Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) Хазан Владимир
Еще два слова о легионе и о Жаботинском.
Я никогда не говорил с иронией ни о том, ни о другом. Я, как большинство «старых сионистов», был против активизма, исходя, главным образом, из того, что в Палестине для нас важнее всего количество еврейского населения; и если благодаря легиону турецкое правительство изгнало или выжило из Палестины половину еврейского населения (из 120 ООО осталось лишь 60 000), то он нашему делу принес, по моему мнению, больше вреда, чем пользы. Иронизировать тут не над чем, и я этого и не делал. Это – серьезный вопрос, и история рассудит, кто был прав, а не мы, слишком близкие к событиям, а потому слишком плохие судьи. Что касается того, что Жаботинский оказался «большим политическим мудрецом и провидцем», то я бы напомнил хотя бы об его статье «Ориентация» (в «Одесских Новостях»), в которой он «провидел», что Россия победит и получит Дарданеллы и Галицию, что благодаря этой победе окрепнет старый царский режим и евреи Турции и Галиции станут бесправными, как и все евреи России, на целых 30 лет, но зато еврейские торговцы экономически выиграют благодаря тому, что Дарданеллы станут русскими… Нет, в этой войне никто не оказался пророком. Не оказался им и Жаботинский. Не оказался им и я. Но во всех статьях моих имеется слово «если». А конца великих потрясений еще никому не видно… (Клаузнер 1919: 16).
Аргументы И. Клаузнера были фактически неверными: преследование евреев турецкими властями, если даже ограничиться временем Первой мировой войны, началось до создания Легиона. Будучи корреспондентом «Русских ведомостей» и освещая события на ближневосточном театре войны, Жаботинский еще в январе 1915 г. писал о той опасности, в которую попали палестинские евреи: кто-то из них нашел себе приют в Египте, но большую часть, оставшуюся в Палестине, ожидает непредсказуемое будущее:
Вопрос об еврейских беглецах из Палестины по-прежнему более всего интересует здешние политические круги. Число их теперь превысило четыре тысячи, треть из которых нашла себе работу, а две трети живут подаянием евреев и европейцев. Главная масса еврейской колонизации еще осталась на местах, но ей угрожают серьезные опасности. Преследование сионизма и еврейского языка является, по-видимому, главным занятием Джемаля-паши. Еврейские школы живут под Дамокловым мечом. Еврейская стража, так называемые «шомерим», обезоружена и распущена. Органы самоуправления многих колоний Иудеи также распущены. Колонистам грозят, что их недвижимое имущество будет конфисковано, а сами они высланы. <…> Но наиболее тяжелый удар был нанесен недавно прямо из Константинополя: министерство финансов прямо предписало сионистскому банку, центру экономической жизни колоний, ликвидировать свои дела в течение двух недель (Жаботинский 1915: 4)52.
По иронии судьбы, спор Фишера с Клаузнером печатался в еженедельнике, выходившем в Одессе, которую незадолго до того покинул Рутенберг. Но об этом – несколько позднее. Сейчас же существенно подчеркнуть, что проблема, поднятая Клаузнером, касалась не тактики, а стратегии сионистской политики. Вопрос состоял в том, на чьей стороне должно выступить еврейство в Первой мировой войне – поддержать Антанту и тем самым, имея в виду палестинскую проблему, навлечь на себя репрессии со стороны Турции (об этом, по существу, и идет речь у Клаузнера) или проявить по отношению к ней лояльность и верноподданнические чувства, которые будут выражаться то ли в сохранении нейтралитета, то ли в принятии прооттоманской политической линии. Критикуемый Клаузнером Жаботинский, Рутенберг и их единомышленники однозначно придерживались мнения биться за еврейскую Палестину на стороне сил Антанты против Тройственного союза, к которому примкнула Турция.
Далее у нас еще будет повод коснуться этой темы в перспективе ее развития, когда после погрома, организованного арабами в Иерусалиме в апреле 1920 г. – при полном попустительстве англичан – только самые осторожные из сионистских лидеров могли продолжать упорствовать в мнении о том, что решение о легионах было необдуманным и поспешным, см. письмо русских евреев-сионистов (Л. Моцкин и др.), где эта мысль артикулирована с предельной внятностью (IV: 2).
Ряд событий из описываемого этапа рутенберговской биографии помогают восстановить донесения секретных осведомителей, ведших неустанное наружное наблюдение за своим подопечным. Русская полиция, по выражению Е.Е. Колосова,
как гигантский спрут, <…> охватила своими щупальцами чуть ли не все страны мира, во всяком случае европейского (Коляри 1924: 130).
Это прилипчиво-преследующее круглосуточное соглядатайство с трудом переносили даже закаленные и привыкшие к подобным испытаниям люди. Мать Савинкова, жившая в политической эмиграции в Париже вместе с сыном53, доведенная до отчаяния изматывающей нервы слежкой, обратилась к директору Петербургского охранного отделения генералу A.B. Герасимову с предложением своих услуг как информанта, готового все сообщать о собственном сыне в плату за то, чтобы его оставили в покое (Spence 1991: 89)54. Сам Рутенберг, после того как покинул Италию и перебрался в США, где слежки за ним, по понятным причинам, быть не могло, тем не менее, как свидетельствуют хорошо знавшие его люди, ходил по улицам Нью-Йорка, крадучись (furtively) и озираясь по сторонам, не следит ли кто за ним (Lipsky 1956: 124).
Однако нет худа без добра, и не помышляя, разумеется, о том, зарубежная агентура Департамента полиции оставила бесценные документальные свидетельства для будущих исследователей и тем самым внесла неоценимый вклад в историческую науку. Значительным подспорьем секретных осведомителей была перлюстрация писем, причем, поскольку многие из них русского языка не знали, работа по их копированию – при тогдашнем отсутствии технических средств – требовала титанического труда и терпения. Тот же Колосов описывает примитивную технику калькирования писем иностранными агентами, с помощью которой их содержание становилось известным Департаменту полиции:
Делалось это очень просто: на письмо накладывалась прозрачная восковая бумага (калька) и затем каждая буква, даже каждый штрих, начиная от штемпеля, тщательно обводились. Таким образом все письмо оказывалось переведенным через калькированную бумагу с начала до конца, во всех деталях. При незнании языка это была очевидно адская работа, тем не менее она выполнялась самым аккуратным образом.
Затем эти кальки немедленно, через ту же почту, отсылались в Париж, в русское посольство на ул. Гренель № 59, в котором имелось особое отделение, занятое секретной агентурой. Начальником его в эти годы являлся Красильников <…> Красильников же направлял их дальше, в Петербург, причем иногда он эти кальки снова переписывал, на этот раз на пишущей машинке, и уже в таком виде (но с приложением калькированных подлинников) пересылал дальше, иногда же, в случаях почему-либо интересных и не терпящих отлагательства, прямо в кальках направлял в Петербург. Здесь они шли по начальству, сначала к директору департамента полиции, а в более важных случаях и к министру внутренних дел (Коляри 1924: 137).
В самой Италии, где условия страны этого не позволяли, зарубежного отдела русская полиция не имела55, и работу приходилось вести из соседней Франции. Здесь секретной агентурой вплоть до 1917 г. занимался упоминаемый Колосовым A.A. Красильников, в марте 1909 г. сменивший на этом посту питомца Рачковского А.М. Гартинга (Zuckerman 1973: 178), под маской которого, как известно, скрывался провокатор Ландезен-Гекельман, разоблаченный В.Л. Бурцевым и удаленный от службы Николаем II (его донесение об убийстве Гапона приводилось в I: З)56. Охранку прежде всего, разумеется, интересовал Рутенберг-революционер, но поскольку жизнь любого, даже самого фанатичного врага режима не сводится только к революционной борьбе, постольку «объект» изучался в полном объеме. С другой стороны, деятельность Рутенберга как еврейского националиста была в глазах охранителей порядка и устоев Российской империи связана с неменьшим злом. К тому же политический сыск не мог оставаться равнодушным к тем процессам, которые хотя и происходили за пределами России, но – пусть косвенным образом – оказывались тесно с ней связаны. Одним из таких процессов была организация еврейских колоний в Палестине, о которых зарубежные агенты исправно информировали петербургское начальство. Этот интерес российских полицейских служб к тому, что происходило за тридевять земель, в далекой Палестине, мог бы показаться чрезмерным, если не учитывать, что большинство колонистов составляли русские евреи. К их взглядам и настроениям полиция не могла быть безразлична, поскольку речь шла о русских подданных, проживавших на территории государства, с которым Россия находилась в состоянии войны.
После того как евреи Палестины в своей массе отвергли предложение принять турецкое подданство и вступить в турецкую армию57, они были выдворены в Египет и оказались в положении изгнанников. Но даже и тогда, опрошенные англичанами, под чьим протекторатом Египет в то время находился, они не пожелали возвращаться в Россию, полагая, что попадут под еще более тяжкий гнет. Создавшееся положение было своего рода непредумышленно-иронической цитатой реплики одного из персонажей пьесы С. Ан-ского «Отец и сын» (1905) ребе Мойше, который придает неожиданный поворот фразе из Торы, прочитанной его дочерью: «И жил Яаков в Мицрайме» (т. е. в Египте):
Понимаешь смысл? И жил Яков в Египте. (Растягивая слова.) В Е-ги-пте – а все-таки жил! Тем более в России. Здесь надо наверное уметь жить! (Ан-ский 1911-13, IV: 21).
О событиях, приведших к формированию Еврейского легиона, сообщалось в донесении агента Департамента полиции от 10/23 ноября 1915 г., отправленном из Парижа в Петербург, т. е. когда упоминаемый в нем Рутенберг находился уже в США. Донесение любопытно тем, что содержащаяся в нем информация, несмотря на то что сообщает о «врагах отечества» – палестинских евреях-сионистах, беглеце-эсере Рутенберге, о требовании создания Еврейского государства – словом, о вещах малосимпатичных для российских властей предержащих, в общем-то лишена откровенно негативных рефлексий: речь как-никак идет о еврейских формированиях, сражающихся на стороне союзников (полный текст донесения приводится в Приложении I. 3).
Нужно отдать должное достаточно умелой работе русской заграничной агентуры, честно отрабатывавшей свой хлеб. Так, например, составленный Рутенбергом текст петиции, которую он передал Э. Грею, лег на стол «его превосходительства Господина Директора Департамента Полиции» (тогда им был С.П. Белецкий), возможно, в те же самые сроки, что и адресата – английского министра иностранных дел58.
Наблюдая за Рутенбергом денно и нощно, заграничные агенты с прилежной тщательностью фиксировали в своих донесениях любые мелочи. После его возвращения в Геную из описанного выше вояжа во Францию и Англию сообщалось:
Совершенно секретно
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
Господину Директору Департамента Полиции
В дополнение к телеграмме и донесению от 22 Сентября/5 Октября с.г. за №№ 2031 и 14203 имею честь доложить Вашему Превосходительству, что Петр Рутерберг, со времени возвращения из Англии, куда он ездил с поручением подачи петиции Министру Иностранных Дел, начал серьезно заниматься делами по своей промышленности.
В настоящее время в Генуе открыта выставка морских принадлежностей, где Рутенбергом выставлен особенной системы водомет своего изобретения.
Рутенберг проживает вместе с сестрой по via Ruttini, в Генуе, причем сестра занимается хозяйством. Его посещает много итальянских инженеров, с которыми он работает, а также часто заходят и соотечественники Качаровский, супруги Кобылянские и Ривкин.
Бывшая недавно проездом в Ниццу через Геную, к больной матери, оставила у Рутенберга часть своего багажа.
Статский Советник
№ 1784
Париж
31 декабря 1914/13 Января 191559
Эти донесения позволяют представить жизнь Рутенберга в Италии в ряде существенных деталей – от источника финансовых доходов до тайных связей с Жаботинским:
Совершенно секретно
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ
Господину Директору Департамента Полиции
Имею честь доложить Вашему Превосходительству, что по полученным от агентуры сведениям, в Египте сформирован легион из евреев, выселенных Турецкими властями из Палестины.
Легионы эти обучаются под руководством английских офицеров-инстукторов военному делу и через некоторое время займутся оккупацией Палестины, которую надеются сделать автономным еврейским государством.
Во главе всего этого Палестинского движения стоит известный по делу Гапона инженер Петр Моисеевич Рутенберг, живущий постоянно в Генуе.
Несмотря на свое чистокровное еврейское происхождение, Рутенберг являлся до сих пор юдофобом; теперь же сделался ярым евреем-националистом.
За изобретенную им машину, бывшую на выставке в Генуе (донесение от 31 Декабря м<инувшего> г<ода> 13 Января с<его> г<ода> за № 1784), он получил высшую награду и продал затем свое изобретение какой-то компании за сумму около 200 тысяч франков, которые уплачивают ему по частям, и кроме того 30 % из прибылей.
Получив в счет следуемых первые 10 ООО фр<анков>, Рутенберг все их положил на дела по освобождению Палестины.
Второго платежа он еще не получал и теперь находится без денег.
Все это доказывает, что Рутенберг весь отдался национальному еврейскому делу.
В упомянутый выше сформированный еврейский легион вступил, в числе других, известный сионист еврей Жаботинский, бывший сотрудник «Русских Ведомостей».
Статский советник
№ 519
Париж
11/24 Апреля 1915 года60
…Итак, исчерпав все возможности найти поддержку своим замыслам в Италии, Рутенберг отправился в Америку.
1. Гершензон 1915: 34.
2. Ицхак Дов Беркович (1885–1967), еврейский писатель, писавший на иврите и идише; зять Шалом Алейхема и его переводчик на иврит. С 1909 г. жил в Варшаве, в 1914 г. переехал в США, откуда в 1928 г. переселился в Палестину.
3. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174.
4. Приводится по фотокопии из личного архива Ф. Лурье (Санкт-Петербург).
5. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 49.
6. Там же. Л. 31.
7. Там же. Л. 32.
8. NUL Arc. Ms Var 322/4.
9. Мать О.Н. Хоменко.
10. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 41-об.
11. Там же. Л. 43. Нежелание Рутенберга спорить с Савинковым при полном несогласии с ним походит на то, что по поводу его «ересей» писала Савинкову В.Н. Фигнер (30 июня 1907 г.):
Ваши ереси, действительно, мешают цельности моего отношения к Вам, но чтобы не плодить недоразумений, лучше не говорить об этом на бумаге (цит. по: Городницкий, Кан 1995:197).
12. Наталья Сергеевна Климова, см. о ней прим. 55 к I: 3.
13. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 45-об.
14. Там же. Л. 47.
15. Там же. Л. 74.
16. Там же. Л. 43.
17. ‘очень интересно' (итал.).
18. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 53.
19. CZA АК 80/1.
20. Позднее Рутенберг писал (статья «Два года назад <1>» в газете «Di varhayt» от 30 июля 1916 г.):
9 августа я специально приехал увидеть одного из «лидеров» Поалей-Цион, который сбежал туда из Вены. Это был мой теперешний друг Б<орохов>, измученный выпавшими на его долю страданиями, уставший и, кажется, в очень тяжелом материальном положении. Очевидно, поэтому его ответы меня не вдохновили.
О Б. Борохове и о начальной истории партии Поалей-Цион см. на русском языке: Бен-Цви 1960: 272-86.
21. В Италии Рутенберг жил со своей младшей сестрой Рахилью (Розой). Ср. в одном из посланий Д. Гольдштейну (9 февраля 1915 г.):
Вышедший у Вас инцидент с Рахиль Моисеевной мне очень неприятен. Но теперь будем считать его исчерпанным. Она кланяется Вам и Вашим (CZA АК 80/1).
22. Там же.
23. Там же.
24. В отношениях Италии с Россией накануне Первой мировой войны ощущалась напряженность, связанная с пусть и потенциально усиливающимся влиянием русских в Средиземноморском регионе и на Адриатике, см.: Nitti 1922: 82–83. Ср., однако, с более поздней, оппонирующей точкой зрения, где показано, что Россия воспринималась в это время итальянцами как «grande impotenza»: Bosworth 1983: 69–70.
25. Луиджи Луццати (1841–1927) родился в Падуе, где окончил экономическое отделение местного университета. Проявив блестящие способности в области экономической науки, он уже в 22 года занял место профессора в Миланском университете. В 28 лет ему было предложено место в итальянском правительстве – заместителя министра торговли и промышленности, а еще через несколько лет он стал членом парламента. Луццати считался одним из самых авторитетных специалистов в области экономики и финансов не только в Италии, но во всей Европе. См.: Villari 1934: 123-52.
В статье «Как устанавливаются международные связи (Русско-итальянские отношения)» Рутенберг, рассказывает о том, что в 1910 г. предложил итальянскому правительству, именно когда его возглавлял Луццати, проект заключения договора с Россией о поставке в Италию донецкого угля. Это предложение заинтересовало Луццати (по-видимому, тогда и произошло знакомство с ним Рутенберга):
Итальянское правительство заинтересовалось поданной докладной запиской. Тогдашний председатель совета министров Луццати вызвал меня в Рим для соответственных разъяснений, в результате которых управляющий казенными железными дорогами поручил мне изучить подробно вопрос о возможности ввоза донецкого угля для итальянских железных дорог, назначил конец декабря 1910 г. сроком подачи доклада (Рутенберг 1911: 308).
26. Это не исключало его внимания, в особенности после Первой мировой войны, к положению дел в Эрец-Исраэль и безусловной поддержки борьбы еврейского народа за право жить на земле предков. В сообщении о смерти Луццати в еженедельнике «Haolam», органе Всемирной сионистской организации (в то время издавался в Лондоне), говорилось:
В беседе с корреспондентом Луццати говорил несколько лет назад: «Я очень рад слышать, что положение в Эрец-Исраэль удовлетворительное, поскольку взгляд евреев вновь устремлен в землю праотцев, в которой они найдут убежище и в которой обретут полную свободу. Я горжусь тем, что недоброжелатели обвиняли меня в том, что я использовал дружбу с Клемансо и Бальфуром для моих угнетенных еврейских братьев» (Ha-olam. 1927. April 8. S. 273).
27. Среди членов батальона были Д. Бен-Гурион, И. Бен-Цви, Нехамья Рабин, отец будущего израильского премьер-министра Ицхака Рабина, и др.
28. Картины войны, увиденные во Франции в эту поездку, Рутенберг описал в статье «Два года назад», опубликованной в «Di varhayt» (1915. 30 июля).
29. CZA AK 80/1.
30. Современник так передает свои впечатления от случившейся с Ш. Раппопортом метаморфозы, которую он наблюдал (описывается конгресс французских социалистов в июле 1914 г.):
После Вальяна говорит Раппопорт. Он защищает резолюцию Кейр-Гарди и доказывает, что, если германская социал-демократия согласится примкнуть к этой резолюции, немецкий пролетариат будет в состоянии осуществить эту стачку скорее, чем пролетариат какой-либо другой страны. Многие делегаты перебивают Раппопорта, шумят, не дают ему говорить. Раппопорт – большой импрессионист. Только недавно он был гедистом. Видная роль в журнале Жюля Геда «Socialisme» принадлежала Раппопорту, этому талантливому публицисту и высокообразованному человеку, своими блестящими статьями поставлявшему гедистам оружие для борьбы с идеями Жореса. И вдруг сегодня Раппопорт защищает точку зрения своих вчерашних противников и атакует взгляды своих вчерашних друзей. Речь Раппопорта заглушается криками гедистов. Особенно волнуется Майерас. Атмфосфера сгущается. «Дайте же ему говорить», – восклицает Жорес.
Раппопорт заканчивает свою речь указанием, что только всеобщая забастовка в состоянии помешать международной бойне.
«Раппопорт, не злоупотребляйте правом, данным каждому человеку, изменять свои взгляды», – язвит кто-то вслух, когда Раппопорт сходит с трибуны (Павлович 1915: 45).
31. Эдвард Грей (1862–1933), английский политический деятель, правый либерал. В 1892–1905 гг. товарищ министра, а с 1905 г. – министр иностранных дел. Один из творцов Антанты и вдохновителей Первой мировой войны. См. его воспоминания: Grey 1925.
32. Исраэл Зангвил (1864–1926), еврейский писатель, публицист и общественный деятель. Руководствуясь принципом «лучше сионизм без Сиона, чем Сион без сионизма», поддерживал идеи террито-риализма – создания еврейской национальной автономии, где бы евреи составляли большинство независимо от географического расположения данной территории. Основал в Лондоне Еврейское территориальное общество, которое занималось проблемой расселения евреев в любой части земного шара.
4 октября 1914 г. X. Вейцман писал Зангвилу о Рутенберге:
Русский господин, который обратился к Ковену и после этого был отправлен ко мне, вызвал много работы и волнений, и я был вынужден отправиться в Лондон во вторник <29 сентября> вместо пятницы <2 октября>, как планировал <…> (Weizmann 1977-79, VII: 61).
33. CZA AK 80/1.
34. Подробнее об этом см. Mintz 1983. Несмотря на то что исследователь не знал приводимого далее письма Рутенберга Савинкову, опираясь на донесения агентов охранки, он писал о том, что Рутенберг, будучи един в двух лицах, наряду с палестино-еврейскими проблемами продолжал решать какие-то эсеровские дела.
35. Петр Владимирович Карпович (1874–1917), внебрачный сын помещика А.Я. Савельева, который, в свою очередь считался побочным сыном дочери Екатерины II. Член Боевой организации, после ухода в отставку Савинкова помощник Азефа (1907). В 1901 г. по собственной инициативе смертельно ранил министра народного просвещения Н.П. Боголепова (который вскоре умер), совершив тем самым акт возмездия за решение российских властей отдать в солдаты студентов Киевского и Петербургского университетов, принимавших участие в студенческих волнениях. За это покушение, которое дало толчок волне революционного террора, был приговорен к 20 годам каторжных работ. Будучи отправлен на поселение, бежал. Был одним из самых яростных защитников Азефа, не веря в его предательство и полагая его оклеветанным («верил в него, как в каменную стену», по словам знавшего его Л. Клейнборта (Клейборт 1927: 217)). После пережитого потрясения отошел от революционной деятельности и поселился в Лондоне. Его разочарование в партии с.-р. усилилось после Заключения судебно-следственной комиссии по делу Азефа (см.: Городницкий 1995: 234). Погиб по пути из Англии в Россию 31 марта 1917 г.: пароход «Зара», на котором он плыл, был потоплен немецкой подводной лодкой.
36. По всей вероятности, Любовь Сергеевна Гавронская, жена Б.О. Гав-ронского (?-1932), внука чаезаводчика В. Высоцкого и одного из руководителей фирмы «В. Высоцкий и Ко». Б.О. Гавронский был близок к эсеровской партии и являлся одним из жертвователей на цели террористической борьбы (см.: ВТ: 242). Гавронские в это время жили в Лондоне.
37. Подразумевается член Боевой организации Мария Алексеевна Прокофьева (1883–1913), невеста Е. Созонова (1879–1910).
С 1911 г. жила в семье Савинкова в Сан-Ремо и Ницце. Была неизлечимо больна туберкулезом. Савинков ей посвятил роман «То, чего не было» (1912).
38. Савинкова-Зильберберг.
39. См. прим. 40 к I: 2.
40. ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 76-7.
41. На неточность Вейцмана указано в: Yaari-Poleskin 1939: 89.
42. Далее в телеграмме говорилось:
Подчас наши мнения относительно тактических вопросов не совпадали, но в том, что касается стратегии, мы никогда с ним не расходились. Рутенберг проделал огромную работу по реальному строительству страны. Возможно, гораздо большую, чем кто-либо другой. Благодаря его активной энергии и инженерному таланту воды Иордана орошают многочисленные цитрусовые плантации и электричество служит стремительному развитию промышленности и сельского хозяйства. Он достоин искренней благодарности от всех тех, кто отдал свои сердца сионизму (Weizmann 1939: 3).
43. Ахад-ха-Ам (наст, имя и фамилия: Ашер Гирш Гинцберг; 1856–1927), еврейский писатель-публицист и философ.
44. Район Лондона, заселенный евреями.
45. Имеется в виду, разумеется, «Pro causa ebraica».
46. Подразумевается барон Эдмон Джеймс де Ротшильд (1845–1934), банкир, покровитель поселенческого движения в Эрец-Исраэль.
47. Речь идет об идишском еженедельнике «Di tribun», который Жаботинский в течение 1915–1916 г. издавал в Лондоне вместе с М. Гроссманом. Письмо написано на почтовой бумаге этого еженедельника.
48. подождать и посмотреть <что будет>’ (англ.).
49. Шломо (Семен Давидович) Зальцман (1872–1945), издатель, близкий друг Жаботинского с одесских времен. См. его воспоминания о Жаботинском и Рутенберге: Zaltzman 1942.
50. ИРЛИ (Пушкинский Дом). Архив З.А. Венгеровой и Н.М. Минского. Ф. 39. № 558.
51. Йосеф Аронович Фишер (1893–1966), общественный еврейский и сионистский деятель, журналист, дипломат. Родился в Одессе. После окончания историко-филологического факультета Одесского университета получил специальность журналиста. В 1922 г. был приговорен в Киеве к двухлетнему тюремному заключению за сионистскую деятельность (в приговоре суда значилось, что он является агентом Антанты). В 1923 г. переправлен во Владимир, а в 1924 выдворен из России. После прибытия в Берлин публиковался в газете А. Керенского «Дни». В июне 1924 г. поселился в Палестине, где с первых дней работал в Keren kayemet le-Israel (KKL – Национальный еврейский фонд, предназначенный для приобретения земель в Эрец-Исраэль и их заселения). В 1925 г. направлен по линии KKL на работу во Францию, где прожил в общей сложности около 25 лет. Основал и редактировал в Париже еврейскую газету «La terre retrouvee». В годы Второй мировой войны принимал активное участие в спасении евреев от нацистского истребления. В 1950 г. вернулся в Израиль. Жил в Иерусалиме, как журналист сотрудничал в печати. С 1952 г. – на службе в МИДе: в 1952–1957 гг. возглавлял израильскую дипломатическую миссию в Брюсселе. Впоследствии работал в Yad va-shem (Музее Катастрофы). Один из создателей общества Израиль-Франция (биографическая справка впервые приведена в: Кнут 1997-98, II: 234-35; см. о нем также: Пархомовский 2002: 251-58).
52. Информация Жаботинского, напечатанная в «Русских ведомостях», была почти слово в слово пересказана в русско-еврейском еженедельнике «Новый восход» (1915. № 3. 23 января. Стлб. 36-7).
53. Софья Александровна Савинкова (урожд. Ярошенко; лит. псевд.
С.А. Шевиль; 1855–1923), журналистка, писательница, мемуаристка. С 1920 г. жила в эмиграции, сначала в Варшаве, затем в Праге, в мае 1922 г. переехала в Ниццу, где скончалась.
