Партнер Гришэм Джон

Глава 40

Патрик расположился в самом конце стола, поверхность которого перед ним была пуста. Зато адвокат, сидевший справа, вооружился для предстоявшей битвы двумя папками с документами и стопкой блокнотов. Слева устроился Т. Л. Пэрриш с тонкой записной книжкой и громоздким магнитофоном, который Патрик снисходительно позволил использовать для записи. Никаких помощников или секретарш, однако, поскольку каждому уважающему себя юристу требуется документальное подтверждение показаний, все сошлись на том, что магнитофонная лента их устроит.

После того как обвинения федеральных властей рассеялись в воздухе, задача рассчитаться с Патриком за содеянное легла на плечи штата. Пэрриш ощущал всю полноту переложенной на него ответственности. Феды спихнули с себя ответчика для того, чтобы расправиться с сенатором. Однако у Патрика еще имелись в запасе неожиданные ходы, и уж тут Пэрриш был полностью в его власти.

— Умышленное убийство можете выбросить из головы, Терри, — сказал Патрик. Пэрриша так звал почти каждый, однако подобная фамильярность ответчика, едва знакомого с прокурором, пожалуй, несколько резала слух. — Я никого не убивал.

— Кто сгорел в машине?

— Человек, умерший за четыре дня до этого.

— Мы его знаем?

— Нет. Никому не известный старик.

— От чего он умер?

— От бремени прожитых лет.

— Где?

— Здесь, в Миссисипи.

Пэрриш задумчиво чертил в записной книжке квадратики. С поражением фэбээровцев дверь осталась распахнутой настежь. Патрик вот-вот выйдет через нее без всяких оков или наручников. Казалось, теперь ничто уже его не остановит.

— Значит, вы сожгли труп?

— Истинная правда.

— Что говорит по этому поводу закон?

Сэнди подтолкнул Пэрришу лист бумаги. Тот быстро пробежал глазами написанное.

— Извините. Не могу сказать, что сталкиваюсь с такими вещами ежедневно.

— Тем не менее это все, что у вас есть, Терри, — бросил Патрик с уверенностью человека, спланировавшего свои действия годы назад.

Прокурор был убежден в его правоте, но где на свете найдется юрист, которого легко сломать одной фразой?

— Это пахнет годом тюрьмы, — сказал он. — Год в Парчмэне пойдет вам на пользу.

— Очень может быть, но в Парчмэн я не поеду.

— А куда вы намереваетесь отправиться?

— Куда-нибудь еще. С билетом первого класса в кармане.

— Не торопитесь. У нас есть мертвое тело.

— Нет, Терри, у вас нет мертвого тела. Вы не имеете ни малейшего представления о том, кто был кремирован, а я не скажу вам этого до тех пор, пока мы не заключим сделку.

— Что за сделка?

— Откажитесь от обвинений. Выбросьте их из головы. Мы просто разойдемся по домам.

— Великолепно! Ловят грабителя банка, он возвращает деньги, мы снимаем с него обвинения и машем на прощание ручкой. Неплохой козырь для четырех сотен ответчиков, с которыми на сегодняшний день я имею дело! Уверен, их адвокаты всё поймут правильно.

— Меня абсолютно не интересуют эти четыре сотни ответчиков, как, собственно, и я их. Мы говорим о конкретном судебном процессе, Терри, а в нем каждый за себя.

— Но далеко не о каждом кричат все газеты.

— Ага, понял. Вас беспокоит пресса. Когда у вас перевыборы? В следующем году?

— Я лишен какой бы то ни было предвзятости. Пресса меня нисколько не волнует.

— Как бы не так. Вы — официальное лицо, и беспокоиться о прессе — ваша обязанность. Именно поэтому вы должны снять с меня обвинения. Выиграть вам не дано. Переживаете по поводу первых страниц? Тогда представьте на них собственную фотографию — после того как проиграете.

— Член семьи жертвы не выдвигает никаких обвинений, — заметил Сэнди. — Кроме того, эта дама готова обратиться к публике. — Адвокат помахал в воздухе листком бумаги.

Сказать яснее было невозможно: за нас факты и представительница семьи, мы ее знаем, а вы — нет.

— В газете это будет смотреться неплохо, — добавил Патрик. — Родственница жертвы, умоляющая прокурора снять обвинения.

«Сколько вы им заплатили?» — чуть не спросил Пэрриш, но сдержался. Господь с ними, это не важно. Он вновь начал писать что-то в записной книжке. Пока мысли прокурора метались в поисках выхода, слышно было лишь шуршание пленки — магнитофон продолжал записывать.

Пользуясь тем, что противник почти повержен, Патрик нанес решающий удар.

— Вот что, Терри, — с максимальной искренностью сказал он, — вы не можете повесить на меня обвинение в убийстве. Это совершенно ясно. Вы не можете предъявить обвинение в глумлении над трупом, поскольку не знаете, о чьем трупе идет речь. У вас ничего нет. Проглотить столь горькую пилюлю трудно, согласен, но факты — упрямая вещь. Приятного здесь мало, однако, черт побери, ваша работа и не предполагает сплошных наслаждений!

— Благодарю вас. И все-таки глумление над трупом серьезное преступление. Мы поднимем архивы и найдем каждого, кто умер в феврале девяносто второго года. Пойдем по семьям, чтобы узнать, не говорил ли кто-нибудь с вами. Получим постановление суда и раскопаем несколько могил. Торопиться не будем. Вас тем временем переведут в окружную тюрьму, а шериф Суини, я уверен, с удовольствием подыщет вам достойных сокамерников. Зная о вашей склонности пускаться в бега, ни один судья не согласиться выпустить вас под залог. Потянутся месяцы, придет лето, а кондиционеров в тюрьме нет. Вам придется еще похудеть. Мы же продолжим раскопки и при небольшом везении найдем-таки пустую могилу, а через девять месяцев, или через двести семьдесят дней, после предъявления обвинения начнем судебный процесс.

— Как вы собираетесь доказать, что это сделал я? Свидетелей нет, нет вообще ничего, кроме весьма сомнительных умозаключений.

— Посмотрим. Но вы упускаете мою мысль. Если я выдвину обвинение, то смогу, по закону, на два месяца продлить ваше пребывание в тюрьме. Таким образом, ожидая суда, вы почти год проведете в камере. Немалый срок для человека с кучей денег.

— Переживу как-нибудь, — сказал Патрик, глядя Пэрришу прямо в глаза и надеясь, что тот отведет взгляд первым.

— Может быть, однако вряд ли вы захотите испытывать судьбу: а вдруг присяжные согласятся с обвинением и вас осудят?

— Ваше последнее слово? — спросил Сэнди.

— Попробуем подойти к проблеме иначе. — Пэрриш усмехнулся. — Вам не удастся сделать нас всех дураками, Патрик. Феды отступились, ладно. Но у штата нет иного выбора, кроме как продолжить начатое. Вы должны дать нам хоть что-то, чтобы разрешить ситуацию.

— Я даю вам возможность предъявить мне обвинение. Отправлюсь в суд, предстану перед его честью, выслушаю все ваши речи и признаю себя виновным в глумлении над трупом. Но никакого заключения. Можете объяснить судье, что семья не имеет ничего против. Предложите вынести условный приговор, наложить штраф, выплатить компенсацию морального ущерба, зачесть срок, прошедший с момента моего задержания. Напомните ему о пытках и всем прочем, что мне пришлось перенести. Сделайте, Пэрриш, и вы сохраните свое достоинство. Но повторяю вам: никакой тюрьмы.

Т. Л. Пэрриш задумался.

— И вы назовете имя жертвы?

— Да. После того как мы заключим с вами сделку.

— У нас есть согласие семьи на вскрытие гроба. — Сэнди помахал еще одной бумагой. — Я спешу, Терри. Мне нужно посетить очень много мест.

— Нужно поговорить с Трасселом. Необходимо заручиться его согласием, вы же понимаете это.

— Он его даст, — сказал Патрик.

— Так договорились? — спросил Сэнди.

— В том, что касается меня, — да, — ответил Пэрриш и, выключив магнитофон, начал собирать со стола свои вещи.

Патрик подмигнул Сэнди.

