Сказания умирающей Земли. Том IV Вэнс Джек

4

Один за другим чародеи занимали места в Большом Зале. Хаш-Монкур прибыл последним. Перед тем, как сесть, он прошептал несколько слов на ухо Эрарку Предвестнику, с которым поддерживал самые дружеские отношения.

Опираясь спиной на обшитую деревом боковую стену салона, Риальто угрюмо наблюдал за прибытием бывших коллег. Ни один, кроме вежливо поклонившегося ему Хаш-Монкура, дае не взглянул в его сторону.

Ильдефонс открыл совещание в установленном порядке, после чего взглянул в сторону Риальто, продолжавшего хранить молчание. Ильдефонс прокашлялся: «Перейду к делу без лишних слов. Риальто заявляет, что его имущество конфисковано незаконно. Он требует возмещения ущерба, в том числе штрафных убытков. Если его требования не будут удовлетворены, он угрожает представить дело на рассмотрение Арбитра. В этом и заключается, в сущности, причина, по которой я созвал этот конклав».

Побагровев от ярости, Гильгад вскочил на ноги: «Риальто становится в нелепую позу! Как он может отрицать факт своего преступления? Он избил бедного Будиса и привязал его к бичующим кустам – бессердечная жестокость, которой нет оправдания! Я уже предъявил ему справедливое обвинение и никогда не отзову его!»

«Я не бил вашего симиода», – спокойно сказал Риальто.

«Ха-ха! Слова ничего не стят! Вы можете это доказать?»

«Конечно. Как раз в то время, когда имел место этот инцидент, я беседовал с Ильдефонсом на берегу Скаума».

Гильгад вихрем развернулся лицом к Ильдефонсу: «Это правда?»

Уголки губ Ильдефонса скорбно опустились: «Чистая правда, так оно и было».

«Так почему вы об этом не сказали раньше?»

«Я не хотел вмешиваться в процесс, будучи и так уже переполнен эмоциями».

«Странно! В высшей степени странно!» – Гильгад снова уселся, но тут же поднялся во весь рост Зилифант: «Тем не менее, никто не может отрицать, что Риальто уничтожил мою харкизаду плавающим в воздухе пузырем плазмы, наполнившим помещения моей усадьбы тошнотворной вонью. Кроме того, как известно всем присутствующим, он похвалялся точностью попадания, а источником вони называл меня, Зилифанта!»

«Ничего подобного я не делал», – отозвался Риальто.

«Еще чего! Свидетельства однозначны, очевидны и неопровержимы!»

«В самом деле? Маг Мьюн и Пордастин оба присутствовали в Фал, когда проводился этот эксперимент. Они видели, как я сотворил четыре светящихся пузыря плазмы. Один пролетел через деликатное сплетение усиков моей сальваниссы, не причинив ей никакого ущерба. Мьюн прошел сквозь другой пузырь и не жаловался на какой-либо неприятный запах. Мы все наблюдали за тем, как четыре пузыря взорвались искрами в воздухе и исчезли. Ни один из них не вылетел за пределы приусадебного участка».

Зилифант неуверенно покосился на Мага Мьюна и Пордастина: «Его утверждения соответствуют действительности?»

«По сути дела, вполне соответствуют», – отозвался Маг Мьюн.

«Почему же вы мне об этом не сообщили?»

«Так как Риальто признали виновным в других проступках, мне это показалось нецелесообразным».

«Мне бы это показалось вполне целесообразным», – вставил Риальто.

«Возможно, это так – с вашей точки зрения».

«Кто сообщил Зилифанту о том, что я использовал его инопланетное растение в качестве мишени и хвалился этим?»

Зилифант снова бросил неуверенный взгляд, в этот раз на Хаш-Монкура: «Что-то не припомню».

Риальто снова повернулся к Ильдефонсу: «В чем заключаются другие преступления, в которых меня обвинили?»

Ответить на этот вопрос вызвался Хуртианц: «Вы напустили сглаз на мою шляпу! И разослали всем издевательские картинки с моим изображением!»

«Я ничего подобного не делал».

«Надо полагать, вы можете доказать обратное?»

«На что указывает, по-вашему, вся эта последовательность событий? Совершенно очевидно, что вашу шляпу заколдовал, а затем разослал открытки, изображающие вас в заколдованной шляпе, тот же человек, который избил домашнее животное Гильгада и варварски повредил драгоценное дерево Зилифанта. И столь же очевидно, что я не мог быть этим человеком».

Хуртианц мрачно хмыкнул: «Похоже, что так. Я отзываю свое обвинение».

Риальто вышел вперед: «Так что же? Какие еще преступления я совершил?»

Никто ничего не сказал.

«В таком случае, теперь я предъявляю встречные обвинения. Я обвиняю членов этой ассоциации, каждого по отдельности и всех в совокупности, за исключением меня самого, в нескольких тяжких преступлениях».

Риальто передал Ильдефонсу табличку: «Здесь перечислены, в подробностях, пункты моих обвинений. Настоятель, будьте добры зачитать их во всеуслышание».

