Третий Храм Колумба Берри Стив
Саган увидел машину.
Саймон внимательно смотрел вперед.
Роча гнал автомобиль по проселочной дороге между деревьями, но ему приходилось притормаживать из-за плохой видимости. К счастью, пыль впереди постепенно рассеивалась.
И тут он увидел.
Том Саган стоял на другом берегу широкого канала. Из центра поднималась одинокая свая. Водитель тоже увидел препятствие и ударил по тормозам. Машина остановилась, ремень безопасности натянулся.
Роча выругался.
Захария посмотрел в окно.
– Выключи двигатель, – приказал он.
Том вернулся к машине и взял пистолет. Он оставил открытой дверцу со стороны водителя и стоял так, что машина оставалась между ним и Саймоном. Конечно, один из них мог перебраться через канал, но прежде чем он это сделает, репортер успеет их пристрелить.
Пат.
Как раз то, что ему требовалось.
Теплый ветер освежал кожу, но Саган почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.
– Хорошо! – крикнул Саймон. – Чего ты хочешь?
– Мою дочь! – крикнул в ответ журналист.
Он стоял, согнув колени, и смотрел на своих преследователей через открытые окна автомобиля.
– Я знаю, что у тебя есть пистолет, и ты выбрал надежное место за машиной. Мы не станем на тебя нападать! – сообщил ему Захария.
Человек, стоявший рядом с ним, не шевелился.
– Мне бы следовало пристрелить твоего подручного! – крикнул Том. – Он лапал мою дочь!
Оба его противника замерли совершенно неподвижно.
– Он выполнял свою работу! – возразил Саймон. – Делал то, за что я ему плачу. А мой адвокат свою работу сделать не смог!
– Я хочу Элли, и тогда ты получишь то, что хочешь!
– Ее здесь нет!
– А как тут оказался сукин сын, которому ты платишь?
– Он летел всю прошлую ночь.
Том промолчал, готовый слушать Захарию дальше.
– Она в Вене, – объяснил тот. – Если ты хочешь ее увидеть, тебе следует отправиться туда!
Австрия.
– Я там живу. Возможно, ты это знаешь. Ведь ты же был репортером! – добавил австриец.
– Пошел ты!
Захария рассмеялся.
– Уверяю тебя, я все еще могу причинить твоей дочери ужасную боль. И только из-за того, что ты доставляешь мне столько проблем!
Этот тип блефовал, и если еще вчера беглец бы колебался, то сегодня он совершенно точно знал, что следует делать. Он – Том Саган, обладатель Пулитцеровской премии, журналист, занимающийся независимыми расследованиями, что бы ни говорили его враги.
– Тогда ты можешь навсегда попрощаться с тем, что у меня есть.
Молчание.
– Что ты предлагаешь? – спросил наконец Саймон.
– Мы совершим обмен.
На тот раз Захария заговорил после долгого молчания:
– Я не могу привезти ее сюда.
– А как ты планировал ее освободить – или ты вообще не собирался мне ее возвращать? – спросил Том.
– Я рассчитывал, что ты посмотришь видео, а уж потом произойдет счастливое воссоединение со слезами.
– Так не выйдет.
– Очевидно, нет. Что ты предлагаешь?
– Мы произведем обмен в Вене.
Саймон не поверил своим ушам.
– Ты собираешься туда лететь? – спросил он.
– И ты тоже.
Захария подумал, что все еще может получиться. Конечно, имелась серьезная проблема: Элли Беккет уже мертва. И тем не менее у него оставалась надежда добраться до своей цели.
– Хорошо! – согласился он. – Когда?
– Завтра днем. В пять часов. Собор Святого Стефана.
Том сделал свой выбор обдуманно. Он несколько раз бывал в Вене, а однажды прожил там целый месяц, когда освещал войну в Сараево. Он знал этот готический собор, находившийся в самом сердце города. Люди. Много людей. Отличное место для обмена. Там он будет в безопасности. Хотя, конечно, нужно продумать пути отступления до того, как Саймон сделает свой ход.
Но эту проблему он решит позже.
– Завтра, в пять часов! – крикнул он.
– Я буду!
Захария и его человек вернулись в машину, и через несколько секунд она скрылась в облаке пыли.
Том отошел от двери и опустил пистолет. Его рубашка промокла от пота, все внутри у него горело, и он тяжело дышал. Только сейчас журналист обратил внимание на аромат цветущих апельсинов: все деревья вокруг были усыпаны белыми цветами.
С детства знакомый запах.
С тех пор прошло столько лет…
Саган провел рукой по трехдневной щетине на лице.
Ни одна из его проблем не исчезла, но для человека, который собирался вчера умереть, он чувствовал себя невероятно живым.
Саймон был доволен.
– Найди способ поскорее выбраться отсюда, – сказал он водителю. – И сразу едем в аэропорт.
Роча позвонит и прикажет, чтобы приготовили самолет. Захария прилетел сюда на частном самолете и вернется в Австрию таким же способом. Он рассчитывал, что прилетит домой с тайной левита… Впрочем, он все равно скоро ее раскроет.
Наверное, Саган решил, что он очень умный, когда выбрал собор Святого Стефана. Да, вокруг будет много народа, чтобы обе стороны оказались на равных. Неплохое место для обмена дочери на пакет.
Пока не…
Захария триумфально усмехнулся, обдумывая свой план, – и очень скоро понял, насколько сильной будет его позиция.
Том Саган совершил фатальную ошибку.
И тот факт, что Элли Беккет мертва, не будет иметь ни малейшего значения.
Очень скоро отец к ней присоединится.
Глава 27
Том сумел выбраться из фруктового сада на шоссе, по которому доехал до автомагистрали 4 и покатил на запад, к Орландо. Усталость, от которой у него тяжелела голова и мутились мысли, исчезла. К сожалению, как только адреналин перестал кипеть в крови, перед глазами у него вновь и вновь стали возникать разложившиеся останки Абирама Сагана. Дети не должны видеть своих родителей такими. Абирам был сильным мужчиной. Жестким и неумолимым. Он пользовался всеобщим уважением, его высоко ценили в храме, его любила внучка…
А сын?
Журналист еще не был готов думать на эту тему.
Слишком много противоречий у них накопилось.
И все из-за религии.
Почему для отца было так важно, чтобы он оставался иудеем? Почему переход Тома в христианство привел к тому, что Абирам отказал ему в наследстве? Младший Саган очень много размышлял, пытаясь отыскать ответы на эти вопросы. Может быть, они найдутся в запечатанном пакете?
Том больше не мог ждать.
Он съехал с автострады, нашел заправку и припарковался, а потом, взяв ключ, проткнул пластик, нарушив целостность пакета, и внутрь проник воздух.
В пакете лежало три предмета.
Маленький пластиковый конверт, запечатанный клейкой лентой, карта и черный кожаный мешочек восьми дюймов длиной.
Репортер провел ладонью по коже.
Внутри находилось что-то легкое, тонкое и металлическое.
Он развязал бечевку и вытащил ключ.
Этот ключ был примерно шесть дюймов длиной, и один из его концов был украшен тремя звездами Давида. Мастер-ключ. Свое название он получил из-за того, что на его конце имелось несколько зарубок, которые цепляются за кулачок механизма замка. Теперь такие ключи встречаются редко. С самого детства Том помнил, что именно таким открывали синагогу во время церемоний. Но тот ключ был железным, а этот – из бронзы, и его поверхность совершенно не потускнела за прошедшие годы.
Затем Саган взял конверт и приоткрыл дверцу машины, чтобы впустить свежий воздух. Неловкими пальцами он снял клейкую ленту и вскрыл конверт. Внутри лежал сложенный втрое листок бумаги. Текст на нем был напечатан с одним интервалом.
«Если ты читаешь это письмо, сын, значит, ты вскрыл мою могилу. Я последний левит. Нет, я не рожден в Великом доме – меня избрали. Первый из нас, Иосиф Бен Ха Леви Хаиври, Иосиф, сын Левия на иврите, стал левитом по воле Христофора Колумба. В те времена Иосифа знали как Луиса де Торреса. Он был первым евреем, поселившимся в Новом Свете. И с тех пор линия наследования нарушена – каждого следующего левита назначал предыдущий. Меня выбрал твой дед, саки, а деда – его отец. Я хотел сделать тебя своим преемником и учил обычаям нашего народа, я мечтал доверить тебе мою тайну. Когда ты рассказал о своем намерении отказаться от иудаизма, я испытал опустошительную боль. Я собирался поделиться с тобой своим знанием, но твое решение делало это невозможным.
Ты считал меня сильным и несгибаемым, но на самом деле я был хрупким и слабым. А самым ужасным было то, что гордость не позволила мне с тобой помириться. Мы скорбели о твоем переходе в христианство, словно ты умер, и для меня так оно и было. Я мечтал, чтобы ты стал, как я, левитом, но ты выбрал иной путь. Евреев осталось совсем мало, сын. Мы не можем их терять. Я не знаю, известно ли тебе, что Элли теперь – одна из нас. Ее переход в иудаизм меня порадовал, хотя я прекрасно понимал, как он огорчил ее мать. Элли сама пришла к нашей вере и добровольно приняла иудаизм. Я никогда не оказывал на нее давления. Она искренна и благочестива. Но левит должен быть мужчиной, а я не смог найти достойного кандидата. Поэтому я уношу доверенную мне тайну в могилу. Насколько я понимаю, только ты или Элли имеете право вскрыть гроб. Так что теперь я передаю тебе то, что мне известно.
3.74.5.86.19.
Я понятия не имею, что это значит. Расшифровка не является задачей левита. Мы лишь хранители. Еще до твоего деда левиты сберегали еще один предмет. Но его спрятали после Второй мировой войны. Ключ, который прилагается к записке, мне дал Марк, но он не объяснил его назначения. Он жил во времена, когда нацисты угрожали всему, что дорого евреям. Марк сказал, что он позаботился, чтобы никто не сумел раскрыть тайну. Мы охраняем, сын, место, где спрятаны сокровища еврейского Храма: золотая Менора, Стол хлебов предложения и Серебряные трубы. Их привез в Новый Свет Колумб, который тоже был евреем. Там он их и спрятал.
Во времена Марка евреев убивали миллионами. Одна из задач левита состоит в том, чтобы адаптироваться к миру, где он живет, поэтому Марк внес некоторые изменения в то, что существовало до него. Он рассказал мне о них совсем немного, пояснив, что так будет лучше – теперь сокровища охраняет только голем, в священном для евреев месте. И он дал мне имя. Раввин Берлингер. Твой саки был жестким человеком. Вероятно, ты считаешь меня таким же. Но он выбрал меня, чтобы я хранил то, что осталось от нашей тайны, и я никогда не ставил его слова под сомнение. Сын, сделай то же самое. Выполни свой долг. Сбереги наше дело. Ты можешь спросить: какое это теперь имеет значение? Но такие вещи решать не левиту. Наш долг в том, чтобы поддерживать доверие тех, кто жил до нас, – меньшее, что мы можем сделать, учитывая, какие жертвы им пришлось принести. Евреи сильно и долго страдали. А если учесть, какие события ежедневно происходят на Ближнем Востоке, то я начинаю думать, что твой саки поступил правильно, когда внес свои изменения, навсегда сохранив их в тайне.
Ты должен знать еще кое-что, сын. В моем письме, где я завещал тебе дом, нет ни слова фальши. Я никогда не верил, что ты совершил нечто плохое. Я не знаю, что произошло, но уверен, что ты не мог смошенничать. Сожалею, что не сказал это тебе, пока был жив, но я люблю тебя».
Закончив изучать письмо, Том прочитал последнюю строчку еще раз.
С тех пор, как он был совсем маленьким, Абирам ни разу не сказал, что любит его.
И еще его поразило упоминание о деде, Марке Эдене Кроссе.
Саки.
Это был искаженный иврит. Слово «sabba» означало «дед», а «savta» – «бабушка». Маленьким мальчиком Том не мог выговорить эти слова правильно и называл деда саки – и это имя сохранилось до самой смерти старика.
Том посмотрел на третий предмет: дорожную карту Ямайки, составленную компанией «Мишлен». Он аккуратно развернул ее и увидел четкие очертания острова с его топографией и дорогами, после чего отметил дату выпуска – 1952 год. Затем журналист обратил внимание на надпись, сделанную выцветшими синими чернилами. Отдельные цифры. Он быстро прикинул их количество – около сотни от одного побережья до другого.
Он увидел все, что находилось в пакете.
Сокровища Храма?
Как это возможно?
Элли сидела рядом с Брайаном. Видеозапись закончилась. Они видели, как агент Брайана свернул на проселочную дорогу, преодолел канаву и поехал через цветущую апельсиновую рощу. Потом он выскочил из машины и побежал вперед. Вернулся агент через пятнадцать минут и рассказал, что произошло.
Он находился в пятидесяти ярдах, но сумел услышать, как перекрикивались Саймон и Том Саган. Саган хотел вернуть дочь, а Захария дал ему понять, что она в Вене.
– Но для него я мертва, – сказала Беккет Брайану. – Он блефует?
– У него все карты на руках, – ответил тот. – Твой отец не может проверить его слова.
Девушка слушала, как агент рассказал о предполагаемом месте и времени встречи – пять часов дня, внутри собора Святого Стефана.
– Твой отец думает, что там он будет в безопасности, – сказал Джеймисон.
Пару недель назад Элли как раз побывала в соборе.
– Но там всегда много людей, – заметила она.
– Ты же сама все сказала. Для Саймона ты мертва. Он знает, что не сможет осуществить обмен.
Однако Захария на него согласился.
В глазах Беккет появилась тревога.
– Так и есть, – кивнул Брайан. – Твой отец направляется именно туда, где Саймон хочет, чтобы он находился. Вопрос лишь в том, имеет ли это для тебя значение?
Глава 28
Бене следовал за Фрэнком Кларком по неровной тропинке, вьющейся среди зарослей папоротников. К счастью, он надел джинсы и ботинки. Когда тропинка становилась почти незаметной, полковник прорубал дорогу при помощи мачета. По лесу пронесся хриплый крик попугая, перекрывая непрерывный стук дятлов. Здесь можно было не бояться ядовитых змей: мангусты, столетия назад завезенные из Индии, чтобы покончить с крысами, заодно разобрались и с рептилиями.
Роу было тридцать семь лет, и он находился в хорошей форме, но подъем сильно утомил его, и по лицу и шее мужчины струился пот. Полковник был на тридцать лет старше его, но двигался легко и уверенно, неспешно шагая вперед, а его дыхание оставалось ровным. Всякий раз, когда Бене поднимался в горы, он вспоминал о своих предках. Игбо[7] из Бенина и мандинго[8] из Сьерра-Леоне. Угнанных из Конго и Анголы и пойманных на Золотом Берегу.
Они были самыми стойкими.
Почти все лидеры маронов были коромантинами, попавшими сюда с Золотого Берега, в том числе и его прапрапрапрадедушка.
Мать множество раз рассказывала Бене о мучительном пути африканцев в Новый Свет. Сначала плен, затем заключение в форту или в фактории, а потом их помещали вместе с другими несчастными, часто их старыми врагами. Наконец всех пленных сажали на переполненные корабли, и они переплывали Атлантику. Многим не удавалось пережить дорогу, и их трупы выбрасывали за борт. А из тех, кто уцелел, большинство породнились навсегда – и с тех пор называли себя корабельными братьями и сестрами. Пятый круг ада начинался, когда они прибывали в Новый Свет, где их, как скот, выставляли на продажу, а последнее испытание заключалось в том, что те, кто уже привык к ярму, учили их выживать.
Голландцы, англичане и португальцы – все они в этом виновны.
И хотя физические оковы давно исчезли, осталась некая форма психологического рабства – некоторые ямайцы отказывались признать свое африканское прошлое.
Но мароны к этой категории не относились.
Они не забыли.
И никогда не забудут.
Бене и Фрэнк продолжали подниматься в горы, и Роу уже слышал шум воды. Это было хорошо. Он хотел пить. Их окружали алые цветы, в стародавние времена получившие имя «лесное пламя». Бене узнал о них в детстве, когда мать рассказала ему, что их липкий сок помогает от глазных инфекций. Тогда юный Роу представлял себя воином-мароном, идущим вдоль ручья, чтобы сбить со следа собак, или шагающим спиной вперед, чтобы проложить след, ведущий в никуда. Он мысленно заманивал британских солдат к обрывам, откуда они не могли спастись, или приводил их в узкие расселины, а потом забрасывал камнями и бревнами и поражал стрелами.
Для проверки воды, которую враги часто отравляли, мароны использовали коз, но животных не пускали в селения, чтобы их блеяньем не выдать свое местоположение.
Мароны, мастера засад, умели прятаться в коконах из лиан так, что даже глаз не было видно. Их копья джонга тоже скрывались под плотным покровом из листьев. В результате они становились совершенно невидимыми в лесу, получая огромное преимущество перед врагом. Этим секретом они ни с кем и никогда не делились.
После сражения они убивали всех вражеских солдат, кроме одного или двух, чтобы те рассказали о поражении и не произнесенном вслух вызове.
Присылайте еще.
Пожалуйста.
– Сегодня с нами наши умершие, – сказал Кларк.
– Ты их слышишь, Фрэнк? – повернулся к нему его спутник.
– Только не плохих духов. Лишь наших стариков. Они бродят по лесам и присматривают за нами.
Бене слышал легенды о духах, которые разговаривали высокими гнусавыми голосами и боялись соли. Если такие духи оказывались рядом, человеку начинало казаться, что они проникли к нему в голову, и кожа у него начинала гнить. Они даже могли напустить болезнь – и поэтому в далеком детстве мать всегда спрашивала его после того, как он приходил домой с синяками и ссадинами: «Это тебя дух приложил?»
Роу улыбнулся, думая о матери – кроткой тихой женщине, которая вышла замуж за неистового мужчину. Но ее единственный сын оказался столь же неистовым и склонным к насилию, как и муж. Только вчера он убил двоих человек. Кто знает, быть может, их духи бродят среди деревьев и ищут его.
«Зажги спичку», – сказала как-то ему мать.
Он выполнил ее просьбу.
«А теперь задуй ее, скажи «один» и брось спичку на землю».
Сын вновь повиновался. Они находились в лесу, в горах над Кингстоном – оба любили приходить сюда, подальше от безумной городской жизни. Здесь мать рассказывала Бене о таино, африканцах и маронах.
А сегодня пришел черед духов.
«Сделай это еще раз и скажи «два», – попросила женщина.
Юный Роу зажег спичку, задул ее и отбросил в сторону.
«После того, как ты зажжешь третью спичку, – продолжала мать, – задуй ее, скажи слово, но не бросай. Так ты обманешь духа. И он будет всю ночь искать спичку, а ты сможешь убежать».
– Это там, – сказал Фрэнк, заставив Бене вернуться в настоящее. – Осторожнее на камнях. Если поскользнешься, можешь упасть.
Его друг заметил маленькую расселину под большим фиговым деревом, корни которого закрывали вход, словно прутья решетки.
– Пещера уходит сквозь гребень горы на другую сторону, – сказал полковник. – Мароны использовали ее, чтобы спастись от преследователей. Мы нападали на англичан, причиняли им максимально возможный ущерб, а потом отступали. Солдаты следовали за нами, но мы проходили сквозь скалу. К счастью, англичане не любили пещеры.
Ямайка напоминала губку с множеством проходов, соединенных между собой туннелями, реки здесь исчезали под землей в одном проходе и появлялись в другом. Знание тайных путей и позволило маронам выжить.
Фрэнк подвел Бене к входу, и он увидел импровизированную дверь, которая закрывала проход на глубине в два фута.
– Так мы не даем летучим мышам пробраться внутрь, – объяснил он.
Они убрали дерево, и Роу заметил под дверью три фонарика.
– Удобнее держать их здесь, – ответил на его незаданный вслух вопрос Кларк.
Мужчины взяли по фонарику и вошли внутрь. Проход оказался таким низким, что им пришлось присесть. Бене старался не задевать головой потолок из известняка с торчащими острыми выступами. Под ногами у него чавкала сырая глина – к счастью, на полу не было еще и гуано.
Они прошли несколько метров и остановились. Фрэнк направил луч фонарика на стену, и его спутник увидел простой рисунок, высеченный на стене.
Кривая буква «Х».
– Это таино? – спросил он.
– Пойдем дальше, – предложил полковник.
Проход привел их в высокое темное помещение с холодным воздухом. Когда они направили лучи фонариков на стены, Бене насчитал четыре выходящих из него туннеля.
И еще они увидели пиктограммы.
Маис, птицы, рыбы, лягушки, черепахи, насекомые, собаки и нечто вроде местного вождя в парадном одеянии.
– Таино верили, – сказал Фрэнк, – что духи их предков живут в пещерах и выходят только по ночам, чтобы есть момбины[9]. Однажды ночью сливы оказались настолько вкусными, что духи не заметили, как взошло солнце, и тогда они превратились в людей.
От матери Бене слышал такую же историю сотворения мира.
– Пещеры были нашим убежищем, – продолжал Кларк. – Таино не хоронили своих мертвецов, а просто укладывали их в темных местах. Говорят, их прах до сих пор устилает полы пещер.
Роу чувствовал, что ему оказывают честь, допустив сюда, в это место, мирное и безмятежное, как часовня.
– Таино ненавидели испанцев. Чтобы избежать рабства, они прятались в таких же пещерах и умирали от голода, – рассказывал тем временем Фрэнк. – Некоторые уходили быстро, выпив яд маниоки. Другие мучились значительно дольше. – Полковник ненадолго замолчал, но потом заговорил снова: – Колумб называл их индейцами, а сейчас люди неправильно называют их араваками. Но таино были теми, кем были. Они появились здесь за семьсот лет до Колумба, приплыли на каноэ из Юкатана и решили, что тут будет их дом. Однако европейцы уничтожили их за каких-то сто лет. Они убили шестьдесят тысяч человек.
Голос Фрэнка наполняло презрение, и Бене полностью разделял его чувства.
– Кривое «Х» начертили не таино, – продолжал полковник. – Таких значков не нашли ни в одной из пещер, где они делали рисунки на стенах. Это испанская метка, она отмечает важное место. Мароны давно знают этот символ, но мы не говорим о нем. Тех, кто ищет затерянный рудник, также интересует кривой «Х».
Те же самые слова произнес Захария Саймон, только он ничего не стал объяснять.
– Значит, рудник существует? – уточнил Роу. – Я никогда не слышал, чтобы ты это говорил.
– Легенда о золоте абсурдна. Таино оно не интересовало. Они гораздо больше ценили гуанин.
Бене знал, что так называется сплав меди, серебра и золота, и видел артефакты из этого красновато-пурпурного металла.
– Им нравился аромат, который появлялся, когда гуанин соприкасался с их влажной кожей, – продолжал Фрэнк. – Чистое золото имеет желтовато-белый цвет, оно лишено запаха и непривлекательно. Гуанин – совсем другое дело. Он стал для них особенным, ведь они не могли выплавлять его сами. Им пришлось учиться у тех, кто приплыл на север из Южной Америки. Для них золото находилось в ручьях, а гуанин приходил с небес.
– Так ты хочешь сказать, что у них не было золотого рудника?
– Наверняка я не знаю, Бене. Нам известно, что они использовали золото, так что его источник мог быть для них важным. Кроме того, двести тонн золота отправили в Испанию из Нового Света в течение следующих ста лет после Колумба. Часть с Ямайки, из-за чего погибли тысячи таино.
Кларк замолчал, глядя на рисунки, освещенные лучами фонариков.
Роу они тоже заинтересовали.
– Они опускали палочки в уголь, смешанный с жиром и пометом летучих мышей. – Теперь полковник говорил совсем тихо. – Как просто, но сколько лет прошло – а картинки остались.
– Кому известно об этой пещере?
– Никому за пределами нашего сообщества. Мароны много лет приходили сюда.
Бене и сам ощущал какое-то диковинное родство с этим местом.
Фрэнк повернулся к нему и протянул клочок бумаги. Перед тем как начать подъем в горы, полковник заглянул в музей.
Тогда Роу не понял, зачем он это сделал.
«8 шагов» – было написано на бумажке.
А чуть ниже стояла необычная подпись Колумба с кривыми «иксами».
– Это подпись Христофора Колумба. – Фрэнк посветил фонариком на листок. – Тут все очень запутано, что многое говорит об этом человеке. А самым важным остаются две буквы «Х».
Бене и сам уже это заметил. Оба крестика были кривыми. В точности как тот, что он видел на могиле, в испанских документах, в музее и на стене снаружи.
Он посмотрел на Кларка.
– Ты никогда мне об этом не рассказывал.
– Мы обречены, Бене. Как и двести лет назад, мароны слишком сильно ссорятся между собой. Мы стали врагами самим себе. Правительство это понимает и, как и англичане много лет назад, продолжает натравливать нас друг на друга. Вот почему им нет нужды выслушивать наши жалобы. Я пытался, но других полковников трудно в чем-то убедить.
Роу знал, что это было правдой.
– Бене, тебя уважают полковники. Но они тебя боятся, – сказал его друг. – Они знают, чем ты занимаешься. Они берут твои деньги, но им известно, что ты убиваешь людей.
– Только в тех случаях, когда у меня нет выбора.
– Именно так мароны оправдывали убийства с тех самых пор, как мы впервые сбежали в горы. «Только когда у нас нет выбора». Однако мы убили огромное количество людей.
Здесь, под землей, стоя рядом с этим образованным человеком, Бене решил быть честным.
– Я делаю то, что должен, – попытался объяснить он. – Некоторые понимают только насилие. Да, я действительно зарабатываю деньги на игорных домах, шлюхах и грязных фильмах. Но мы ничего не продаем детям и не привлекаем их к нашим делам. Мои женщины должны посещать врачей и оставаться чистыми. У меня жесткие правила, и я живу в соответствии с ними.
Кларк поднял руки, шутливо сдаваясь.
– Тебе не нужно меня убеждать, Бене. Мне все равно.
Однако Роу хотел оправдаться перед самим собой.
Станут ли духи ему помогать?
– Будь тем, кто ты есть, Бене, – сказал полковник. – Ничего другого нам не остается.
Обычно Роу не ставил под сомнение то, что делал, но это место действовало на него особенным образом.
– Я считаю, что кривое «Х» оставил Колумб, – сказал Фрэнк. – Чтобы обозначить это место. Возможно, метка ведет к затерянному руднику.
– В этой пещере?