Грязь, пот и слезы Гриллс Беар

Глава 48

В следующие выходные испытания проходили в особенно тяжелом районе Уэльских гор – отдаленном, необитаемом, где было еще больше болот с кочками, поросшими пучками высокой травы, которая, словно путы, охватывала щиколотки и страшно мешала идти.

Среди рекрутов она была известна под выразительным названием «Чертова дыра».

Первый марш начался для меня неудачно. Я не смог выдержать темп и вскоре стал отставать. Почему у меня это часто происходило в самом начале? Может, я слишком нервничал?

Приближаясь к первому кемперу[9], я злился на себя за то, что не могу идти быстрее.

К тому же я дважды заблудился на этой громадной заболоченной территории, и мне пришлось потратить драгоценное время на то, чтобы добраться до какого-нибудь места повыше и сориентироваться.

Видно, просто это был не мой день. Я не понимал, почему я такой уставший и раздраженный, когда мне следует быть энергичным и спокойным. Меня охватила растерянность, я не знал, как прекратить это отставание, и с каждой минутой все больше выбивался из графика.

У второго кемпера я выбрал неверное направление, и это опять стоило мне времени – времени, которое мне и так нельзя было терять.

Ошибка состояла в том, что я выбрал дорогу в обход горы, а не через нее. Такое решение я принял в минуту слабости, потому что слишком устал и надеялся сэкономить силы, – и оно оказалось катастрофическим.

В любом случае круговая дорога, хоть и проходила по более ровному месту, была более длинной и утомила меня еще больше. Осторожность не всегда идет на пользу. Порой лучше просто идти приступом на эти горы.

Когда я добрался до следующей контрольной точки, офицер заставил меня долго отжиматься на вязкой почве, не снимая рюкзака, в наказание за то, что последние триста ярдов я шел по тропе, а не по болоту.

Неожиданное наказание задержало меня на целых пятнадцать минут, так что теперь я уже намного отставал от графика.

Наконец он меня отпустил, но велел перейти вброд глубокий, по пояс, ручей с очень быстрым течением, запретив воспользоваться мостками. Он сделал это нарочно, чтобы я разозлился.

Теперь с меня буквально текла вода, и я едва стоял на ногах. Кое-как я преодолел около сотни ярдов, чтобы скрыться из вида, а потом рухнул на землю. Я хотел немного отдохнуть и прийти в себя. Меня трясло как в лихорадке.

Но офицер следил за мной и приказал мне вернуться:

– Что, парень, хочешь сойти с дистанции?

Он не угрожал мне, просто говорил честно и откровенно. Он же видел, что я совсем раскис.

– Нет, сэр.

И я, пошатываясь, повернулся и побрел дальше.

– Тогда давай вкалывай, наверстывай время!

Мне ужасно хотелось, чтобы решение выйти из игры за меня принял кто-то другой. Я почти надеялся, что он снова окликнет меня и снимет с дистанции. Но он этого не сделал. Решение уйти должен принять ты сам.

Но что-то заставляло меня не останавливаться, идти дальше.

Я понимал, что отказ от борьбы не дает ничего хорошего, что после окончания тяжелой работы будет много времени для отдыха. Но все это легче сказать, чем сделать, когда ты весь разбит и шатаешься на ходу.

Следующий подъем по болотистому, утыканному кочками бесконечному склону горы я никогда не забуду. Я был совершенно измотан. Кое-как мне удавалось сделать пару шагов, а потом я падал на колени под тяжестью рюкзака. У меня началось головокружение и сильная слабость, как во время тяжелой болезни, когда ты пытаешься встать с постели.

Я то и дело спотыкался и падал.

На вершине мне стало легче, правда, совсем немного. Я отчаянно подстегивал себя, стараясь наверстать время.

Наконец я увидел наши грузовики, стоявшие на площадке около моста у подножия горы.

Я бегом спустился к мосту и отметился на контрольном пункте.

Увидев остальных рекрутов, собравшихся в кружок под деревьями недалеко от входа на мост, я понял, что опоздал.

Над индивидуальными спиртовками поднимались дымки, рекруты готовили себе сладкий чай. Я представлял себе, как ребята молча возятся под своим навесом, стараются восполнить недостаток воды в организме и разобрать снаряжение перед ночным маршем.

Офицеры ничего не сказали, просто отправили меня к остальным ждать дальнейших приказаний.

Когда наступили сумерки, нас выстроили в шеренгу.

И снова объявили:

– Итак, следующие рекруты отстраняются от участия в ночном марше. Они не прошли сегодняшний экзамен.

Я стоял и ждал. Были названы четыре фамилии. Затем офицер взглянул на меня – холодно, бесстрастно.

– И Гриллс.

Глава 49

После меня было объявлено еще несколько фамилий, но я уже ничего не слышал.

Я проиграл, потому что не уложился в норматив. Не сказав ни слова в утешение, офицеры велели отчисленным идти в лес и дожидаться рассвета.

В жизни я не испытывал столь глубокого и безысходного отчаяния. Все, ради чего я работал, пошло прахом. Просто пропало. Весь этот пот, труд и страдания – все черту под хвост. Крах. Неудача. Катастрофа.

В сумерках я сидел на своем вещмешке рядом с остальными неудачниками и не мог удержать слез: они так и катились по щекам. Мне было все равно, что меня видят плачущим.

Никогда я не работал так упорно, никогда я так не выкладывался, и все напрасно! Сквозь слезы я видел вдали, на горизонте, силуэты Тракера и немногих оставшихся ребят, отправившихся в ночной марш.

Перед этим Тракер сочувственно обнял меня за плечи. Он сильно расстроился из-за меня, но что он мог сказать или сделать!

В ту ночь я лежал в лесу, и на душе у меня было тяжело и одиноко. Я залез под свой навес, прячась от сильного дождя. Но больше всего мне хотелось быть там – под этим дождем, в горах, – и упорно идти к своей цели. Выдержать испытания. Не оказаться среди тех, кто проиграл.

Никогда не думал, что, хотя тебе тепло и сухо, можно чувствовать себя таким несчастным и подавленным. Большую часть жизни я жил без каких-либо забот. Мне никогда не приходилось добиваться хлеба или крова тяжелым трудом. Я рос с добрыми, любящими родителями, никогда не голодал, всегда был в тепле и не ощущал недостатка в одежде.

Однако мне было как-то неловко пользоваться всеми этими благами, меня терзало чувство неосознанной вины. Мне хотелось работать, усердно и серьезно, хотелось доказать, что я достоин всех благ, что у меня есть.

Если бы у меня был волевой характер и стойкость! Но мой провал служил ярким доказательством, что у меня не было ни того ни другого. И сознавать это было тяжело и очень больно.

Следующие несколько недель проходили в ужасных страданиях.

До сих пор я понятия не имел, что такое душевные муки.

Я страшно переживал, что сам себя предал, что четыре месяца упорного и тяжелого труда пошли впустую, коту под хвост!

Короче, я пребывал в глубокой депрессии, чувствовал себя жалким ничтожеством.

Единственный просвет в этом унынии забрезжил, когда мой батальон предложил мне сделать еще одну попытку, если у меня есть желание.

Это означало проделать все снова, с самого начала. При одной этой мысли меня охватил настоящий ужас.

С другой стороны… в САС не принято давать кандидатам повторной попытки, если в них не видят необходимых волевых качеств, серьезного отношения к делу и не считают их способными пройти отбор! Во всяком случае, это уже был проблеск надежды.

В данный момент моим злейшим врагом был я сам. Неуверенность в себе способна отнять у тебя возможность видеть выход из безнадежного положения. Я постарался объективно оценить ситуацию – мне не удалось пройти отбор только на третьем этапе учений, – есть ли у меня шансы пройти его со второй попытки?

Родственники говорили, что, наверное, все это не для меня, что я и так извлек богатый опыт, решив попробовать себя во время отбора. От их утешений мне становилось только хуже.

Однако, несмотря ни на что, внутренний голос убеждал, что мне это по силам. Голос был слабым, но подавал мне надежду. А порой человеку только и нужно, что лучик надежды.

Глава 50

Зачастую нам мешает добиться успеха представление о своих ограниченных возможностях, которое мы сами же себе внушили.

Если мы постоянно твердим себе, что не обладаем нужными качествами или способностями для того или иного дела, то со временем неизбежно привыкнем считать себя таковыми.

Но я знал, что сумею выдержать все трудности и пройти отбор, если только заменю сомнения в себе надеждой, страх – мужеством и жалость к себе – гордостью за себя.

А этого можно было добиться лишь усердным и тяжелым трудом, еще более напряженными тренировками. И помогать мне в этом, подстегивать меня будет стремление к цели. Ведь я осознал это уже много лет назад.

Эд Эмис, один из моих давних и близких друзей, высказался очень просто: «Божьи создания рождаются, умирают, а потом воскресают».

Я родился и увлекся мыслью пройти отбор; я умер у того злосчастного моста в горах Уэльса – теперь, по логике, пришло время воскреснуть.

Я твердо верю в то, что чудеса действительно возможны. Поэтому я решил попытаться еще раз.

Только на этот раз я буду один, без Тракера.

Я не ожидал поддержки от моей семьи и друзей, особенно от мамы, которая видела, сколько сил мне стоили эти четыре месяца. Но это был мой последний шанс, и я решительно настроился непременно пройти отбор. И я понимал, что за меня этого никто не сделает.

Примерно через две недели после моего провала я выслушал записанное на автоответчик сообщение вконец расстроенного Тракера. Он потерпел неудачу на последнем этапе марша. Несколько часов он блуждал в темноте, безнадежно отстав от графика, и, наконец, его подобрал в свой «лендровер» офицер, который разыскивал заблудившихся рекрутов.

Тракер был невероятно измучен и подавлен. В ближайшие несколько недель он пережил такие же душевные страдания, как и я, и, подобно мне, был приглашен сделать вторую попытку. Мы были единственными двумя ребятами, которым снова предложили пройти отбор.

Мы с огромным рвением приступили к серьезным тренировкам, на этот раз решив во что бы то ни стало добиться успеха. Мы даже арендовали старый деревенский коттедж в шести милях от Бристоля. И стали тренироваться, как Рокки Бальбоа.

Вскоре должны были начаться занятия на очередном курсе отбора (каждый год объявлялся набор на два курса). И снова, как в День сурка, мы с товарищем оказались в памятном нам старом и пыльном спортивном зале в казармах, и снова нас гоняли офицеры.

Мы вошли в состав новой группы кандидатов. В конце курсов их останется жалкая горстка – мы уже видели, как это происходит.

Но на этот раз мы были уже «стариками». И это очень помогало, придавало нам сил и уверенности. Теперь мы знали, что нас ожидает; тайна, всегда сопровождающая неизвестность, исчезла, оставалось только заработать приз.

На этот раз мы попали на зимние курсы отбора, а в условиях высокогорья они всегда намного труднее. Но я старался об этом не думать. Вместо изнурительной жары и полчищ мошкары теперь нашими врагами должны были стать холодные дожди вперемежку со снегом, ураганные ветры и короткий световой день.

По сравнению с этим летний отбор вспоминался нам с Тракером как нечто благодатное! Удивительно, как быстро человек привыкает к трудностям, и то, что когда-то приводило в ужас, потом кажется простым и легким.

Офицеры часто говорили нам:

– Когда идет дождь, тренировок нет.

(Недавно я услышал, как наш средний сын, Мармадьюк, говорил это своему другу. Тот жаловался, что не может выйти погулять из-за дождя. Четырехлетний Мармадьюк серьезно объяснил ему, что в дождь не гуляют. Здорово!)

В течение нескольких первых недель мы с Тракером постоянно были в числе первых.

Мы были тренированнее, сильнее и увереннее, чем многие из новых рекрутов. Правда, зимняя погода и нам не позволяла расслабиться.

Нам все время приходилось бороться с ветром: однажды на высоком гребне он разыгрался с такой силой, что на моих глазах сбил с ног целую цепочку солдат, включая и инструктора.

Во время первого ночного марша одного рекрута отчислили из-за переохлаждения организма. Как и все остальные, он промок и замерз, из-за ветра и белой мглы[10] утратил волю к сопротивлению и своевременно не принял меры против замерзания.

Он забыл золотое правило холода, которое все время твердили нам офицеры:

– Не позволяйте себе замерзнуть. Немедленно принимайте срочные меры, пока у вас не притуплены чувства и вы еще способны двигаться. Наденьте дополнительную одежду, закутайтесь в одеяло, сделайте себе укрытие, ускорьте шаг – делайте все, что сможете, но только делайте, не сдавайтесь!

