросил персонально меня:

— А ты, Кобчик, что думаешь об этом? Выдай-ка нам очередную свою завиральную идею, — усмехнулся он в усы, но без злобы.

— Да чтоб у меня хоть одна такая завиральная идея завелась, — с завистью выговорил лейтенант Щолич, забычаривая папиросу в пепельнице, где окурки лежали уже горкой. — Я бы уже богатым был.

— Я думаю, господа, что причина в новой взрывчатке, — выдал я свою версию. — Но тут необходимо химию смотреть. Специалист нужен узкий, а у меня только школьный курс. Но чуйка об этом верещит громко.

— Вот-вот… — всколыхнулся инженер, — наша пушка тут ни при чем.

— Контрразведка все выяснит, — наванговал Щолич.

— Извини, Кобчик, но покидать полигон до приезда представителя военной прокуратуры я тебе запрещаю, — заявил майор Многан.

— Записку-то хоть в город с вашим посыльным отправить можно? — спросил я у него, понимая, что на полигоне я застрял надолго.

— Кому записку? — спросил майор с некоторой опаской в тоне голоса.

— Точнее две записки, господин майор. Одну семье, что я тут задерживаюсь, чтоб не беспокоились понапрасну. Вторую — генерал-адъютанту Онкену, что я задерживаюсь у вас из-за состоявшегося на полигоне инцидента.

— А без этого никак? — с надеждой спросил Многан.

— Никак, — твердо ответил я. — У меня приказ генерал-адъютанта сегодня вернуться в город и предстать пред его светлые очи в правом крыле дворца. Так что либо сам я, либо депеша от меня сегодня должны быть в его канцелярии.

7

— Наливай, не жалей, — поторопил я Эллпе нравоучительной проповедью, — и гения нашего не пропусти. Нам после такого лечиться надо долго — нервные клетки не восстанавливаются. И нет ничего лучшего из лекарств, чем хорошо очищенная можжевеловая водка. — Ну, за то, что мы сегодня живы остались… Вздрогнули…

Поднял я тост и залпом опрокинул в рот содержимое граненой стопки.

— Молодец, фельдфебель, — проговорил я с набитым квашеной капустой ртом, ощущая, как тепло от выпитой водки разливается «по зебрам». — Хорошо рецепт усвоил. Можешь после войны водочный заводик открывать. Миллионером станешь. Обязательно. Лишь представь себе, сколько народа после фронта сопьется, чтобы только забыть ужасы окопной войны… Ты только заранее рецепт можжевеловки запатентуй. А то стырят, оглянуться не успеешь. И патентуй по-хитрому… просто рецепт водки, настоянной на можжевеловых шишках. Не раскрывая тонких секретов производства. Их ты сыновьям передашь.

Фельдфебель попытался было возразить, что это я ему дал такой рецепт. Но я его заткнул на полуслове.

— Твое все, Эллпе. Все твое… А мне и моего хватает… Вот возьмем и с нашим оружейным гением Шпроком, — хлопнул я по плечу конструктора, — сконструируем самозарядную винтовку. Чтобы затвор вообще не передергивать. А что? Запросто!

Взял бутылку, посмотрел на ее пустое донышко и убрал со стола.

Эллпе, понимая меня без слов, выставил на стол новую емкость с можжевеловкой.

— Генералы нас не поймут, Кобчик, — пьяненько возразил Шпрок, выковыривая из зубов застрявшее волокно бекона. — Скажут — излишний расход патронов. Не нать им такого… У них солдат-дурак и просто в чистое небо патроны жжет от страха.

Не дозрел еще инженер до автоматов, но это дело поправимое. Главное сейчас затащить его на наш «Гочкиз» и обязать контрактом по самое не могу. Он уже и сам готов к тому, что его винтовку в очередной раз не примут на вооружение. Сколько раз уже такое было… два или три… Жаловался он нам уже и на Главное имперское артиллерийское управление, и на то, что отогузский король в лице своего инспектора артиллерии уже успел ему отказать даже без испытаний новой винтовки. Королевский арсенал в Будвице его последняя надежда. Разбрасывается империя гениями, а нам на фирму они так очень даже нужны. Ну не будет боевой винтовки, зато будет классный охотничий карабин. При правильной рекламе если не озолотится, то на жизнь хватит… Главное, чтобы Гоч не возревновал коллег не по делу…

Подруга фельдфебеля, которую я так в прошлый раз и не увидел — миловидная круглолицая чернобровая светлоглазая крестьянка лет тридцати, вся такая пухленькая и округлая, приятная из себя, все крутилась вокруг нашего стола, не зная, куда еще приткнуть очередную миску с домашними разносолами. Заботливая…

— И ей налей, — кивнул я Эллпе, — пусть также за нас порадуется. Считай, мы со Шпроком второй раз родились.

— Да что вы, ваши милости, да не пью я ничего такого крепче бражки, — вяло отмахнулась от меня женщина. — Вы лучше кушайте на здоровье. А то вы сегодня все пьете и ничего не закусываете. Али не по нраву вам наша деревенская еда?

В последней фразе одно женское расстройство за невнимание к ее стряпне.

— По вкусу, милая хозяюшка, по вкусу все… И не величай меня милостью, я сам деревенский, — попытался я ее успокоить.

Еда очень даже вкусная, но в глотку не лезла… А напиться, наоборот, хотелось просто в лохмуты. Еще одной отсадки в секретной тюрьме контрразведки мне не выдержать. Особенно если меня контрики Эликой с сыном шантажировать начнут. Сразу подпишусь, что я гондурасский шпион. Путь потом они по местному глобусу Гондурас чешут до посинения.

— Ой! Да как же это… Ваша милость… Вы же королевский адъютант? — смутилась женщина.

— И что из того, бабонька? — возразил я, несколько теряя дикцию и координацию. — Война когда-нибудь закончится, демобилизуюсь и снова стану деревенским кузнецом, — покривил я душой, рисуясь, потому как нащупал уже в этом мире свой промывочный тазик на золотой россыпи технических идей. Кто ж от такого заработка добровольно отказывается?

Тут пока такой период жизни, что инженеры фонтанируют самыми разнообразными идеями. Мало того, поголовно пытаются воплотить их в металл. Часто даже за свои деньги и весьма экзотическими способами. А я таки просто знаю, что в итоге приживется. Послезнание называется. Мой выигрышный билет и мое проклятие.

Давно я так не сидел душевно в хорошей компании. Остатний раз как домой после дембеля вернулся. Из Российской еще армии…

— Черный во-о-о-орон, что ты вье-о-о-ошься… да над моею-у-у-у голово-о-о-о-о-о-ой. А ты добы-ы-ы-ычи не дождешься… Черный во-о-о-орон, я не твой, — затянул я под настроение.

— Это на каковском языке? — спросил икнувший Шпрок. — На рецкий вроде не похоже?

— На нашем… На горском… — ответил я и прекратил петь, обломался.

Вот так и прокалываются Штирлицы, блин… на буденновке и на волочащемся по мостовой парашюте. А Шпрок клятый кайфолом…

— Давай я тебя спать отведу, — встал Эллпе и заботливо взял меня за плечи. — Тебе не помешает.

После совещания майор Многан энергично закрутил многоплановую перекрестную операцию по прикрытию наших задниц. Опыт — великая вещь! Его не пропьешь и не потеряешь.

Для начала обвешковали место происшествия и по вешкам пустили красный шнур для заметности. Запретная зона, так сказать.

Потом мишенная команда разбрелась по полю и где находила хоть самый малый фрагмент злосчастной пушки, втыкала рядом с ним вешку с красной тряпкой, ничего не трогая. Пусть инженеры потом голову ломают, почему колесо от пушки улетело на двести метров. А где находился фрагмент от тел несчастных канониров, то вешка втыкалась с желтой тряпкой.

Одновременно фельдшер составлял протокол телесных повреждений погибших, а погиб весь расчет — шесть канониров и техник-испытатель с завода. Троих вообще ложками в котелки собирали. Протокол такой велся на все случаи жизни со схемой, откуда и куда летели те поражающие элементы, которые привели к смерти солдат.

После всех патологоанатомических процедур отнесли трупы погибших в ледник. Для прокурора уже. Только он мог дать команду на погребение.

Когда фельдшер ушел, на орудийном дворике поставили часового с винтовкой, чтобы гонял оттуда всех любопытных невзирая на чины.

И только потом Многан облегченно присел за стол и собственноручно обстоятельно составил донесение.

Попутно собрав все наши частные записки, отправил с этими бумагами посыльного верхами в город. С заводной лошадью. Чтобы начальство видело, что старательный начальник полигона стремился как можно быстрее до него донести плохие вести. У нас же не восток, где за плохую весть рубят голову, а за хорошую пришивают вторую.

Оставалось только дожидаться прокуратуру и высокое начальство от армейского штаба с большой торбой люлей на всех. Как же без этого? Виноват — не виноват, а наказан быть обязан. Начальству также отчитываться перед своим начальством, которое первым делом спросит о принятых мерах. Тут и пригодится генералу список уже наказанных им. А дважды за один и тот же проступок карать по уставу не положено.

И все это время несчастный лейтенант Щолич тягал к себе поодиночке свидетелей трагедии и допрашивал их под протокол, который вел начфин полигона перемазанными в чернилах пальцами. Накурили в кабинете субалтернов так, что войти туда было страшно.

Не обошла эта процедура и меня. Но что я мог сказать… услышал взрыв за спиной, увидел пролетавшее рядом колесо и упал, повалив на землю инженера… Все. И все мои меры запоздалые, пролети это колесо на метр левее… Был бы восьмым кандидатом на склейку ласт.

К ужину стопка отчетных бумаг превысила объем трех толстых папок. Вот теперь для прокуратуры имеется масса развлечений — они же полезные занятия, тонко направленные на выявление производства бракованных снарядов на патронном заводе. Это если не сказать большего… Думаю, контрики за это дело охотно ухватятся и трясти патронный завод будут как грушу, с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Благо для всех нас, представителя этого завода на полигоне не было, и возразить по существу дела по горячим следам он ничего не может.

Ах да… К обвалованной площадке, куда сволокли эти новомодные унитарные гранаты, снаряженные экразитом, также поставили часового, чтобы тот никого к этим ящикам не подпускал. С приказом стрелять в каждого, кто подойдет без представителя военной прокуратуры. Рулил внештатными постами взводный унтер — подчиненный Щолича, исполнявший в тот день должность начальника караула.

И все, делать больше было нечего, разве что занять чему-либо личный состав, чтобы не болтался без дела по полигону. Но на это у них непосредственные командиры есть.

Ну а мы в домике складского фельдфебеля водочкой сели оттягиваться, иначе вообще с ума сойти можно. Мы — это я, конструктор Шпрок и Эллпе как принимающая сторона.

Совсем забыл. Перед пьянкой еще одно мероприятие образовалось с моим участием. Заводские перцы не успокоились, лукаво учтя, что прямого запрета на продолжение испытаний не было объявлено (но вроде как всеми такое понималось по умолчанию), после обеда шестеркой стирхов погнали от складов на вторую артиллерийскую позицию передельную полковую пушку.

Оставшийся полигонный расчет вез орудие с великой неохотой. Как на казнь. И мне стало жалко солдатиков. С таким настроением без ЧП обычно не обходится. А оно нам надо?

Я на плацу заступил им дорогу и, качнув аксельбантом, поднял правую руку.

— Расчет, стой!

— В чем дело, фельдфебель? — наехал на меня инженер с завода, слезая с передка.

— Сколько весит эта пушка? — спросил я его.

— Тысяча двести килограмм без зарядного ящика. Вы это к чему?

Его вопрос я пропустил мимо ушей. Вместо ответа, мило улыбаясь, приказал:

— Даю вводную. Враг нанес шрапнельный удар. Убит весь расчет и все животные. Задачу поддержать войска в наступлении огнем и колесами никто не отменял. Запасной расчет, составленный из представителей завода, должен выкатить орудие на позицию вручную. Приступать!

— Как это? — оторопел инженер, проглядывая маршрут через плац на артпозиции полигона. Где-то метров восемьсот туда тащить пушку как минимум.

— Каком кверху! — ответил я. — Это война! Не поддержите сейчас пехоту — она вся поляжет, охреневая в атаке, и виноват в этом будет артиллерийский командир, не подавивший вовремя пулеметные гнезда. В данном случае это вы, не выполнивший боевой приказ. А что бывает на фронте с теми, кто не выполнил приказа? Знаете? Их расстреливают перед строем.

Довольные канониры, пока инженер со мной препирался, успели в рекордный срок выпрячь стирхов и погнали их в сторону конюшни.

Инженер обернулся.

Солдат нет.

Тягловых животных нет.

Одни заводские переминаются около у пушки.

— Выполнять! — приказал я. — Или я составлю рапорт о том, что вы сорвали важнейший элемент испытаний новой техники на ее годность работать на переднем крае.

И щелкнул крышкой подаренных мне Вахрумкой золотых часов, засекая время.

Глядя, как заводские рабочие с натугой корячатся, пытаясь сдвинуть пушку с места, я только покрикивал на них:

— Что? Лямки не предусмотрены? И даже креплений для лямок нет? Тогда ручками, ручками… Пробуйте, каков на вкус солдатский хлеб. И не жалуйтесь, потому как сами такое угрёбище сделали, что не можете с ним выполнить примитивного боевого задания… Вчетвером лафет приподнимите, а остальным колеса крутить… Господин инженер, а вам особое приглашение требуется? Впрягайтесь! Это же ваше детище! И не лапайте его, как любимую женщину, а толкайте…

Вышедший на шум из штабной избы майор Многан, выяснив, в чем дело, сказал только две фразы:

— Продолжайте, флигель-адъютант. Правильное начинание.

И подмигнул мне озорно, но так, чтобы не увидел инженер.

А у меня в голове щелкнуло, как в старом арифмометре со звоночком, и поплыли перед глазами формуляры технического задания для полковой пушки.

Так как миномет по мнимому треугольнику сделать совсем несложно, но практически невозможно при нынешних технологиях изготовить для него сами мины, то полковушка должна иметь короткий ствол и большой угол возвышения, чтобы стрелять и как пушка, и как мортира, что очень важно именно в состоянии позиционного тупика. Главная ее цель не борьба с батареями противника, а уничтожение укрытий живой силы, ДОТов, ДЗОТов, наблюдательных пунктов, блиндажей и пулеметных гнезд. Так что трех-четырех километров дальности выстрела за глаза. И на таких дистанциях вполне можно оставить старый механический прицел как более стойкий к внешним воздействиям агрессивной среды фронта. А то вообще винтовочный предусмотреть для прямой наводки.

При этом, как уже сделано было на опытовой четырехдюймовой гаубице, учесть возможность как стрельбы унитарными патронами, так и раздельно-гильзовое заряжание. Унитарами, совместимыми со снарядами дивизионной трехдюймовки, стрелять по-пушечному, а раздельным зарядом — по-мортирному манеру.

А вот вес пушки не должен превышать возможности расчета катать ее руками по лунному пейзажу переднего края. Как выражаются сами артиллеристы, «пешим по конному». При массе грубо в полтонны уже все равно, что привычный однобрусовый будет лафет, что революционный раздвижной. Тем более что танков у противника не предвидится даже в проекте, так что отсутствие быстрого наведения на большой горизонтальный градус не фатально.

Заводские перцы все же докатили на морально-волевых усилиях пушку до артиллерийского дворика и упали на бруствер перекурить.

— Так… — сказал я ехидно, щелкнув крышкой часов. — Непорядок… Очень и очень медленно. Враг вас ждать не будет, господа. Почто расселись?

Непонимающие глаза впились в меня с неодобрением. Под мышками ткань спецовок потемнела, из-под их мокрых шевелюр по вискам тек пот.

