Семена прошлого Эндрюс Вирджиния Клео

– Как ты можешь знать это? Я даже не уверен, что мне нужна женщина. Я буду теперь чувствовать себя с женщиной неловко. Я пока только всячески стараюсь заполнить то место в моей жизни, которое занимал балет, но мне это не удается. И лучшее, что у меня есть в жизни, – это мои родители и мои дети.

Я еще раз взглянула в сторону Тони и Барта, как раз в то время, как Барт вскочил и вытащил близнецов из коляски. Вскоре он уже играл с ними на траве. Они, казалось, любили всех окружающих и даже пытались очаровать Джоэла, который никогда не разговаривал с ними, никогда не дотрагивался до них. Был слышен детский смех; дети становились с каждым днем все разговорчивее, все очаровательнее.

Казалось, Барт тоже счастлив играть с детьми. Я отчасти понимала, что Барт, так же как и Джори, нуждается в любимом человеке. По правде говоря, ему это необходимо даже больше, чем Джори. Потому что Джори, со своей силой воли, найдет себя – с женой или без жены.

Мы сидели, не в силах оторваться от чудесной картины восходящей полной луны, а Тони с Бартом все играли с малышами. Луна лила свой золотой свет. Вдруг невдалеке тоскливо прокричала какая-то птица, и ее одинокий крик заставил меня вздрогнуть.

– Что это? – испуганно спросила я, выпрямившись. – Я никогда раньше не видела такой ночной птицы здесь.

– Это филин, – сказал Джори, посмотрев в направлении ближайшего озера. – Иногда они залетают сюда. Когда-то мы с Мел приезжали на остров Маунт-Дезерт и снимали там домик. Там мы часто слышали филинов и полагали, что это очень романтично. Теперь я не понимаю, отчего мы так считали. Здесь этот крик кажется мне зловещим.

Из кустов позади террасы раздался голос Джоэла:

– Говорят, что в филинах обитают пропащие души.

Я резко обернулась:

– А что такое пропащая душа, Джоэл?

Кротким голосом он проговорил:

– Это души, которые не могут найти себе покоя после того, как покинут тело, Кэтрин. Те, которые носятся между небом и преисподней и вечно оглядываются на свою земную жизнь, мучаясь неисполненным. Но, оглянувшись назад, они оказываются в ловушке, пока не исполнят свое земное предназначение.

Я почувствовала себя будто холодной ночью на кладбище.

– Не пытайся разгадать эту загадку, мама, – сказал Джори с раздражением. – Так и хочется иногда выразиться покрепче, повторить те смачные определения, какими пользуются приятели и ровесники Синди… Вот что любопытно, – добавил Джори, видя, что Джоэл растворился в темноте, – когда я жил в Нью-Йорке и часто раздражался по любому поводу, я не стеснялся в выражениях. А теперь, вспоминая эти слова, я отчего-то удерживаюсь от их употребления.

Мне не надо было объяснять. Я чувствовала что-то подобное. Это «что-то» было везде: в самой атмосфере этого места, в чистоте и прозрачности горного воздуха, в близости ночных светил… всюду чувствовалось дыхание Бога. Бога грозного, взыскующего, следящего за тобой пристальным взглядом… Он был всюду.

Новые любовники

Они встречались в полумраке. Они целовались в длинных холлах дома Фоксвортов. Они бродили в солнечном цветущем саду, в лунном свете обнимались под тенью деревьев. Они вместе плавали, играли в теннис, рука об руку бродили вдоль озера. Устраивали пикники возле бассейна, возле озера, в лесу; ездили на танцы, в рестораны, в театры, кино.

Они жили в своем собственном мире, а нас для них как бы не существовало. Они не видели никого, кроме друг друга, даже за обеденным столом, взаимно притягиваясь друг к другу взорами. Казалось, они в полной уверенности, что мир создан для них двоих и никогда не будет иначе. Даже я невольно была захвачена романтикой их чувства. Они были такой красивой, юной, идеально подходящей друг другу парой, и даже цвет их волос был почти одинаков. Я была и счастлива, и несчастна одновременно; и восхищалась ими, и грустила, что опять Барт, а не Джори нашел свою любовь. Мне иногда хотелось предупредить Тони об обманчивости любви Барта, сказать ей, что ему нельзя верить; но затем я смотрела в радостное, счастливое лицо Барта, и мне становилось стыдно разрушать это счастье. Ведь теперь он ни у кого ничего не украл. И мои слова оставались невысказанными. Отчего мне быть ему судьей? Какое право я имела диктовать, кого любить, а кого – нет? Я была для него последней в ряду людей, которые могли советовать.

Барт очень изменился: он стал более уверен в себе, он позабыл свои особо навязчивые привычки, в частности, перестал контролировать всюду чистоту и позволил себе расслабиться, разгуливая в спортивной одежде. В прошлом он представлял себя, видимо, достойным человеком лишь в комплекте с тысячедолларовым костюмом и шелковой рубашкой с шикарным галстуком; теперь он более не заботился о своем имидже, поскольку любовь Тони придала ему самоценности. Можно было утверждать, что впервые в своей жизни Барт твердо стоял на этой земле и наслаждался жизнью.

Он улыбнулся и несколько раз поцеловал меня в щеку:

– Я знаю, что тебя печалит и о чем бы ты мечтала! Но, мама, это меня она любит, меня! Меня! Тони говорит, что я – чудесный, благородный! Ты понимаешь, как я чувствую себя? Да, Мелоди тоже говорила, что я замечательный и благородный, но мне отравляла всю прелесть наших отношений мысль, что я поступаю дурно с Джори. Теперь все по-другому! Тони никогда не была чьей-то женой или любовницей, хотя у нее, конечно, было много поклонников. Мама, только подумай: я у нее – первый любовник! Я так счастлив от одной мысли, что это меня она ждала всю жизнь! Мама, она во мне видит все то, что ты видишь в Джори!

– Я счастлива за вас, Барт. Я думаю, что все это чудесно.

– Ты вправду счастлива за меня? – Его темные глаза были очень серьезны; он проверял, искренне ли я говорю.

