Час волка Маккаммон Роберт
Раздался звонок будильника, дребезжащий звук. Он длился, быть может, секунд десять, и ко времени, когда звон смолк, Майкл был уже за дверью и двигался в сторону локомотива.
Глава 2
Солдат на стыке вагонов пихнул Майкла пистолетом, и Майкл проскочил через дверь в тот вагон, где они завтракали. Солдат остался сзади, дверь за спиной Майкла со скрипом захлопнулась.
Все металлические щиты были закрыты. Лампы в люстре светили слабо, как и лампы вагона. Майкл пошел вдоль вагона, но остановился у покрытого белой скатертью стола.
Тарелки убраны не были. В остатках ростбифа Сэндлера, был нож, воткнутый ручкой вверх, так и предлагавший взять себя.
Майкл уставился на нож. Это была интересная ситуация: почему нож все еще здесь? Ответ мог быть только один: Сэндлер ожидал, что он его возьмет. А что произойдет, если он возьмет? Майкл осторожно коснулся пальцем ручки ножа, пощупал вокруг него легкими касаниями и нашел то, что искал. Тонкая, почти невидимая жилка провода была обернута вокруг ручки. Она вела вверх, укрываемая полумраком помещения, к люстре над головой. Майкл осмотрел осветительную арматуру. Там оказался маленький хорошо спрятанный бронзовый пистолет, к его взведенному курку и вела эта жилка провода. Он оценил угол направления ствола и понял, что если бы он вытащил нож из ростбифа, курок сработал бы и пуля попала бы ему в левое плечо. Майкл угрюмо усмехнулся. Вот почему его оставили в купе на два часа. В течение этого времени Сэндлер и его команда были заняты тем, что сооружали устройства вроде этого. Действительно, десятиминутная фора в старте. Эта игра могла бы закончиться очень скоро.
Он решил дать Сэндлеру кое о чем подумать, может быть немного задержать его; отступил в сторону от направления стрельбы пистолета и пнул ножку стола. Когда стол упал, нить дернулась, пистолет сработал с громким резким звуком. Пуля выбила щепки из стенки розового дерева. Майкл схватил нож и снова был изумлен: от него остался только бесполезный обломок лезвия. Он снял пистолет с люстры, но уже знал, что увидит. Он был рассчитан только на один выстрел.
Столько шума из ничего. Он выпустил пистолет из рук на ковер и пошел через вагон. Однако шаги его замедлились, стали более осторожными. Он выискивал натянутые проводки, растянутые по полу, в то же время сознавая, что такой проводок мог внезапно зацепить его и за волосы. У двери на кухню он задержался, остановив руку около ее ручки. Наверняка Сэндлер рассчитывал, что он попытается открыть эту дверь, чтобы взять то, что могло лежать за ней. Ручка двери была недавно начищена и сверкала как обещание. Слишком просто, подумал Майкл. Поворот этой ручки мог потянуть курок пистолета, нацеленного так, чтобы разнести его сквозь дверь. Он отвел руку, отошел от двери и продолжил движение. На следующей площадке между вагонами тоже стоял солдат, его глаза под тяжелыми веками не выказывали никаких эмоций. Майклу стало интересно, сколько таких жертв Сэндлера вообще прошли первый вагон. Но поздравлять себя он еще не мог: от локомотива его отделяли еще три вагона.
Майкл вошел через дверь в следующий вагон. Во всю его длину шел центральный проход, с каждой стороны прохода были ряды стульев. Окна были запечатаны металлическими щитами, но две люстры, висящие на равном расстоянии от концов вагона, сияли, фальшиво успокаивая. Вагон мягко раскачивало из стороны в сторону, когда поезд вошел в поворот, и свисток прозвучал короткой предупреждающей нотой. Майкл опустился на колени, глядя вдоль прохода на уровне колен. Если здесь был натянут провод, он бы его не увидел. Он сознавал, что к этому времени Сэндлер уже мог начать действовать, в любой момент охотник может ворваться через дверь за его спиной. Майкл ждать не мог, он встал и медленно пошел вдоль прохода, руки подняты перед ним, а глаза высматривали блеск проводка у колен или лодыжек.
Провода не было, ни вверху, ни внизу. Майкла начал потихоньку прошибать пот: наверняка в этом вагоне было заготовлено что-то, на что он должен нарваться. Либо же он намеренно не содержал никакой западни, представляя из себя просто ловушку для ума. Он приблизился ко второй люстре, в двадцати футах от двери к следующему вагону. Он глянул наверх, когда приблизился к люстре, глаза его отыскивали на бронзовых лапках скрытое оружие; его не было.
Его левая нога на четверть дюйма ушла в ковер, он услышал тихий, мягкий щелчок взводящегося затвора. В одно мгновенье Майкл подскочил, ухватился за люстру и подтянул колени к груди. Прогремел выстрел из пистолета, спрятанного на полу слева от него, свинцовая дробь просвистела через проход в месте, где секунду назад были его колени, и хлестнула по сиденьям справа от него. Через один удар пульса выстрелило второе ружье, разнеся сиденья слева. Щепки и клочья обивки разлетелись вихрем.
Майкл отпустил люстру и опустил ноги на пол. Вокруг плавал голубой дымок. Один взгляд на истерзанные сиденья рассказал ему, что бы сделали с его коленями выстрелы ружей. Искалеченный, он бы рухнул на пол, и в таком виде достался бы в руки Сэндлеру.
Он услышал шум двери, открывшейся в дальнем конце вагона, и оглянулся. Сэндлер, одетый в охотничий костюм цвета хаки, поднял ружье, прицелился и выстрелил.
Майкл мигом нырнул на пол. Пуля просвистела над его левым плечом и выбила щепки возле разбитого окна. Прежде чем Сэндлер успел снова поймать его на мушку, Майкл вскочил и молниеносным движением метнулся за дверь вагона. Там был солдат, как он и ожидал. В руках у солдата был пистолет, он нагнулся к Майклу, ухватил его за пальто на спине и рванул вверх, чтобы поставить на ноги.
Майкл не ожидал, что тот потянет его кверху; он и сам попытался вскочить на ноги, и потому врезался головой в подбородок солдата. Солдат отшатнулся назад, глаза его расширились и помутились от боли. Майкл схватился за его запястье, отвел пистолет в сторону от себя и ладонью ударил по точеному немецкому носу. Нос солдата раздробился, из ноздрей брызнула кровь, и Майкл, крепко ухватившись за «Люгер», отшвырнул солдата в сторону, как сноп соломы. Крутнулся назад, глянул сквозь маленький стеклянный глазок в двери. Сэндлер прошел уже больше половины вагона. Майкл поднял «Люгер», чтобы выстрелить сквозь глазок, и увидел, что Сэндлер остановился. Ствол ружья поднялся. Оба выстрелили одновременно.
Щепки полетели в Майкла, в то время как осколки стекла полетели в Гарри Сэндлера. Что-то похожее на горячее клеймо клюнуло правое бедро Майкла, и от удара он свалился на колени. Дверной стеклянный глазок исчез, и образовалась дыра размером с кулак в том месте, где прошла пуля Сэндлера. Майкл еще раз выстрелил сквозь дверь, и через несколько секунд ему ответила другая ружейная пуля, выбившая фонтан щепок в стене над головой Майкла. Стоять здесь было опасно. Майкл встал, согнувшись, прижал одной рукой окрасившееся красным место на правом бедре и, пятясь, пробрался в дверь следующего вагона.
Лязг и грохот колес поезда заставил его обернуться. В вагоне, в котором он стоял, пола не было; это был полый металлический корпус, и Майкл стоял на краю, глядя вниз на смазанные скоростью пролетавшие мимо шпалы. Над его головой по всей длине вагона, футов на шестьдесят или около этого, проходила железная труба, прикрепленная к потолку. Другого пути, кроме как перехватываться руками по трубе, не было. Он оглянулся на пробитую пулями дверь, через которую только что вышел. Сэндлер явно выжидал благоприятного случая. Может, в него попала одна из пуль «Люгера», или, может быть, ему в лицо попали осколки стекла. Майклу пришло в голову, что для него будет больше шансов выжить в левиафане этого психа в том случае, если он продолжит двигаться к локомотиву и доберется до свистка. Если Сэндлер смертельно ранен, то, вероятно, охоту продолжат солдаты. В любом случае, здесь ему ждать нельзя; к тому же, ружейная пуля пропахала в его ноге борозду, и он терял много крови. Еще через несколько минут от его сил останется только воспоминание. Он засунул «Люгер» за пояс, прыгнул над уносящимися назад шпалами и сцепил руки на железной трубе. Его тело раскачивалось из стороны в сторону, по правой ноге ползла теплая кровь. Он двинулся по трубе, стараясь как можно дальше зацепляться той рукой, которую выбрасывал вперед.
Майкл пробрался дальше середины, когда сквозь грохот колес услышал лай мощного ружья. Пуля ударила в потолок в шести дюймах слева от трубы. Майкл повернул голову и увидел в дверном проеме позади себя Сэндлера, занявшего позицию для еще одного раунда. Сэндлер ухмылялся, по его лицу текли ручейки крови из ссадин от осколков стекла. Он поднял ружье и прицелился в голову Майкла.
Майкл, вися на одной руке, другой выдернул из-за пояса свой «Люгер». Он увидел, что палец Сэндлера уже на курке, и понял, что самому ему выстрелить не успеть.
— Брось пистолет! — прокричал Сэндлер сквозь грохот колес. — Бросай, сукин сын, или я размозжу твою башку!
Майкл замер. Он высчитывал дюймы и доли секунды. Нет, решил он, следующая пуля Сэндлера попадет в цель прежде, чем выстрелит «Люгер».
— Я сказал бросить пистолет! Ну! — Ухмылка Сэндлера превратилась в искаженный оскал, с его подбородка капала кровь.
Пальцы Майкла расцепились. «Люгер» упал на шпалы и исчез.
— Я попал в тебя, так ведь? — прокричал Сэндлер, глядя на темное пятно на бедре Майкла. — Я знал, что попал! Ты думал, что такой ловкий, да? — Он обтер рукой лицо и уставился на красноту, испачкавшую ее.
— Ты пустил мне кровь, сукин сын! — сказал он, и Майкл увидел, как он изумленно смигнул. Осколки стекла блестели в коже его лица. — Ты действительно крутой человек, барон! Я был уверен, что ты клюнешь еще на приманку с ножом! А выстрел тех двух ружей… обычно на этом охота и заканчивалась! Так далеко очень мало кто добирался!
Майкл вцепился обеими руками в трубу. Он судорожно пытался соображать, на его лице выступил холодный пот.
— Но меня вы так еще и не поймали, — сказал он.
— То есть как это «не поймал»? Один нажим на курок — и у меня новый трофей!
— Нет, трофея-то как раз и не будет, — продолжил Майкл. — И это называется охотник? — Он натужно рассмеялся. — К тому же, у вас остался наготове еще один вагон, так? И вы не хотите посмотреть, как я буду пытаться пройти его? С раненой ногой… — он увидел, как в глазах возбужденного вызовом Сэндлера загорелся огонек интереса. — Вы, конечно, можете подстрелить меня прямо здесь, но ведь тогда я упаду на шпалы, и живым меня вы в этом случае не возьмете — а разве не ради этого была затеяна такая охота?
Наступила очередь охотника засмеяться. Он опустил ружье и облизал с губ кровь.
— Однако, у тебя характер, барон! Никогда не ожидал встретить такой характер у нюхателя тюльпанов! Ну, мы оба пустили кровь, а? И поэтому сойдемся на том, что первый раунд — ничья. Но следующий вагон ты не пройдешь, барон; это я тебе обещаю.
— А я говорю, что пройду.
Сэндлер яростно ухмыльнулся.
— Посмотрим. Что ж, продолжаем. Даю тебе шестьдесят секунд.
Майкл добился всего, чего мог. Он продолжил движение по трубе.
Сэндлер вслед ему заорал:
— На этот раз тебе крышка!
