Дом Цепей Эриксон Стивен
Действующие лица
Тавора Паран, Адъюнкт императрицы
Т'амбер, ее адъютант
Нок, адмирал
Гамет, Кулак Восьмого легиона
Блистиг, Кулак Девятого легиона, прежде командир городской стражи Арена
Тене Баральта, Кулак Десятого легиона, прежде командир Алых Клинков
Темул, юный командир виканов
Нил,
Нетер, виканские ведуны
Лостара Ииль, из Алых Клинков
Жемчуг, Коготь
Кенеб, капитан
Ранал, лейтенант
Смычок, сержант
Тарр, капрал,
Улыба,
Бутыл,
Каракатица,
Корик, солдаты
Геслер, сержант
Буян, капрал
Правд,
Песок,
Тавос Понд,
Пелла, солдаты
Бальзам,
Бордюк,
Навроде,
Наоборот,
Замазка,
Тагг
Гриб, мальчишка-сирота
Ашокский полк
Добряк, капитан
Прыщ, лейтеннат
Корд, сержант
Шип,
Эброн,
Чайчайка,
Хром, солдаты
Синн, сестра Корда
Калам Мекхар, Коготь
Минала, его подруга
Быстрый Бен, Верховный Маг
Хранитель, живет в прибрежной башне
Апсалар, служительница Котиллиона
Резак, ее спутник
Желч, вождь хундрилов
Икарий, бродяга
Маппо, его спутник
Рилландарас, Д'айверс
Искарал Паст, жрец Тени
Могора, его жена
Ша'ик, провидица и жрица Дриджны
Фелисин Младшая, ее приемная дочь
Геборик Руки Духа, бывший жрец
Бидитал, жрец Рашана
Фебрил,
Л'орик,
Камист Рело, маги
Хенарас,
Файэлле, колдуньи
Корболо Дом, главнокомандующий
Леомен, прежде телохранитель Ша'ик
Корабб, его помощник
Матток, вождь племен
Сциллара, прислужница Бидитала
Серожаб, демон
Дарист, дряхлый Тисте Анди
Скиталец, воин
Хоул, колдунья
Онрек Сломанный,
Монок Охем,
Ибра Гхолан, Т'лан Имассы
Тралл Сенгар, Тисте Эдур
Сенешаль Жорруде,
Оренас,
Малачар,
Эниас, Тисте Лиосан
Карса Орлонг,
Байрот Гилд,
Делюм Торд, воины — Теблоры
Синюг, отец Карсы
Палк, дед Карсы
Торвальд Ном, заключенный
Силгар, рабовладелец
Борруг,
Дамиск, его приспешники
Уругал Плетеный,
Берок Тихий Глас,
Кальб Молчаливый Ловец,
Зеник Разбитый,
Халед Рогоносец,
Имрот Жестокая,
Сибалле Ненайденная
Оссерк, Повелитель Неба
Котиллион, Покровитель Ассасинов
Т'рисс, Королева Снов
Дриджна
Дераготы
Пролог
Серые, вздувшиеся, покрытые язвами тела плотно лежали вдоль линии прибоя до самого горизонта. Подобные грудам принесенного приливами плавника, качающиеся на воде и перекатывающееся по песку куски гнилой плоти кишели черными десятиногими крабами. Эти твари размером с монетку только начали веселиться на щедром пиру, подаренным им распадающимся садком.
Море отражало цвет низко нависшего неба. Тусклые пятна свинца сверху и снизу, перерываемые более темной серостью ила; в тридцати длинах весла отсюда — грязная охра едва видимых под заносами верхних этажей утонувшего города. Бури миновали, вода успокоилась над обломками погибшего мира.
Обитатели его были невысокими и широкоплечими. Лица плоские, светлые волосы явно никогда не подстригались. Их мир был холодным, судя по количеству и плотности одежд. Но после распада климат катастрофически изменился. Воздух стал жарким, сырым, в нем разлилась трупная вонь.
Море, рожденное из реки иного Королевства. Из огромной, широкой, охватывавшей целый континент артерии свежей воды, несшей немало плодородного ила. Ее мутные глубины населены громадными сомами и пауками размером с телегу, ее отмели кишат крабами и хищными, лишенными корней растениями.
Река потопом разливалась по обширной и плоской равнине. Дни, недели, месяцы. Бури, созданные произвольным столкновением тропических воздушных потоков с местным климатом, завывали над разливами; неумолимо вздымавшиеся волны губили тех, кто выжил при наводнениях.
Однако разрыв садка каким-то образом закрылся ночь назад. Река иного мира вернулась в природное русло.
Побережье впереди вряд ли заслуживало такого названия, но иное определение не пришло на ум Траллу Сенгару, когда его тащили вдоль берега. Пляж был лишь наносами ила, подступившими к великой стене, что простерлась от горизонта до горизонта. Стена устояла в наводнении, хотя вода на этот раз наступала с другой стороны.
Тела слева, отвесный спуск на семь или восемь ростов мужчины справа. Вершина стены была толщиной около тридцати шагов. То, что стена выдержала приступ целого моря, шептало о колдовстве. Широкие плиты под ногами покрылись грязью, уже высыхавшей под солнцем; песчаного цвета насекомые плясали над коркой, уступая путь Траллу Сенгару и его тюремщикам.
Тралл до сих пор плохо понимал смысл этого слова. Тюремщики. Он боролся со словом. Они же его братья. Родичи. Лица, знакомые с юных лет, лица, которые он помнил улыбающимися, смеющимися, а иногда — полными горя, разделенного им самим. Он был на их стороне, он прошел через все — через славные победы, губительные для душ потери.
Тюремщики.
Больше нет улыбок. Нет смеха. Лица стали напряженными и холодными.
«До чего мы дошли!»
Переход кончился. Руки швырнули Тралла на камни, не заботясь об ушибах, ссадинах и еще сочащихся кровью ранах. Мертвые ныне обитатели этого мира установили вдоль стены прочные железные кольца, горизонтально закрепленные между массивных каменных блоков. Непонятного назначения кольца находились на расстоянии пятнадцати шагов друга от друга и шли вдоль всей стены, насколько мог увидеть Тралл.
Теперь им нашлось новое применение.
Тралла Сенгара обернули цепями, лодыжки и запястья сковали кандалами. Усеянный клепками пояс болезненно стянул грудь. Цепи продели в железные петли и натянули, распиная Тралла над камнями. Под нижнюю челюсть и над языком вставили соединенные железные пластины, чтобы он не мог закрыть рта.
И началось Отсечение. Кинжал описал круг по лбу, затем прочертил полосу, рассекающую круг; острие достало до костей. В рану втерли пепел. Длинную косу срезали грубыми ударами, превращая затылок в кровавое месиво. Уцелевшие волосы натерли густой вонючей мазью — через несколько часов волосы выпадут, оставив его лысым до конца дней.
Отсечение было абсолютным, необратимым актом. Он стал изгоем. Для братьев он более не существует. Его не станут оплакивать. Его деяния исчезнут из общей памяти, как и само его имя. Отец и мать просто породили на одного ребенка меньше. Для его народа это было самым жестоким наказанием, хуже смертной казни.
Но Тралл Сенгар не совершал преступлений.
«Да, вот до чего мы дошли».
Они стояли над ним, вероятно, только сейчас осознавая, что натворили.
Знакомый голос разорвал тишину: — Мы будем говорить о нем сейчас, но, покинув это место, мы перестанем считать его нашим братом.
— Мы будем говорить о нем сейчас, — отозвался кто-то. Другой голос заискивающе произнес: — Он предал тебя.
Первый голос был холоден, в нем не прозвучало злобной радости, которую ожидал услышать Тралл Сенгар. — Ты сказал: он предал меня.
— Верно, брат.
— Есть ли у тебя доказательства?
— Его собственные слова.
— Только ты слышал изменные речи?
— Нет. Я тоже слышал, брат.
— И я.
— И что наш брат сказал вам?
— Он сказал, что ты отделил свою кровь от нашей.
— Что ты служишь неведомому хозяину.
— Что амбиции твои доведут нас до гибели…
— Весь наш народ…
— Итак, он говорил против меня.
— Говорил.
— Собственным языком он обвинил меня в измене народу.
— Верно.
— Но изменник ли я? Рассмотрим обвинение. Южные земли горят. Армии врага бегут. Враг склоняется перед нами, молит, чтобы мы его поработили. Из ничего выкована империя. А наша сила всё растет. Но… чтобы стать сильнее, братья, что мы должны делать?
— Должны искать.
— Да. А когда мы найдем искомое?
— Должны доставить. К тебе, брат.
— Вы понимаете необходимость?
— Да.
— Понимаете, какую жертву принес я ради вас, ради народа, ради грядущего?
— Да.
— Но даже когда вы искали, этот муж, бывший брат мой, говорил против меня.
— Говорил.
— Хуже, он говорил в защиту новых врагов, нами найденных.
— Точно. Он назвал их Чистым Родом, он сказал, что мы не должны их убивать.
— Если бы они были Чистым Родом, то…
— Они не умирали бы так легко.
— Итак?
— Он предал тебя, брат.
— Он предал всех нас.
Молчание. «Ага, вы боитесь разделить его преступление. Вы колеблетесь!»
— Он предал нас, братья. Не так ли?
— Да. — Слова звучали тихо, невнятно — хором сомневающихся и неуверенных.
Все снова долго молчали. Первый заговорил с открытой злостью: — Итак, братья. Неужели мы не ответим на угрозу? На опасность измены, на яд, на чуму, готовую разорвать семейные узы? Начнется ли поветрие? Придется ли нам снова приходить сюда? Будем бдительными, братья. К себе. К другим.
Мы говорили о нем. А теперь его больше нет.
— Его больше нет.
— Его не было никогда.
— Так оставим это место, братья.
— Да, уйдем.
Тралл Сенгар слушал, пока не затих стук сапог по камням, пока не прекратили дрожать плиты. Он остался один. Он не может двигаться, он видит лишь покрытые илом камни у основания железного кольца.
Море шелестело, трупы колыхались у берега. Суетились крабы. Вода сочилась сквозь швы между камнями, наполняя циклопическую стену шепотами призраков, и стекала с другой стороны.
Его народ знает древнюю истину, возможно, единственную истину: Природа ведет лишь одну войну. С одним врагом. Понять это означает понять весь мир. Все миры.
У Природы один враг. Нарушение равновесия.
Стена сдерживает море.
Тут можно усмотреть два значения. «Братья мои, вы не видите истины? Два значения. Стена сдерживает море.
Пока что».
Потоп невозможно отрицать. Потоп только начался — и этого братья не понимают. Возможно, никогда не поймут.
Смерть в воде обычна среди его народа. Смерти в воде не страшатся. Итак, Тралл Сенгар утонет. Скоро.
И вскоре, подозревал он, к нему присоединится весь народ. Брат расшатал равновесие. Природа не станет терпеть.
КНИГА ПЕРВАЯ КАМЕННЫЕ ЛИЦА
Чем медленнее река, тем краснее воды.
Натийская поговорка
Глава 1
Дети темного дома выбирают пути, покрытые тенью.
Натийская поговорка
Пес порвал женщину, старика и ребенка, прежде чем воины загнали его в заброшенный сарай на краю деревни. Раньше этот зверь не выказывал непослушания. Он с яростным рвением охранял границы племени Урид, не отличаясь от других служебных собак. На теле не было ран, которые могли воспалиться и пустить в вены дух безумия. Пес не страдал пенной немочью. Никто не оспаривал его положение в стае. Воистину не было ничего, совсем ничего, могущего объяснить внезапное перерождение.
Воины прикололи животное копьями к закругленной глиняной стене, забили визжащего, огрызающегося пса до смерти. Вытащив копья, они увидели, что железные оковки изгрызены, исцарапаны, древки покрыты кровавой слюной.
Безумие, как были им известно, может таиться под поверхностью, пока легкая примесь не превращает кровь во что-то более горькое. Шаманы осмотрели тела жертв. Двое уже умерли от ран, но дитя еще цеплялось за жизнь.
Торжественная процессия сопровождала отца, отнесшего сына к Каменным Лицам, положившего его перед Семью Богами Теблоров. Затем все ушли.
Ребенок умер довольно быстро. Умер, одинокий перед высеченными на утесах суровыми ликами.
Участь его не считалась неожиданной. Дитя, в конце концов, еще не умеет молиться.
Разумеется, это случилось многие сотни лет назад. Задолго до того, как Семь Богов открыли глаза.
Это были славные истории. Фермы в огне, дети лиги за лигами волочатся за хвостами коней. Трофеи того далекого дня закрыли всю стену дедушкиного дома. Усеянные зазубринами чаши из черепов, хрупкие челюсти. Странные куски сделанных из непонятных материалов одежд — все в копоти и грязи. Каждый гвоздь до самого потолка украшают маленькие сухие уши.
Доказательства, что Серебряное Озеро реально, что оно по-настоящему существует за лесистыми горами, за тайными ущельями, в неделе — или двух — пути от земель клана Урид. Этот путь опасен, он ведет через территории кланов Сюнид и Ратид — само по себе путешествие было сказанием эпического масштаба. Он скрытно передвигался по вражьим стоянкам, сдвигал камни очагов, чтобы нанести сильное оскорбление; он днями и ночами водил за нос охотников и следопытов, пока не перешел границу. И тогда перед ним простерлись неведомые страны, полные неслыханных сокровищ.
Карса Орлонг жил и дышал рассказами деда. Они встали легионом, гордым и яростным, перед жалким наследием Синюга — сына Палка и отца Карсы. Синюга, ничего не свершившего, всю жизнь растившего лошадей в родной долине и не видевшего вражеских земель. Синюга, который был его отцом и его величайшим позором.
Да, Синюг не однажды защищал табуны от налетчиков из других кланов, и защищал успешно, с подобающей смелостью и знатным воинским мастерством. Но разве не этого ожидают от крови Урида? Лицом племени был Уругал Плетеный, а Уругала считали самым неистовым среди Семерых Богов. Прочие кланы имели основания бояться уридов.
Синюг вполне умело обучал сына мастерству Боевых Танцев. Умение Карсы в обращении с клинком из кроводрева было гораздо выше, чем ожидают от юношей. Его уже числили среди лучших воинов клана. Уриды презирали луки, но отлично владели копьями и атлатлями, зубчатыми дисками и «черной веревкой»; Синюг хорошо наставил сына в обращении со всеми этими видами оружия.
Тем не менее… подобного обучения ждут от любого из отцов клана Урид. Карсе не приходилось особенно гордиться. В конце концов, Боевые Танцы — лишь подготовительный этап. Слава добывается после, в состязаниях, набегах, в бесконечных вендеттах.
Карса не хотел повторять путь отца. Карса не хотел… бездельничать. Нет, он пройдет по пути деда. Так точно, что никто не поверит. Слишком многое из репутации клана осталось в прошлом. Уриды привыкли к положению первых среди Теблоров, стали самодовольными. Палк не раз высказывал эту истину, особенно по ночам, когда ныли старые раны, а сердце щемил стыд за никчемного сына.
«Возвращение к старым путям. Я, Карса Орлонг, буду во главе. Делюм Торд идет со мной. Как и Байрот Гилд. Это наш первый год отметин.
Мы выигрывали поединки. Убивали врагов. Крали коней. Сдвигали камни очагов Келлида и Бюрида.
И теперь, перед новой луной и в год нашего имянаречения, Уругал, мы направим стопы к Серебряному Озеру. Чтобы убивать обитающих там детей».
Он стоял на коленях посреди поляны, склонив голову перед Каменными Лицами, зная, что лик Уругала на высоком утесе отражает его желания, что прочие боги, покровители кланов (кроме Сибалле, которая прозвана Ненайденной), смотрят на Карсу с ненавистью и завистью. Ни один из их детей не падает на колени, не возносит смелых обетов.
Карса подозревал: самодовольство поразило все кланы Теблоров. Внешний мир не решается на вторжения. Уже десятки лет. Ни одного гостя в землях Теблоров. Да и сами Теблоры не глядят темными от желания глазами через границы, как делали воины прошлых поколений. Последний мужчина, проведший набег на чужие страны — его дед. Он ходил к Серебряному Озеру, где фермы раскорячились гнилыми грибами и дети снуют словно мыши. В то время там было две фермы, полдюжины строений. Карса думал, что сейчас их стало больше. Три, а то и четыре. Даже день резни Палка померкнет перед подвигами Карсы, Делюма и Байрота.
«В том я клянусь, Уругал. Я подарю тебе пир военных добыч, никогда прежде не пятнавших землю этой поляны. Возможно, этого хватит, чтобы освободить тебя из камня, чтобы ты вновь шагал среди нас и нес гибель врагам.