Паспорт человека мира. Путешествие сквозь 196 стран Поделл Альберт

Мы знали, что у нас почти не осталось времени, чтобы посетить Томбукту. Обширные территории с трех сторон города находились под контролем туарегов, жестокого и беспощадного племени, презиравшего местное правительство Бамако, которое, по их мнению, ущемляло их интересы из-за более светлого цвета кожи. Многие десятилетия туареги участвовали в нерегулярных грабежах и волнениях в области и стали причиной одного из самых ужасных происшествий в карьере Годфрида. Он рассказал мне: «Я был проводником группы, состоявшей из шести итальянцев, направлявшейся в самое сердце пустыни, где ведется добыча соли, в город под названием Таоденни, расположенный в 660 километрах к северу от Томбукту. Поблизости находились базы некоторых из мятежников. На полпути к городу нас остановила банда этих людей. Они обстреляли наши шины и забрали еду и почти всю воду. Они не убили нас, но вывернули наизнанку весь багаж. Забрали все деньги, которые были у меня на поездку, все деньги, принадлежавшие моим клиентам, каждую мелочь, которая им приглянулась».

Я спросил его, как же он выжил.

– Произошло чудо. Тогда люди только начинали пользоваться мобильными телефонами. Мой шеф имел при себе телефон, который можно было зарядить от солнечной энергии. Грабители не знали, как им пользоваться, и сразу выкинули. И когда они ушли, шеф, которому я помогал в поездке, использовал телефон. Нам понадобилась вся вторая половина дня, чтобы дозвониться до военной базы в Томбукту. Мы поговорили с замечательным человеком, которого я не забуду по гроб жизни и который знал всю пустыню вдоль и поперек. «Скажите мне, какого цвета песок вокруг вас», – сказал он мне и точно определил, где мы находимся, потому что его отец посвятил его в тонкости профессии торговца солью и он путешествовал по Сахаре с караванами почти всю свою жизнь. Им понадобилось три дня, чтобы преодолеть 350 километров на джипе. Они спасли нас.

С той поры туареги сформировали Национальное движение за освобождение Азавада в северо-восточном регионе Мали и задались целью отнять контроль над территорией у центрального правительства. В их ряды вступили радикальные исламисты, и их самые рьяные последователи организовали новое движение под названием «Ансар-ад-Дин» («Защитники веры»), центром которого стали беззаконные земли на границе Мали и Алжира в неприступных горах Адрар-Ифорас. Они решили превратить Северное Мали, включая Томбукту, в строгое исламское государство, подчиняющееся закону шариата. Вдобавок к этим опасностям в этой области хозяйничали «Аль-Каида» из исламского Магриба и «ДЕДЗА» («Движение за единство и джихад в Западной Африке»). Попади мы им в лапы, стали бы товаром обмена или мертвым мясом.

После долгих раздумий, зная, что мои желания могут взять верх над осторожностью, я решил пойти на риск и попытаться добраться до Томбукту. Уже долгие годы я хотел посетить этот многоэтажный город, и, возможно, это был мой последний шанс. Я посчитал, что игра стоит свеч.

Из Дженне предстоял двухдневный путь по пустыне через Мопти до Томбукту. Нам приходилось постоянно выбирать между твердой дорогой с ее рваными глубокими выбоинами и песком, настолько сухим, что нам приходилось толкать автомобиль на любом подъеме, угол которого превышал пять градусов. За всю поездку мы встретили только одну другую машину, белый фургон с тремя неотразимыми итальянками в купальниках – или это был мираж? – застрявший в песке по самые покрышки. Мы вытянули их машину на лебедке, и я было хотел предложить поразвлечься, но им было не по пути. Главными виновниками пробок на дороге были караваны осликов – по 50, 100, 200 голов и даже больше, – которые несли соль в направлении юго-запада к порту Мопти у места слияния рек Нигер и Бани или продукты и предметы быта на северо-восток к Томбукту. (Караваны верблюдов нечасто уходили слишком далеко на юг от Томбукту, потому что на них сразу налетали тучи мух цеце, которые не могут жить в более сухих землях на севере.)

В Сахаре было настолько сухо, что за 33 дня я увидел лишь одно облачко и, конечно, никакого тумана или росы. Настолько сухо, что во многих областях выпадало лишь 10 сантиметров осадков в год в сравнении с более чем тремя метрами в Западной Африке. Настолько сухо, что в машине Бога, где не было кондиционера, а все окна были открыты настежь, чтобы впустить ветер, вода, которую я вылил на себя, чтобы охладиться, испарялась за 10 минут. Настолько сухо, что ночью я не смог бы наполнить мочой и двух кофейных чашечек, хотя днем выпивал больше 20 стаканов. Настолько сухо, что моя повышенная сопливость, вызванная загрязнением в Уагадугу, застыла, как водопад Вайоминга зимой. Настолько сухо, что у меня не хватало слюны, когда я пытался сплюнуть.

В конце путешествия мой иссушенный нос трескался при любом прикосновении, а глаза были ужасно раздражены от песчаной пыли. Старая машина Бога отправилась на два дня в ремонт со сломанным шарнирным соединением, скрипящим картером и протекающим радиатором, который нуждался в сварке.

Томбукту уже давно стал символом приключений, побега от реальности, далеких мест, мистической недоступности Сахары, богом забытого места, конца всех дорог. И все это чувствуется здесь, хотя теперь это лишь пыльный и безотрадный скелет города, сиявшего в XIV веке, когда он был столицей Империи Мали, контролировавшей весь северо-западный регион Африки и распространявшей на своих территориях заветы ислама.

На карте видно, почему Томбукту все еще имеет славу места для диких приключений – это одно из самых недоступных мест на всей территории между полярными полюсами, которое находится в чудовищно горячем сердце самой большой пустыни мира. Отправляйтесь на запад от Томбукту, и вы увидите лишь тысячи километров пустынных равнин, пока не выйдете к Атлантическому океану. Направьтесь к северу, и до ближайшего питьевого источника у подножья Атласских гор вы будете окружены 2000 километров пустыни-убийцы. Проложите маршрут на восток, и ближайшим населенным пунктом будет Агазир, полузаброшенный перекресток караванных дорог, расположенный в 1500 километрах, за которым вас ждут еще 2000 километров негостеприимной пустыни. На юге пролегает река Нигер, Могучий Бронзовый Бог, извивающаяся на протяжении 2000 километров, прежде чем слиться с Гвинейским заливом в массивной болотистой дельте. Это та река, которая на протяжении сотен лет расстраивала планы французских и британских колонизаторов с помощью смертоносных лихорадок и яростных племен, проживавших на ее берегах.

Трясясь со Стивом по иссушающей пустыне, пересекая еще одну часть света, мы болтали о наших пустынных мечтах. В его планы входило напиться до изнеможения ледяного пива в самом центре Гоби. (И последние десять лет мы раздумывали над путешествием в Монголию, где у нас был бы шанс выпить как раз такого пива.) Моей пустынной мечтой был десерт – поесть настоящее мороженое в Томбукту. Чтобы воплотить мечту в реальность, еще в 1988 году я запасся целым пакетом сублимированного мороженого. Незадолго до поездки я смахнул с него пыль и, не глядя на дату истечения срока хранения, засунул в свою сумку. Когда вечером мы добрались до Томбукту, я по-царски отужинал, расстелив коврик на остывающем песке, наблюдая за красным закатом над Сахарой и наслаждаясь мороженым, которое я ждал больше 40 лет.

Бог и Бернард ушли искать пристанища в отеле рядом с ремонтным магазином, а я расстелил свой спальный мешок в старом загоне для верблюдов на отшибе города, где теплый ветер носился между алмазными звездами безоблачного ночного неба.

На следующий день в городе я встретил погонщика каравана туарегов, который пригласил меня в свою палатку попробовать чай и козлиное мясо, и на ломаном французском мы начали обмениваться историями, во время которых я выпил как минимум четыре стакана жгучего туарегского чая со свернувшимся козлиным молоком. Он рассказал мне, что он, как и его отец и отец его отца, управляет караваном из 120 верблюдов, которые ходят по древней дороге, протянувшейся от соляных разработок на 700 километров к северу. А я удивлял его рассказами о метро, играх в снежки, катании на коньках, блочных домах, лифтах, небоскребах и, прости меня Аллах, о бикини.

Мне было легко с погонщиком, но того же нельзя было сказать о других мусульманах, которые встречались на пыльных улочках Томбукту. Уже на протяжении 30 лет я чувствовал себя комфортно в обществе арабов, мне нравится общаться с ними. В нескольких поездках в Марокко я разделял с ними дружескую трапезу в касбах и на базарах. На отдыхе в Израиле я провел много времени в Новом Иерусалиме, где встретил своего любимого парикмахера-араба. Но в мое последнее путешествие выражения их лиц стали неприветливыми, а трое злых подростков забросали меня камнями. Я чувствовал, что их отношение и поведение менялось, что арабы больше не были так дружелюбны и приветливы. Я чувствовал легкий страх. Это ощущение можно было бы игнорировать даже после февраля 1998 года, когда лидеры разных джихадистских группировок издали религиозный указ под заголовком «Декларация Мирового исламского фронта за джихад против евреев и крестоносцев». Я не воспринимал этого всерьез – до событий 11 сентября 2001 года.

После того как я припомнил весь контекст той трагедии – бомбардировка бараков пехотинцев в Ливане в 1983 году, бомбардировка башни Эль-Хубар в Саудовской Аравии в 1996 году, посольств США в Найроби и Танзании в 1998-м и миноносца USS Cole близ Йемена в 2000 году, я начал понимать, что обычные американские туристы могут легко подвергнуться нападению в мусульманских странах. Хотя я лично не встречался с агрессией, вызванной моей национальностью, до 2005 года.

По большей части религиозный указ 1998 года осуждал политику США, но главное, что волновало меня в путешествии по мусульманским странам, где наблюдалось все больше террористических актов, был этот эдикт: «Во славу Господа, мы призываем каждого мусульманина, который верует в Бога и надеется на воздаяние, подчиниться призыву Господа и убивать и грабить американцев при любой встрече или возможности». Более того, перед самой поездкой я прочитал хадисы, развивающие сюжеты Корана и изречения Пророка, и был потрясен, узнав, что многие из них подвигали верующих к военным действиям. Эти предписания не оставляли места для интерпретаций, но у меня на повестке было еще шесть непосещенных исламских стран.

Большинству жителей Запада сложно осознать господствующую роль религии в жизни правоверных мусульман. Однажды у меня состоялась удивительно доходчивая беседа с двумя тридцатилетними учителями старшей мусульманской школы в Томбукту, современными и разумными мужчинами, которые без обиняков сказали мне, что они обязаны вести джихад до тех пор, пока все неверные не придут к мусульманской вере либо не будут вынуждены подчиниться мусульманскому господству.

Хотя я был в восторге от того, что наконец посетил Томбукту, у меня были все шансы никогда не вернуться оттуда.

Два года спустя группа безжалостных радикальных джихадистов и туарегов совершила набег на Томбукту, свергла выбранное правительство, захватила контроль над городом и всем севером Мали, установила жесткую форму исламского правления и превратила эту территорию в настоящий магнит для всех международных террористов – афганцев, пакистанцев, нигерийцев, «Ансар-ад-Дин», «Аль-Каиды» исламского Магриба. Они разрушили три объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО, столь ценимые местными жителями, заменили мирное личное почитание бога жестким и подавляющим законом шариата, до смерти забили камнями пару за внебрачные отношения, избили и бросили в тюрьму всех несогласных, стали причиной бегства сотен тысяч людей и поклялись положить конец всем сношениям с западным миром. Позже французский спецназ оттеснил их обратно к горам, где они и находятся до сих пор, опасные и убежденные в своей правоте.

* * *

Когда починка нашей машины была окончена, мы отправились на юго-юго-запад, откуда и приехали, и после дня поездки в этом направлении мы повернули на восток, к нагорью Бандиагара, стране догонов, которые находились примерно в 600 километрах. После часа жуткой тряски по колее, которая была протоптана на несколько футов до самых камней и твердой почвы поколениями путешественников, Бог, которого уже достали сварочные мастерские, скомандовал Бернарду вести машину по мягкому песку, но ехать параллельно глубоко утрамбованной дороге.

Легче сказать, чем сделать! Пески были настолько сухие и сыпучие, что они не давали опоры, особенно когда нам приходилось подниматься по бесчисленным шести- и семиметровым дюнам. После того как мы застряли три или четыре раза и нам пришлось выкапывать, вытаскивать и толкать машину, Бернард постарался огибать дюны. Когда он приближался к одной из них, он проезжал мимо, и я заметил, что после постоянных поворотов налево мы стали отклоняться к юго-востоку. Вскоре мы потеряли дорогу из виду.

У меня отличное топографическое чутье, и после часа виляния вокруг дюн я был уверен, что мы направляемся к юго-востоку и сбиваемся с курса, уходим все дальше от дороги, но Бог был не согласен. Я оставил свой компас в Бамако с большей частью своего снаряжения, поэтому мне было трудно доказать свои предчувствия. Мы попали в песчаную бурю, но Бернард продолжал движение, хотя и снизил скорость. Буря усилилась и закрыла солнце на целый час, что усугубило наше положение. Вскоре после того, как воздух очистился, мы добрались до дороги, по которой, судя по следам, ездили грузовики и машины. Бог был уверен, что это нужная нам дорога, и распекал меня за мое неверие в его умение ориентироваться, но я был убежден, что мы сбились с пути. Я взглянул на свою карту Мали и заключил, что мы были на дороге к Ансонго, маленькому городу неподалеку от границы с Нигерией и в нескольких сотнях миль от того места, где мы должны были находиться. Я сказал об этом Богу и упрекнул его в том, что в этой местности без каких-либо ориентиров у него не было ни компаса, ни GPS-навигатора.

– Я согласен, что потеряться в Сахаре очень легко, – ответил он, – но только если твой мозг работает не так, как нужно. Не надо нам компасов. Мы будем следовать за ветром, а ночью сориентируемся по лунному свету. GPS-навигатор – это новое изобретение. Его не существовало, когда я только стал проводником. Он все еще в новинку для Африки. У меня нет GPS, потому что я не вижу в нем смысла. Потеряться в Сахаре – небольшое развлечение для каждого путешественника. Ты можешь открыть для себя новые земли и интересные места. Компас мог бы выручить нас, но я не думаю, что это так уж важно. Мы не пользуемся компасами. Мы не пользуемся GPS. Мы путешествуем так, как подсказывает чутье.

Мое чутье подсказывало, что все очень плохо. Я знал, что если мы и впрямь направляемся к Ансонго, то можем застрять там на неделю, если в городке не окажется бензина, что не входило в мое представление о «развлечениях путешественника».

Когда мы остановились, чтобы помочиться, я снял часы, положил их на песок и с помощью прямой веточки и яркого солнечного света сделал компас. Для этого нужно совместить стрелку часов с тенью перпендикулярно поставленной палки, и тогда юг совпадет с точкой между стрелкой часов и двенадцатичасовым делением на циферблате. Таким образом я удостоверился, что мы ехали на юго-восток, но Бог был слишком гордым, чтобы прислушаться к увещеваниям своего клиента или моего самодельного определителя азимута.

Через полчаса мы добрались до источника в тени пальмовых деревьев, где несколько людей разбили стоянку и поили свое стадо, единственные люди, которых мы встретили за четыре часа. Они не знали ни слова по-английски или по-французски или любого другого понятного Богу языка, но когда я пять или шесть раз осторожно повторил слово «Бамако», они вроде бы поняли его и закивали. Хотя мы не планировали ехать прямо до Бамако, этот город находился в нужной нам стороне, и я чувствовал, что, раз это место было столицей их страны, они могут знать, где оно находится. Я попытался объяснить жестами и вопрошающим видом, что нам нужно было найти: «Бамако! Бамако! Бамако!» Наконец они поняли и показали нам направление – сильно вправо, больше чем на сто градусов к западу от того курса, которому мы следовали.

Бог сдался и поехал на запад-юго-запад. У нас ушло два волнительных часа на то, чтобы добраться до протоптанной дороги, которую мы искали и которая точно вела к Бандиагаре.

С того момента Бог разрешил мне быть его проводником в четырех других поездках – в одной по Бруклинскому мосту и трех по бульварам Нью-Йорка, где живет его подружка, которую он навещает каждый год во время дождливого сезона в Западной Африке.

В Бандиагаре нам пришлось ждать сутки, пока не утихомирится песчаная буря, а затем мы целый день катались по нагорью Бандиагары, где должны были провести три дня среди догонов, одной из немногих этнических групп, до сих пор хранивших древние традиции и не подвергнувшихся захвату благодаря их впечатляющим горным цитаделям.

Я восхищался ими 30 лет, с тех самых пор, как купил вытянутую догонскую статую, принятую мной за таксу. Впоследствии оказалось, что она изображала лошадь. Несмотря на это, я чувствовал тревогу, подходя к их укреплениям, так как не был уверен насчет своей совместимости с догонами. Они сравнивают женскую вагину с муравьиной норой, а клитор – с насыпью термитов, до чего я бы никогда не додумался. Да и не хотел бы.

Четыреста догонов населяют центральную равнину Мали к югу от большого поворота реки Нигер, в области, разделенной пополам нагорьем Бандиагара, песчаным утесом высотой в 500 метров и длиной в несколько километров. Они бежали сюда из других областей Мали тысячи лет назад, отказавшись предать традиции своих предков и анималистские верования и обратиться в ислам, и заняли оборону среди скал и пещер. В правление ислама их причислили к народу, годному для рабства. Арабские работорговцы убивали пойманных мужчин и отправляли женщин и детей на служение в растущие города Западной Африки.

Этот народ незлобив. Они стремятся к спокойной жизни в племени, которое с радостью показывают во время регулярных церемоний, на которых женщины хвалят мужчин, мужчины благодарят женщин, дети оказывают дань уважения старшим, а старшие выражают признательность младшим за их труд.

Сначала они занимались натуральным хозяйством, направляя струи дождевой воды к подножью нагорья, чтобы выращивать просо, рис, сорго, табак, арахис и овощи. Позже они выстроили искусную ирригационную систему и теперь зарабатывали неплохие деньги, выращивая богатые урожаи сладкого лука, популярного на всей территории Западной Африки. Когда мы ехали к нагорью мимо монохромных пейзажей цвета хаки, поля сладкого лука особенно выделялись своей сочной зеленью и густотой стройных стеблей.

Догоны практикуют женское обрезание. Оно распространено по всей территории Африки, так как в патриархальных общинах верят, что эта тактика лишения женщин сексуального удовольствия делает их верными супругами. Догоны же практикуют обрезание по совсем иным, благородным и полезным, в их понимании, причинам. Они верят, что, когда их бог создавал Вселенную, он был еще слишком неопытен и совершил несколько ошибок, оставив мужчинам ненужную им женскую часть – крайнюю плоть, а женщинам бесполезную мужскую часть – клитор. Женщины и мужчины племени пытаются «исправить» эти ошибки и помочь каждому почувствовать истинную идентичность своего пола через обрезание. Избавляясь от «лишних» частей, мужчины становятся более мужественными, а женщины более женственными – это своеобразное обрезание без половой дискриминации. Церемония проводится с особой осторожностью и тщательностью в специальной пещере для обрезаний, здесь используются острые и стерильные инструменты, выкованные местным кузнецом. После церемонии догоны следят за состоянием юношей и девушек до тех пор, пока не пройдет опасность заражения.

Догонов нельзя назвать сексистами, ведь их женщины намного более свободны и уважаемы, чем в большинстве других африканских сообществ. Догонская женщина не расценивается как рабыня или объект имущества, она является независимой личностью, которая приходит и уходит по собственному желанию. От нее не требуется покорно делить своего мужа с другой женщиной, она покидает свой дом, когда посчитает нужным, она самостоятельно распоряжается своим доходом. У нее есть собственный амбар, где она хранит свою одежду, предметы по уходу за собой, украшения, еду и деньги, которые она выручает от сельскохозяйственных работ, плетения корзин или продажи скульптур.

Так как же должна расценивать факт женского обрезания у догонов так называемая просвещенная западная цивилизация? Должны ли мы принять эту практику или попытаться навязать им свои ценности? Правы ли мы? Заблуждаются ли они? Кто мы такие, чтобы судить?

* * *

После посещения догонов мы вернулись в Бамако и сердечно попрощались друг с другом. Бернард отдал мне свою футболку с командой «Окленд Рэйдерс» размера XL (которую было опасно носить на территории «Нью-Йорк Джетс»), а я взамен подарил ему футболку из Нью-Йорка, на которой было изображено ярко-желтое такси, которой он дорожит до сих пор. Бог улетел в Касабланку, чтобы встретиться со своей нью-йоркской подружкой, а Бернард отправился в трехдневную поездку на автобусе обратно до Ганы. Мой график сдвинулся на одну неделю из-за поломок и неурядиц, поэтому я полетел в Мавританию вместо того, чтобы проехаться по суше, как планировал изначально. Мы оставили раздолбанный «Лэндкрузер» в ремонтной мастерской в Бамако на очереди за запасным радиатором, хотя у меня осталось впечатление, что его могли спасти только молитвы.

Мы вместе сбросились на ремонт, но падение доллара привело меня в шок. Его стоимость упала на 25 % с моей поездки прошлым летом, и торговцы по всей Африке отказывались принимать его. В предыдущие поездки на мои доллары всегда был спрос. Люди жаждали заполучить доллары, хранили их на черный день и предпочитали их любой другой валюте. Теперь же он был никому не нужен, а мне было даже стыдно упрашивать их продать мне что-либо за эти деньги. Ситуация с долларом с каждым днем лишь ухудшалась, и обменщики валюты боялись держать его у себя, ведь вся прибыль от обмена могла просто исчезнуть. Этот опыт научил меня скромности, ведь до той поры я чувствовал себя гордым и сильным человеком, обладавшим «зеленью».

* * *

Области к югу от Мавритании в Западной Африке не сильно меня привлекали. Посещение некогда процветавших и мирных стран, разрушенных бессмысленными войнами, не доставляло никакого удовольствия. Я откладывал эти поездки вот уже пять лет в ожидании, что убийства прекратятся в Либерии, Сьерра-Леоне, Кот-д’Ивуаре и Нигерии. Я воспрял духом, когда за несколько дней до моего отъезда из Нью-Йорка пришли новости о том, что в Кот-д’Ивуаре установилось перемирие и местная почта начала рассылать по адресам пять миллионов писем, скопившихся за время гражданской войны. Но для того чтобы действительно захотеть поехать туда, мне понадобилось бы намного больше хороших новостей.

Каждая из этих стран была по-своему пугающей из-за непрекращающихся гражданских войн и внутренних неурядиц. Большая часть африканцев получала от жизни совсем мало и потому ни на что не надеялась, но жители трех из этих стран шли по пути к процветанию, пока сами же все не испортили, и потому острее ощущали нужду. Как унизительно потерять статус самой успешной страны континента. Какая ирония, что государства, откатившиеся назад, звались «развивающимися». Я сразу замечу, что ехал туда лишь затем, чтобы вычеркнуть эти страны из своего списка, и не собирался задерживаться там ни на минуту.

Но уже с самого начала все мои планы пошли псу под хвост. Расписания рейсов на моем направлении сбились из-за банкротства многих африканских авиалиний, вызванного гражданскими войнами. Другие компании стали жертвами государственной коррупции: правящие верхушки этих стран пользовались авиалиниями в свое удовольствие, не обращая внимания на пассажиров с оплаченными билетами, что приводило к краху компаний. Мой план совершить прямой перелет из Нуакшота, столицы Мавритании, во Фритаун, столицу Сьерра-Леоне, которые разделяли лишь несколько сот миль по побережью, был невыполнимым. Я должен был лететь из Мавритании в Дакар в Сенегале, из Дакара в Абиджан в Кот-д’Ивуаре, из Абиджана в Аккру, столицу Ганы, и в конце концов в полуразрушенный аэропорт Сьерра-Леоне, из которого мне предстоял пятичасовой путь на автобусе и корабле до Фритауна, потому что большинство дорог и мостов было уничтожено. Таким образом, быстрый двухчасовой перелет превратился в двухдневные скитания.

Экономика Сьерра-Леоне, богатой золотом и алмазами страны, процветала до начала жестокой гражданской войны, длившейся с 1991 по 2002 год. Теперь она занимала почетное место в списке десяти самых бедных стран планеты. Ее прогресс остановился на десятилетия, инфраструктура была разрушена, взлетел уровень бедности. Я видел пыльные улицы Фритауна, заполненные безногими и безрукими жертвами недавнего братоубийства, их было так много, что инвалиды проводили ежедневные соревнования по футболу на самодельных костылях. Страшное подобие Паралимпиады для бедняков. Я не остался здесь надолго.

* * *

В 1980-х Кот-д’Ивуар был экономическим чудом и образцом африканской стабильности. Во второй половине 90-х страна начала приходить в упадок из-за снижения цен на какао-бобы и растущего внешнего долга. Полное обрушение экономики произошло на Рождество 1999 года, когда военные организовали государственный переворот из-за невыплаченной заработной платы, плохих условий жизни и коррумпированного правительства, а в 2004 году страна погрузилась в хаос, когда тысячи людей, вооруженных мачете, атаковали дома и военные базы французов. К тому моменту, когда я приехал туда, убедившись, что в стране достаточно безопасно, я увидел лишь тусклый и безжизненный скелет города с ободранной краской, крошащимся бетоном, со зданиями, стены которых были изрешечены пулеметами, с высокой инфляцией, безработицей и ощущением невосполнимой потери от ухода французских эмигрантов, некогда контролировавших местную экономику. И здесь я не задержался.

* * *

На протяжении 150 лет Либерией управляли семьи бывших американских рабов, которые составляли менее 5 % населения и относились к местным, как к собакам. Тем не менее до 1970-х они умудрялись сохранять стабильную экономику с опорой на резину и другие природные ресурсы. Теперь же единственными, кто мог здесь заработать, были продавцы колючей проволоки и поставщики оружия. Лезвия колючей проволоки и осколки битых бутылок, залитые цементом, сверкали на каждой стене. Сотни солдат ООН с синими повязками на рукавах охраняли правительственные здания, большая часть которых уже была сожжена или разграблена. Охранники в военных сапогах и с полицейскими дубинками патрулировали практически все магазины. Да, благодаря отеческому пониманию и давней финансовой поддержке США (за которую либерийцы так благодарны американцам) в стране все еще оставалась надежда на светлое будущее. Множество проектов по перестройке Монровии спонсировалось Агентством международного развития США. Но до будущего еще далеко, потому здесь я также не остался надолго.

* * *

Мое скорое отбытие из Либерии и Сьерра-Леоне было вызвано, в том числе, и моей неспособностью говорить на местном языке. Хотя английский был официальным государственным языком обеих стран, они говорили резко и очень быстро, с вкраплениями креольских слов. Я не понимал их даже больше, чем узбеков.

Если верить новостям, которые я услышал от группы пеших туристов – зачастую самого надежного источника информации, – вот уже третий день нигерийцы не трогали гостей страны, и я решил попытать счастья. Я колебался перед поездкой в Нигерию, ведь многое там представляло опасность – продолжительный конфликт между мусульманским севером и христианским югом, религиозное возмущение проведенным в стране конкурсом «Мисс Мира», недовольство неравным распределением доходов от продажи нефти, большая часть которых оседала в карманах правящего класса, и повсеместная уверенность в том, что одна из ведущих экономик Африки катилась к чертям. И вновь началась моя внутренняя война между желанием безопасности и желанием увидеть страну. Незамедлительная поездка в это государство упростила бы мои планы на будущее, потому что тогда я бы посетил все страны в северной части Африки, кроме Чада, и все страны на западном побережье континента вплоть до Анголы.

Я долетел до Лагоса, самого большого города в Африке с 21 миллионом жителей и одного из трех многоэтажных остекленных городов западного типа на всем континенте. Здесь сосуществовали знойный летний климат Хьюстона и архитектурный дух Детройта, завышенные цены Токио и гостеприимство Туркменистана. Единственное, что хоть как-то оправдывало Лагос, – это скоростной Интернет с американской раскладкой на клавиатуре и самый вкусный суп из козлиного мяса в горшочке по эту сторону Карибского моря.

Я не остался там надолго.

Я сполна вкусил прелести грязи, мух, открытых канализаций, гниющих фруктов и купания в ведрах с ледяной водой. Я повидал детей с ружьями, детей на костылях, детей без рук и без ног. Я насладился вездесущим запахом немытого тела, ежедневными поездками по пыльным скрипучим дорогам в старых фургонах. Я слушал лепечущих бюрократов, падал в обморок и переживал отключение света и газа. Пытался разговаривать на ломаном французском, пробовал непастеризованные молочные продукты. Встречал настолько бедных владельцев магазинов, что им не на что было разменять один доллар, терпел постоянные опоздания вылетов и неточные расписания самолетов, невероятно тормозные компьютеры с непонятной французской раскладкой, продавцов овощей и фруктов, весь день обмывавших свой товар в одном и том же ведре с грязной водой, торговцев, которые обещали «лучшие цены» и каждый раз обманывали покупателей. И еще сотни ежедневных столкновений с бедностью, страданиями, нуждой и несчастьями местных жителей. Мне было достаточно моего «Т.А.».

После стольких недель в дороге я чувствовал себя уставшим, ужасно хотелось домой. Я скучал по Нью-Йорку, своей девушке, своей уютной квартире, своему велосипеду, настоящему мороженому, шоколаду, суши, лососю, диетическому «Спрайту», спортивному залу, горячему душу, мягким простыням, радио, «Нью-Йорк таймс», «Атлантик» и даже по журналу «Экономист», по фондовой бирже, театру, кино, прачечным, ярким уличным фонарям, английскому языку и параду в честь Дня святого Патрика на Пятой авеню, на который я все еще мог успеть, если поторопиться. Настало время вернуться домой.

Глава XIII. Не похищай никого сегодня!

Яне был полностью готов к таможенному контролю, когда сел на пересадку в Хьюстоне по дороге в Майами из Колумбии в 2009 году. Я думал, что буду подвержен особой проверке, так как летел из страны – экспортера кокаина, и так как я знал по прошлому опыту бесчисленных досмотров одежды, что я подходил под стандартное описание наркодилера/террориста, над которым так тряслось Министерство национальной безопасности, я спокойно приготовился пройти все трудности. У меня был наготове список всех мест, куда я запрятал банкноты подальше от воров, чтобы таможенники не могли подумать, будто я нелегально провожу деньги через границу. Я аккуратно упаковал сухое молоко рядом с пакетом мюсли, чтобы до инспектора дошло, что не всякий белый порошок является наркотиком. В таможенной декларации я заявил камедь и изумруды, которые приобрел в колумбийских приисках, чтобы никто не заподозрил меня в контрабанде драгоценных камней. Я думал, что просчитал все.

Но я не подумал, что у моего въедливого таможенника будет достаточно времени в пять часов утра, чтобы осмотреть каждую вещь моего багажа, включая все мои путевые заметки и бумаги, в которых он обнаружил мое расписание, где ясно значилось, что я хотел полететь «в Майами, на Гаити, попутешествовать по Гаити», а затем, ой-ой, «съездить на неделю на Кубу», а затем «слетать на Ямайку». Поездки на Кубу без специального разрешения, которого у меня не было, запрещены законом США. Эта преступная запись стала причиной быстрого и убедительного получасового разговора (а я был не в лучшей форме в пять утра), я уныло объяснял, что «Куба» – кличка, которую дала мне моя бывшая девушка с Гаити, с которой я планировал провести неделю. После этого меня наконец отпустили, хотя недоверчиво ощерившийся таможенник сделал мне строгий выговор.

На Гаити было так ужасно, что я сразу понял, почему таможенник не поверил ни единому моему слову, когда я сказал ему, что намереваюсь провести здесь больше недели, с девушкой или без нее. Если перефразировать генерала Пола Шеридана, если бы я владел и Гаити, и адом, то я сдал бы Гаити внаем и жил в аду.

Гаити постоянно разоряют потопы, тропические штормы и ураганы. Погода может быть чудовищно жаркой или сырой и до ужаса холодной. Тонкая известковая почва была настолько истощена, что мне было жаль любое чахлое растеньице, влачившее здесь жалкое существование, хотя в нескольких районах все еще можно было найти плодородную почву, которая некогда привлекала сюда колонизаторов. Более 90 % поверхности находилось под крутым углом, что не позволяло вести нормальное сельское хозяйство, а отчаянные попытки бедных фермеров вырастить хоть что-нибудь приводили к эрозии почвы и экологическому загрязнению. Страна была неспособна произвести достаточно пищи для 10 миллионов своих жителей. Деревья были срублены на древесину десятки лет назад, и у Гаити не осталось других топливных ресурсов. Единственным богатым природным ресурсом была гидроэлектрическая энергия, получаемая на гигантских горных реках, которые сами по себе представляли постоянную угрозу.

Гаити попала в список самых коррумпированных стран, и все предыдущие правители бежали из страны с сотнями миллионов долларов. Она опустилась в самый низ Индекса человеческого развития, так как половина жителей страны безграмотна, лишь малая часть детей получают нормальное школьное образование. Здесь до сих пор процветает детское рабство, открытое насилие над женщинами и безработица. Более 80 % жителей Гаити живут за чертой бедности, получая лишь 2 доллара в день, 54 % из них находятся в бедственном положении, а богатая верхушка, составляющая один процент, владеет 50 % доходов страны.

Это была самая бедная нация в Западном полушарии и, как мне казалось, наименее счастливая. Гаитянцы были мрачными и угнетенными, у них не было времени на развлечения. За всю неделю я не услышал смеха, даже робкого хихиканья, не видел, как играют дети, ни одного счастливого лица, хотя мне говорили, что культура Гаити богата поговорками, загадками, шутками, песнями и играми.

Когда я приехал в потрепанную столицу Порт-о-Пренс, для полного завершения картины не хватало лишь дантовского изречения: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Вместо этого над дорогой был протянут огромный баннер местной торговой палаты, призывавший местных жителей на креольском языке: «ПОМОГИ ЭКОНОМИКЕ ГАИТИ. НЕ ПОХИЩАЙ НИКОГО СЕГОДНЯ!»

Хотя Гаити редко посещают американские туристы, я думаю, что эта страна оказала самое сильное влияние на нашу жизнь и культуру, чем какое-либо другое государство в нашем полушарии.

1. Гаити находится на острове Эспаньола, и именно здесь Колумб высадился в 1492 году, открыв Новый Свет.

2. Вдохновившись американской и французской революциями, рабы Гаити восстали в 1791 году. В 1804-м Гаити стала второй колонией Западного полушария, которая сбросила с себя ярмо покорности и провозгласила себя республикой, первой в мире республикой, управляемой темнокожими местными жителями, показавшей, что в Новом Свете у демократии есть будущее.

3. Движение за независимость и восстания местных рабов вынудили Наполеона отказаться от своих амбициозных планов использовать остров в качестве опорного пункта для расширения своей империи в Северной и Южной Америке и подтолкнули его к продаже обширных французских территорий в Северной Америке молодым Соединенным Штатам. Это событие впоследствии станет известно как «Покупка Луизианы», без нее наша страна оканчивалась бы на реке Миссисипи.

4. Успешные восстания в Гаити так напугали рабовладельцев с юга США, что они установили более жестокие наказания за неповиновение, что в свою очередь раздуло огонь аболиционистского движения[12] на севере.

5. В 1980-х Гаити наряду с гомосексуалами, героинозависимыми и гемофиликами незаслуженно попала в список «Четырех Г», считавшихся разносчиками эпидемии СПИДа.

6. Именно из Гаити была родом большая часть Центрального Бруклина, единственного места в США, где я смог найти правильно приготовленное жаркое из козлиного мяса.

Так как на Гаити почти не было безопасных отелей, через друга-миссионера, который является главой замечательного благотворительного сообщества «Без границ», я смог найти себе место в доме для гостей методистской церкви в Песьон-Виле, высоко в горах над Порт-о-Пренсе. Около дюжины специально обученных американских миссионеров проходили через этот дом каждый день на своем пути в разные места Гаити, где они вели волонтерскую работу две недели, помогая в клиниках, строя школы или копая колодцы. Так как многие из них были женщинами – дружелюбными, щедрыми, невинными жителями Среднего Запада, и так как я был одним из редких немиссионеров, которым было позволено жить в доме для гостей, я был похож на лиса, которому дали ключ от курятника. Но даже этот пройдоха-лис не мог вставить ключ в замок, ведь милые девушки жили дальше по коридору в шестой комнате, а я делил комнату с семью бдительными и беспокойными миссионерами.

Я снял машину на десять дней, планируя пересечь остров от одного конца до другого. Знакомый убедил меня в том, что я должен воспользоваться услугами местного шофера из-за ужасных дорог, языкового барьера и постоянной кражи дорожных знаков, которые использовались в качестве дров или строительного материала. Он посоветовал мне подростка-сироту, который находился на попечении благотворительного общества и которому не помешало бы подзаработать. Он мне сразу понравился, и я нанял его. Он забыл упомянуть только об одной детали – он не умел водить.

Перед отъездом мальчик появился с третьим человеком, суровым увальнем, которого он нанял вести машину, пока он сам будет переводить и показывать мне достопримечательности. Теперь мне нужно было как-то найти кров и еду еще для двух людей, одним из которых был шофер, который не умел водить, а вторым – водитель, который вел машину как полный придурок. Я уволил увальня через три дня опасного и идиотского вождения и сам довез нас до Кап-Аитьен, пока тот дулся на заднем сиденье, а мой гид отчаянно выискивал интересные места, которых в округе просто не было.

Когда мы прибыли в Песьон-Виль, я ссадил увальня и повез мальчика через горы к городу Жакмель на ежегодный карнавал. Мы остановились здесь на два дня с американским студентом, не закончившим университет, который учил местных женщин плести сумочки и кошельки для мелочи из использованных черных мусорных мешков, которых было полно на острове.

Втроем мы отправились на карнавал, раскрасив лица черной краской – это традиционная практика на Гаити. Если вы решите поступить так же, то не повторяйте ошибку новичков и не используйте моторное масло или гуталин. Лучшей формулой является смесь угольного порошка, клерина (алкогольного напитка) и сока сахарного тростника. Мухи просто обожают его, так что добавьте немного репеллента.

Единственным плюсом поездки на Гаити стали восемь впечатляющих картин, выполненных в традиционном гаитянском стиле с африканскими нотками, и поверья вуду, о которых мой дорогой проводник Годфрид почему-то забыл упомянуть: если вам когда-нибудь понадобится убить жреца вуду, обязательно вырежьте его язык и глаза, чтобы он не мог наслать на вас демонов мести из потустороннего мира. Ну как же ты смог забыть об этом, Год?

Я надеялся встретить самые экзотические, невиданные места, на которые не ступала нога туриста, но вместо этого я проехался по самым ужасным трущобам, которые мне довелось встретить в жизни. Если вы не являетесь любителем нищеты и страданий, в вас нет призвания к миссионерской деятельности или вы не хотите приобрести отличную живопись по низким ценам, то вам здесь делать нечего. Я могу составить целый список, почему путь на Гаити вам заказан. Среди прочих пунктов:

1. Креольское наречие гаитян невозможно понять.

2. Дороги здесь просто кошмарные, они превратят даже поездку по городу в сущий ад. (Единственные места, где я встретил дороги хуже, – Гамбия, Центрально-Африканская Республика, Северный Афганистан и отрезок в 600 километров дороги в Ираке 1965 года, который наверняка уже давно отремонтирован.)

3. На дорогах люди постоянно преграждают путь, и сотни придорожных ларьков стоят прямо на еще сохранившихся кусках асфальта, не позволяя вам проехать.

4. Местные жители очень закрыты. Хотя они вежливы и дружелюбны, если вас представил общий знакомый, которому они доверяют, они неприветливы и угрюмы с незнакомцами. Ничего личного, просто каждый день они борются за выживание, и у них не остается сил быть общительными.

5. Местные жители не любят, когда их фотографируют. Они скорее бросят в вас камень, чем согласятся на съемку (а камней на Гаити пруд пруди). Их отношение к камерам коренится в поверьях вуду и десятилетиях слежки тайной полиции местных диктаторов, а также в их совсем неоправданной уверенности в том, что туристы продают фотографии бедных богатым.

6. Кроме прекрасного вида, открывающегося с горных дорог (по которым могут проехать только отчаянные смельчаки), здесь вы не встретите природных красот. Даже пляжи выглядят тускло и непривлекательно.

7. Еда, доступная путешественникам, не поражает разнообразием и почти всегда пожарена на масле. Здесь практически нет ресторанов, ведь местные жители не могут позволить себе такую роскошь.

8. Так как Гаити импортирует почти все товары, цены на них непомерно завышены, особенно если продавцы прознают, что вы турист.

9. Правящая элита ничего не делает для своего народа, они только тащат деньги себе в карман. Спустя шесть месяцев после разрушительного урагана, прошедшего по центру острова, улицы городов были все еще завалены кусками грязи, дома стояли в руинах.

10. Здесь почти нечего делать. Для местных единственными легальными способами скрасить досуг были игра в лото, прослушивание ужасной музыки на оглушительной громкости, танцы и просмотр футбольных матчей с участием любой африканской или латиноамериканской команды, игравшей против Франции.

11. Что хуже всего, будущее страны казалось, а возможно, и было трагичным. Государство едва выживало на иностранные дотации. Здесь нет ни крупных индустрий, ни залежей минералов, ни процветающего сельского хозяйства (немного сахарного тростника, риса, какие-то тропические фрукты – вот и все). Из нескольких миллионов детей, посещавших школы, лишь тысяча могла найти себе работу. Десятки лет бездумного правления деспотичных и эгоистичных тиранов привели к тому, что местное население потеряло всякую надежду на лучшую участь.

Сложно провести хороший отдых в стране, где бедные родители иногда отдают своих детей более богатым людям, чтобы дать им хоть какой-то шанс на лучшую жизнь, где внутренние органы жертв катастроф продают в медицинские магазины, где детей-сирот похищают после природных катаклизмов и продают в рабство.

Хотя, чтобы воздать Гаити должное, я допускаю, что у меня, по мнению социологов, могло развиться «придорожное предубеждение». Теория состоит в том, что некоторые аспекты жизни улучшаются пропорционально удалению от асфальтированной дороги, что жители удаленных мест обычно намного добрее, гостеприимнее, отзывчивее и скромнее. Может, это и правда, но с удалением от дороги исчезают и хорошее медицинское обслуживание, образование, развлечения и разнообразие пищи, столь важные для нормальной жизни. Как ни крути, Гаити – ужасно грустное место.

И такова была ситуация за год до землетрясения в 7 баллов, убившего около 200 000 человек в 2010 году. До смертельной эпидемии холеры. До сфальсифицированных выборов. До возвращения диктатора Жан-Клода Дювалье. И до тропического шторма «Исаак» и урагана «Сэнди».

«Нью-Йорк таймс» подвел итог событиям в ноябре 2012 года: «У них было очень мало, они пережили очень много, и теперь им нужно нечто большее».

Вы можете помочь Гаити, обратившись в CARE, ЮНИСЕФ, «Спасите детей» или «Без границ». Но ехать туда я вам не советую.

Глава XIV. Свой человек в Гаване

Пока я ждал в гаитянском аэропорту имени Туссен-Лувертюра прилета древнего авиалайнера «Ил», который должен был тайно доставить меня в Гавану, местные служащие провели мимо меня к самолету около 50 гаитян. Это были люди средних лет, до того изможденные и тощие, что я задумался, зачем им вообще нужно лететь. Только сев рядом с ними и застегнув ремень безопасности, я понял, что они летят на Кубу за медицинской помощью. Против туберкулеза! (Вам когда-нибудь приходилось задерживать дыхание на 90 минут?)

Я прилетел в Сантьяго-де-Куба, ошибочно полагая, что меня встретят как героя революции, пренебрегшего эмбарго США и одним из редких американцев, прибывших на Кубу без официального разрешения на выезд, даруемого Штатами медикам и миссионерам или участникам профессиональных конференций. Вместо этого на меня глядели с подозрением. Все считали, что я агент ЦРУ.

Когда на вопрос о месте работы я ответил, что «отошел от дел», на меня начали косо посматривать, а мои россказни о мечтах посетить все страны в мире насторожили их еще больше. Они скептически отнеслись к тому, что я вез с собой $4000 наличными, хотя я и пытался объяснить, что после Кубы меня ждали поездки в еще шесть карибских стран. (Они пришли бы в шок, узнав о еще 4000 долларов, запрятанных в моем ремне, ботинках и книге-пустышке.) Мой тучный паспорт в пятьдесят страниц навел их на мысль, что ЦРУ послало меня кататься по всему миру и сеять раздор. Ко всему прочему, я сошел с трапа, держа в руках книги Джона ле Карре «Шпион, пришедший с холода», что никак не помогало в моей ситуации. Но какой из меня шпион, в самом деле?

Они опасались происков ЦРУ. В недавно опубликованных документах сообщалось, что между 1960 и 1961 годами, сразу после инаугурации Джона Кеннеди, ЦРУ сотрудничало с чикагской мафией, которая имела свои счеты с Фиделем Кастро, прикрывшим их доходные кубинские казино, и намеревалась расправиться с ним.

Команда из трех хорошо осведомленных агентов безопасности вела допрос два часа. Они проверили каждую страницу моего паспорта в попытке привязать каждую из моих печатей на въезд и выезд к каким-либо антикоммунистическим событиям в мире. Был ли я каким-либо образом связан с гибелью президента Туркменистана? Принимал ли участие в референдуме в Венесуэле, на котором Уго Чавес проиграл два года назад? Какую роль сыграл в смещении президента Фиджи? Было ли совпадением мое нахождение в Хартуме в день, когда Чад атаковал и практически захватил город? Присутствовал ли я при переговорах о продлении права США использовать авиабазу в Казахстане? Почему антиправительственные мятежи пришлись ровно на тот день, когда я приземлился в Бангалоре? Я правда думал, что они поверят, будто простым совпадением было то, что через два дня после моего отбытия со Шри-Ланки правительство вновь направило свои силы против борцов за свободу «Тигров Тамил-Илама»? И разве Латвия не попросила Россию вывести войска из Риги сразу после моего отъезда? (Здесь они блефовали: мои латвийские печати стояли в старом паспорте.) Разве США не начали подготавливать Джибути в качестве базы для атаки на Саддама Хусейна, как раз когда я был там? И разве Эфиопия и Эритрея не возобновили военные действия после того, как я посетил обе страны?

Я попытался объяснить как можно более вежливо, что все это были просто самые настоящие совпадения, и если бы я организовал хотя бы четверть этих событий, то стал бы лучшим секретным агентом в истории. Снова и снова я старался доказать им, что, если бы я был агентом ЦРУ, у меня была бы куча паспортов на разные имена и у них не было бы возможности отследить мои перемещения. Но все было тщетно.

Убедительным доводом в пользу моей невиновности стал мой ответ на вопрос, где я собирался остановиться в Гаване. Когда я назвал им свой хостел для путешественников и показал им квитанцию о резервировании, сделанную через безобидную подставную компанию в Торонто, так как эмбарго США запрещало американцам использовать кредитку для любых платежных операций, связанных с Кубой, они быстро поставили печать и позволили мне сесть на самолет до Гаваны. Они сразу смекнули, что уважаемый агент ЦРУ не позволил бы себе остановиться в такой дыре.

Гавана прекрасна. Люди здесь невероятно приветливы и добры ко всем редким гринго, попадавшимся в городе. (Повсюду было полно молодых туристов из Испании, Франции, Германии, Скандинавии и Южной Африки.) У Гаваны был особенный вульгарный шарм, на улицах парни продавали сигары, а женщины продавали себя. В сравнении с чудовищной атмосферой Гаити, находящейся на волоске от смерти, Гавана казалась спокойной и расслабленной, свободной и мирной. Я не наблюдал признаков диктаторского правления или недовольства местных жителей правительством: танки не патрулировали дворец президента, здесь не было ни солдат, ни полицейских с винтовками, повсюду не были расклеены плакаты с Нашим Любимым Вождем, не были растянуты транспаранты с политическими слоганами, за исключением одного полинявшего знака, сообщавшего о праздновании пятидесятилетнего юбилея революции. Люди открыто обсуждали политику, надеялись на стабильные отношения с Бараком Обамой (который только вступил на пост президента) и не выглядели угнетенными и запуганными.

Я видел мало автомобилей на улицах. Большинство местных использовало ультрасовременные автобусы или крошечные, ярко выкрашенные, трехколесные машинки. Но те машины, что мне довелось увидеть, – это были те же самые машины, которые использовались здесь до революции, – были ослепительным напоминанием о Великолепных 50-х. Шикарные пожиратели бензина с декоративными килями, бамперами «дагмар» и тоннами хрома: «Шевроле», «Форды», «Плаймуты», «Доджи», «Стадбэйкеры», «Бьюики» и «Олдсмобили», с любовью ухоженные и перекрашенные в сияющие цвета, среди которых особенно популярным был аквамарин. Тут и там сновали советские «Лады». На кладбище автомобилей покоились впечатляющие машины 40-х: «Де сото» и «Ла салле», «Крайслеры Нью-Йоркеры» и огромные «Кадиллаки».

Вкусной еды здесь было в избытке. И вся она была мне знакома – моя бывшая жена была дочерью американского инженера, который работал над проектами на Кубе в 1950-х, где она и научилась готовить замечательные «пикадийо» и «ропа вьеха».

После того как Колумб проплыл мимо берегов Кубы в 1492 году, он воскликнул: «Это самая прекрасная земля, которую мне доводилось видеть!» Но не будем забывать, что Христофор видел очень мало тропических островов в дни, когда Земля еще была плоской, и после него 11 миллионов голодных переселенцев вырубили леса под плантации. Та часть Кубы, которую я пересек, была по большей части равниной с небольшими холмами и уступами, симпатичными речками и тремя далекими горными цепями, некоторые из которых поднимались на высоту в 1,5 километра. Я посетил красивую долину и впечатляющую пещеру на северо-западе. Джунгли уже исчезли, хотя Куба и хвалилась 80 видами пальм, которые выглядели как телефонные столбы, к которым сверху приклеили зеленый шиньон из нескольких листьев, а их плоды годились только на корм свиньям – главному источнику мяса на острове.

В старых колониальных городах центральная площадь, Плаца Майор, почти всегда была в целости и сохранности, но остальные районы выглядели так, словно их не ремонтировали лет сто.

Большая часть земли была отдана либо под выращивание табака, либо под сахарный тростник, но спрос на обе культуры сильно упал. Куба потеряла первенство в продаже сигар, когда старые мастера уплыли во Флориду, а бессменная сахарная культура, на которой два столетия основывалась местная экономика, пришла в упадок. После триумфа революции Кастро в 1959 году экономика смогла и дальше удерживаться лишь на сахаре, так как Советский Союз в знак социалистической солидарности согласился закупать все, что могла вырастить Куба, по более высоким ценам по сравнению с мировым рынком, а также обменивать на масло по заниженным ценам. После падения Берлинской стены в 1990 году Михаил Горбачев расторг контракт, что привело к закрытию примерно 100 из 150 сахарных мельниц Кубы и запустению многих полей сахарного тростника.

Финансовая дыра была в какой-то степени заполнена добычей никеля и туризмом, но главным экспортным товаром были доктора, 40 тысяч из которых работали по всей территории Южной и Центральной Америки и оплата труда которых шла в кубинскую казну.

В этом коммунистическом обществе все трудились на благо государства. Все предприятия, которые я посетил – банки, заводы, турагентства, фермы, магазины, прачечные, издательства, отели, рестораны и сувенирные магазины, – находились во владении государства. Здесь не допускалось владение крупной частной собственностью, хотя тем, кто обладал землей до революции, и было разрешено оставить себе 80 гектаров, а владельцы восхитительных «Бьюиков» и «Олдсмобилей» могли оставить их в наследство своим внукам. Но кубинцам запрещалось продавать свои машины или земли, так как Кастро не терпел частной собственности, кроме той, что использовалась в индивидуальном порядке.

Хотя каждый работал на государство, система была намного менее строгой, чем та, которая была установлена в Китае с 1960-х по 1980-е годы, когда государство определяло, какую карьеру выберет, где будет работать и жить каждый ребенок. Как только все было решено, покорный китайский гражданин не мог ничего изменить до конца своей жизни или до того, как к власти после смерти Мао не пришло более лояльное правительство. Мне показалось, что кубинский вариант коммунизма функционировал лучше, чем советский. Рабочие, официанты и продавщицы в лавочках, которые встречались мне на пути, искренне пытались мне помочь и дать дельный совет, хотя ничего с этого не получали. В старом СССР большинство людей с теми же профессиями забавлялись тем, что игнорировали своих клиентов или относились к ним просто по-хамски.

Главная экономическая проблема кубинской системы состояла в том, что государство не платило рабочим достаточно денег, чтобы они могли жить комфортно, хотя никто не мучился от голода и у всех детей было право на школьное образование, бесплатную медицинскую и социальную помощь. Стандартная зарплата на многих должностях составляла 12 долларов в месяц, более опытные работники, занимавшие административные должности, могли получать до 24 долларов. Низкая оплата труда была самой главной проблемой кубинцев, с которыми мне удалось побеседовать. Они не имели ничего против правления братьев Кастро или невозможности провести настоящие выборы и провести демонстрацию около администрации города, но им не нравилось жить в раю трудящихся за 40 центов в день. Каждый хотел заработать больше даже при всеобщем равенстве.

Пока я находился на Кубе, правительство только-только начало прислушиваться к гражданам и делать первые послабления. В феврале 2008 года, спустя полных 50 лет правления после революции, Фидель Кастро подал в отставку и к власти пришел его брат Рауль, неся народу надежду на либерализацию, которая, как я смог удостовериться год спустя, медленно охватывала страну.

Правительство начало выпускать лицензии, которые позволяли частникам сдавать комнаты внаем туристам (хотя то же самое правительство забирало 65 % выручки), а также позволило некоторым торговцам готовить и продавать еду прямо из своего дома, но лишь через окна, выходившие на улицу. Пока что они не могли превратить нижние этажи в рестораны, но все шло именно к этому.

Правительство не встревало в дела молодых людей, которые пристегнули к своим велосипедам повозки и брали не облагаемую налогами плату за извоз. Проституция и чаевые от туристов также стали популярными способами дополнительного заработка, несмотря на то что полиция относилась к секс-услугам довольно сурово – ведь продажа своего тела была несовместима с заветами коммунизма, так как считалось, что таким образом выражается несогласие с системой коллективизма. Конечно, это была форма частного предпринимательства, наиболее частного из возможных, и яркое доказательство тому, что государство не выплачивало достаточное количество денег трудящимся.

Мне не хотелось покидать Гавану. Это один из самых подходящих для жизни городов в мире, здесь должно было быть просто чудесно в годы его расцвета и в первое десятилетие после Второй мировой войны. Карибской зимой здесь стоит замечательная погода – яркие, солнечные дни с прохладным свежим бризом, тянущимся с трех сторон. Здесь есть все: широкие бульвары, хорошая экология, никаких пробок, обласканные солнцем пальмовые парки с журчащими фонтанами и кучей удобных скамеек, множество резных старых фортов, дворцов и общественных зданий, жизнерадостные, образованные местные жители, мужественные и атлетически сложенные парни и прекрасные грациозные девушки, а также вкусная еда по низким ценам, включая домашние пиццы за 30 центов.

Я надеялся, что США снимут эмбарго, чтобы все остальные смогли насладиться красотами Кубы, и был приятно удивлен, когда узнал, что президент Обама установил контакт с государством. Эмбарго имело смысл только в качестве пережитка «холодной войны», призванного смягчить пыл 1,2 миллиона иммигрантов, выступавших за воссоединение исконных земель и постоянно голосовавших во Флориде. Эмбарго функционировало с 1961 года, и Куба не пала, но вместо этого стала центром антиамериканской социалистической коалиции с Венесуэлой и Боливией при поддержке Китая. Эмбарго возымело обратный эффект, так как Куба была более экзотичной и привлекала европейцев и других обитателей земного шара. Оно стало причиной лицемерия и предательства, ведь визу можно было легко получить на Ямайке, улететь с Гаити, а «Колу» и «Спрайт» приобрести в Мехико. Какой смысл в том, что это единственная страна, в которую правительство запрещает нам въезд?

Во время моей поездки все только и говорили о том, что Фидель еще жив! Впервые за долгие месяцы он появился на публике и поприветствовал президента Чили, опровергнув слухи о своей кончине. Несмотря на это, Куба медленно отходит от жесткой коммунистической системы и разрешает, даже поддерживает некоторые формы предпринимательства. Ситуация будет развиваться, и, пока Фидель будет уходить со сцены, к власти придут более либерально настроенные правители.

Куба представляет собой интересный парадокс – здесь не соблюдаются права человека, но поддерживается высокий уровень человеческого развития, и нам нужно остановиться на этом вопросе поподробнее.

Здесь и речи не ведется о правах человека. Последние 45 лет почти каждый год более 20 тысяч кубинцев-диссидентов отправлялись за решетку по политическим причинам лишь из-за инакомыслия. Учителя и профессора, не входившие в партию, подвергались гонениям. Гомосексуалисты, религиозные деятели и другие «неугодные» проходили через трудовые лагеря, где их жестоко «переучивали». Государство контролировало радио, телевидение и печать, используя их в целях пропаганды. Комитет по защите революции заставлял соседей шпионить друг за другом. Более миллиона человек бежало в США и другие страны. И хотя сложно назвать точное число, но считается, что примерно 15–17 тысяч людей было предано казни в первые годы революции.

Несмотря на скромные заслуги на поприще борьбы за права человека, у Кубы высокий показатель в Индексе человеческого развития (ИЧС), который, по иронии судьбы, зависит от той же самой авторитарной системы, контролируемой государством. Грамотное население составляет 99,8 %, а это второй показатель в мире. Детская смертность очень низкая, а продолжительность жизни – видимо, казненных диссидентов не считали – составляет 78,3 года, что ставит этот большой и густо заселенный остров на 36-е место по данному показателю во всем мире. В 2006 году Куба стала единственным государством, которое отвечало условиям устойчивого развития организации WWF, сократив экологический след до 1,8 гектара на душу населения. В 2010 году страна могла похвастаться 800 баллами в ИЧС, это третий показатель в Карибском бассейне. И самым красноречивым примером стали регулярные победы баскетбольной команды Кубы в международных состязаниях – они брали первое место на Кубке мира девять раз подряд.

Я не утверждаю, что цели оправдывают средства, так как для нас этот «рай для трудящихся» выглядит неоднозначно. Представьте, что человека заперли в тюрьме, но при этом предоставили ему услуги лучших преподавателей, прекрасное медицинское обслуживание и ежедневное трехразовое питание. У вас получится здоровый, образованный заключенный, который проживет долгую, полную запретов и не знающую разнообразия жизнь в камере без стен под названием «Куба».

Через несколько дней после моего отъезда Рауль Кастро объявил о реформах, которые положили конец тотальному коммунизму на Кубе. Месяц спустя президент Обама заявил о внесении США послабления в ограничения на въезд в Кубу, появилась необходимость предпринять «несколько шагов, чтобы помочь народу Кубы и поддержать его желание пользоваться главными правами человека и свободно определять будущее страны». К 2012 году около 400 тысяч кубинцев стали свободными предпринимателями, а это 40 % от всей рабочей силы, и Рауль Кастро заявил, что хочет перевести 40 % национального продукта в негосударственный сектор за пять лет.

Уверяю вас, а также моих неустрашимых допрашивающих, что я здесь ни при чем. Это просто еще одно странное совпадение. Правда.

Глава XV. Ты то, что ты ешь

Уменя было мало выбора по части пищи на протяжении моих скитаний и мало времени, чтобы привередничать. Всеядный по жизни, я ел все, что было доступно, – кроме животных и растений, занесенных в Красную книгу, сырых морских ежей и мяса замученных телят.

Чувство открытия и приключения (а иногда и настоящего удовольствия) от поездки зависит от необычной еды и местной кухни, развивавшейся на протяжении веков. Национальные блюда помогли мне лучше понять культуру, экономику, повседневные обычаи людей со всего света.

Во время своих поездок я попробовал: мясо броненосца (на холмах Гренады), зебры (в Кении), рыбьи губы и глаза, суп из лишайника, утиные лапки (все это в Китае), мясо кенгуру, страуса, эму и крабов из залива Мортон (Австралия), суши из рыбы фугу (приготовленные с тщательностью и осторожностью в Японии), мясо морской свинки (в Перу и Боливии), змеи (много где), лошади (Монголия, Киргизия и ЦентральноАфриканская Республика), пироги с кускусом, тушеными травами, колоказией, листьями сапотового дерева, папайей и багацилло (на разных Карибских островах), мясо гну, антилопы Лиланда, газели, антилопы-прыгуна, антилопы-штейнбок, лесной антилопы, антилопы ньяла и орикса (Сахара и Южная Африка), голубей (Франция и Морокко), игуаны (Центральная Америка), кровяные колбаски (Колумбия и Германия), куриную отбивную с сахаром и мороженым (Турция), мясо крокодила (Африка и Австралия), жареные утиные желудки, тушеных медуз, острый суп из мелко рубленных внутренностей и органов, сваренных в крови (все в Китае), кашу на свиной крови, карамелизированных мальков, салат из корней лотоса, кровавых моллюсков на пару, карамелизированный свиной желудок и крыс (Вьетнам), жареных муравьев-листорезов, тарантулов, приготовленных в духовке, жареных личинок, пчел, жуков, кузнечиков, червей, гусениц, скорпионов, куколок мотыльков (во многих местах, иногда по случайности) и практически каждый фрукт и овощ на планете.

Среди самых запоминающихся кулинарных экспериментов был муравьед, которого я и Стив нашли сбитым на дороге в Панаме. Мы не хотели упустить такой прекрасный запас протеина, так что порезали его, добавили соли и перца, пожарили на огне, и мясо на вкус было… просто кошмарным, похожим на бургер, маринованный в формальдегиде.

А также я никогда не забуду тарелку морских огурцов – холодных, черных, сморщенных морских существ, поданных на странно выглядящем темном желейном комке. Разжевав их, я почувствовал вкус сала и клейстера.

Крысы же, вопреки ожиданиям и брезгливости, навязанной нам культурой, очень вкусные, особенно крупные особи в Африке, где их называют «хомячками», милой кличкой, вне всяких сомнений придуманной тем же рекламщиком, который переименовал патагонскую рыбу-клыкача в «чилийский сибас», а рыбу-каплю в «рыжего ерша». Местные свежуют крыс, разрезают посередине, расправляют тушку и жарят на огне или гриле. Каждая крыса приобретает вкус того, что она ела при жизни. Например, если она жила среди зарослей сахарного тростника, у нее будет сладковатое мясо.

К сожалению, жук, питавшийся слоновьим навозом, пах в точности так же, и, когда я съел его в Кении, мне пришлось избавляться от запаха с помощью распыления репеллента прямо у самого моего носа. (Лучше пользуйтесь духами или кремом после бритья, если решите поэкспериментировать в домашних условиях.) Мне было стыдно есть этого жука-навозника, ведь он избавлялся от животных экскрементов, а это была самая неблагодарная и грязная работа, которую кому-либо приходилось делать. (Когда я ненадолго заглянул в национальный парк Крюгер, один из моих товарищей, занимавший высокую административную должность в обществе по охране жуков-навозников, бегал с лупой от одной кучки, оставленной гиенами, к другой. Я попытался представить его прошлое – какая детская травма могла заставить его выбрать такую карьеру. Ведь, в конце концов, он мог стать проктологом.)

Одним голодным утром недалеко от полярного круга я внезапно стал легендой среди инуитов, после того как остановился в деревне у реки, пока они готовили на дыму только что пойманных кижучей. Я купил одну еще живую рыбу, откусил ей голову, а остальное съел сырым, наслаждаясь свежайшим сашими из лосося, пока удивленные деревенские жители с ужасом смотрели на меня.

Хотя я попытался следовать правилу «знай-что-ешь», это было не всегда возможно и привело к неприятному опыту в маленькой забегаловке в Иране. Узнав, что блюдом дня было жаркое с овощами, и подробно расспросив работников о цене самого блюда, цене использования тарелок, ножей и вилок, скатерти и салфеток – мы были научены горьким опытом непонятных наценок в Александрии и Багдаде, – мы заказали жаркое и насладились прекрасным ужином.

Я захотел узнать, что за мясо нам подали, чтобы заказать его еще раз при случае, но так как я не разговаривал на фарси, а мое знание арабского заканчивалось на фразах «Сколько стоит?», «Это слишком много», «Где туалет» и «Пошел к черту!», я показал на пустую тарелку, удовлетворенно потер живот, прикрыл глаза в неге и развел руками, что повсюду значило: «Что это?», а затем с правильным ударением спросил: «Му-му?»

«Нет, – официант покачал головой, – это была не корова».

Я попробовал «бе-бе» овцы, блеянье козла, ржание лошади, но каждый раз ответом было «нет», и вскоре мой репертуар звуков одомашненных животных подошел к концу, исключая хрюканье свиньи, о которой я не собирался напоминать среди верующих мусульман.

Я снова показал на тарелку, вопросительно взглянул на официанта и пожал плечами.

В ответ на это я услышал: «Гав-гав, гав-гав».

Любопытство кошку сгубило, в моем случае – собаку.

В некоторых ситуациях у вас просто нет иного выхода, и вам приходится есть, что дают, например, когда вы попадаете в гости в стране, где считается невежливым отказываться от приглашения или ваш отказ станет причиной бесчестья хозяина дома. Мы со Стивом стали гостями нескольких сановников из Гонконга, которые очень помогли нам в пути. Они пригласили нас в изысканный ресторан в районе Вон-Чай, где нас рассадили за круглым столом с дыркой размером с грейпфрут посередине. Из-за моей убежденности в необходимости консервирования мне было сложно есть несколько блюд, в особенности суп из птичьих гнезд и желе из плавников акулы, но я не мог отказаться от пищи, не нанеся обиды нашим друзьям.

Беда пришла в конце – перед завершением ужина официант с каменным лицом принес живую мартышку в корзинке. Он ловко просунул ничего не подозревающего примата под столом и вставил его голову в отверстие посередине стола. Прежде чем я осознал, что происходит, рассчитанным и хладнокровным ударом ножа рассек малышу голову и таким же быстрым движением снял верхнюю часть головы, чтобы показать серый, влажный и все еще пульсировавший мозг.

Пока хозяева вечера с радостью показывали правильную технику поедания еще живого мозга чайной ложечкой и убеждая нас отведать немного, пока он не остыл, а также, что животное не чувствует боли, когда ты ешь его мозг, я с неохотой взял свою ложку.

Этот ужин я не забуду и не повторю никогда.

Иногда мне, наоборот, не удавалось попробовать местных деликатесов. Так случилось во время моей поездки по деревенской части Шотландии, где я искал местный хаггис, но узнал, что его готовят только в канун дня Бобби Бернса. То же произошло в Доминике, где я хотел попробовать национальное блюдо из тушеной «горной курицы» (снова работа того рекламщика?), но мне пришлось отказаться от своих планов, так как неизвестная болезнь сильно сократила популяцию лесных лягушек.

Мне не удалось попробовать мышиное мясо. В туристическом лагере в Лилонгве, столице Малави, я узнал, что местные едят мышей, целиком поджаренных на вертеле. Хотя я всегда готов отведать странные блюда (в пределах разумного), мышь казалась мне уникальным опытом. Хотя я уже успел перепробовать кучу ракообразных и морских гадов (например, моллюсков, устриц, креветок, маленьких кальмаров, улиток, сардин и мальков), а также вкусил мясистые части таких маленьких животных, как крысы и морские свинки, я никогда не поглощал целое млекопитающее за один присест. Я бросил себе будоражащий и пугающий вызов съесть мышь целиком, вместе с головой, хвостом, лапками, шерстью, внутренностями, сердцем и прочим. По ощущениям это напоминало мой первый и последний жуткий прыжок в воду с шестиметровой стойки.

Для начала мне следовало проверить предупреждения о том, что есть мышей опасно, потому что их травили цианистым калием. Я узнал, что это ложный слух (который, скорее всего, распустили заводчики кур), дети выкапывали мышей из их нор в полях в попытке пополнить семейный бюджет.

Мне пришлось долго расспрашивать жителей Лилонгве, и у меня начало складываться впечатление, что утонченные городские жители с отвращением относились к поеданию мышей и даже видели в нем мерзкий пережиток колониальной бедности. Но в последний день перед отъездом на главном рынке я нашел бородатого старца, который сказал мне, что я могу найти шашлык из мышей в ларьке в отдаленном 36-м районе, куда он (за чаевые в 10 долларов) отправился проводить меня на маленьком автобусе, и мы нашли нужный магазинчик, грязный, но пустой. Мы обыскали его и нашли мясника/повара, делавшего уборку в кладовке. Я спросил, не смогу ли отведать здесь жареных мышей.

Он мягко пожурил меня: «Сегодня они уже кончились. Приходите завтра к полудню. Ваши традиции, должно быть, отличаются от наших. Мы едим мышей только на завтрак».

Во время путешествий я попробовал самое разное таинственное мясо, в жареном, вареном и тушеном виде, чье происхождение не поддавалось определению так же, как и природа отдельных его частей, которые были порезаны на мелкие кусочки перед готовкой. Я уверен, что разжевал и проглотил бесчисленное количество кусочков, которые никогда и не помыслил бы отправить в рот у себя дома, даже если бы департамент здравоохранения дал бы на то свое согласие. Но в дороге я предупредительно смирился со всеми условиями, и, кажется, без лишней угрозы для жизни.

Единственный глубоко ненавистный мне заморский продукт – это иньера, вездесущий «хлеб» Эфиопии и Эритреи, мерзкая смесь ячменя, пшеницы, кукурузы и сорго, с консистенцией хозяйственной губки, внешним видом лунного пейзажа и вкусом недельного блинчика на свернувшемся молоке. Не думаю, что я смог бы выжить в Эфиопии, где год голода сменял год потребления иньеры.

Блюда, которые вызывали у моего желудка самые большие проблемы, были приготовлены мной, хотя я делал это, слава богу, всего несколько раз. Задания сложнее чистки моркови превосходят все мои возможности, у меня нет кулинарных способностей. Когда я переехал в собственную квартиру 40 лет назад, то сразу же отключил подачу газа к плите, и с тех пор ни я, ни мои гости не жалели об этом, ведь я водил их в кафе, чтобы нормально поесть.

Так как я не готовлю и могу вынести в путешествии только определенное количество консервированных сардин, пакетированных орехов и бананов, то на ужин я ищу горячую пищу в придорожных забегаловках и уличных ларьках, а не в ресторанах, так как питаться там бессмысленно. Посколько в бедных странах санитарные условия вызывают больше всего опасения, я не хочу играть с огнем в ресторанах, где не могу увидеть процесс готовки. В придорожных лавках, наоборот, все открыто, и я могу следить за каждым этапом, от выбора продуктов до их помывки, если она вообще нужна. Я всегда ношу с собой палочки и пластиковые ложки и прошу продавцов положить еду на бумажную тарелку или лист банана, чтобы не беспокоиться о том, что по моей тарелке бегает смертоносный вирус из предыдущего блюда. Если у меня есть выбор, то я ищу ту лавку, где посуда выглядит чистой и содержится в порядке, предполагаю, что удача на моей стороне, ведь доход владельцев зависит от их собственной стряпни. Такой подход действительно работает, и я ни разу не стал жертвой отравления, диареи или изжоги за все 30 лет моих поездок.

У меня всегда наготове запас кайенского перца или порошка чили, так как кроме вкуса они обладают особыми медицинскими свойствами. Активным элементом в перце является капсаицин (C18H27NO3), который выделяет так много тепла в теле, что некоторые медики считают его причиной того, что жители стран с острой кухней болеют простудой и инфекционными заболеваниями намного реже, чем могли бы. Я очень люблю красный перец, в свое время выиграл несколько соревнований по поеданию халапеньо в Мексике и обычно добавляю к каждому куску пиццы три столовые ложки соуса чили. И у меня не было гриппа или простуды со времен колледжа.

Когда я ем в ресторанах в неразвитых странах, то стараюсь избегать шикарных заведений, рассчитанных на туристов, и выбираю маленькие недорогие забегаловки, где едят местные жители. И пусть вас не отталкивают их названия. Вам могут подать отменное блюдо в месте под названием «Жопа мира» и отличный рамен в «Девственном тандури». Если еда покажется вам слишком сухой и пресной, отправляйтесь в «Веселую щель», посмотрите, что предлагают там. И не забудьте посетить Huy Huy и «Золотой стульчак». (Все эти названия не выдуманные, у меня просто не хватило бы фантазии.)

Глава XVI. Снег под Южным Крестом

Побывав во всех государствах в Западном полушарии, я планировал закончить путешествие по миру, посетив три больших города с интервалом в один год. Первая часть поездки была самой тяжелой – все 13 стран Южной Африки за 65 дней в период с июля по сентябрь 2009 года.

Но мы все знаем, что случается с детально продуманными планами.

Все пошло не так с самого начала, потому что я не смог получить визу в Анголу перед тем, как вылететь из Штатов. Ангола была известна особой придирчивостью при выдаче визы туристам, так как считалось, что путешественники ехали в эту измученную войной страну, чтобы украсть бриллианты. Особенно жестко правительство Анголы относилось к американцам, так как мы поддерживали их противников в долгой и кровавой гражданской войне. Никому из тех, кого я знал, не дали визу. Мое заявление пролежало у ангольцев более трех месяцев без каких-либо изменений, хотя я и пытался объяснить им, что скоро уезжаю в Африку. Каждый раз, когда я звонил в их посольство, чтобы узнать о статусе заявки, ответом была одна и та же монотонная фраза: «Мы ожидаем ответа из Луанды». Моей последней надеждой было забрать визу где-нибудь в Африке в посольстве Анголы, и единственным местом, где такое посольство имелось, был Мозамбик.

Это была моя двенадцатая поездка в Африку, где я вновь столкнулся с привычными инфекциями и раздражающими мелочами, усиленными предубеждениями и нищетой: бандиты, карманники, воры, мошенники и барсеточники, коррумпированные чиновники, которые требовали платы за услуги, которые должны были оплачиваться их правительством, нечистые на руку пограничники, редкая дискриминация (в которой я был на стороне меньшинства), несколько ночей, проведенных в аэропорту во время пересадок, практически постоянная угроза малярии, лихорадки денге, шистосомоза, чикунгуньи и целого букета других малоприятных патогенов, армии змей, пайков и скорпионов, эскадроны москитов, клещей, мошкары, песчаных мух и песчаных блох, а также батальоны постельных клопов, гельминтов и паразитов, забирающихся под кожу. Все это усугублялось тяжелым положением миллионов африканцев, по которым ударил быстро разрастающийся мировой финансовый кризис. Из-за экономических потерь вкупе с подскочившими ценами на продукты сама их жизнь была под угрозой. Теперь прибавьте сюда языковой барьер (только в двух странах говорили на португальском и как минимум в пяти имел хождение французский со странным произношением). По старым дорогам разъезжали лихачи на полуразвалившихся автобусах и грузовиках. Здесь были чудовищно сухие пустыни Калахари в Намибии, непроходимые болота в дельте Окаванго в Ботсване, пробирающие до костей ночи в предгорьях Лесото, банды бывших детей-солдат в Анголе, Конго и Мозамбике. А так как в половине стран я жил в палатке, то ожидал неприятностей от львов, гиен, крокодилов, гиппопотамов и слонов (которые в мою последнюю поездку в Кению развлекали себя тем, что оставляли кошмарные полуночные кучи дерьма прямо на моей палатке).

Логистика занимает важнейшее место при планировании столь долгих поездок. Я упаковал все, что могло мне понадобиться, кроме воды, еды и пятновыводителя, потому что многие товары в этих странах были недоступны, подозрительны или слишком дороги. Так как я не хотел два месяца таскать четверть тонны всякого барахла по 13 странам, а африканские авиалинии позволяли брать с собой только 20 килограммов, я решил, что оставлю свой багаж в более-менее безопасной временной квартире в Йоханнесбурге, городе, славящемся высоким уровнем преступности. Из этой базы я буду летать по всем частям Африки и останавливаться на 1–3 недели в каждой стране, а затем периодически возвращаться в Йоханнесбург, чтобы за одну ночь пополнить истощившиеся запасы и насладиться горячим душем.

Так как мой путь пролегал вдалеке от докторов, я взял полную аптечку, в которой было все, от шприцев – те, что используют в африканских госпиталях, часто заражены ВИЧ – до шести видов антибиотиков и трех противогрибковых препаратов. (В Африке продается лишь 1 % мировой медицинской продукции, здесь почти нет аптек.) Плюс тент, посуда, бинокль, камера и дополнительные объективы к ней, распечатки гидов, восемь романов в мягкой обложке, таблетки для очищения воды, 70 упаковок смеси для охлажденного чая, снаряжение для гор, пустыни, дождливой и кустистой местности, болот, пещер, погружений под воду и т. п., а также шесть двухлитровых пластиковых бутылок с мюсли для завтрака. Все вместе весило 60 килограммов.

Другой проблемой стали деньги. В Африке практически не было банкоматов, не принимались кредитки, и я, как мог, подготовился заранее, повсюду рассовав кучу наличных, подобрав каждую купюру в соответствии с чудными африканскими денежными правилами (например, здесь не принимали старые, порванные или смятые банкноты, или банкноты с надписями, или старые версии 50-долларовой купюры с эллипсом вокруг изображения Улисса С. Гранта, а лишь новейшие 100 долларов, которые было сложно подделать).

С жильем я думал поступить так – пара ночей в палатке, затем ночь в дешевом отеле, чтобы отмыться, а также периодические посещения гестхаусов, где я мог узнать свежую информацию об открытых дорогах, смытых мостах, все еще работающих кораблях и местах, облюбованных бандитами и другими опасными ребятами.

У меня были ампулы для инъекций против гепатита А и желтой лихорадки. Срок действия этих вакцин составлял 12 лет, но недавно международная здравоохранительная организация понизила его до 10 лет, а это означало, что дата истечения срока действия моих официальных запасов лекарств от желтой лихорадки приходилась на предпоследний день моей поездки, по пути из Конго обратно в Йоханнесбург, где я должен был забрать свой багаж и сесть на самолет до аэропорта Кеннеди. Я не мог попасть в карантин из-за одного дня, но решил быть дотошным, чтобы не попасться в лапы какому-нибудь малооплачиваемому таможеннику, у которого будет возможность держать меня взаперти, пока я не куплю свою свободу.

В первый день путешествия прямо по закону Мерфи случилось несколько заминок: ангольское посольство продержало мою заявку так долго, что служба доставки передала мне мой паспорт лишь за три часа до моего вылета. Служащие агентства безопасности транспорта конфисковали мой ланч, банку консервированных спагетти с фрикадельками, посчитав, что в ней содержалась жидкость. Страшные грозовые тучи задержали взлет на 100 минут, что стало причиной утери моего багажа в Лондоне. А приехав в Йоханнесбург, я узнал, что во всех девяти провинциях Южной Африки началась эпидемия свиного гриппа.

Но что было хуже всего, мой счастливый четырехлистный клевер начал иссыхать. Я хранил его в пластиковой обложке паспорта, возил с собой на удачу и в качестве защиты от террористов, ненавидевших американцев, ведь благодаря ему они могли принять меня за ирландца. Во время моего пребывания в Южной Африке два листика оторвались от стебля. Какой удачи мог я ждать от клевера с двумя листами?

В общем, не самое успешное начало самой простой части моей поездки.

Перед тем как покинуть аэропорт Табо, я купил несколько газет с последними новостями из Африки:

Нигерия – четверо охранников сожжены повстанцами, атаковавшими нефтепровод.

Мозамбик – десять туристов погибли в ДТП, произошедшем по причине сумасшедшего водителя автобуса.

Кения – начало расследования массовых убийств после выборов вновь откладывается.

Малави – за границей поднялся спрос на сирот, больных СПИДом.

Судан – продолжаются обстрелы в регионе Дафур.

Мавритания – мусульманские духовные лица осуждают участие в конкурсе «Мисс Вселенная».

Зимбабве – из-за ожесточенных демонстраций прервана разработка конституции с разделением властей.

Уганда – случаи заболевания ВИЧ достигли новой отметки по вине дальнобойщиков.

Ах, дорогая Африка!

Броский подзаголовок йоханнесбургской газеты приковал мое внимание. Местные проститутки развернули демонстрацию в поддержку увеличения платы за их услуги, так как в следующем году ожидался наплыв туристов, связанный с Кубком мира в Южной Африке, самым главным спортивным событием на планете:

РАБОТНИКИ СЕКС-УСЛУГ ХОТЯТ ПОЛУЧАТЬ БОЛЬШЕ БАКСОВ ЗА ТРАХ!

Следом шла история о епископе Туту. Этот красноречивый и часто цитируемый клирик так завершил свое обращение к группе путешествующих миссионеров: «Вначале у нас была земля, а у вас была Библия. И вы сказали нам: братья, дайте нам проповедовать. И мы опустили наши головы и закрыли наши глаза, и когда вновь открыли их, у нас была Библия, а у вас – земля».

Огромный рекламный щит, приветствовавший туристов в аэропорту, тоже заставил меня улыбнуться:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЮЖНУЮ АФРИКУ, РОДИНУ БОЛЬШОЙ ПЯТЕРКИ И ДРУГИХ БОЛЬШИХ ВИДОВ.

Так как мне уже довелось повидать Большую пятерку, в эту поездку я хотел увидеть маленькую: слонового прыгунчика, жука-носорога, буйволового ткача, леопардовую черепаху и муравьиного льва.

Два дня спустя я приехал в Масеру на автобусе как раз к празднованию дня рождения Его королевского Величества горного Королевства Лесото, милой, маленькой, почти неизвестной страны без выхода к морю в юго-западной части Африки. Это единственная страна, где каждый участок земли возвышается на 1300 метров над уровнем моря, а 80 % территории находится на высоте 1800 метров.

Я специально решил вернуться в Южную Африку зимой, так как мне легче путешествовать при небольших похолоданиях, чем во время дикой жары, дождей и высокой влажности африканского лета. Я предположил, что в Лесото будет немного прохладнее из-за его горного расположения и удаленности от экватора, и так оно и было – здесь лед сковывал придорожные канавы Масеру, где в шесть вечера температура падала ниже нуля и не поднималась вплоть до девяти утра.

У меня не было ни места для тяжелых зимних вещей, ни нужды в них в первые пять дней, так что для сохранения тепла я выбрал тактику «многослойности». Я надел на себя несколько слоев одежды – два набора термобелья, две футболки и два свитера. Своим нелепым видом я рассмешил прелестную девушку, которая встретила меня в супермаркете и сопроводила в отельный номер, где помогла избавиться от избытка моей одежды.

Я скоро понял, почему традиционным нарядом Лесото является гигантское, плотное, тяжелое покрывало, сделанное из особо теплой шерсти местных овец и коз. Мужчины носили его, обернув вокруг тела, женщины часто накидывали сразу два покрывала: одно в качестве юбки, а второе на плечи, не забывая при этом о теплой одежде под ними. А также о шерстяных лыжных шапочках.

В мой первый день в Масеру я чудом умудрился удержаться на лошади, везшей меня по горному серпантину, смог пережить поездку и счастливо отметить долгое здоровье Его Величества. Хозяева лошадей уверяли меня, что дали в мое распоряжение «спокойного маленького пони», но выданное мне чудовище было высотой в 14 локтей и, кажется, имело проблемы со зрением и характером, а также не понимало английского или притворялось, что не понимает.

А спасла мою задницу лука, металлическая ручка на передней части седла, за которую всадник при необходимости – а таковая необходимость существовала – мог держаться двумя руками. Дополнительным плюсом был тот факт, что, в отличие от луки с западного седла, эта ручка не била мне по яйцам, когда я подавался вперед при спуске с холма, – они просто заезжали под нее.

Лесото совсем не похоже на остальную Африку. Его отнюдь не низкие низины напоминают пейзажи Монтаны, где широкие равнины и долины окружены горами. Средние возвышения с разноцветными щербатыми выступами и кривыми откосами походят на Аризону. А самые высокие точки напоминают Тибет – холодная, серая, лишенная деревьев местность, окруженная снежными пиками. Здесь находится самая высокая гора к югу от Килиманджаро.

В эти свежие безоблачные ночи в сельской местности, окруженной покрытыми снегом горами, чьи белесые уступы и ледяные вершины мерцали в лунном свете, я почти не мог поверить, что находился в Африке, прекрасной Африке, которую видят лишь немногие путешественники. Я лег на спину на прохладную землю у тента и смотрел на сияющих Вегу и Антареса и новые созвездия, которые попадались мне только в астрономических книгах: Геркулес и Лира, Стрелец и Скорпион, Лебедь и Лисичка, а чуть в стороне – альфа Центавра и бета Центавра, указывавшие путь к Южному Кресту через световые года черного неба. Я находился в согласии со Вселенной и, заползая в уютный спальник, чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле.

Несмотря на чарующие виды, Лесото – до жалкого бедная страна с населением в 2 миллиона жителей, 40 % которых зарабатывают менее 1,25 доллара в день. Более половины населения занимается сельским хозяйством, хотя в их стране очень мало плоской и плодородной земли, подходящей для выращивания культур. Здесь нет полезных минералов, за исключением алмазов (попадаются действительно большие экземпляры, например, 601-каратный «Коричневый Лесото» и 603-каратный белый алмаз «Клятва Лесото»), нет живности, привлекательной для богатых охотников, нет лесов, портов, тяжелой промышленности, хотя здесь есть большая фабрика по производству джинсов марки Levi’s, и страна экспортирует в США больше штанов, чем любое другое государство в Африке к югу от Сахары.

Долгие годы приток валюты в Лесото обеспечивали политически корректные, социально ответственные туристы, которые отказывались ехать в Южную Африку во время апартеида и вместо этого толпились в карточных казино Лесото. Но когда расовые законы в Южной Африке были отменены в 1991 году и чернокожие граждане были допущены к управлению собственными странами и избрали Нельсона Манделу президентом в 1994-м, большинство путешественников потянулось к более жаркому климату, благам западной цивилизации и множеству развлечений.

В Лесото осталось очень мало туристов и только два по большей части пустующих казино. Королевство выжило с международной поддержкой, благодаря денежным переводам эмигрантов, пошиву одежды, китайским проектам (за которыми пристально следят в самом Китае) и совсем недавно проекту высокогорных вод, мультимиллиардному чуду инженерии, финансируемому Южной Африкой, созданному для сохранения и перевоза воды в те части Южной Африки, где сосредоточены разработки и заводы. После завершения строительства пять огромных дамб будут сохранять питьевую воду и для жаждущих жителей Йоханнесбурга, который находится в 200 милях от Лесото. Само королевство в результате будет обеспечено электричеством.

Лесото стало идеальным местом для путешествий, с великолепными пейзажами, хорошими дорогами, низким уровнем преступности, дружелюбными жителями, большинство из которых понимают английский, благоприятным климатом, ясными и безоблачными зимними днями и отсутствием малярии и других болезней, переносимых насекомыми. Я не хотел уезжать.

* * *

Я вернулся в Йоханнесбург, чтобы пополнить свои запасы и постирать одежду, отпраздновать день Нельсона Манделы и подготовиться к встрече с Анной, которая летела в Намибию и Ботсвану, чтобы повидаться со мной.

У меня оставался лишний день, и я не хотел проводить его в криминальном Йоханнесбурге, в котором число безработных достигло 40 %, поэтому я решил ненадолго слетать в Дурбан, один из моих любимых городов, на самолете нового южноафриканского лоукостера «Кулула», который уже успел заработать репутацию неординарной фирмы с особым южноафриканским чувством юмора, призванным избавить пассажиров от страха перелетов. Я почувствовал это, как только вышел на взлетную полосу и увидел самолет, выкрашенный в ярко-салатовый цвет с вертикальной стрелкой посередине рядом со словами: «Этой стороной наверх». На самолете, стоявшем поблизости, было написано «Летаю по 101» и расклеены знаки, на которых были подписаны все его части.

Чтобы снизить затраты времени и денег, «Кулула» не позволяет зарезервировать места. Вы просто садитесь на самолет и выбираете место по душе. Когда несколько пассажиров на моем рейсе замешкались, стюардесса взялась за микрофон: «Ну же, люди, мы не мебель тут выбираем. Просто найдите себе место и сядьте!»

Затем поступило объявление о ремнях безопасности: «Чтобы пристегнуть ремни, вставьте металлический конец в пряжку и потяните. Они работают так же, как и любые другие ремни. И если вы не знаете, как это делается, то, скорее всего, вам нельзя выходить на улицу без присмотра взрослого». Затем сразу последовало: «В случае непредвиденной разгерметизации самолета сверху выпадут кислородные маски. Перестаньте орать, хватайте маску и натяните ее на лицо. Если с вами путешествует ребенок, наденьте свою маску, а затем помогите ему. Если вы путешествуете с несколькими детьми, выберите любимчика». Когда смех затих, она добавила: «Если вам захочется покурить, место для курения находится на крыле, вы сможете выкурить все, что вам удастся зажечь».

В этот момент послышался строгий голос второго пилота: «Леди и джентльмены, я прошу прощения за такую грубость. На нашей авиалинии работают лучшие, самые дружелюбные и дипломатичные стюарды в индустрии. К сожалению, сегодня они не летят с нами. Несмотря на это, я хочу проинформировать вас, что наша компания ценит ваши деньги и надеется, что в следующий раз, когда вас настигнет безумное желание залезть в герметичный металлический тубус, рассекающий воздух, вы вспомните об авиалинии «Кулула».

А затем добавил: «Температура в Дурбане – 20 °C, облачно. Но не волнуйтесь, мы разгоним тучи по прилете. Теперь я потушу свет в кабине, чтобы вам было комфортнее, а наши стюардессы выглядели более привлекательно».

Когда мы выходили из самолета, я спросил главного стюарда, всегда ли они ведут себя так. «О да, мы считаем, что полеты должны проходить в атмосфере веселья, наши постоянные клиенты согласны с нами. Некоторые из них даже включаются в игру. У нас была одна старушка, которая на выходе из самолета после жесткого приземления спросила капитана: «Это мы так приземлились или нас подбил истребитель?»

Глава XVII. Кот в мешке

На этом этапе моих приключений я сделал то, чего никогда не делал в Южной Африке: я пригласил в поездку американскую женщину. Я посчитал, что Анна не будет подвергнута опасности, так как мы направлялись в Намибию и Ботсвану, самые безопасные страны в Центральной Африке, где не было войн и социальных волнений, высокого уровня преступности и вирусных заболеваний.

Жители Намибии были так счастливы нашему приезду, что вручили нам подарки, когда мы вошли в аэропорт Виндхука, – совсем новенькие антиинфекционные маски против быстро распространяющегося свиного гриппа. Они нам очень пригодились на пыльных дорогах Намибии.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Брошюра является вторым выпуском авторской книжной серии, посвященной пластиковым картам. В ней прив...
Ты согласилась преподавать в Академии Войны и Мира? Будь осторожна! Тебя ожидают неуправляемые студе...
Неофициальный девиз спецназа ГРУ: «Выше нас только звезды». Разведчиков готовили к выполнению практи...
Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына встретили его приход в литературу о...
В книге действительные события. Методы и приемы представлены в виде Базовой программы. Она может быт...
В Новый год всем хочется чудес, и Мэри не исключение. Она всегда жила, как серая мышь, но в один пре...