Беседы с Маккартни Нойер Пол Дю

Глава 27. Сделай сейчас же

Нельзя сыграть? Очень даже можно, знаешь ли…

Майк Маккартни, брат Пола, рассказывал мне, что, когда они были детьми, в их доме периодически отдавался эхом приказ: «ССЖ». Это был самый строгий наказ их отца. ССЖ. Сделай сейчас же.

Неизвестно, следовал ли Пол этому принципу в ту пору. Школьником он был не особенно прилежным. Даже в ранние дни, когда «Битлз» пробивали себе путь наверх, он был не прочь манкировать встречей группы, чтобы поспать подольше. Однако в его личном развитии моральный идеал ССЖ рано или поздно восторжествовал. К тому времени, когда «Битлз» добились признания публики, и во все последующие периоды своей жизни Маккартни проявлял ошеломляющую напористость.

Быть в отпуске он действительно любит и часто себе это позволяет. Но во время каникул как раз часто рождаются новые песни. И когда он возвращается в студию, становится ясно, что временем простоя он распорядился стратегически верно.

Маккартни также доверяет своим талантам. Он не только учился играть на разных музыкальных инструментах, но и принимал любой вызов – от плавания и вождения машины до лыж, парусного спорта, езды верхом, разведения животных, строительства студии, съемок фильмов, живописи, поэзии, балета, цифровых произведений искусства, симфоний, электронной музыки, калипсо или трэш-метал. Эти начинания почти всегда успешны. А если нет? «Ну, я хотя бы попытался».

Он вообще мастеровитый человек. В 1965 г., в разгар славы, он пилил доски и красил стены для новой галереи «Индика» в лондонском квартале Сент-Джеймсиз. Купив ферму «Хай-парк» в Шотландии, он перебрался туда с Линдой и начал превращать ее в дом, причем сам заливал бетоном полы. Конечно, нельзя сказать, что он творил какие-то чудеса, но по меркам рок-звезд это весьма необычно.

На альбоме Flowers in the Dirt есть песня Distractions, где он жалуется на все, что так часто отнимает у него время: на работу, дела, проблемы, требующие решения. Это время он мог бы провести дома с любимой женщиной в блаженном ничегонеделании. Сходный сюжет наблюдается и в One of These Days с McCartney II, где он мечтает о том дне, когда больше не будет рабом обязанностей и его мир снова обретет смысл. В этих песнях утверждается, что если он будет предоставлен сам себе, то к нему вернется чувство целостности. Ему не хватает праздности. Но, быть может, он в какой-то мере втайне желает всего этого избытка дел?

«Передо мной встает такой вопрос, – признает он. – У меня спрашивают: “Для чего вы всё это делаете? Зачем на всё это отвлекаться? Вы же богатый человек”. Когда я учился в школе, то все мечтали разбогатеть и уйти на каникулы. Навсегда. Отправиться на Коста-дель-Соль или как там ее. “Купи лодку и плавай на ней, чувак, то-то жизнь!” Но стоит тебе вырасти, как ты понимаешь, что это не работает. Может быть, год так провести и весело, зажжешь как следует. Но пройдет год, и снова задумаешься: “А чем я занимаюсь? Плаваю вокруг света?” Точно нет. Не хочу сказать ничего дурного о людях, которые это делают. Но я знаю, что пройдет год-другой, и я начну задавать себе этот вопрос. И снова возьму в руки гитару».

Возвращаясь к непростым последним дням его первой группы, он вспоминает одно из их совещаний в офисе Apple:

Я заявил, что, по моему мнению, пора что-то сделать. А все остальные в то время были очень довольны, что работать не нужно, потому что они наслаждались благами, которые принес нам успех. Все парни были богатыми, они жили в красивых загородных домах в Уэйбридже и Эшере, они все были женаты, а я нет. Так что я такой [нетерпеливо пощелкивает пальцами]: «Давайте, парни, нечего на заднице сидеть, пора что-то сделать. Мы же “Битлз!”»

Я пытался их смотивировать. И все на меня посмотрели – типа, чо? Я сказал:

– Может, нам фильм снять или что-то в этом роде?

– Зачем?

– Ну было бы здорово, нет?

– Для чего?

Вот так было. Я помню, Джон еще съязвил: «Я понял, ему нужна работа». Я сказал: «Да, так и есть, нужна. Нам надо работать».

Я им надоедал разговорами о фильме… И, думаю, к тому времени мы начинали потихоньку действовать друг другу на нервы. Съемки их не сильно интересовали, а я все говорил: «Давайте, давайте!» – и не понимал, что они время от времени думали: «Да кем он себя, блин, возомнил – Бетховеном?» Мои инициативы вообще часто так воспринимают, а ведь на самом деле я испытывал искренний энтузиазм. Но когда ты слишком чем-то увлечен, то есть такой риск. «Ты чего, мужик? Шел бы ты спать! Устрой себе отпуск». – «Да нет же, нет, нам надо это сделать!»

Вспоминая о том, как они с Ленноном писали песни, он рассказывает, что Джону становилось скучно, если сразу не получалось добиться достойных результатов. Поскольку скуку он ненавидел, он был склонен резко терять интерес к песне. И тогда Полу приходилось его увещевать: «Знаю, знаю, но нам надо закончить песню. Нельзя это так оставить, идея же хорошая».

Хотя Маккартни и не отрицает, что человеку пищущему необходимо вдохновение, он подчеркивает, что никогда не мучился его отсутствием:

Мне очень везло в плане вдохновения – постучу по дереву. Его отсутствие мне незнакомо. Мне приходило в голову, что мы с Джоном столько раз садились писать песни – сколько там мы с Джоном сочинили песен, двести девяносто пять? – и все двести девяносто пять раз, что мы брались за дело, не было ни разу, чтобы у нас на выходе не было песни, и это ж, твою мать, феноменально!

Полу важно, чтобы усилие ни в коем случае не ощущалось как таковое. Он часто с отвращением употребляет выражение «с высунутым языком». Если в программе действий слишком много чего-то такого или «биения головой об стену», он ее поменяет. Если выходит, что новая песня дается мучительно, он оставит ее. Он любит вкалывать, но ценит характерную для творческого человека открытость к случайностям. К напрягу он относится с подозрением. «Не надо вымучивать».

Однако же тем, кто на него работает, он может показаться строгим начальником. Я не один раз видел, как люди бледнели, когда узнавали, в какой срок нужно выполнить для него работу. Но ему не нравится, когда говорят, что что-то невозможно сделать. «Нельзя сыграть? – переспросит он. – Очень даже можно, знаешь ли…» Обычно спорящие признают, что он прав. При этом убеждает их не грубое утверждение его авторитета, а уважение к его опыту. Он ведь не забыл, что ему говорили, будто у гитарных групп из Ливерпуля нет ни единого шанса.

Энергия – это своего рода жизнестойкость, а стойким быть проще, если ты оптимист. Пол Маккартни действительно такой же оптимист, как можно заключить из его песен:

Ты прав. Достаточно посмотреть на меня, на мою жизнь – я намерен в любых обстоятельствах оставаться оптимистом. Это настроение военного времени, с которым выросло мое поколение. Пусть Гитлер бросал на нас бомбы, все говорили: «Выкатывайте бочки, разопьем бочку веселья»[81]. Что? Бочку чего? «Да! Выпьем пивка! Погуляем малек, пусть нас и бомбят».

Я думаю, что для поколения моих родителей это было очень характерно. Я много подобного видел в Ливерпуле. Так что думаю, это и в меня просочилось. Всякий раз, когда в моей жизни происходили трагедии, я думал, что не позволю себе сломаться. Конечно, у меня бывают тяжелые периоды. Что поделать. Но мною всегда руководит инстинкт, что надо себя вытаскивать из этого – и быть на плаву. И не терять оптимизма.

Чаще всего я завершал наши беседы вопросом о том, чем он собирается заняться в ближайшее время. В ответ неизменно обрушивалась целая лавина проектов.

«Много чего еще, – говорил он в 1995 г. – На будущий год в Германии состоится выставка моих картин. Я уже лет двенадцать рисую; мы с тобой, наверное, половину этого времени беседуем. А тут в Германии нашелся один энтузиаст. Меня всегда беспокоил пример Боуи: о, он певец и при этом думает, что умеет писать картины. Подозреваю, что выставка мне ужасно не понравится; это как на публике светить исподним. [По всей видимости, он специализируется на полуабстрактных портретах масляными или акриловыми красками. Среди персонажей королева английская, а один из портретов называется «Блюющий Боуи».]

Еще на Лондонском кинофестивале покажут мой фильм о «Грейтфул дед». Я использовал четыре рулона 35-миллиметровой пленки, отснятой Линдой в Хейт-Эшбери и Центральном парке, и анимировал ее фотографии, такой вот прием. Это такой милый девятиминутный наркоманский фильмец, на ночь глядя посмотреть».

Он также организовал радиопередачу «Убу-джубу»: «Много лет назад мы с Линдой ехали в Шотландию на машине и слушали по радио шоу Вива Стэншелла и Кита Муна. Это была классная передача со всяким музыкальным сумбуром, и нам она очень понравилась. Так что я уже тысячу лет планирую передачу под названием «Убу-джубу». В названии нет никакого особого смысла: вероятно, я взял это из «Убю», пьесы Альфреда Жарри, от которой очень тащился». (Пятнадцать эпизодов, транслировавшихся по радио в Америке, изобиловали редкими записями, материалами саундчеков и неиспользованными дублями.)

Он добавил, что на следующий год появится произведение для оркестра [Standing Stone], вероятно, новый альбом – и, конечно, стихи: «Поскольку я сочинял слова к песням и в школе изучал английскую литературу, мне всегда нравилась поэзия. Нам с Джоном нравились Дилан Томас, Льюис Кэрролл, и в том, чем мы в конце концов стали заниматься, много этих влияний. Какое-то время назад умер один мой друг [Айвен Вон], и так получилось, что я написал стихотворение на его смерть. Мне казалось, что мои чувства можно выразить только в стихах, в прозе это выглядело не так. Так что я только что начал готовить небольшой сборник».

А в 2001 г. на тот же вопрос я получил следующий ответ: «Буду продолжать свою разноцветную, как радуга, жизнь. В планах хорал для одного оксфордского колледжа; это произведение [Ecce Cor Meum] исполнят в Шелдонском театре. Ты меня знаешь и знаешь, как я боюсь быть типа «человеком эпохи Возрождения», но мне нравится делать миллион вещей.

Чуть не забыл тебе сказать, что меня попросили разработать дизайн набора марок острова Мэн. Клянусь! Причем я их уже нарисовал. В мае следующего года намечается выставка моих картин в Художественной галерее Уокера [в Ливерпуле], это здорово, потому что мы с Джоном пацанами ошивались неподалеку. Вероятно, что-то еще запишу, я все время пишу песни».

В заключение интервью он сказал, как почти каждый раз: «Отлично! Ну, мне пора возвращаться к работе».

Полу Маккартни было тогда почти шестьдесят. В последующие десятилетия он был еще более занят. Я помню, как присутствовал на фотосессиях для обложки Off the Ground, и он черкал идеи на моих эскизах для брошюры в поддержку следующего турне, при том что одновременно ему делали педикюр. В двадцать первом столетии он отправился в некоторое подобие «Бесконечного турне» Боба Дилана, без остановки выступая во всем мире. В 1990 г. для первой церемонии награждений журнала Q мы тщательнейшим образом подготовились к тому, чтобы довезти Пола на машине до клуба Ронни Скотта в Сохо из его офиса на той же улице. В итоге он пришел пешком, был на месте на полчаса раньше и помог нам накрыть на стол.

Я думаю, неслучайно на логотипе его компании, МПЛ, изображена фигура, жонглирующая тремя небесными телами.

Глава 28. Право на ошибку

Неудачи тоже случаются

Несмотря на то что в музыке Маккартни подобен царю Мидасу, даже он сам признает, что не все его проекты были удачны. Нелестные отзывы критиков его не угнетают, особенно когда их мишень в итоге оказывается крупным коммерческим хитом – на ум приходят Mull of Kintyre и Ebony and Ivory. Однако о фильмах и музыке, не полюбившихся публике, он сожалеет. Хотя он и обожает экспериментировать, но до мозга костей ориентирован на массы и хочет, чтобы его искусство было популярно.

Поэтому интересно услышать мнение самого Пола о тех моментах, когда его надежды не вполне оправдывались. Этот защитник простого человека также и перфекционист. Если его замысел не удается, то реагировать он может по-разному: иногда с раскаянием, а иногда и с вызывающей непокорностью.

Во времена «Битлз» фанаты не приняли их фильм «Волшебное таинственное путешествие» с той беззаветной любовью, к которой привыкли музыканты. Вышедший вслед за этим психоделический мультфильм «Желтая подводная лодка» имел больший успех, но сами участники группы чувствовали, что это не вполне их работа. Собственный фильм Пола «Мое почтение Брод-стрит» «Оскаров» не хватал. А некоторые сольные альбомы, например Back to the Egg и Flowers in the Dirt, разочаровали специалистов по продажам в его звукозаписывающей компании.

Однако он настаивает на том, что со временем взгляды меняются, как это произошло с «Уингз». Просто за счет того, что он достаточно долго прожил, он с удовлетворением наблюдает, как критики пересматривают свою точку зрения, а цифровые переиздания обеспечивают альбомам долгую жизнь. «Поначалу это неприятно, – пожимает он плечами, – но неудачи тоже случаются».

Я же столько всего написал, и нормально, что какая-то часть оказывается не на высоте. Группа телевизионщиков как-то рассказывала об одном музыканте, у которого она брала интервью, – не буду называть имени, но это известный человек. И он признался: «Если бы я написал хоть одну из двухсот песен Пола Маккартни, я был бы счастлив». При этом я считаю, что парень пишет отличную музыку.

В этом большой плюс. Я не знаю, сколько на самом деле написал песен. Но я добился большого успеха – сказал он, скромно потупив взгляд, – так что кое-что неизбежно хуже остального. Если сравнивать с Пикассо – что, конечно, крайне рискованно, – то мне нравится почти все, что он сделал, даже такие вещи, о которых критики говорят: «Не, это неудачный период». Я думаю, что эти произведения в любом случае породил его гений. Я с удовольствием прощу ему менее удачные работы. Я думаю, что они интересны. И мне нравится видеть его в пижаме. Мне нравится, когда он носит свою смешную шапочку. Может быть, это не так замечательно, как его роскошные одежды, но мне нравится именно эта сторона.

В то же время он отстаивает свое право исследовать новые направления. Вспоминая песню Secret Friend времен McCartney II, он говорит:

Ничего не стоит ею пожертвовать. «Десятиминутный трек под названием Secret Friend? Да выбрось его! Это же не Hey Jude, в конце концов. Вот и заткнись». Ну да, это не Hey Jude, но я знал, что делаю. Я и не пытался написать Hey Jude. Это как у Пикассо – осмелюсь ли сравнить себя с ним? Ха! Какая дерзость! Но все эти его «голубые» периоды, кубистские периоды… Всякий раз, когда он во что-то втягивался, он в конце концов это бросал. Он с этим завязывал, и ему говорили, например: «Мне так нравился ваш “голубой” период». – «Ага, ну да, но он меня достал, так что я теперь кубист».

Вот и у меня как-то так. Непросто это признать, но некоторые песни я написал нарочно, лишь бы не плодить хиты. Да, это очень странно. Услышав это, люди спрашивают: «Зачем вы так поступали?» Потому что я считаю себя немного художником. Я переживал некий странный период, и мне хотелось выплеснуть эту идею на пленку.

Что можно сказать об этой затее – вышедшем на Рождество 1967 г. «Волшебном таинственном путешествии»? Песни из этого фильма неизменно приводили публику в восторг, но его лишенные сюжета фантазии в момент выхода просто сбивали с толку. Фильм появился, когда мир еще впитывал вышедший летом того года альбом Sgt. Pepper, и вызывал новое и непривычное ощущение того, что «Битлз» не непогрешимы.

«Мне всегда хотелось сделать крезовый фильм, – говорит Пол. – Я пытался снимать домашнее видео. Так что я заинтересовался этой темой и получилось “Волшебное таинственное путешествие”. Просто как-то вечером нам в голову пришла безумная идея: “А может, фильм снять?”»

Мы в общих чертах решили, чего хотим, а потом взяли в руки «Софит», справочник с координатами актеров, и стали подбирать исполнителей, которые вроде бы внешне соответствовали фильму. Мы понятия не имели, умеют ли они вообще играть. Мне лично понравился Айвор Катлер. Это было типа как у Феллини: мы просто подбирали интересные лица. Только он правда режиссер, и в этом вся разница.

Мы арендовали автобус, нам его покрасили, написали сбоку «Волшебное таинственное путешествие», и мы решили: «Просто отправимся в Девон, каждый день будем снимать, потом уедем и в отдельных местах повтыкаем заготовленные эпизоды. В процессе придумаем, что будет в фильме». И, думаю, в этом и есть проблема фильма: структура у него хромает.

С нашей стороны это было нахально, потому что студенты киношкол умирали от желания снять фильм, причем они-то были спецами, а тут появились мы, типа мы в группе играем: «Эй, мы попытаемся! Это и мы могем!»

В итоге я стал парнем, который все организует, всех обзванивает, назначает встречи. Кажется, все были довольны, что этим занимаюсь я. Думаю, что больше никто не хотел этим заморачиваться.

Но как фильм, в общем… ну хотя бы за сцену с I Am the Walrus. Думаю, на The Fool on the Hill тоже хорошая сцена. Пара музыкальных эпизодов хороша. Фильм мне нравится за то, что он такой хулиганский.

На самом деле мы ужасно неправильно подали этот фильм. Его показали на следующий день после Рождества, а в это время обычно показывали Брюса Форсайта[82] – ты помнишь – то есть все после Рождества сидят у телика, отходят от бухалова прошлым вечером. «Эй, чего там показывают?» А там Брюси: «“Дай мне солнечный свет…”[83] Привет! Подарки разворачиваете?» И вдруг там вместо этого «Волшебный таинственный ту-у-ур-р…», яйцечеловеки и всё на свете.

Нас встретили в штыки. «Провал нового фильма “Битлз”». Ужасно. На следующий день ко мне домой заглянули гости. «Что вы тогда об этом думали, Пол?» – «Ну не знаю, думал, что это довольно неплохой фильм». Ага! Я попытался отделаться блефом. Мне пришлось хуже всего, потому что я же вроде как был режиссером. Но в титрах было написано «Постановка ансамбля “Битлз”», потому что я не хотел выступать эгоистом.

Фильм «Желтая подводная лодка» вышел в кинотеатрах на следующее лето. Как и в его предшественнике, там была замечательная музыка «Битлз»: четыре новые песни и подборка знакомых треков – некоторые из них были записаны еще в 1965 г. Но на альбоме-саундтреке заметно, что группа в нем участвовала очень мало. Он был выпущен через полгода после фильма, и его оборотная сторона была отдана под инструментальную музыку Джорджа Мартина, при этом в тексте на обложке вообще говорилось про «Белый альбом». В 1999 г. Apple полностью перекроила пластинку и выпустила CD под названием The Yellow Submarine Songtrack.

Но несмотря на роскошную аниматорскую работу, «Желтая подводная лодка» стала для битлов неловким компромиссом. Предпосылкой к появлению фильма стал американский мультсериал «Битлз», опиравшийся на «Ночь трудного дня» и битломанию, а сам фильм следовал за эстетической революцией Sgt. Pepper. Однако к тому времени, когда он был закончен, битлы от всего этого уже отошли:

Нас это не особо интересовало. С нами связались «Кинг фичерз» – американцы, снявшие «Попая», которого мы уважали. Пришел мужик по имени Эл Бродакс и сказал: «Нам нужен телесериал для детей, который будут показывать в субботу утром». Мы сказали: «Идея прекрасная, посмотрим, что у вас есть». И они нам показали какую-то милоту. Мы сказали: «Отлично».

Они объяснили, что в Америке это такая традиция, там показывают миллионы мультиков, и сказали, что детям бы очень понравилось. Мы подумали: дело святое, для зрителей помладше, отлично. Но мы уточнили, что не хотим активно в этом участвовать. [Мультсериал «Битлз» в итоге шел по телевидению четыре года начиная с 1965 г.]

Другими словами, мы не собирались сами озвучивать мультик, потому что, если мы за это возьмемся, то будем отвечать за его качество, и это будет рискованно. Мы хотели сохранить дистанцию и тем не менее позволить им сделать мультфильм. Поэтому голоса озвучивали актеры, и это была настоящая катастрофа. [Сонным голосом с утрированным ливерпульским акцентом]: «О, привет, Пол, как дела?» – «О, не говори так, Джон. В столице так не говорят». Они нас превратили в ужасные стереотипы. Нам следовало бы еще на этом этапе остановить производство фильма.

Мне достался имидж самого рассудительного битла, типа «Нет, не делай этого, Ринго!» Джон выражался лаконично, он был этаким саркастическим остроумцем. Ринго был просто болваном, а Джорджа там вообще мало было видно.

Но мультсериал «Битлз» имел такой успех, что его создатели решили: «Секундочку, мы потратили столько времени, изучая, как эти парни двигаются, как говорят, какой у них юмор. Мы заработали столько денег. Давайте сделаем полноценный фильм».

Я предвкушал его появление, потому что я большой поклонник диснеевских мультиков. Я на самом деле считаю, что это высокое искусство. У нас спросили: «Если бы вы собрались что-то сделать, то какие бы предложили идеи?» Я сказал: «У нас есть одна песня, Yellow Submarine. Я написал ее для Ринго, она очень детская, но могла бы здорово подойти. “В нашем славном городке жил один моряк седой…”[84]»

Я представлял себе действие очень реалистично: старый капитан, плававший по морям, рассказывает историю. Есть, мол, такая страна подводных лодок. Но, конечно, они в этом увидели то, что мы переживали, то есть период «Сержанта Пеппера». Мы были под нехилым кайфом. Ха! Слегка не от мира сего.

Мы надеялись приберечь наше искусство и творческое начало для себя, но позволить «Желтой подводной лодке» стать мостиком между теми детскими штучками и настоящим хорошим кино. Поэтому они подрядили для написания сценария Джорджа [на самом деле Эрика] Сигала: он написал «Историю любви», он был гарвардским профессором – Йель там, Принстон, все эти школы для зубрил.

Я на все это сказал: «Да, отлично». Но они увидели, что мы начали увлекаться психоделией, и решили, что и фильм должен быть в этом духе. Меня это разочаровало. Я считал, что он был бы удачнее, если бы там была диснеевская глубина. Но с тех пор я изменил мнение, потому что в нем есть некая глючность, которая сейчас приятно воспринимается. Сейчас такого уже не увидишь. «О, Хамфри, ты куда? В Море дыр!»[85]

Так что мультфильм крезовый. Но это не страшно. Хотя в то время я был разочарован, что Сигал просто не написал чудесную интересную историю о парне, который приводит людей в свою страну подводных лодок, где есть желтая подлодка и красная подлодка. Получилась бы большая история с приключениями в духе Диснея.

Музыку мы написали немного из-под палки. Раз мы участвовали в создании фильма, то были обязаны спеть несколько песен. Нас заставили специально сочинить одну песню, Only a Northern Song; ее спел Джордж, и это был с его стороны страшный стеб, потому что «Норзерн сонгз» – это название нашего музыкального издательства. Я на ней сыграл на трубе. На трубе я играю очень плохо, но это была эпоха «Сержанта Пеппера», и я экспериментировал с авангардизмом, Кейджем и Штокхаузеном. Мне было все равно, я кое-как справился, и звук получился, как будто дудит сумасшедший.

Потом нам пришлось непосредственно засветиться в фильме, в конце. Я уверен, что продюсер заявил: «Они обязаны в нем сняться. Они обязаны написать дополнительную песню».

Приходилось спорить по поводу всяких глупостей. К нам пришел на встречу один их сотрудник. Я сказал: «Название должно быть таким: “Желтая подводная лодка: мультфильм “Битлз”». Он сказал: «Мы не хотим называть это мультфильмом, Пол. Сейчас это называется анимационный фильм. А мультики – это что-то мелкое». – «Но там, откуда я родом, говорят “мультик”». Но нет, боссами-то были они.

Поэтому участвовали мы в этом мало и с неохотой. Думаю, что при всем при том фильм получился, на удивление, что надо.

Однако фильм Пола «Мое почтение Брод-стрит» (1984 г.) не стал со временем казаться удачнее. Достоинство его, равно как и вышеупомянутых фильмов, в прекрасной музыке. Если брать новый материал, то песня – визитная карточка No More Lonely Nights относится к наиболее удачным произведениям Маккартни. В фильме также прозвучали свежие версии нескольких битловских песен и менее известные сольные жемчужины Wanderlust и So Bad.

Но картину приняли плохо, и с тех пор у нее дела не ладились. Как объясняет Пол, «“Брод-стрит” изначально планировалась как телефильм. Я подумал, что было бы неплохо занять час экранного времени. Мне нравится телевидение, потому что оно позволяет затронуть большую часть людей. Пусть просто посидят часок дома, больше нам и не надо. Мы с Линдой решили, что было бы здорово исполнить мои лучшие песни, по-настоящему хорошо их сыграть и снять это. Можно придумать историю, чтобы связать песни между собой.

И тут я возомнил себя сценаристом и заигрался. Когда я еал в Лондон на машине, у меня было полно времени. Я прихватил с собой пачку бумаги и начал писать, по кусочку, по сценке. Придумал идею, что плохие парни крадут пленки, и если их вовремя не вернуть, то что-то произойдет. И параллельно будут песни.

До сих пор все было о’кей. А потом мы совершили фатальную ошибку. Мы сказали себе: «Ну чего, мы имеем часовой телефильм, а кино длится всего час сорок пять. Действие легко растянуть». Это было ошибкой, ведь кинофильм – это совсем другой коленкор. Я недавно видел, как Спилберг говорил: «Слава богу, мы успели дойти до пятого варианта сценария». Они по меньшей мере пять раз всё переделывают, пока как следует всё не отполируют и не поймут, что всё безупречно.

Но очень уж меня эта идея зацепила. Мне нравилось то, что я сам написал сценарий. Я начал учить людей писать. У меня была такая теория, что сначала наскоро все набрасываешь, а потом возвращаешься к написанному… и творишь. Сейчас я понимаю, что стоило подождать, пока фильм будет пользоваться успехом, прежде чем браться всех поучать.

В художественном фильме должна быть динамика, сила и глубина. У нас не получилось этого добиться, и где-то на полпути я начал понимать, что написал. Я написал сценарий о самом себе, абсолютно о самом себе, и это было ошибкой. Лучше бы я играл кого-то другого.

Где-то на середине съемок я начал думать: «О господи». Но мы в нем завязли, нужно было его закончить. Что поделать – неудачи тоже случаются.

Сейчас я по этому поводу не расстраиваюсь, потому что прошло достаточно времени. В защиту фильма тоже можно кое-что сказать, но просто он довольно плох. Что тут скажешь? Ну вот Джордж, например, снял «Шанхайский сюрприз». Просто когда выходит облом, надо уметь это признавать.

В то время как «Желтая подводная лодка», к созданию которой были привлечены сторонние талантливые художники, оказалась достойной марки «Битлз», «Волшебное таинственное путешествие» и «Брод-стрит» были проектами решительно домашнего разлива. Маккартни часто упрекали в том, что у него плохо получается пользоваться помощью со стороны. Учитывая его статус и опыт, только храбрый осмелится вступить с ним в спор. Что касается музыки, то со времен Джорджа Мартина ни один продюсер не пользовался достаточным доверием и авторитетом, чтобы диктовать ему свою волю в студии.

Однако он настаивает на том, что умеет слушать советы и с пользой их применять. Эл Кори, сотрудник Capitol, американского лейбла Пола в 1970-е, несколько раз вмешивался с удачными предложениями по поводу пластинки Band on the Run. Несмотря на сомнения Пола, он включил разухабистый сингл Helen Wheels на американскую версию альбома. Затем он высказался в пользу еще двух треков – Jet и собственно Band on the Run, – которые Пол, как ни удивительно, не считал достаточно сильными для синглов:

«Всегда полезно, когда твою музыку слушает еще одна пара ушей, – замечает теперь Маккартни. – Тебе говорят, что у тебя вышло, тогда как ты сам это не всегда видишь. Так и было. Мы записали Band on the Run, и я сказал: “Ну вот, я записал альбом, а вы его выпускайте. Спасибо, до свидания”».

Но мне позвонил Эл и сказал: «Слушай, Пол, если хочешь, я могу сделать альбом более успешным». Я ответил: «Конечно, хочу. И что ты предлагаешь?» – «Нужно выпустить Jet в качестве сингла». Конечно! А я просто в упор не видел этого варианта.

Он сказал: «Если ты мне позволишь, я хотел бы следом выпустить Band on the Run». Разумеется, эти песни были очевидным выбором на роль синглов. Так что все было отлично, и он подгадал лучше нельзя. Я всегда ему за это был благодарен.

Однако никому не удалось убедить Пола включить Mull of Kintyre на его пластинку 1978 г. London Town. «Бывает, – соглашается он. – Мне казалось, что песня не подходит к альбому. Это был колоссальный хит, и если бы я включил его на пластинку, она пользовалась бы большей популярностью. Но мне нравятся такие своевольные решения. Это милый и антикоммерческий жест».

Беседуя со мной в 1989 г. о годах сольного творчества, Пол настаивал на том, что «на всех этих пластинках что-то есть, даже если это мои худшие альбомы, например Back to the Egg. Всё равно есть стоящие песни. Я знаю, что написал их, надеясь, что они станут моими величайшими достижениями». Лишь самые неистовые фанаты Маккартни ценили альбом, ставший для «Уингз» последним. Но это пример того, что относительные неудачи Пола могут приобрести культовый статус.

Пережив коммерческую неудачу Back to the Egg, он вновь к нему вернулся. В 1993 г. он использовал один из самых эксцентричных треков этой пластинки, The Broadcast, в своем эмбиент-проекте Strawberries Oceans Ships Forest, записанном в качестве группы «Файермен»: «Разговариваешь с некоторыми молодыми музыкантами, и они не хотят попадать в хит-парады. Это правда клево, если ты этого не хочешь, честь тебе и слава. Но мне это мышление абсолютно чуждо. Вы уверены? Но в андеграундной и клубной музыке этот элемент очень силен: “Лучше умереть, чем попасть в хит-парад, это же эстеблишмент!”

Так что в каком-то смысле круто иметь на своем счету альбомы, которые не задались. Теперь это практически считается моими андеграундными работами. На The Broadcast много чего намешано. Странноватая пьеска. Я рад, что ее записал. Я совсем не собирался выдавать андеграунд и избегать хит-парадов, но неплохо, что так получилось».

Если бы он выпустил песню Waterfalls в составе «Битлз», она, вероятно, сейчас считалась бы одной из бессмертных баллад Маккартни. В этой странной и проникновенной песне 1980 г. звучит любовь молодого родителя, которая способна выразиться только в нежном беспокойстве. В то время ее более или менее затмило электронное настроение альбома McCartney II, на котором она появилась. «Милая песенка, – размышляет он вслух, – но я ее немного не доработал. Я творил в своей лаборатории, это был год синтезатора».

В первое время струнные на синтезаторе очень манили – казалось, что это здорово. Только позже ты понимал, что нет. Тогда я посчитал, что достаточно, песня готова. Сейчас я считаю, что песня вышла бы удачнее, если бы над ней больше поработали после записи.

Я знаю, что Джордж Мартин убедил бы меня использовать настоящий оркестр, а на бэк-вокале были бы «Битлз», а не я один. Или наоборот, Джон убедил бы меня, что использовать струнные не нужно, и получилась бы такая жесткая песенка. Но это жизнь, так бывает.

Авторы рецензий порой бывают добрее публики. Вышедший позднее альбом Flowers in the Dirt (1989 г.) пресса очень хвалила. Вероятно, этому способствовало участие Элвиса Костелло, а также общее отсутствие эксцентрики и откровенной сентиментальности. Кроме того, в процессе записи альбома Пол набрал сильную команду для выступлений живьем. Но продавался альбом так себе. «Мог бы лучше», – сказал он мне год спустя:

Но если бы мне не было с чем сравнивать, я бы сказал, что он продавался блестяще. Что-то типа три с половиной миллиона копий? Для большинства людей это значило бы, что пластинка продается что надо. Не знаю, вроде приняли его хорошо. Люди вроде бы сходятся во мнении, что это хороший альбом.

Но мы отправили его в Америку, и там решили, что это «мультиформат». Я сказал: «Простите? Что вы имеете в виду?» – «Ну, у вас на нем My Brave Face, это скорее для MTV или AM-радиостанций, и еще у вас That Day is Done, это хеви-фолк-баллада». В Америке все четко разложено по нишам: нужно писать в стиле «эдалт контемпорари», который я терпеть не могу. «Современный взрослый?» Что вообще может быть хуже? Но еще есть «рок». И еще «хеви-метал» и «рэп». Ты должен подпадать под одну из этих категорий. That Day is Done – это медленный вальс, а на слова меня вдохновил ирландский погребальный обряд. Ясно, что эта песня не подойдет ни под одну категорию.

Но ничего, мы решили отправиться в турне. Я подумал: «Альбом продается, и это наш самый свежий альбом. Просто я на каждом концере буду объявлять: “А это с нашего последнего альбома”. Как знать, кто-нибудь скажет себе: “О, я куплю его”». В общем и целом я немного разочарован, но аппетит из-за этого не потерял. Да и в конце концов, чего расстраиваться, если проданы три с половиной миллиона копий? Ты бы стал расстраиваться? Не думаю – когда посчитаешь, сколько ты на этом заработал. Это куча народу. Но я был бы не против иметь лучшие результаты, скажем так. Никто не прочь заполучить сумасшедший хит.

Так что он относится к этому философски. Даже песни, от которых он был почти готов отречься, – например, Bip Bop с пластинки «Уингз» Wild Life, – могут неожиданно найти своих поклонников:

Я где-то услышал ее по радио и подумал: «О боже!». Потом я упомянул ее в разговоре с Тревором Хорном[86], и он сказал: «О, так я ее люблю!» Так что на вкус и цвет товарищей нет. Всем понравиться невозможно. Некоторым нравятся более дурашливые мои вещи, в которых нет смысла. А некоторые считают, что это недопустимо.

Типа тех, кого взбесила Within You Without You на «Пеппере». «Ой, какая плохая песня! Это Джордж поет? О господи, он весь пропах Индией, звучит как хор индусов». А я говорил: «Да, это он. Он ценит индийскую музыку, это интересно, песня вся на одном аккорде…» Мне нравится, что он осмелился заняться саморазвитием. Но если ты на это решился, надо быть готовым, что критики тебя не погладят по головке.

Как и в случае Hey Jude. Кто-то скажет: «Песня отстой, длится целых семь минут, а в конце повторяют только “На на на нана-на на-а”. Явно же отстой». А ты говоришь: «Нет, песня хорошая. Допустим, длинная, но ведь и интересная же». Сейчас я думаю о некоторых наших вещах и удивляюсь, как мы осмелились их записать? Ну и в этом периоде [годы после «Битлз»] тоже много смелого материала. Есть и отстой, конечно, я не говорю, что все, что сочинил, гениально. Мой папа говорил, когда видел смело одетую девушку: «Хорошее выйдет платье, когда дошьют». И я тоже так считаю: хорошая выйдет песня, если ее дописать. Должен признаться, некоторые песни такие.

Что, на ваш взгляд, в этих случаях пошло не так?

Что было не так? Не знаю. Что-то. Когда ты пишешь хреновую статью, ты ведь не хочешь лажать. Ты все время хочешь писать хорошо. Но вот, например, Себастиан Коу однажды не смог выиграть забег. «Что пошло не так, Себ?» Да кто ж его знает. И на старуху бывает проруха. Думаю, других объяснений и нет. Что теперь делать? Всю жизнь оправдываться? Ну может быть…

Если найдется хоть один человек, которому понравится, то для меня это может всё перевесить. Wild Life «Уингз» не пользовался большой популярностью, но однажды мы шли по бульвару Сансет и в одном из трейлеров был хиппи с бородищей, и он потрясал в воздухе этой пластинкой: «Эй, Пол! Так держать, мужик!» И это твоя награда. Ты, конечно, получаешь деньги, все такое, но твое вознаграждение как артиста – это именно тот чувак, что в окно показывает пластинку.

Теперь остается только поговорить о музыканте, дольше всего остававшемся в группе Пола. Этого музыканта звали Линда.

Глава 29. Линда

Сегодня сбылась одна дивная мечта

В мире, где романы между знаменитостями, кажется, обречены на недолговечность, отношения Пола и Линды были удивительно стабильными. Они были женаты почти тридцать лет, у них родилось трое детей, а четвертого, ее ребенка от предыдущего брака, они воспитывали вместе. Все это время семья была практически неразлучна.

Никто не утверждает, что Пол и Линда никогда не ссорились, но по любым меркам это был счастливый брак. Линда также была для мужа музыкальным партнером. Будь то в качестве музы и вдохновительницы, соавтора, вокалиста или музыканта, она сыграла в его творчестве роль, которую специалисты часто упускают из виду. Между тем ее влияние на жизнь и работу Пола было весьма значительно.

Его можно проследить с последних дней существования «Битлз». Пол и Линда познакомились в начале лета 1967 г. в ночном клубе «Мешок с гвоздями» в квартале Сохо, незадолго до выпуска Sgt. Pepper. Понадобился год, чтобы они стали настоящей парой, а поженились они через год после этого – 12 марта 1969 г. в Лондоне.

Из того множества песен, что Пол написал о жене, одна из наиболее откровенных – Magic, вышедшая на альбоме Driving Rain, вскоре после ее кончины в 1998 г. «Там все очень буквально, – улыбается Пол. – Это о том вечере, когда я с ней познакомился». В песне он описывает их знакомство почти как встречу Данте и Беатриче – «Должно быть, в этом было волшебство», – когда между двумя людьми пробегает тайный разряд взаимопонимания, которым они будут пылать вечно:

Как я рассказывал раньше нашим детям… Если бы я не поднялся с места, когда она уходила, и не сказал типа [нервно прокашлявшись]: «Привет»… Вообще-то если я пытался склеить девчонку, я так никогда не поступал, правда никогда так не делал. А тут я просто встал и сказал: «Привет, я Пол, а тебя как зовут? М-м, хочешь, пойдем в другой клуб?» И, к счастью для меня, она ответила: «Да, о’кей». Из «Мешка с гвоздями» мы пошли в «Подпольщину».

Я всегда говорил детям: «Если б я не встал и не сказал это, интересно, как бы все сложилось? Вас бы, наверное, просто не было». Она бы просто растворилась в ночи. Это был критический момент. «Если бы я этого не сделал…» Типа если бы ты не встретил того чувака возле паба, то ты бы не стал издавать MOJO. Или как-то так. Всегда бывают такие восхитительные мгновения. Если бы я не сел в автобус с Джорджем, он, может, никогда не играл бы в «Битлз». Если бы я не дружил с Айвеном Воном и он не взял меня на гулянку в Вултоне, я бы не познакомился с Джоном. И так далее.

Пластинка 1970 г. McCartney стала первой записью Пола, влияние на которую оказали их отношения. Помимо того, что Линда сделала фотографию для обложки и записала едва угадывающийся бэк-вокал на Teddy Boy и Kreen-Akrore, она еще и очевидный герой нескольких песен – разумеется, The Lovely Linda и, несомненно, Momma Miss America, но также, косвенным образом, Maybe I’m Amazed, Every Night и Man We Was Lonely.

Если брать еще раньше, то есть вероятность, что дух Линды нашептал Полу его последний шедевр в составе «Битлз», You Never Give Me Your Money. Три части этой песни рисуют триптих эмоций: сначала болезненный застой юридических разногласий в Apple, затем скачок назад в воспоминания о побеге, совершенном в юности, и наконец скачок вперед к восторженному удовлетворению: «Сегодня сбылась одна дивная мечта».

В этой песне – как и несколько лет спустя в Band on the Run, сходном попурри из коротких образчиков поп-совершенства, – оптимистический настрой Пола открывает путь к освобождению. Как и в случае Two of Us с альбома Let It Be, песню вызвала к жизни привычка Линды выезжать с возлюбленным на природу, подальше от городского стресса и его мрачного прислужника – «бизнес-совещания».

На появившемся вскоре альбоме Ram Пол по-прежнему пел гимны своей влюбленности: примером могут служить Long Haired Lady и The Back Seat of My Car. Что касается Dear Boy, в которой Пол насмехается над мужчиной, по легкомыслию упустившем свою любимую, то эту песню поняли как плевок в сторону Джона Леннона. Но как объясняет Пол, песня посвящена предыдущему мужу Линды, Джозефу Мелвиллу Си. «Я ему об этом так и не сказал, и слава богу, потому что он потом покончил с собой. В Dear Boy я заметил: “Ты, должно быть, так и не понял, что упустил”. Потому что я правда думал: “Господи, она такая чудесная, а он, наверное, этого не просек”».

Впоследствии Линде были посвящены многие песни Пола. Вероятно, самая известная из них – My Love с альбома Red Rose Speedway (1973 г.). Среди менее прославленных примеров очаровательная, проникнутая верностью It’s Not True с диска Press to Play (1993 г.) и трогательно откровенная I Owe It All o You с Off the Ground (1993 г.). Обратившись к его поэтическому сборнику «Черный дрозд в ночи», мы найдем воспевающее природу стихотворение «Городской парк» (написанное во время болезни, приведшей к ее кончине), «Ее дух» и «Черный жакет», в которых Пол глубоко задумывается о своем горе – и чувствует, что в нем зарождается надежда на завтрашний день.

Линда влилась в среду «Битлз» несколько легче, чем до нее Йоко. Но свадьба четы Маккартни стала горькой пилюлей для некоторых наиболее страстных фанатов Пола. Даже среди широкой британской публики Линда поначалу была объектом подозрений. Почти как в случае Эдуарда VIII и миссис Симпсон, сердце самого видного холостяка в стране предположительно крала расчетливая американская авантюристка. Это впечатление основывалось исключительно на зависти и, вероятно, в какой-то степени оскорбленной национальной гордости, но через несколько лет, когда Линда стала появляться на сцене с мужем и даже упоминаться на пластинках как соавтор его песен, оно окрепло.

Как будто ей мало было, что она заграбастала национальное достояние, – тот же предрассудок продолжал существовать, – она теперь хотела делить с ним популярность.

Хотя со временем эта враждебность ослабла и публика перестала сомневаться в искренности их привязанности, люди так и не поняли, насколько неохотно Линда выступала с Полом. И насколько эмоционально тяжело им было сносить эти насмешки, тоже мало кто знал.

Говоря о Линде в 1989 г., в то время как она репетировала в соседней комнате с его новой группой, Пол негодовал по поводу своих биографов:

Они просто не принимают Линду во внимание. Все игнорируют Линду. И это интересный факт, потому что ее не так-то просто списать со счетов. Она девушка очень талантливая. Она как минимум хороший фотограф. Никто ее не принимает всерьез как певицу: «О, она же в ноты не попадает, да?» На самом деле у меня на этой почве даже был период, когда я начал прислушиваться к подобным мнениям: «А может, они правы? Я знаю, что она не лучшая в мире певица и солисткой ей не быть». Но мне всегда нравилось петь с ней вместе, мы вроде всегда хорошо стыковались – это ж моя женка.

На Let It Be была одна очень высокая нота, которую я не вытягивал. И однажды ночью мы с Линдой пошли на Эбби-роуд, и я сказал: «Может, ты сможешь спеть эту ноту?» И хотя она не профессионалка, она смогла ее достать. Так что эту высокую ноту на битловской Let It Be поет она.

До образования группы «Уингз», в которой она играла и пела на всем протяжении ее существования, она сопровождала Пола в поездке в Нью-Йорк для записи пластинки Ram.

Я тебе клянусь, я ее натаскивал для этого альбома. Она до этого мало пела, поэтому немного не попадала в ноты. Думаю, что я был не подарок. Но она молодец, она мне не перечила. Она понимала, что нужно выпустить достойный альбом и что мы не можем позволить себе лажать. Должен признаться, я ее гонял по полной. Но результатами мы остались довольны.

То есть мы правда напрягались, прорабатывали все вокальные партии, даже если они были сложными. Вкалывали очень упорно. Элтон Джон сказал, что таких отличных партий давненько не слышал.

В общем, наши труды окупились. В тот момент мы вдвоем словно противостояли всему миру. У нас было двое детей. Когда мы куда-то ездили, мы сами себе бронировали гостиницу. Это было не то что во времена Apple или «Битлз», где тебе всё подносили на блюдечке. Мы были одни на волне энтузиазма.

В то время мы были кончеными параноиками. Линда была у меня в «Уингз», и из-за нее меня смешивали с грязью. Я знал, что она не выдающийся профессиональный музыкант, но в ней что-то было, некая невинность. Она что-то привнесла в группу, а мне она подставила дружеское плечо, и это было очень ценно в то время. Вот и две очень веские причины.

Мы вместе исполняли хорошие вокальные партии, но говорили, что она поет плохо. Так что я начал чаще обращаться к сессионным вокалистам, очень уважаемым певцам, которых используют звезды. И мне это просто не нравилось. Я не получал от этого кайфа. На записях было очевидно, что это сессионные вокалисты. Так что я вернулся к Линде. Я считаю, что в этом периоде можно открыть кое-что интересное.

Когда я работал с Майклом Джексоном, он спросил: «Как ты это разложил по голосам?» Я сказал: «Это мы с Линдой поем». – «А можно попросить Линду?..» Так что на этих сессиях мы тоже с ней спели вокал. И он был прав, там было то, что впервые проклюнулось на вокале битловской Let It Be.

Через несколько лет после ее смерти Пол вновь обратился к этим ранним годам и составил антологию и документальный фильм под названием Wingspan: Hits and History:

Здорово увидеть историю «Уингз». Тем паче что здесь акцент на роли Лин, а ведь ее столько лет критиковали, и даже между нами оставался осадок. Мы вспоминали, например: «О, меня словили, когда я фальшивила, помнишь ту знаменитую запись из Небуорта!». [Получивший широкое распространие бутлег Линды на рок-фестивале в Небуорт-хаусе в 1990 г., где она фальшиво поет бэк-вокал на Hey Jude.]

На самом деле она делала вот что [встает, хлопает над головой]. Она подбадривала публику как главная заводила: «Эй Джуд, на-а-на-а-на». Ты не видишь картинки, а только слышишь голос, поющий мимо нот. Я знаю, что она всегда хотела исправить это недоразумение. И он [документальный фильм] его исправляет. Ты видишь, как она играет, как красиво она поет. И видишь, что она значила для группы. И понимаешь, почему ее присутствие было группе необходимо. Она становится самым боевым ее участником.

В 1979 г. в Ливерпуле «Уингз» начали свое, как оказалось, последнее турне. NME отправила меня осветить концерт, посетить пресс-конференцию Пола и взять одно из немногих сольных интервью Линды для великой и ужасной британской рок-прессы.

«Она совершенно не такой человек, какой ее представляют, – объяснял мне Пол несколько лет спустя. – Ее имидж очень отличается от того, какая она на самом деле. В действительности она очень смелый человек. Она немного резковата во время интервью, потому что нервничает».

Когда я брал у нее интервью, она действительно была как на иголках; помимо того, что репутация NME заставляла робеть, оставался всего час до концерта, открывающего новое турне, а для Пола речь вдобавок шла о шоу в родном городе. Американский акцент Линды смягчался нежным ливерпульским выговором, который она переняла за десять лет отношений с мужем. Но стоило ей напрячься, как в ее голосе появлялся жесткий нью-йоркский оттенок.

Для начала я спросил у нее, как новый состав «Уингз» соотносился с более ранними вариантами:

Если проследить с самого начала до сегодняшнего дня, то он сильно изменился. Совсем другое ощущение, когда играешь в группе, где все хорошо относятся друг к другу, и такое в первый раз. Сейчас я больше верю в наши силы… И пою я уже не так фальшиво. [Невесело смеется.]

Раньше вы готовились к тому, что вас будут критиковать?

Я до сих пор это ожидаю.

Это было для вас сюрпризом?

Да. Я не отдавала себе в этом отчета. Потому что я жила и не задумывалась. Меня окружали только мои фотоаппараты, и меня не замечали настолько, чтобы критиковать. Я общалась с людьми, дурачилась. А когда тебя ругают, ты как будто снова очутился в школе. Но я по жизни то нервничаю, то нет. У вас не бывает, что вы нервничаете? У меня нет таланта от природы, так что, естественно, я буду волноваться.

Тогда почему вы вошли в группу?

Потому что люблю музыку. Ребенком я обожала рок-н-ролл, хотя никогда не пела, не играла на клавишных, ничего такого. Это все благодаря Полу. После того как «Битлз» распались, мы были в Шотландии, и у него не было друзей, с которыми можно было бы играть музыку. Поэтому он предложил: «Давай вместесоздадим группу». Я сказала: «Ага». Потому что вечно бросаюсь в омут с головой.

Как на вас повлияла критика?

Думаю, что, хотела я того или нет, она сильно на меня повлияла. Наверное, из-за нее я стала петь еще хуже, потому что все говорили, что фальшивлю. Я стала больше волноваться по поводу того, что делаю. [Пробивается нью-йоркский акцент.] Всегда мечтала найти людей, которые это говорили, и дать им по зубам. Никогда никого из них не встречала лицом к лицу, представляете? Вот что самое смешное. Они рассказывали всем, что я собой представляю, а я с ними даже не знакома. Так что естественно это меня обозлило.

Тогда почему вы продолжаете?

Я осталась в группе, потому что хотела быть ближе к Полу. Обычно я таким не занимаюсь, потому что мои таланты заключаются не в этом. Да и в любом случае, какие у меня таланты… [Она сделала паузу и посмотрела на меня с вызовом.] Я бы многое хотела сказать NME.

Пожалуйста!

Но мне это никогда не приходит в голову в нужный момент.

Очень жаль.

Я не думаю, что это так серьезно, как говорят. Все это немного понарошку, даже когда я с вами разговариваю. Я могу вам рассказать о своей жизненной философии, но какое кому до меня дело? Я верю в то, что нельзя убивать людей, если вам интересно. У нас много овец, и мы их не убиваем и яйца им тоже не хотим отрезать, так что у нас расплодилось много овец. У нас нет необходимости резать овец, чтобы их продавать, поэтому мы их и не убиваем. Я лично не фанатею от идеи брать деньги за труп. Я полностью вегетарианка, не ем рыбу, не ем цыпляток-очаровашек. Для меня очень важна земля и то, что связано с землей, например, корни – гораздо больше, чем бетон, покорение космоса и все такое. Для меня лично все, что называют прогрессом, – это на самом деле регресс.

Я перевожу разговор обратно на «Уингз». Хотя она и не может знать, что им предстоит последнее турне, из ее слов уже можно заключить, что Пол лучше чувствует себя без стабильной группы:

Мне кажется, мы пока не выразили на наших записях весь наш потенциал. Разве что на C-Moon или Band on the Run, где Пол играл на барабанах и тому подобном и добился того звучания, которое искал. С этой группой мы ближе всего к этому подошли, и музыкально мы будем развиваться. Главное, чтобы это приносило и радость. Но как тут будешь радоваться, если все вокруг твердят, что ты дрянь.

Пол – клевый музыкант, и ему удается передать это чувство, когда ему не приходится заморачиваться и объяснять каждому, что играть. «Битлз» были четырьмя клевыми парнями, которые любили рок-н-ролл и играли вместе. Когда ты часть чего-то подобного, а потом оно разваливается, то нужно время, чтобы снова поймать это настроение.

Люди вечно придираются и критикуют. Это как в школе, когда учительница говорит тебе, что ты никуда не годишься. Причем ты ведь отчасти и хочешь нравиться учительнице, потому что у нас абсолютно лживое общество: тебя гладят по головке только за достижения и конкуренцию. А ведь это полная чушь.

Как вы отреагировали на появление панк-рока пару лет назад?

Мне многое понравилось из музыки. Но мне показалось, что они немного позеры. Что, собственно, такое анархия? Я хочу сказать, что звучит-то оно хорошо, но что бы творилось в мире, если бы она установилась? Если задуматься, то у нас у всех есть сердце. Мы все хотим, чтобы в мире царила справедливость.

Если в тот вечер мне не изменяла интуиция, она жалела, что участвует в гастролях и уж тем более дает интервью NME в поддержку концерта.

Вы довольны, что снова едете на гастроли?

Я бы хотела оставшуюся часть карьеры просто время от времени выступать в Великобритании. Мне не нравятся все эти переезды. Так что это довольно эгоистичное желание. Но в Великобритании и так столько мест, где можно выступать – я не думаю, что действительно необходимо ехать в большое турне по Америке или по Дальнему Востоку. Вероятно, нам придется это сделать, но я бы предпочла просто давать концерты здесь, а не устраивать масштабные гастроли. Если есть возможность выступить в Шеффилде, просто поехать туда и сыграть концерт. Если что-то наметилось в Глазго, через месяц сыграть там.

На нас много давили, а когда на тебя давят, то музыка выходит не такая, как тебе хочется. Но она станет лучше. Мне понравился последний альбом [Back to the Egg], но я бы хотела, чтобы было меньше «стараний». Думаю, сейчас мы уже не так стараемся угодить. Тогда мы были новой группой и никогда не играли вместе.

Вы скучаете по Америке?

Мне правда очень нравится Великобритания. Я совсем не скучаю по Америке – разве что по пицце, но, в общем, вот и все.

В действительности «Уингз» были обречены; но мечте Линды о сравнительно редких выступлениях, высказанной в 1979 г., тоже не суждено было сбыться. Ей пришлось путешествовать по всему миру в составе группы мужа еще несколько раз. В 1990 г. между двумя такими поездками я спросил об этом у него:

Линда на гастроли поедет, но она больший домосед, чем я. Она может весь день сидеть сложа руки и не печалиться. А вот я немного егозлив, как многие парни. Не хочу быть сексистом, но думаю, что женщины способны просто типа кайфовать от того, что счастливы, а парня хлебом не корми, а дай забор построить или дерево срубить.

Что до Линды, то перед турне мне пришлось ей сказать: «Слушай, правда, либо мы проходим эти гастроли до конца, либо нет. Если не хочешь участвовать, то давай просто их отменим». Но она сказала: «Нет, хочу». Я сказал: «Хорошо, тогда тебе придется по-настоящему себя им посвятить. Мы едем на гастроли, это надолго. Мы воспользуемся этим временем по максимуму и постараемся превратить турне в отпуск».

Как Пол защищал Линду, так и она отстаивала его интересы. Во время моего интервью в 1979 г. она горячо отвергла обвинения в склонности Пола к слащавости, и тут в ней возобладало ее нью-йоркское начало:

Ему столько всего нравится в музыке, что он и играет всего понемножку. Слащавости, уж поверьте, в нем нет. Вы когда-нибудь слышали, как он играет? Он замечательный музыкант. Даже его «сладенькая» музыка все равно хорошая. Сам он не принимает ее настолько всерьез, как все остальные, в том числе журналисты. Он прекрасно играет на гитаре и круто бьет по барабанам. Пол – великий музыкант, как Джими Хендрикс. Так что зачем насмехаться над ним из-за того, что он пишет сентиментальные песни? На самом деле я считаю, что в нем вообще нет ничего слащавого.

То есть да, можно сказать, что Yesterday – слащавая песня, но это красивое произведение. Можно сказать, что All I Have to Do Is Dream братьев Эверли была слащавой песней, но лично меня она каждый раз пробирает.

А что вы еще скажете о Поле? Что он милашка? Или… Херня это все! Правда херня. Впрочем, в мире и так много херни, вы уж простите.

После концерта в тот вечер в Ливерпуле она была гораздо спокойнее. В последующие годы я провел с нею много часов, чаще всего когда ожидал перерыва в репетициях Пола. Я наблюдал за ними вместе, и в этой паре чувствовалась спокойная нежность; они рука в руке гуляли по гигантским ангарам студий.

Приветствуя знакомых, Линда на американский манер их обнимала, что поначалу мне было чуждо. Пол наблюдал за нами улыбаясь и объяснял ей, что ливерпульских мужчин воспитание к этому не готовило.

Однако же эти Венера и Марс вели себя более естественно, чем, скажем, Оно-Ленноны. «Так было принято в шестидесятые, – сказал мне Пол. – Считалось, что если ты собираешься быть с человеком всю оставшуюся жизнь, как в случае Джона и Йоко или нас с Линдой, то надо все время смотреть ему в глаза. Джон и Йоко и правда проводили много времени так [пристально и не моргая заглядывает в глаза], и это было довольно безумно. Через пару часов ты уже изнемогал: «О боже, расслабиться бы маленько!»

Линда никогда не утверждала, что обладает значительным музыкальным талантом, но ее любовь к поп-музыке имела глубокие корни: «Я была типичной старшеклассницей, помешанной на роке, – рассказывала она мне. – В пятидесятые я слушала радио. Знаешь Алана Фрида? Я слышала его самую первую передачу. Он ставил в эфир все классные песни: “Мунглоуз”, “Деллз”, Earth Angel “Пенгвинз”. Я очень люблю ритм-энд-блюз, просто обожаю».

Ее собственное музыкальное наследие, за исключением ее вклада в репертуар Пола, было собрано на посмертном CD Wide Prairie. Пол вездесущ на этом альбоме, будь то как соавтор, продюсер или исполнитель. Но главный герой, несомненно, голос – и личность – Линды. Seaside Woman, веселая песенка в стиле регги, написанная ею для «Уингз» состава 1973 г., демонстрирует, как приятно мог звучать ее голос в правильной обстановке, когда настроение хорошее и отсутствует давление.

На других треках, словно перебирая пластинки из своей коллекции подросткового периода, она перепевает такие песни, как Poison Ivy, Mister Sandman и Sugartime – последняя записана с великим регги-бунтарем Ли Перри в его студии на Ямайке. Она воспевает свою любимую Аризону и лошадей, на которых обожала там кататься, а также высказывается в защиту животных. Есть там и две отличные баллады Love’s Full Glory и Endless Days, а также композиция Пола 1976 г. Cook of the House, которую «Уингз» включили в альбом Speed of Sound.

Шестнадцать треков альбома Wide Prairie выбраны из материалов сессий, проходивших вплоть до последних месяцев ее жизни. В целом они дают представление о женщине с широкой душой, умной и жизнерадостной, а изредка и негодующей; у нее четко выраженные взгляды, а в центре интересов – любовь, семья и природа.

Это не единственный памятник, который оставила после себя Линда Маккартни. Ее открытый взгляд на жизнь более всего очевиден в сделанных ею фотографиях. Фотоаппарат был ее постоянным спутником. Даже до того как она стала миссис Маккартни, она имела за плечами солидный творческий багаж, а когда их жизни слились в одну, она документировала каждый этап совместного пути. После ее смерти замечательный архив курирует первая совместная дочь пары Мэри Маккартни, чья крохотная мордашка, к слову, выглядывает из папиной куртки на задней стороне обложки его дебютного сольного альбома.

Кроме того, Линда была одной из самых известных вегетарианок в мире. В те часы ожидания, что я провел в ее обществе, вегетарианство было ее излюбленной темой разговора, и в его поддержку она высказывалась чрезвычайно убедительно. При этом она была скорее страстно увлеченным, нежели назойливым человеком. Она убедила меня попробовать отказаться от мясоедения и подарила моей семье экземпляр своей книги «Домашняя готовка», на котором нацарапала: «Попробуйте вегетарианство». Я послушно попытался и под ее влиянием определенно изменил свой рацион, а мою жену, к ее вящей радости, ей удалось обратить полностью.

После того как 17 апреля 1998 г. она скончалась в Тусоне, штат Аризона, были предприняты многочисленные попытки переоценки творчества этой замечательной и часто недопонятой женщины. Этот процесс инициировал сам Пол благодаря таким ретроспективным проектам, как серия DVD The McCartney Years, хотя это не всегда было для него легко:

Уже от того, что я увидел, как мимо проплывают все эти кадры из моей жизни, у меня появилось ощущение, что я тону. И, конечно, некоторые из них тяжело пересматривать, поскольку во многом участвовала Линда. Само по себе это замечательно, это очень счастливые воспоминания, но оттого, что ее больше нет со мной, очень грустно.

Это было неизбежно при попытке собрать наши видеозаписи. На них ее очень много, и я знал, что мне в том числе придется совладать с эмоциональной стороной. Но на самом деле это было скорее приятно – как перебирать старые фотокарточки. Это грустно, но это и здорово, потому что думаешь: «Мы всё это смогли».

В одной из песен, собранных на Wide Prairie, Линда сделала редкую попытку высказаться в собственную защиту. Песня The Light Comes from Within, симпатичный гибрид панка и хиппи, была записана всего за месяц до ее смерти. На гитаре играет ее сын Джеймс. В примечаниях к песне Пол написал следующие слова: «Это было ее ответом всем людям, которые вечно ни во что ее не ставили, и всей этой тупой дискриминации женщин, от которой страдала она и которая принесла столько вреда нашему обществу. Царствие ей небесное… моя детка в буквальном смысле сказала свое последнее слово».

Глава 30. Любовь

Не думаю, что придет день, когда влюбленных не останется

Синглом 1976 г. Silly Love Songs, «Глупые песни о любви», Маккартни примирился с одним из вечно связанных с ним стереотипов. С помощью этой программной песни он одновременно оборонялся от насмешек и бросал вызов. Любовь в его песнях – тема по умолчанию. Пусть она и сделала его мишенью для критики и даже издевательств, именно романтика удается ему лучше всего. И его профессиональное уважение к другим мастерам этого искусства по-прежнему велико.

Silly Love Songs была, по всей видимости, направлена против хулителей (в числе которых был и Джон Леннон), повесивших на него ярлык «Принца сиропа». В 1976 г. песню встретила скептическая музыкальная атмосфера Лондона, где мне подобные предпочитали новые группы с жестким саундом типа «Доктор Филгуд» и «Эдди и Хот родз». Нас связывало чувство лишенного сантиментов нетерпения, которому вскоре предстояло прорваться на поверхность в виде панк-рока.

Но Пола не смущала репутация любителя переслащенной романтики. Он спрашивал, что дурного в том, что он поет песни о любви, и заявлял, что эти песни – как и сама любовь – не такие уж глупые. Это послание прибыло в легких и воздушных нарядах софт-рока семидесятых – жанра, против которого восстали молодые продвинутые британцы.