Ильдефонс взял табличку с гримасой отвращения: «Риальто, вы уверены, что желаете заходить так далеко? Да, были допущены ошибки – никто этого не отрицает! Давайте же все вместе, включая вас, проявим подобающую случаю сдержанность и начнем новую жизнь, оставив прошлое позади! Каждый из ваших коллег будет консультировать вас и оказывать вам всевозможную помощь. Вы даже не заметите, как все ваши проблемы будут решены! Разве так не будет лучше для всех заинтересованных лиц?»

Риальто с энтузиазмом хлопнул в ладоши: «Ильдефонс! Ваша мудрость, как всегда, заслуживает глубочайшего уважения! Зачем, в самом деле, прибегать к скучному крючкотворству справедливого судопроизводства? Каждому из членов ассоциации достаточно всего лишь принести извинения, вернуть мое имущество, возместив ущерб в трехкратном размере, и все вернется на круги своя. Хаш-Монкур, почему бы вам не подать пример всем остальным?»

«С удовольствием так и поступил бы, – откликнулся Хаш-Монкур. – Тем самым, однако, я скомпрометировал бы остальных коллег. Каковы бы ни были мои личные убеждения, я предпочитаю подождать оглашения результатов голосования».

Риальто спросил: «Хуртианц, как насчет вас? Желаете выйти вперед и принести извинения?»

Хуртианц промычал нечто нечленораздельное.

Риальто повернулся к Ильдефонсу: «А вы? Что же вы молчите?»

Ильдефонс опять прокашлялся: «Позвольте мне огласить список обвинений, предъявленных Риальто членам нашей ассоциации. Подробный текст обвинений занимает восемнадцать страниц. Прежде всего я зачитаю заголовки разделов:

Пункт первый: противоправное нарушение владения с причинением ущерба.

Пункт второй: хищение имущества в особо крупных размерах.

Пункт третий: хищение имущества в мелких размерах.

Пункт четвертый: вандализм.

Пункт пятый: физическое насилие по отношению к мажордому Фролю.

Пункт шестой: клевета.

Пункт седьмой: преступное пренебрежение к Монстраменту, в том числе преднамеренное повреждение сертифицированного экземпляра «Голубых принципов» с последующим хождением по его обрывкам, разбросанным по полу.

Пункт восьмой: сговор с целью совершения перечисленных выше преступлений.

Пункт девятый: преднамеренное хранение похищенного имущества.

Пункт десятый: несоблюдение «Голубых принципов», недвусмысленно предусмотренных Монстраментом.

Ильдефонс опустил табличку на пюпитр: «Я готов зачитать подробный текст обвинений, но перед этим позвольте спросить: Риальто, не считаете ли вы, что ваши обвинения чрезмерны, учитывая все обстоятельства дела?»

Риальто пожал плечами: «Я представил описание большинства совершенных преступлений, но это, конечно, не полный перечень».

«Как вас понимать? С моей точки зрения, это более чем всестороннее описание».

«Вы забыли об основной, еще не раскрытой причине происходящего? Кто разослал издевательские изображения Хуртианца? Кто повесил опал на цепочке моего туалетного бачка и тем самым нанес Ао смертельное оскорбление? Кто избил симиода Гильгада? Кто уничтожил дерево Зилифанта? Неужели вы не желаете найти ответ на эти вопросы?»

«Таинственная ситуация, не спорю, – признал Ильдефонс. – Конечно, может иметь место чистое совпадение обстоятельств – вы не находите? Вы полностью отрицаете такую возможность? Что ж, надо полагать, вы правы. Тем не менее, эти вопросы не включены в список ваших обвинений, в связи с чем поиск соответствующих ответов можно отложить».

«Как вам будет угодно, – согласился Риальто. – С целью установления личности подстрекателя предлагаю сформировать комитет, в состав которого войдут Хуртианц, Ао, Гильгад и Зилифант».

«Все в свое время. Теперь я зачитаю текст списка обвинений полностью».

«В этом нет необходимости, – возразил Риальто. – Ассоциации хорошо известны втречные обвинения. Я не пойду ни на какие уступки. Таким образом, существуют три возможности. Ассоциация может добровольно взять на себя совместное обязательство выплатить требуемое возмещение. Кроме того, Настоятель, пользуясь исполнительными полномочиями, может наложить предусмотренные штрафы. Если эти две возможности не будут использованы, список обвинений будет представлен на рассмотрение Арбитра с тем, чтобы он вынес приговор в строгом соответствии с „Голубыми принципами“. Ильдефонс, не будете ли вы так добры и не выберете ли вы вариант, наиболее соответствующий интересам всех присутствующих?»

Ильдефонс издал не поддающийся пониманию гортанный звук: «Что ж, чему бывать, того не миновать. Предлагаю уступить требованиям Риальто – несмотря на то, что это может причинить нам некоторые затруднения. Кто поддержит мое предложение?»

«Постойте! – Барбаникос вскочил на ноги; его всклокоченная шевелюра волновалась, как языки белого пламени. – Должен указать на тот факт, что обвинения, предъявленные Риальто, отчасти отражали всеобщее осуждение оскорбительного характера его поведения, в связи с чем он ни в коем случае не может требовать полного возмещения ущерба и тем более выплаты штрафных убытков!»

«Правильно!» – выкрикнул Проказник из Снотворной Заводи, и его примеру последовали другие.

Ободренный поддержкой, Барбаникос продолжал: «Любой разумный человек мог бы распознать справедливость нашего упрека и смиренно обратился бы к ассоциации с просьбой о прощении, стремясь только к тому, чтобы оправдать себя в наших глазах. Но что мы видим? Озлобленного высокомерного наглеца! Что мы слышим? Оскорбления и угрозы! Разве так подобает вести себя человеку, только что решительно поставленного на место сообществом коллег?»

Барбаникос прервался, чтобы освежиться парой глотков тонизирующей настойки, после чего возобновил тираду: «Риальто ничему не научился! Он ведет себя так же дерзко, как прежде! Поэтому я на полном основании рекомендую проигнорировать его очередной припадок тщеславия. А если он все-таки будет настаивать на своем, предлагаю позвать лакеев, чтобы они вышвырнули его вон. Риальто, могу вам сказать только одно: будьте осторожны! Будьте предусмотрительны! Вам же будет лучше! Таково мое первое замечание. Во-вторых…»

Ильдефонс вмешался: «Весьма любопытные замечания! Благодарю вас, Барбаникос, за откровенное выражение ваших мнений».

«Позвольте мне тоже вас поблагодарить, Барбаникос, – сказал Риальто. – А теперь посмотрим, кто проголосует за соблюдение „Голубых принципов“, а кто проголосует против них».

Вперед вышел Хаш-Монкур: «Следует рассмотреть еще один вопрос. В ходе нашего обсуждения часто упоминался Монстрамент. Могу ли я поинтересоваться: кто из членов ассоциации способен предъявить его полный, оригинальный текст? Ильдефонс – конечно же, в вашей справочной библиотеке хранится этот документ?»

Ильдефонс со стоном поднял глаза к потолку: «Не помню, куда я его засунул. Риальто, однако, принес сертифицированную копию».

«К сожалению, предъявленную Риальто поврежденную копию, каково бы ни было ее происхождение, никак нельзя считать действительной с юридической точки зрения. Мы должны настаивать на абсолютной аутентичности текста, защищенного Персиплексом. Выбросьте из головы жалкие обрывки, цитируемые Риальто! Мы изучим Монстрамент в крипте Тучеворота. Тогда и только тогда мы сможем проголосовать, руководствуясь достаточной информацией».

Ильдефонс спросил: «Вы официально выдвигаете такое предложение?»

«Да!»

Эрарк Предвестник воскликнул: «Я поддерживаю это предложение!»

Присутствующие проголосовали за предложение Хаш-Монкура почти единогласно; воздержались только Риальто и Ильдефонс.

Эрарк поднялся на ноги: «Скоро наступит ночь – время не ждет! Каждый из нас должен как можно скорее посетить крипт Тучеворота и свериться с оригинальным текстом в Персиплексе. После этого, когда Ильдефонс убедится в том, что все исполнили свой долг, мы снова соберемся на конклаве и заново рассмотрим встречные обвинения Риальто в атмосфере, более способствующей достижению соглашения – по меньшей мере, я на это надеюсь».

Риальто мрачно рассмеялся, поднялся на возвышение и встал рядом с Ильдефонсом: «Всякий, кто желает проверить достоверность дидактических теорий Хаш-Монкура, может отправиться к Тучевороту и сделать это в любое время, по своему усмотрению. Тем временем, я намерен проконсультироваться с Арбитром. И даже не пытайтесь меня остановить чарами или сглазами! Я не оставил все свои заклинания в Фал – кроме того, я защитил себя оболочкой другого измерения».

Некропу Бизанту не понравились эти замечания: «Риальто, вы спорите ради того, чтобы спорить! Неужели нужно беспокоить Арбитра по поводу каждой мелочной обиды? Проявите великодушие!»

«Прекрасный совет! – заявил Риальто. – Я попрошу Арбитра проявить снисхождение. Ильдефонс, передайте мне, пожалуйста, перечень обвинений! Арбитру потребуются имена обвиняемых».

Хаш-Монкур вежливо произнес: «Так как Риальто решительно намерен обратиться к Арбитру, я должен предупредить его об опасностях, ожидающих на Тучевороте. Это нешуточная перспектива!»

«Как так? – спросил Ильдефонс. – Где и каким образом Риальто угрожает опасность?»

«Разве это не ясно? В Монстраменте сказано, что любой человек, предъявляющий измененную или поврежденную копию „Голубых принципов“ с целью обоснования своей позиции в суде, виновен в преступлении, предусмотренном разделом H, и должен быть исключен из ассоциации. К сожалению, вынужден заявить, что сегодня Риальто совершил именно такое преступление, в связи с чем весь его иск становится недействительным. Таким образом, обратившись к Арбитру, он подвергает опасности свою жизнь».

Нахмурившись, Риальто сверился со своим экземпляром Монстрамента: «Не нахожу в тексте такого запрещения. Будьте добры, укажите, где именно находится упомянутое вами положение».

Хаш-Монкур быстро отступил на шаг: «Если бы я это сделал, я тоже был бы виновен в упомянутом преступлении. Скорее всего, однако, вы не можете найти это положение потому, что оно было уничтожено при повреждении документа».

«В высшей степени любопытное заявление!» – откликнулся Риальто.

Вмешался Эрарк: «Риальто, ваши обвинения недействительны в связи с новым нарушением, и теперь ваш иск следует считать не принятым к рассмотрению. Ильдефонс, предлагаю распустить собрание».

«Не торопитесь! – возразил Ильдефонс. – Мы неожиданно столкнулись с исключительно сложной проблемой. Предлагаю, с учетом аргументов, выдвинутых Хаш-Монкуром, направить к Тучевороту комитет, в состав которого войдут, предположим, помимо меня, Эшмиэль, Барбаникос и, возможно, Хаш-Монкур – с тем, чтобы стало возможным терпеливое и внимательное рассмотрение положений Монстрамента, независимое от позиций, занимаемых нами по поводу предъявленного иска».

«Хорошо, мы встретимся в крипте Тучеворота, – сказал Риальто. – Даже если предупреждение Хаш-Монкура соответствует действительности, в чем я сомневаюсь, я не цитировал поврежденный документ и, следовательно, не повинен во вменяемом преступлении».

«Это не так! – заявил Хаш-Монкур. – Вы только что сверились с поврежденным документом и использовали его, чтобы оспорить мое утверждение. Факт вашего преступления имеет преобладающую юридическую силу, и вас надлежит изгнать из ассоциации прежде, чем вы сможете зачитать первое их своих обвинений, каковые отныне к рассмотрению не принимаются. Немедленно вернитесь в Фал! Нам остается только объяснить ваше поведение психическим расстройством».

Ильдефонс устало произнес: «Ваши рекомендации, даже если вы руководствуетесь наилучшими побуждениями, явно неубедительны. Поэтому в качестве Настоятеля я постановляю, что все присутствующие обязаны безотлагательно отправиться к Тучевороту Охмура и там проверить текст Монстрамента. Это будет сделано исключительно с целью получения необходимых сведений – никому не дозволяется нарушать покой Арбитра. В путь! Все – к Тучевороту! Воспользуемся моей комфортабельной воздушной яхтой».

5

Величественная воздушная яхтаИльдефонса летела на юг, в страну пологих холмов на окраине Асколаиса. Одни чародеи прогуливались по верхней палубе, любуясь далекими видами на плывущие в небе облака, другие оставались на нижней палубе, откуда можно было смотреть на простирающиеся снизу земли; иные, однако, предпочитали сидеть на удобных, обитых кожаными подушками скамьях внутреннего салона.

Дело шло к вечеру; почти горизонтальные лучи дневного светила создавали причудливую мозаику из красных пятен и черных теней; впереди уже виднелся Тучеворот Охмура – холм, несколько более высокий и массивный, чем другие.

Яхта приземлилась на каменной вершине, обнаженной Охмуром, часто дующим здесь западным ветром. Спустившись по трапу, чародеи прошествовали поперек кольцевой террасы в шестиугольное здание с крышей, выложенной золотисто-синей плиткой.

Риальто уже побывал однажды на Тучевороте – просто из любопытства. Пока он приближался к святилищу, плащ развевался у него за спиной под порывами Охмура. Оказавшись в вестибюле, он подождал, чтобы глаза привыкли к полутьме, после чего зашел в центральный зал.

На пьедестале покоилась Ячея: почти сферическая оболочка, в самой широкой части не больше метра в диаметре. В застекленной нише в противоположном входу конце помещения находился Персиплекс, голубая призма высотой десять сантиметров – на ее гранях изнутри был микроскопически выгравирован текст Монстрамента. Текст проецировался призмой, достаточно крупными для прочтения символами, на поверхность вертикальной доломитовой плиты; Персиплекс был настолько заряжен магической энергией, что, если бы землетрясение или какой-либо другой удар опрокинули призму, она немедленно вернулась бы в прежнее положение, чтобы проецируемое изображение всегда оставалось безошибочным и не могло быть неправильно истолковано.

Так было всегда – так должно было быть и теперь.

Ильдефонс пересек террасу размашистыми шагами. Справа от него, выпрямившись, нарочито сдержанной походкой молча шел Хаш-Монкур; слева непрерывно болтал и жестикулировал Хуртианц. За ними торопились, явно нервничая, другие чародеи, а Риальто неспешно замыкал процессию в презрительном одиночестве.

Из вестибюля все сразу проходили в центральный зал. Риальто еще не успел туда войти, как услышал громкий возглас чем-то шокированного Хаш-Монкура; за этим возгласом последовали другие – чародеев что-то потрясло или возмутило.

Риальто протиснулся вперед: в зале все оставалось почти таким же, как во время его предыдущего визита: на пьедестале стояла Ячея Правосудия, в нише светилась призма Персиплекса, и текст Монстрамента отображался на доломитовой плите. Заметная разница, однако, заключалась в том, что в этот раз текст «Голубых принципов» проецировался на плиту в зеркальном отображении.

В голове Риальто внезапно мелькнула догадка, и в тот же момент Ильдефонс взревел: «Неслыханное святотатство, предательство! Монитор показывает, что имел место хиатус!5 Кто осмелился применить это заклятие в нашем присутствии?»

«Возмутительно! – заявил Хаш-Монкур. – Пусть тот, кто это сделал, выйдет вперед и объяснит свой поступок!»

Никто не признался, но Маг Мьюн тут же удивленно воскликнул: «Монстрамент! Разве текст не был зеркально перевернут? А теперь он читается в обычной проекции!»

«Странно! – пробормотал Ильдефонс. – Чрезвычайно странно!»

Хаш-Монкур гневно переводил взгляд с одного лица на другое: «Такие подлые трюки недопустимы! Они бросают тень на достоинство каждого из нас! В свое время я лично проведу расследование этого дела, но в данный момент нас интересует трагическое доказательство вины Риальто. Давайте же изучим Монстрамент».

Риальто произнес с ледяной вежливостью: «Вы предпочитаете игнорировать факт первостепенного значения? А именно то обстоятельство, что Монстрамент проецировался в зеркальном отображении?»

Хаш-Монкур вопросительно взглянул на Риальто, потом на доломитовую плиту, а затем снова на Риальто, изображая полное замешательство: «Судя по всему, текст в полном порядке! Подозреваю, что вас подвело зрение – это часто случается, когда заходишь в полутемное помещение, привыкнув к дневному свету. Ну что же! К великому сожалению, вынужден обратить внимание ассоциации на это положение параграфа D третьего раздела, гласящее…»

«Одну минуту! – прервал его Ильдефонс. – Я тоже видел текст в зеркальном отображении. По-вашему, я рехнулся?»

Хаш-Монкур беззаботно рассмеялся: «Ошибки такого рода не свидетельствуют ни о дегенерации умственных способностей, ни об отсутствии достаточного внимания. Возможно, закусывая перед конклавом, вы съели слишком много маринованных слив или слишком часто отдавали должное превосходному элю из вашего погреба! Хо-хо! Многие здоровые и сильные люди страдают от несварения желудка! Так мы вернемся к нашему расследованию или нет?»

«Ни в коем случае! – резко оборвал его Ильдефонс. – Мы вернемся в Бумергарт и тщательно проанализируем обстоятельства, которые на каждом шагу становятся все более таинственными».

Чародеи покинули святилище, вполголоса обсуждая происходящее. Риальто задержался, чтобы осмотреть призму, и знаком остановил Ильдефонса. Когда они остались одни, Риальто сказал: «Вас может заинтересовать еще один факт – это не Персиплекс. Это подделка».

«Что? – вскричал Ильдефонс. – Не может быть!»

«Смотрите сами. Призма меньше первоначальной. Она грубо сработана. И, что важнее всего, настоящий Персиплекс не мог бы проецировать зеркальное отображение. Наблюдайте! Я вызову сотрясение, чтобы призма опрокинулась. Настоящий Персиплекс должен сразу занять прежнее положение».

Риальто ударил по витрине с такой силой, что призма упала набок – и осталась лежать на боку.

Ильдефонс повернулся к Ячее: «Арбитр! Говори! Тебя вызывает Настоятель Ильдефонс!»

Ответа не было.

Ильдефонс позвал еще раз: «Арбитр! Сарсем! Приказываю тебе: говори!»

Ячея молчала.

Ильдефонс отвернулся: «Вернемся в Бумергарт. Плохо дело! Одна тайна скрывается за другой. Все это больше невозможно игнорировать».

«Все это нельзя было игнорировать с самого начала», – заметил Риальто.

«Так или иначе, – сухо ответил Ильдефонс, – теперь я непосредственно несу ответственность за расследование. Масштабы катастрофы таковы, что придется принимать чрезвычайные меры. Вернемся в Бумергарт!»

6

Снова собравшись в Большом Зале, чародеи разговорились – поднялся многоголосый шум. Некоторое время Ильдефонс выслушивал довольно-таки бессвязные рассуждения, на высказывая никаких замечаний, быстро переводя светло-голубые глаза с одного спорщика на другого и подергивая время от времени свою уже порядком растрепанную бороду.

Споры разгорались, превращаясь в скандал. Гнев пробудил в Проказнике из Снотворной Заводи страстное красноречие. Маленький эльф, предпочитавший являться в зеленой шерстяной шкуре с желто-оранжевыми ивовыми листьями вместо волос, выражал свои мнения со все возраставшим возбуждением, нервно жестикулируя и подпрыгивая: «Как бы то ни было, в зеркальном отображении или задом наперед, „Голубые принципы“ были и остаются „Голубыми принципами“! Как уже упомянул Хаш-Монкур, сакральный текст начисто отрицает измышления Риальто – и это все, что нам нужно знать. Я с радостью прочитаю текст, перевернувшись с ног на голову, глядя в зеркало или подсматривая в дырку носового платка, чтобы убедиться в нашей правоте!» Пока Проказник сбивчиво выкрикивал все более лихорадочные фразы, остальные чародеи начали опасаться того, что в очередном пароксизме излияний эльф нанесет себе какое-нибудь повреждение или, чего доброго, выпалит ужасное заклинание, травмирующее всех окружающих. В конце концов Ильдефонс произнес заклятие успокоительной тишины, после чего Проказник продолжал размахивать руками и говорить, но никто – даже он сам – больше не слышал его слова, так что через некоторое время ему пришлось успокоиться и сесть.

Нежнейший Лоло, дородный чародей с колышущимися пухлыми щеками и подбородками, попытался проанализировать искажение проекции Монстрамента: «Подозреваю, что Арбитр Сарсем потерял бдительность от скуки и допустил зеркальное отображение текста Персиплекса, после чего, заметив наше возмущение, напустил на нас хиатус и, пользуясь перерывом во времени, перевернул Персиплекс в надлежащее положение».

Ильдефонс торжественно взошел на возвышение: «Я должен выступить с важным объявлением. Голубая призма, которую вы видели сегодня в святилище – подделка, фальшивка! Вопрос об отображении проекции, таким образом, отпадает».

Дарвилк Миаантер, обычно молчаливый, неожиданно выкрикнул: «Зачем же тогда, напыжившись, как распустивший хвост павлин, вы всех нас потащили на Тучеворот проверять поддельный, по вашим словам, текст?»

Шрю поддакнул: «Миаантер попал не в бровь, а в глаз! Ильдефонс, ваши действия заслуживают порицания».

Ильдефонс высоко поднял обе руки: «Мы не обсуждаем сейчас этот вопрос! Повторяю: Монстрамент, основа нашей ассоциации, исчез из святилища Ячеи Правосудия! Мы остались вне закона, мы беззащитны, как и сама Ячея, перед лицом скрывающегося среди нас неизвестного злодея! Мы больше не можем провести ни одного дня, не принимая срочные меры защиты».

Хаш-Монкур ласково улыбнулся: «Ильдефонс, дружище! Зачем панически провозглашать наступление катастрофы? Основой нашей ассоциации всегда была и будет совокупная мудрость ее членов!»

Лунатик Вермулиан заявил: «Могу предсказать, что так называемой „тайне“ найдется очень простое объяснение. Надо полагать, Сарсем удалил Персиплекс, чтобы его почистить, и временно установил на ее месте имитацию».

«Скорее всего, так оно и есть, – согласился Хаш-Монкур. – Тем временем, по мере необходимости, можно пользоваться имитацией».

«Вот именно! – воскликнул Хуртианц. – И не забывайте о том, что, пользуясь этой версией, даже если это имитация оригинала, мы тем самым укротим бешеную мстительность Риальто и заставим его отказаться от абсурдных требований!»

Ильдефонс ударил деревянным молотком по пюпитру: «Хуртианц, вы нарушаете порядок совещания. Вспомните о том, что Риальто убедительно доказал свою невиновность в тех случаях, когда это было возможно, а во всем остальном твердо отрицает свою вину».

«Я всего лишь выражаю мнение подавляющего большинства», – проворчал Хуртианц.

«В данный момент ваши замечания неприемлемы. Риальто, вы не сказали ни слова: каково ваше мнение?»

«Я еще не готов его высказать».

«Шрю, а вы что скажете?»

«Только одно: в отсутствие настоящего Монстрамента должны соблюдаться все юридические нормы. Практически это означает, что status quo следует считать неизменным и окончательным».

«Нахуредзин, что вы думаете по этому поводу?»

Нахуредзин, прозванный в Старом Ромарте «Полосатым Садваном», уже размышлял о возможных вариантах будущего ассоциации: «Если Персиплекс на самом деле исчез, мы должны создать новый Монстрамент под наименованием „Оранжевых принципов“, пользуясь имитацией в качестве образца».

«Или „Светло-зеленых“, – предложил Нежнейший Лоло. – Или даже „Розово-пурпурных принципов“, чтобы придать им подобающие блеск и великолепие».

«Ваши предложения не заслуживают внимания, – возразил Ильдефонс. – Вы желаете создать новый документ экзотического цвета, в то время как „Голубые принципы“ служили нам верой и правдой? В отсутствие оригинала копии, принадлежащей Риальто, хотя она и порвана, вполне достаточно».

Хуртианц снова вскочил, чтобы привлечь внимание собрания: «Если мы согласимся использовать документ Риальто, его обвинения придется признать справедливыми! Благодаря новому Персиплексу, основанному на существующей имитации, все предыдущие притязания, в том числе требования Риальто о трехкратном возмещении ущерба, будут признаны недействительными, а Риальто волей-неволей придется самому платить за свои нарушения!»

«Волне основательный довод! – громко заявил Чамаст. – Хуртианц прорубил просеку через заросли словесных прений и ухватил за хвост самую сущность дела своими блистательными зубами!» Таким образом Чамаст намекнул на искусно ограненные рубины, заменявшие Хуртианцу естественные зубы; Хуртианц благодарно поклонился в ответ на комплимент.

Лунатик Вермулиан, высокий и тощий, как палка, с торчащим гребнем блестящих черных волос, формой напоминавшим спинной плавник рыбы-парусника, не отличался разговорчивостью. Как правило, его выпуклые глаза были рассеянно устремлены куда-то в пространство перед кончиком его горбатого носа и нередко подергивались мигательной перепонкой третьего века, по-видимому выполнявшей некую полезную функцию в процессе брожения во снах. В ходе экспроприации имущества Риальто Вермулиан присвоил высокоэффективный глоссоларий, переводивший на общепринятый и общепонятный язык самые неразборчивые и устаревшие диалектные выражения, что делало это магическое средство незаменимым для профессионального посетителя снов. Теперь Вермулиан выпрямился во весь рост и произнес, отчетливо и сухо: «Я выдвигаю тезис Хуртианца в качестве официального предложения!»

«Это не допускается правилами! – осадил его Ильдефонс. – Наша первоочередная задача заключается в обнаружении первоначального Персиплекса! Мы не можем отвлекаться».

Хаш-Монкур выступил вперед: «Я целиком и полностью поддерживаю Ильдефонса! Возьму на себя тщательное, всестороннее и исчерпывающее расследование вызывающей глубокое сожаление и беспокойство пропажи „Голубых принципов“ – и, когда эта тайна раскроется, пусть будет то, что будет! Тем временем, совещание может продолжаться в установленном порядке – рекомендую Настоятелю, учитывая мое обязательство, рассмотреть предложение Вермулиана в первую очередь».

Риальто взглянул на Ильдефонса и приподнял руку ко рту, словно прикрывая зевок – тем самым он подал Настоятелю тайный знак. Ильдефонс поморщился – ему не нравилось прибегать к такому средству – но, тем не менее, провозгласил заклятие темпорального стаза.

7

Ильдефонс и Риальто разглядывали зал, в котором сидели и стояли застывшие в различных позах члены ассоциации.

«Все это чрезвычайно неудобно! – пожаловался Ильдефонс. – Здесь у каждого есть при себе монитор, никто не хочет, чтобы его облапошили коллеги. Теперь придется отыскать все мониторы и откорректировать их, чтобы обман прошел незамеченным».

«Нас это не затруднит. Я разработал метод, позволяющий с легкостью изменять показания мониторов. Потребуются только пара квампиков и красноглазый двухфольгулятный инкуб».

Ильдефонс материализовал предмет эксцентрической формы, изготовленный из фульгурита. Из отверстия в этом предмете выглянуло маленькое лицо с глазами, похожими на ягодки красной смородины. «Это Ошерль, – пояснил Ильдефонс. – Он не совсем двухфольгулятен, но сообразителен и проворен, хотя иногда капризничает. Он задолжал пять пунктов».

«Меня обсчитали! – возразил Ошерль. – Допущена ошибка!»

«Насколько мне известно, подсчет справедлив и точен, – сказал Ильдефонс. – Тем не менее, в свое время я проверю свои записи».

Риальто обратился к Ошерлю: «Тебе не терпится сократить размеры задолженности?»

«Разумеется».

«Я хотел бы получить более определенный ответ: да или нет?»

«Получайте какой угодно ответ, мне все равно».

Риальто продолжал: «Сегодня Ильдефонс и я настроены благосклонно. Если ты выполнишь несколько простейших заданий, мы простим тебе целый пункт…»

«Что вы говорите? – возмутился Ильдефонс. – Риальто, вы разбрасываетесь пунктами моих инкубов, как придорожной пылью!»

«Дело того стит, – пожал плечами Риальто. – Не забывайте, что я намерен взыскать ущерб в трехкратном размере – и, по меньшей мере в одном случае, прибегнуть к тотальной конфискации. Могу заявить уже здесь и сейчас, что экспроприация моих звездоцветов производилась вами исключительно с целью предотвращения их хищения и не подлежит действию положений о выплате штрафных убытков, каковые в противном случае могли бы оказаться действительными».

Ильдефонс отозвался гораздо спокойнее: «Само собой. Ошерль полностью к вашим услугам».

Ошерль попробовал торговаться: «Один пункт – явно недостаточная компенсация…»

Риальто повернулся к Ильдефонсу: «Похожена то, что Ошерль устал и не желает прилагать усилия. Придется вызвать более старательного инкуба».

«Пожалуй, я поторопился с выводами, – тут же пошел на попятный Ошерль. – Чего вы хотите?»

«Прежде всего обыщи каждое из лиц, застывших в стазе и, пользуясь этими квампиками, отрегулируй каждый из их мониторов так, чтобы он не регистрировал последний перерыв времени».

«Это проще простого». Едва заметная серая тень промелькнула по всему помещению: «Дело сделано – я заработал целый пункт!»

«Ни в коем случае! – отрезал Риальто. – Целый пункт ты получишь только после того, как будут выполнены все задания».

Ошерль угрюмо хмыкнул: «Я ожидал чего-то в этом роде».

«Тем не менее, ты уже положил начало компенсации, – напомнил инкубу Ильдефонс. – Видишь, как хорошо идут дела, когда у нас хорошее настроение?»

«Дела пойдут хорошо только тогда, когда моя задолженность будет погашена, – откликнулся инкуб. – Что еще?»

Риальто ответил: «Тебе надлежит чрезвычайно аккуратно собрать пыль, частицы растительности и другие мельчайшие следы любых материалов с сапог каждого из присутствующих чародеев, по очереди, и поместить собранные образцы в отдельные пробирки, помеченные именами соответствующих лиц».

«Мне неизвестны ваши имена, – проворчал Ошерль. – На мой взгляд, вы все одинаковы».

«Размести собранные образцы в последовательно помеченные именами пробирки. Я перечислю имена чародеев. Первый слева – Эрарк Предвестник… За ним – Ао Опалоносец… Далее – Пордастин… Нежнейший Лоло… Шрю…» – по мере того, как Риальто называл по имени каждого мага, на столе тут же появлялась пробирка, содержавшая то или иное количество пыли и частиц мусора.

«Опять же, проще простого, – прокомментировал Ошерль. – Что теперь?»

«Возможно, для выполнения следующего задания тебе придется преодолеть большое расстояние, – сказал Риальто. – Так или иначе, тебе запрещается задерживаться по пути или заниматься посторонними вещами, потому что от результатов твоих поисков будут зависеть выводы, имеющие первостепенное значение».

«Для навозного жука куча дерьма, выпавшая из-под хвоста бронтотобуса, имеет первостепенное значение», – пробормотал Ошерль.

Брови Риальто сдвинулись: «У Ильдефонса – так же, как у меня – вызывают недоумение твои замечания. Не будешь ли так любезен и не объяснишь ли смысл твоего последнего высказывания?»

«Я всего лишь сформулировал абстрактное наблюдение, – заверил его Ошерль. – В чем заключается следующее поручение?»

«Арбитр святилища на Тучевороте Охмура, по прозвищу „Сарсем“, покинул свой пост. Приведи его сюда – нам нужно с ним посоветоваться».

«И мне зачтут один-единственный пункт? Баланс будет нарушен».

«Почему же? Я всего лишь прошу тебя найти и позвать сюда одного инкуба».

«Это трудоемкий процесс. Мне придется отправиться в Лаа и, если можно так выразиться, дергать за хвост, одного за другим, десять тысяч инкубов, пока я не услышу, как один из них огрызнется в спектральном диапазоне, характерном для Сарсема».

«Неважно! – вмешался Ильдефонс. – Целый пункт – немалое вознаграждение, и ты его заслужишь, добросовестно и безукоризненно».

«Скажем так: если мы успешно завершим расследование, тебе не на что будет жаловаться, – прибавил Риальто. – Учитывай, однако, что в отсутствие успеха я ничего не могу гарантировать!»

«Хорошо. Но придется растворить стаз. Поток времени несет меня, как ветер – парусную лодку».

«Последнее замечание! – поднял указательный палец Ильдефонс. – Время не ждет! Для тебя секунда мало отличается от столетия; мы гораздо чувствительнее в этом отношении. Не медли!»

«Постойте! – спохватился Риальто. – Нужно спрятать пробирки с пылью. У Хуртианца орлиное зрение: он обязательно заинтересуется тем, почему на столе появилась пробирка с его именем на ярлыке. Спрячем пробирки на полке под пюпитром… Вот так! Ильдефонс, не забудьте, что собрание нужно будет немедленно распустить».

«Разумеется! Вы готовы?»

«Еще не совсем! Осталось сделать еще одну вещь». Риальто вынул из-за пазухи оцепеневшего Вермулиана глоссоларий, присвоенный Лунатиком в Фал, после чего Ильдефонс и Риальто, работая вместе и посмеиваясь, как задумавшие неприличную проказу школьники, сотворили поддельный глоссоларий, изменив лексикон таким образом, чтобы перевод звучал, как нелепая мешанина оскорблений, ругательств и глупых шуток. Поддельный глоссоларий был размещен за пазухой Вермулиана. «Вот теперь я готов!» – заявил Риальто.

Ильдефонс отменил заклятие, и совещание чародеев продолжилось так, словно не прерывалось.

В воздухе еще звучало окончание прерванной фразы Хаш-Монкура: «…учитывая мое обязательство, рассмотреть предложение Вермулиана в первую очередь».

Риальто вскочил: «Предлагаю распустить собрание до окончания расследования Хаш-Монкура. После этого мы сможем принимать решения на основе достоверной информации».

Вермулиан крякнул, собираясь возразить – но Ильдефонс тут же объявил: «Вермулиан поддержал предложение. Все „за“? Не вижу никого, кто голосовал бы против. Предложение принято – совещание закрыто и распущено до тех пор, пока Хаш-Монкур не сообщит о результатах расследования. А мне давно пора отдохнуть – пора гасить свет. Желаю всем спокойной ночи!»

Мрачно поглядывая на Риальто, чародеи удалились из Бумергарта и разлетелись по домам.

8

Ильдефонс и Риальто перешли в небольшой кабинет. Ильдефонс установил двойное количество детекторов проникновения, после чего в течение некоторого времени оба молча сидели, попивая вино и положив ноги на скамью, поближе к пылающему камину.