Майкл добрался до маленькой площадки перед следующей дверью и спрыгнул на нее. Солдат, охранявший вход в последний вагон, отступил назад, оказавшись вне досягаемости Майкла, и пистолет показал ему двигаться дальше. Майкл оглянулся назад, увидел, что Сэндлер надел ремень винтовки на плечо, готовясь к движению по трубе. Последний вагон ждал его, и Майкл вошел внутрь.
Дверь за ним закрылась. Ее стеклянный глазок был закрашен черным. Внутрь вагона не поступало ни капельки света; тьма была кромешной. Майкл искал перед собой силуэты мебели, осветительных устройств, чего-нибудь, что сказало бы ему, что впереди, но ничего разглядеть не смог. Он вытянул перед собой руки и ступил вперед. Еще шаг. Затем еще. Препятствий пока не было. Рана в бедре тупо пульсировала, по ноге сочилась кровь. Он сделал четвертый шаг, и что-то укусило его за пальцы.
Он убрал руки назад, пальцы у него остро жгло. Лезвия или битое стекло, подумал он. Он опять протянул руку, влево от себя, ощутил пустоту. Два шага вперед и третий влево — рука его задела еще лезвия. Кровь у Майкла похолодела. Это лабиринт, — понял он. И стены лабиринта усеяны ломанными бритвенными лезвиями.
Он быстро снял пиджак и обернул им руки. Потом опять двинулся вперед, дальше в абсолютную черноту. Его чувства обострились; он нюхал воздух, ощущая запах машинного масла, горький запах горящего угля в локомотиве, ледянистость своей собственной крови. Сердце билось, глаза напряженно выискивали в темноте хоть что-нибудь. Его руки коснулись еще одной стены в лезвиях, прямо перед ним. Слева от себя он также наткнулся на усеянную лезвиями стену; лабиринт вел его вправо, и у него не оставалось выбора, только следовать по проходу. Он опять резко свернул влево, внезапно уперевшись в тупик. Майкл знал, что где-то пропустил коридор и должен вернуться по следу назад. Пока он искал выход, лезвия в клочья раздирали пиджак, обернутый вокруг рук; он услышал, как отворилась и затворилась дверь на входе в вагон: прибыл Сэндлер.
— Нравится мой маленький лабиринт, барон? — спросил Сэндлер. — Надеюсь, ты не боишься темноты.
Майкл понял, что лучше не отвечать. Сэндлер бы сориентировался по звуку его голоса. Он ощупью двигался вдоль стены, вздрагивая, когда лезвие проходило сквозь ткань и резало пальцы. Вот он! Узкий коридор или, по крайней мере, то, что казалось коридором. Он вошел в него и продолжал двигаться, держа руки перед собой.
— Я не могу разгадать тебя, барон! — сказал Сэндлер.
Голос передвигался; Сэндлер шел по лабиринту.
— Я думал, что теперь ты сломаешься! Или, может, ты уже сломался и лежишь в смятении в углу. Это так?
Майкл дошел до другой стены. Коридор свернул вправо под непрямым углом, лезвия пронзили его рубашку и впились в мякоть плеча.
— Я знаю, что сейчас ты испуган. Да и кто бы не испугался? Знаешь, для меня тут самая возбуждающая часть охоты; ужас в глазах зверя, когда он понимает, что выхода нет. Однако я-то знаю путь сквозь лабиринт. Я сам его строил, понимаешь. Приятно касаться лезвий, ты так не думаешь?
Говори побольше, — подумал Майкл.
Звук подсказал ему, что Сэндлер был левее его и примерно в пятнадцати-двадцати футах позади. Майкл продолжал двигаться, облегчая себе путь среди лезвий.
— Я знаю, что сейчас ты, наверное, уже порезан в клочья, — говорил Сэндлер. — Тебе следовало бы надеть кожаные перчатки, как у меня. Нужно быть всегда ко всему готовым, барон: это признак настоящего охотника.
Путь Майклу преградила стена. Он поискал слева и справа другой проход. Голос Сэндлера звучал все ближе.
— Если ты сейчас сдашься, я облегчу твою участь. Все, что тебе нужно сказать, это — два слова: «Я сдаюсь». Я сделаю так, чтобы твоя смерть была легкой. Так тебе нравится?
Руки Майкла нашли окончание стены, слева от него. Пиджак, которым были обмотаны пальцы, уже изодрался в клочья, одежда намокла от крови. Раненная нога стала деревенеть. Но выход из вагона должен была быть уже близко, не более, чем в пятнадцати футах впереди. Ее стеклянный глазок тоже должен быть закрашен черным, рассудил он. Поэтому найти дверь будет трудно. Он двинулся вдоль ведущего влево коридора, вагон наклонился, потому что поезд входил в поворот. Коридор повернул и повел вперед. Запах горящего угля усиливался. Дверь должна быть рядом, подумал он. Уже недалеко…
Он сделал еще два шага и услышал металлический звук «пинг» щелчка освобождавшейся проволоки.
Даже хотя Майкл бросился лицом вниз на пол, глаза его ослепил свет многих электрических лампочек, в мозгу закружились синие круги. Он лежал ошеломленный, его равновесие было сломлено, глаза ломило от боли, будто их тоже порезали.
— О, ты уже почти выбрался? — голос Сэндлера послышался в двенадцати футах сзади и справа от него. — Подожди меня там, барон. Я сейчас уже буду.
В глазах Майкла были синие пятна. Он отполз от середины коридора и лег спиной вниз на усеянный лезвиями пол. Сэндлер шагал к нему; он слышал его шаги по доскам пола. Он знал, что охотник ожидал застать его совершенно беспомощным, корчащимся от боли и вцепившимся пальцами в свои глаза. Он извернулся телом так, чтобы руки его были свободны, и высвободил пальцы из разодранного пиджака.
— Скажи что-нибудь, барон, — настаивал Сэндлер. — Чтобы я мог найти тебя и вызволить из твоей беды.
Майкл продолжал молчать, лежа на боку. Он вслушивался в звуки шагов Сэндлера, становящиеся все ближе.
Давай же, черт возьми! — бурлило в Майкле. Давай, я жду!
— Барон? Охота, я думаю, окончена.
Майкл услышал, как лязгнул затвор ружья.
Он ощутил мятный запах лосьона. И тут же услышал скрип начищенной кожи, мягкий скрип половицы и понял, что ноги Сэндлера от него на расстоянии руки.
Майкл выбросил руки вперед, доверяя своему слуху. Пальцы его нащупали посреди коридора лодыжки Сэндлера и крепко сомкнулись. Всей силой спины и плеч он сделал рывок вперед и вверх.
Сэндлер не успел крикнуть. Он упал, изворачиваясь телом. Ружье выстрелило, пуля ударила в потолок, а он сам налетел на одну из утыканных лезвиями стен.
И тогда охотник взвыл.
Когда Сэндлер свалился на пол, извиваясь от боли, Майкл прыгнул на него. Руки его сомкнулись на горле охотника и стали давить. Сэндлер задыхался — но тут что-то деревянное ударило Майкла сбоку по подбородку, и приклад ружья заставил его ослабить хватку. Майкл удерживал рубашку охотника. Сэндлер пытался вырваться, и снова его ударил приклад ружья, в это раз по ключице. Майкл повалился назад, в глазах его все еще плавали синие колечки, и почувствовал, как лезвия врезались ему в плечи. Ружье еще раз выстрелило, из ствола выскочил сноп искр, но пуля ушла в воздух. Майкл снова бросился на Сэндлера и протащил его по лезвиям. Опять Сэндлер взвыл от боли, и к крику его примешался ужас. Майкл ухватился за ружье и не выпускал его, в то время как Сэндлер яростно пытался его вырвать. Пальцы в кожаных перчатках ткнули Майклу в глаза, затем ухватили его за волосы и скрутили их. Майкл кулаком ударил Сэндлера в живот и услышал звук резкого выдоха, когда воздух разом вышел из легких.
Они дрались в коридоре, стоя на коленях, вагон покачивало, вместе с лезвиями в стенах, вонзавшимися им в спины. Ружье было между ними, оба они пытались воспользоваться им как опорой для того, чтобы подняться на ноги. Это была безмолвная борьба, проигравшего ждала смерть. Майкл оперся одной ногой. Он готов был вот-вот подняться, когда Сэндлер кулаком ударил его в солнечное сплетение и опять сбил с ног. Сэндлер поднял колено и ударил им Майкла снизу в подбородок. Ружье всем весом Сэндлера было вдавлено в грудь Майклу. Майкл сопротивлялся, но сбросить охотника не мог. Он потянулся вверх, ухватил Сэндлера за голову и толкнул его лицом на усаженную лезвиями стену позади себя. От боли Сэндлер завопил, его тяжесть свалилась с Майкла.
Сэндлер вскарабкался на ноги, все еще держась за ружье. Майкл дотянулся до него, вцепился в его лодыжку, и от его броска Сэндлер врезался в противоположную стену. Сэндлер сполна вкусил прелести своего лабиринта; он выдернул свою ногу из хватки Майкла и, шатаясь, двинулся по коридору, натыкаясь на стены и воя от боли, когда лезвия оставляли на нем свои следы. Майкл услышал, как он задергал ручку двери, пытаясь открыть ее своей скользкой от крови рукой, и мгновенно вскочил на ноги, бросаясь за охотником.
Сэндлер ударил в дверь плечом. Она разом открылась, залив коридор потоком резкого света. В его сиянии на каждой стене засверкали сотни лезвий, некоторые из них были измазаны красным. Майкла вновь ослепило, но он видел достаточно хорошо, чтобы различить силуэт Сэндлера в раме дверного проема. Он метнулся вперед и налетел на Сэндлера, от силы толчка оба они пролетели сквозь дверь на открытую площадку вагона.
Сэндлер, с лицом, разорванным на окровавленные полоски, и глазами, ослепленными солнцем, завопил: — Убейте его! Убейте! — солдату, стоявшему для охраны на площадке. Солдат на момент застыл от изумления, увидев две залитых кровью фигуры, вырвавшиеся из вагона, и его «Люгер» все еще не был вынут из кобуры. Рука его двинулась к клапану кобуры и расстегнула ее, затем он взялся за пистолет и стал вынимать его.
Зажмурившийся от блеска Майкл видел солдата темной фигурой на фоне светлого поля. Он ударил человека ногой в пах, прежде чем ствол «Люгера» нашел его, и когда солдат согнулся, коленом ударил его в лицо и выбил с площадки, спиной через невысокое железное ограждение. «Люгер» выпалил в воздух, а солдат исчез.
— На помощь! — Сэндлер стоял на площадке на коленях, взывая ко всем, кто мог его услышать.
Но грохот колес заглушал его голос. Майкл придавил ружье ногой, потом прикрыл глаза от солнца ладонью козырьком: за площадкой шел угольный тендер и локомотив, труба выдыхала султаны черного дыма. Сэндлер скрючился, с его лица капала кровь, вся его куртка цвета хаки была забрызгана красным.
— На помощь! — крикнул он, но голос его уже ослаб.
Он дрожал и стонал, раскачиваясь взад-вперед.
— Я намерен убить вас, — сказал Майкл, на этот раз по-английски.
Сэндлер тут же перестал раскачиваться. Он держал голову опущенной, капли крови постукивали по железу.
— Я хочу, чтобы сейчас вы подумали об одном имени: Маргерит Филип. Вы ее помните?
Сэндлер не ответил. Поезд очередной раз проезжал по зеленому лесу в пригороде Берлина. С того места, где находились Майкл и охотник, ни машинисту, ни кочегару их видно не было. Майкл тронул бок Сэндлера носком ботинка.
— Графиня Маргерит. В Каире.
Он чувствовал изнеможение, почти полное истощение, колени его опасно подгибались.
— Надеюсь, что вы ее все же помните. Потому что вы ее убили.
Наконец Сэндлер поднял голову, лицо изодрано, глаза заплыли и превратились в щелки.
— Кто вы? — прохрипел он по-английски.
— Я был другом Маргерит. Вставайте.
— Вы… не немец, да?
— Вставайте, — повторил Майкл.
Он все еще придерживал ногой ружье, но решил его не использовать. Он решил сломать шею Сэндлеру своими собственными руками и сбросить его с поезда, как мешок с дерьмом.
— Встаньте на ноги. Я хочу, чтобы вы смотрели на меня, когда я буду вас убивать.
— Пожалуйста, — простонал Сэндлер. Из ноздрей у него сочилась кровь. — Пожалуйста… не убивайте меня. У меня есть деньги. Я заплачу вам много денег.
— Деньги меня не интересуют. Встаньте.
— Я не могу. Не могу встать. — Сэндлер опять застонал, его тело склонилось вперед. — Мои ноги… Мне кажется, у меня сломаны ноги.
Майкл почувствовал, как горячая волна ярости прошла по его телу. Сколько уже мужчин и женщин изувечил Сэндлер ради гнусного дела нацистской Германии? Разве их мольбам о жалости внимал кто-нибудь? Майклу думалось, что нет. Сэндлер предлагал заплатить ему; хорошо, сейчас он действительно заплатит. Правда, не деньгами. Майкл нагнулся, ухватил охотника со спины за куртку цвета хаки и стал поднимать его на ноги.
И, тем самым, сунул руку в последний капкан. В следующее мгновение Сэндлер — опять притворявшийся, точно так же, как он притворялся пьяным, — неожиданно разогнулся, закусив от злобы нижнюю губу, и лезвие ножа, выдернутого им из правого сапога, блеснуло на желтом солнечном свету.
Нож надвигался как злобный вихрь, его жало было нацелено в середину живота Майкла Галатина.
Менее чем в двух дюймах до цели его движение было остановлено. Запястье Сэндлера было схвачено рукой, крепко в нее вцепившейся. Сэндлер уставился на эту руку, в его заплывших глазах блеснуло безумие.
Рука эта не была человеческой, но при этом и не была и лапой зверя. На ней проросла черная шерсть, пальцы начинали деформироваться и превращаться в когти. Сэндлер от изумления раскрыл рот и глянул человеку в лицо.
Лицевые кости барона изменялись: нос и рот удлинялись в морду, покрытую темной шерстью. Рот раскрылся, демонстрируя клыки, которые выступали, истекая слюной, между человеческими зубами. Сэндлер потерял самообладание, нож выпал из его руки и лязгнул о площадку. Он ощутил звериную вонь, запах пота и волчьей шерсти. Рот его раскрылся для крика.
Майкл, спина которого уже выгибалась, рванулся мордой вперед и впился клыками в глотку охотника. Быстрым звериным рывком головы он хрустнул горлом Сэндлера и вырвал кусок плоти, отвел морду назад и обнажил зияющую дыру там, где было горло Сэндлера. Глаза этого человека напоследок блеснули, лицо исказила судорога, нервы и мышцы вели себя неуправляемо. Майкла опьянил запах крови; он впился опять, клыки его вгрызались в розовую плоть, голова охотника моталась из стороны в сторону, пока он прогрызал тело, стараясь добраться до спинного хребта охотника. Клыки его с хрустом переломили позвоночник и продолжили разгрызать его. Когда Майкл еще раз оторвал морду от Сэндлера, голова охотника держалась на теле только полосками жестких жил и соединительных тканей. Из дыры на месте гортани вырвался стон, когда из легких Сэндлера вышел воздух. Майкл, чья рубашка лопнула по швам, а брюки сползли с задницы, поставил ногу на грудь охотника и толкнул его.
То, что осталось от Гарри Сэндлера, завалилось назад и соскользнуло с ускоряющего в этот момент ход поезда.
Майкл выплюнул изо рта кусок мяса и лег на бок, тело его было между двух полюсов. Он понимал, что ему по-прежнему надо попасть на локомотив и замедлить ход поезда, и лапы волка не смогли бы действовать рычагами. Он удержал себя от полного превращения, от действия тех диких побуждений, которые овладевали его сознанием. Мышцы бугрились под кожей, покрытой темной шерстью и одетой в человеческую одежду. Лапам было неудобно в ботинках, а плечи томились от желания высвободиться одним рывком.
Пока еще нельзя! — подумал Майкл. — Нельзя!
Он стал превращаться обратно в человека из той звериной дикости, в которую начало уводить его тело, и почти через полминуты сел на пол, принявшая человеческую форму голова блестела от пота, а раненую ногу пробирал холод.
Он прихватил ружье, в котором еще оставался один патрон. Затем встал, превозмогая вялость мышц, и вскарабкался по лестнице на площадку, шедшую через верх угольного тендера. Он, пригнувшись, добрался до локомотива, увидел, что машинист с кочегаром работали под крышей локомотивной будки, и спустился по ступенькам внутрь будки.
Когда оба человека увидели его, то тут же подняли руки в знак сдачи: они были вольнонаемными, а не вояками.
— С локомотива! — сказал Майкл по-немецки. Сделал движение ружьем. — Ну.
Кочегар прыгнул, скатился вниз по откосу в лес. Машинист замешкался, глаза его от страха расширились, но Майкл прижал дуло оружия к его горлу, и лишь тогда он, предпочтя удариться костями о камни, а не получить пулю в горле, спрыгнул с локомотива.
Майкл ухватился за рычаг с красной рукоятью и убавил скорость. Он перегнулся через край будки и увидел, что мост через реку Хафель приближался. На расстоянии виднелись башни «Рейхкронена». Место ничуть не хуже других. Он убрал пар и еще раз взобрался на угольный тендер. Локомотив приближался к мосту, его колеса выстукивали все более медленный ритм. Клапан выпуска пара шипел, но у Майкла не было времени думать про это. Поезд все еще двигался к мосту на хорошем ходу. Майкл встал, зажимая рукой раненое бедро. Железнодорожный мост приближался, темно-зеленая вода манила к себе. Он выплюнул еще один кусок кожи; плоть Сэндлера застряла у него в зубах. Он надеялся, что река под мостом окажется достаточной глубины. Если нет, то скоро он пойдет рыбам на корм.
Майкл сделал глубокий вдох и прыгнул.
Глава 3
Утреннее солнце грело безмятежное лицо Чесны, но внутри нее бушевал ураган. Она стояла на травянистом берегу реки перед «Рейхкроненом», следя за тем, как то вниз, то вверх по течению медленно двигались лодки. Они больше четырех часов шарили сетью по дну, но Чесна знала, что в сетях будет только тина и речные растения. Где бы ни был барон, на дне реки Хафель его быть не могло.
— А я говорю вам, что все это вранье, — сказал Мышонок, стоявший рядом с Чесной. Он говорил тихо, потому что поиски барона фон Фанге привлекли толпу зевак.
— Зачем бы ему спускаться сюда, одному? А кроме того, он просто не мог напиться пьяным. Проклятье, мне нельзя было упускать его из вида. — Маленький человечек хмурился и волновался. — Кому-то нужно было позаботиться об этом дураке!
Рыжевато-коричневые глаза Чесны следили за движением лодок, мягкий ветерок шевелил ее золотистые волосы. На ней было черное платье: ее обычное платье на людях, а не траурная одежда. Солдаты обыскивали берега на несколько миль вниз по течению, на случай, если тело выбросило на отмель.
Это было бесполезно, — думала она. Это все обман, но чей обман и зачем?
Ей приходила на ум одна возможность, рассылавшая сигналы тревоги по всем ее нервам: его поймали во время рыскания по номерам Блока и забрали на допрос. Если это так, то полковник Блок ничем это не выдал, когда сегодня ранним утром сообщил Чесне о том, что вызвал полицию, чтобы начать поиски на дне реки. Ее терзали и другие мысли: если барон под пытками расколется, то может рассказать все, что знает. Ее собственная голова, другие головы из ее прекрасно отлаженной антинацистской организации могли оказаться в петлях из фортепьянных струн. А потому: нужно ли ей оставаться здесь, продолжая разыгрывать роль терзаемой беспокойством невесты, или убираться подальше, пока можно? Кроме того, было еще дело Блока и Франкевица: полковник сказал гестаповскому врачу, что хотел, чтобы Тео Франкевиц через двенадцать часов начал отвечать на вопросы. Это время уже приближалось.
Сети на реке не могли найти барона фон Фанге. Вероятно, он уже попался в другую сеть, которая, вероятно, вот-вот поймает ее и ее друзей. Мне надо бы срочно убираться подальше, решила она. Придумать какую-нибудь причину. Добраться до аэропорта и моего самолета и попытаться довести его до Швейцарии.
Мышонок глянул через плечо, и внутри у него все вздрогнуло. К ним приближался полковник Блок и чудовищный мужчина в коротких начищенных сапогах. Он почувствовал себя цыпленком, которого приготовились выпотрошить и бросить в суп. Теперь он узнал правду: его друг — ха, барон! — был прав. Именно Гитлер убил его жену и детей, и именно такие люди — люди, подобные Эриху Блоку — были при этом оружием Гитлера. Мышонок сунул руку в карман своих отлично выглаженных брюк и коснулся лежащего там Железного Креста. У того были острые края.
— Чесна? — позвал Блок. Солнце сверкнуло на его серебряных зубах. — Есть какие-то результаты?
— Нет. — Она постаралась не показать беспокойства в голосе. — Они не нашли даже ботинка.
Блок, одетый в новенькую черную эсэсовскую форму, расположился с другой стороны, рядом с Чесной, а Бутц встал, как гора, позади Мышонка. Полковник покачал головой.
— Боюсь, что они не найдут его. Здесь очень сильное течение. Если он утонул неподалеку отсюда, то к этому времени его могло унести течением на несколько миль. Или он мог зацепиться за подводную корягу, или его стиснуло между камнями, или… — он заметил, что Чесна очень бледна. — Извините, дорогая. Я не хотел описывать это так наглядно.
Она кивнула. Мышонок слышал, как позади него дышал огромный человек, будто раздувались кузнечные мехи, и под мышками у него стекали струйки пота. Чесна сказала:
— Этим утром я еще не видела Гарри. Думаю, что ему все это было бы интересно.
— Я несколько минут назад звонил ему в номер, — сказал Блок. — Я сказал ему, что с бароном, должно быть, что-нибудь случилось. — Блок прищурился от мерцания мягко журчавшей воды. — Гарри несколько плоховато себя чувствует. Заболело горло, говорит. Полагаю, он планирует поспать сегодня подольше… И он просил меня передать свои соболезнования.
— Полагаю, нам не стоит пока беспокоиться, что барон может быть мертв, не правда ли? — холодно спросила Чесна.
— Да, не стоит, — согласился Блок. — Но есть двое свидетелей, которые говорят, что видели, как он споткнулся на берегу реки и…
— Да, да, мне все это известно! Но они не видели, чтобы он падал в реку, не так ли?
— Одному из них показалось, что он слышал всплеск, — напомнил ей Блок. Он потянулся и дотронулся до локтя Чесны, но она отстранилась. Его пальцы на несколько секунд повисли в воздухе, потом он опустил руку. — Я знаю, вы испытываете сильные чувства к этому человеку, Чесна. Полагаю, что вы сейчас в подавленном настроении, — сказал он Мышонку. — Но факты есть факты, не так ли? Если барон не упал в реку и не утонул, то где же…
— Мы что-то зацепили, — закричал один из людей на лодке, что была ярдах в сорока от берега. Со своим напарником он стал с силой тянуть их сеть. — Черт, тяжелое, чем бы оно ни было.
— Сеть, наверное, зацепила утонувшее бревно, — сказал Блок Чесне. — Боюсь, что течение должно было унести тело барона слишком далеко, чтобы…
Сеть показалась из воды. В ее ячейках запуталось человеческое тело, черное от налипшей тины.
Нижняя челюсть Блока бессильно отвисла.
— Мы достали его! — закричал человек в лодке, и Чесна ощутила, что сердце у нее чуть не разорвалось. — О Боже! — донесся голос человека. — Он жив! — Оба человека на лодке пытались втащить тело на борт, облепленная тиной фигура зашевелилась в воде и вползла на лодку.
Блок, словно загипнотизированный, сделал три шага вперед. Его ботинки ступили в грязь и тину.
— Невероятно! — от изумления рот его остался открытым. — Это… совершенно невероятно!
Зеваки, ожидавшие набухший от воды труп, если вообще хоть бы что-нибудь было, хлынули толпою к лодке, причалившей к берегу. Человек, которого только что вынули на поверхность из водяной могилы, отбросил в сторону складки сети, чтобы высвободить ноги.
— Невероятно! — услышала Чесна шепот полковника Блока; он оглянулся на Бутца, лицо которого стало белым как мел. Мышонок издал радостный вскрик, когда увидел черные волосы и зеленые глаза человека в лодке, и вбежал в воду в своих отглаженных брюках, чтобы помочь вытянуть лодку на берег.
Как только киль лодки уткнулся в твердую землю, из нее вышел Галатин. В ботинках у него хлюпало, к тому, что раньше было белой рубашкой, прилипла тина. На нем все еще был галстук бабочкой.
— Боже праведный! — сказал Мышонок, протягивая руки, чтобы обнять человека за плечи. — Мы думали, что уже не увидим вас!
Майкл кивнул. Губы у него были серые, он дрожал. Вода была весьма холодной.
Чесна не двигалась. Но тут она опомнилась и кинулась вперед с распростертыми руками, чтобы обнять барона. Он поморщился, опирая свой вес на одну ногу, и сомкнул на ее спине свои руки, измазанные тиной.
— Ты — живой, ты — живой! — говорила Чесна. — О, Господи, ты — живой! — Она не сдержала слезы, и они потекли по щекам.
Майкл вдохнул аромат свежести, исходящий от Чесны. Холод реки не давал ему отключиться во время долгого плавания, но теперь слабость дала себя знать. Последняя сотня ярдов, затем короткий заплыв под водой, чтобы дать поймать себя сетью, вызвали жесточайшую боль. Кто-то стоял позади Чесны; Майкл увидел глаза полковника Эриха Блока.
— Ну, ну, — сказал с недоверчивой улыбкой полковник. — Восстал из мертвых, да? Бутц, мне и в самом деле кажется, что мы стали свидетелями чуда. Как это ангелы смогли откатить плиту над вами, барон?
Чесна огрызнулась: — Оставьте его в покое! Вы что, не видите, что он совсем без сил?
— О, да, я вижу, что он обессилел. Чего я не могу видеть, так это то, почему он не мертв! Барон, вы, по-видимому, пробыли под водой почти шесть часов. Вы что, отрастили жабры?
— Не совсем, — ответил Майкл. Раненная нога у него онемела, но кровотечение остановилось. — У меня было вот это. — Он поднял правую руку. В ней была полая камышинка длиной около трех футов. — Боюсь, я был чересчур рассеян. Прошлой ночью мне довелось слишком много выпить, и я пошел прогуляться. Я, должно быть, поскользнулся. Как бы то ни было, я упал, и течение потянуло меня. — Он стер рукой грязь с щеки. — Это удивительно, как можно протрезветь, когда понимаешь, что вот-вот утонешь. Что-то зацепилось за мою ногу. Бревно, думаю. Я получил страшный удар в бедро. Видите?
— Продолжайте, — распорядился Блок.
— Я не мог освободиться. А из-за того, что меня затягивало вниз, я не мог высунуть голову из воды. По счастью, там как раз росло несколько камышин. Я оторвал одну от корня, откусил у нее кончик и дышал через нее.
— Действительно, большая удача, — сказал Блок. — Вы научились этой уловке в школе для диверсантов, барон?
Майкл выглядел удивленным.
— Нет, полковник. В бойскаутах.
— И вы пробыли под водой почти шесть часов? Дыша через чертов камыш?
— Этот чертов камыш, как вы его назвали, отправится теперь ко мне домой. Я позолочу его и вставлю в рамку. Никто не способен узнать своих пределов, пока жизнь его не окажется поставлена на карту. Разве не так?
Блок начал было отвечать, но счел за благо не делать этого. Он оглядел людей, которые подступили.
— Приветствуем ваше возвращение к жизни, барон, — сказал он, глаза его были холодны. — Вам лучше бы принять сейчас душ. От вас разит как от рыбы. — Он повернулся и гордо зашагал прочь, с Бутцем по пятам, потом внезапно остановился и снова обратился к барону.
— Крепче держитесь за свою камышинку, барон. Чудеса случаются редко.
— О, не беспокойтесь, — сказал Майкл; он не мог упустить такого случая. — Я буду держать ее в стальном кулаке.
Блок стоял очень тихо, будто бы аршин проглотил.
Майкл почувствовал, как рука Чесны напряженно стиснула его руку. Сердце у нее колотилось.
— Благодарю за заботу, полковник, — сказал Майкл.
Полковник все еще не двигался. Майкл знал, что сейчас два произнесенных им слова бьются в мозгу этого человека. Было ли это оборотом речи или «шпилькой»? Они несколько секунд всматривались друг в друга, как два хищных зверя. Если Майкл был волком, то Эрих Блок был пантерой с серебряными зубами. Затем молчание было нарушено, Блок слабо улыбнулся и кивнул.
— Доброго здоровья, барон, — сказал он и зашагал по берегу реки в сторону «Рейхкронена». Бутц свирепо разглядывал Майкла секунды на три дольше, достаточно, чтобы передать взглядом, что война объявлена, а затем последовал за полковником.
Два немецких офицера, один с увеличительным моноклем, выступили вперед и предложили Майклу проводить его в номера. Опираясь на обоих, Майкл захромал по берегу реки. Чесна и Мышонок шли позади. В вестибюле гостиницы появился возбужденный, с красным лицом управляющий, чтобы сказать, как он сожалеет о несчастном случае с бароном и что отныне вдоль берега реки будет выставлена стенка, чтобы предотвратить подобные несчастья; он предложил услуги врача при гостинице, но Майкл отказался. Не поможет ли барону унять боль бутылка лучшего в гостинице бренди? Барон высказал предположение, что это будет наилучший бальзам.
Как только дверь в номера Чесны закрылась и немецкие офицеры ушли, Майкл опустил свое грязное тело в белое кресло.
— Где вы были? — потребовала Чесна.
— И не пытайтесь отделаться от нас этим враньем про шестичасовое пребывание в реке! — сказал Мышонок. Он налил порцию бренди столетней выдержки, затем дал бокал Майклу. — Что, черт возьми, с вами произошло?
Майкл проглотил бренди. Впечатление было такое, будто он глотнул огня.
— Мне пришлось прокатиться на поезде, — сказал он. — В качестве гостя Гарри Сэндлера. Сэндлер мертв. Я жив. Вот и все.
Он развязал галстук-бабочку и начал стягивать изорванную рубашку. Его плечи и спину покрывали красные полосы порезов от лезвий.
— Полковник Блок позволил Сэндлеру убить меня. Вообразите его удивление.
— Зачем бы это Сэндлеру убивать вас? Он же не знает, кто вы на самом деле!
— Сэндлер хочет — хотел — жениться на вас. И потому приложил некоторые усилия, чтобы убрать меня с дороги. Блок ему содействовал. Хорошие у вас друзья, Чесна.
— Блоку не долго осталось быть моим другом. Гестапо взяло Тео Франкевица.
Майкл внимательно слушал рассказ Чесны о телефонном разговоре, который был у Блока. В свете этого его обмолвка насчет «стального кулака» казалась довольно безрассудной. Франкевиц запоет как пташка, раз гестапо взялось его обрабатывать. И хотя Франкевиц не знает имени Майкла, его глаз художника — хотя и выбитый и налитый кровью — должен запомнить его лицо. И его описания будет достаточно, чтобы навести Эриха Блока и гестапо на всех них.
Майкл встал.
— Нам нужно уходить отсюда как можно быстрее.
— Куда уходить? Из Берлина? — с надеждой спросил Мышонок.
— Тебе — да. А мне — боюсь, что нет. — Он глянул на Чесну. — Мне нужно попасть в Норвегию. На остров Скарпа. Мне кажется, что доктор Гильдебранд изобрел новый вид оружия и там испытывает его на военнопленных. Что общего между этим оружием и Стальным Кулаком — я не знаю, но собираюсь узнать. Вы можете доставить меня туда?
— Не знаю. Мне нужно время, чтобы связаться с соответствующими людьми.
— Сколько времени?
Она покрутила головой.
— Трудно сказать. Самое меньшее — неделя. Самый скорый путь в Норвегию — самолетом. Необходимы остановки для заправки топливом. Плюс продукты и снаряжение для нас. Потом на побережье Норвегии нам придется воспользоваться лодкой, чтобы попасть на Скарпу. Подобные места должны хорошо охраняться: прибрежные мины, береговая радиолокационная станция и Бог знает что еще.
— Вы меня неправильно поняли, — сказал Майкл. — Вы в Норвегию не поедете. Вы выберетесь из Германии и заберете с собой Мышонка. Как только Блок поймет, что я — британский агент, он вычислит, что ваши лучшие роли были сыграны не в фильмах.
— Вам необходим летчик, — ответила Чесна. — Я вожу собственный самолет с девятнадцати лет. У меня десятилетний опыт. И найти другого летчика, чтобы доставить вас в Норвегию, будет невозможно.
Майкл вспомнил, что Сэндлер упоминал, что Чесна в одном из фильмов сама выполняла фигуры высшего пилотажа. Сорвиголова, назвал он ее; Майкл склонен был полагать, что Чесна ван Дорн была одной из самых очаровательных женщин, какие ему когда-либо встречались, и определенно одной из самых красивых. Она была женщиной того типа, которые не нуждались в мужчине, чтобы покровительствовать ей или возносить ее беззащитность. В ней не было ни капли беззащитности, насколько Майкл ее уже знал. Ничего удивительного, что Сэндлер так жаждал заполучить ее: у этого охотника было страстное желание приручить Чесну. Чтобы продержаться так долго в качестве тайного агента среди вражеского лагеря, Чесна должна была быть действительно необыкновенной.
— Вам все равно нужен летчик, — повторила Чесна, и Майклу пришлось согласиться. — Я могу доставить вас самолетом в Норвегию. И могу найти там кого-нибудь с лодкой. А затем — вы будете сами себе хозяин.
— Как насчет меня? — спросил Мышонок. — Проклятье, я-то не собираюсь в Норвегию!
— Я пущу вас по «трубопроводу», — сказала ему Чесна. — У нас есть маршрут в Испанию, — уточнила она, видя, что с лица его не сходит выражение непонимания. — А когда вы попадете туда, мои друзья помогут вам попасть в Англию.
— Ага, тогда порядок. Меня устраивает. Чем быстрее я выберусь из этого змеиного гнезда, тем скорее почувствую себя спокойно.
— Тогда нам лучше прямо сейчас же собирать вещи и убираться отсюда.
Чесна пошла в свою комнату, чтобы начать паковаться, а Майкл отправился в ванную и смыл грязь с лица и головы. Он снял брюки и рассмотрел рану в бедре; пуля прошла насквозь, не задев мышцы, но от нее осталась борозда в мякоти, имеющая красные края. Он знал, что нужно делать.
— Мышонок? — позвал он. — Принеси мне бренди. — Он посмотрел на свои руки, пальцы и ладони густо изрезаны лезвиями. Некоторые из порезов были глубокие и тоже требовали неотложной заботы. Мышонок принес графин, и когда увидел рану от пули, лицо его искривилось. — Принеси простыню с моей постели, — наказал Майкл. — И оторви от нее пару полосок, хорошо?
Мышонок заспешил прочь.
Сначала Майкл промыл бренди раны на руках: дело, при котором от боли он вздрогнул. От него будет разить, как от пьяницы, но раны прочистить необходимо. Затем смочил раны на плечах, потом переключился на ободранное бедро. Он налил немного бренди на фланель и прижал влажную ткань к ране, резко, чтобы не успеть передумать, и чуть не взвыл от боли.
Ему понадобилась еще фланель, и при этом пришлось стиснуть зубы. А затем он просто полил леденящим огнем рану с окровавленными краями.
— Да, это именно то, чего я хочу от Франкевица, — говорил в своих номерах по телефону Эрих Блок. — Описание. Капитан Гальдер там? Он — правильный человек. Он знает, как получать ответы. Скажите капитану Гальдеру, что информация мне нужна прямо сейчас. — От раздражения он фыркнул. — Ну почему меня должно заботить состояние Франкевица? Я сказал, что мне информация нужна сейчас. Сию же минуту. Жду на телефоне.