Дом Цепей Эриксон Стивен

— Гнать и преследовать? — Карса захохотал. — Что в этом нового? Идем, Байрот, нужно найти сухое место, подальше от реки. Я вижу верхушки деревьев вон там, слева. Мы разведем костер и скоро вспомним, что такое тепло и как приятно бывает набить брюхо!

Уступ по бокам был засыпал пологими слоями осыпавшихся камней, почти не видных под мхами, лишайниками и жирной черной землей. Дальше начинался лес древних кедров и красных деревьев. Над головами открывались пятна небесной сини; там и тут лес пронизывали столбы солнечного света. В лесу туманы поредели, лишь пахнущие сыростью и гнилой хвоей полосы ползли над самой почвой. Через тридцать шагов воины вышли на солнечную поляну — старые, больные кедры здесь давно упали. Бабочки танцевали в золотом воздухе, со всех сторон доносился тихий ритмичный хруст: это личинки — пилильщики вгрызались в стволы. На тех местах, где росли громадные кедры, до сих пор оставались прогалины с обнаженным скальным основанием. Камни успели нагреться на солнцепеке.

Карса начал разгружать поклажу, а Байрот отправился подбирать сухие сучья. Делюм нашел себе выстланную мхом площадку и свернулся клубком, засыпая. Карса думал было снять с него промокшую одежду, но, видя, как собаки сгрудились вокруг Делюма, пожал плечами и продолжил работу.

Довольно скоро воины повесили одежды у костра и нагишом уселись на камни. Холод неохотно уходил из мышц и костей.

— В дальнем конце долины, — Сказал Карса, — река расширяется и течет медленно, пока не впадет в озеро. Мы пойдем по этой, южной стороне реки. Около устья есть скала, которая помешает нам видеть дальше; сразу за ней лежит юго-западный берег озера. Там и находятся фермы низменников. Мы почти дошли, Байрот Гильд.

Воин, сидевший по другую сторону костра, расправил плечи. — Скажи же, что мы атакуем при свете дня. Воевода, ибо я обнаружил в себе великую ненависть к темноте. Костяной Проход напугал меня до глуби сердца.

— Днем мы пойдем, Байрот Гилд, — отвечал Карса, не обращая внимания на его признание — хотя от таких слов что-то дрогнуло и в его душе, на губах появился кислый привкус. — Дети будут работать на полях, они не успеют добежать до укрытий. Они узрят нас, налетающих как волна, и познают ужас и отчаяние.

— Мне нравится, Воевода!

Лес кедров и красных деревьев покрывал всю долину, и нигде не было следов вырубки или пожара. Под густым пологом обитало мало дичи. Они несколько дней шли в полумраке, солнце показывалось лишь в местах падения старых деревьев. Запасы пищи быстро иссякали, кони тощали на диете из синелиста, мха кулан и горькой лозы; псы уже начинали жевать гнилые сучки, ягоды, ловить жуков.

В середине четвертого дня долина сузилась, прижимая их к реке. Странствуя в глухом лесу, вдалеке от вьющихся вдоль русла дорог, Теблоры обеспечили себе скрытность. Но теперь они должны, наконец, подойти к Серебряному Озеру.

К устью реки они вышли на закате, когда звездное колесо пробудилось над головами. Дорога вдоль усеянного валунами русла реки недавно использовалась, но сейчас путников видно не было. Воздух стал свежим — сказывалась близость проточной воды. Широкие наносы песка и гравия создали островок, и сразу за ним река впадала в озеро. Над водой повис туман, отчего далекие северные и восточные берега виделись смутно. К тем берегам подходили горы, мыли колени в мельтешащих волнах.

Карса и Байрот спешились и начали устраивать стоянку, хотя в эту ночь огня разжигать было нельзя.

— Следы на дороге, — начал вскоре Байрот, — принадлежат убитым тобой низменникам. Интересно, что они хотели делать на месте пленения демона.

Карса равнодушно пожал плечами: — Может, хотели освободить.

— Не думаю, Карса Орлонг. Колдовство, которое они применяли против тебя, было связано с неким богом. Полагаю, они приходили, чтобы поклониться или вытащить душу демона из плоти, как было с Каменными Лицами. Может, для низменников это место предсказаний или даже дом бога.

Карса долго смотрел на спутника. Наконец он ответил: — Байрот Гилд, в твоих словах скрыт яд. Женщина — демон не была богом. Она была пленницей камня. А Каменные Лица — настоящие боги. Как можно сравнивать?

Байрот поднял густые брови: — Карса Орлонг, я не сравниваю. Низменники — тупые существа, тогда как Теблоры — совсем наоборот. Низменники — дети, они склонны к самообману. Почему бы им не поклоняться демону? Скажи, ты ощутил в ударившей тебя магии живое присутствие?

Карса подумал. — Там было… что-то. Шипящее, плюющееся и кусачее. Я отбросил его, и оно убежало. Нет, это не сила демона.

— Ясное дело, ведь она уже ушла. Может, они поклонялись камню, ее пришпилившему. В нем тоже была магия.

— Но не живая, Байрот Гилд. Я не понимаю, куда ведут тебя мысли, я устал от пустых слов.

— Я верю, — не унимался Байрот, — что кости Прохода принадлежат существам, пленившим демона. И это смущает, Карса, ведь их кости похожи на кости низменников — толще, да, но все же какие-то детские. Низменники могут оказаться родней древнему народу.

— И что? — Карса встал. — Слышать больше ничего не желаю. Наша задача — отдых. На рассвете встаем, проверяем оружие. Завтра мы режем детей. — Он отошел туда, где в тени деревьев стояли кони. Делюм сидел возле псов, трехлапая подруга Грыза улеглась у него в коленях. Воин проводил по голове зверя рукой, снова и снова. Карса еще немного поглядел на Делюма — и отвернулся, готовясь лечь.

Пока колесо звезд медленно кружилось над головами, тишину нарушало лишь журчание реки. В каком-то часу направление ветра изменилось, до них донесся запах дыма и навоза, а однажды послышалось слабое брехание собак. Карса не спал. Лежа на моховой подстилке, он молил Уругала, чтобы ветер к восходу не переменился снова. На фермах низменников всегда живут собаки. Острый слух, чувствительные носы — они быстро обнаружат чужаков. Но и собаки тут мелкие, меньше чем у Теблоров. Грыз и остатки своры с ними быстро разберутся. Тогда предупреждения не будет… если ветер не переменится.

Он услышал, что Байрот встал и пошел к спящим собакам.

Карса оглянулся, увидев, что Байрот склонился к Делюму. Псы встревожено подняли головы и тоже принялись следить, как Байрот проводит пальцами по лицу Делюма.

Через мгновение Карса понял, чему стал свидетелем. Байрот рисовал на лице Делюма боевую маску. Черный, белый и серый — цвета Урида. Боевую маску наносят на себя лишь воины, осознанно едущие на смерть; она — объявление, что меч никогда уже не увидит ножен. Но такой ритуал проводили обычно старые воины, решившиеся на последний набег, не желающие умирать на мягкой соломе.

Карса встал.

Если Байрот и слышал его шаги, то вида не подал. По широкому унылому лицу воина текли слезы. Делюм лежал совершенно недвижно, смотрел вверх немигающими глазами.

— Он не понимает, — пробурчал Карса, — но я понимаю. Байрот Гилд, ты опозорил всех воинов Урида, носивших боевую маску.

— Неужели, Карса Орлонг? Те воины постарели, готовясь к решительной битве — в их делах нет ничего славного, и нет славы в их масках. Если ты думаешь иначе, ты слеп. Краска ничего не скрывает. Отчаяние в глазах видно всем. Они пришли к концу жизни и поняли, что жизнь была лишена смысла. Это знание и выгнало их из деревень, заставило искать быстрой смерти. — Байрот закончил рисовать черной краской и взялся за белую, проведя три полосы по высокому лбу Делюма. — Погляди в глаза друга, Карса Орлонг. Погляди внимательно.

— Ничего не вижу, — буркнул Карса, потрясенный речью Байрота.

— Делюм видит то же самое, Воевода. Он глядит в… ничто. Но, в отличие от тебя, он не отворачивается. Он видит с полной ясностью. Видит и ужасается.

— Ты лепечешь чепуху, Байрот Гилд.

— Вовсе нет. Мы с тобой Теблоры. Мы воины. Мы не можем предложить Делюму утешения, вот почему он привязался к псам, зверям, в глазах которых читает жалость. Ибо все, что он сейчас ищет — утешения. Почему я дал ему боевую маску? Завтра он умрет, Карса Орлонг, и, наверное, это станет Делюму утешением. Я молюсь о том Уругалу.

Касра поглядел на небо. — Колесо почти исчезло. Пора готовиться.

— Я почти закончил, Воевода.

Кони зашевелились, когда Карса втер кровяное масло в дерево мечей. Собаки вскочили и беспокойно забегали. Байрот закончил раскрашивать лицо Делюма и пошел к своему оружию. Трехлапая собака забилась в объятиях Делюма, однако он сжал ее еще сильнее, пока тихое рычание Грыза не заставило скулящего воина выпустить суку.

Карса надел на грудь, ноги и шею Ущерба доспехи из вареной кожи. Когда закончил, увидел, что Байрот уже сел на коня. Жеребец Делюма тоже был снаряжен, но стоял без повода. Животное дрожало.

— Воевода, описания твоего деда оказываются безошибочными. Расскажи о плане фермы.

— Бревенчатый дом размером в два уридских, над вторым этажом покатая крыша. Толстые ставни с прорезями для стрельбы, толстые, быстро запираемые двери на обоих концах дома. Еще там три здания. Одно вплотную к дому, в нем держат скот; второе — кузня, а третье сделано из самана и, похоже, было самой первой постройкой. На берегу причал и шесты для лодок. Еще там есть загон для мелких местных лошадей.

Байрот хмурился. — Воевода, сколько низменских поколений прошло со дня набега Палка?

Карса прыгнул на спину Ущерба. Пожал плечами в ответ Байроту: — Много. Готов, Байрот Гилд?

— Веди меня, Воевода.

Карса послал Ущерба по дороге, что возле реки. Устье было слева от него. Справа поднималась высокая, грубая скала; деревца на вершине склонились в сторону озера. Между озером и скалой лежал каменистый пляж.

Ветер не переменился. В воздухе пахло дымом и навозом. Собаки замолкли.

Карса вытянул меч, поднес блестящее лезвие к ноздрям Ущерба. Голова скакуна вздернулась. С рыси в галоп, на галечный пляж, озеро слева, скала проплывает справа. За спиной он слышит коня Байрота — копыта стучат по камням — а еще дальше бегут Делюм, собаки и третий конь, решивший не отходить от недавнего хозяина.

Миновав скалу, они должны свернуть направо, налететь на ничего не подозревающих жителей фермы.

Быстрый галоп.

Каменные стенки, ровные поля с посевами.

Кони мчатся что есть сил.

Ферма — закопченные руины, едва видимые за высокими злаками — и, прямо за ней, вдоль всего берега и дальше, до подножия горы, город.

Высокие здания из камня, каменные пирсы, обшитые досками доки, корабли вдоль линии берега. Большую часть строения окружает стена высотой примерно во взрослого низменника. Главная дорога ведет к воротам, по сторонам две приземистые, с плоскими крышами башни; на них видны дозорные. Над шиферными кровлями вьется дым.

Низменники — больше, чем он мог вообразить — бежали со всех ног. Зазвонил колокол. Люди спешили к воротам с полей, побросав инструменты.

Байрот что-то вопил за спиной Карсы. Не боевой клич. Голос его был полон тревоги. Карса, не обращая внимания, подлетел к первым фермерам. Он срубит немногих, но замедлять бег коня нельзя. Оставить низменников своре. Ему хочется забрать жизни тех, что в городе, за жалкими стенами, за скрипящими створками ворот.

Меч сверкнул, снеся голову фермера. Ущерб сбил и затоптал копытами вопящую женщину. Ворота с грохотом закрылись.

Карса развернул Ущерба влево и привстал, глядя на стену. Арбалетный болт пролетел мимо, угодив в почву шагах в десяти. Еще один просвистел над головой.

Ни одна низменская лошадь не перепрыгнула бы такую стену — но Ущерб был ростом в двадцать шесть ладоней — почти вдвое выше и тяжелее местной породы. Напрягая мышцы и вытянув ноги, жеребец без особых усилий перелетел препятствие.

И ударил передними копытами по крыше какой-то лачуги. Взлетела сланцевая черепица, затрещали стропила. Постройка провалилась под конем и всадником, во все стороны побежали цыплята; Ущерб пошатнулся, отыскал опору и вылетел наружу, на грязную улицу с глубокими выбоинами от колес.

Перед ними показалось другое строение, на этот раз каменное. Ущерб повернул направо. В дверях вдруг показался круглолицый человек с выпученными глазами. Карса размахнулся от души, разрубив крохотный череп; человек развернулся и упал, сложившись пополам.

Бухая копытами, Ущерб нес Карсу по улице, в сторону ворот. Теблор слышал звуки резни на полях — похоже, почти все работники не смогли войти в город. Дюжина стражников успела опустить засов; теперь низменники строились полукругом, готовясь обороняться от налетевшего воеводы.

Железный шлем треснул и взлетел над головой умирающего стражника, словно радуясь свободе. На обратном пути меч отрубил руку и плечо другому стражнику. Затоптав третьего, Ущерб поворотился, задним копытом лягнув четвертого низменника, отчего тот отлетел и ударился о стену, уронив оружие.

Двуручный меч — на взгляд Карсы, более похожий на теблорский кинжал — прорезал два или даже три слоя кожаного доспеха, потом отскочил. Карса вбил навершие рукояти в лицо стражника, сломав нос. Пинком заставил его отлететь в сторону. Остальные в панике разбежались с дороги. Хохоча, Карса послал Ущерба вперед.

По пути удалось срубить еще одного стражника, остальные скрылись в переулках.

Что-то толкнуло Теблора в спину; последовал укол боли. Протянув руку, Карса нащупал и вырвал арбалетный болт. Соскользнул с коня, поглядел на запертые ворота. Толстая балка засова удерживалась двумя железными защелками.

Сделал три шага, Карса выставил плечо вперед и ударил по воротам.

Железные скобы, удерживавшие раму в стенах, вылетели с первого удара, отчего створки выпали наружу, а правая башня затрещала и покосилась. Внутри раздались крики. Каменные стены начали складываться.

Теблор с руганью поспешил обратно, на улицу. Вся башня обрушилась, подняв тучу пыли.

Сквозь белые клубы проскакал Байрот. С его меча капала кровь. Конь одним прыжком перепрыгнул завал. Псы прыгнули следом, за ними Делюм и его жеребец. Губы Делюма запятнала кровь, и Карса, содрогнувшись, догадался: воин, словно пес, рвал фермерам глотки.

Расплескивая копытами грязь, Байрот остановил скакуна.

Карса снова прыгнул на Ущерба и развернул его в сторону внутренней части города.

Каре приближалось поспешным шагом; длинные полированные пики качались, железные наконечники блестели в утреннем свете. Солдаты были еще в тридцати шагах.

Стрела вылетела из верхнего окна ближайшего дома и угодила в круп коня Байрота.

Снаружи ворот донеслись звуки копыт.

Байрок крякнул. — Наше отступление будет трудным, Воевода.

— Отступление? — Карса засмеялся и движением подбородка указал на пикинеров. — Их не более тридцати, а дети с длинными копьями — все равно дети. Байрот Гилд, вперед, разгоним их!

Байрот с руганью достал медвежье бола. — Тогда езжай первым, Карса Орлонг, чтобы скрыть мои приготовления.

Оскалившись в дикарском восторге, Карса послал Ущерба на прорыв. Собаки рассыпались по сторонам, Делюм встал справа от своего воеводы.

Пики медленно опускались, замирая на уровне груди. Каре остановилось, солдаты равняли строй.

Верхние окна в домах открывались, люди высовывали лица, желая узнать, что происходит.

— Уругал! — заревел Карса, переводя Ущерба в галоп. — Узри! — Он слышал, что Байрот спешит за ним; медвежий череп наполнил воздух ритмичным свистом.

Десять скачков до пик; Байрот закричал. Карса припал к холке жеребца, направляя его влево и дергая повод.

Нечто тяжелое просвистело над головой; Карса извернул шею, чтобы видеть, как громадное бола поражает строй солдат.

Смертельный хаос. Три из пяти рядов на земле. Визгливые вопли.

И тут собаки набросились на них. Конь Байрота топтал людей копытами.

Снова повернув Ущерба, Карса подскакал к разорванному каре как раз вовремя, чтобы бок о бок с Байротом влететь в середину строя. Без труда отбивая качающиеся пики, они резали детей, которых еще не повалили псы. Все дело заняло двадцать ударов сердца.

— Воевода!

Вытягивая кроводрево из последней жертвы, Карса обернулся на крик спутника.

Еще одно каре, на этот раз в сопровождении арбалетчиков. Их пять, а может, шесть десятков в дальнем конце улицы.

Поморщившись, Карса оглянулся на ворота. Двадцать конных низменников в тяжелых доспехах медленно проезжали облако пыли; за ними шли пешие, у некоторых были короткие луки, у других — двойные секиры, мечи и дротики.

— Веди меня, Воевода!

Карса глянул на Байрота. — И поведу, Байрот Гилд! — Он развернул Ущерба: — Туда, вдоль берега — мы объедем преследователей. Скажи, Байрот Гилд, мы перерезали достаточно детей?

— Да, Воевода!

— Тогда за мной!

Боковая улица была не уже главной. Она вела к озеру. Вдоль нее стояли жилые дома, купеческие склады и лавки. Набежники — Теблоры, проезжая мимо, смутно видели фигуры в окнах, подворотнях и дверях. Улица кончилась за двадцать шагов до берега. Это пространство, по которому пролегали многочисленные мостки, было полно всяческого мусора. Особенно в глаза бросались кучи отбеленных костей; в середине торчали шесты с черепами.

Теблорскими черепами.

Между куч отбросов тесно стояли лачуги и палатки; десятки детей выбегали из них, потрясая оружием, их одежды были украшены скальпами и амулетами Теблоров, их глаза следили за надвигающимися воинами, их руки готовили топоры на длинных рукоятях, широкие алебарды. Другие поднимали мощные луки с длинными зазубренными стрелами, торопливо натягивали тетиву.

В реве Байрота ужас мешался со злобой. Он направил боевого коня на молчаливых, мрачных детей.

Мелькнули стрелы.

Конь Байрота завизжал, пошатнулся и упал наземь. Байрот шлепнулся боком, меч вылетел из руки. Он пробил стену сложенной из жердей хижины.

Еще стрелы.

Карса резко завернул Ущерба — стрела просвистела около бедра — он уже среди низменников — кроводрево столкнулось с окованной бронзой рукоятью секиры, выбив оружие из рук человека. Левая рука Карсы метнулась, перехватывая другой топор, нацеленный в голову жеребца. Вырвав топор, он послал его кувыркаться в воздухе, затем схватил мужчину за шею и поднял над землей. Короткое, сокрушающее кости давление — голова закачалась, тело задергалось, упуская мочу. Карса, не сбавляя хода, отбросил труп.

Но скачка Ущерба внезапно прервалась. Жеребец заржал, покачнулся; кровь хлынула изо рта и ноздрей. В груди глубоко застрял железный наконечник пики.

Животное зашаталось, словно пьяное, и начало оседать.

Карса заревел в ярости, спрыгивая с гибнущего коня. Чей-то меч поднялся навстречу, но Теблор отбил его в сторону. Он приземлился сразу на три упавших тела, расслышал, как трещат кости, и перекатился через голову.

Мгновенно вскочив на ноги и рубанув мечом по лицу встречного низменника, отсекая покрытую черной бородой челюсть. Острое лезвие глубоко процарапало спину. Карса резко повернулся и провел клинком под руками нападавшего, разрубив ребра. Лезвие застряло в грудной кости. Он яростно потянул, высвободив меч. Тело умирающего низменника полетело вбок.

Со всех сторон мелькало опасное оружие, зачастую украшенное теблорскими фетишами; каждое лезвие жаждало испить уридской крови. Люди скорее мешали друг дружке, нежели наносили точные удары Карсе; однако ему с большим трудом удалось вырваться из круга, убив по дороге двух врагов.

Теперь он слышал звуки другого боя, рядом, там, где Байрот упал на хижину. Там и тут рычали собаки.

Нападавшие на него замолчали было, но тотчас же разразились криками на своем косном языке; их лица наполнились тревогой, когда Карса снова повернулся к ним и напал — один на дюжину. Люди разбежались, но за их спинами оказался строй низменников с луками и арбалетами.

Зазвенели тетивы.

Боль разорвала шею Карсы, уколола в грудь; еще одна вспышка пронизала правое бедро. Не обращая ни на что внимания, воевода атаковал выстроившихся полумесяцем людей.

Убежавшие от него внезапно вернулись, с воплями напав с тыла, но Карса уже ушел вперед. Меч превратился в размытое пятно. Он рубил лучников. Люди поворачивались, пытаясь убежать, и умирали, разбрызгивая струи крови. Черепа лопались. Карса пробил строй, оставив за собой восьмерых (некоторые дергались на земле, другие уже нет). К этому моменту подоспели первые нападающие со спины. Он развернулся, встречая их и хохоча при виде паники на крошечных, морщинистых, грязных лицах. Затем ворвался в середину.

Люди не выдержали. Они бросали оружие, вопили и падали, поддавшись страху. Карса убивал одного за другим, пока никого не осталось в пределах досягаемости сделанного из кроводрева меча. Тогда он выпрямил спину.

Там, где сражался Байрот, лежало семь тел, но воина — Теблора посреди этого неровного круга видно не было. Дальше по улице визжал пес. Карса поспешил на звук.

Он миновал утыканные стрелами трупы собак; Грыза среди них он не заметил. Псы убили немало низменников, прежде чем пали. Он поглядел дальше и, в тридцати шагах, увидел Делюма Торда, рядом с ним убитого коня. Еще в пятидесяти шагах бесновалась толпа селян.

Это визжал Делюм. В него попало не меньше дюжины стрел и болтов, а из живота, сразу над левым бедром, торчал дротик. За спиной оставался кровавый след, и все же он ковылял вперед — туда, где селяне окружили трехлапую суку, молотя ее клюками, лопатами и вилами.

Издавая визг и вой, Делюм тащился к собаке, и дротик качался в боку, и кровь стекала по древку.

Едва Карса побежал к нему, из переулка позади Делюма выскочил человек, держащий в руках лопату. Занес ее над головой…

Карса крикнул, предупреждая.

Делюм даже не повернул головы — его взор был прикован к мертвой собаке. Лопата коснулась затылка.

Послышался громкий хруст. Лопату отбросило, но на месте удара осталась покрытая всклокоченными волосами вмятина.

Делюм рухнул лицом вперед и больше не шевелился.

Убийца повернулся, услышав топот ног Карсы. Старик. Беззубый рот широко раскрыт, в глазах внезапный ужас.

Карса замахнулся сплеча, разрубив старика от шеи до бедер.

Выдернув кровавый меч, воевода помчался к дюжине крестьян, все еще толпившихся около превращенного в жижу трупа трехлапой собаки. Они увидели его и рассыпались.

В десяти шагах был Грыз, тоже оставивший кровавый след; волоча задние лапы, он упорно полз к телу подруги. Пес поднял голову, услышав Карсу, устремил на воеводу жалобный взгляд.

Заревев, Карса набежал на селян, оставив за собой два дергающихся тела. Увидел еще одного, вооруженного ржавой мотыгой — он стремглав бежал в щель между двумя домами. Теблор замешкался, выругался и отвернулся. Через миг он уже склонялся над Грызом.

Разбито бедро.

Карса поглядел на улицу. Пикинеры приближаются скорым шагом. За ними трое конных, выкрикивают команды. Быстрый взгляд в сторону озера выявил еще одно сборище всадников; все они следили за ним.

Воевода поднял Грыза, зажал под рукой.

И побежал за селянином с мотыгой.

Между двумя домами были разбросаны гнилые овощи; дальше виднелись какие-то загоны. Карса поравнялся с проходом между заборами и снова увидел бегущего селянина. До него оставалось двадцать шагов. После загонов показалась мелкая канава, несущая сточные воды в озеро; убегающий человек пересек ее и скрылся в ольховой рощице. Дальше снова шли здания — склады или сараи.

Карса помчался за ним, перепрыгнул канаву. Пес все еще висел подмышкой. Теблор понимал, что движения доставляют ему сильную боль, и подумывал, не перерезать ли Грызу горло.

Низменник, все еще тащивший мотыгу, вошел в сарай.

Карса последовал за ним, низко присев под притолокой боковой двери. Внезапный сумрак. В стойлах не было скота; груды соломы отсырели и казались старыми. Центральный проход загромождала рыбацкая лодка, перевернутая и поставленная на козлы. Слева раздвижные двери, одна чуть отодвинута и веревка на ручке еще качается.

Карса нашел самый дальний и темный закут, положил Грыза на солому. — Я вернусь за тобой, старый друг, — шепнул он. — Если не дождешься, постарайся выздороветь и вернуться домой. Домой, к уридам. — Теблор отрезал кусок ремня от доспехов. Сорвал с поясного кошеля пригоршню бронзовых значков с племенными глифами. Нанизал их на ремешок. Значки сели плотно, так что не станут бренчать. Этот импровизированный ошейник он надел на толстую мускулистую шею пса. Положил руку на сломанное бедро, закрыл глаза. — Я дарю этому зверю душу Теблора, сердце Урида. Уругал, услышь меня. Исцели смелого бойца. Отошли его домой. А сейчас, храбрец Уругал, спрячь его.

Он отвел руку, открыл глаза. Пес спокойно глядел на него. — Пусть жизнь твоя будет долгой и яростной, Грыз. Мы встретимся снова. Клянусь в том на крови сраженных мною сегодня детей.

Подхватив меч, Карса повернулся и ушел, не бросив лишнего взгляда.

Огляделся, подойдя к двери.

Напротив стоял склад, высокий, с проемом для загрузки товаров под крышей. Из здания доносился лязг засовов, стук дверей. Улыбнувшись, Карса бросился туда, где цепи свешивались с талей, устремив взор на погрузочную платформу наверху.

Приготовившись закинуть ножны за спину, он удивленно обнаружил, что усеян стрелами и арбалетными болтами, понял, что часть засохшей на доспехах крови — его собственная. Оскалившись, потянул за древки. Крови стало еще больше, особенно на пояснице и от двух ран на груди. Зазубренная стрела глубоко вошла в мышцы спины. Он попытался ее выдернуть, но чуть не потерял сознание отболи. Пришлось переломить древко около железного наконечника. Усилие заставило его покрыться холодным потом.

Отдаленные крики предупредили его: кольцо солдат и горожан сужается, его почти нашли. Карса схватился за цепи и полез наверх. Каждый раз, когда он поднимал левую руку, бок сводило мучительной болью. Но… Грыза свалил удар лезвием мотыгой, удар со спины, удар труса. Все остальное не имеет значения.

Он перевалился на пыльную платформу, неслышно отошел от края и обнажил меч.

Внизу слышалось дыхание, тяжелое и хриплое. Между вздохами — тонкий скулеж, молитвы богам, которым поклоняются низменники.

Карса подошел к зияющей дыре посередине платформы, стараясь не шаркать мокасинами — пыль могла полететь между досками. Достигнув края, поглядел вниз.

Дурак прямо под ним, пригнулся, трепещет, приготовил мотыгу и глядит на запертые двери. Он обделался от ужаса.

Карса осторожно перевернул меч острием вниз — и прыгнул с края.

Острие вошло в макушку мужчины, пробив кость и мозг. Тяжесть Теблора заставила затрещать пол склада; он и жертва мигом провалились в погреб. Сверху падали расщепленные доски. Погреб был глубоким, почти в рост Карсы, и пустым, хотя вонял соленой рыбой.

Ошеломленный падением Карса слепо шарил в поисках меча, но ничего не находил. Ему удалось приподнять голову и увидеть, что нечто торчит из груди — алый обломок деревяшки. Он с удивлением понял, что оказался пронзенным насквозь. Рука продолжала искать меч, хотя остальное тело не могло пошевелиться — но не находила ничего кроме щепок и соленой рыбьей чешуи, сразу же залепившей пальцы.

Сверху донесся топот. Заморгав, Карса уставился на круг наполовину скрытых шлемами лиц. Затем показалось еще одно лицо, без шлема; на лбу человека были клановые татуировки, и взирал он на Теблора до странности сочувственно. Последовал долгий разговор на повышенных тонах, затем татуированный взмахнул рукой — и все дети замолчали. Он сказал на сюнидском диалекте языка Теблоров: — Если тебе суждено умереть тут внизу, воин, то не сразу.

Карса снова попробовал встать, но деревянный зубец держал крепко. Теблор оскалил зубы от боли.

— Как твое имя, Теблор? — спросил низменник.

— Я Карса Орлонг, внук Палка…

— Палка? Урида, который навестил нас сотни лет назад?

— Чтобы сразить сотни детей…

Человек кивнул с серьезным видом, прерывая Карсу: — Детей. Да, ваш род имеет право нас так называть. Но Палк никого не убил — по крайней мере сначала. Он вышел из прохода, умирая от голода и лихорадки. Первые фермеры, осевшие здесь, приютили его, вылечили. И вот тогда он перебил всех и сбежал. Хотя не всех. Одна девочка сумела уйти, она вернулась в город Сферы на южном берегу озера, рассказала войскам всё — да, всё, что нужно знать насчет Теблоров. Разумеется, с тех пор рабы — сюниды успели рассказать нам еще больше. До твоего племени мы не добрались. Охотники за головами еще не побывали в твоих деревнях — но побывают. Через сотню лет, смею надеяться, но одного Теблора не останется в ущельях Ледеронского плато. Все они будут здесь, в цепях и с клеймами. Будут тянуть сети на рыбацких лодках, как сюниды. Скажи, Карса, ты узнал меня?

— Ты тот, кто убежал от нас наверху. Тот, кто пришел слишком поздно, чтобы предупредить собратьев-детей. Тот, у кого на языке полно лжи. Твой писклявый голос оскорбляет язык Теблоров. У меня уши заболели.

Человек ухмыльнулся: — Как жаль. Но ты передумаешь, воин. Знай, что один я стою между жизнью твоей и смертью. Конечно, если ты не умрешь от ран. Но ведь вы, Теблоры, на редкость крепки. Мои компаньоны успели в этом убедиться, к своему неудовольствию. На твоих губах не пенится кровь, это хороший знак, хотя я удивлен. Ведь у вас по четыре легких, тогда как у нас по два.

Показался другой человек. Он обратился к татуированному приказным тоном, на что тот равнодушно пожал плечами и крикнул вниз: — Карса Орлонг, солдаты готовы спуститься и привязать веревками твои руки и ноги, чтобы вытащить наверх. Кажется, ты лежишь на останках начальника торговой фактории, так что люди злятся не так сильно, как могли бы. Его мало кто любил. Готов дать тебе совет: если хочешь жить, не мешай этим… э… добровольным помощникам.

Карса смотрел, как четверо солдат осторожно спускаются на веревках. Он не сделал попытки сопротивляться, когда они грубо связали ему руки и лодыжки. Честно говоря, он был не способен сопротивляться.

Затем солдат вытащили. Веревки туго натянулись, и Карса вознесся ввысь. Он наблюдал, как обломок деревяшки медленно выходит из тела. Едва расщепленный обломок вырвался из мышц спины, его скрутила боль.

Рука похлопала по лицу, пробудив Карсу. Он открыл глаза. Он лежал на полу склада, люди толпились со всех сторон. Все одновременно говорили на своем мерзком языке и, хотя слов Карса не понимал, но чувствовал откровенную ненависть к звукам тоненьких голосов. Карса знал, что его проклинают во имя десятков низменских богов, духов и заплесневелых предков. Это показалось забавным, и он улыбнулся.

Солдаты разом отскочили.

Татуированный низменник — именно его рука заставила его очнуться — присел около Карсы. — Дыханье Худа, — пробормотал он. — Все уриды такие? Или ты тот, о ком твердят жрецы? Тот, что посещает их сны, словно Рыцарь самого Худа? Ну да ладно. Все это чепуха, ибо, думаю, их страхи лишены основания. Погляди на себя. Полумертвый, и весь городок рад будет увидеть тебя и твоего спутника освежеванным заживо. Благодаря тебе здесь не осталось семьи, которой некого хоронить. Мечтал схватить мир за глотку? Вряд ли тебе удастся прожить еще час, при всей удаче Опоннов.

Сломанная стрела при падении еще глубже вошла под лопатку Карсы; под ним образовалась лужа крови.

Затем грохнула дверь и появился новый низменник, высокий для своего рода, с суровым обветренным лицом. Он был облачен в мерцающие одежды, темно — синие со сложной золотой вышивкой. Стражник поговорил с ним, и на всем протяжении беседы мужчина не проронил ни слова, да и выражение его лица не изменилось. Когда подчиненный закончил доклад, хозяин кивнул, сделал жест рукой и вышел.

Стражник снова смотрел на Карсу. — Это был Мастер Силгар, человек, на которого я работаю почти все время. Он думает, что ты оправишься от ран, Карса Орлонг, и потому приготовил тебе… урок, так сказать. — Мужчина встал и что-то сказал солдатам. Начался спор, и вскоре один из солдат равнодушно пожал плечами.

Карсу опять подняли за руки и ноги — по два низменика на каждую — и вытащили через дверь склада.

Кровь больше не капала из ран, боль начала стихать. Ум Теблора заполнило вялое расслабление. Он смотрел на синее небо, пока солдаты несли его на середину улицы. Со всех сторон шумела толпа. Его посадили у тележного колеса, и Карса увидел перед собой Байрота Гилда.

Его растянули на колесе большего размера, подпертом палками. Великан представлял собой сплошные раны. Копье вошло ему в щеку, выйдя под левым ухом, отчего нижняя челюсть сломалась. Осколки кости белели среди рваных краев плоти. В груди торчало множество обломанных стрел.

Однако в глазах еще светился разум.

Поселяне запрудили улицу; их еле сдерживал строй солдат. В воздухе носились злобные выкрики и ругательства, перемежающиеся с горестными воплями.

Стражник встал между Карсой и Байротом, состроив насмешливо — задумчивую гримасу. Он поглядел на Карсу: — Твой товарищ не рассказывает нам об уридах. Мы хотели бы узнать чисто воинов, количество и расположение деревень. Мы хотели бы узнать о фалидах, которые, по слухам, не уступают вам в жестокости.

Но он молчит.

Карса оскалился. — Я, Карса Орлонг, прошу тебя послать тысячу воинов для войны с Уридом. Ни один не вернется, но нам достанутся трофеи. Пошли две тысячи. Нам все равно.

Стражник улыбнулся: — Ты ответишь на мои вопросы, Карса Орлонг?

— Отвечу, ибо слова ничего не дадут вам…

— Отлично. — Стражник махнул рукой. Один из низменников подошел к Байроту Гилду, вытягивая меч.

Байрот оскалился на Карсу. И зарычал — звук исказился в изуродованном рту, но Карса все же понял: — Веди меня, Воевода!

Меч сверкнул. Прорезал шею Байрота. Хлынула кровь, и голова воина — великана скатилась с плеч, тяжело шлепнувшись о землю.

Селяне издали дикий, злорадный вой.

Стражник подошел к Карсе. — Рад слышать, что ты готов сотрудничать. Таким образом ты купишь себе жизнь. Мастер Силгар добавит тебя к стаду рабов, когда ты закончишь говорить. Но не думаю, что ты станешь работать с сюнидами на озере. Боюсь, тебе не суждено тянуть сети, Карса Орлонг. — Тут он повернулся к подошедшему солдату в тяжелых доспехах. — Ага, вот и малазанский капитан. Не повезло вам, Карса Орлонг, что набег совпал с прибытием малазанской роты. Они шли в Беттрис. А теперь, если капитан не возражает, начнем допрос.

Двойные траншеи рабьей «ямы» находились под полом большого строения около озера; попасть в них можно было через люк, по заросшей плесенью лестнице. В первой содержалось всего шестеро низменников, прикованных к длинному бревну; однако множество кандалов поджидало возвращения рыбаков — сюнидов. Во вторую траншею бросали больных и умирающих. Изнуренные низменники валялись в своем же дерьме, жалобно бормоча; иные лежали молча и неподвижно.

Карса описал уридов и их земли, после чего его притащили к «яме» и бросили во вторую траншею. Глиняные стены ее были покатыми. Длинное бревно шло вдоль узкого плоского дна и почти наполовину погрузилось в жижу из грязи, мочи, кала и крови. Карсу поместили в дальний конец, чтобы он не дотянулся до прочих рабов; кандалы сковали руки и ноги, тогда как все остальные обходились одной парой «браслетов» на запястьях.

Его оставили в одиночестве.

Мухи облепили Теблора, жестоко кусая холодную кожу. Он лег животом на покатый склон. Рана грозила закрыться вместе с наконечником стрелы — этого нельзя было позволить. Он закрыл глаза и начал сосредотачиваться, пока не ощутил каждую мышцу, порванную, порезанную и кровоточащую, которые находились вокруг железного острия. Затем он начал работать мышцами, вначале чуть сокращая их, чтобы определить положение наконечника. Каждое движение отзывалось острой болью. Через несколько мгновений он прекратил усилия, позволил телу расслабиться, и начал глубоко дышать, чтобы придти в себя. Ребристое железное острие залегло почти параллельно лопатке, поцарапав кость. Зубцы по бокам смялись, искривились.

Оставить железо в плоти — значит сделать левую руку бесполезной. Нужно вытащить его.

Он снова начал сосредотачиваться. Порванные мышцы и жилы, проход внутрь израненной плоти.

Он напрягал разум до холодного пота на лице, готовился. Дыхание стало медленным, ровным.

Карса напряг мышцы. Из груди вырвался мучительный крик. Снова хлынула кровь. Боль не утихала. Мышцы содрогались, по телу бежали волны сокращений. Что-то упало на глинистый склон и утонуло в грязи.

Задыхаясь и дрожа, Карса надолго замер. Кровотечение становилось все слабее и наконец прекратилось.

«Веди меня, Воевода!»

Байрот Гилд превратил слова в проклятие, но Карса не мог понять хода его мыслей и чувств. Он умер напрасно. Низменники ничем не могут угрожать уридам, ибо уриды не похожи на сюнидов. Байрот потерял шанс отомстить ради жеста столь ребяческого, что Карса был поражен до глубины души.

Злой и всё понимающий взгляд, брошенный на Карсу, когда меч прорезал шею Байрота… «Он не хотел выдавать низменникам наших тайн, но это было напрасно… нет, нет, смысл был… Байрот решил бросить меня одного».

Карса задрожал. «Уругал, мои братья предали меня? Уход Делюма Торда, смерть Байрота Гилда — мне суждено раз за разом познавать измену? Ждут ли уриды моего возвращения? Пойдут ли за мной, когда я объявлю войну Низу?

Может быть, не сразу». Нет, понял он, будут споры, разные мнения; рассевшись у племенного очага, старейшины станут ворошить костер дымящимися палками и качать головами.

Пока не разнесется весть о приходе низменских армий.

«И тогда выбора у них не останется. Мы сбежим в объятия Фалида? Нет. Единственный выбор — битва и меня, Карсу Орлонга призовут, чтобы возглавить войско».

Эта мысль его успокоила.

Он медленно перекатился на спину, заморгал, пытаясь увидеть хоть что-то в темноте. Мухи взлетели, заметавшись у лица.

Ему почти сразу удалось выловить из грязи наконечник стрелы и обломок расщепленного древка. Он присел у бревна, изучая запоры на цепях.