Прежде чем я смогла ответить, послышался голос Джоэла из-за открытой двери:

– Легковерный дурак! Неужели ты думаешь, что нянька любит тебя? Эта женщина любит твои деньги! Все твое благородство – в деньгах. Она влюблена в твой банковский счет, Барт Фоксворт! Неужели ты не замечаешь, как она ходит по дому: глаза надменно полузакрыты, будто она уже хозяйка здесь! Она не любит тебя. Она использует тебя для достижения того, чего желает каждая женщина: денег, власти, а после этого еще и еще денег… Она знает: как только она выйдет за тебя замуж, то станет богатой женщиной, даже если ты с ней потом разведешься!

– Заткнись! – рявкнул Барт, яростно глядя на старика. – Ты завидуешь мне, ты злишься, потому что у меня не остается времени на тебя. Это чистейшее чувство в моей жизни, и я не позволю тебе испортить его!

Джоэл кротко склонил голову, сложил руки под подбородком и молча пошел по коридору, очевидно направляясь в ту свою комнату, которую Барт собирался превратить в семейную часовню. Она была уже готова, но молились в ней лишь Барт и Джоэл. Я туда даже и не заглядывала.

Я привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Барта, пожелать ему везения в любви:

– Я счастлива за тебя, Барт. Признаюсь честно, я надеялась, что Тони и Джори полюбят друг друга и Джори перестанет страдать без Мелоди. Мне бы хотелось, чтобы у детей была мать, которую они помнили бы с ранних лет. Если бы она их полюбила, как своих собственных, это было бы счастьем. А если этого не случилось, значит не суждено; но я счастлива за тебя.

Темные глаза Барта все выпытывали что-то у меня. Я вынуждена была спросить:

– Ты женишься на ней?

Он положил руки мне на плечи:

– Да, я сделаю ей предложение потом, когда уверюсь, что она не обманывает меня. Я знаю, как я проверю это.

– Нет, Барт, это нечестно. Когда любишь, нужно верить.

– Верить нужно лишь в Бога, остальное было бы идиотизмом.

Я слишком хорошо помнила то, что часто говорил мне Крис: «Ищите – и обрящете». Теперь я вполне убедилась в его правоте. Как часто я с подозрением относилась к лучшему, что предлагала мне жизнь, и довольно скоро это лучшее исчезало.

– Мама, – с подкупающей доверительностью начал Барт, – если бы Джори был прежним, Мелоди никогда бы и не подпустила меня к себе. Теперь я это понял. Она любила его, а не меня. Может, она даже воображала, что я – это он, потому что и я иногда нахожу сходство в нас с Джори. Я думаю, она принимала желаемое за действительное, потому что Джори больше не мог удовлетворять ее, – вот она и обернулась ко мне. Но и тогда я, как всегда, был вторым после Джори. И лишь для Тони я – первый.

– Да, Барт. Джори не существует для Тони. Она видит его каждый день, но не замечает.

Ироническая улыбка появилась на его губах.

– Только ты не упомянула, что я – здоров, а Джори – нет. Я богат, а он в сравнении со мной – нищий. Он уже обременен двумя детьми, а не каждая согласится на чужих детей. Итак, счет три – ноль… и я – победитель.

Теперь я видела, что он нуждается в Тони вдвое больше, чем Джори, – и я хотела его победы. Джори был сильным, даже будучи поверженным, а Барт, будучи здоровым, был таким неуверенным в себе, таким зависимым.

– Барт, если ты сам себя не любишь таким, какой ты есть, как же можно ожидать, что тебя еще кто-то полюбит? Тебе надо быть уверенным, что даже совершенно нищим Тони будет любить тебя.

– Вот это и выяснится скоро, – бесстрастно проговорил он. В его глазах появилось что-то, что напомнило мне о Джоэле. И Барт отвернулся от меня. – Мама, у меня есть некоторые дела… Увидимся позже. – И он улыбнулся мне с такой любовью, которой нечасто баловал.

Боже, какой сложный человек вырос из моего маленького ранимого Барта: противоречивый, вечно комплексующий, дерзкий и неуверенный одновременно…

* * *

Синди написала нам, как проходят ее летние дни в театральной школе: «Мы участвуем в настоящих спектаклях, мама, и мне очень все нравится. Я в восторге от своей новой жизни».

Мне очень не хватало Синди в эти летние дни. Мы плавали и в озере, и в нашем бассейне, и близнецы наслаждались всеми прелестями познания природы. У них прорезались первые зубы, и они весьма быстро ползали. Ничто не ускользало от их внимания и от их маленьких жадных ручонок. Белый пушок на их головах постепенно превращался в кудряшки, щечки загорели на солнце, губки порозовели, а широко открытые голубые невинные глазки жадно поглощали зрительные впечатления.

Мы проживали это чудесное лето бездумно, бессознательно накапливая образы и впечатления, как фотографии в альбоме, на которые посмотришь – и нахлынут воспоминания. Фотографировали тремя камерами: Крис, Джори и я, ловя каждый интересный момент из жизни наших обожаемых близнецов. Они же любили наши прогулки, каждая из которых сулила что-то новое: распустившийся цветок, незнакомый запах, утки или гуси, появившиеся вдруг в нашем бассейне, за которыми можно «побегать», птички, белки, кролики, наводнявшие наш сад.

* * *

Не успела я оглянуться, как лето прошло и на пороге появилась осень. В этом году Джори уже мог насладиться приходом осени и буйством красок природы в горах. Вскоре склоны гор покрылись разноцветным ковром запламеневших листьев.

– Всего год назад я пребывал в аду, – проговорил Джори, задумчиво озирая дали и мельком взглянув на свою руку, на которой больше не было обручального кольца. – Мое бракоразводное дело закончено, а я не ощущаю ничего, кроме усталости. Я потерял свою жену еще в тот день, когда потерял способность двигаться; но я до сих пор жив, наслаждаюсь жизнью даже в этом инвалидном кресле – и оказалось, что жить можно и в таком положении.

Я обняла его:

– И все это благодаря твоей выдержке, Джори, твоей воле. У тебя есть дети, они с тобой, так что твой брак наградил тебя кое-чем. У тебя есть имя в искусстве, не забывай об этом, и, если бы ты захотел, ты мог бы начать вести балетный класс.

– Я не могу оставить на произвол судьбы своих детей, тем более что у них нет матери. – Он с виноватой улыбкой обернулся ко мне. – Конечно, ты им вполне заменила мать, но я хочу, чтобы вы с отцом имели собственную жизнь, не привязанную к маленьким детям.

Смеясь, я взлохматила его темные кудри:

– Какую такую «собственную жизнь», Джори? Мы с Крисом счастливы рядом с нашими детьми и внуками.

Яркие дни листопада становились все холоднее, принося с собой горький запах горелой листвы. Я вставала рано и шла в сад, забирая с собой Джори и близнецов. Они уже пытались стоять, держась за мебель. Дейрдре даже делала неуверенные шаги, смешно расставив ножки и выпятив попку, толстую от подгузников и непромокаемых штанишек. Даррен же вполне удовлетворялся ползанием, в котором он настолько усовершенствовался, что быстро достигал желаемого. Однажды я даже поймала его на высокой парадной лестнице.

В тот прекрасный октябрьский день Джори держал Дейрдре на коленях, и она счастливо подпрыгивала в такт подрагиванию коляски отца. Я шла рядом и держала на руках более сдержанного Даррена. Барт приказал сделать две колеи для свободного проезда коляски, убрать с дороги все корни, что могли повредить ее ходу. Теперь, когда Барт наслаждался своим статусом хозяина Фоксворт-холла, он стал значительно более внимателен и уважителен к Джори.

– Мама, Тони с Бартом – любовники? – внезапно спросил Джори.

– Да, – неохотно признала я.

Тогда Джори произнес нечто несказанно удивившее меня:

– Как странно, что мы, родившиеся в одной семье, волей-неволей связаны всю жизнь, хотя, если бы не кровная связь, не захотели бы встретиться с этим же человеком дважды. Правда?

– Джори, ты ведь не хочешь этим сказать, что очень сильно не любишь Барта?

– А я говорю не о Барте, мама. Он себя ведет в последнее время очень достойно, кстати. Я об этом старике, которого ты именуешь дядей. Я не в силах хорошо к нему относиться. И чем больше я вижу его, тем большее отвращение испытываю. Когда я впервые увидел его, я его пожалел. А теперь я смотрю в его голубые водянистые глаза и вижу в них спрятанную злобу. Он чем-то напоминает мне Джона Эймоса Джексона. Мне кажется, он играет нашими судьбами, мама. Совсем не для того, чтобы иметь что поесть и крышу над головой, нет, у него что-то другое на уме. Сегодня я услышал их разговор. Из того, что я мог расслышать, я понял, что Джоэл требует, чтобы Барт раскрыл Тони свои прошлые психологические проблемы. Особенно Джоэл настаивал на том, чтобы Барт подчеркнул: если он попадет в психиатрическую лечебницу, то лишится всех своих денег. Мама, послушай, нельзя допустить, чтобы он говорил ей это! Если Тони и в самом деле любит его, она примет все его проблемы. Я вижу, что сейчас он вполне нормален и к тому же очень изобретателен в приумножении своего состояния.

Я опустила голову:

– Да, Джори. Барт рассказал мне о своем плане «проверить» Тони, но сам, по-видимому, откладывает свою проверку, как будто он уверен, что она охотится за его деньгами.

Джори кивнул и вовремя успел ухватить Дейрдре, которая сползла с его колен, желая исследовать местность. Увидев это, Даррен захотел последовать примеру сестры.

– Не намекал ли Джоэл когда-либо, что он собирается оспорить волю сестры и отсудить деньги, которые должен унаследовать Барт в день своего тридцатипятилетия?

Джори коротко рассмеялся:

– Мама, этот старикашка никогда не говорит чего-либо, не предназначенного для нежелательных ушей. Он не любит меня и избегает, насколько это возможно. Он не может простить мне того, что когда-то я был танцором и носил предосудительные костюмы. Он не любит и тебя, и я часто слышу, как он бормочет про себя: «Совсем как мать, только хуже, гораздо хуже». Он наблюдает за тобой. Мне не хотелось бы пугать тебя, но он опасен, мама, он злобен. На отца он тоже смотрит с ненавистью. Бродит по дому ночью. С тех пор как я лишился ног, мой слух стал очень изощренным. Я часто слышу, как скрипят доски пола под чьими-то крадущимися шагами в коридоре, а иногда и моя дверь слегка приотворяется. Это Джоэл. Я уверен в этом.

– Но зачем он подглядывает за тобой?

– Не знаю.

Я закусила нижнюю губу, совсем как Барт в момент нервозности.

– Ты и в самом деле напугал меня, Джори. У меня тоже были подозрения, что он желает всем нам зла. Я думаю, что это Джоэл сломал клипер, который ты готовил в подарок Барту. И я уверена, что Джоэл не отправлял по почте рождественские приглашения. Он желал зла и неуспеха Барту, поэтому забрал все приглашения к себе в комнату, подписал каждое таким образом, чтобы приглашение оказалось принятым, и отправил обратно Барту. Это единственное объяснение тому, что никто не приехал к нам на Рождество.

– Мама… почему ты не рассказала мне этого раньше?

– Почему? А если бы он развенчал и осмеял мои подозрения, как сделал это Крис? Ведь Крис полностью отверг мою версию. Иногда мне и самой кажется, что я слишком много воображаю и представляю Джоэла хуже, чем он есть на самом деле. И еще, Джори: я думаю, что это Джоэл, подслушав в кухне болтовню поваров, узнал о том, что Синди встречается с тем парнем, Виктором Уэйдом, и быстро передал эту информацию Барту. Откуда бы еще Барт мог узнать? Ведь прислуга для Барта – это как грязь под ногами, нечто недостойное его внимания. Джоэл же подслушивает и подсматривает за всеми.

– Да, мама, я думаю, ты абсолютно права в своих подозрениях и насчет клипера, и насчет приглашений, и насчет Синди. Джоэл что-то замыслил против всех нас.

Даже погруженный в свои мысли, Джори дважды брал у меня сына, чтобы посадить на свое другое колено. Нести ребенка через лес было нелегко, и я с радостью подчинялась, отдавая ему Даррена. Дейрдре восторженно встречала братца и на радостях обнималась с ним.

– Мама… если Тони действительно любит Барта, она останется с ним, и не важно, каковы были его проблемы в прошлом и сколько он унаследует.

– Джори, он как раз сейчас и хотел бы это доказать самому себе.

Около полуночи, когда я уже засыпала, в мою дверь робко постучали. Это была Тони.

На ней был прелестный розовый пеньюар; ее длинные черные волосы были распущены и развевались за спиной; она приблизилась к моей кровати и проговорила:

– Простите, миссис Шеффилд, я ждала того момента, когда ваш муж будет в отъезде и мы останемся вдвоем.

– Зови меня Кэти, – сказала я и потянулась за халатом. – Я не сплю, только лежу и думаю. Я рада, что есть с кем поговорить.

Она принялась ходить взад-вперед по комнате.

– Кэти, мне надо поговорить с женщиной, именно с женщиной, а не с мужчиной… мужчина не поймет. Вот почему я пришла к вам.

– Садись. Я слушаю.

Она нерешительно опустилась на кушетку, нервно теребя прядь черных волос, временами закусывая ее.

– Мне так плохо, Кэти, Барт сегодня рассказал мне несколько неприятных фактов. Он сказал, что вам известно о нашей любви, о том, что я люблю его, а он – меня. Я думаю, вы не однажды ловили нас в интимные моменты в этом доме. Я благодарна вам за то, что вы делали вид, будто не замечаете нас… и мне не приходилось сгорать от стыда. Ведь я воспитана на представлениях о жизни, которые сейчас считаются устаревшими.

Она нервно улыбнулась, ища моего понимания и одобрения.

– Как только я увидела Барта, я влюбилась в него. В его черных глазах есть что-то магнетическое, даже мистическое и очень притягивающее. А сегодня вечером он повел меня в свой офис и там поведал долгую и странную историю о себе. Он рассказывал как чужой, незнакомый мне человек и говорил о себе как о постороннем, даже с неприязнью. Я ощущала себя как клиент банка, за реакцией которого внимательно наблюдают и по ней судят о его выгодности. Я не знаю, чего он хотел от меня; видимо, он думал, что я разочаруюсь в нем или буду шокирована. Но в то же время он смотрел на меня таким умоляющим взглядом… Он так любит вас, Кэти… он любит вас до умопомрачения, – неожиданно выпалила она, и я выпрямилась в кресле, потрясенная ее бессмысленным, сумасшедшим, как мне показалось, утверждением. – Не знаю, осознает ли он сам, как сильно любит вас. Он предпочитает думать, что ненавидит вас из-за вашей связи с братом. – Тони опустила глаза. – Простите меня за то, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но я хотела говорить откровенно…

– Продолжай, – ободрила я ее.

– Он ненавидит вас, потому что внушил себе, что должен ненавидеть. Но он никак не решит, какое чувство в нем сильнее: любовь к вам или ненависть. Ему нужна такая женщина, как вы, но он сам не понимает этого.

Она помолчала, подняла на меня глаза. Я заинтересованно ждала, что она еще скажет.

– Кэти, я откровенно высказала ему свое мнение, что он ищет, пока безуспешно ищет женщину, которая напоминала бы ему мать. Он смертельно побледнел, почти побелел. Кажется, он был в шоке.

Она ждала, как я отреагирую.

– Тони, ты, скорее всего, ошибаешься. Барту нужна не такая, как я, а полная противоположность.

– Кэти, когда-то я изучала психологию. Барт слишком много думает о вас, переживает из-за вас, слишком ненавидит вас. Пока я слушала его, я старалась размышлять над причинами. Барт упомянул факт, что он никогда не был психически уравновешен, и сказал, что в любой день он может сорваться, его объявят невменяемым и он лишится наследства. Все это выглядело так, будто он хотел, чтобы я возненавидела его, разорвала все связи и ушла… поэтому… поэтому я собираюсь порвать с ним и уйти. – И она заплакала, закрыв лицо руками. Сквозь ее тонкие пальцы потекли слезы. – Хотя я очень люблю его и думала, что он тоже меня любит, я не могу продолжать быть с человеком, который так мало верит в меня и, что еще хуже, в себя самого.

Я вскочила и попыталась успокоить ее:

– Пожалуйста, не уходи, Тони, останься. Дай Барту шанс. Дай ему обдумать все и успокоиться. Барт всегда поступал необдуманно, импульсивно. Всему виной этот его дядя, который нашептывает ему, наговаривает на всех и на тебя, говоря, что ты любишь не Барта, а его деньги. Это не Барт сумасшедший, а Джоэл, который диктует Барту, что тот должен искать в будущей жене.

Смахнув слезы, Тони с надеждой посмотрела на меня. Как бы мне хотелось помочь Барту избавиться от его детских страхов и избавить его от влияния Джоэла!

– Тони, дети обожают тебя, и мне нужна твоя помощь. Останься помогать нам с Джори и постарайся сделать так, чтобы он был занят. Ему очень нужно внимание, но нужна и медицинская помощь, чтобы поддерживать физическую форму. И помни: Барт непредсказуем, иногда нелогичен, но он любит тебя. Он несколько раз говорил мне, что любит тебя, восхищается тобой. Он проверяет твою любовь, но то, что он сказал, – правда. Он действительно был в детстве душевно неуравновешен, но на то были причины. Если ты будешь сильна в своей любви к нему, то ты спасешь его от себя самого и от этого дяди.

Тони осталась у нас, и жизнь потекла как обычно.

Дейрдре еще до своего дня рождения начала свободно ходить всюду, где ей хотелось. Маленькая, но говорливая, с золотыми кудряшками, она очаровала всех. Ее непрестанное гульканье превратилось со временем в ясно различимые слова, и Даррен скоро начал ей подражать. Хотя Даррен был более нерешителен в движениях и разговоре, его не страшила темнота, и он неутомимо исследовал все уголки и закоулки. Его страсть к исследованию была столь велика, что мне пришлось убрать с полок, до которых он мог достать, все дорогостоящие вещи, особенно произведения искусства.

Пришло письмо от Синди, в котором она писала, что очень соскучилась по дому и домашним и хотела бы провести с нами День благодарения и Рождество. Но на Новый год она приглашена в Нью-Йорк и поэтому улетит от нас после Рождества.

Я протянула письмо Джори. Он прочел и улыбнулся мне:

– Ты написала ей о романе Тони с Бартом?

– Нет.

Честно говоря, я хотела, чтобы Синди прилетела и увидела все сама.

Летом, когда уезжала Синди, Тони успела проработать у нас всего дня два, и к тому же Синди пребывала в столь мрачном настроении, что почти не взглянула на Тони: для нее это была просто очередная прислуга.

Пришел день приезда Синди. Он выдался пронизывающе холодным. Мы с Крисом стояли возле поручня ограждения, когда Синди сошла по трапу, одетая в ярко-красное; она была так красива, что все люди в аэропорту на нее оглядывались.

– Мама! Папа! – радостно прокричала она, бросаясь ко мне, а потом к Крису. – Я так счастлива вас видеть! Не надо мне ничего говорить: я обещаю ничем не раздражать этот комок нервов по имени Барт. На Рождество я собираюсь быть тем маленьким послушным ангелочком, которого он всегда желал во мне видеть. Правда, сомнений нет, что и тогда он найдет во мне какие-нибудь недостатки, но мне уже все равно.

Затем она засыпала нас вопросами о Джори, о близнецах, о том, что слышно о Мелоди, о том, как там новая няня, и не сменился ли наш шеф-повар, и так ли по-прежнему мил наш Тревор…

Лишь Синди давала мне уверенность, что мы все еще можем называться одной семьей, и этого было достаточно, чтобы я почувствовала себя счастливой. Когда мы вошли в Фоксворт-холл, все собравшиеся в холле: Джори, Тони и Барт, а также близнецы, устроившиеся у Джори на коленях, – готовы были пропеть приветствия Синди. И лишь Джоэл, несомненно наблюдавший исподтишка за всем происходящим, не спешил приветствовать нашу дочь, вернувшуюся в семью. Барт даже пожал ей руку, и я ощутила совершенное счастье.

Синди рассмеялась:

– Когда-нибудь, братец Барт, ты будешь так рад моему приезду, что даже позволишь своим целомудренным губам прикоснуться к моей грешной щеке.

Барт вспыхнул и смущенно взглянул на Тони:

– Я должен тебе признаться, Тони: в прошлом мы с Синди нередко ссорились.

– Мягко говоря, – съязвила Синди. – Но не волнуйся, Барт, я больше не позволю себе нарушать твой покой. На этот раз я никого не привезла с собой. Я собираюсь вести себя прилично. Я приехала, потому что люблю свою семью и скучаю по вам всем.

Но каникулы Синди в этом году не обещали стать счастливее, разве что мы бы увидели здорового Джори и Мелоди вместе с ним.

За несколько дней Синди и Тони сдружились. Иногда Тони ездила вместе с нами за покупками, в то время как дети оставались на попечении прислуги и Джори. Время летело, как всегда в присутствии Синди. Разница в возрасте в четыре года между девушками их не стесняла. Для поездки в предпраздничный тур в Шарлотсвилл, на дружескую вечеринку к знакомым, Синди одолжила Тони свое лучшее платье. Синди танцевала со своим прошлогодним поклонником, сыном главы семьи, а Тони – с Бартом, в то время как Джори сидел, грустно глядя на две красивые пары.

– Мама, – прошептала Синди, подойдя к нашему столу, – я думаю, что Барт изменился. Он теперь приветлив, его не узнать. Я, право, думаю, что в нем все-таки есть душа.

Улыбаясь, я кивнула. Но не могла избавиться от мрачных подозрений: что там делают так подолгу в своей часовне Барт с Джоэлом? Разве мало в округе церквей?

Прошло Рождество, подошел Новый год. Барт с Тони решили слетать вместе в Нью-Йорк на бал, куда была приглашена Синди. Воспользовавшись этой возможностью, мы пригласили к нам нескольких коллег Криса с их супругами, точно зная, что Джоэл доложит впоследствии об этом Барту.

Встретив Джоэла после отлета Барта, я не смогла сдержать торжества:

– Кажется, Барт выходит из-под вашей опеки в связи с женитьбой на Тони?

– Он никогда не женится на ней, – голосом прорицателя изрек Джоэл. – Как и все влюбленные дураки, он слеп и не видит правды. Ей нужны его деньги, а не он сам, и он скоро это обнаружит.

– Джоэл, – доброжелательно и с жалостью проговорила я, – Барт красив и к тому же страстная натура; поэтому, если бы даже он был гробокопателем, все равно женщины бы влюблялись в него. Когда он слегка уменьшит свои амбиции, он найдет любовь. Оставьте его в покое. Не старайтесь переделать его на свой вкус. Дайте ему самому определиться в жизни, даже если это придется вам не по нраву. Это будет единственно правильным с вашей стороны.

– Откуда вам знать, что правильно, а что – нет, племянница? Разве вы не доказали своей жизнью, что не приемлете мораль? Барт никогда не найдет правильного пути без моего руководства. Разве не это он ищет всю жизнь и до сих пор не нашел? Разве вы не помогали ему тогда? И что? Разве вы помогаете ему сейчас? Господь хранит его от греха, Кэтрин, в то время как вы только губите его своими грехами.

Он развернулся и пошаркал вдоль по коридору. Пока молодежь была в Нью-Йорке, Джори окончил работу над своей самой чудесной акварелью, изображавшей окрестности Фоксворт-холла. Он видоизменил экспозицию близлежащего кладбища, окружающего сада и придал стенам дома вид замшелых. Надгробия бросали длинные зловещие тени, и казалось, что Фоксворт-холлу уже две тысячи лет и он полон привидений. Акварель была настоящим произведением искусства, но по какой-то необъяснимой причине она не нравилась мне.

– Убери ее подальше, Джори, и нарисуй, пожалуйста, что-нибудь жизнерадостное.

Барт с Тони прилетели обратно, и я моментально заметила разрыв в их отношениях. Они не разговаривали друг с другом, не смотрели друг другу в глаза и не рассказали нам ни слова о своем празднике в Нью-Йорке. Молча они разошлись по своим комнатам. Когда я попыталась выяснить причины, оба отказались разговаривать.

– Отстань от меня! – взорвался Барт. – Она оказалась чужой мне.

– Я ничего не могу объяснить вам, Кэти, – рыдала Тони. – Он просто не любит меня, вот и все.

* * *

Пролетел январь, наступил февраль, и мы отпраздновали тридцать первый день рождения Джори. Специально для него испекли гигантский торт в виде сердца, символизирующего подвиг святого Валентина, но этот символ подходил и самому Джори; торт был покрыт розовой глазурью, обрамлен белыми кремовыми розами, а в его середине было выведено имя Джори. Близнецы были в восторге, в особенности когда Джори задул свечи на пироге. Они сидели по обеим сторонам от отца на высоких стульчиках, и когда Джори собирался откусить от торта, они оба одновременно опередили его и набрали ручонками по горсти крема. Мы все в замешательстве смотрели, как они с наслаждением размазывают по личикам разноцветный крем, секунду назад украшавший настоящее произведение кулинарного искусства.

– Ну что ж, то, что осталось, все равно съедобно, – со смехом сказал Джори.

Тони молча поднялась, чтобы отмыть двух очень сладких и чумазых ребятишек. Барт следил за каждым ее движением грустными, жадными глазами.

Меня не покидало ощущение, что мы все пойманы, заперты здесь метелями и морозом и вынуждены жить бок о бок, причем некоторые из нас явно любят того, кто предназначен не им.

Пришел день, когда метели отступили и Крис мог уехать обратно в свой исследовательский раковый центр, работа в котором грозила никогда не завершиться.

Еще пару раз непогода задерживала Криса в Шарлотсвилле, и недели без него тянулись безнадежно и уныло, хотя каждый день мы переговаривались по телефону, если была в исправности линия. Но это не были душевные, долгие разговоры. Я каждый раз не могла избавиться от ощущения, что кто-то подслушивает нас по другому аппарату.

В четверг Крис позвонил и сообщил, что завтра он будет дома; чтобы мы растопили пожарче камин, приготовили жаркое с пылу с жару и свежий салат и чтобы я надела ту белую новую ночную сорочку, которую он подарил мне на Рождество.

Стоя у окна наверху, я с нетерпением ожидала, когда из-за поворота покажется его голубая машина. Как только она появилась, я поскорее бросилась в гараж. Мы встретились, как разлученные надолго молодые любовники, у которых не было шанса обняться и поцеловаться. Но только когда мы оказались за закрытыми дверями наших комнат, я обняла его и прижалась к нему.

– Ты замерз. Чтобы тебя разогреть, я для начала перескажу тебе все скучные новости в деталях. Сегодня вечером я вновь слышала, как Джоэл твердил Барту, что Тони нужны от него лишь деньги.

– А может, правда? – спросил бездумно Крис, покусывая мое ухо.

– Вряд ли. Думаю, она искренне любит его, но не знаю, проживет ли долго их любовь. Я слышала, что, когда они поехали в Нью-Йорк, Барт вновь накинулся там на Синди, всячески унижая ее прилюдно в ночном клубе, а Синди впоследствии написала мне, что Барт оскорбил Тони, когда та пошла танцевать с другим мужчиной. Он был очень груб, и это так шокировало Тони, что она уже не может относиться к нему по-прежнему. Наверное, она напугана его ревностью.

Крис вопросительно поднял брови, хотя и не напомнил мне, как всегда, что Барт в некотором смысле весь в меня.

– А как Джори?

– Он превосходно приспосабливается к жизни, но грустен и одинок и все еще ждет, что Мелоди напишет ему. Иногда я слышу, как он во сне зовет ее. Иной раз по ошибке называет меня Мел. Я нашла в «Вэрайети» небольшую заметку о Мелоди. Она работает в их прежней балетной компании. С новым партнером. Вчера показала заметку Джори, полагая, что он уже знает. Его глаза стали пустыми, он отвернулся, бросил работу над своим лучшим зимним пейзажем и отказался продолжать. Я отложила этот пейзаж; надеюсь, он еще примется за него.

– М-да… Ничего, все когда-нибудь пройдет.

С этими словами он обнял меня, и мы растворились друг в друге, в том экстазе любви, который мы сами создавали для себя.

Время пролетало, занятое для меня тривиальными заботами. Теперь частыми стали перепалки между Тони и Бартом. Они спорили по поводу справедливости отношения Барта к Синди, которую Тони полюбила, и по поводу их ссоры на вечере в Нью-Йорке. Барт по-прежнему был подозрительно ревнив.

– Ты не должна была идти танцевать со случайно встреченным мужчиной! – накидывался на нее Барт.

И тому подобное. Часто они спорили даже по поводу близнецов, как следует их воспитывать. Так что вскоре размолвка между ними превратилась в долговременную вражду.

Мы все действовали друг другу на нервы. Вид, звук, близость нашего существования – все сплелось в клубок противоречий.

Я никак не вмешивалась в конфликт Тони и Барта и вообще старалась не торопить события. Я видела, что они должны были сами разобраться в том, что же их разделяет. Мое вмешательство лишь осложнило бы и без того затянувшийся конфликт. Барт вновь стал посещать окрестные бары, часто возвращаясь только к утру. Я подозревала, что он проводит ночи в борделях либо просто нашел кого-нибудь в городе. Тони проводила много времени с близнецами. Джори пытался учить их говорить и даже танцевать, и, конечно, она проводила много времени и с Джори вдвоем.

Наконец настал март с его традиционными ветрами и дождями, но появились и первые обнадеживающие признаки весны. Я пристально наблюдала за тем, как Тони понемногу начинает интересоваться Джори не только как пациентом, но и как мужчиной. Несколько недель я провалялась с тяжелой простудой, и Тони пришлось взять на себя то, что делала раньше я: мыть Джори спину, массировать его ноги, которые, к сожалению, постепенно теряли свою прекрасную форму. Видя, как они превращаются в тонкие палочки, я буквально заболевала. Я предложила Тони делать массаж несколько раз в день.

– Он был всегда горд своими ногами, Тони. Они были такими сильными, красивыми и так хорошо ему служили. Теперь, когда он не танцует и даже не ходит, они теряют форму. Постарайся, Тони, сделать что-нибудь, чтобы они не истощились совсем. Тогда ты его морально поддержишь.

– Кэти, его ноги все еще прекрасны; да, они истончились, но хорошо сохранили форму. Он чудесный человек, Кэти: такой жизнерадостный, добрый и понимающий. По сравнению с Бартом…

– Ты все такого же мнения о Барте?

Она погрустнела, лицо ее омрачилось:

– Я думала, что он прекрасен. Но теперь я вижу, что он просто красив внешне, но в нем нет и половины того прекрасного, что есть в Джори. Когда мы были в Нью-Йорке, он так грубо и безобразно вел себя по отношению ко мне и Синди, что я увидела его совсем с другой стороны. Он был жесток, несправедлив! Прежде чем я поняла, что происходит, он напал на меня из-за моего костюма в ночном клубе. Но это был красивый и вполне приличный костюм. Может быть, вырез на груди был слишком глубок, но там все девушки одеты так. Когда я приехала из Нью-Йорка, я стала его бояться. Каждый день я боюсь его все больше; мне кажется, он слишком склонен преследовать всех по мелочам и видит во всех порок. Я думаю, он изнуряет себя своими подозрениями и не понимает, что божественное в человеке – от души. Вчера вечером он обвинил меня в том, что я пытаюсь возбудить его брата сексуально. Если бы он на самом деле любил меня, Кэти, он не стал бы так разговаривать со мной! Кэти, он никогда не любил меня и не сможет любить так, как я хочу. Я проснулась сегодня с ощущением пустоты в сердце, понимая, что чувство к Барту прошло. Он сам погубил наше чувство; он дал мне понять, что я должна олицетворять для него. У него в уме модель совершенной женщины, а я несовершенна. Он думает, что ваш единственный изъян – это ваша любовь к Крису… ах, если бы даже он нашел женщину, которая была бы само совершенство, то и тогда он начал бы выискивать в ней то, что достойно ненависти. Я уверена в этом. Поэтому я расстаюсь с Бартом.

Мне было неловко спросить, но совершенно необходимо было знать это:

– Но… вы с Бартом все еще любовники, несмотря на ваши разногласия?

Она решительно потрясла головой:

– Нет! Конечно нет! Он изменился так, что об этом не может быть и речи. Я уже не могу любить этого нового человека. Он выбрал для себя религию, Кэти, и, судя по тому, что он говорит, религия будет его спасением. Он каждый день твердит и мне, чтобы я ходила в церковь, больше молилась и држалась подальше от Джори. Если это будет продолжаться, я стану его ненавидеть, а мне бы этого не хотелось. Все начиналось так прекрасно… Я хотела бы сохранить в памяти это время нашей любви, как засушенный между страницами цветок.

Она встала и собиралась уйти, еще пытаясь улыбнуться. Слезы, которые она осушала скомканным платком, все струились по щекам.

– Если вы хотите, чтобы я ушла с работы, я сделаю это, и вы сможете нанять другую няню для Джори и его детей.

– Нет-нет, Тони, останься, – поспешно отвечала я, боясь, что она и вправду уйдет.

Именно теперь, когда я знала наверняка, что она не любит Барта, а Джори потерял надежду на возвращение Мелоди, она была нужна мне. Но Джори все еще думал, что эта девушка – любовница его брата…

Надо было рассказать Джори о перемене в их отношениях. Но когда Тони вышла, я все сидела и думала, размышляя о том, как это грустно, что, даже обретя любовь, Барт не сумел ее удержать. А может быть, он намеренно уничтожил ее в себе, опасаясь, что любовь поработит его; ведь он нередко обвинял меня в том, что я поработила Криса.

* * *

Тянулись бесконечные дни. Глаза Тони более не следили с тоской и любовью за Бартом, умоляя его вернуть любовь. Я восхищалась ее чувством достоинства, ее душевным равновесием, которое она сохраняла и тогда, когда Барт позволял себе оскорбительные выпады в обеденное время, собиравшее за столом всех. Он же использовал любовь к нему Тони против нее, уверяя, что она развратная, легкодоступная женщина, не имеющая моральных ценностей, а он был ею совращен.

День за днем наблюдая, как эти двое все более и более отдаляются, мы с изумлением внимали отвратительным словам, которые Барт с такой легкостью использовал для обвинения бывшей возлюбленной.

Тони теперь играла с Джори в настольные игры, которыми я пыталась развлечь его когда-то, и у нее лучше меня получалось то, к чему я так стремилась: глаза Джори засияли ярче и он вновь почувствовал себя мужчиной.

Постепенно дни становились длиннее, и в бурой траве появились зеленые стрелки новых ростков. В лесу зацвели крокусы, а у нас в саду распускались нарциссы, пламенели тюльпаны и цвела ветреница, которую мы с Джори насадили везде, где не росла трава. Мы с Крисом вечерами вновь стояли на балконе в свете нашего старинного друга – луны, а утром наблюдали, как возвращаются на север дикие гуси. Я глаз не могла оторвать от их косяка, исчезающего за вершиной горы.

Жизнь стала веселее, в особенности сейчас, когда Крис больше не задерживался из-за снегопада в городе на уик-энд. Имея возможность выходить и гулять, мы не действовали друг другу каждодневно на нервы, и напряжение спало.

В июне близнецам исполнилось по полтора года, и они бегали где хотели, качались на качелях; и как же счастливы они были, когда качели подбрасывали их на безопасную в нашем понимании, но все-таки высоту! Они срывали цветы с лучших моих экземпляров, но меня это не расстраивало: у нас было достаточно цветов, чтобы каждый день украшать ими комнаты.

Барт теперь настаивал, чтобы не только близнецы, но и мы все, включая Джори, Криса, Тони, посещали службу. Казалось бы, это выполнить нетрудно. Каждое воскресенье мы садились на скамьи, поставленные в ряд, и смотрели на разноцветное стекло витража за кафедрой. Близнецы всегда сидели между Джори и мной. Джоэл надевал в эти дни черную сутану. Барт сидел около меня, так сжимая мою руку, будто я пыталась куда-то убежать. Он намеренно отделял меня от Криса, с которым вместе сидел. Я вполне осознавала, что эти службы устраивались для нас, чтобы спасти нас от вечного горения в аду. Близнецы, как все дети, были неуемны, вертелись, им не нравились долгие скучные службы. И лишь тогда, когда взрослые вставали, чтобы запеть гимн, они с восторгом глядели и слушали.

– Пойте, пойте, – наставлял их Барт, поминутно одергивая детей и наказывая за шалости тасканием за золотые кудри.

– Оставь в покое моих детей! – набрасывался на него Джори. – Они будут петь, когда захотят.

Война между братьями постепенно разгоралась.

И вновь пришла осень, и наступил День Всех Святых, когда мы взяли детей за крошечные ручки и повели к соседу, которого считали «надежным» в отношении сплетен; он не мог разоблачить наше семейство. Там им вручили их первые подарки, и всю дорогу домой они прыгали от радости, что у них в руках их собственные шоколадки и по две упаковки жвачки.

Пришла зима, наступило Рождество, а затем Новый год – но ничего особенного не происходило, потому что на этот год зимой Синди не прилетела. Она была слишком занята своей начинающейся карьерой, поэтому лишь звонила иногда да писала короткие, но информативные письма.

Барт с Тони теперь вращались как бы в разных вселенных.

Может быть, не одна я догадывалась, что Джори без памяти влюблен в Тони. Его больше ничего не смущало, потому что все попытки наладить отношения с братом ни к чему не привели. Я не могла ни в чем обвинить Джори; думаю, его не обвинил бы никто после того, как Барт увозил жену больного брата с собой в ресторан, после того, как он соблазнил ее. Он и сейчас старался удержать Тони просто из-за того, чтобы она не досталась брату. Теперь он вновь обратил на нее внимание…

Любовь придала жизни Джори новый смысл. Это было видно по его глазам, по появившейся у него привычке вставать рано и с утра делать изнурительные упражнения. Тренировками он достиг того, что начал стоять на ногах, держась за брусья. Как только наступило потепление, он начал плавать в нашем бассейне по утрам и вечерам.

Тони отрицала, что рада новому вниманию Барта, но, возможно, все еще ждала, что Барт предложит ей замужество.

– Нет, Кэти, я не люблю его больше. Я просто жалею его, потому что он не может найти себя и не знает, чего желать в этой жизни, кроме денег, денег и еще раз денег.

Мне не раз приходило в голову, что Тони неожиданно оказалась в плену у этого дома так же, как и мы все.

Религиозные церемонии по воскресеньям заставляли меня нервничать; я уставала и временами пугалась сходства Джоэла с другим стариком, которого видела в жизни лишь раз. Страшные слова вылетали из слабых уст: дьявольский посев, дьявольское отродье. Семена зла, упавшие в дурную землю. Даже безобидные мысли расценивались как порочные, и они были так же наказуемы, как дурные поступки. Что же было безгрешным для Джоэла? Ничто. Абсолютно ничего не было без греха.

– Не станем больше посещать эти службы, – твердо сказала я Крису в один день. – Было глупо идти на поводу у Барта и пытаться угодить ему. Мне не нравятся идеи, которые Джоэл пытается посеять во впечатлительных детских душах.

Крис согласился со мной. Мы отказались отныне участвовать в «церковных» службах и позволять детям выслушивать все эти выкрики об ужасах ада и о наказании Божьем.

Как-то раз Джоэл пришел на детскую площадку, где была песочница, качели, карусели – все, что любили дети. Был жаркий июльский день. Джоэл выглядел очень благообразно и даже трогательно, пытаясь играть с детьми и заинтриговав их фокусами с веревочкой. Они покинули песочницу с ее солнечным экраном и уселись рядом с Джоэлом с надеждой завести нового друга.

– У дедушки есть много интересного для детей. А знаете ли вы, что я умею делать самолетики и кораблики из бумаги? И кораблик можно пустить на воду.

Дети изумленно смотрели на него, округлив глазенки. Мне это все не понравилось, и я нахмурилась.

– Поберегите лучше свою энергию для написания новых проповедей, Джоэл, – сказала я, смело встретив взгляд его водянистых глаз. – Я устала от старых проповедей. Кстати, почему вы не используете Новый Завет? Перескажите-ка лучше его Барту. Христос был рожден. Он прочел перед народом свою Нагорную проповедь. Обратите внимание Барта именно на эту проповедь, дядя. Расскажите нам о необходимости прощать, о том, что следует поступать с другими так, как ты желал бы, чтобы поступали с тобой. Поведайте о том, что всякое благодеяние окупится сторицей.

– Простите мне, если я чем-то пренебрег в учениях Сына Божьего, – смиренно проговорил он.

– Кори, Кэрри, пошли, – позвала я, вставая. – Пойдем посмотрим, что делает папа.

Он резко вскинул поникшую было голову. Его бледный взгляд засиял, на губах появилась улыбка. Он кивнул:

– Да, вот вы и проговорились. Для вас они – те, «другие» близнецы, дьявольское семя, посеянное в дурную почву.

– Как вы смеете! – накинулась я на него.

Я не знала, что, называя детей именами моих погибших, дорогих сердцу близнецов, я добавляла масла в огонь – огонь, уже разгоравшийся в нашем семействе.

Приходит сумрачный рассвет

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

Перед вами одна из самых главных, знаковых книг Ошо. «Передача лампы» – это серия бесед, проведенных...
100 увлекательных рассказов о причудах и пристрастиях англичан, их истории и традициях, и о том, что...
Дакия разгромлена.Римский император Траян – победитель.Его центурион Гай Приск вернул себе имущество...
Я написал эту книгу именно для того, чтобы предоставить на суд читателя те мысли, которые отметил дл...
Дорогие астраханцы и друзья нашей замечательной каспийской столицы! В своей книге я хочу предложить ...
Коаны Сознания — это книга, смысл которой невозможно постичь, опираясь на рациональную логику. Она н...