— Кстати, — Пэрриш уже поднялся, — чуть не забыл. А что вы можете сказать о Пеппере Скарборо?

— Я назову вам его новое имя и дам номер карточки социального страхования.

— Значит, он жив?

— Да. Вы получите возможность найти его, но не более. Парень не сделал ничего плохого.

Окружной прокурор молча вышел из комнаты.

На два часа дня у Евы была назначена встреча с вице-президентом лондонского отделения «Дойчебанка». Немец превосходно говорил по-английски, одет был в темно-синий двубортный костюм от дорогого портного, манеры его отличались благородной сдержанностью. Он тут же приступил к делу. Предстояло перевести сто тринадцать миллионов долларов из банка в Цюрихе в Вашингтон. Ева назвала номера счетов и определила порядок движения денег. Секретарша внесла чай с пирожными; немец, вежливо извинившись, на минуту вышел, чтобы переговорить по телефону с Цюрихом.

— Все в порядке, мисс Перес, — мягко улыбнулся он, вернувшись.

Ева и не предполагала никаких неожиданностей.

Едва слышно заработал принтер, выдавая распечатку. Немец вручил бумагу Еве. На счете в «Дойчебанке» после перевода осталось миллион девятьсот тысяч долларов и еще какая-то мелочь. Сложив листок, Ева сунула его в изящную сумочку.

Три миллиона лежали в швейцарском банке, шесть с половиной хранились на счете в Банке Канады на Большом Каймане. По сообщению управляющего банком на Бермудах, ему удалось весьма удачно разместить более четырех миллионов долларов, кроме того, семь миллионов двести тысяч находились сейчас в Люксембурге. Пусть лежат.

Покончив с делами, Ева вышла из здания и направилась к машине, чтобы позвонить Сэнди.

В статусе беглеца Бенни пробыл недолго. Его подружка, проведя ночь во Франкфурте, вылетела в Лондон, и около полудня ее самолет приземлился в Хитроу. Предупрежденный чиновник иммиграционной службы дважды проверил паспорт дамы и, извинившись, попросил немного подождать.

Видеокамера бесстрастно зафиксировала ее солнечные очки и дрожащие руки.

На стоянке такси к ней приблизился полисмен и попросил встать в очередь за двумя пожилыми леди, а сам стал подавать знаки свободным машинам. Доставшийся подружке Арициа водитель действительно был таксистом, но буквально несколькими минутами раньше с ним кратко переговорил прилично одетый мужчина и вручил ему небольшой передатчик.

— Отель «Атенеум» на Пиккадилли, — бросила она, усаживаясь.

Такси влилось в плотный поток машин, и водитель небрежно повторил адрес в микрофон. Через полтора часа он высадил пассажирку у входа в отель. Около стойки портье вновь пришлось ждать — завис компьютер. После того как в телефон в предназначавшемся даме номере установили крошечный «жучок», ей вручили ключи и провели к лифту. На пороге номера она дала бою чаевые, затем вошла, закрыла дверь на ключ, набросила цепочку и кинулась к телефону.

— Бенни, это я. Приехала.

— Слава Богу! С тобой все в порядке?

— Да. Только немного напугана.

— За тобой кто-нибудь следовал?

— Нет. Не думаю. Я была очень осторожна.

— Отлично. Слушай, на Брик-стрит, в двух кварталах от тебя, есть небольшое кафе. Встретимся там через час.

— Хорошо. Мне почему-то страшно, Бенни.

— Не беспокойся, дорогая, все будет хорошо. Я очень соскучился по тебе.

Когда она пришла в кафе, Бенни там не оказалось. Прождав целый час, дама в панике бросилась назад. Он даже не позвонил. Ночь прошла без сна.

Утром, спустившись в вестибюль, дама взяла со стойки несколько газет и стала внимательно просматривать их за чашкой кофе. Очень скоро она наткнулась на два маленьких столбца в «Дейли мэйл», где сообщалось о задержании спасавшегося от правосудия США некоего Бенджамена Арициа.

Собрав свои вещи, дама заказала билет на ближайший рейс в Швецию.

Глава 41

Перекинувшись парой фраз со своим коллегой, Генри Трасселом, судья Карл Хаски договорился с ним, что дело Патрика Лэнигана будет рассматриваться в первую очередь.

Среди юристов Билокси ходили упорные слухи о состоявшейся сделке, но еще больше говорили о злом роке, упорно преследующем фирму Богена. Никаких других тем для обсуждения в здании городского суда не было.

Рабочий день Трассел начал с того, что пригласил в свой кабинет Т. Л. Пэрриша и Сэнди Макдермотта — они должны были ввести его в курс дела. Разговор затянулся на два часа.

По трем вопросам пришлось консультироваться и с самим Патриком по телефону доктора Хайани. Оба они, врач и его пациент, играли в шахматы в кафетерии госпиталя.

— Непохоже, что он собирается в тюрьму, — пробормотал Трассел после второго звонка Лэнигану.

Судье явно не хотелось выпускать из рук свою жертву, однако добиться обвинительного приговора было немыслимо трудно. Заваленный делами наркодельцов и сексуальных маньяков, Трассел не собирался тратить время на какого-то осквернителя чужих могил. Улики против Лэнигана весьма спорные, причем только косвенные, а зная о склонности Патрика методично продумывать каждый шаг, он может не сомневаться: добиться осуждения в этом случае вряд ли удастся.

Предстояло выработать условия соглашения. Работа началась с решения сократить список выдвинутых против Патрика обвинений. Трассел по телефону переговорил с Суини, Мастом, Джошуа Каттером и Гамильтоном Джейнсом. На всякий случай дважды побеседовал с сидевшим в соседнем кабинете Карлом Хаски.

Оба судьи, как и Т. Л. Пэрриш, раз в четыре года должны были проходить процедуру переизбрания на должность. Соперников у Трассела никогда не находилось, он считал себя неуязвимым. Хаски уходил. Пэрриш, тонкий политик, мастерски поддерживал свою репутацию человека, абсолютно беспристрастного и способного принимать трудные решения без оглядки на общественное мнение. Все трое работали довольно долгое время и успели сделать главный вывод: когда возникает острая необходимость принятия непопулярных мер, делать это следует быстро. Переживать можно будет потом. Любые колебания лишь приведут к осложнениям. Что-нибудь пронюхают журналисты, разожгут в обществе споры, а под конец еще и масла плеснут в огонь.

Проблема с покойником, после того как Патрик объяснил ее всем, представлялась довольно простой. Он назовет имя человека, чей труп был сожжен, и предъявит бумагу, где засвидетельствовано разрешение семьи вскрыть могилу. Они достанут гроб и поднимут крышку. Если там окажется пусто, соглашение вступит в силу. В случае же обнаружения там чьего-либо тела соглашение будет расторгнуто и Патрику предъявят обвинение в умышленном убийстве. Говоря о Кловисе, Лэниган продемонстрировал такую уверенность, что ни у кого не возникло сомнений: могила пуста.

Приехавший в госпиталь Сэнди увидел своего клиента в постели, вокруг которой стояли медсестры, а доктор Хайани был занят обработкой ожогов. Узнав от адвоката, что вопрос не терпит отлагательства, Патрик попросил медперсонал оставить их вдвоем. Они вместе прочли все подготовленные бумаги, после чего Патрик подписал их.

У стола Сэнди заметил картонную коробку — в ней лежали книги, которые он приносил в госпиталь по просьбе Патрика. Значит, клиент уже начал паковать вещи.

Пообедал Сэнди в номере отеля наскоро — сандвичем, поглядывая, как секретарша перепечатывает документ. Обоих помощников и вторую секретаршу он отослал в Новый Орлеан.

Зазвонил телефон, и он мгновенно снял трубку. Его собеседник представился как Джек Стефано, из Вашингтона.

— Вы, видимо, уже слышали обо мне?

— Да, слышал.

— Я сейчас внизу, в вестибюле. У вас найдется несколько минут для разговора?

— Безусловно.

Трассел просил юристов вернуться около двух.

Они расположились в гостиной за небольшим столиком друг против друга.

— Меня любопытство привело, — объяснил причину своего появления Стефано, но Сэнди не поверил ему.

— Вам, наверное, стоило начать с извинений, — заметил он.

— Вы правы. В Бразилии мои люди несколько увлеклись, им, конечно, не следовало быть такими грубыми с вашим мальчиком.

— Я должен принять сказанное в качестве извинения?

— Мне очень жаль. Это было ошибкой. — Голосу Стефано явно не хватало искренности.

— Передам ваши слова своему клиенту. Уверен, они много значат для него.

— Я больше не участвую в драке. Мы с женой сейчас во Флориде отдыхали, вот я и позволил себе заглянуть сюда. Обещаю, что не отниму у вас много времени.

— Арициа арестовали? — спросил Сэнди.

— Да. Несколько часов назад, в Лондоне.

— Хорошо.

— Он больше не имеет ко мне никакого отношения, равно как и компания «Платт энд Роклэнд». Меня наняли уже после того, как деньги исчезли, для того чтобы найти их. Я и пытался сделать это. За работу мне заплатили, а теперь я выбросил это дело из головы.

— Для чего же вы приехали сюда?

— Я в высшей степени любознателен. Лэнигана мы нашли в Бразилии только после того, как кто-то стукнул на него. Кто-то очень хорошо его знавший. Два года с нами контактировала фирма из Атланты «Плутон». У них был клиент в Европе, а у того имелась определенная информация о Лэнигане. Клиент, естественно, хотел за нее денег. В то время у нас они водились, так что у нас возникли определенные отношения. Клиент «Плутона» бросал нам наживку, мы соглашались выплатить вознаграждение, и деньги переходили из рук в руки. Его данные всегда оказывались совершенно точными. Этот клиент поразительно много знал о Лэнигане: о его перемещениях, привычках, вымышленных именах. Тут работал кто-то поразительно умный. Мы чувствовали это, он нас пугал. В конце концов нам предложили действительно стоящую вещь: за миллион долларов клиент обещал сообщить адрес Лэнигана. Мы получили отличные снимки — на одном Лэниган мыл машину «фольксваген-жук», — заплатили миллион и нашли его.

— Так кем же был клиент?

— В этом-то и вопрос. По всей видимости, это женщина, так?

Сэнди фыркнул, словно собираясь расхохотаться, однако ничего смешного в ситуации не было. Из глубин памяти медленно поднимался рассказ Евы о том, как агенты «Плутона» следили за Стефано.

— Где она сейчас? — спросил Стефано.

— Понятия не имею.

Ева была в Лондоне, но гостю знать об этом не следовало.

— Всего мы заплатили загадочному клиенту один миллион сто пятьдесят тысяч долларов, и он — или она — без обмана доставил нам товар. Как Иуда.

— Все это уже принадлежит прошлому. Чего вы хотите от меня?

— Как я сказал, мной движет исключительно любопытство. Если вдруг в обозримом будущем вы докопаетесь до правды, буду признателен за телефонный звонок. Я ничего не выигрываю, ничего не теряю. Просто хочу знать, кому достались наши деньги.

Сэнди ответил неопределенным обещанием поставить при случае Стефано в известность, и тот вышел.

О сделке шериф Рэймонд Суини узнал во время обеда, и новость пришлась ему не по вкусу. Он тут же принялся звонить Пэрришу и Трасселу, однако для разговора и тот и другой оказались слишком занятыми. Телефон Каттера не отвечал.

Суини явился в суд и устроился в коридоре между кабинетами обоих судей: если действительно решат ударить по рукам, он попробует помешать. Шериф пошептался со знакомыми чиновниками — в атмосфере явно витало напряжение.

Юристы появились около двух часов и с суровыми лицами проследовали в кабинет Трассела. Минут через десять постучал в дверь и Суини: должен же он знать, что делать с заключенным? Судья спокойно объяснил, что, по всей видимости, по делу удастся достичь соглашения, которое, как считают и его коллеги, послужит интересам правосудия и справедливости. У Суини имелась собственная точка зрения, и он без колебаний изложил ее:

— Мы будем выглядеть дураками. Люди всё прекрасно понимают. Стоит поймать богатенького ловчилу, как он просто откупается от тюрьмы. Да что мы, клоуны, что ли?

— Твои предложения, Рэймонд? — спросил Пэрриш.

— Спасибо и на этом. Во-первых, я перевез бы его в окружную тюрьму — пусть посидит там, как все. А потом вкатил бы ему на полную катушку.

— За какое преступление?

— Но ведь он украл эти чертовы деньги! Сжег труп! Пусть лет десять поторчит в Парчмэне. Вот в чем состоит справедливость.

— Здесь он не крал никаких денег, — терпеливо возразил Трассел. — Это вне нашей юрисдикции. Дело рассматривалось федеральными властями, а они отказались от обвинений.

Сидевший в углу Сэнди не поднимал глаз от листа бумаги.

— Значит, кто-то сел в лужу? — не сдавался шериф.

— Во всяком случае, не мы, — быстро проговорил Пэрриш.

— Замечательно. Пойди и объясни это тем, кто тебя выбрал. Вали все на федов, им-то выборы не грозят. А сгоревший труп? Лэниган признается и выходит чистеньким на свободу?

— Ты считаешь, он должен понести наказание?

— Да, черт возьми!

— Хорошо. Как, по-твоему, нам доказать его вину? — спросил Пэрриш.

— Прокурор — ты. Это твоя работа.

— Да, зато ты у нас один такой умный. Как собираешься доказать свою правоту?

— Он же признался в этом, не правда ли?

— Значит, по-твоему, Патрик Лэниган встанет на суде и заявит присяжным, что сжег труп? Отличная стратегия.

— Он не сделает этого, — тут же вставил Сэнди.

Щеки и шея Суини стали багровыми, взгляд метался от Пэрриша к Сэнди. Осознав, что у сидевших в кабинете готовы ответы на любые вопросы, шериф с трудом взял себя в руки.

— Когда? — спросил он.

— Сегодня, ближе к вечеру, — ответил Трассел.

Суини не понравилось и это. Сунув сжатые кулаки в карманы, он направился к двери.

— Действительно, зачем вам обижать своего? Все вы, юристы, одинаковы, — четко произнес он.

— Одна большая и счастливая семья, — с сарказмом бросил ему в спину Пэрриш.

Суини гулко хлопнул дверью и зашагал по коридору. Уже из машины связался по телефону со своим личным информатором — репортером ежедневной газеты «Кост».

Поскольку разрешение семьи имелось, с раскапыванием могилы тянуть не пришлось. Трассел, Пэрриш и Сэнди оценили юмор ситуации: документ, дававший им право вскрыть гроб, был подписан единственным другом Кловиса — Патриком Лэниганом, тем самым, с кого в результате этого действа должны были снять выдвинутые обвинения.

Процедура вскрытия могилы весьма отличалась от эксгумации, для которой требовался специальный ордер, а в некоторых случаях — и отдельное слушание в суде. Раскопать захоронение, чтобы всего лишь посмотреть? Такого в своде законов не значилось, и Трассел испытывал по данному поводу огромное облегчение. Кто от этого пострадает?

Уж никак не семья и не покойник.

Ролланд по-прежнему был владельцем ритуального бюро в Уиггинсе. Он хорошо помнил мистера Кловиса Гудмэна и его юриста, проведшего странное бдение, на которое никто и не думал явиться. Ролланд так и сказал судье Трасселу по телефону. Да, про мистера Лэнигана что-то писали в газетах, но сам он больше не появлялся и не звонил.

Трассел кратко объяснил Ролланду суть дела. Выяснилось, что гроб после бдения владелец ритуального бюро не открывал: не было необходимости, да и прежде он ничего подобного не делал. Пока судья разговаривал, Пэрриш по факсу переслал в Уиггинс копии разрешений, подписанных Диной Постелл и Патриком Лэниганом.

Ролланд внезапно загорелся желанием помочь следствию.

Слышать об украденных трупах ему еще не доводилось, жители Уиггинса пока обходились без этого. Да, могилу он раскопает запросто, не сомневайтесь. Кладбище, между прочим, тоже принадлежит ему.

На кладбище Трассел отправил клерка и двух охранников. Надпись на красивой надгробной плите гласила:

КЛОВИС Ф. ГУДМЭН

Январь 1907 г. — 6 февраля 1992 г.

Страницы: «« « ... 1617181920212223 » »»