— Чем стрелять будете?

— Так… это… зарядный ящик есть… — промямлили мне в ответ.

— Где есть? Не вижу, — демонстративно оглядел я артиллерийский дворик.

— Тама… на плацу… — ответили мне лениво.

— И что он там делает?

В глаза рабочих стало возвращаться осмысленное выражение.

— Вот-вот… — сказал я, видя, что до них стало что-то доходить. — Бегом!

Только инженер остался на бруствере, выпуская сизый дым в чистое небо.

— Нельзя так издеваться над людьми, — заявил он мне осуждающе.

— Значит, по-вашему выходит, что солдаты империи, слуги императора — не люди? — переспросил я его.

— Я этого не говорил… — буркнул он, втыкая бычок в бруствер.

— Но подразумевали, раз сделали такое тяжелое орудие. Не соответствующее заявленным задачам его использования.

— Чем кончилось учение? — участливо спросил незаметно подошедший к нам на позицию майор Многан.

Из-за его спины любопытствовал лейтенант Щолич.

— Ничем, господин майор, — ответил я начальнику полигона. — Осмелюсь доложить, что полковая передельная пушка нового образца испытания не прошла.

— Да мы же из нее ни разу еще не выстрелили! — возмущенно вскочил на ноги инженер.

— Вот именно, — ответил я ему. — А должны были открыть огонь еще пятнадцать минут назад. Так что возвращайтесь на завод. Новое техническое задание на полковую пушку вы получите обычным порядком. И помните, ваш главный враг — вес пушки. Снизить его вдвое без потерь прочности ваша задача. На то вас, инженеров, считать учили.

И повернувшись к Многану, заявил:

— Господин майор, вам не кажется, что настало время обеспечить заводы кадрами военных представителей, хотя бы из увечных офицеров по ранениям не пригодных к службе в строю, но имеющих опыт современной войны?

А только потом уже была пьянка. И кажется, не у нас одних.

8

Утром побудку на полигоне устроил не горнист, а рев и паровозные свистки тяжелых паровых тягачей. Это вместо прокуратуры неспешным ходом прибыли на полигон три больших рутьера и притащили на буксире пару модернизированных длинных шестидюймовок. И прицеп со снарядами к ним.

Выглядели эти пушки несколько архаично на своих высоких клепаных лафетах с узкими спицованными колесами. Толстый ствол не менее тридцати калибров длиной имел форму узкой бутылки. Никакой защиты расчета не предусмотрено. Зачем, если они стреляют с расстояния, куда даже шальные пули не долетают.

На прицепе, прямо на ящиках со снарядами притулились, опершись на борта, два десятка невыспавшихся армейских канониров. Бедные солдатики небось все ягодицы о жесткие ящики себе отбили, пока двадцать километров к нам шкандыбали по ухабам. Ночью.

Офицеры занимали мягкие места в открытых кабинах тягачей, рядом с механиками.

Все это выкатилось на полигонный плац, встало в аккуратный рядок, и рутьеры совсем по-паровозному дружно выпустили последний пар, как бы с облегчением обозначив: все, конец пути.

— Вот только вас мне тут и не хватало, — со злобой выговорил наспех одетый Многан командовавшему всей этой паровой ордой капитану. — Очень уж вы не вовремя приехали, братцы.

— Господин майор, — возразил ему огромный, похожий на гризли командир прибывшей команды, — у меня предписание. Согласно ему я и явился всего лишь на час раньше указанного срока. Для этого мы всю ночь катались по вашему проселку. И до города добраться надо было по железке. Пока разгрузились на вокзале, пока пары развели, доехали… Скорость-то у нас не больше пешехода. В каждой пушке двести пудов, между прочим.

— Ладно… — примирительно сказал Многан. — Пока прокурор не приехал, пошли чаю глотнем и дадим команду на размещение ваших орлов и постановку их на довольствие.

И они скрылись в штабной избе, хлопнув дверью.

А я, несмотря на похмелье, с интересом рассматривал рутьеры — эти паровозы проселочных дорог. Было в них что-то такое… Завораживающее. Романтичное. Как и в самих паровозах. Чего никогда не ощущалось даже от самого красивого автомобиля с двигателем внутреннего сгорания.

— Вы будете Савва Кобчик? — спросил меня офицер, застегнутый в черную кожанку без знаков различия. Раньше хоть ворот с петлицами из таких курток выпирал, а сейчас при новом полевом обмундировании погон под кожей не видно. Только кортик из-под полы кожана болтается.

— Так точно, — согласился я. — С кем имею честь?

— Лейтенант лейб-гвардейского дивизиона артиллерии особого могущества Атон Безбах. Командирован его величеством на должность заместителя командира по артиллерийской части бронепоезда «Княгиня Милолюда». Вот мои бумаги.

Лейтенант был явно с отогузской кровью. Крепок. Невысок. Черняв. Кареглаз. На огемца он совсем не похож. Полагаю, больше на местных смахивал.

— И как будем делить командование, лейтенант? — спросил я его, рассматривая документы.

Вопрос с подчиненностью в моем положении очень серьезный, так как гвардейский лейтенант приравнивается к армейскому капитану и может при желании качать права о старшинстве чинов. Тогда коту под хвост вся служба… если не хуже. Вместе с котом в кобылью щель.

— Вы руководите боем и показываете мне, куда стрелять, я рассчитываю и стреляю, — ответил он. — На разницу в чинах его величество особо рекомендовал не смотреть. И не чиниться с вами. Командир — вы. Я подчиненный.

— Рецкий язык знаете?

— Так… пару фраз… и те неприличные, — смущенно улыбнулся он.

— А у нас один броневагон рецкими горными канонирами будет оснащен. Такие вот пироги, господин лейтенант. И не изменить этого — большая политика вмешалась.

— Засада, — покачал он головой. — А у вас как с рецким?

— Хорошо у меня с рецким. Я сам рецкий горец с горы Бадон, — улыбнулся я его непониманию. — У нас там не все радикальные блондины, бывают и такие, как я. — И резко поменял тему: — Вот что я подумал, лейтенант… Горцев поставим на знакомые им трехдюймовые системы, а вот на броневагон с четырехдюймовыми гаубицами набирайте экипаж сами. Справитесь?

— Куда я денусь, господин флигель-адъютант? — улыбнулся он. — Можно отбирать из госпиталей? Или только с маршевых лагерей?

Вот так вот… когда ко мне хотят проявить уважение, то кличут адъютантом, намекая на то, что это звание придворное. А когда хотят поставить на место, то тычут в лицо фельдфебельством. Вот она двойственность моего статуса. Во всей красе.

— Можно… Из госпиталей даже предпочтительней, так как люди там пороха уже понюхали. Нам это важно. Стрелять по нам будут больше, чем по пехоте в окопах. И еще… чтобы не чиниться… называйте меня вне строя и в боевой обстановке коротко: «командир». А когда наедине или вне службы, то просто Савва.

— Тогда я для вас — Атон, — протянул он правую ладонь. — Мы почти ровесники.

И мы крепко пожали друг другу руки.

Вроде сработаемся. Ладонь у него сухая, крепкая, пожатие без дурацких нажимов, типа «я все равно сильней тебя буду».

— Разрешите курить, командир? — и улыбается, засранец.

— Курите, — разрешил я, игнорируя подколку. — Только отойдем в курилку. Не будем подавать солдатам плохой пример.

Не успел Безбах раскурить свою большую трубку, как за нашими спинами раздался знакомый голос, но с незнакомыми просительными интонациями:

— Господа, можно к вам присоединиться?

— Не занято, — ответил лейтенант, окутываясь медовым дымом с приятными оттенками запаха сушеного чернослива.

Заводской инженер зашел в курилку, сел на противоположную от нас лавку, вынул папиросу, постучал ею по портсигару, но закуривать не стал. Повел дозволенные речи.

— Господин флигель-адъютант, — обратился он ко мне, — я тут подумал над тем, что вы вчера говорили… и вот что мне пришло в голову. На заводе есть немного недоделанная горная гаубица, от которой отказалась армия только потому, что ее люлька непригодна для вьючки. Но вам же не требуется это орудие разбирать и вьючить. Вам надо его руками катать по полю. Соответственно неразъемное орудие будет крепче, и вес его будет меньше. Там, правда, четыре дюйма калибр, но уменьшить его до трех несложно.

— А сколько весит эта гаубица? — спросил я.

— Чуть больше тонны. Но если ее не делать разборной, то масса существенно уменьшится. Да и трехдюймовый короткий ствол будет легче. А вот с передельной пушкой я не знаю, что и делать. Задание-то дано — надо выполнять. А бронзовый ствол по-всякому тяжелее. К тому же он намного толще стального.

— Это та бронзовая трехдюймовка, которую восемь лет назад сняли с вооружения? — спросил лейтенант и, не дожидаясь ответа, задал второй вопрос: — Тумбовые лафеты склепать на нее можете?

— Ни разу не проблема, — с готовностью откликнулся инженер. — Что-то по типу морского лафета?

— Именно, — согласился лейтенант. — Казематного типа. Нам на бронепоезде вес не так критичен, как для пехоты.

— Позвольте, лейтенант, но на «Княгиню Милолюду» орудия уже отобраны, — возразил я.

— Там в проекте, командир, как я посмотрел, не хватает погонного и ретирадного орудий. Именно коротких, чтоб много места не занимали в броневагоне. Плюс… это же не последний бронепоезд в имперской армии. Так что вы, Кобчик, родоначальник нового вида войск. Гордитесь. К тому же у нас и шпальный эрзац, можно им довооружить вместо полевых орудий с колесами. Сколько места освободится. У-у-у…

— Вы меня просто спасаете, господа офицеры, — приложил руки к груди инженер, сияя от счастья.

«Ну да, — подумалось мне, — ночь без сна проворочался, прикинул к носу, каких люлей ему выпишут на работе за провал испытаний, и пришел мириться».

— Уговорили, — усмехнулся я. — В отчет я добавлю, что с переделками ваша пушка годна для вооружения эрзац-бронепоездов казематного типа, для противоштурмовых казематов фортов и крепостей, но не пригодна в качестве полкового орудия переднего края. Вас так устроит?

— Большое спасибо! — рассыпался в благодарностях инженер. — Вы меня спасаете.

— Баллистика этих стволов вам известна? — спросил я лейтенанта.

— Она всем известна. Эту пушку до сих пор в юнкерском училище изучают, — ответил он. — А вы, командир, не пушкарь?

— Нет, лейтенант. Я техник.

— Понятно… — протянул Безбах.

Что ему там понятно, я так и не узнал. Инженер перебил.

— Вы приезжайте к нам на завод, — пригласил он. — Там на месте все виднее. И покажем и расскажем… Все наши возможности. И сделаем все как вам нужно.

— Обязательно приедем. Не сомневайтесь, — ответил за меня лейтенант. — Пишите адрес…

И тут на плацу нарисовались прокурорские… числом две тушки… на велосипедах. Совершив круг почета вокруг тягачей с шестидюймовками, они подкатили к штабному домику и спешились возле крыльца. Прислонили своих педальных коней к стене, сняли плащ-накидки и стали видны их светло-зеленые обшлага мундиров.

Как я их сразу исчислил? А!

Влики смешные… переднее колесо больше заднего, не намного, но все же… и передача с педалей ременная. Переднее колесо крепится на прямой вилке. Винтаж!

И тут меня как торкнуло, что на механические многоствольные пулеметы в бронепоезде можно поставить велосипедный привод педальный для ног, вместо того чтобы рукой крутить ручку вращения стволов. Рукой лучше крутить маховик горизонтального наведения. Цепной, конечно, привод… надежный… не это ременное уёжище. Хотя тут и станки на заводах на ременных приводах пока все.

— Пошли, лейтенант, пива выпьем, — предложил я, страдая от похмелья.

— А где?

— Недалеко. В гаштете.

— Так в это время еще не подают, — округлил он глаза.

— Смотря кому, — ухмыльнулся я.

Мне за собственноручно изготовленный бесплатный самовар в этом гаштете наливать будут, даже если я содержателя ночью разбужу, с бабы сняв.

И мы дружно потопали в полигонный чипок.

— Так, господа, я настаиваю, что прежде чем мы начнем разбирательство с трагическим происшествием на полигоне, сопряженным со многими аспектами военной тайны, то со всех… — усилил я голос некоторым нажимом. — Я повторяю, со всех требуется взять подписку о неразглашении.

— Что вы себе позволяете, фельдфебель? — с гневом воскликнул старший прокурорский чин.

— Позволяю, советник, — твердо ответил я. — И не как гвардии старший фельдфебель. Но как флигель-адъютант его величества. Так что считайте, что это требование вам дано именем короля.

— Да… но как же?… А если будет суд? — слегка сократился прокурорский в своих амбициях.

— Тогда и с судей будет взята подписка о неразглашении, а само судопроизводство будет проходить в закрытом режиме, — выдал я. — Лучше для всех будет, чтобы такое судебное заседание состоялось как выездное, здесь же, на полигоне. Так легче будет всем сохранить военную тайну. И провести перед судьями следственный эксперимент прямо на месте.

— А честного слова дворянина разве уже недостаточно? — не отставал в своих амбициях от старшего товарища младший прокурорский чин.

— Подписка и есть честное слово, только задокументированное, — во я выдал! — Вы как юрист должны это понимать лучше меня. Или вы желаете поделиться предметом сегодняшнего разбора с кем-то сторонним? — Я посмотрел ему в глаза и добавил: — О том, что здесь будет раскрыто, никому нельзя сообщать, даже жене в постели.

— Это вы зимой держали голодовку? — вдруг спросил меня старший прокурорский.

— Я, — не стал запираться.

— Тогда я умываю руки, — сообщил старший прокурорский. — И отдаю данное дело на правосудие короля.

И развел руками.

— Вам и книги в руки, — примирительно высказался я. — Но осмелюсь дать один совет. Так как дело это в перспективе громкое и очень влиятельные люди попробуют надавить на правосудие, то составляйте документы с большей, чем обычно, тщательностью. И с полным соблюдением процессуальных процедур. Ловить вас будут «крючки» за запятые…

— В таком случае, господин майор, — повернулся советник юстиции к начальнику полигона. — Я требую выделить мне караул из солдат, которых не было в тот день на полигоне. И обеспечить меня двумя писарями одновременно.

— Зачем двумя? — удивился Многан.

— Караул будет отделять уже допрошенных от ожидающих, чтобы те не могли им сообщить задаваемые вопросы, и не даст им общаться до конца процедуры снятия первичного допроса. А два писаря будут вести одновременно два протокола независимо друг от друга.

— Никогда не было так сложно… — пробормотал майор.

— Тут дело не столько в том, что погибли канониры, сколько в том, как верно заметил господин флигель-адъютант, что сейчас вокруг военного ведомства крутятся самые разнообразные лоббисты производителей взрывчатых веществ, — прокурорский вынул клетчатый платок и вытер выступивший на лбу пот. — И юристы у них на службе еще те волки.

— Вот поэтому я и настаивал на подписке, — улыбнулся я.

Старший прокурорский мне понятливо кивнул.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Это плохие стихи. Они не преследуют никаких благородных целей и существуют исключительно ради самих ...
«Большая книга общения с ребенком» – представляет собой дополненное и переработанное издание книг «О...
Кто он, истинный лидер? Это больше чем просто руководитель, контролирующий работу своих сотрудников....
Поражаясь красоте и многообразию окружающего мира, люди на протяжении веков гадали: как он появился?...
«В каждом городе, в каждом посёлке, в каждой деревне нашей необъятной родины, везде встречаются люди...
Том 46 Энциклопедии Живого знания стал результатом 20-летних исследований, проводившихся группой уче...