Темное море Камбиас Джеймс
Щуплоног и Грубохват сосредоточиваются на дырах в каменной кладке. У обоих есть копья, и Грубохват велит Щуплоногу просунуть в зазор острие, чтобы расшевелить жильцов. Сам он ведет себя осторожнее и держится в стороне, где его не может настичь снаряд стреломета, бьет копьем по устьям проемов и поднимает шум.
И получает ответ – из дыры высовывается копье и пронзает пустую воду. Грубохват пытается его схватить, но тот, кто держит с другой стороны, успевает втянуть оружие обратно.
После нескольких бесполезных тычков Грубохват пытается отвалить камни вокруг проема. Он выколупывает пару мелких кусков – никакой реакции. Должно быть, те, внутри, заняты Щитобойкой и дверью.
Хватает камень побольше, упирается в стену ногами и тянет. Камень начинает шататься, но затем Грубохват чувствует острую боль: что-то вонзается в сочленение клешни. Он отскакивает и ощупывает пострадавшую конечность. Порез небольшой, такие затягиваются сами, но это заставляет его осторожничать. Он снова втыкает в отверстие копье, чтобы отпугнуть того, кто его ранил.
Изнутри слышны крики, а потом громкий хруст – Щитобойка наконец ломает дверь. Грубохват оставляет в покое зазор в камнях и плывет вокруг дома, чтобы прикрыть напарницу у двери.
И тут раздается ужасный звук, ничего подобного в своей жизни Грубохват не помнит. Высокий, пульсирующий, он перекрывает все остальные звуки, а умолкнув, оставляет его глухим.
Широкохвост слепо шарит вокруг, пытаясь найти Одноклешня. Он совершенно оглох. Кто-то натыкается на него, и он с трудом удерживается, чтоб не ударить. По запаху это Держихватка, и он кладет клешню ей на спину, чтобы успокоить. Помнит, что, когда в дверь вламываются бандиты, Одноклешень стоит слева от него, и движется в ту сторону, ощупывая пространство свободной клешней.
Он находит Одноклешня и стучит по его панцирю:
– Больше нет звука. Я не могу слышать. Нужно выбираться наружу.
Шумелка делает их такими же беспомощными, как и нападавших, ее нельзя использовать для защиты, но Широкохвост полагает, что она может прикрыть их отступление.
Ногами и усиками чувствует, как что-то движется над его головой. Разбойники уже в доме?
– Шуми снова, а затем вырываемся из дома, – стучит он Одноклешню. Потом нашаривает и подбирает копье, готовясь услышать ужасный звук вновь.
Он уже глух, так что звук теперь не так громок, но все равно слышен, будто ему в голову воткнули клешню. Держихватка дергается, но Широкохвост держит крепко, а потом срывается с места, таща ее за собой. Он надеется, что Одноклешень плывет за ними.
Крупная самка поджидает их прямо у входа, однако новый взрыв шума застает ее врасплох. Широкохвост отталкивает ее копьем и плывет прямо вверх. Держихватка соображает, что происходит, и больше не отстает. Они двигаются вверх, пока вода не перестает пахнуть дном, и Широкохвосту становится не по себе. Он лишен любой возможности сориентироваться: здесь нечего щупать, нечего нюхать, и он по-прежнему ничего не слышит. Лишь клешня на спине Держихватки соединяет его с окружающим миром. В кои-то веки он почти рад, что кто-то находится настолько близко.
Он плывет медленнее, затем останавливается и сосредоточивается, пытаясь выбрать путь. Выравнивает, насколько может, положение корпуса, ориентируясь на ощущения, и затем плывет, сам не зная куда. Отпускает Держихватку, но усиками чувствует, что она плывет рядом. Он немного удивлен тем, что самка не пытается удрать, но не возражает против союзника.
Какой-то звук! Широкохвост едва различает его. Голова по-прежнему будто закопана в песок. Звук повторяется, на этот раз громче, и теперь Широкохвост его узнает: Одноклешень зовет на помощь. Крик обрывается, и больше ничего не слышно. Широкохвост наугад выбирает направление и устремляется прочь. Держихватка плывет за ним.
Ирона прибыл на станцию спустя десять часов после смерти Гишоры. Он привел с собой еще двух Стражей, использовав последние модули ускоренной высадки, так как подъемник все еще двигался на поверхность с людьми. Тижос отчиталась о произошедшем, пока Ирона стягивал скафандр, заполняя помещение своим запахом.
– Люди выглядят огорченными гибелью Гишоры, – сказала она. – Некоторые из них говорили со мной наедине, пытаясь убедить, что инцидент был несчастным случаем.
– Скажи, осмотрели ли вы тело.
– Да. По всей очевидности, кто-то ударил Гишору несколько раз лезвием, по размеру и форме аналогичным универсальным ножам людей.
– Непохоже на несчастный случай.
– Нет, – признала Тижос. – Кто-то убил его.
– Скажи, могли это сделать люди, находящиеся на станции?
– Мне это кажется маловероятным. Я видела, как Гишора уходил незадолго до своей гибели, и практически уверена, что все люди в это время оставались внутри «Хитоде». Взять с собой Стражей он отказался.
На ее слова Ирона ответил рычанием:
– Меня удивляет, что тебе пришла в голову даже мысль заподозрить в подобном кого-то из Стражей.
– Я неясно выразила свою мысль: имела в виду лишь то, что Гишора решился выйти один, и с ним не было никого, кто мог бы опознать нападавшего.
– Я принимаю твои извинения, – сказал Ирона, потрепав ее по нижней части шеи. – Значит, все выглядит так, что Гишору убили восставшие люди.
– Да, – грустно признала Тижос.
Заигрывание Ироны соответствовало его положению лидера, особенно в момент принятия полномочий, но Тижос не чувствовала к нему никакого влечения. Ей пришлось заставить себя ответить, чтобы избежать конфликта.
– Скажи, ожидаешь ли ты новых нападений.
– Я не знаю. Мятежники могут повторить содеянное, а могут быть так же потрясены, как обитатели станции. Определенно можно сказать то, что люди на «Хитоде» не выглядят способными на насильственные действия.
– Помню, то же самое вы с Гишорой говорили до того, как он умер. Нам пора признать, что они все и способны, и будут прибегать к насилию. С этого момента люди должны оставаться в своих каютах и выходить только для принятия пищи. Больше никаких исследований и работ по обслуживанию станции.
– Ты полагаешь, на станции можно жить, если никто ее не обслуживает?
– Разумеется, нет. Что даст людям убедительную причину уехать, – Ирона ткнул ее носом и коротко потрепал по боку. – Пойди сообщи людям о новых правилах. Дай им понять, что неповиновения я не потерплю. Объясни, что их каникулы с Гишорой закончились.
Широкохвост вымотан и голоден, лагерь Одноклешня уже очень далеко. Он решает, что безопаснее спуститься ко дну. За ним кто-то плывет, и он едва не разворачивается, чтобы дать бой, но потом вспоминает, что с ним Держихватка.
– Ты голодна?
– Держихватка хочет еды.
– Не нужно называть имя. Нас всего двое.
– Хочу еды.
– Так-то лучше. Говоришь как настоящий землевладелец. Будем искать еду на дне и делиться найденным.
Он постепенно снижается, выбирая участок дна. Судя по звуку, под ними угловатые камни. Наверное, развалины – неплохое место для кормежки.
– Делиться? – с подозрением спрашивает Держихватка.
– Я даю тебе часть того, что нахожу, и ты отдаешь мне часть того, что находишь. Это значит делиться.
– Зачем?
– Мы оба хотим есть.
Она молчит, пока они не опускаются еще на несколько кабельтовых, потом спрашивает:
– Зачем делиться?
Широкохвост чувствует, что готов ее ударить, и аккуратно складывает клешни.
– Кто из нас больше?
– Ты.
– Если мы будем драться за еду, кто победит?
– Ты, – отвечает она очень тихо.
– Именно. Если мы не делимся, то деремся. А я не хочу драться. Делиться – значит, у нас обоих будет еда и никто не пострадает. Мы можем отдохнуть, по очереди карауля на случай опасности.
Еще молчание и потом:
– Почему ты не хочешь драться? Ты больше.
Он молчит, пока они не оказываются внизу. Ни плавунов, ни ползунов здесь нет, но кое-где на камнях наросли толстые шапки тины. Он показывает Держихватке, как ее соскребать, и с удовольствием проглатывает немного, прежде чем ответить.
– Держихватка, во время драки мы не можем делать ничего другого: ни строить, ни охотиться, ни даже собирать тину. Только драться. А когда делимся, мы получаем больше, чем если деремся. Мы с тобой можем собрать водоросли с камней, потому что не деремся. Ты помнишь о поселениях? Хотя бы личинкой?
– Помню – много таких, как я, и мы едим хорошую еду, но взрослый прогоняет нас.
– На плантациях у источников много хорошей еды, потому что землевладелец и его подмастерья работают вместе и вместе же защищают плантацию от разбойников, строят жилища и трубы. Победить их может только самая сильная шайка. Они богаты, потому что работают, а не дерутся. Понимаешь?
– Работать – значит делать еду?
– Точно! Драка позволяет лишь забрать еду, работа – сделать ее больше.
– Ты работаешь? Делаешь еду?
– Я помню, как владею землей, произвожу много еды, но из-за драки теряю все. Сейчас я предлагаю поесть и поспать, прежде чем продолжить разговор.
Они соскребают тину, пока несколько камней не оголяются почти полностью, а потом находят себе укрытия для отдыха. Засыпая, Широкохвост думает о Держихватке. Почему она все еще с ним? Не ждет ли шанса застать его врасплох, чтобы забрать себе вещи и съесть его?
«Нет, – в конце концов решает он. – Она для этого слишком умна. Фактически подмастерье». Хотя странно иметь подмастерье, когда у тебя нет земли и потоковых прав. Ему нечего оставить ей в наследство, кроме своих знаний. Что ж, Держихватка будет его подмастерьем в науке. Забавная мысль, но она кладет конец треволнениям, и Широкохвост засыпает.
Он просыпается от того, что кто-то постукивает его по панцирю. Это Держихватка. Он пытается разобраться в ее странном ритме, но потом вспоминает, что она еще не знает словаря.
– Что?
– Еда! – говорит она. – Пойдем, поймаем!
Он следует за ней по течению к месту, где можно притаиться среди камней и грязи. Оба напрягаются, и Широкохвост слышит: плывет крупное существо, размером почти с него. Звук знакомый…
Широкохвост вспоминает, и его клешни замирают, поднятые для драки. Это одно из странных существ! Шум, который оно издает, ни с чем не перепутаешь.
– Держихватка, – говорит он тихо. – Это не еда. Но мы должны двигаться за ним как можно тише.
– Нельзя есть?
– Нет. Я помню, что пробовал такого, – мясо отвратительное на вкус. Мы их не едим. Но я хочу узнать о нем больше. Пойдем!
Вдвоем они следуют за четвероногим существом, неуклюже плывущим вниз по течению. Оно замедляется, приближаясь к большому предмету. Тот размером с дом, но звучит как мягкая грязь. Широкохвосту не удается разобрать ни его форму, ни из чего он сделан.
От восторга у Широкохвоста перехватывает дыхание. Так много новых знаний! Он тихо говорит Держихватке:
– Хочешь быть моим подмастерьем?
– Да, – отвечает она, не колеблясь.
– Хорошо. Тогда мы тут же начнем работу. Остаемся здесь, чтобы слушать и делать записи. Мы узнаем все об этих существах.
– А что мы едим?
– Едим? Соскребем что-нибудь со скал. Наше дело важнее еды. Это наука!
Глава девятая
Широкохвост слушает существ, делая перерывы на сон или еду, только когда его усики еле шевелятся от усталости и больше не могут вязать узлы заметок. Он воодушевлен и счастлив, ничего подобного не может припомнить за всю свою жизнь. Даже воспоминания о том, как он наследует Песчаный Склон, не сравнимы с теперешней радостью.
Держихватка то появляется, то исчезает. Какое-то время она слушает вместе с ним, затем уходит поесть и поспать. Он показывает ей, как делать записи, и она приходит в восторг от того, что узлы на веревке могут заменять слова. Но терпения ей недостает, и голодать она не любит. Когда удается найти достаточно пищи, часть она оставляет ему.
Существа отличаются сложным поведением. У них есть жилище, и, похоже, они пользуются инструментами. Они не охотятся и не собирают пищу, но время от времени скрываются внутри своей постройки, и по возвращении в том, что должно быть у них желудком, прослушивается нечто твердое. Значит, они делают запасы еды, что, по мнению Широкохвоста, подразумевает высокий уровень планирования и предусмотрительности.
Существа общаются между собой – в этом Широкохвост уверен. Они часто обращаются друг к другу, хотя кажется странным, что это происходит, только когда между ними есть какое-то препятствие. Находясь рядом, создания молчат. Фразы длинные и сложные, сочетания звуков в них почти не повторяются. Существа не обмениваются эхообразами, а, скорее, передают друг другу длинные последовательности простых импульсов.
«Как веревки с узлами», – думает он. Они пишут звуком. Широкохвост делает заметку, но кормовые усики двигаются медленно и неуклюже, и он засыпает, так и не выпустив смотку.
Просыпается ужасно голодным. Держихватка оставила ему немного парильщиков – мясо жилистое и невкусное, но это лучше, чем ничего. Он снова слушает: никакого движения. Должно быть, существа отдыхают. Широкохвост сверяется с последними записями: помнит свою чудовищную усталость и спутанные мысли.
«Звуковое письмо», – гласит заметка, и Широкохвост чувствует, как его разум будто сбрасывает слишком тесный панцирь после линьки. Он осознает: существа разумны, как и он! Они могут строить, планировать, говорить; используют инструменты, которые делают сами или берут у других. А это предполагает наличие общества.
Мысли сменяют друг друга так быстро, что Широкохвост едва успевает вязать узлы. Теперь это не более чем записи на память. Откуда пришли существа? Есть ли о них какие-то упоминания? Что они едят? Насколько сравнимо их строение с…
Внезапно он останавливается, и его восторг оборачивается страхом. Он помнит, как сопротивляется пойманный экземпляр, когда его вскрывает Долгощуп: а ведь тот не сделал бы такое ни с себе подобным, ни даже с личинкой.
«Это не убийство», – думает он. Широкохвост отчетливо помнит, как существо ловят рядом с никому не принадлежащим источником в честном бою. Вскрытие происходит в жилище Долгощупа, в границах его владения. Все по закону! Это успокаивает… Но смерть того существа – все равно ужасная ошибка. Его сородичи могут затаить обиду или потребовать компенсации. Широкохвост надеется убедить Долгощупа принести им извинения.
Из жилища существ доносится звук, и Широкохвост прислушивается. Одно из них выходит наружу, другое следует позади. Звуки ударов о землю, кто-то что-то копает.
Как поступить? Широкохвост представляет себе несколько вариантов. Он может собрать смотки с записями и отправиться к Долгощупу. Рассказать ему и Научному обществу об открытии, а заодно закрепить свое право на него. Или можно пойти охотиться, чтобы не умереть с голоду, а потом продолжить наблюдения. В конце концов, его заметки пока очень поверхностны: для полноценной монографии сведений потребуется гораздо больше. Но ведь есть Держихватка, и она ему поможет. Еще он может пойти на контакт с существами, заговорить с ними. Поймут ли они его речь? Он представляет, что из чувства мести или желая защитить свою собственность, они вскроют его, как Долгощуп вскрыл их сородича.
Широкохвост не может решиться: его разум похож на камень, подброшенный вырвавшимся из трубы потоком. В конце концов выбор определяет простой факт – осталась всего одна смотка. А чтобы записать все, что он намерен узнать о загадочных существах, понадобится сеть – нет, целый караван мотков! А чтобы их получить, придется поделиться открытием с Долгощупом… И тут Широкохвост понимает, что не хочет рассказывать кому-либо о найденных существах.
Он должен заговорить с ними. Это самый разумный путь!
Широкохвост сворачивает и прячет смотку, выбирается из берлоги между камней. Держихватка прячется неподалеку.
– Оставайся здесь, – тихо говорит он. – Не высовывайся! Если услышишь драку, хватай смотку и беги.
Широкохвост плывет к жилищу существ. Он двигается медленно и не пытается прятаться. В полукабельтове от них подает эхосигнал, одновременно чтобы заявить о себе и услышать об их лагере как можно больше – на случай, если придется спасаться бегством.
Роб почти закончил устанавливать теплообменник, когда поблизости громко и часто защелкал сонар: похоже на крупное животное. Роб включил прожектор и обернулся.
В пятидесяти метрах от себя он увидел ильматарианина, который плыл прямо на него. Крупная взрослая особь, весь увешан инструментами и сумками с поклажей. Клешни прижаты к бокам и обращены назад – Роб не знал, хороший ли это знак… Он сдержал первый порыв – спрятаться в «ракушке», и второй – вытащить нож. Существо было одно и не проявляло враждебности.
Роб пожалел, что ему не у кого спросить, как себя вести. Анри бы точно знал: он мог творить полнейшую ерунду, но не стоял бы в растерянности, как белка посреди шоссе, застигнутая светом фар надвигающейся машины.
Позвать Алисию? Если что-то пойдет не так, не хотелось бы, чтобы она при этом присутствовала. Для начала стоит попытаться понять, что нужно гостю.
Роб сделал глубокий вдох, поднялся и включил динамик.
– Эй!
Ильматарианин завис метрах в десяти от него.
По крайней мере он не пытается разорвать его на части. Пока…
Роб сделал шаг вперед.
– Эй, приятель, – повторил он голосом, которым разговаривал с кошкой, делившей с ним комнату на Земле.
Ильматарианин повисел какое-то время на месте и снова поплыл вперед. Теперь их разделяло не больше шести метров. Роб был ближе к инопланетному существу, чем когда-либо кто-либо, не считая Анри. И на этот раз никакого звукопоглощающего скафандра. Он, Роберт Фриман, вступал в первый контакт с новым разумным видом!
И что, черт возьми, делать? Пожать ильматарианину клешню? Потрепать его по голове? Все, чему его учили, касалось того, как избежать контакта, а не как правильно его осуществить. Роб включил камеру на шлеме: если он эпично провалится, следующие поколения будут знать, чего делать не надо.
Пришелец издал сложный звук, похожий на щелчок гибкой ветки. Пытается поговорить? Если верить Дики Грейвзу, ильматариане общались, перекидывая друг другу эхообразы.
Может, при помощи эхолокатора удастся расшифровать, что он говорит? Мысль была настолько волнующей, что на какое-то время Роб забыл о своих переживаниях. Черт возьми, будет круто, если именно он окажется первооткрывателем способа общения с инопланетной цивилизацией.
Фриман велел программе переводить эхосигнал в изображение напрямую, минуя систему обработки звука. На это потребовалось несколько минут, пришелец тем временем еще пару раз попытался пощелкать.
– Отлично, – сказал Роб, когда настройка была завершена. – Теперь говори!
Он знал, что пришелец его не поймет, но, возможно, его воодушевит то, что человек отвечает. Тот выдал длинный набор звуков, похожий на отдаленный залп. Роб взглянул на дисплей эхолокатора. Белиберда: на экране стояли одни помехи. Похоже, ильматариане покупают сонары у другого поставщика.
Ну что ж. Все равно солидный прогресс в науке всего за пять минут.
Они провели так с полчаса, зависнув в паре метров друг от друга и пытаясь общаться. Эхолокатор не начал распознавать инопланетную речь, и было глупо надеяться, что ильматарианин поймет английский, как бы громко и медленно Роб с ним ни разговаривал.
– Сдаюсь, – сказал он наконец. – Я знаю, ты хочешь поговорить. Я тоже хочу, но мы просто не можем. Мне жаль…
Должно быть, ильматарианин пришел к такому же выводу, потому что замолк на целых пять минут. Потом он заговорил снова, но теперь издавал звуки совсем по-другому: выдавал не последовательности эхосигналов, а перешел на простые щелчки. Похоже на телеграф: щелк-щелк-щелк-щелк, пауза, щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк, пауза, щелк-щелк…
Азбука Морзе? Числа?
Роб снял с пояса отвертку и осторожно постучал ею по гаечному ключу. Начал с простого: удар – пауза – удар – пауза – два удара (один плюс один будет два). Потом: два удара – два удара – четыре удара. Есть контакт?
Пришелец подался вперед, едва не уткнувшись головой ему в колено. Усилием воли Роб остался на месте, но опустил руку на рукоятку ножа, укрепленного на бедре.
Пришелец издал громкий щелчок и замолк. Чего он ждет? Тот щелкнул снова. Роб на пробу один раз стукнул отверткой о ключ.
Пришелец поднял голову и ухватил его за предплечье одной из своих огромных, как у богомола, клешней. Роб сразу подумал, что сейчас его ожидает конец Анри, но инопланетянин положил его руку себе на голову и щелкнул один раз.
Роб один раз стукнул ключом и потрепал ильматарианина по голове.
– Ладно, будем считать, что один щелчок означает тебя, или голову, или «потрогай меня». Или что?
Он решился на эксперимент: взял клешню и очень осторожно передвинул ее так, чтобы коснуться своей груди, затем стукнул один раз. Но ильматарианин не ответил.
Широкохвост размышляет. Как ему назвать это существо? Разумеется, номера для него нет ни в одном словаре. Придется придумать новое имя. Что-то простое. Он выстукивает шестнадцать: два коротких скребка и четыре удара.
В ответ – тишина. Создание не поняло? Обиделось? Широкохвост не желает никого оскорбить. Слово «каменщик» кажется ему подходящим, ведь эти существа делают постройки из камней. Пока он не узнает о них больше, такое имя кажется наиболее точным.
Находясь так близко, Широкохвост понимает о каменщике гораздо больше. Он слышит, как шумно пульсирует внутри единственное сердце. Иногда кажется, что оно начинает стучать быстрее. Возможно, это связано с пищеварительными процессами? Однако желудок практически пуст. От горба на спине постоянно доносятся щелчки и гудение, и через регулярные интервалы в воду вырываются пузырьки – похоже, они как-то связаны с шумом. У Широкохвоста столько вопросов! Какая жалость, что он вынужден ограничиваться простыми словами!
Из жилища появляется второе существо. Оно похоже на каменщика размерами и общим строением тела, но эхо отражает небольшие различия во внутренних органах. Не имея других особей для сравнения, Широкохвост не может сказать, какие отличия являются существенными, а какие – индивидуальными вариациями. Второе существо приближается с шумом и, зависнув примерно в четырех длинах тела от них, обращается к своему сородичу. Они обмениваются чередой звуков, и второй пришелец медленно приближается. Его сердце тоже стучит очень громко. Эти двое снова перекидываются звуками, а потом тот, кого Широкохвост зовет Каменщиком, прикасается его клешней к корпусу второго существа. Широкохвост называет его Каменщик 2-й.
Алисия и Роб вернулись в «ракушку» полностью вымотанные. Они не спали уже двадцать часов и ничего не ели с обеда. Оба вгрызлись в сухие брикеты и налили себе по миске супа из концентрата.
Роб стянул промокшую поддевку и надел чуть менее грязную, в которой обычно спал. Затем они с Алисией прижались друг к другу в одном спальном мешке на его койке.
Поначалу никто не мог заснуть. Оба были слишком возбуждены. Алисия то и дело расстегивала мешок, хватала компьютер и пополняла записи.
– Это невероятно! – все повторяла она.
– Когда этот парень явился, я не знал, чего ожидать, – признался Роб.
– Ты справился великолепно, Роберт. Мы установили мирный контакт с инопланетным видом.
– Ну с одним представителем вида. Мы же не знаем, говорит ли он за кого-то еще.
– Как ты думаешь, это существо искало нас или оказалось здесь случайно?
– Хороший вопрос. Он…
– Почему ты решил, что это самец?
– Да не знаю. Мне, на самом деле, без разницы. Я просто подумал, что теперь, когда мы представлены, будет невежливо называть его в среднем роде. Если хочешь, буду говорить «она».
– Не настаиваю, но я задразню тебя без всякой жалости, если это окажется самка.
– Что ж, рискну. Ну так что мы делаем завтра? Продолжим учить язык?
– Да. Я хочу найти записи доктора Грейвза и попытаться создать алгоритм перевода в реальном времени.
Паузы между фразами становились длиннее, по мере того как, согреваясь, они начинали расслабляться.
– Я так понял, ты хочешь заняться этим сама? – спросил Роб.
– Мне понадобится твоя помощь. Я не специалист по коммуникациям, а ты провел больше времени, общаясь с ильматарианами, чем кто-либо.
Роб хотел спросить, смогут ли ильматариане снять квартиру в Хьюстоне по соседству с ним, обойдясь без кредитки, но осознал, что засыпает, и вырубился окончательно.
Широкохвост снова пытается разговаривать с каменщиками. Это неимоверно сложно – намного сложнее, чем учить молодняк. Детеныши, по крайней мере, могут говорить. А сейчас он будто учит словарю глухих от рождения. Широкохвост помнит, как читает о подобном опыте, имевшем место в сообществе Большого Источника. Но он уверен, что каменщики могут слышать, просто не понимают его речь.
Когда он дает им предмет и выстукивает соответствующее ему число, существа запоминают в точности. Но, когда Широкохвост пытается обучить их чему-то более сложному, они просто не могут ухватить смысл. Недопонимание даже смешит! Он помнит, как показывал клешней «вверх по течению» и «вниз по течению», но каменщики упорно выстукивали в ответ «клешня». Он не мог даже сказать им «да» или «нет»!
– Что это за звук? – вдруг спрашивает Держихватка.
Широкохвост тоже его слышит: похоже на шум воды, бегущей сквозь трубу, – мешанина из громких гудков. Эхо свидетельствует о чем-то большом, оно двигается примерно в десяти кабельтовых отсюда и быстро приближается. Оно так огромно и производит такой шум, что Широкохвосту не нужно эха, чтобы четко представить себе его форму: похоже на взрослую особь, но намного крупнее – почти с дом. Как и жилище каменщиков, оно будто покрыто слоем мягкой грязи, заглушающей звук; приближается с постоянной скоростью.
Держихватка вздрагивает, но не бросается наутек. Широкохвост остается там, где стоит, ожидая, как отреагируют каменщики на новую угрозу.
Прямостоящие существа не прячутся. Они поворачиваются к движущемуся объекту и машут верхними конечностями. Широкохвост не может определить, является это выражением угрозы или свидетельством испуга. Потом махина замедляет ход и ложится на дно.
– Я думаю, этот гигант ручной, – говорит он Держихватке. – Вроде тягача или чистильщика. Слышишь: он замедляет ход по мере приближения. Хищник поступил бы иначе. Если я окажусь неправ, отнеси мои записи Долгощупу с Источника Горькой Воды.
Гудение нарастает, прежде чем оборваться, и гигант останавливается прямо возле жилища. Из-под него выныривают еще два существа. Один из них размером примерно с Каменщика 1-го, второй крупнее, и на нем больше предметов. Четверо каменщиков собираются вместе, потом разворачиваются и двигаются к Широкохвосту. Огромная тварь остается позади них, замерев и притихнув.
Тварь беспокоит Широкохвоста. Что она ест? Вода здесь слишком холодная, чтобы прокормить такое большое животное. Необходимых запасов тут тоже нет.
Затем он задумывается, живое ли оно вообще? Остановившись, тварь не делает никаких движений. Даже привязанный скот переминается с ноги на ногу, здесь же ничего не слышно. Она больше похожа на дом, чем на живое существо. Внутри оболочки тоже тишина.
Но, если это дом, как он может двигаться? Существа его не толкали: чтобы сдвинуть такую махину, понадобится немало взрослых особей. Новая загадка… Существа плодят тайны, как икру. Эта мысль дает повод задуматься, как они размножаются. Широкохвост решает спросить при первой возможности.
Четверка останавливается на расстоянии вытянутой клешни и ждет. Широкохвост говорит: «Приветствую!» – в надежде, что кто-нибудь из новоприбывших сможет его понять.
– Вы с ними говорили? – воскликнул Дики.
– Вроде того, – отозвался Роб. – Мы не понимаем их речь, или что там у них, но этот, похоже, пытается нас научить чему-то вроде несложного числового кода. Он дает предметы и стучит клешнями. Число ударов для одной и той же вещи одинаковое.
– Обалдеть! – выдохнул Дики. Впервые с тех пор, как на «Хитоде» появились шолены, в голосе Грейвза не слышно злости. – Перекиньте мне все ваши записи. Я подобрал несколько примерных соответствий на основе прежних наблюдений, но то, что происходит сейчас, невероятно.
– Все, что у нас есть, это названия предметов типа камня.
– Для начала неплохо. Дайте мне добраться до моих записей…
Грейвз забормотал, отдавая голосовые команды компьютеру.
– Вы вели съемку?
– Конечно, – сказала Алисия. – Пересылаю тебе.
– Мне нужно раскопать программы анализа и посмотреть, смогу ли я различить отдельные эйдофоны. Если удастся, можно будет продолжить с соответствиями и попытаться дорыть до грамматики. Потрясающе! Ох… – Он запнулся, и следующие слова прозвучали почти удивленно: – И, между прочим, я убил шолена. Думаю, Гишору.
Существо, которое Широкохвост называет Каменщиком 3-м, делает быстрые успехи. Они работают вдвоем, останавливаясь только для того, чтобы Широкохвост мог поесть и поспать. Когда он возвращается к работе, то поражен прогрессом ученика: похоже, каменщик продолжает учиться, даже когда его перестают учить.
Основная проблема в том, что существо запоминает слова с жадностью голодного детеныша, набросившегося на икру, но не схватывает, как они соединяются друг с другом. Оно выстукивает понятия в беспорядке. Вместо того чтобы сказать «Каменщик дает Широкохвосту камень», он выдает «Камень Каменщик большой хвост хватать в». Или «Хватающий камень Каменщик хвост широк».
Но все равно они продвигаются вперед. В отличие от остальных каменщиков номер третий может понимать речь, и даже выдает несколько эхообразов, хоть и ужасно искаженных. Как только Широкохвост решает, что существо способно его понять, он начинает задавать вопросы. В некоторых ответах есть смысл, другие запутывают его еще больше.
Он отдыхает вместе с Держихваткой, совершенно измотанный преподаванием. Она делит с ним нескольких плавунов, пойманных в одну из принадлежащих каменщикам сетей.
– О чем ты говоришь с ними? – спрашивает она.
– О многом. Откуда они родом? Из чего сделаны их инструменты и жилище? Что они едят?
– Они отвечают?
– Да, но… не уверен, что мы правильно понимаем друг друга. Я помню, что спрашиваю о том, откуда они приходят, и слышу в ответ: «Лед сверху». Значит ли это, что они являются из узкого места, где лед нависает в нескольких кабельтовых над дном, или что-то еще?
– Я помню, ты говорил, что Каменщик 3-й постоянно перемешивает слова. Может, он имел в виду «сверху льда»?
– Но выше льда ничего нет, Держихватка. Лед тянется вверх бесконечно, становясь все холоднее и теряя плотность с каждым кабельтовым.
– Откуда ты знаешь?
Широкохвост осознает, что не знает ответа. Он помнит, как читает об этом в книгах и принимает за правду, так как не слышит лучшей теории. А что, если надо льдом есть что-то еще? Широкохвост чувствует, как у него напрягаются клешни, будто рядом плывет крупный хищник. Несмотря на усталость, он отталкивается от дна.
– Куда ты? – спрашивает Держихватка.
– Я должен узнать, права ли ты! – кричит он в ответ.
Роб провел в «ракушке» почти восемь часов, тихо злясь, пока Грейвз не соизволил отлипнуть от ильматариан и поговорить с товарищами-людьми.
– Как, черт возьми, ты умудрился угробить шолена?
– Наткнулся на него возле «Хитоде». Я хотел испортить гидрофонную сеть – готовил площадку для будущих вылазок. Он выбрался наружу один и пытался мне помешать. Мы сражались, и я победил: зарезал его ножом.
– Господи, Дики, что ты творишь! Нельзя убивать людей направо и налево!
– Я не убиваю людей. Я прикончил шолена, одного из тех, кто убил Изабель, – в голос Дики вернулась ярость.
– Да-да, мы – враги, – признал Роб. – Я это знаю, и все равно. Ты уверен, что это был Гишора?
– Да. Мой компьютер в этот момент писал внешние звуки, и после я сравнил его голос со старыми образцами Гишоры. По базовым фонемам совпадение полное.
– Сделаем вид, что я сейчас услышал не тарабарщину, – вздохнул Роб. – Ну хорошо, ты прикончил Гишору. Дальше что? Убивая кого-нибудь время от времени – пусть даже шоленов, – чего ты добьешься?
– Уже добился! – отрезал Грейвз. – У шоленов многое завязано на личную преданность. Между лидером и подчиненным развивается тесная связь с мощной сексуальной подоплекой.
– Это всем известно. Муть, как у карликовых шимпанзе.
– Именно! Если лидера нет, подчиненные деморализованы и начинают сражаться за его место. Представь, что происходит с человеческой семьей в случае смерти родителя.
– Гм… Дики, если бы кто-то зарезал моего отца, думаю, мы с сестрой были бы расстроены и, уверен, пришли бы в сильную ярость. Что, если остальные шолены захотят отомстить? Вдруг они в ответ прикончат кого-нибудь на «Хитоде»?
– Они так не сделают! – вмешалась Алисия. – Шолены…
– Что? – повернувшись к ней, спросил Дики. – Не признают насилия? Вспомни, они забили Изабель насмерть.
Роб почувствовал приступ тошноты. Шолены крупнее людей, у них есть когти и зубы. Он представил, как разъяренные пришельцы неистовствуют на «Хитоде», как люди пытаются спастись, и кровь стекает ручьями через решетки в полу.
Читать бесплатно другие книги:
