Паспорт человека мира. Путешествие сквозь 196 стран Поделл Альберт

Южная и Центральная Америки такие большие, красивые, разнообразные и удивительные, а их дороги такие разбитые, речные перевозки настолько бедные, а политические кризисы происходят так часто, что для того, чтобы посетить все 20 стран, мне потребовалось девять разных поездок.

Здесь я вспомню самые хорошие моменты, которые происходили и на озерах, реках и морях.

Вращающаяся черепаха

Во время возвращения домой из большой экспедиции нам со Стивом посчастливилось припарковать трейлер у устья реки Сан-Хуан на тихоокеанском побережье Никарагуа удивительной ночью при полной августовской луне.

Была уже почти полночь, когда, услышав шум, мы вышли из трейлера и поняли, что находимся среди arribada (исп. «пришествие»), то есть в потоке более чем тысячи ярко-зеленых черепах, ползущих в океан, скатываясь по сухому пляжному песку. Они остановились примерно в сотне ярдов над линией прилива, некоторые – около нашего трейлера, вырывая лапами ямы глубиной в полметра, в которые, уже устав, откладывали яйца – одно, два, три… шестьдесят… восемьдесят… иногда сотню в кладке.

Мы со Стивом лежали на животах около ям, наблюдая за этим чудом природы, за магией рождения.

Хоть черепахи и устали от трудов, они все равно засыпали норы и разравнивали поверхность, а затем по мягкому песку, вздыхая и постанывая, как люди, возвращались снова в свои глубины. Они никогда не увидят своих детей. И никогда не узнают, что дети не родятся.

Потому что сотня мальчиков из близлежащего города ждали на пляже ежегодного возвращения черепах. Когда они видели, как черепаха вылезает из океана, один или два мальчика смотрели, где она роет яму, потом рыли еще одну буквально в нескольких дюймах дальше и несколькими футами глубже, затем прорывали туннель к черепашьей яме и ловили мягкие, белые яйца сразу после того, как черепаха их откладывала. Матери-черепахи, желая продолжить свой род, никогда так и не узнали судьбу своих яиц, хотя жадные пальцы хватали их буквально через мгновения после того, как они появлялись на свет.

Я был так расстроен, что всю ночь рассказывал мальчикам на своем плохом испанском о принципах честной игры и просил их оставлять половину или хотя бы треть яиц, чтобы потом появлялись еще черепахи.

Но никто не слушал. Они считали яйца и раскладывали их по сотням, чтобы продать на рынке утром. Несколько голодных детей прокалывали яйца прямо на месте и высасывали желтки сырыми и еще теплыми.

Мальчик, который «позаимствовал» наш фонарик, вернул его к утру с благодарностью и с десятком яиц, которые он собрал, – размером с мячик для пинг-понга, легкие и немного неровные на ощупь. Когда он ушел, я взял их и пошел к пустым норам, и мы со Стивом аккуратно зарыли в землю эти хрупкие семена жизни и вопреки всему надеялись, что они выживут.

Путаница на озере Никарагуа

На следующее утро, зарыв яйца, мы поехали к озеру Никарагуа, самому большому озеру в Центральной Америке и девятнадцатому по величине на планете. Это мрачное место, на берегу стоят несколько вулканов, а на горах высотой 2000 метров постоянно лежат облака.

В жуткую полуденную августовскую жару мы добрались до северо-западного берега озера и проехали через прекрасный город Гранада, одно из первых поселений испанцев в Новом Свете, отлично сохранившийся город с древними церквями и изящными колониальными домами. Единственной современной архитектурной чертой могло считаться то, что посреди города на круговом перекрестке возвышался импрессионистский монумент, который среди древних зданий выглядел несколько не к месту. Мы проехали к пустынному берегу озера, где, так как прошлой ночью мы почти не спали, мы решили разбить лагерь.

Несмотря на холодную неприветливую темно-серую воду и берег, заваленный жестяными банками, полиэтиленовыми пакетами, картонками, соломой, гнилыми фруктами и примерно 32 тоннами сырых водорослей, Стиву было так жарко, что он нырнул в озеро и вынырнул примерно через сто метров, чтобы не иметь дела с мусором. Я шел по вонючему, мягкому берегу и наткнулся на раздутое тело коровы, мертвой уже несколько дней, которая покачивалась на бензиновых волнах в нескольких метрах от берега. Из ее бока был вырван значительный кусок.

Думая о судьбе животного, я посмотрел на озеро и увидел, что Стив с дьявольским упорством плывет к пляжу (мне что, кажется?) с чем-то черным и скользким, словно большой плавник, разрезающим воду в нескольких метрах за ним. Сначала я подумал, что это была акула, но нет, они же живут только в соленой воде, а это было пресное озеро. Дельфин? А разве они живут в пресной воде? Что бы это ни было, оно уплыло, а Стив благополучно добрался до берега. Мы остались в некотором недоумении, что же это было.

До следующего дня мы не понимали, как же нам повезло. В Гранаде нам сказали, что озеро было населено опасными пресноводными акулами, единственными подобными тварями в мире, а монумент в городе был поставлен в их честь и как предупреждение туристам. Нам сказали, что озеро, которое находилось всего в 30 метрах над уровнем моря, было частью океана, пока извержение вулкана не отрезало его от моря, заперев в нем тысячи рыб. Большинство погибло, когда озеро стало пресным из-за дождей и ручьев. Но один вид акул смог развиться, адаптироваться, выжить и стать единственным в мире пресноводным плавниковым людоедом. Невероятно!

И абсолютно неверно!

Истинное происхождение акул было неизвестно, пока 10 лет спустя ихтиологи с помощью чипов не доказали, что эти акулы размножаются только в соленой воде, что по определению значит, что они – морские рыбы. Дальнейшие исследования показали, что это не особый вид акул, а обычные океанские тупорылые акулы, которые приплывали из океана, преодолевая 200 километров, прыгали по рекам, как лосось, доплывали до озера Никарагуа за неделю-полторы и жили там так долго, как хотели, благодаря осморегуляции. Они научились снижать соленость крови больше чем на 50 %, поглощая литры пресной воды и производя мочи в 20 раз больше, чем в соленой воде.

Помимо того что Стив поплавал в акульей моче, он мог бы попасть в настоящий переплет, потому что тупорылые акулы нападают на людей чаще, чем все остальные. Они непредсказуемы, агрессивны и темпераментны – как русские водители, – но при этом длиной около трех метров, с мощными челюстями, да и едят любых млекопитающих, которые влезают им в пасть – от крыс, собак и ленивцев до антилоп, крупного рогатого скота и людей. В Индии я видел, как их генетические сородичи заплывали в Ганг, чтобы съесть человеческие тела, которые традиционно хоронили в Ганге осиротевшие семьи. Ихтиологи считают, что тупорылые акулы – самые опасные для человека, потому что из трех главных видов акул-людоедов (большие белые, тигровые и тупорылые) только последние обычно живут на мелководье недалеко от населенных побережий. Остальные обитают глубже и дальше.

Эти акулы были в озере хищниками высшего порядка. В обычной среде на них охотились только тигровые и большие белые акулы, но так как оба этих вида в озере отсутствовали, тупорылые прямо-таки процветали. До тех пор пока в 80-х сюда не приехали японцы и не выловили почти всех акул из-за плавников.

Дорога смерти

Если пот и слезы считать водой, то эту часть путешествия вполне можно считать водной.

Панамериканское шоссе к северу от Панамы с обеих сторон заросло густыми джунглями, но идеальное дорожное полотно позволяло добраться до нашего пункта назначения максимально быстро. Но на половине пути в Панаму асфальт закончился, и мы оказались на, наверное, самом ужасном участке пути – более 200 миль гравия, острых камушков и глубоких выбоин, продолжавшихся на протяжении всей Южной Коста-Рики. Впереди маячил самый высокий горный перевал нашего путешествия – 3400-метровая вершина печально известного Пика Смерти (Серро де ла Муэрте), пугающе извилистая дорога с резкими поворотами, крутыми обрывами, туманами и оползнями – в общем, полный набор.

Мы не смогли.

Примерно в километре до перевала на очень крутом повороте мы почувствовали удар и услышали визг металла по камню. Стив остановил «Лэндкрузер», и мы вышли посмотреть на трейлер – он был в 15 метрах под нами, стоял, закопавшись в дорогу. Деталь, которая соединяла «Лэндкрузер» и трейлер, все еще цеплялась за машину, при этом оторвавшись от трейлера.

Это была худшая поломка из возможных – починить такое можно только с помощью сварки в хорошем автосервисе, каковых в этих краях не было совсем. Не было смысла тащить эту деталь в сервис, потому что приваривать ее нужно было к трейлеру, но мы не могли никуда его оттащить без нее. Мы застряли на опасной горной дороге, на крутом повороте, где ездили грузовики и не было обочины, на которую можно было бы съехать. Мы были очень далеко от города, на туманном перевале у самой высокой горы в Коста-Рике. В сезон дождей.

Мы решили, что единственный способ вернуть трейлер на дорогу – это сделать абсолютно новую деталь. Поставив предупредительные знаки и камни на дороге, мы разложили палатку на поляне, которую расчистили в джунглях, срубили два бамбука и три дня трудились над бамбуковыми стволами, прикрепляя их к трейлеру.

Мы надеялись, что у бамбука хватит прочности и гибкости, чтобы дотащить трейлер до Сан-Хосе. Если он сломается где-нибудь на Пике Смерти, трейлер может выйти из-под контроля и скатиться на скалы внизу. Но выбора не было. Мы направились в Сан-Хосе на скорости пять километров в час (раньше мы ехали на 25 километров в час).

Через девять дней после того, как мы выехали из Панамы, мы добрались-таки до Сан-Хосе – преодолев примерно 510 километров дороги. Зато мы изобрели новую технику для тех, кто внезапно застревает не пойми где со сломанной деталью трейлера (хотя вряд ли найдется кто-то еще настолько же тупой, чтобы поехать на ненадеждном трейлере по всему миру).

В опасности в Пакуаре

Реки Латинской Америки, текущие с востока на запад, несут свои воды быстрее всех остальных рек в мире. Анды стоят на западной части континента подобно шипам, и сотни высоких гор покрываются снежными шапками или омываются дождями. Это обилие воды мчится в океан по бурным рекам, наполняя их белой пеной.

Я (необдуманно) решил, что будет здорово во время посещения Коста-Рики сплавиться по Пакуаре, страшному потоку, на крутых берегах которого живут голубые зимородки, цапли, туканы, танагры и ящерицы, а сильно заросшие ущелья приютили ягуаров, оцелотов, обезьян и ленивцев. Пакуаре известна именно своими пенящимися водами, а ее пороги достигают пятого класса по международной шкале (максимум – шесть баллов, оценка зависит от узости русла, плавности течения и наличия дополнительных препятствий). Но пороги третьего класса в этой реке считаются сложнее, чем на других реках, из-за непостоянного течения и узких проходов – их преодоление требует особых маневров. Четвертый класс – это долгие, сложные пороги в узких проходах, в которых надо проявлять невероятную точность перед лицом бурлящих вод. Что же касается пятого уровня – так далеко мы еще не заходили.

Все указывало на то, что не стоит этого делать, – уже неделю лил дождь, и река почти кипела. Кроме того, был первый день после Рождества, все спортивные магазины были закрыты, так что я нашел парня, у которого был старый, потрепанный плот и похмелье. Плюс ко всему у меня не было нормальной команды – только моя подруга Анна и два ее не очень больших ребенка, а значит, Пакуаре явно превосходила нас мощью. Я был достаточно опытен, чтобы это понимать, но слишком хотел победить реку, чтобы уже наконец забыть об этой затее. Половина моих неудач начинается с подобных размышлений.

Я греб изо всех сил с левой стороны плота, за мной сидел сын Анны, сама Анна и ее дочь гребли справа, а наш невменяемый гид сидел на корме. Мы загадочным образом справились с Безумным камнем, Двойным порогом, Чокнутым порогом и Пинболом и были уже на полпути к Карибскому порогу, когда плот соскользнул в Подмышку дьявола и накренился в мою сторону. Сын Анны свалился за борт, но с ним все было в порядке, а вот я застрял и наглотался воды. Я лежал на спине, голова моя была в воде, а ноги сжало между задом и корпусом плота, на который приходился весь мой вес. Освободиться я не мог. Я дергался. Я извивался. Я крутился и вертелся, но не мог вылезти. Поток воды, проходивший через мои грудь и лицо, был слишком силен, чтобы я мог подняться и залезть обратно на плот, а ловкость ограничивал спасательный жилет. Вода продолжала заливаться мне в нос и рот.

Я много десятков лет провел в воде – занимался сплавами, каякингом, нырял, серфил на Гавайях, но никогда не попадал в более опасную ситуацию. Хотя мое лицо было всего на несколько сантиметров опущено в воду, я тонул и ничего не мог с этим сделать. Я уже начал думать, что, похоже, так и покину этот мир.

Когда я уже практически потерял сознание, Анна сумела подползти к моей стороне плота, схватила меня за спасательный жилет и втянула обратно на плот – я кашлял, задыхался и в итоге изверг, наверное, литр воды.

Меня слишком сильно трясло, чтобы попросить ее о дыхании рот-в-рот, но я исправил эту ошибку на следующий день.

Между тремя водопадами

В одном месте на северо-востоке Южной Америки находится три водопада: один – самый красивый в мире, второй – самый высокий, а третий – самый волшебный.

Самый прекрасный – это Игуасу, и это – мое самое любимое место на планете.

Я влюбился в Игуасу сразу, как только увидел его, делящего Бразилию и Аргентину, и остаюсь верен ему с тех пор. Игуасу несравненно красив. Он великолепен.

Я добрался до него от Рио-де-Жанейро на автобусе. Это была долгая, нервная поездка, и я хотел провести там примерно полдня. В итоге я застрял на три дня, абсолютно пораженный. Сначала я увидел его с края обрыва, он был примерно 3 километра в ширину, и казалось, что водопад поглощает все вокруг, падая с 82 метров и разбиваясь на 275 струй, между которыми выжили лишь маленькие кустики травы.

После многочасового любования этой красотой я спустился вниз по длинной металлической лестнице на маленький остров посреди реки, в которую падал водопад, – вода шумела с трех сторон, а капли поднимались на высоту 150 метров. Я сидел на одинокой скамейке в джунглях, вокруг никого не было, и с удивлением смотрел, открыв рот, распахнув глаза, оглохнув от невероятного шума, купаясь в мягком тумане, час за часом. Это не похоже ни на одно место в мире. Говорят, что, когда Элеонор Рузвельт увидела Игуасу, она воскликнула: «Бедная Ниагара!»

Вы, может, этого и не знаете, но, скорее всего, уже видели Игуасу в каком-нибудь фильме – «Мистер Магу», «Миссия» или «Полиция Майями» – и это только фильмы на букву «М».

Не полагайтесь на видеоверсию. Если хотите посмотреть на какое-нибудь великое место до того, как откинете коньки, пусть это будет Игуасу.

И не удивляйтесь, если встретите там меня и увидите, как я сижу у подножия водопадов, расслабляясь в тени тропических деревьев, окруженный орхидеями и бабочками, смотрю вверх в экзальтации. Я вернусь, как только смогу.

Примерно в 800 километрах к северу, в Венесуэле, возвышается водопад Анхель, самый высокий непрерывный водопад в мире. Я всегда думал, что это название – «ангел» – пошло от того, что на такой высоте могут жить небесные создания, но на месте я узнал, что его назвали в честь авиатора Джимми Эйнджела, который в 1930-х разбился на маленьком самолете в трех километрах от водопада, выжил, нашел водопад, рассказал о нем миру и увековечил свое имя.

Место это прекрасно – река Чурун течет по плоскому плато Гвианского нагорья в Юго-Западной Венесуэле прямо к вертикальному гладкому спуску горы Дьявола и падает в самые густые джунгли мира – 807 непрерывных метров вниз, вниз, вниз.

Совсем недалеко оттуда шепчет волшебный маленький водопад Канайма. Эта система водопадов похожа на сияющую корону и прячется в идиллическом регионе около юго-восточной границы Венесуэлы с Бразилией и Гвианой. Там находится национальный парк Канайма, шестой по величине в мире заповедник такого рода, размером со штат Мэриленд, нетронутая, незаселенная земля с возвышающимися каменными плато, которые парят в сотнях метров над джунглями. Это одни из самых старых скал на планете, они появились в докембрийский период[10], а теперь покрыты трещинами и ущельями в сотни метров глубиной.

Больше всего среди местных маленьких водопадов высотой не больше 45 метров (местные называют их Хатча, Вадайма, Укайма и Голондрина) мне понравилось то, что под ними скрывался безопасный проход в другое измерение.

Я выскальзывал из гамака каждое утро непозволительно поздно и после завтрака из сочных манго и сладких бананов шлепал по колено в воде по лагуне Канайма к арке сверкающих потоков, направляясь вдоль камней к краю водопадов, потом проходил через тонкую завесу падающей воды и входил в закрытое пещерное пространство, спрятанное за потоками. Я стоял там и не слышал ничего, кроме рева воды. Я не видел неба, земли, деревьев – ничего, только сине-белую занавесь чистой пенистой воды, разбивающейся о землю на расстоянии вытянутой руки. Больше не было ничего. Я был один в зачарованном королевстве, где я мог мечтать парить, смотреть и удивляться, в немом восхищении перед силой и величием природы.

Тяжелые времена в Белизе

Это произошло, как и многие другие катастрофы в моей жизни, по вине прекрасной дамы – или, говоря более точно и менее шовинистически, по причине моей подростковой по характеру, но пожизненной по продолжительности одержимости прекрасными дамами.

Она была израильтянкой, разведенной, прекрасной и весьма чувственной. Я встретил ее через объявление в газете, которыми я пользовался в молодые годы. Мы встречались месяц, потом полетели в Канкун и поехали по прибрежной дороге нырять с рифов в Белизе. Во всяком случае, так мы думали, пока не добрались до границы, где пограничники отказались ее пропустить – у нее был израильский паспорт и не было визы, которая мне, как американцу, была не нужна.

Я стоял перед дилеммой – оставить возлюбленную на границе на несколько дней или отказаться от дайвинга? После долгих раздумий победило рыцарство (циники, конечно, решат, что дело в сексе), и я вернулся со своей леди в Канкун и его шумные рестораны.

В следующий раз мне удалось добраться до Белиза четыре года спустя, снова в компании прекрасной дамы, в этот раз русской, в этот раз – с визой. И снова я чуть не пропустил все веселье. Мы уехали из Канкуна на маленьком «Фольксвагене». Я пообещал девушке показать древние руины майя по пути, поэтому, остановившись в городе Тулум, окруженном стенами, я повернул на запад через джунгли Юкатана вдоль треугольника Кампече, чтобы удивить ее видами Ушмаля и других древних храмов в Кинтана-Роо, Кабахе и Кслапаке.

Девушка была совершенно свободных нравов, рыжая двадцатилетняя дикая барышня, которая любила сорвать одежду среди джунглей или древних развалин. Если рядом были другие туристы, ее это не волновало.

Прогулки по густым джунглям с прекрасной, беззаботной красоткой, разгуливающей голышом и блестящей от капель сезона дождей, не особо способствовали возвращению в машину и движению дальше.

Я еще не думал о том, чтобы посетить все страны, но очень хотел понырять в Белизе. Таким образом, с нечеловеческим напряжением мы добрались до Белиза через десять дней после выезда из Канкуна – настоящий антирекорд для такого расстояния. Но меня вел старый слоган компании-оператора трансатлантических круизов «Кунард Лайн»: «Дорога – половина веселья».

К сожалению, мы опоздали на его вторую половину. Пока мы бродили по лесам, лишь краем глаза замечая дождь, на Белиз обрушился ураган «Кит», который покрыл рифы песком. Прямая атака урагана здесь была редкостью. Основная часть таких штормов формировалась на африканском побережье примерно на той же долготе, что и Белиз, потом они направлялись к западу и рассеивались на севере. Белиз затрагивало редко, и предыдущий большой ураган случился аж в 1961 году.

Я был разочарован. Я занимался дайвингом во всех теплых местах – Косумель, Крит, Большой Кайман, Красное море, Индийский океан, Большой Барьерный риф – и очень хотел испытать риф Дарвин, который называют самым впечатляющим в Вест-Индии. Он является частью 900-километрового Мезоамериканского Барьерного рифа, второго по величине на планете. На нем можно найти 35 видов мягких кораллов, 70 видов твердых кораллов и больше 500 видов рыб. Но мы, прибыв туда, не увидели почти ничего. Мы были в Амбергрис Кэй, Хаф-Мун, Рандеву и в Большой голубой дыре, но все, что было видно, – это взбешенный ураганом песок. Грустное зрелище для того, кто любит рифы.

На плаву в Титикаке

Если вы хотите побывать в по-настоящему таинственном месте, нельзя не вспомнить об островах народа уру, которые плавают в центре озера Титикака. Их поселенцы известны тем, что они сами создали землю, на которой живут. Только голландцы с их дамбами и дубайцы, которые делают насыпные острова в форме пальм, строят что-то похожее, но там, где они используют землю и песок, уру строят из тростника.

Озеро Титикака – самое большое в мире озеро, где есть коммерческая навигация, и самое большое озеро в Южной Америке (Маракайбо не считается, потому что оно сообщается с океаном). Титикака находится почти в четырех километрах над уровнем моря, глубиной оно примерно 300 метров и располагается на границе Боливии и Перу, на северном конце бассейна Альтиплано. Это священное озеро инков, место рождения первого короля инков и озеро, чьи глубины родили бога Виракочу, который создал солнце, звезды, людей, ну и, знаете, вообще все.

Говорят, что уру появились на озере Титикака тогда, когда земли еще не было и тьма носилась над водами. Сложно сказать, кто на самом деле был первым, но инки, несмотря на огромные каменные храмы, уже исчезли, а вот уру все еще тут, две тысячи человек на маленьких плотиках площадью от футбольного поля до трех футбольных полей.

Уру, одетые в шерстяные одежды (дамы носят сверху фетровые накидки), которые защищают их от холода, жестокого ветра Альтиплано, дующего по всему озеру, и от ярких лучей солнца, были весьма приветливы, когда я и моя подруга по путешествиям – высокая голубоглазая спортивная блондинка Джейми – сошли с лодки после двухчасового пути от Пуно. Некоторые мужчины уру были так впечатлены Джейми, что, если бы она попросила, они бы построили ей собственный остров. Не знаю, почему она этого не сделала, кстати.

Когда вы идете по такому острову, это нельзя сравнить ни с чем на земле. Это похоже на прогулки по надувному матрасу, не считая того, что обычно на матрасе ваши ноги не промокают и вы не опасаетесь по колено провалиться в воду 10 °C. Немного похоже на прогулки по сыпучим пескам в Эверглейде или Окефеноки, но тут надо уметь держать равновесие и нет аллигаторов.

Уру создали сорок искусственных островов в неглубоких частях Титикаки, использовав обильно растущий в этих местах крепкий полый тростник с толстыми корнями, похожий на рогоз, – тотуру. Они сплетают маты из тотуры и кладут их на крепкий растущий тростник, который служит фундаментом, а потом строят дома на этих матах, постоянно заменяя подгнивающие листья свежими. Их лодки и дома сделаны из одинаковых листьев, из-за чего и так однообразный пейзаж становится еще и одноцветным, соломенным.

Незабываемое зрелище!

Вниз по Амазонке

Мое первое путешествие по Амазонке было одним из самых сложных, потому что никто из нас не знал, что мы делаем.

Я договорился с Джейми, что возьму ее в поход по перуанской части Амазонки, если она как следует доучит испанский. С самого начала это был полный провал. Уже в аэропорту Арекипы она перепутала направления al frente и en frente, и уже тогда все стало достаточно нехорошо. Я был так взбешен, что накричал на нее, она расстроилась и отказалась переводить вообще.

Наконец мы поняли, как добраться до Икитоса, бурлящего порта в Амазонии более чем в 2500 километров вверх по реке от Атлантического океана. Мне показалось, что это хорошая точка начала путешествия. Я начал искать кого-нибудь, у кого есть лодка, чтобы этот человек взял нас в недельное путешествие вниз по реке и обратно – все коммуникации я осуществлял на своем жалком испанском.

В итоге я нашел тощего парня лет двадцати, который перевозил бананы с дальнего конца реки на прочном каноэобразном транцевом судне с мелкой осадкой и примерно 10 метров в длину. Мы решили встретиться на причале на следующее утро, чтобы отправиться в недельное путешествие.

Я был удивлен, когда он появился перед отъездом и при нем не было ничего, кроме одежды. Мне пришлось уговаривать его остановиться на станции и взять с собой 80 литров бензина. Но только ночью, когда парень начал волноваться, а Джейми согласилась-таки переводить, мы поняли, что ошиблись. Он думал, что я нанял его на семь однодневных поездок по рекам вокруг Икитоса, а не на одно долгое путешествие. Что было еще хуже – он был лишь паромщиком, который плавает через реку. Он никогда не спускался вниз по реке больше, чем на полдня, он не понимал, где мы находимся, у него не было карты, компаса и чувства направления.

У меня все это было, так что с помощью Джейми я попросил его успокоиться и убедил, что верну его домой через неделю, максимум – 10 дней, пока будет работать двигатель. Я разметил наш восьмидесятилитровый бак, чтобы следить за потреблением бензина, замерил скорость потребления и понял, что каждый день спуска вниз по реке равен двум дням подъема.

Так что мы поплыли по второй по величине реке на планете, чайного цвета потоку из ила и гнилых водорослей, который из-за сезона дождей был так широк, что иногда было не видно другого берега (ширина реки в сезон дождей достигала 48 километров, а в сухой сезон – около 10 километров). В реку, которая истощает большую часть джунглей Южной Америки, стекается больше воды, чем если сложить всю воду в следующих семи самых крупных реках мира! 20 % всей свежей воды, которая попадает в Мировой океан, в те благословенные времена, когда полярные льды еще не таяли, вытекали из Амазонки.

Я прекрасно провел время. Но наш капитан был испуган на протяжении всей поездки, особенно когда мы покинули основное русло, чтобы посмотреть на притоки и каналы реки. Он чуть в обморок не упал, когда я попросил его дойти до дренажной канавы. Бедная Джейми металась от восхищения к ужасу.

Мы видели прыгающих амазонских речных дельфинов и ламантинов в чистой воде и радостно приветствовали лодки, которые шли вверх по реке. Я брал фрукты и овощи у фермеров, которые пытались как-то заработать на том, что жили около реки, менялся на наборы для шитья, сигареты, свечи, спички и соль, которые я брал с собой как раз с этой целью, так как наличные мало значили так далеко от цивилизации. Мы менялись еще и на вкусную речную тилапию, говядину, огромного сома цвета грязи и со вкусом грязи, на мясо обезьян, которое мы поджарили ночью на горящем плавнике в ямах, которые вырыли на пляже. Мы с Джейми спали в моей палатке и в одну из ночей – на просторной веранде гостеприимного местного жителя, которая возвышалась на шестах метров на пять над покрытой водой землей. Нам всегда хватало свежей еды, а река обеспечивала водой – приходилось только использовать фильтры.

Полный воды лес (под названием варзеа), через который мы иногда проплывали, и бурные джунгли являются домом для трети видов всех животных Земли. Каждое утро мы просыпались и любовались калейдоскопом любопытных бабочек и слушали удивительную симфонию чирикания, карканья, ворчания, свиста, писка, жужжания, стонов и совсем рано утром – призывов к спариванию. Такое вот природное вступление к зарождающемуся дню. Я был на своем месте, счастлив, как гончая, спущенная с поводка и идущая по следу.

Как-то днем в месте глубиной по грудь и достаточно чистом я решил сделать кое-что, что может показаться глупым (ладно, это и было глупым). Я прыгнул за борт, чтобы смыть с себя недельный пот и грязь, а потом схватил канат, который плыл за лодкой, и медленно плыл по течению примерно час, в тени крон тропических деревьев.

Капитан испугался и жестами показывал, чтобы я вернулся на борт, но я считал, что был в безопасности. Я сомневался, что здесь есть тупорылые акулы, и проверял воду на наличие пираний, бросив за борт кусочек мяса. Единственное – я забыл об анакондах, шныряющих в этих водах. Когда я заметил 4,5-метровую змеюку, скользящую по берегу в моем направлении, я за полсекунды оказался снова в каноэ.

После этого я еще много раз возвращался на эту удивительную реку.

Игры с пингвинами

Я никогда не плавал в холодной воде, но это того стоило.

Мы с Эми, преемницей Джейми, плыли от Гуаякиля на Галапагосы, архипелаг вулканов, ставший известным благодаря Дарвину. Архипелаг пересекает экватор в 600 милях к западу от Эквадора. Острова лежат четко на пути холодного течения Гумбольдта, поэтому температура воды в этих краях всегда около 23 °C – холодновато для длительного погружения. 97,5 % Галапагос занимают национальные парки, там же находится охраняемая морская зона, которая и стала нашей целью. Большинство посетителей едут посмотреть на огромных черепах, игуан и знаменитых дарвиновских зябликов, но мы хотели поплавать с тюленями и пингвинами.

В нашем багаже не было места для мокрой гидры, но мы все же прихватили тонкие гидрокостюмы, хотя та защита, которую они предоставляли от холода, действовала скорее как плацебо. Мы опрокинулись в прозрачные воды в масках и ластах на глазах у любопытных альбатросов, фрегатов и голубоногих олушей.

Когда мы погрузились, из-под камней прыснули разноцветные крабы, куда-то вдаль умчалась зеленая галапагосская черепаха. Темные морские игуаны не обратили на нас внимания, пережевывая водоросли, растущие на камнях. Но у нас все-таки была компания – стая пингвинов и косяк тюленей стали скакать вокруг нас.

Галапагосский пингвин – единственный выживший вид тропических пингвинов, и они мирно плескались рядом с нами, словно мы были их сородичами. В это же время галапагосские морские львы, известные своим любопытством, плыли прямо на нас, быстрые, живые коричневые торпеды, направленные прямо нам в лица, которые сворачивали лишь в самую последнюю секунду, словно были уверены, что столкнутся с нами. Они, интересно, хотели напугать нас, поиграться или, может, усыновить?

Не могу сказать, понравилось ли пингвинам и львам плавать с нами так же, как нам с ними, но этот опыт был для меня, пожалуй, самым ярким в жизни. Я был частью фауны, делил с животными их жизнь, наслаждался мягким, теплым чувством сопричастности в этом бледно-голубом мире.

Медицинская веха

Все эти водные упражнения стали причиной состояния, которое хоть и не сильно меня беспокоило, но все же заставило немного изучить медицину. Я изобрел процедуру облегчения tinea crutis, раздражающей грибковой инфекции, засевшей в паховой зоне, которую часто называют «жокейским зудом».

Учитывая, что эта болезнь процветает в жарком, влажном климате, я решил, что лучшим способом ее вылечить будет сушка и охлаждение. Именно поэтому я большую часть Центральной Америки проехал в чем мать родила, балансируя на подножке «Лэндкрузера», высунув правую ногу, чтобы прохладный ветерок охлаждал зудящие места. У меня нет фотодоказательств использования этой эффективной техники, потому что Стив не мог одновременно вести машину и фотографировать, что, абсолютно точно, и является причиной, по которой Агентство патентов США отклонило мою заявку о коммерциализации этой техники. Если вы хотите попробовать это дома, делайте это только по ночам на безлюдных пригородных трассах и там, где ваша вытянутая нога не наткнется на какую-нибудь повозку.

Нет подножки на машине? Нет проблем. Разденьтесь и растянитесь под кондиционером. Осторожно, не переусердствуйте и не отморозьте себе чего. Отмороженный пах выглядит неприятно, лечить его сложно, как я, к сожалению, узнал одним неудачным вечером в Шамони после катания на Монблане при нулевой температуре. Я нашел статью в медицинском журнале, в которой автор говорил, что залезать в горячую ванну – плохая идея, потому что внезапное повышение температуры может повредить фамильные драгоценности. Парень рекомендовал погрузить замороженные части во что-то мягкое, скользкое, температуры тела и держать там около двух часов.

Приступ tinea crutis был не худшим опытом во время путешествий. Я хлебнул сполна: порвал подколенное сухожилие в ледниковой трещине во время спасательной операции, сломал два ребра, упав со скалы и приземлившись грудью на поваленное дерево, сломал еще одно ребро в неприятной стычке на Касабланке, порвал мышцы плечевого пояса с обеих сторон, катаясь на лыжах, после укуса черноногого клеща получил сильный приступ клещевого боррелиоза, потребовал спасения после кессонной болезни, когда сломанный глубинометр завел меня на 50 метров под землю у Кюрасао, почти потерял левую руку в Канаде, когда стафилококк, устойчивый к лекарствам, засел у меня в локте после падения с велосипеда, а еще – получил жуткий приступ кишечной инфекции в Индии, после которого потерял 11 килограммов, но зато спас себя от линчевания (об этом, собственно, я уже рассказывал). Еще я стесал колено до кости, когда мотоцикл начал скользить по песку на крутом холме в Арубе, что позволило мне освоить еще один медицинский навык – очищения и дезинфекции раны хлором, когда набора для первой помощи поблизости нет, – я поискал ближайший безлюдный задний двор и прыгнул в тамошний бассейн.