Вместо этого тот парень просто сел на болотистую землю, не в силах заставить себя идти дальше. Он так замерз, что не мог ни говорить, ни стоять. Мы тесно окружили его, стараясь укрыть от ветра, дали поесть, потеплее укутали. Затем помогли ему спуститься с горы, откуда его забрал офицер на «лендровере» и отвез в лагерь, где о нем позаботились медики.

Для него это испытание в 21-м полку САС стало последним и жестоким напоминанием о том, что условия отбора гораздо тяжелее, чем это можно представить. Спецназовец должен уметь выживать и в горах, а зимой это совсем непросто.

Еще одной трудной задачей в зимних отборах была попытка согреться в те несколько часов в перерывах между маршами, о которых я уже упоминал.

Летом не имеет значения, замерз ты или промок, – конечно, это неприятно, но не угрожает твоей жизни. Но зимой если ты не позаботишься о себе, то быстро замерзнешь, и это кончится одним из двух: либо ты не пройдешь отбор, либо погибнешь. Выбор невелик.

Глава 51

Примерно на втором этапе я почувствовал себя более крепким и выносливым.

По сравнению с первой попыткой теперь голова и тело работали более согласованно, и я часто заканчивал марш одним из первых.

Шло время, и с каждым разом нас отвозили во все более труднодоступные горные районы Уэльса: черные безжизненные горы, бесконечные болота и старые заброшенные каменоломни.

Час за часом, день за днем я упрямо пробирался по этим горам под холодным проливным дождем. Натянув на голову капюшон армейской куртки, я шел и шел от одной контрольной точки до другой.

По дороге я бормотал, разговаривая сам с собой, напевал и беспрестанно себя подстегивал. Чем труднее становились условия похода, тем больше навыков по их преодолению я усваивал.

Эта выучка приходит только с практикой: умение приспособиться к тяжелым обстоятельствам и продолжать идти дальше. Я сделал это своим девизом.

Привычка преодолевать все эти трудности постепенно становилась моей второй натурой.

И вот я опять погружаюсь по пояс в воду, переходя вброд бурный горный поток. Или с силой вонзаю шипы ботинок в замерзшую грязь на очередном крутом склоне, осторожно поднимаясь вверх в темноте.

Я перебрасываю через расселину тонкое скользкое бревно. Темно и сыро, я сгибаюсь под тяжестью рюкзака, разгрузочного жилета и винтовки. Я устал, но продолжаю идти.

Но хуже всего было ожидание: лежать в холодном болоте, пытаясь отдохнуть несколько часов в промежутке между маршами.

«Не забывай шевелить пальцами ног, улыбайся, думай о следующем задании. Ты сумеешь его выполнить, Беар!» И неделю за неделей я их выполнял.

К концу «горных» испытаний от нашего батальона оставалось всего несколько человек, в том числе мы с Тракером.

Мы работали и проводили вместе так много времени, что сблизились, как братья. Это было нам мощной поддержкой.

Всем нам, пятерым, приходилось испытывать и моменты упадка сил, и неудачи, и все-таки нам всегда удавалось оказаться одними из первых. Каждый из нас вел свою борьбу, и это вызывало в нас гордость за себя и чувство товарищества, что так трудно найти в гражданской жизни.

Но пока что это было лишь прелюдией к суровой «недельной проверке». Эта неделя состояла из сплошных переходов по горам, которые были самой серьезной и сложной «проверкой на прочность» как для военнослужащих, так и для резервистов САС. Но если ты ее выдержал, значит, прошел и первый этап отбора.

На всю эту неделю базой для нас должен был стать штаб САС, где соберутся все три полка – 21-й, 22-й и 23-й.

Нам предстояло пройти громадные расстояния, совершить утомительные переходы по горным тропам, тащить на себе все больше груза, и при этом обязательно укладываться в нормативы времени. Таковы условия испытаний.

В этих походах, дающих полную возможность максимально испытать пригодность даже самых опытных солдат, наравне с рекрутами участвуют и профессиональные спецназовцы.

Поскольку до сих пор после каждых выходных я дня два с трудом передвигался на распухших подошвах, перспектива совершить один за другим шесть маршей на более длинные дистанции и с большим весом вызывала во мне серьезные опасения.

Я просто не знал, смогу ли я выдержать все эти марши. Дело в том, что «недельная проверка» завершалась самым трудным испытанием. После пяти достаточно сложных маршей предстояло выполнить еще один, самый главный, который у нас называли «проверкой на прочность». Хорошее название!

Дистанция этого марша была намного длиннее прежних. Причем расстояние определялось по прямой, без учета возвышенностей и крутых вершин данной местности. (Миля на карте сильно отличается от мили на местности, когда приходится совершать переходы вверх и вниз по горам высотой в три тысячи футов, брести по болотам, переправляться через реки.) Мы должны будем идти с вещмешком весом в пятьдесят пять фунтов, винтовкой, водой, едой и в разгрузочном жилете.

Ничего удивительного, что я боялся.

Я уже немного представлял себе, каково это будет.

В ту пятницу мы впятером сидели на своих вещах в длинном «лендровере». Мы выехали из казарм в Уэльсе и двигались на север, бог весть куда.

Когда мы прибыли на место, нас провели в большое пустое помещение, полное опытных, закаленных солдат.

Старший инструктор 22-го полка с сильным йоркширским акцентом бесстрастно заявил, что, скорее всего, на этом этапе отбора за предстоящие шесть дней большинство из нас отсеется. Но если мы по-настоящему хотим стать спецназовцами, тогда все зависит от нас самих.

– Желание должно быть у вас здесь, ребята, – сказал он, ударив себя в грудь. – Вот здесь, в сердце. Итак, первый сбор завтра утром в 5:00. Дальнейшие инструкции каждый вечер будут вывешиваться на доске объявлений. Желаю удачи.

И он ушел, предоставив нам устраиваться на новом месте.

Глава 52

Я аккуратно сложил свои вещи в шкафчик, завел будильник в наручных часах и постарался заснуть. Никогда я так не волновался.

Все поднялись рано, задолго до рассвета. Каждый солдат прибыл сюда с одной целью: доказать, что в состоянии выполнить марши в установленные нормативом сроки. Все, что мы перенесли до этого, было лишь подготовкой к этой «недельной проверке».

Теперь мы были освобождены от утренних кроссов, отжиманий и уборки барака. Они уже не требовались. Вопрос, пригодны ли мы для службы в САС, будет решаться по итогам этой недели.

В конце ее САС пополнится еще одной небольшой группой солдат, которые впоследствии станут профессиональными служащими этого элитного подразделения.

В столовой я заставил себя целиком съесть завтрак – сегодня мне понадобится каждая унция этих калорий.

В объявлении, вывешенном на доске, указывалось, какой вес нашего вещмешка должен быть в этот день. Мы должны были сами взвесить свои мешки и в должное время выстроиться в шеренгу. Здесь с нами не нянчились, все было построено на дисциплине и сознательности.

В 4:55 мы уже стояли на построении, все в стандартном обмундировании, за исключением обуви и головных уборов, которые нам разрешалось выбирать по своему вкусу.

Специальной авиадесантной службе требовались индивидуальности, поэтому здесь всегда поощрялись любые проявления этого рода.

Прежде чем оказаться сейчас в этой шеренге, каждый солдат пролил немало пота и заслужил право выбрать себе более удобную обувь. Это касалось и меня.

Мы стояли вольно, зеленые рюкзаки лежали на земле и давили на ноги своим тяжелым грузом. Дежурный офицер спокойно проверил и взвесил вещмешки, после чего отправил нас за оружием на склад. Нам выдали одинаковые старые самозарядные автоматические винтовки, но с одной особенностью: скользящий затвор и рабочие части были не внутри, а снаружи.

«Удобная штука», – отметил я про себя. Затем мы разместились по автомашинам, выехали из гарнизона и направились в горы. Было еще темно. Я не имел представления, куда мы направляемся, и ужасно нервничал.

Наконец грузовики остановились, скрежеща тормозами. Я выглянул наружу и сразу понял, что нас привезли в эту отвратительную болотистую местность. Мог бы догадаться и раньше.

После полутора часов езды, сопровождаемой выхлопами едких газов, меня стало подташнивать. Я спрыгнул на землю, и меня вдруг вырвало. Я расстроился, что остался без калорий, которые мне так нужны.

Пока я сидел на земле и ждал, когда меня вызовут и вручат первую карту с координатами моего маршрута, уверенности у меня сильно поубавилось. На меня нахлынули прежние сомнения.

Я вдруг почувствовал себя совершенно опустошенным, отчетливо осознав себя неопытным новичком. Вставая в шеренгу, я сделал глубокий вдох. «Соблюдай спокойствие!» Мне не терпелось поскорее приступить к делу.

Глава 53

Вскоре я вышел на дистанцию.

Поднялся и спустился с первой горы, в долине пересек реку и стал взбираться на следующую гору.

Спустя несколько часов я прошел мимо Тракера, который тоже лез вверх. Он кивнул мне и улыбнулся. Видно было, что идет он хорошо.

Я поднимался по крутому склону, цепляясь за влажную болотистую почву.

Вскоре я добрался до места, после которого, как я надеялся, начнется последний отрезок на обратном пути. Он был длиной всего в шесть миль, но потом я ошибся в направлении и оказался у топкой трясины с высокой травой.

Пришлось пересекать бесконечные теснины глубиной в тридцать футов с бешеными потоками и покинуть твердую почву и высоту, чтобы хоть как-то продвинуться вперед.

Чтобы не тратить с таким трудом выигранное время, я решительно двинулся через болото и вскоре увидел внизу, в долине, ожидающие нас грузовики. Я едва успел уложиться в отведенное время, сбросил с ноющих плеч тяжеленный рюкзак и рухнул на дно кузова, довольный, но уставший, как собака.

В тот день все ребята столкнулись с такими же проблемами. Маршрут и был составлен с этой целью. Но мне удалось выдержать дистанцию.

На следующий день нам снова увеличили вес рюкзаков и опять привезли к болотам, только на этот раз они находились в той части гор, где мне еще не приходилось бывать.

Стоя в цепочке холодным зимним рассветом в ожидании, когда нас станут отправлять в путь с двухминутным интервалом, я хлопнул по плечу впереди стоящего рекрута и спросил его об этой местности. Он сказал, что хорошо ее знает. За полминуты он рассказал мне о коварных местах и о том, как можно срезать путь.

Отличный парень, его советы были неоценимы. Тем отбор и хорош, ведь это не состязание. Если отбор пройдет вся наша группа, инструктор первым будет этому радоваться. САС не ограничена в количестве новобранцев, только нормативы строго соблюдаются.

Дождавшись своей очереди, я быстро двинулся вперед. К этому моменту я уже столько отшагал по болотам, что немного привык к их неровной, кочковатой почве.

Тот день я закончил удачно, несмотря на непрерывный и мощный ливень. По дороге в лагерь я лежал на дне кузова и болтал с товарищами. Я чувствовал себя более уверенно и спокойно.

Утром следующего дня я заметил, что грузовиков подали меньше; значит, уже отчислено довольно много рекрутов. Кто-то из них заблудился, кто-то не вынес тяжести рюкзака, кто-то пришел позже установленного времени.

Уследить за отчислением было трудно, но на доске объявлений каждый вечер вывешивался список оставшихся, и пока что в их числе было и мое имя.

Я поставил себе цель работать как можно более стабильно, без провалов, но и не зарываться. А просто каждый день стараться выполнить задание и уложиться в заданное время, чтобы остаться в списке.

Глава 54

Наша все убывающая группа рекрутов забралась в большие металлические грузовики, которые вновь направлялись к болотам.

Сегодня нам предстояло идти по тем же местам, где пол год а назад я потерпел поражение. Настало время расправиться с этой дистанцией.

Чтобы не повторить прежнюю ошибку, я понемногу подкреплялся остатками от завтрака, которые спрятал в карман, и регулярно отпивал по глотку воды.

Но не успел я обрести уверенность, что на этот раз все идет как надо, как по беспечности допустил просчет.

Я слишком рано спустился с возвышенности и вскоре снова оказался на самом тяжелом болотистом участке. Топкая и вязкая почва под ногами хлюпала и засасывала, каждый шаг давался с огромным трудом, под тяжестью рюкзака подгибались колени. К тому же высоко над собой я видел на фоне неба отдаленные фигуры рекрутов, которые опередили меня.

Скоро я настолько вымотался, что вынужден был остановиться, передохнуть и хотя бы на минутку снять с плеч тяжеленный рюкзак. Пошарив в карманах, я съел все до последней крошки. Теперь еды не осталось. А мне явно не хватало энергии.

Я проверил карту и оценил свое положение. Нужно было срочно придумать, как выбраться из этой проклятой трясины.

Я круто повернул и стал взбираться на плато, с которого только что спустился. Это означало сделать крюк, мне следовало спускаться вниз, но идти здесь было гораздо легче, чем снова сражаться с болотистой почвой. Один раз я уже пытался ее одолеть и проиграл.

Как нарочно, поднялся сильный ветер, он дул мне навстречу, с плато. Я опустил голову и, не обращая внимания на то, что лямки рюкзака больно впились мне в ноющие плечи, упорно продолжал лезть вверх.

Я не хотел проиграть игру в этой богом забытой дыре.

Добравшись до верха, я бросился бежать. Бежать по топкой почве, с весом восьмилетнего ребенка на спине – то еще удовольствие. Но меня охватил азарт, и я продолжал отыгрывать время и расстояние.

Я бежал, пока не оказался у последнего контрольного пункта, и только потом рухнул на землю, совершенно обессиленный. Офицер как-то странно посмотрел на меня и усмехнулся.

– Хорошо поработал, – заметил он, потому что видел, как я бежал последнюю милю с небольшим по этим кочкам.

Мне удалось уложиться во время.

Я выиграл, и адреналин бушевал в моей крови.

До окончания «недели испытаний» оставалось выполнить три марша, самых тяжелых и страшных. Первый из них проходил в Брекон-Биконсе. Маршрут длиной в двадцать миль проходил между тремя высокими вершинами, а три кемпера безжалостные офицеры расположили только на обратном пути, на дне каждой долины.

Вес наших рюкзаков был серьезно увеличен. Я даже лишний раз посмотрел на доску объявлений, чтобы убедиться, что не ошибся. Каждое утро, в ожидании инструктажа, нам стоило огромного труда взвалить на спину тяжелый и громоздкий рюкзак. Лучше всего оказался вот такой способ: присесть на корточки, просунуть руки под лямки, а потом кто-нибудь тянул тебя за руки, помогая встать на ноги.

А уж если ты встал, то надо было стоять с рюкзаком весь развод. Вес рюкзака больше всего ощущался в начале и в конце маршрута, и труднее всего давались первые два часа марша.

Как только рюкзак оказывался на спине, стертые в кровь лопатки сразу отзывались болью. Затем ты как-то отвлекался от нее, зато к концу марша начинала заявлять о себе нестерпимая боль в плечах, которые резало и жгло будто огнем.

Покрытые волдырями и растертыми в кровь ссадинами, местами заклеенные пластырем поясница и плечи рекрутов говорили о многом, так что, казалось, в душевом блоке моются солдаты с передовой, поступившие в полевой госпиталь.

Волдыри на спинах и ступнях причиняли сильную боль, и большая часть вечера у рекрутов уходила на то, чтобы старательно заклеить их перед сном.

В то утро, когда мы стояли в ожидании инструктажа, я опять чувствовал тошноту и головокружение. Я всегда очень нервничал во время ожидания, и эта слабость была следствием волнения. Я посмотрел на лежавший у моих ног рюкзак с дневным рационом. Плохое начало.

В момент отправления повалил густой снег, и уже на первой вершине я стал быстро слабеть. Опять. День за днем силы покидали меня. А восстановить их за несколько часов сна было просто невозможно. Я ненавидел это ощущение слабости и головокружения.

«Почему я снова слабею? Мне нужна энергия!» Но сказывались частая рвота, недостаток сна и длинные трудные переходы по горным болотам.

На середине пути я уже отставал от графика и понимал, что мне необходимо увеличить скорость, как бы я себя ни чувствовал. Я перестал себя жалеть, хорошенько поднажал, и оказалось, что чем упорнее я себя подстегиваю, тем более сильным себя ощущаю.