54. Помимо русской агентуры за Савинковым велась слежка силами французской полиции. Один из эсеровских нелегалов рассказывал впоследствии забавную историю о том, как филеры однажды «зевнули» Савинкова. Его исчезновение
совпало с приездом в один из портов Франции Николая II… И это особенно беспокоило французского министра <в то время министром внутренних дел был Клемансох Савинкова искали так усердно, что в конце концов в местопребывании бывшего царя <воспоминания писались в августе 1917 г.> изловили-таки террориста… Увы… На расследовании он оказался жандармским полковником из свиты конвоя, съехавшим на берег с одного из сопровождавших Николая II миноносцев. Все это наделало много шума, и французские социалистические газеты долго травили потом Клемансо и его присных за излишек усердия в охранных делах (Либерман 1917: 2).
55. Однако несмотря на это, как пишет Колосов, русские агенты понаезжали в Италию «целыми тучами»: местное население принимало их с распростертыми объятьями, так как кормилось за их счет, как если бы они были «туристами».
Огромная часть их, – свидетельствует этот автор, – приезжала прямо из России, из столиц, имея задание непосредственно изучать персональный состав эмиграции и внешний облик эмигрантов, особенно террористов, на случай их возращения на родину (Коляри 1924:150).
56. О Гекельмане-Ландезене см.: Семенов 1911: 128-49; Агафонов 2004/1918, passim.
57. Вступление еврейских юношей в турецкую армию во время Первой мировой войны, причем из числа наиболее горячих и ревностных сионистов, объяснялось зачастую не симпатией к туркам, а тем, что они ставили целью пройти на практике воинскую науку и приобрести боевой опыт для будущих битв за Эрец-Исраэль. Так, добровольцами в турецкой армии были будущие видные участники хаганы (отрядов обороны Эрец-Исраэль) М. Шарет, Д. Хоз, И. Багарав и др.
58. В сопроводительном письме агент писал (HIA Box 18 a. Folder 2):
В дополнение к телеграмме моей от сего числа за № 203 имею честь представить при сем Вашему Превосходительству копию петиции, приготовленной Петром Рутенбергом для подачи Великобританскому Министру Иностранных Дел Сэру Едварду Грею.
Статский Советник № 1411
Бордо
22 Сентября/5 Октября 1914
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ Господину Директору Департамента Полиции
59. ЯМ Box 18 a. Folder 2.
60. Там же.
Глава 5
Как рутенберг «предал» Жаботинского
Рутенберг и Жаботинский расстались, Рутенберг отбыл в Соединенные Штаты. С тех пор он более ни разу не упоминается в воспоминаниях Жаботинского. Это молчание со стороны Жаботинского – чистое благородство.
Ибо в США Рутенберг предал своего единомышленника. Причем отнюдь не в связи в изменившимися взглядами. Его позиция осталась прежней. Он просто не нашел в себе силы активно противостоять негативному отношению американского еврейства к идее еврейского участия в войне.
Ш. Кац. Одинокий волк1
В США Рутенберг приплыл вместе с сестрой Рахилью в конце июня – начале июля 1915 г. Они поселились в Нью-Йорке по адресу: 279 East Broadway. Рахиль поступила в Колумбийский университет и училась там в течение двух лет. Среди тех, кто входил в круг общения брата и сестры, был упоминавшийся в одной из предыдущих глав Осип Дымов, бросивший в Нью-Йорке якорь почти на два года раньше них, в конце сентября – начале октября 1913 г. (ср. его письмо из Лондона, адресованное в Россию критику A.A. Измайлову и датированное 15 сентября 1913 г., в котором он пишет, что через 2–3 дня уезжает на зиму в Нью-Йорк2).
Одними из первых, кому Рутенберг написал из Америки (17 июля 1915 г.), были супруги Савинковы – Евгения Ивановна и Борис Викторович. Каждому из них он писал отдельно. В почтовой карточке последнему говорилось:
Дорогой Борис.
Буду рад узнать, как ты живешь? Пробуду здесь еще месяца два.
Начинаются проявляться довольно важные результаты годовой работы3.
В Нью-Йорке Рутенберг близко сошелся с Хаимом Житловским, поддержавшим боевую программу активизма, того проповедуемого Рутенбергом, Жаботинским и их единомышленниками нового направления в сионизме, которое было связано с идеей строительства «еврейского национального дома» в Палестине, включая как один из возможных, а на тот момент самый эффективный – военный путь. Позднее, в 20-30-е гг., когда Житловский «обольшевизировался», многие вчерашние его друзья и сторонники публично порвали с ним отношения, в частности «бабушка русской революции» Брешко-Брешковская (см. об этом: Шуб 1971: 199–202). У нас нет достаточных данных, чтобы проследить отношения Рутенберга и Житловского в более позднюю эпоху (учитывая рутенберговские посещения Америки и их возможные встречи там), но за политическим творчеством своего друга и наставника Рутенберг по-прежнему продолжал следить. Об этом свидетельствует беглая запись в его дневнике (16 июня 1929 г.), из которой следует, что он прочитал статью Житловского о социал-демократических и анархистских идеях в социал-революционном движении, напечатанную в апрельском за 1929 г. номере идишского журнала «Fraye schriftn» (журнал редактировался и издавался жившим в 20-е – первой половине 30-х гг. в Берлине И. Штейнбергом и выходил сначала в Вильно, а потом в Варшаве).
Следует сказать (о чем у нас еще будет идти речь), что во второй половине 30-х гг. сам Рутенберг пережил приступ «большевистской» болезни. Однако в ту пору, когда он встретился и познакомился с Житловским, ни о какой симпатии к большевикам, разумеется, речь еще не шла, а все усилия сосредоточились на решении «еврейского вопроса» в мировом масштабе.
Они оба, Житловский и Рутенберг, вошли в возникшее в июле 1915 г. Бюро национально-социалистической пропаганды, главной целью которого была организация Американского еврейского конгресса (в дальнейшем – АЕКон). Эта деятельность, состоявшая из поездок по Америке и выступлений с разъяснением задач и целей будущего АЕКон4, снискала – с явным намеком на их эсеровское прошлое – небезъехидное прозвище «летучий отряд» (цит. по: Френкель 2008: 652) (помимо них в Бюро вошли также Б. Борохов, И. Чериковер, Д. Бен-Гурион, И. Бен-Цви и др.)5.
Хотя дебаты об АЕКон велись еще до приезда Рутенберга в США, начало целенаправленной деятельности по его организации («конгресс-движение») было положено, как он считал, вместе с возникновением Бюро национально-социалистической пропаганды.
Конгресс-движение фактически основано бюро национально-социалистической пропаганды, которое возникло прошлым летом в Нью-Йорке, – писал Рутенберг в статье «Еврейский конгресс и конгресс-движение» (Di varhayt. 1916.14 июля)б.
Уже в августе начал выходить еженедельник «Der yidisher kongres» (первый номер увидел свет 6 августа), материалы Рутенберга появлялись в нем систематически. Здесь также печатались Б. Борохов, Д. Бен-Гурион, И. Бен-Цви, Ш. Левин7, Б. Цукерман и др.
5 августа 1915 г. в нью-йоркском Купер-юнион прошел крупный митинг, собранный Бюро национально-социалистической пропаганды, на котором среди прочих (X. Житловский, И. Гур-вич, Б. Цукерман, Н. Сыркин) выступил Рутенберг (Френкель 2008: 655-56).
13 августа, отчитываясь об этом митинге, «Der yidisher kongres» писала:
Первый большой массовый митинг Бюро национально-социалистической пропаганды, который состоялся в четверг, 5 августа, в Купер-юнион, явился выражением поддержки конгресса и торжественной встречей Пинхаса Рутенберга. Это действительно было историческое событие и полностью отражало настроения и чувства, которыми живет сейчас еврейский Нью-Йорк. Не так часто в этом историческом месте для собраний звучат такие пламенные и ясные речи. Не так много видели здесь проявлений такого высокого вдохновения, такого мощного выражения горячего еврейского национализма.
А тот момент, когда председатель д-р Житловский закончил читать вечерние резолюции и присутствующие встали со своих мест и бурно их приветствовали, был необыкновенно впечатляющим и волнующим. Трудно отыскать нечто подобное в истории массовых еврейских митингов.
Еще задолго до открытия митинга большой холл был переполнен более чем трехтысячной толпой. Сотни людей, пришедших чуть позже, вынуждены были уйти из-за отсутствия места.
Публика почти исключительно состояла из рабочих и работниц, что наглядно говорит о том, насколько пролетариат вдохновлен еврейскими социалистами и представителями «юнионов», насколько они за Еврейский конгресс.
Без четверти девять д-р Житловский, встреченный бурными и продолжительными аплодисментами, открыл собрание и удивительно ясно, отчетливо и понятно описал карьеру Пинхаса Рутенберга и рассказал о целях и задачах Бюро национально-социалистической пропаганды.
Митинг единогласно принял следующую резолюцию:
– принимая во внимание положение евреев вообще и его трагическое обострение в теперешний момент в частности, призываем объединиться и напрячь все силы еврейского народа для нашего освобождения и возрождения;
– мы также поясняем, что это необходимо для созыва Еврейского конгресса в Америке на демократической основе. Долг всех рабочих включиться в движение за Еврейский конгресс;
– мы поясняем, что работа конгресса должна быть сконцентрирована вокруг двух самых насущных вопросов:
а) борьба за полные политические, гражданские и национальные права для евреев всех стран,
б) борьба за суверенный, политически гарантированный дом в Эрец-Исраэль.
Это должно стать платформой Еврейского конгресса.
Последним на митинге выступал Рутенберг. По сообщению той же газеты, его появление на трибуне было встречено ликующими овациями:
Когда в завершение митинга был представлен Рутенберг как гость и как последний оратор вечера, его встретили бурными аплодисментами, вся публика встала, многие махали кепками и платочками.
Он сказал, что не боится руководителей еврейских социалистов. Он с ними немного знаком. Он думает, что они еще слепы, но они скоро прозреют, когда еврейские массы заставят их это сделать, а может, еще раньше.
«Мы, евреи, сами создали социализм, но мы его сами же отравили своим космополитизмом. Все европейские учителя социализма, такие, как Гед, Плеханов, Кропоткин и Вандервельде, стали патриотами. Остались со своим космополитизмом только еврейские социалисты, изгнанные из России и др. стран. Руководители еврейских социалистов достаточно хорошие руководители, но не только для экономической борьбы они нужны. Еврейские массы должны смотреть за тем, чтобы эти руководители вели их сейчас по путям, по которым массы хотят идти».
Собственно в том и заключалась основная цель приезда Рутенберга в США – широкая агитация за программу обретения политической самостоятельности евреев в Палестине, используя «выгодные» условия войны народов за передел мира. Естественно, что программа эта у многих еврейских организаций не только не вызывала восторга, но даже элементарного сочувствия и согласия: ей противостояли традиционное представление о необходимости улучшения условий существования евреев в странах рассеяния и твердая уверенность в сохранении нейтралитета в этой войне. Ряд авторов не находил в позиции «активистов» ничего принципиального нового, полагая, что они лишь стремятся заменить одну форму политического правления – турецкого – на другую – английского, фактически не меняя ничего в традиционном понимании сионизма. Так, Вл. Косовский в статье «Еврейский "активизм”», напечатанной в «Информационном листке заграничной организации Бунда», резко критикуя Житловского, писал, что
он в своих статьях, посвященных обоснованию «национального идеала» в американских газетах «Der Tog» и «Der Idisher Kongres», не приводит ни одного довода, который не был бы уже раньше высказан сионистами. Тем не менее он настаивает на оригинальности своей сионистической философии и старается уверить читателя, что только с возникновением «активизма» сионизм стал тем, чем он должен был быть, и что прежний сионизм, как он формулирован в Базельской программе, – «не настоящий». Но никакими софизмами нельзя устранить того факта, что неосионизм Житловского похож как две капли воды на старый сионизм Усышкина с той несущественной разницей, что у Житловского моген-довид перекрашен под цвета четверного согласия и что вместо термина «правоохранное убежище» он употребляет термин «еврейский дом».
Разбирать с принципиальной стороны «активизм» значило бы повторить все, что давно уже сказано против сионизма в литературе Бунда, так как отличаются они друг от друга только тактическими приемами (Косовский 1915: 12)8.
В Америке под псевдонимом Бен-Ами («сын моего народа», «соплеменник»), Рутенберг издал уже не раз упоминавшуюся выше брошюру «Национальное возрождение еврейского народа», в которой изложил произошедший с ним духовный перелом. Брошюра была написана в подлиннике по-русски, перевод на идиш осуществил В. Ривкин. Завершил он ее еще в Италии, перед самым отъездом в США – на последней странице рукописи значилось: «12 июня 1915 г., Генуя» (Novomeiskii 1962: 11). По выходе из печати9 брошюра встретила разные отклики – в том числе далеко не восторженные. Тот же Вл. Косовский подвергал в названной статье плод пера новоиспеченного еврейского деятеля резкой критике. По его словам, Рутенберг в «Национальном возрождении еврейского народа»
пытается доказать, что в основе антисемитизма лежит расовая антипатия к еврейству, что в демократизованной России, в российской республике антисемтизм достигнет своего расцвета. Русские либералы, радикалы и даже социалисты, которым, мол, именно мы, евреи, привили «космополизм», сделаются тогда еще более сознательными патриотами своего отечества, своей культуры и своей истории и потому более ярыми антисемитами.
Мало того, Рутенберг выставляет против евреев те самые обвинения, которые мы привыкли слышать от заправских антисемитов: евреи оказывают на народы, среди которых они живут, «патологическое», в социальном отношении опасное влияние, в частности в России русская культура испытывает на себе большое и не всегда здоровое влияние еврейства.
Вообще Рутенберг не стесняется аргументами и черпает их, не разбирая источников, лишь бы доказать, что евреи заживут «нормальной» жизнью только в Палестине (Косовский 1915: 12).
Выше уже шла речь о том, что, только оказавшись политэмигрантом, Рутенберг впервые задумался над тем, почему еврейский народ страдает так глубоко и так незаслуженно и почему он сам, вроде бы образованный и культурный человек, должен стыдиться своего происхождения и скрывать его всеми правдами и неправдами от неевреев? И отчего так поступают многие, без всякого сомнения, достойные люди (Ben-Ami 1915: 16)? Ведь заслуги евреев перед человеческой цивилизацией так многочисленны и так разительны (к ним автор брошюры относит единобожие, христианство, капитализм, социалистический интернационал др., там же: 18-9), что евреи, казалось бы, заслужили в семье народов иную участь.
Прогноз Рутенберга о тотальном российском антисемитизме весьма неутешителен: по его мнению, нелюбовь к евреям останется даже тогда, когда Россия станет свободной и они получат равноправие. Антисемитизм либералов, считал он, не только не убавится, но, наоборот, усилится, поскольку вырастет мера их патриотизма и гордости за свою культуру и историю. В результате, приходил к выводу Рутенберг, евреям приходится выбирать – или быть поголовно истребленными и пасть жертвой ненависти других народов, или создать для себя самостоятельное национальное государство, для чего нужно собраться в Палестине (там же: 20-3).
Мысли о расцвете антисемитизма в России даже при самом благоприятном развитии событий – революции и установлении демократического режима – парадоксальным образом сочетались в брошюре с горячим признанием автора в любви к этой стране.
Я люблю Россию, землю, где я родился, – писал Рутенберг вслед за пессимистическим прогнозом о росте антиеврейских настроений. – Люблю как за те малые радости, так и за те многочисленные страдания, что испытал в ней. За все то, что она дала мне, за все, что вдохнула в меня. Я связан с ней всеми фибрами своей души. Она моя, и никто не способен вырвать из моего сердца это чувство. Я знаю, что огромное большинство евреев мыслят и чувствует, как я. Как я, они любят свою родину, несмотря на то, что она им не родная мать, а суровая мачеха.
Но нет родины другой (там же: 23).
Это были не пустые слова. Патриотизм Рутенберга носил деятельный характер. Приехавший в США по вопросу о русских военнопленных K.M. Оберучев10 нашел в нем отзывчивого и надежного помощника. Впоследствии Оберучев вспоминал:
Имя Рутенберга мне знакомо давно как имя партийного работника, но только в Нью-Йорке, куда я неожиданно для самого себя отправился в половине 1916 года, я встретился с ним. Он тоже случайно там оказался.
Он горячо откликнулся на мой призыв прийти на помощь нашим обездоленным военнопленным и пробудить интерес к их доле среди огромной еврейской колонии в Соединенных Штатах, с которой у него были прочные связи (Оберучев 1930: 433).
После того как разразилась война, рассказывал Рутенберг в своей брошюре, первой мыслью было броситься в Россию и защищать ее с оружием в руках. Но позднее, и в особенности под воздействием начавших приходить официальных новостей и слухов о массовом выселении евреев из прифронтовой полосы, облавах в крупных городах, об отношении к евреям как «внутреннему врагу» и предателям, сознание того, что правительственная политика национального угнетения и бесправия осталась неизменной, преодолело в нем первый эмоциальный порыв. Вопреки реальным фактам, едва ли не весь еврейский народ был объявлен «пятой колонной», в то время как, пишет Рутенберг, немецкими шпионами были люди из русской аристократической среды, занимавшие высокие должности, например, полковник Генерального штаба Мясоедов (там же: 26-7)11.
Рутенберга не мог оставить равнодушным тот факт, что в то время как полмиллиона еврейских солдат в составе русской армии гибли на полях войны, еврейских девушек не подпускали к службе в учреждениях Красного Креста, а евреев, бежавших из неприятельских стран или из мест военных действий и остановившихся у своих знакомых или родственников, подозревали в шпионаже и немедленно выселяли, и это распространялось даже на раненых солдат «Моисеева вероисповедания». Автор брошюры выражал надежду, что война поможет России сбросить гнет подлинного внутреннего врага – «вырожденного, бездарного и преступного самодержавия».
«Внимая ужасам войны», Рутенберг писал, что русские войска глумились над мирными еврейскими жителями Галиции, громили и вешали их без разбора. Евреи превратились в главную жертву военной бойни. Русский генерал Ренненкампф, которого Рутенберг иронически называет «истинным русским», намекая на его немецкое происхождение, подойдя к границам Пруссии, устроил там такие зверские еврейские погромы, каких не припомнит история (там же: 26)12.
Позднее, в статье «Два года назад <3>» (Di varhayt. 1916. 20 августа), Рутенберг вновь припомнит погромщика-генерала:
Генерал Ренненкампф провел в 1905 «блестящую» штрафную экспедицию в Сибирь, против безоружных невинных людей. Он по спискам, составленным случайными шпионами, производил на каждой станции массовые аресты людей и в спешке, между станциями, сидя в своем поезде класса «люкс», «судил» их, а затем вешал. Но в войне с дисциплинированной армией, руководимой образованными генералами, такой обскурант в военном деле органически ничего не может сделать. Реками крови заплатит русский народ за его теперешние «победы».
В брошюре о национальном возрождении Рутенберг призывал евреев к объединению, к созданию общееврейского национального комитета, который сумел бы подняться над различными частными и локальными проблемами и заговорить об общей беде еврейского народа в целом. В этом своем призыве он выступал едва ли не «собирателем» воедино разбросанного по всей земле племени Израилева.
6 февраля 1916 г. в Департамент полиции поступил обзор этой брошюры, где автор назван «еврейским литератором»13. Автор обзора был прекрасно осведомлен о том, кто скрывается за псевдонимом, стоящим на обложке «Национального возрождения»: имя Рутенберга открыто в донесении названо. В этом любопытном документе, в частности, говорилось:
<…> сочинение Пинхуса Рутенберга представляет собою смесь разных – большею частью никакой связи между собою не имеющих и один с другим неклеящихся – афоризмов обо всем, так сказать, «современном и модно-политическом», помещенных автором в своей брошюре очевидно не столько для «национального возрождения еврейского народа», сколько для выставления своего собственного «я», стремясь блеснуть перед читателем-невеждой (чтением жаргонных сочинений, как известно, занимаются лишь те евреи, которые никакого другого языка не понимают) и поразить его своими «всезнанием», миросозерцанием, мечтательностью и любовью к еврейской нации.
С приведенным суждением сыщика нет никакой возможности согласиться. Рутенберг был менее всего озабочен «выставлением своего собственного “я”» на всеообщее обозрение и желанием кого-либо поразить «своим "всезнанием”». В брошюре, построенной вовсе не как свод афоризмов, а как история духовного преображения ее автора и его восхождения к основным элементарным постулатам национальной философии, нашел выражение главный вывод, с которым Рутенберг носился все это время: еврейский народ, если он хочет действительного решения своей участи, должен объединиться под знаменем двух основных требований, поставленных перед мировым сообществом, – достижения равных прав со всеми остальными народами в странах рассеяния и возвращения «национального дома» в Эрец-Исраэль.
Идея созыва АЕКон, имевшая среди евреев как своих горячих сторонников, так и не менее упорных противников, всесторонне изучена в книге известного израильского историка профессора И. Френкеля «Пророчество и политика: Социализм, национализм и русское еврейство, 1862–1917), вышедшей в 2008 г. в русском переводе с английского оригинала: «Prophecy and Politics» (1984), см.: Френкель 2008/1984: 645-88. Исследователь многократно подчеркивает важную организаторскую роль Рутенберга в созыве АЕКон. В то же время его деятельность в качестве плодовитого публициста, автора большого количества статей в американо-идишской прессе 1915–1917 гг., остается до нынеше-го времени фактически не рассмотренной и недооцененной, а сами эти статьи не введенными ни в контекст биографии Рутенберга, ни в широкий исторический оборот. Собранные воедино (в Приложении мы даем далеко не весь корпус рутенберговских текстов, написанных и опубликованных в американо-идишской печати, а только самые характерные из них – наиболее полемические и актуальные), они представляют собой интересную и важную страницу еврейской истории и личного вклада в нее вчерашнего российского революционера-космополита.
Ш. Кац, пишущий в книге о Жаботинском о том, что в Америке Рутенберг «предал своего единомышленника» (эти слова вынесены в эпиграф настоящей главы), связывает это «предательство» с дружбой Рутенберга с лейбористами. Факт несомненный – в США Рутенберг плотно примкнул к социалистическому крылу сионистского движения, к изгнанным из Палестины турками и прибывшим туда Бен-Гуриону и Бен-Цви. Нельзя также оспорить главного мотива их деятельности – склонить американских поалей-ционистов к тому, что выступление евреев на стороне Британии преждевременно и обернется многими бедами для евреев, жителей Палестины14. Ш. Кац пишет:
Враждебное отношение к идее легиона было характерным для большинства в существовавшей лейбористской сионистской организации «Поалей-Цион», состоявшей в основном из российских иммигрантов (многие были и против вступления в войну Америки). <…>
Рутенберг был, по всей видимости, настолько ошеломлен этим фронтом оппозиции, что впал в бездействие. В 1917 году он вернулся в Россию и стал членом революционного правительства Керенского; впоследствии он прибыл в Палестину и внес свой блестящий вклад в дело ее электрификации. В течение еще двух лет – пока Жаботинский не добился успеха в Англии – организованной деятельности за Еврейский легион в Штатах не было (Кац 2000,1: 121).
Утверждение это, по крайней мере в изложенной редакции, и в особенности слова о «бездействии Рутенберга», представляются совершенно не соответствующим действительности. В истинном свете «американскую» деятельность Рутенберга мешает рассмотреть изначально устанавливаемая биографом Жаботинского однобокость подхода: «ничего не сделал для организации Еврейского легиона». Чтобы ее избежать, следует по крайней мере выйти за пределы одного только «легионерского» измерения цели рутенберговского вояжа в Новый Свет. И тогда откроется многое из того, что по незнанию или в силу доминирующей тенденции недоговаривает автор монументального жизнеописания Жаботинского.
Следование фактам в их полном объеме показывает, что Рутенберг и в Америке продолжал отстаивать еврейские национальные приоритеты и бороться с психологией «непротивления» злу и одним из ее наиболее губительных последствий – идеологией пассивного выжидания. Его не нужно было убеждать в том, что эта идеология рождает у других народов отталкивающее чувство к пресловутой еврейской слабости, анемичности, нерешительности и хитроватым уловкам. В статье «Чего ждут?» он писал (Der yidisher kongres. 1915. 5 ноября):
Как можно уважать народ, который позволяет безнаказанно, без какого-либо сопротивления себя преследовать, гнать, грабить, затравливать. Чьих женщин можно позорить на глазах у их собственных мужей. Народ, которому можно устраивать погромы, топтать его, как насекомых. А сейчас, когда мир залит реками героической крови, когда мир разделился на два лагеря, идущих стенка на стенку и сражающихся не на жизнь, а на смерть – кто хочет и может психологически считаться с народом, который так беспомощен, так дезорганизован, как мы, даже в такое страшное время? Считаться с народом, который желает ныне воевать на бумаге, завоевывать свою свободу демонстрациями, мольбами о жалости – через заднюю дверь? Кто желает и кто может прислушаться к нашим протестам, к нашему писку о гуманной справедливости?
Однако факт сближения Рутенберга с Поалей-Циону во многом тормозившим движение «активизма», остается фактом. Причем не привыкший быть на вторых ролях Рутенберг и здесь выдвигается на передний план. Касаясь его приезда в США и оживления деятельности этой организации, И. Френкель пишет:
Летом 1915 г. усилился также блок «Поалей Цион» и территори-алистов. В частности, значительную роль сыграл в этом приезд из Европы (в июне) Пинхаса Рутенберга. Ветеран партии эсеров, участвовавший в 1906 г. в казни священника-провокатора Гапона и совсем недавно ставший сионистом, активный сторонник создания Еврейского легиона для участия в войне на стороне Антанты, Рутенберг идеальным образом подходил для того, чтобы пробудить максимальный общественный интерес в Нижнем Ист-Сайде, да, собственно, и во всем мире русско-еврейских иммигрантов (Френкель 2008/1984: 652).
На заметную роль Рутенберга в среде сионистов-социалис-тов указывает и другой автор:
Видную роль в американском сионизме играли будущие строители государства Израиль Бен-Гурион, Исаак Бен-Цви, Петр Рутенберг, связанные с социалистическим крылом сионистского движения (Троцкий 1968: 403).
Рутенберг присутствовал на заседании, устроенном американскими сионистами в честь приезда Бен-Гуриона и Бен-Цви в США. Спустя много лет в очерке, написанном в связи с 60-летием Рутенберга, Бен-Цви вспоминал об этом памятном заседании, где они и познакомились:
Рутенберга во время заседания мы не видели. Иврит он тогда не понимал, но сидел в углу и терпеливо слушал до конца15. Когда все закончилось, этот высокий и широкоплечий молодой человек16 направился к нам и, протянув руку для приветствия, сказал по-русски: «Я – Рутенберг. Приглашаю вас завтра к себе».
Это было первое знакомство. Назавтра мы, изгнанники Эрец-Исраэль, и он, российский беженец, были друзьями (Ben-Zvi 1939: 5).
Читать бесплатно другие книги:
