Горец. Оружейный барон Старицкий Дмитрий
— Может, просто задвинуть эту взрывчатку в архив вообще как опасную? — предложил Многан.
— А что мы имеем вместо нее? — возразил я. — Только порох, черный и бездымный. Еще аммонал. Но все это не бризантные, а фугасные взрывчатые вещества. А в разрывной гранате нужна именно бризантная взрывчатая масса. Не окажемся ли потом именно мы виноватыми в том, что могли приблизить победу, а по косности своей отказались от правильного рецепта?
Многан только молитвенно поднял глаза к потолку.
В дверь постучали. Всунулся на полкорпуса унтер-начфин и доложил:
— Там эта… господин майор… с патронного завода приехали… ругаются грязно.
— Давай его сюда, — прорычал Многан.
— Их двое, господин майор.
— Обоих и гони сюда, — приказал начальник полигона, повысив голос.
Дверь моментом закрылась.
— Ну так мы пришли к соглашению по подписке о неразглашении?… — спросил я. — Простите за невольный каламбур.
— Пришли, — подтвердил старший прокурорский и приказал своему коллеге: — Иди к писарям — готовь формуляры на всех.
И повернулся ко мне:
— Но все же… мне кажется, что вы там у себя во Дворце все страшные перестраховщики, — констатировал прокурорский.
— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — усмехнулся я.
9
На дачу показаний я так и остался в кабинете Многана, чтобы быть первым, пока не успела образоваться очередь из жаждущих быстрее покончить со всеми этими формальностями.
«Отстрелялся» я под протокол по-быстрому и ушел на свое старое место в избе Эллпе разбирать почту. Вот-вот, именно почту, которая пришла в мой адрес на полигон, пока я время на прокурорских тратил.
Расписался я военному почтальону из штаба за полдюжины больших пакетов и в благодарность приказал именем короля его задержать на полигоне до конца расследования. Во избежание, как говорится… Не одному же мне страдать?
Аккуратно разложил пакеты на столе и за неимением бумажного ножа вскрыл их наградным кортиком.
Итак, кому я оказался нужен на этот раз?
Императорский комитет по изобретниям отказался считать изобретением мой брезентовый ранец, потому как налицо простая замена материала уже известного образца, давно принятого на вооружение. Действительно, прав был поверенный, долго они там все рассматривают. Я уже и думать про этот ранец забыл, столько всего за это время случилось. Но в утешение комитет прислал мне красивое авторское свидетельство на рационализаторское предложение. А брезентовый ранец признал годным как мобилизационный вариант амуниции в условиях ограниченности ресурсов.
Даже чек за рацуху прислал мне на дюжину золотых кройцеров. В том же пакете. И то хлеб… Два моих месячных оклада жалованья как-никак…
С сидором вышло хуже. Если перевести с канцелярита на человеческий язык, то меня покрыли позором и нехорошими словами за то, что я превращаю армию в балаган хора блатных и нищих. Пытаюсь позорить имперских солдат неподобающим видом. Пристыдили, в общем…
Ладно, посмотрим, что вы, господа, скажете, если война продлится еще годика два-три… Когда не с кого станет шкуры драть… А конопля она сама растет по всей территории империи.
Та же участь постигла и укороченный штык, совмещенный с ножницами для резки проволоки, по типу калашниковского. Признали за оригинальное изобретение, но на вооружение ставить отказались. Слишком сложен он оказался, да и дорог в изготовлении. К тому же короток и непонятен по тактическому применению, по мнению военных экспертов.
Премию дали поощрительную… путевку по ленинским местам в Сибирь…
Шучу…
Десять золотых как с куста.
И красивое авторское свидетельство на изобретение.
Вот Y-образную ременно-плечевую систему поддержки носимой амуниции для солдат в полевой униформе одобрили. Засчитали за новое изобретение. Приняли на вооружение. И премия составила аж… двадцать пять золотых, как за идею железнодорожных пушек.
М-дя… не шибко император разбежался обогащать своих изобретателей. Держит, как нужных поэтов, в полуголодном тонусе… А ведь патенты эти ушли в собственность государства. Навсегда.
А главное, совершенно не понять, по каким критериям эти премии распределяются.
За революционный метод штамповки штыковых лопат вместо ковки, что экономит кучу времени и рабочей силы, — двадцать пять золотых, а за «стоячий» кульман, он же «инженерный центр» с двумя подвижными рейсшинами на шарнирной штанге, объединенными с транспортиром — сто! Хотя все части такого кульмана, разве что кроме самой металлической стойки и плоских шарниров, давно всем известны, просто раньше никто не догадался соединить все в единое целое.
А вот малую пехотную лопатку, оказывается, запатентовали до меня… Некто Крондель, унтер-офицер 10-го пехотного полка с Западного фронта, сподобился это сделать еще осенью, когда мы укрепрайон с Вахрумкой инспектировали под холодным косым дождичком.
Не жалко.
Не стоит даже пытаться в одно рыло впихнуть невпихуемое.
Главное, что на вооружение ее поставили и включили в перечень обязательной амуниции пехотинца.
Еще получил семьдесят золотых премии за изобретение отбойного молотка, работающего от пневматического компрессора, нагнетаемого паровым локомобилем. В авторском листе изобретателями значились Вахрумка, Дубчик и Кобчик в равных долях. Вот как мое письмо выстрелило. Я на такое даже не рассчитывал, когда Вахрумке в горы отписал свои мысли по поводу ускорения прокладки тоннелей. Видать, дельный инженер этот Дубчик. У Вахрумки, как я понял, не особо-то и свободного времени много при руководстве такой неординарной стройкой, что каждый день требует революционных решений. Да и строитель он, а не механик.
Откровенно говоря, не ожидал я ничего такого. Моя-то была только идея, одолженная памятью из послезнания. И все. Однако премию они честно поделили на троих.
Надо будет тут на заводе в Будвице по их чертежам создать пневматический молоток по той же схеме — заклепки на броне забивать в раскаленном виде. Всех изменений только что разовый режим удара обеспечить при нажиме да головку ударную другой формы… Бронепоезд от этого станет только крепче.
И самая для меня неожиданность состояла в том, что приняли на вооружение буксируемую трехдюймовую зенитку на четырехколесной тележке. Настолько быстро, что опытовую партию уже построили на имперском арсенале и испытывают ее прямо сейчас. Отзывы положительные.
Как говорится, кто, кроме самого бомбометателя, реально, а главное вовремя осознает, как с ним нужно бороться? Дирижабли тут пытаются строить все участники конфликта. Кроме Винетии разве что.
Патент выписан на Кобчика и Плотто. Судя по проработанности чертежей, каплей очень серьезно вложился в мой карандашный эскиз, который я как курка лапой накорябал ему в госпитале. Так что тут все по-честному… как и премия. На мою долю выпало сто двадцать пять золотых.
И еще два чека по двадцать золотых я получил единолично за деревянные эрзац-лафеты для полевых пушек, предназначенные для зенитной стрельбы. С настоятельным требованием в кратчайшие сроки написать наставление по их применению для пехотных частей.
Итого я стал богаче на четыреста семь золотых кройцеров. Нехило. Можно целый год из «Круазанского приюта» не вылезать, и еще останется. Как говаривал небезызвестный студент Раскольников, «пять старушек — цельный рупь». Однако… гражданская продукция намного выгодней по деньгам получается. На порядок.
Что там у меня было на очереди? Пояс для женских чулок, чтобы жене кровоток на ногах подвязками не передавливать. Вот не хрен уродовать такую красоту.
И эти… как их… быстрые термобигуди, которые бабы русские просто в кастрюле кипятили. Причем выпускать можно разные типоразмеры по диаметру. Есть ли тут парафин — не знаю, но его можно заменить воском, только где брать для корпусов пластик? В крайнем случае полиэтилен или полистирол. То, что быстро нагревается и быстро остывает, при этом не обжигая. Вопрос…
Вот ни фига не пойму, почему все белые бабы хотят быть кудрявыми?
А негритянки в Америке, так те, наоборот, бешеные бабки тратят на распрямление волос…
Баб понять невозможно, я это уже давно осознал. А вот их стремление быть хоть чуть-чуть красивее соседки эксплуатировать можно и нужно. Перевести, так сказать, стрелку на рельсы собственного обогащения.
Война не вечно продлится. А бабы вечны. К тому же после войны резко обострится брачная конкуренция. Мужичков-то повыбьют в окопах. Да и малолетки за это время подрастут да заневестятся.
Собрал чеки в бумажник, а грамоты, чертежи и письма запихал в свой старый чемодан, что завалялся тут на бывшей моей квартире.
И пошел искать Щолича.
— Мне бы протоколы испытаний деревянных станков зенитных посмотреть, не поспособствуешь? — спросил я, когда нашел его в конюшне, где он себе лошадь седлал.
— Зачем они тебе? — спросил он вместо ответа.
И спросил, я бы сказал, с некоторым подозрением.
Я не стал рубаху рвать и пуп царапать, что зенитные станки — мое изобретение, а просто показал лейтенанту письмо из генштаба на мое имя с требованием написать наставление по их использованию в войсках.
— Вот всегда так… — разочарованно протянул лейтенант.
— Что всегда?
— Одним все, другим ничего, — взял он коня под уздцы и стал выводить из конюшни.
— Не понял тебя. Объяснись, — крикнул я ему в спину.
— Такое наставление у меня почти готово. Сам писал в инициативном порядке. Остались только чертежи и иллюстрации, — обернулся он в дверях.
Тогда, выйдя за ним на солнышко, я достал из планшетки и показал ему оба авторских свидетельства на эти дровяные лафеты.
— Все равно оно ко мне попадет на редактуру, прежде чем его утвердят, — пояснил свою позицию. — Предлагаю тебе соавторство. Ну и чертежи все с меня.
Я протянул ему руку.
Лейтенант подумал и пожал ее.
— Что мне в тебе нравится, Савва, что ты как курица, — сказал он, взлетев в седло.
— Это комплимент или повод для драки? — включил я обидчивого горца.
— Каждая тварь только под себя гребет, одна курица от себя, — улыбнулся он. — Не каждый, имея на руках такой приказ, славой поделится.
— На вопрос ответишь?
— Смотря на какой… — Щолич натянул повод и левой рукой охлопал конскую шею. — Ну… не балуй.
— Зачем ты писал это наставление? В обязанности полигонного субалтерна это не входит.
— Честно? — Лейтенант пристально посмотрел на меня с высоты лошадиной спины.
— Только честно.
— В Академию Генштаба поступать хочу, — признался Щолич. — А авторство наставлений дает существенное преимущество при зачислении перед остальными кандидатами. При прочих равных, конечно… Ну, бывай, я поехал караульных проверять.
На обеде в столовой оказался я по соседству с представителем патронного завода. Вид тот имел вздрюченный. Ел плохо.
— Что? Прокурорские аппетит отбили? — участливо спросил я его.
В ответ он только рукой махнул с досадой:
— Не то слово.
— Сам-то ты понимаешь, что произошло? — спросил я его. — А то мы все тут в полных непонятках ходим. А семи человек уже как не было.
— Сами виноваты, — буркнул он. — Меня надо было дождаться. А не заниматься самодеятельностью.
— Ты и в окопы будешь к каждой пушке приставлен? — поднял я бровь. — Если твои снаряды для своих же солдат оказались страшнее, чем для вражеских, то кто их на вооружение поставит? — И покачал головой осуждающе.
— Неизвестно еще, кто виноват во всем. Технику безопасности пока никто не отменял. Особенно при испытаниях… — набычился на меня представитель военно-промышленного комплекса.
— Ага… Понятно… — произнес я на автомате, хотя мне ничего понятно не было. — Только вот такое дело, милчеловек, у империи нет дипломированных инженеров во фронтовых канонирах. Есть наспех обученные вчерашние крестьяне из тех, что поздоровее. Именно таких в заряжающие и отбирают — снаряды таскать. Хотя взрывчатка у вас мощная, не могу не отметить. Мимо меня колесо от пушки пролетело — еле разошлись на встречных курсах. А ведь я стоял в ста пятидесяти метрах от орудийного дворика.
— Не может такого быть от взрыва одного трехдюймового снаряда, — возразил мне он.
— Ты инженер, ты и считай, сколько нужно снарядов разом взорвать, чтобы тяжелое колесо нашли за две сотни метров.
— Ящик, — устало выговорил он. — Ящик снарядов, взорвавшийся разом. Не меньше. Я это и прокурору объяснил. Даже по уставу нельзя располагать снаряды в ящиках рядом с пушкой, в том числе и те, которые черным порохом снаряжены. Для того и подносчик в расчете предназначен, а часто и не один, чтобы с унитарами в руках бегать от снарядного погреба к замковому бомбардиру. Так что нарушение техники безопасности тут налицо. И ничего больше.
— А взрывчатка ваша абсолютно безопасна и тут совсем ни при чем? — добавил я ехидцы в голос. — Все равно же до правды дознаются. Не здесь, так на заводе. Я не прокурор. Мне виновных искать не надо. Мне королю доложить требуется все как есть. Без искажений.
Инженер мазнул взглядом по моему аксельбанту, украшенному королевским вензелем.
— Вы адъютант короля?
— Флигель-адъютант, — поправил я его и представился: — Савва Кобчик.
— Поло Помахас. Инженер. Доктор химии. Заместитель руководителя лаборатории новых материалов патронного завода, — в свою очередь представился он. — Единственно, что могло случиться по вине завода, по моему умозрительному мнению, так это только брак при лакировке внутренней поверхности чугунной стенки снаряда. Вы понимаете в химии?
— В пределах средней школы, — ответил я.
— Так вот, — пояснил он. — Экразит при соприкосновении с металлом образует соли. Вот эти-то соли спонтанно взрывоопасны. Очень опасны. Достаточно легкого удара, и все… Здравствуйте, ушедшие боги. Поэтому, прежде чем запихивать экразит в снаряд, его внутреннюю поверхность лакируют. Изоляция надежная, разве что какой-то кусок стенки кисточка обошла.
И тут я понял, что ухватил за хвост дельную мысль. Точнее, несколько невнятные воспоминания школьной юности о дельной мысли. И мне требовались уточнения.
— Как называется по-научному этот ваш экразит, который создает такие соли? Насколько я понял, экразит — это торговая марка.
— Тринитрофенол. Раньше он применялся как желтый краситель для пряжи.
Здравствуй, оппа, Новый год. Да я тут, оказывается, ходил в обнимку с мелинитом, или, как он больше для русских людей известен, шимозой, при этом ни сном ни духом… Вот-вот… «На меня надвигается в небесах майский жук. Фиг с ним, пусть надвигается, я на бомбе сижу…» А мужики-то и не знали… И мне стало немного не по себе.
Помню, с дедом как-то разбирали Цусиму (мы с ним регулярно играли в такие интеллектуальные игры по военной истории, когда я учился в школе). И я запомнил, что японцы сами часто на этой шимозе подрывались, пока не изобрели дети Аматерасу нормальной изоляции этой взрывчатки от снаряда.
— Со всеми металлами экразит ведет себя так? — задал я наводящий вопрос.
— Со всеми, кроме олова, но из олова снаряд не сделать, — подтвердил инженер мои подозрения.
— Что делать будем с остальными снарядами этой партии? — задал я новый вопрос, меняя тему, но оставляя зарубку на памяти.
— Взрывать. Однозначно, — убежденно заявил инженер. — Мало ли там еще один бракованный снаряд попадется…
«Угу… — подумал я. — И концы в воду… Нет, дорогой, я саперов вызову из города. Опытных в разминировании». Но спросил другое:
— А с метилбензолом вы работали?
— Нет. Толку от него мало в нашем деле. Да и не получить его в таких количествах, сколько армии нужно, из сосновой живицы.
— Тринитротолуол из метилбензола химики уже производят? — спросил я наугад.
— Давно уже, лет двадцать, — подтвердил он мои предположения. — Но только и хватает его разве что на небольшую добавку в аммонал, которым заменили на горнопроходческих работах опасный динамит и малоэффективный черный порох. А больше он никому не нужен, — отмахнулся от меня инженер.
Бляха-муха, тут, оказывается, еще и тол есть. Или тротил, как чаще называли его в нашем мире. Любую взрывчатку у нас меряют в тротиловом эквиваленте, в том числе и пресловутый ядрён-батон.
Прямо как в старом анекдоте, когда грузин спрашивает девушку:
— У тебя грудь есть?
— Есть — отвечает та гордо.
— Почему не носишь?
Надо будет маркграфу отписать, куда они девают толуол, выделяющийся при переработке нефти? Еще он вроде при коксовании угля получается как составная часть коксового газа. Это вам не живицу в лесу детскими ручками собирать. Тут объемы вырисовываются совсем другие.
— Так что мне сказать королю? — спросил я.
На что получил убежденный ответ фанатика своего дела:
— Передайте его величеству, что произошел несчастный случай из-за нестойкости нового взрывчатого вещества. Надо нам и дальше усердно работать над его изоляцией от металлов. Потому как мы можем много и дешево вырабатывать тринитрофенол в промышленных масштабах, что даст нашей армии огромное преимущество перед противостоящими нам союзниками в могуществе артиллерийских снарядов.
— А где вы тринитрофенол вырабатываете? В городе?
— Где же еще? На заводе. Там где раньше синтетический краситель выпускали.
— То есть в одном месте с производством пороха, патронов и других снарядов для артиллерии? — удивился я.
— Нет у нас другого места, — ответил инженер с некоторой злостью.
— Ну вы, блин, даете… — озадаченно почесал я затылок. — А если в одно прекрасное утро вы так весь город на воздух поднимете?
— Пока же не подняли, — пожал он плечами.
— Вот именно — пока… — покачал я головой.
Как тут все запущено… Охудеть!
Однако мне срочно надо в город пред светлые очи его величества. Он точно первым должен узнать, на какой бомбе сидит.
10
Забегая вперед, скажу, что мой доклад о ЧП на полигоне был встречен адъютантом короля с ожидаемой досадой. Однако всего через час я удостоился внеплановой аудиенции и имел серьезную беседу с королем в присутствии Онкена.
Реакция монарха была незамедлительной и очень резкой. В течение суток всю шимозу вывезли из города и держали в вагонах на глухой запасной ветке в лесу, пока ударными темпами не выстроили новый химзавод в пятнадцати километрах от Будвица по северной железной дороге. Город вздохнул свободно. По крайней мере, те, кто был в это посвящен.
А я подал в штаб заявку на новый способ изоляции экразита от черных металлов. По японскому методу — оловянной фольгой и тремя слоями рисовой бумаги. Рисовую бумагу из-за ее дефицита на заводе чем-то заменили, но вроде без ущерба, главным изолятором была станиоль. Снаряды существенно выросли в цене, но стали самыми мощными в этот период войны среди всех воюющих стран. И безопасными для своих. Японский метод стремительно распространили на все патронные заводы империи под названием «изоляция Кобчика».
Адмирал Северного моря на радостях произвел меня в лейтенанты флота, после того как у большой рыбной банки два имперских крейсера с существенно меньшим главным калибром устроили избиение островного броненосца, но… снарядами с экразитом. Не потопили, но горел этот новейший броненосец, приткнутый на мель и спешно покинутый командой, целых двое суток. Палубных надстроек, артиллерии и труб на нем практически не осталось. Это при почти целом броневом поясе. На некоторое время от наших кораблей вражеские флоты стали шарахаться.
Королю Бисеру после такого широкого жеста со стороны военно-морского флота не оставалось ничего другого, как сдуть архивную пыль со звания гвардейского штаб-фельдфебеля, никому давно не присваиваемого, и возвести меня в него, чтобы сравнять перекос. Лейтенант флота равнялся армейскому старшему лейтенанту. Но вот морскую форму король мне носить запретил. Из вредности, как я думаю.
А я что? Я разве для себя старался? Для бронепоезда. Что это за бронепоезд, вооруженный одной шрапнелью? Смех один.
Премия от императора за изоляцию экразита была очень щедрой. Ее хватило даже на то, чтобы выкупить просторную и неплохо оборудованную механическую мастерскую в пригороде.
Ворота нашего нового завода украсила сетчатая перекладина, на которой под лучами солнца сверкали посеребренные деревянные буквы «ГОЧКИЗ».
Совместную фирму мы реорганизовали. Основой холдинга стало паевое товарищество «Гоч и Кобчик» — парковочная контора аккумуляции прибыли, наших патентов и прочих авуаров, связанных с оружейным бизнесом. А для завода мы основали новое акционерное товарищество на вере «Гочкиз», в котором Гоч выступил исполнительным директором, а я возглавил совет акционеров. В эту новую структуру мы и решили привлечь сторонних пайщиков с ограниченной ответственностью. То есть в управлении предприятием они не участвовали, но получали по акциям гарантированный минимальный годовой дивиденд. Контрольный пакет акций этой командиты мы оставляли за собой в личном пользовании. Десять процентов запарковали на паевое товарищество «Гоч и Кобчик», которому завод должен был платить еще и роялти за патенты и ноу-хау. Такая вот схема из двадцать первого века. Надежная защита от корпоративного захвата, потому как само паевое товарищество не вело никакой хозяйственной деятельности вообще и цеплять его было не за что.
Труднее всего оказалось уговорить самого Гоча на такую схему. Его честная душа сопротивлялась любым попыткам как-либо ущемить пайщиков. Даже законным.
Еще десять процентов я зарезервировал для рецкого маркграфа с предложением, от которого он не сможет отказаться, — организовать филиал «Гочкиза» во Втуце. Пока же туда мы передали заказ на деревянные кобуры-приклады из горного ореха. Столяры в Реции знатные.
На пять процентов неожиданно вложился Онкен.
На три процента каждый подписались Вахрумка и Плотто. Им мы по дружбе дали рассрочку под обещание никому об этом не болтать.
Оставшиеся акции пока задепонировали в банке, в ожидании более влиятельных пайщиков, чем перспективные офицеры. Заинтересовались оставшимися акциями банкиры. Но мы оба были категорическими противниками сращивания промышленного капитала с банковским. Гоч интуитивно, а я так знал, что банки в конце концов подгребут под себя любую промышленность, стоит их только на приставной стульчик допустить.
Гоч порекомендовал мне своего надежного поверенного, и я запатентовал в гражданском ведомстве велосипедную цепь как «цепь роликовую» и соответственно цепной привод вообще, и для велосипеда в частности. А заодно и клиновой ремень для ременной передачи, а то тут все плоскими пользуются. И распределительный вал на клиновых ремнях до кучи — пригодится на будущее. Ну и женский пояс для чулок, чем страшно удивил повидавшего всякие виды юриста.
Модернизацию механических пулеметов для бронепоезда — перевод их с ручного на ножной педальный велоспуск с цепным приводом — я повесил на партнера. Модернизация сокращала пулеметный расчет на треть. Отпала необходимость крутить ручку для смены стволов у затвора. Теперь это делал сам наводчик ногами, сидя на специальном сиденье, прикрепленном к тумбовому лафету, а руками только управлял огнем. Второй номер менял заранее снаряженные магазины. В тесном броневом вагоне это существенно.
Заказ этот был полностью профинансирован от военного ведомства личным указанием кронпринца, который сам с охотой вложился в наш завод на десять процентов уставного капитала, как только увидел чертежи автоматического пулемета с расчетным весом всего в сорок килограммов вместе со станком-треногой.
И все это без отрыва от ударного строительства бронепоезда, где, как во всяком новом деле, чуть ли не ежедневно вылезали какие-то проблемы. Если бы не собственный выезд, то я бы разорился только на извозчиках.
Еще одно знаковое событие случилось этой весной. Политехнический институт в Будвице торжественно надел на меня мантию почетного доктора. Кто бы мог подумать — всего лишь за кульман с противовесом. После этого события экстернат в Техническом училище превратился для меня в формальность. Главное было на экзаменах лично присутствовать. К сдаче бронепоезда на испытания красивый диплом техника-механика уже лежал в моей планшетке. А мое воинское звание согласно приказу по ольмюцкой гвардии стало еще длиннее — техник-штаб-фельдфебель гвардейской артиллерии особого могущества. О как! Не сразу и выговоришь.
Элика несколько раз пробовала качать права по поводу моих долгих отлучек из дому, на что ей был короткий ответ — служба. Не нравится — может возвращаться на хутор.
— Ага, отсылаешь меня на гору, чтобы тут свободно по бабам бегать?! — ее ревнивые глазищи метали сапфировые молнии.
В обратном ее убеждал только один довод — в койку!
Но понять девчонку тоже можно. Язык местный ей давался тяжело. Сиднем сидеть в городской квартире тягостно и скучно, а на общем дворе чужие незнакомые люди толпами ходят, к чему она совсем не привыкла. Из общения только надоевшая уже нянька, потому что денщика я часто забирал с собой.
А тут еще царцы в очередном весеннем обострении снова полезли на форты. В результате я получил чувствительный пинок от короля, и часто приходилось вообще ночевать в депо.
Гоч еще время отнимал по поводу автоматического пулемета. Но это святое — я первый в них заинтересован. Только все беседы с партнером перенес на мою городскую квартиру. Пусть Элика лучше нам стол накрывает и пилит за пьянку, чем потом будет пилить за мое отсутствие дома.
Все-таки Гоч гений. Из моей несколько невнятной схемы, объяснений на пальцах и рисунка по памяти пулемета Гочкиса с характерным воздушным радиатором он таки собрал работоспособную машинку, на которую мы получили авторское свидетельство и большую премию. И соответственно армейский заказ на опытовую партию. Кронпринц под этот заказ выделил нам несколько дефицитных станков, которых нам крайне не хватало.
С новыми станками в стране стало действительно тяжело. Купить невозможно — их распределяли теперь централизованно. С этим мы столкнулись уже на этапе строительства частного патронного заводика для пистолетов Гоча. С подержанными станками нас неоднократно уже выручал штаб-ефрейтор Плойко, как, впрочем, и с нормированным сырьем. Где доставал — молчок. Свою долю он брал из расчета половины от разницы официальной и договорной цены. Пока договорная цена была меньше зафиксированной, что вызывало подозрения в криминальном характере ее образования.
Чем крепче империя закручивала гайки в экономике, тем уверенней развивался в ней черный рынок. И думаю, не за горами то время когда черный рынок будет стоить дороже регулируемых цен.
Автоматические шестизарядные пистолеты системы Гоча убедительно прошли флотские испытания, их приняли на вооружение, вот только калибр их приказано было уменьшить до 6,5 миллиметров, чтобы использовать в изготовлении пистолетов бракованные стволы от производства винтовок, из которых без большого труда можно было выпилить пятнадцать сантиметров нормального изделия.
Гоч был расстроен, оттого что в таком калибре снижалось и так недостаточное останавливающее действие его пистолетной пули. Но горевал он только до тех пор, пока я ему не объяснил принцип пули со смещенным к донцу центром тяжести. К тому же гильзу мы оставили в том же размере — 25 миллиметров, только обузив ее шейку. А для гражданского рынка в любое время могли нарастить калибр до девяти миллиметров. Да хоть до полдюйма. Легко. Был бы соответствующий патрон.
Испытания в заводском тире показали, что патрон 6,5x25 миллиметров помимо возросшей скорости пули дал существенное сокращение импульса отдачи, примерно в два раза по сравнению с патроном 8x25 миллиметров. Повысилась настильность выстрела и кучность, соответственно вероятность поражения цели, особенно на дистанциях свыше 25 метров. На ста метрах кучность увеличилась втрое по сравнению со стрельбой старым патроном. Это был триумф. Триумф, к которому нас вынудили. И такое бывает, как видите.
И это все обычным патроном со свинцовой пулей в мельхиоровой оболочке. А вот у пули, имеющей пустотелую острую головку, да по незащищенной цели, останавливающее действие резко возросло, как и возможность нанесения страшных ран. Если накрыть кочан капусты кастрюлей, то старая пуля пробивала навылет как саму кастрюлю, так и капусту в ней. А вот маленькая пулька пробивает стенку кастрюльки только спереди. Но если потом кастрюлю снять, то полкочана выглядит, будто его нашинковали. А какие раневые каналы оставляет эта пуля на свежей свиной туше… Впечатляло не по-детски.
— Что мы наделали, Савва, — пробормотал Гоч, когда первый раз увидел такое зрелище. — Это бесчеловечно.
Хорошо, нас никто не слышал, так как первое испытание мы проводили вдвоем.
— Имрич, — ответил я, — для начала давай определимся с тем, что вообще бесчеловечно делать пистолет для убийства людей. А все остальное только следствие.
— Да, — согласился он. — Есть в твоих словах логика. Только, Савва, вот что… этот калибр для гражданского рынка я делать не буду. Хоть режь меня.
— Никто и не заставляет, — пожал я плечами. — Для гражданского рынка у тебя есть старый патрон, гуманный. А этот для войны. Подарок для врага, который топчет нашу землю. Я тебе уже говорил, Имрич, что ты гений?
— Ой, Савва, не льсти мне. Идея-то твоя, — смутился изобретатель.
— Зато руки твои. И мозги. И воплощение. И вообще такая пуля прекрасно подходит для пистолета-пулемета. Ты уже подумал, как его сделать?
— Все уперлось в то, что очень мало качественной тонкокатаной стали для приставных магазинов, и штамповочный пресс для нас пока слишком дорог, а отдавать такую работу на сторону… боюсь, что нас потом рекламациями замучают, а не тех, кому мы поручили эту работу. Нашу же марку охют… Делать постоянный магазин на три десятка патронов — получается такое убожище, на которое мне стыдно будет поставить свою фамилию. Я тебе покажу чертежи. Сам увидишь.
Гоч поднял пистолет и в быстром темпе злобно расстрелял последнюю мишень. Весьма кучно.
Пришлось снова тратиться на оформление патента. Чертить самому мне катастрофически не хватало времени. А Гоч по гланды был занят на производстве — все же стартовый период, пуск завода. Привлекли к чертежным работам студентов из Политеха, заранее взяв с них подписку о неразглашении с обещанием страшных кар в противном случае. Мне как флигель-адъютанту короля они верили, что так и будет. По крайней мере, с их стороны утечки не было ни разу.
Кстати, патентовали сразу не одну пистолетную пулю, но и остроконечную винтовочную, а то тут пока в армии тупой пулей оживальной формы пользуются. Наследство дымного пороха. Инерция сознания.
И остался бы я совсем без штанов, если бы не этот флотский заказ на пистолеты. Гоч пребывал в подобном положении. Все подкожные запасы мы основательно растрясли. Держались только на том, что Гоч был фанатиком своей машинки, а я просто знал, что за автоматическими пистолетами будущее.
Через кронпринца я пробил еще изготовление сотни пистолетов для экипажа бронепоезда. Пришлось, правда, писать пространную служебную записку о том, что в тесном заброневом объеме вагонов с длинными однозарядными винтовками бойцам не развернуться, а оружие самозащиты необходимо иметь под рукой. На войне всякое бывает.
Из подхалимажа преподнесли и королю пистолет в инкрустированной кобуре из первой партии с десятизарядным магазином в новом калибре. «Гоч, модель № 2» по заводскому коду. Так монарх сразу заказал таких же пистолетов на всю свою артдивизию особого могущества — настолько был впечатлен удобством и точностью нашей машинки. А особенно тем, что ни у кого в мире такого больше нет. Только в Ольмюцком королевстве делают. У него!
И процесс пошел. Да так, что нам рабочих соответствующей квалификации не хватало. И нанять негде. Токари и фрезеровщики стали в дефиците. Принц понял наши нужды правильно и выдернул из окопов три десятка опытных станочников. Официально они остались военнослужащими — принц провел по бумагам их как охранников оборонного завода (нашего!), а зарплату мы им платили дополнительно по сдельщине, благо режим охраны им определили как сутки через трое. И получилось так, что в карауле они отдыхали. Но все были довольны таким положением. И мы, и они.
Хорошо все же иметь административный ресурс в акционерах. Полезно. Когда на фирму пролился золотой дождь армейских и флотских заказов, Гоч все же несколько пересмотрел свои взгляды на незамутненное частное предпринимательство, не зависящее от государства. Все же талант управленца у него был. И светлая голова, правильно оценивающая реалии. На нем висели все наши производства, а я взял на себя представительские функции и GR-менеджмент[8] — оброс уже связями. Статус флигель-адъютанта короля тому неплохо способствовал. Оказалось, что их не так уж и много. Всего восемнадцать человек на все королевство. А беспрепятственный доступ к уху правителя ценится всегда и везде.
И вот в одну из таких посиделок на квартире в доме железнодорожников я пожаловался партнеру на свой неустроенный быт в этом неуютном отеле. Про то, как пытался купить себе дом с участком, но… либо все очень дорого, либо хозяева предпочитают зарабатывать на сдаче жилплощади в поднайм, благо народу армейского в разных чинах в городе существенно прибавилось, а офицерский корпус в Больших казармах не резиновый. Присутствовал на той пьянке и штаб-ефрейтор из воздухоплавательного отряда. Обещал посодействовать, но ничего не гарантировал.
Новое наступление царских войск и особенно поползшие по городу гаденькие слухи о разрушении передового форта в мелкую крошку осадной артиллерией царя породили тихую панику среди обывателей. Наиболее нестойкие стали перебираться в центральные районы империи. К тому же в городе появилось необычайно много раненых. И на рынке недвижимости пошла некоторая движуха, мало заметная постороннему взгляду.
Всезнающий штаб-ефрейтор вскоре сообщил мне несколько перспективных адресов, и через неделю я стал владельцем приличной усадьбы в том же пригороде, где располагался наш завод. Городской дом в два этажа мещанской архитектуры без изысков (первый этаж каменный, второй — деревянный) и большой участок земли с типично крестьянским подворьем — садом, огородом, большой конюшней, каретным сараем, баней, птичником и хлевом. Все удобства во дворе.
Зато лес чуть ли не с трех сторон. Отлично. Ребенку нужен свежий воздух, а не паровозная гарь. А Элике обесечен простор, где она может приложить свою бешеную молодую энергию. Сад и огород для нее занятия привычные. А козу купим.
А вот денег после таких трат у меня не осталось совсем. Хотя усадьба досталась фактически за половину ее реальной цены. Вместе с мебелью и прочим скарбом. Брошенным приличным запасом сена. Даже требующей совсем небольшого ремонта грузовой тележкой под стирха.
Пришлось сесть на режим экономии. На мое лейтенантское жалованье особо не разбежаться с семьей, прислугой, денщиком, кучером, каретой и породистой лошадью.
Ремонт кареты на ипподроме тоже в копеечку влетел, и делали его долго. Правда, на это время ипподром обеспечил меня легкой пролеткой, так что пешком ходить не пришлось. Зато теперь не стыдно мне на своем выезде к дворцу подкатывать.
Да… Весна в этом году выдалась еще та…
Днем покою не дает король. Вечером завод. Ночью молодая жена.
Да еще подбор экипажа для бронепоезда и его размещение в отведенном городке при депо тоже на мне. Если бы не повезло с опытным батарейным вахмистром, то впору вешаться.
В итоге похудел я на семь кило. Индивидуально шитый мундир болтается на мне как на вешалке. И не раз уже пожалел, что не оставил семью на хуторе.
11
На банкете в Политехе по случаю моего докторства «гонорис кауза» капитан-лейтенант Плотто наконец-то познакомил меня с кружком энтузиастов двигателей внутреннего сгорания. Выполнил давнее обещание. Но я совсем не был настроен на инженерные дискуссии — голова моя в этот момент была совсем другим занята. Где достать денег? На банкет я последнее вытряхнул, хочешь не хочешь, а надо! Этикет, его маму… Так что я особо и не обрадовался этому знакомству — поить их было мне не на что.
Вот так-то вот. Числюсь я состоятельным человеком. Фабрикантом. Домовладельцем. Жалованье получаю хорошее, порционы, рационы… Премии бешеные временами капают за изобретения. А деньги как вода сквозь пальцы…
Поэтому энтузиастов этих слушал я вполуха. Вот если бы осенью они мне попались — растерзал бы. А так я уже знал, что двигатели внутреннего сгорания в этом мире очень несовершенные и маломощные. Большинство вообще считает их тупиковой ветвью прогресса по сравнению с совершенством паровых машин. Даже движки внешнего сгорания типа стирлинга и то выглядят здесь предпочтительней.
Мне же нужны были компактные и тяговитые двигатели на дрезины и автономный мотоброневагон, который может действовать как отдельная подвижная артбатарея в отрыве от основного БеПо.[9] Крайне. Иначе никакой вундервафли у меня не получится, а так… рядовой бронепоезд. Примитивный панцерцуг…
С компактным паровиком, способным толкать многотонный броневагон, вышел облом. И не потому, что инженеры в депо считали невозможным сделать такой нормально, а потому что уже делали нечто подобное еще до меня. Простой мотовагон тянул двигатель от рутьера, причем с приличной полезной нагрузкой в двенадцать тонн. А вот бронированного монстра с пушечными башнями он если и потянет, то, по расчетам, только очень тихим ходом. А мне требуется, чтобы катился такой ужас по рельсам хотя бы со скоростью в тридцать — тридцать пять километров в час. Да и компактным этот паровик можно назвать только с большой натяжкой. Один маховик двухметрового диаметра чего стоит…
Не подошли мне и паровые машины с вертикальными котлами, хоть и компактны, но слишком маломощны. Заводские подъездные пути их поляна. Да дачные поезда.
То, что могло двигать дирижабль, также не подходило. Маловато для бронепоезда тяги, когда двигатель под скорость заточен, раскручивая пропеллер на высоких оборотах, а подъемную силу ему газ в баллонетах обеспечивает.
По этой же причине мне не подходили для основного бронепаровоза и скоростные пассажирские локомотивы. Они могли гнать курьерский состав со скоростью в семьдесят верст в час, но при этом им не хватало тяги тащить обычный товарняк. Ну что там весит максимум сорок человеческих тушек на вагон по сравнению с бронелистом? Да даже по сравнению с простыми мешками с мукой, плотно уложенными штабелем на весь вагонный объем. Да и высокие они — одни колеса по два метра диаметром.
Несмотря на карт-бланш от короля и полную поддержку интендантства, ничего у меня не вышло и со специальным бронепаровозом низкого силуэта на паровой машине замкнутого цикла. Требовалось все конструировать заново, и дело это небыстрое, новаторское, особенно в области материалов для турбины.
Не получилось ничего с прогрессорством и новациями, однако время было потеряно. Пришлось спешно блиндировать то, что нашлось под руками из подходящего. Переводить паровоз с конденсацией пара (как тут говорили — «на мятом пару») на впрыск жидкого топлива, вешать танки с горючим на сам локомотив вдоль котла, что дополнительным бонусом, кроме уменьшения дымности паровоза (не последняя характеристика для боевой машины), освобождало угольный тендер под командный пункт. При этом сохранялась дальность «угольного» перегона, а водой заправляться можно было вдвое реже.
Попивая кислое белое вино центральных провинций империи, я вяло перекидывался с инженерами репликами и слушал их вангования по поводу того, что внутреннее сгорание все равно в будущем победит, так как теоретически они обосновали, что оно обеспечит лучший коэффициент полезного действия. Но я начал в этом уже сомневаться. Здесь паровые машины куда совершенней и производительней, чем были в моем мире. И паровозы на перегретом пару выдают куда больше нашего земного КПД в семь процентов.
К тому же на чем ДВС[10] будет здесь работать? На керосине? Бензин тут пока продают пузырьками в аптеках как антисептик. Да и тот по плотности ближе к керосину, а его октановое число боюсь даже загадывать.
Керосина же на всех не хватит. Пока тут не появится нормальной электрической лампочки накаливания, альтернативы у керосиновой лампы долго еще не будет вне крупных городов, которые газифицированы. И в городах керосинки все сильнее вытесняют на кухнях дровяные печи. Откуда возьмется лишнее топливо?