Лицо в зеркале Кунц Дин
— Был им.
— Перестал верить после того, как умерла Ханна, да? Этан пожал плечами:
— Может, перестал, может, нет. День на день не приходится.
Одарив его взглядом, который мог снять с луковицы все слои до самой сердцевины, Рисковый кивнул:
— Хорошо. Я тебе верю.
— Спасибо, — выдохнул Этан.
Рисковый огляделся, чтобы убедиться, что за время их разговора ни у кого еще не возникло желания заглянуть в дом Божий.
— Я тебе верю, поэтому кое-что скажу, но ты все забудешь, как только услышишь.
— Я уже не помню, что побывал здесь.
— Квартира Райнерда интереса не представляет. Минимум мебели. Все черно-белое.
— Он жил, как монах, но монах со средствами.
— И наркотики. Кокаин, расфасованный для перепродажи, и записная книжка с фамилиями и телефонами — скорее всего, список покупателей.
— Знаменитые фамилии?
— Не очень. Актеры. Звезд нет. Но я хочу рассказать тебе о сценарии, над которым он работал.
— В этом городе число мужчин, которые пишут сценарии, превосходит число тех, кто изменяет своим женам.
— Около компьютера лежали двадцать шесть страниц.
— Этого не хватит даже на первый акт.
— Так ты разбираешься в сценариях? Сам пишешь?
— Нет. Еще сохранил остатки самоуважения.
— Райнерд писал о молодом актере, который проходит курс актерского мастерства, и у него возникает «глубокая интеллектуальная связь» с профессором. Они оба ненавидят некоего Камерона Менсфилда, который, так уж вышло, крупнейшая мировая кинозвезда, и решают его убить.
Ранее, согнутый навалившейся усталостью, Этан сидел, привалившись к спинке скамьи. Тут выпрямился.
— И какой у них мотив?
— Не ясно. Райнерд оставил на полях массу рукописных пометок, пытаясь с этим определиться. Далее, чтобы доказать друг другу, что у них хватит духа пойти на это преступление, каждый называет другому имя человека, которого тот должен убить до того, как вместе они начнут охоту за кинозвездой. Актер хочет, чтобы профессор убил его мать.
— Почему я подумал о Хичкоке? — спросил Этан.
— Это похоже на его старый фильм «Незнакомцы в поезде». Идея — махнуться убийствами, тогда у каждого будет идеальное алиби на момент преступления, в котором его бы неминуемо обвинили.
— Позволь догадаться. Мать Райнерда действительно убили.
— Четыре месяца тому назад, — подтвердил Рисковый. — Ночью, на которую у ее сына было двухсотпроцентное алиби.
Церковь начала вращаться со скоростью шесть или восемь оборотов в минуту, словно наконец-то сказалось действие виски, но Этан знал, что причина головокружения — не шотландское, а нагромождение столь странных событий.
— Каким нужно быть идиотом, чтобы сначала все это сделать, а потом вставить в сценарий?
— Самоуверенным идиотом-актером. И не говори мне, что он такой один.
— А кого по указке профессора убил Райнерд?
— Коллегу по университету. Но Райнерд об этом еще не написал. Успел только закончить сцену убийства матери. В реальной жизни ее звали Мина, ей всадили пулю в правую ногу, а потом забили до смерти мраморно-бронзовой лампой. По сценарию ее зовут Рена, ее искололи ножом, обезглавили, расчленили, а потом сожгли в печи.
Этана передернуло.
— Похоже, дни матери были сочтены, даже если бы Райнерд и не познакомился с профессором.
Они помолчали. Церковная крыша, с качественной звукоизоляцией, находилась высоко над их головами, так что шум дождя практически до них не долетал.
— В общем, пусть Райнерд и мертв, — будничным голосом прервал затянувшуюся паузу Рисковый, — твоему Чен-Ману стоит почаще оглядываться. Профессор, уж не знаю, кем он может быть, все еще на свободе.
— Кто занимался убийством Мины Райнерд? — спросил Этан. — Я его знаю?
— Сэм Кессельман. Сэм работал в отделе расследования грабежей и убийств, когда Этан еще не ушел со службы.
— И что он думает о сценарии? Рисковый пожал плечами:
— Он его еще не видел. Может быть, завтра ему поит ют ксерокс.
— Он — хороший человек. И во всем разберется.
— Возможно, не так быстро, как тебе хотелось бы, — предрек Рисковый.
У алтаря, должно быть от ветерка, заколыхались огоньки свеч в рубиновых стаканчиках. По стене побежали хамелеоны света и теней.
— Так что ты собираешься делать? — спросил Рисковый.
— Об убийстве Райнерда напишут в утренней газете. Конечно же, упомянут и об убийстве его матери.
Это даст мне повод пойти к Кессельману, рассказать ему о посылках, которые Райнерд посылал Манхейму. Он прочитает этот сценарий…
— О котором ты не имеешь ни малейшего представления, — напомнил Рисковый.
— …и поймет, что над Манхеймом будет висеть дамоклов меч, пока не удастся идентифицировать этого профессора. Тем самым расследование ускорится, а я, возможно, добьюсь защиты полиции для моего босса.
— В идеальном мире, — буркнул Рисковый.
— Иногда система срабатывает.
— Только когда ты этого не ожидаешь.
— Да. Но у меня нет ресурсов, чтобы быстренько прошерстить друзей и знакомых Райнерда, и нет права просмотреть его личные записи и вещи. Мне придется полагаться на систему, хочу я этого или нет.
— Как насчет нашего сегодняшнего ленча? — спросил Рисковый.
— Никакого ленча не было.
— Кто-то мог нас видеть. И потом, ты же расплачивался по кредитке.
— Ладно, мы встречались за ленчем. Но о Райнерде я не упоминал.
— И кто в это поверит?
Этан не смог назвать такого тупицу.
— Мы с тобой встретились за ленчем, я нашел повод для визита к Райнерду в тот же день, и так уж вышло, что его шлепнули, когда я находился у него в квартире. А потом выясняется, что машина, на которой должен был уехать киллер, принадлежит Данни Уистлеру, твоему давнему другу.
— У меня болит голова, — скривился Этан.
— А я еще не врезал по ней. Они решат, что мы обо всем знали. А когда мы скажем, что не…
— Мы и не знали.
— Они заявят, что мы лжем. На их месте я бы подумал, что так оно и есть.
— Я тоже, — признал Этан.
— Поэтому они придумают версию, которая так или иначе объясняет случившееся, и закончится все тем, что нас обвинят в убийстве матери Райнерда, самого Райнерда, попытке повесить эти преступления на Гектора Икса и в его убийстве. И прежде, чем все достигнет финала, этот говнюк, окружной прокурор, попытается обвинить нас и в исчезновении динозавров.
Церковь более не казалась святилищем. Этан жалел, что они не встретились в другом баре, где он мог найти утешение, баре, куда не мог заявиться Данни Уистлер, живой или мертвый.
— Я не могу пойти к Кессельману, — решил он. Из груди Рискового не вырвался выдох облегчения, он ничем не выказал напряжения, в котором пребывал.
Разве что на зеркальце, сунутом ему под ноздри, появился бы конденсат да массивные плечи чуть расслабились.
— Мне остается лишь принять дополнительные меры по защите Манхейма и надеяться, что Кессельман быстро найдет убийцу Мины.
— Если группа РДППО не отстранит меня от расследования убийства Райнерда, я переверну весь город чтобы найти Данни Уистлера, — сказал Рисковый. — Я прихожу к выводу, что он — ключевая фигура в этой истории.
— Я думаю, Данни найдет меня первым.
— Это ты про что?
— Не знаю. — Этан запнулся, вздохнул. — Данни был там.
Рисковый нахмурился.
— Где?
— В баре отеля. Я заметил его, когда он уходил. Бросился за ним, но потерял в толпе перед отелем.
— И что он там делал?
— Пил. Может, наблюдал за мной. Может, последовал за мной с намерением подойти, потом передумал. Я не знаю.
— Почему ты сразу мне об этом не сказал?
— Не знаю. Мне показалось… слишком уж много призраков.
— Ты думаешь, одним больше, и я тебе не поверю? Напрасно. Мы давно знаем друг друга, не так ли? В нас обоих стреляли.
Из церкви они решили уходить порознь. Рисковый поднялся первым. Дойдя до центрального прохода, обернулся:
— Как в прежние времена, не так ли? Этан понимал, о чем он.
— Снова прикрываем друг друга.
Для такого здоровяка Рисковый двигался на удивление бесшумно. Из нефа он проследовал в нартекс, а потом покинул церковь.
Иметь надежного друга, который прикроет тебе спину, — счастье, но поддержка даже лучшего друга не может идти ни в какое сравнение с поддержкой, которую может оказать мужу любящая жена или любящий
муж — жене. В архитектуре сердца комнаты дружбы расположены глубже, стены у них крепче, но самой теплой и самой надежной была та, что он делил с Ханной, где в эти дни она жила дорогим призраком, самым нежным из воспоминаний.
Ей он мог бы рассказать все: о тени в зеркале, о второй смерти на выходе из магазина «Розы всегда», и она бы ему поверила. Вместе они всегда понимали друг друга.
За пять лет, прошедших с ухода Ханны, именно теперь ему недоставало ее более всего. Сидя в одиночестве в церковной тишине, нарушаемой лишь едва слышным шумом дождя, вдыхая благовония, глядя на рубиновые стаканчики, в которых горели свечи, он не мог уловить шепота Бога, не чувствовал его присутствия. Но Этан и не жаждал получить какие-то доказательства существования Создателя: мечтал услышать голос Ханны, увидеть ее обаятельную улыбку.
Он чувствовал себя бездомным, перекати-полем, Квартира в доме Манхейма дожидалась его возвращения, предлагая многие удобства, но была местом проживания, не более. Лишь один раз за этот длинный и трудный день он почувствовал, что попал домой: когда стоял у могилы Ханны и смотрел на пока еще пустой соседний прямоугольник земли, предназначенный для него.
Глава 37
Черная и серебристая вода капала и стекала с бронзовых шаров и бронзовых флеронов, с литых орнаментных панелей, с дротиков, изогнутых полос, узоров из пересекающихся линий, зубцов, листьев, гриффонов и геральдических эмблем массивных ворот поместья Манхейма.
Этан нажал на педаль тормоза, остановив внедорожник у стойки безопасности, квадратной колонны высотой в пять футов, облицованной известняком, в которой находились видеокамера, микрофон и динамик внутренней связи и клавиатура. Он опустил стекло и набрал на клавиатуре личный шестизначный код.
Медленно в свете фар «Экспедишн» массивные ворота пришли в движение, открывая путь.
У каждого из сотрудников поместья был свой код. В компьютер службы безопасности заносилась информация о каждом приезде и отъезде. Пульты и консоли дистанционного управления, вмонтированные в автомобилях, применялись для открытия ворот гораздо чаще, чем стационарный блок, и были, пожалуй, удобнее, особенно в плохую погоду, однако к этим устройствам получали доступ механики гаража, парковщики, да и вообще любые люди, к которым временно попадал автомобиль. И окажись среди них хоть один нечестный человек, угроза нависла бы над всей системой безопасности.
Если бы у Этана не было персонального кода, открывающего ворота, он бы нажал кнопку включения внутренней связи и представился дежурному охраннику, который находился в домике смотрителя в глубине поместья. Если гостя ждали или он был другом семьи из списка тех, кто имел право постоянного доступа на территорию поместья, охранник бы открыл ворота.
Ожидая, пока бронзовый барьер полностью освободит дорогу, Этан находился под наблюдением камеры, установленной на стойке безопасности.
Въезжая на территорию, он попадал в зону контроля камер, установленных на деревьях таким образом, что они могли определить, нет ли во внедорожнике посторонних, не лежит ли кто, скажем, на полу у заднего сиденья.
Все видеокамеры имели блок ночного видения, благодаря которому самый слабенький свет луны становился сиянием полуденного солнца. Сложное программное обеспечение отфильтровывало затенения и искажения, вызываемые, скажем, дождем, благодаря чему на экранах в комнате охраны выводилось четкое изображение в режиме реального времени.
Будь Этан ремонтником или посыльным, прибывшим на грузовике или микроавтобусе без окон, его бы попросили подождать за воротами до прибытия сотрудника службы безопасности. Охранник заглянул бы в транспортное средство, чтобы убедиться, что водителя
не заставили под дулом пистолета провезти в поместье плохишей.
Палаццо Роспо не было крепостью в современном понимании этого слова, его не отделяли от окружающего мира ров и подъемный мост, как в Средние века. Однако поместье никак не походило на кусок пирога, поднесенный на тарелочке с голубой каемкой любому голодному вору.
Взрывчатка без труда снесла бы ворота или проломила стену. Но вот тайное проникновение на территорию поместья практически исключалось. Незваных гостей тут же засекли бы камеры наблюдения, детекторы движения, тепловые датчики и другие охранные устройства, используемые службой безопасности.
Бронзовые ворота шириной в тридцать футов, в орнаментах которых пустот было не так уж много, весили более восьми тысяч фунтов. В движение их приводил мощный электромотор, и откатывались они с легкостью и с большей скоростью, чем можно было ожидать.
Участок в пять акров считался большим в любом жилом районе. В Бел-Эре, где акр стоил никак не меньше десяти миллионов, пятиакровое поместье свидетельствовало о несметных богатствах его владельца.
Длинная подъездная дорожка огибала пруд, в котором отражался расположенный за ним громадный трехэтажный особняк, построенный не в стиле барокко, как бронзовые ворота, а в классическом, просто и элегантно, без архитектурных наворотов.
У самого пруда дорожка раздваивалась, и Этан свернул на ту ее часть, что вела к боковому торцу особняка. Там она раздваивалась еще раз, одна ветвь вела к домику смотрителя, в одной из комнат которого дежурили охранники, а вторая — на пандус подземного гаража.
Гараж был двухэтажным. Верхний уровень предназначался для тридцати двух коллекционных автомобилей Лица, начиная от нового «Порше» и заканчивая «Роллс-ройсами» 1930-х годов, «Мерседес-Бенцем 500К» 1936 г., «Дузенбергом модель J» 1931 г., «Кадиллаком 16» 1933 г.
На нижнем стояли автомобили, которые использовались в повседневной жизни поместья, и принадлежащие сотрудникам или предназначенные для них.
Как и в верхнем гараже, пол был вымощен бежевой керамической плиткой, а стены — блестящим кафелем того же цвета. Колонны украшала мозаика из различных оттенков желтого. Редко какой салон, где продавали автомобили для богатых и очень богатых, мог потягаться красотой с нижним гаражом.
У лифта на стене висела доска со штырьками, на которые вешались автомобильные ключи, а на полу под доской сидел Фрик, с тем же романом-фэнтези в обножке, который читал утром. Увидев приближающегося Этана, он поднялся.
Встреча с мальчиком не только удивила, но и порадовала Этана, хотя ему казалось, что за лот длинный, серый, полный неприятных сюрпризов день он утратил способность радоваться.
Он не мог объяснить, почему от одного вида мальчика у него поднималось настроение. Возможно, до первой встречи с ним он ожидал, что сын Лица, воспитанный в таком богатстве и с таким безразличием со стороны родителей, будет или совершенно разбалованным, или законченным невротиком, а Фрик оказался воспитанным и застенчивым мальчишкой, пусть свою застенчивость он и прятал под маской «все-то мы видели, везде побывали». Но маска эта не могла скрыть врожденной добропорядочности, столь же редкой, как жалость среди чешуйчатых обитателей крокодильего болота.
— Злой колдун нашел язык честного человека для своего отвара? — спросил Этан, указав на книгу.
— Пока нет. Он только что послал своего жестокого помощника Крагмора к лживому политику, чтобы тот отрезал ему яйца.
Этан поморщился.
— Действительно, колдун злой.
— С другой стороны, это всего лишь политик. Вы знаете, иной раз они здесь появляются. После их отъезда миссис Макби проводит инвентаризацию ценных предметов в комнатах, где они останавливались.
— Понятно… А что ты тут делаешь? Собираешься прокатиться на автомобиле?
Фрик покачал головой:
— Нет смысла и пытаться, пока мне не исполнилось шестнадцати. Сначала я должен получить водительское удостоверение, накопить достаточную сумму для самостоятельной жизни, подобрать идеальный маленький городок, в котором меня не найдут, а уж потом придет пора садиться за руль.
Этан улыбнулся.
— План, значит, составлен. Лицо Фрика осталось серьезным.
— Да, составлен.
Мальчик нажал кнопку вызова лифта. Послышалось гудение приводного механизма кабины, только частично приглушенное стенами шахты.
— Я прячусь здесь от декораторов, — признался Фрик. — Они ставят рождественские ели и украшают дом. Это первое ваше Рождество здесь, поэтому вы не знаете, что все они ходят в этих дурацких колпаках Санта-Клауса и всякий раз, увидев тебя, кричат: «Счастливого Рождества!» — лыбятся, как идиоты, и так и норовят сунуть тебе липкую карамельку. Они не просто украшают дом, а разыгрывают целый спектакль, чего, я думаю, хочется большинству заказчиков, иначе эта команда давно бы осталась без работы, и этого достаточно, чтобы превратить тебя в атеиста.
— Мне представляется, что это неплохая праздничная традиция.
— Да уж, все лучше, чем наемные исполнители веселых песен на Рождество. Они одеваются как диккенсовские персонажи, а когда не поют, говорят с тобой о королеве Виктории, мистере Скрудже, спрашивают, будет ли на рождественском обеде гусь, и называют тебя «милорд» и «молодой господин», а ты должен с ними общаться, потому что Призрач… поскольку мой отец думает, что это круто. После получаса этого безобразия кажется, что ты сейчас превратишься в дерьмо или ослепнешь, а ведь надо выдержать еще полчаса. Но потом все образуется, потому что после певцов выступает фокусник, которому помогают карлики, одетые эльфами Санта-Клауса, и вот это действительно весело.
За потоком слов Эльфрик, похоже, скрывал гложущую его тревогу. Он не относился к молчунам, но обычно и не тараторил без умолку.
Кабина лифта спустилась, двери открылись.
Этан последовал за мальчиком в обшитую деревянными панелями кабину.
Нажав кнопку первого этажа, Фрик спросил:
— Исходя из вашего опыта, телефонные извращенцы действительно опасны или способны только на разговоры?
— Телефонные извращенцы?
До этого момента мальчик смотрел ему в глаза. А тут перевел взгляд на световую индикаторную полосу, высвечивающую этаж.
— Те, что звонят и дышат в трубку. Им этого хватает или иногда они приходят, чтобы схватить тебя?
— Кто-то тебе звонил, Фрик?
— Да. Этот извращенец, — и мальчик тяжело задышал, словно Этан мог идентифицировать извращенца по звуку его дыхания.
— И когда это началось?
— Сегодня. Сначала, когда я находился в железнодорожной комнате. Второй раз он позвонил, когда я обедал в винном погребе.
— Он позвонил по твоей линии? — Да.
Световой индикатор показал, что они добрались до верхнего гаража. Гидравлика не могла обеспечить быстрого подъема.
— Что сказал тебе этот тип?
Фрик замялся, переминаясь с ноги на ногу на мраморном полу.
— Он только дышал. Иногда дышал… прямо-таки как зверь.
— Это все?
— Да. Как какой-то зверь, и я не знаю, что он хотел ним показать.
— Ты уверен, что он ничего не сказал? Даже не напивал тебя по имени?
Фрик продолжал смотреть на индикаторную полосу.
— Только дышал. Я попытался воспользоваться режимом шестьдесят девять в надежде, что извращенец живет с матерью, понимаете, она возьмет трубку, и я смогу сказать ей, чем занимается ее психически ненормальный сын, но вновь услышал все то же дыхание.
Они прибыли на первый этаж. Двери раскрылись.
Этан вышел в холл, но Фрик остался в кабине.
Этан заблокировал двери рукой.
— Отзвониться ему — идея не из лучших, Фрик. Когда кто-то пытается достать тебя, нельзя давать им знать, что тебя пробрало. Для них это счастье. Лучше всего вешать трубку, как только ты понял, с кем имеешь дело, а когда телефон зазвонит вновь, не отвечать.
Глядя на часы, опять же, с тем, чтобы не встречаться взглядом с Этаном, Фрик ответил:
— Я думал, у вас есть возможность узнать, кто он.
— Я попытаюсь. И вот что, Фрик… Мальчик все смотрел на часы. — Что?
— Ты должен рассказывать мне все. Это важно.
— Я понимаю.
— Так ты рассказал мне все?
Фрик приложил часы к уху, будто хотел проверить, тикают ли они.
— Конечно. Он только дышал.
Мальчик что-то скрывал, но давить на него не имело смысла. Он бы еще яростнее стал охранять свой секрет.
Вспомнив собственную реакцию на вопросы Рискового в церкви, Этан решил удовлетвориться полученным ответом.
— Предлагаю такой вариант. Если телефон твоей линии зазвонит сегодня или завтра, когда я буду в поместье, я бы хотел сам снять трубку. Не возражаешь?
— Нет.
— Твоя линия не звонит в моей квартире, но я залезу в управляющий компьютер и изменю настройку.
— Когда?
— Прямо сейчас. Я возьму трубку после нескольких гудков, а если он позвонит завтра, когда меня не будет, к телефону не подходи, пусть дышит на автоответчик.
Мальчик наконец-то вскинул на него глаза.
— Хорошо. Вы слышали, как звучит мой звонок? Этан улыбнулся.
— Я его узнаю.
— Он необычный, — выдавил из себя Фрик.
— А ты думаешь первые девять нот из «Дорнета» возвышают меня в собственных глазах?
Фрик улыбнулся.
— Если возникнет необходимость, звони мне в любoе время, днем и ночью", — добавил Этан. — По моим линиям или на сотовый. Звони, не раздумывая, Фрик. Все равно я сплю мало. Ты понимаешь?
Мальчик кивнул.
— Спасибо, мистер Трумэн. Этан вновь отступил в холл.
Фрик, занятый своими мыслями, втянул в зубы нижнюю губу, когда нажимал на кнопку, скорее всего, третьего этажа, где находились его комнаты.
В силу маленького роста мальчика, кабина лифта, такая же большая, как в высотных домах, словно прибавила в размерах.
Невысокому и хрупкому для своего возраста Фрику, однако, хватало спокойной решимости и храбрости, что чувствовалось по его манере держаться и поведению. Одинокое детство не расшатало ему нервную систему, наоборот, закалило его, начало готовить к встрече с врагом.
Несмотря на богатство, ум и мудрость, которой он набирался день ото дня, рано или поздно ему пришлось бы столкнуться с врагом. В конце концов, он был человеком, а потому не мог не получить свою порцию страданий и неудач.
Двери лифта закрылись.
Как только двери отсекли Фрика и заурчал механизм подъема, Этан посмотрел на индикаторную полосу над дверью. Наблюдал, как зажглась цифра 2, вслушивался в работу подъемного механизма.
Мысленным взором Этан увидел, как двери раскрываются на третьем этаже, но кабина пуста, Фрик навеки исчез где-то между этажами.
Такие мрачные видения являлись ему нечасто. В любой другой день, кроме этого, он бы, конечно, задумался, откуда взялась столь тревожная мысль, но тут же выгнал бы ее из головы, как сбрасывают пылинку с рукава.
Этот день, однако, не походил ни на какой другой,
поэтому Этан склонялся к тому, чтобы серьезно воспринимать самое невероятное.
Вкруг шахты вились ступени лестницы черного хода. У него возникло желание взлететь по ступенькам. Лифт поднимался медленно, на третий этаж он мог попасть первым.
Но если бы двери открылись и из них вышел Фрик, мальчика бы испугало внезапное появление Этана. А его тяжелое дыхание после быстрого подъема показало бы степень тревоги за Фрика, тревоги, объяснения которой у него не было.
Видение промелькнуло и пропало.
Напрягшиеся мышцы шеи расслабились. Он смог сначала сглотнуть слюну, потом глубоко вдохнуть.
На индикаторной полосе зажглась цифра 3. Урчание механизма подъема смолкло.
Конечно же, Фрик благополучно добрался до верхнего этажа. Его не пожрали вселившиеся в лифтовое оборудование демоны.
Этан все-таки попытался выкинуть из головы эту абсурдную идею и направился к своим апартаментам в западном крыле.
Глава 38
Спеша по длинному северному коридору, Фрик не раз и не два тревожно оглянулся. Он всегда чувствовал, что в наименее посещаемых частях дома обитают призраки, а в этот вечер просто не сомневался в их присутствии.
Когда Фрик проходил мимо старинного зеркала в золоченой раме, ему показалось, что он уловил в выцветшем от времени стекле отражение двух фигур: себя самого и кого-то высокого, темного, идущего следом.
На гобелене, сотканном, возможно, до наступления последнего ледникового периода, угрожающего вида всадники на темных скакунах, похоже, поворачивали головы, провожая его взглядом. Периферийным зрением он вроде бы увидел, как лошади, глаза дикие, ноздри раздувающиеся, помчались галопом по матерчатым полю и лесу, с явным намерением выпрыгнуть из сотканного мира в коридор третьего этажа.
С учетом нынешнего состояния, Фрик определенно не подходил для работы на кладбище, в морге или криогенной лаборатории, где лежали покойники, завещавшие заморозить себя в ожидании того дня, когда их смогут разморозить и оживить.
Читать бесплатно другие книги:
