Лучшая фантастика XXI века (сборник) Уильямс Лиз

Геннадий кивнул, обдумывая услышанное. Чтобы найти покупателя, нужно отследить хотя бы одну часть. Он снова посмотрел на Фрагмента. Теперь ему было ясно значение его странного имени.

– Итак, покупатель – из этой таинственной Силении? – спросил он.

Хитченс пожал плечами.

– Возможно.

– Тогда я снова спрошу: раз уж Фрагмент согласился сотрудничать, почему бы ему просто не рассказать, где это? И почему американцы, которых предположительно не существует, не увезли его к себе и не выпотрошили где-нибудь?

Хитченс сухо рассмеялся.

– Это не так-то легко, – сказал он. – Фрагмент, наклонись немного вперед. – Молодой человек повиновался. – Поверни голову.

Геннадий увидел в ушах Фрагмента крошечные затычки-наушники.

– Перед вами аутист с серьезными проблемами в развитии. Его зовут Данаил Гаврилов, – сказал Хитченс. – Он не говорит по-английски. Однако он прекрасно воспроизводит то, что слышит, и кто-то научил его языку жестов, и он способен повторять жесты и выражение эмоций, даже очень сложные.

– Фрагмента в этом фургоне нет, – сказал Фрагмент.

У Геннадия волосы на голове встали дыбом. Ему вдруг захотелось отвести взгляд от светящихся стекол очков Данаила Гаврилова.

– В стеклах очков камеры, – с трудом выговорил он, – да, конечно. И микрофоны. Разве вы не в состоянии отследить сигнал? – спросил он Хитченса.

Человек из Интерпола покачал головой.

– Сигнал проходит два-три узла в обычной сети и переходит в лабиринт анонимных ботнетов.

Геннадий задумчиво кивнул; он встречался с подобным и раньше и понимал теперь, как трудно отследить сигналы, входящие в голову Фрагмента и выходящие из нее. Тот, кто управлял Гавриловым, по крайней мере в данный момент был неуязвим.

Пока они ехали, дождевые тучи рассеялись и в заднем окне фургона показалось светлое небо, даже почти в полночь окрашенное в янтарный и розовый цвета.

– Насколько вы сейчас заняты? – спросил Хитченс. Геннадий посмотрел на него.

– Полагаю, работа отнимет много времени?

– Надеюсь, нет. Нам нужно найти плутоний. Но мы не знаем, долго ли Фрагмент будет нам помогать. Он в любой миг может исчезнуть… так что, если вы возьметесь за дело немедленно…

Геннадий пожал плечами.

– Мне не нужно кормить кошку… или еще кого-то. Я привык к оперативной работе, но… – Он постарался придумать самую успокаивающую шутку. – Но за моей работой никогда еще не наблюдал антрополог.

Вин побарабанила пальцами по узкому столу.

– Не хочу быть невежливой, – сказала она, – но поймите – я здесь не из-за вашего плутония. Признаю, что это важно, – торопливо добавила она, подняв руку. – Просто вы должны знать, что у меня иная цель.

Он снова пожал плечами.

– Ладно. Какая?

– Мой сын.

Геннадий уставился на нее, не зная, что сказать, и наконец пожал плечами и улыбнулся. Вин начала что-то говорить, но тут фургон остановился у одного из лучших отелей Стокгольма.

Остаток ночи ушел на переезд и подготовку: Геннадий катался по городу, перевозя вещи из своего скромного жилища. Его поселили на одном этаже с Вин и Хитченсом, хотя где поселился Фрагмент и спит ли он вообще, Геннадий не знал.

Он был слишком взбудоражен, чтобы уснуть, и потому долго прочесывал Сеть, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о своих оленях и о происшествиях этого вечера. Пока ничего не появилось, и он в конце концов устал и уснул.

В восемь утра в дверь постучал Хитченс. Он с Вин и Фрагментом завтракал в номере в конце коридора. Когда Геннадий вошел, Фрагмент посмотрел на него.

– Доброе утро, – сказал он. – Надеюсь, вы хорошо спали.

Геннадию вспомнилось выражение «мурашки по телу». Он ответил какой-то банальностью. Фрагмент улыбнулся – хотя, конечно, улыбался вовсе не Данаил Гаврилов. Геннадий подумал, замечает ли Фрагмент происходящее или обнаружил, что следовать командам кукловода – самый простой способ справляться со сложным и запутанным устройством человеческого общества.

Перед сном Геннадий поискал сведения о людях вроде Фрагмента. Стенли Мильграм называл таких, как Гаврилов, «сираноидами» – пользуясь именем Сирано де Бержерака. Он был гораздо больше, чем кукла, но гораздо меньше, чем актер. Впрочем, кем бы он ни был, он с явным удовольствием уплетал яйца побенедиктински.

– Чем займемся сегодня? – спросил Геннадий Хитченса.

– Начнем, как только вы поедите и придете в себя.

Геннадий посмотрел на Вин.

– Начнем? С чего же это мы начнем?

Вин и Хитченс переглянулись. Фрагмент улыбнулся; неужели кто-то в другой временной зоне приказал ему это сделать?

Геннадий пребывал не в лучшем расположении духа: ему упорно казалось, что он вот-вот вспомнит какую-то подробность вчерашних событий, которая придаст смысл происходящему. Но хотя кофе его подбодрил, он ничего не мог вспомнить. К тому же ему не терпелось просмотреть новости – что говорят об оленях.

Миранда неожиданно сказала:

– Хитченс поведал вам о своих трудностях. Пожалуй, пора и мне рассказать о своих.

Она порылась в сумке у своих ног и достала электронный блокнот. Устройство величиной с четверть листа, триста гибких страниц электронной бумаги; можно извлекать любую страницу. Она принялась листать блокнот, и Геннадий увидел, что листы заполнены рукописными заметками, фотографиями и веб-страницами, все это по краям обрамляла красная линия. Виртуальные страницы были гораздо больше физической рамки, через которую вы на них смотрели; Миранда продемонстрировала это, проведя пальцами по странице, отчего та сдвинулась к краю и исчезла. Слова и рисунки продолжали двигаться, пока она снова не коснулась страницы пальцем, останавливая движение.

– Вот.

Она показала Геннадию.

В центре страницы находилось электронное письмо обычного формата.

«Мама. Я знаю, ты предупреждала меня, чтобы я не покидал Каскадию, но Европа такая изумительная! Везде, где я побывал, признают наше гражданство. А ты знаешь, как я люблю сельскую местность. Я встретил много знакомых, и все удивлялись, как я вырос…»

Геннадий поднял голову.

– Вы из Городов?

Вин кивнула. Из какой бы страны она ни была, она приняла гражданство всемирной сети городов; все вместе эти города были могущественнее стран, в которых находились. Ее сын мог родиться где-нибудь в коридоре Ванкувер-Портланд-Сиэтл, который теперь называли просто «Каскадия», – или в Шанхае. Неважно; он имел право без проблем разгуливать и по этим мегагородам, и по многим другим. Но письмо свидетельствовало, что мать не зарегистрировала его гражданство ни в одном из государств, где располагались эти города.

Геннадий стал читать дальше. В письме говорилось:

«Вчера я познакомился с одним парнем. Его зовут Доджер, и он занимается пешим туризмом. Он сказал, что у него нет никакого другого гражданства, кроме гражданства виртуального мира, частью которого он является. Я не слишком ему поверил, но он прислал мне маршрут. По нему я обошел Рим, и до сих пор все было прекрасно. Вот несколько снимков».

Далее следовали снимки вполне обыденных улиц старого Рима.

Геннадий удивленно разглядывал их. Игры в виртуальную реальность чрезвычайно распространены; миллионы подростков по всему миру накладывают виртуальные фильтры и географическую информацию на реальную планету и создают сложные игры, подразумевающие путешествие с учетом отличительных особенностей местности. И интернет-гражданство тоже не было новостью. Все больше людей считали, что обладают двойным гражданством: какого-нибудь конкретного государства и гражданством онлайнового виртуального мира. А поскольку экономика виртуального мира оказалась мощнее экономики многих реальных государств, такое гражданство уже не воспринималось как игра или способ выделиться. Оно могло оказаться экономически более выгодным, чем ваше реальное гражданство.

И нетрудно было представить себе державу, целиком базирующуюся в виртуальной реальности. Поэтому Геннадий сказал:

– Не вижу тут ничего особенного.

– Прочтите следующее письмо, – сказала Вин.

Она откинулась на спинку стула и грызла ноготь, следя, как он читает что-то вроде цепочки электронных писем, размещенных на одной странице.

«Мама, правда, эти новые карты поразительны? Оверсэтч несравненно интересней реального мира. С ним не сравнятся даже фильтры Гонконга. Да и сама игра гораздо напряженней и интересней. Сегодня унес оттуда в бумажнике больше десяти тысяч сэтчмо. Конечно, их можно конвертировать только через анонимный портал в Болгарии, но все же можно. Думаю, это соответствовало бы примерно пятистам долларам, если бы мне хватило глупости обменять их. Оставаясь в виртуальной реальности, они стоят гораздо больше».

Вин наклонилась и пролистала несколько параграфов.

– Вот, – сказала она. – Две недели спустя.

Геннадий прочел:

«Оно 2.0» – фильтр, который в реальном времени преобразует реальность в понятия Оверсэтча. Поразительно интересно узнавать, что на самом деле происходит в мире! Оказывается, санотика вызвала рост напряжения в Европе. Санотика проявляется самыми разными способами – только представь, как будет выглядеть самоорганизующаяся катастрофа! И Оверсэтч, оказывается, реальный способ противостоять санотике. Всем этим Трептону, Аллегору и Силении».

– Силения, – сказал Геннадий.

Фрагмент выпрямился и посмотрел на книгу. Кивнул и сказал:

– Оверсэтч – врата в Силению.

– И ты там бывал? – спросил Геннадий.

Фрагмент улыбнулся.

– Я там живу.

Геннадий удивился. Некоторые слова показались ему знакомыми. Он, например, был отчасти знаком с концепцией географических фильтров, или матриц. Но все остальное ему ни о чем не говорило.

– Что такое санотика? – спросил он у Фрагмента.

Фрагмент расплылся в своей безумно самодовольной улыбке.

– У вас для этого нет языка, – сказал он. – Нужно говорить на «Оно 2.0». Но санотика – это то, что там реально происходит.

Геннадий бросил умоляющий взгляд на Лэнса Хитченса. Тот хмыкнул.

– Санотика может быть организацией, стоящей за кражей плутония, – сказал он.

– Санотика не организация, – возразил Фрагмент. – Как «Оно 2.0» – не набор слов.

– Как скажешь, – согласился Хитченс. – Геннадий, вам нужно ее найти. Миранда вам поможет, потому что хочет найти сына.

Геннадий попытался не терять нить разговора.

– И санотика, – спросил он, – находится в… далекой Силении?

Фрагмент презрительно рассмеялся. Вин раздраженно посмотрела на него и сказала Геннадию:

– Все не так просто. Вот, прочтите последнее письмо.

Она вытянула его со дна страницы.

«Мама, Силения – это «оно» совершенно нового уровня. И санотика тоже, потрясающая мысль. Без «оно», без слова и указания на то, что это обозначает, невозможно говорить об этих вещах. И даже невозможно их видеть! Сейчас я ежедневно вижу это – блуждающие города, страны, которые рождаются, чтобы, подобно однодневкам, прожить день на солнце и исчезнуть с наступлением темноты… Я больше не могу быть простым наблюдателем. Я больше не могу быть собой, иначе санотика победит. Прости, мама, я должен стать чем-то, что можно назвать лишь на «2.0». Силения нуждается во мне или в том, что я могу ей дать.

Позвоню».

Геннадий прочел письмо снова, потом еще раз.

– Что за ерунда, – сказал он. – Просто набор слов, но… – Он посмотрел на Хитченса. – Это «Оно 2 точка 0». Что это такое? Какой-то код?

Хитченс покачал головой. Он протянул Геннадию очки в тяжелой оправе, такие же, как у Вин. На дужках Геннадий увидел логотип «Адрианы АР», шведской компании, разрабатывающей программное обеспечение для игр в альтернативной реальности. Недавно эта фирма купила Гугл. У Вин очки тоже были этой фирмы, а вот на очках Фрагмента вовсе не было никакого логотипа.

Геннадий осторожно надел очки и нажал на оправу, активируя их. Немедленно примерно в двух футах перед ним появился холодный голубой прозрачный шар. Очки проецировали шар прямо на сетчатку; вокруг шара вращались многочисленные иконки и управляющие коман ды программ, которые мог видеть только он. Такие интерфейсы Геннадию были знакомы. Требовалось только посмотреть на нужную команду, и она меняла цвет. Потом, моргнув, он может активировать ее или стереть, посмотрев на что-нибудь другое.

– Стандартное программное обеспечение, – заметил он, разглядывая иконки. – Географические службы, Вики, социальные сети… А это что?

Хитченс и Вин надели свои очки, и Геннадий смог сделать иконку видимой для них, пальцами выхватив ее из воздуха. Конечно, он ничего не почувствовал, но смог поставить маленькое стилизованное «Р» на стол, чтобы все могли его разглядеть.

Данаил Гаврилов кивнул, повторяя довольную улыбку того, кто им управлял.

– Это ваша первая остановка, – сказал он. – Небольшое место, которое называется Ривет-Кутюр.

Хитченс извинился и вышел. Геннадий едва заметил это; он активировал иконку и слушал лекцию сногсшибательной молодой блондинки, не существующей в реальности. Он передвинул ее так, чтобы она стояла посреди комнаты, а Миранда Вин проходила через нее.

Эта красавица называлась «серлинг», то есть «рассказчица», и сейчас она рассказывала Геннадию об особенностях игровой виртуальной реальности под названием «Ривет-Кутюр».

Пока она говорила, камеры и пространственные датчики в очках Геннадия показывали, где он и что его окружает. И пока серлинг объясняла, что события Ривет-Кутюр разворачиваются в вымышленном времени – в 1880 году, которого никогда не существовало, – предметы в комнате постепенно менялись. Стены покрылись прозрачными, чуть мерцающими обоями в цветочек, лампы превратились в медные газовые рожки.

Миранда Вин в очередной раз прошла через девушку-серлинга, и Геннадию на секунду показалось, что игра преобразила и ее. И верно – ее блузка с высоким воротником и длинная юбка неожиданно стали казаться вполне уместными. Вздрогнув, он заметил, что ее серьги на самом деле небольшие шестеренки.

– Стимпанк сейчас не в моде, верно? – сказал он.

Вин обернулась и коснулась сережек. Она улыбнулась, и это была ее первая искренняя улыбка, которую Геннадий увидел.

– Мои родители были сторонниками нью эйдж, – сказала она. – Я в знак протеста присоединилась к стимовской группе. Мы носили кринолины и тесные корсеты, я собирала волосы в пучок и скрепляла его длинными булавками. А парни ходили в пенсне, надевали жилеты из ткани в «турецкий огурец»… все такое. Я давно отдалилась от этой культуры, но стиль мне по-прежнему нравится.

Геннадий обнаружил, что улыбается. Он понимал это стремление хоть чем-то выделиться из общества. Карманные часы, которые Вин носила вместо ожерелья, были своего рода талисманом, постоянным напоминанием о том, кто она и насколько уникальна.

Талисман Миранды был вещью из шестеренок и пружин, талисман самого Геннадия – местом; он помнил бетонные коридоры с каплями воды на стенах, темные нагревательные элементы разрушенных реакторов, источающие голубой свет пруды, куда были свалены использованные топливные стержни… неосвещенный коммерческий холодильник, в котором, словно ворох нелепых игрушек, нагромождено целое стадо замороженных северных оленей.

Ривет-Кутюр оказалось не слишком необычным местом. Такой же результат получают многие женщины, надевая под консервативный рабочий костюм изысканное дамское белье. Для тех, у кого нет подобного выхода, то же ощущение собственной тайной уникальности дают миры вроде Ривет-Кутюр. Дети, бродящие в одиночку по улицам Берлина или Миннеаполиса, в то же время идут рука об руку по туманным булыжным мостовым викторианской Атлантиды. Многие из них в свободное время разрабатывают новые подробности этих мест, создают одежду, творят историю Ривет-Кутюр. Это не просто игра, и она распространена по всему миру.

Миранда Вин подтащила свои сумки к выходу, и Фрагмент открыл для нее дверь. Они повернулись к Геннадию, который все еще сидел за опустевшим столом.

– Готовы? – спросила Миранда.

– Иду, – сказал он, встал и из Стокгольма шагнул в Атлантиду.

У Ривет-Кутюр – очаровательная легкость: обычно к тому, что видишь или слышишь, добавляются один-два мазка – довольно, чтобы придать оттенок необычности нормальным и привычным в прочих отношениях местам. В лифте очки Геннадия сделали флуоресцентное освещение похожим на свет свечей. В вестибюле поверх терминала, которым пользовался клерк на входе, нарисовался старинный кассовый аппарат. На улицах Геннадий слышал ржание лошадей и замечал в быстром потоке электрических автомобилей черные головы, встряхивающие гривами.

В Стокгольме и без того великолепие классицизма сочеталось с высоким модерном. Эти улицы когда-то действительно освещались газом, и многие из них по-прежнему оставались булыжными, особенно вокруг таких романтических местных достопримечательностей, как королевский дворец. Ривет-Кутюр приходилось не слишком стараться, чтобы добиться нужного эффекта, особенно когда начали появляться яркие, точно звезды, фигуры других играющих. Они видны были за километры, даже сквозь дома и холмы, что сильно упрощало встречу с ними. Правила игры запрещали некоторые виды связи – к примеру, в ней не было телефонов, но вскоре Геннадий, Миранда и Фрагмент уже сидели в кафе с двумя другими давними игроками.

Геннадий отдал инициативу Миранде, и та с воодушевлением погрузилась в обсуждение политики и истории Ривет-Кутюр. Она явно бывала здесь раньше, и ее интерес ко всем подробностям местной жизни объяснялся не только стремлением отыскать сына. Геннадий, пока она говорила, следил за ее руками, а ее кофе и шафрановая булочка остывали.

Агата и Пер легко разговорились с Мирандой, но с Геннадием держались настороженно. Его это устраивало, потому что он обычно с трудом общался с незнакомыми людьми. И поэтому, слушая, узнавал много нового.

Атлантида, входившая в Ривет-Кутюр, в то же время была общемировым городом. Его части располагались повсюду, но их местоположение менялось в зависимости от действий игроков. Вы могли сменить свое местоположение на соседнее, но при этом утрачивали прежнее. Как правило, это не представляло проблемы, хотя означало, что другие игроки могут возникать и исчезать, когда вы движетесь.

Игра была бесплатная. Удивительно, но не слишком. Бесплатных игр существовало множество, но мало настолько подробных и сложных, как эта. Геннадий предполагал, что за игрой стоят большие деньги, но было еще кое-что, не менее важное, – внимание огромного количества любителей.

Цель игры – приобретение власти и влияния в обществе Атлантиды. Ривет-Кутюр – игра политическая, и большинство ходов в ней совершается в беседах. Самым древним предком этой игры, вероятно, была настольная игра XX века «Дипломатия». Геннадий высказал эту догадку, и Пер улыбнулся.

– Да, настолка, – сказал он, – но скорее игра по почте вроде «Слобовии», в которой от вас требовалось написать рассказ, объясняющий ваш ход. Как и герои рассказов Слобовии, мы – дипломаты, куртизанки, воришки или члены правительства. Все коррумпированные, конечно, – добавил он и снова улыбнулся.

– И часто охотимся на новичков, – с усмешкой добавила Агата.

– А, да, – сказал Пер, будто что-то вспомнив. – У меня, у опального министра Пуддльглума Фудтакера, много врагов, и за всеми моими сторонниками ведется постоянная слежка. Вы должны передать этот дипломатический пакет одному из моих товарищей-заговорщиков. Если вы попадете в засаду и вас убьют, это не моя проблема. Но не забудьте при первых же признаках опасности уничтожить пакет.

– М-м, – сказал Геннадий, когда Пер передал ему завернутый в кусок сукна пакет размером с папку для файлов. – А как могут выглядеть первые признаки опасности?

Пер взглянул на Агату. Та поджала губы и посмотрела на потолок.

– Ну, например, незнакомый человек начнет к вам приставать, или группа людей преградит вам путь, – сказала она.

Пер подался вперед.

– Если вы мне поможете, – прошептал он, – вас ждет щедрая награда. У меня есть влиятельные друзья, и, когда я верну себе свой законной пост, я смогу способствовать вашей карьере.

Перу нужно было идти на работу (в реальном мире), поэтому они расстались, и группа Геннадия по голубой ветке метро проехала до станции «Радузет», которая преобразилась в фантастическую пещеру, освещенную свечами и полную неприметных незнакомцев в плащах с капюшонами. Поднявшись наверх, они быстро отыскали на узкой боковой улице душную маленькую маклерскую контору, в которой секретарша без вопросов приняла у Геннадия пакет. Она была в костюме «шанель», но из-под ее стола выглядывало высокое перо, и в ответ на любопытный взгляд Геннадия она протянула руку и показала ему нарядную викторианскую чайную шляпку.

Выйдя на улицу, Геннадий сказал:

– Кажется, тут большую роль играют костюмы. Я же неудачно одет.

Миранда рассмеялась.

– Ваш костюм вполне подходит. Не хватает только часов на цепочке и жилета. И вы станете франтом. А что касается тебя…

Она повернулась к Фрагменту.

– У меня много костюмов, – сказал сираноид. – Возьму один и присоединюсь к вам в отеле.

Он повернулся и начал уходить.

– Но… Подожди!

Геннадий пошел было за ним, но Миранда удержала его за руку. Она покачала головой.

– Он приходит и уходит, – сказала она. – И мы ничего не можем сделать, хотя, вероятно, люди Хитченса следят за ним. Вряд ли они чего-то добьются. Я уверена, что Фрагмент бывает только в виртуальных местах.

Геннадий видел, как сираноид исчез на станции в метро. И одновременно – из Ривет-Кутюр. Геннадий недовольно сказал:

– Давайте тоже ненадолго исчезнем. Я хотел бы взглянуть на своих оленей.

– Можете идти, – холодно сказала Миранда, – но я останусь. Я ищу сына, мистер Малянов. Для меня это не игра.

– Олени тоже.

Оказалось, ему не нужно было покидать Ривет-Кутюр, чтобы узнать последние новости. Много сообщений о раскрытии очередного террористического заговора и аресте террористов, но ничего об отдельных агентах, проводящих оперативную работу. Геннадий, который пережил всплеск славы после того, как несколько лет назад сорвал попытку взорвать саркофаг реактора в Чернобыле, считал, что это правильно. Сам он тогда взялся за эту работу потому, что на пустых улицах Припяти оставался совершенно один. И очень болезненно пережил телеинтервью и последующую известность, когда его начали узнавать на улице.

Они поискали для Геннадия одежду в стиле стим-панк. Геннадий страстно ненавидел походы по магазинам и стеснялся результатов, но Миранде как будто понравилось. Днем они встретили еще нескольких жителей Атлантиды, но он старался держаться в стороне, и за ужином Миранда спросила его, играл ли он когда-нибудь в ролевые игры. Геннадий рассмеялся.

– Да я постоянно этим занят.

Он назвал с полдесятка популярных онлайн-миров. В каждом у него было много аватаров, один из них жил уже десять лет. Его застенчивость удивила Миранду, и он объяснил, что аватары позволяют ему, не покидая дома, общаться с другими игроками. У него было множество тел, и играл он за персонажей обоих полов. Но разговор аватаров не сравнить с беседой с реальным человеком, даже в альтернативной реальности, такой, как Ривет-Кутюр.

– Сегодня это называют социофобией, – неохотно сказал он. – Но на самом деле я просто стесняюсь.

Миранда удивилась.

– О! – Наступила долгая пауза; пока она думала, он ерзал на стуле. – Может, вам лучше было бы удвоиться? – спросила она наконец.

– Как это?

– Ну, вы могли бы «оседлать» меня – как Фрагмент управляет Данаилом Гавриловым. Разумеется, только во время игровых контактов, – сухо добавила она.

– Все в порядке, – с досадой сказал он. – Я втянусь, вот увидите… Просто я думал, что сейчас буду в своей квартире. Не ожидал, что предстоит работа в такой дали и такая неопределенно длительная. И никакого представления о том, что будет дальше. Я даже не знаю, как расследовать то, что расследую. Кого расспросить? Все это мне непривычно, и требуется время, чтобы втянуться.

Ему не нравилось, что Миранда считает его кем-то вроде социального калеки, которого нужно подгонять. Ему предстояла работа, и он лучше всех знал, каковы ставки.

Потому что для большинства людей «плутоний» – просто слово, такое же, как слово «вампир». Мало кто держал плутоний в руках или видел результаты его действия. А Геннадий знал его цвет, вес, знал, как его можно использовать.

Он не позволит своим недостаткам помешать ему найти эту субстанцию, потому что сам факт, что плутоний кому-то нужен, уже катастрофа. Если Геннадий его не найдет, он каждое утро будет ждать, что включит новости и услышит, в каком городе он обнаружился – и сколько миллионов жизней унес.

Ночью он часами лежал без сна, пытаясь связать условия модной игры с жесткой контрабандной операцией, которую ему предстоит раскрыть и остановить.

Он решил, что действия Ривет-Кутюр весьма напоминают тайное общество. Первое взаимодействие, когда он передавал якобы дипломатический пакет от одного игрока другому, предполагало физический механизм передачи плутония. Когда после ужина он поговорил об этом с Хитченсом, агент Интерпола подтвердил его подозрения.

– Мы абсолютно уверены, что организованная преступность начала использовать подобные игры для переправки разных вещей. Например, наркотиков. Можно использовать двух никак не связанных друг с другом людей в качестве курьеров для того, чтобы отдавать или получать посылку, можно даже организовать целую цепь таких передач. Каждый шаг может составлять несколько километров и быть пешим – при этом все наше оборудование обнаружения бессильно. Один игрок может перенести пакет через границу, а другой потом найдет его по координатам джи-пи-эс. Кошмар.

Но Ривет-Кутюр – только ворота или дорожный указатель на пути в «далекую Силению». Между Ривет-Кутюр и Силенией находится место, откуда сын Миранды посылал бо льшую часть своих электронных писем. Он называл это место «Оверсэтч».

Если Ривет-Кутюр подобна тайному обществу, действующему в нормальной культуре, тогда Оверсэтч – тайное общество второго порядка, существующее только в культуре Ривет-Кутюр. Заговор внутри заговора.

Хитченс признался, что ненавидит игровую альтернативную реальность.

– Они уничтожают все усилия структур безопасности, прилагаемые после одиннадцатого сентября. Просто разрушают их. Потому что вы стали никем – дьявольщина, вы можете завести себе в такой игре множество персоналий, играющих одну роль, переселяясь в них из одного в другого. География утратила значение, индивидуальность превращается в шутку – все на планете становятся подобными Фрагменту. Как в таких условиях раскрыть заговор?

На следующее утро Геннадий рассказал об этом Миранде, и та серьезно кивнула.

– Вы наполовину правы, – сказала она.

– Только наполовину?

– В играх происходит слишком многое. Если вы готовы, возможно, сегодня мы это увидим.

Он был готов. Новый наряд помогал ему не выделяться из толпы игроков. Он решил использовать это как стену между собой и другими аватарами. Он будет участвовать в игре в открытую, как часто делал это из безопасности своей комнаты. Во всяком случае, попробует.

Они хорошо провели день. Миранда с фанатичной решимостью, порожденной необходимостью найти сына, играла в эту игру уже несколько недель. Геннадий понял, что если разговаривает с незнакомцами на улицах от своего имени, то чувствует себя парализованным и не может играть, но, если он говорит от лица своего персонажа, сэра Артура Тоула, берет верх многолетний опыт игры. Они с Мирандой быстро создали сеть знакомств и взаимных обязанностей. Фрагмента они встречали каждый день или через день; любопытно, что Геннадий легко усвоил манеру обращения с ним Лэнса Хитченса; они встречались, Геннадий отчитывался, и его собеседник довольно кивал.

Люди Хитченса взяли Фрагмента, когда тот переносил кусок плутония. Вот почти все, что Геннадий знал о сираноиде, и почти все, что знал Хитченс, как утверждал он сам.

– Мы установили одно, – сказал Хитченс, когда Геннадий чуть надавил. – Его акцент. Данаил Гаврилов не говорит по-английски. Он болгарин. Но он точно воспроизводит английскую речь вплоть до акцента. Американского. Еще точнее, это Западное побережье. Штат Вашингтон или его окрестности.

– Что ж, кое-что для начала есть, – сказал Геннадий.

– Да, – согласился Хитченс, – но немного.

Геннадий знал, для чего Хитченс его нанял, и работал над этим. Но он все чаще думал, что каким-то образом – каким именно, он не мог понять, – его нанял и Фрагмент, и не только его, но все МАГАТЭ в придачу. Мысль была тревожная, но он не стал делиться ею с Хитченсом. Слишком уж она была безумная, чтобы говорить об этом.

Прорыв, обещанный Мирандой, не произошел ни в этот день, ни на следующий. Потребовалась почти неделя напряженной работы, прежде чем Пуддльглум Фудтакер встретился с ними за чаем и передал Миранде написанную от руки записку.

– Сегодняшние координаты «Бастиона грифа», – сказал он. – Еда там великолепная, а разговоры весьма полезны.

Когда Пуддльглум исчез за углом, Миранда развернула записку и испустила торжествующий крик.

– Я умница, – сказала она Геннадию. – Люди Хитченса не могли подобраться к этому месту.

– А что это? – спросил Геннадий. Он подумал о домах, где собирали плутониевую бомбу, или об изготовителях наркотиков, но она ответила:

– Это ресторан. Да, но ресторан атлантский, – добавила она, видя его разочарование. – Продукты поступают из Атлантиды. Здесь их готовят. И едят их только лишь жители Атлантиды. С точки зрения социологии это большой прорыв.

Она объяснила, что за участие в любом человеческом обществе надо платить и платой становятся своеобразные «членские взносы». Например, чтобы продемонстрировать приверженность некоторым религиям, нужно пройти особые обряды, или отказаться от своего мирского имущества, или оставить семью. Люди живут по строгим правилам, и чем строже и многочисленнее эти правила, тем устойчивее общество.

– Это безумие, – сказал Геннадий. – По-вашему выходит, что чем меньше у людей свободы, тем они счастливее.

Миранда пожала плечами.

– Вы обмениваете некоторые менее ценные для вас источники счастья на один большой, более ценный. В игре типа «Ривет-Кутюр» главное – подняться в иерархии общества как можно выше. Мы поднялись на уровень выше, туда, где для нас открыт «Гриф».

Он посмотрел на нее.

– Почему это так важно?

– Потому что Фрагмент сказал мне: «Гриф» – это путь в Оверсэтч.

Они вернулись в отель, чтобы переодеться. Для посещения «Грифа» требовалась более официальная одежда, и Геннадий впервые примерил весь набор регалий Ривет-Кутюр. Откровенный стимпанк. Миранда купила ему тесный костюм в тонкую полоску, на черном жилете был вышит дракон. Он надел два пояса: обычный и кожаный инструментальный, со множеством петель и карманов, свисающий с бедер. Еще Миранда приобрела для него черный котелок и велела набриолинить волосы и зачесать их назад.

Геннадий чувствовал себя ужасно неловко. Когда он вышел, Миранда ждала его в корсете, который казался чугунным, и длинной черной юбке. Из-под юбки виднелись тяжелые черные башмаки. Миранда повертела казавшийся старинным зонтик и улыбнулась Геннадию.

– Настоящий русский джентльмен, – сказала она.

– Украинский, – напомнил он, и они отправились в «Бастион грифа».

Очки Геннадия отфильтровывали спектр электрического освещения. Точно так же микрофоны в ушах устраняли все обычные городские шумы, заменяя их шумами Атлантиды. Они с Мирандой шли по преобразившемуся городу, и, казалось, не было никакой необходимости торопиться здесь, где лучился мягкий янтарный свет уличных фонарей, в отдалении слышалось лошадиное ржание и присутствовал вездесущий треск цикад.

Свернув за угол, они оказались у «Грифа» – это было скорее кафе на открытом воздухе, чем ресторан. На секунду приподняв очки, Гриффин увидел, что на самом деле это переулок между двумя небоскребами, но в Ривет-Кутюр эти здания казались темными каменными чудовищами, украшенными горгульями, а виртуальные деревья закрывали небо. В реальности кафе отделяли от улицы матерчатые ширмы, но здесь высились каменные стены, и над входом был вырезан гриф.

На столах стояли лампы с бумажными абажурами; нарядно одетый официант провел их к столику, за которым – оба нисколько не удивились – сидел Фрагмент. Сираноид пил минеральную воду, вращая ее в стакане в подражание сидевшей за соседним столиком паре.

– Добро пожаловать в Атлантиду, – сказал Фрагмент Геннадию, разворачивавшему салфетку.

Геннадий кивнул; ему и в самом деле показалось, что он перенесся в какой-то параллельный мир, а не оставался в переулке в центре города.

Вернулся официант и перечислил особые блюда вечера. Он оставил меню, и, открыв его, Геннадий обнаружил, что все цены проставлены в игровой валюте – атлантидских динарах.

Он наклонился к Миранде.

– Игра-то бесплатная, – прошептал он, – но кто платит за все это великолепие?

Фрагмент услышал и рассмеялся.

– Я сказал: добро пожаловать в Атлантиду. У нас своя экономика, как и в Швеции.

Геннадий покачал головой. Он изучал игру и знал, что невозможно перевести динары ни в какую реальную валюту.

– Я хотел спросить, кто платит за мясо, овощи, за вино.

– Все это производят в Атлантиде, – сказал Фрагмент. – Если хотите заработать здесь реальную валюту, могу свести с теми, кто этим занимается.

Миранда отрицательно покачала головой.

– Мы хотим подняться на следующий уровень. В Оверсэтч, – сказала она. – Ты это знаешь. Почему ты не отвел нас прямо туда?

Фрагмент пожал плечами.

– Я пытался провести туда людей Хитченса. Они не смогли туда попасть.

– Насколько я понял, Оверсэтч – это нечто вроде виртуальной игры внутри Ривет-Кутюр, – предположил Геннадий. – Так что нужно узнать правила, людей и обстановку в Ривет-Кутюр, прежде чем попасть в метаигру.