Хроники Горана. Прознатчик Башибузук Александр
— Да и дома есть что показать… — Сидор оценивающе скользнул взглядом по моему мечу и рогатине. — Ну да ладно — это опосля; поспешим, брате, банька самый жар взяла, да бабы стол уже спроворили. А ты, Горан…
— С нами, — властно перебил его меняла. — Гостем он мне сегодня.
Да меня вдруг донеслись частые глухие стуки и азартные взвизги. Мирон заметил, что я прислушиваюсь и коротко хохотнул:
— Дык, то Петка моя забавляется. Идем, глянешь…
— Идем.
Мы зашли за дом, где я чуть ли не остолбенел, узрев очень занятную картинку. Вокруг мощного столба, на котором на шарнирах вертелись толстые перекладины, порхала… нет, это не то слово. Девушка, азартно лупившая столб деревянными парными мечами, явно не была похожа на бабочку. Довольно высокая, почти на голову выше своего папаши, коренастая и мощная телом, но удивительно ладно сложенная. Все на месте — оттопыренный ладный задок, обтянутый замшевыми лосинами, крепкие, но стройные ноги в высоких сапогах, перехваченных под коленом и на щиколотке ремешками, в разрезе меховой безрукавки колыхаются вполне впечатляющие…
— Какого приперлись? — низким грудным голосом поинтересовалась девушка, не переставая махать мечами.
— Дык, доча, охогонника пгивел… — пояснил Мирон, с гордостью смотря на дочь.
— А кто тебе сказал… — Пета с пронзительным визгом крутнула сальто и, рубанув мечом, напрочь сшибла одну их перекладин. — Уф-ф… да на кой он мне нужен, тятя?
— Ну-у… — хафлинг шумно вздохнул. — Дык мое слово твегдое! Без охганы никуда не поедешь!
— Так тому и быть! — девушка тряхнула копной медно-рыжих, мелко вьющихся волос и отбросила в сторону мечи. — Не поеду, так не поеду!!! — при этих словах она упрямо надула пухленькие губки.
Надо сказать, гнома… тьфу ты, хафлингесса, оказалась довольно симпатичной девушкой. Округлое лицо, вздернутый аккуратный носик, четко очерченные губы; правда, это милое личико очень сильно портит налет надменности и своенравия, да и сварливость в изрядной мере присутствует. Очень хорошо сказал приснопамятный Эдельберт: «…жены народа хафлингов великия терзания мужам своим приносят, изрядными корыстью и своенравием гораздо превосходящие жен иных народов». И эта, похоже, исключением не является.
— Да я!.. — Мирон запыхтел как самовар и топнул сапожищем. — Да я… да ты… да как ты смеешь?!
— Вы правы, тятенька! — своенравность на лице Петуньи внезапно сменилась полным послушанием. Образцово-показательным послушанием. — Как скажете, тятенька; слушаю и повинуюсь вашим мудрым речам… — девушка стрельнула в меня заинтересованным взглядом, клюнула губками отца в лоб и мигом скрылась с глаз.
— Ух-х… ястги тя, бабы… — хафлинг повернулся ко мне и немного виновато пояснил: — Ты это… не думай, она девка послушная, тока маленько того… бывает…
— Маленько?
— Маленько, маленько… — часто закивал меняла. — Как шелковая в догоге будет. Тому обет даст. Ну, все… все… в баньку пога…
Банились долго. Хочу отметить, что народ хафлингов толк в банных утехах знает. Однако конструкция бани оказалась совершенно иной, чем у ославов. Сухой пар, никаких веников, большой бассейн с ледяной водицей. Но жар в парилке оказался такой, что я стал опасаться за свои волосы. Однако Мирон любезно одолжил войлочный треух, так что обошлось. А в перерывах между заходами мы пробавлялись в предбаннике легонькими заедками и ледяной шипучей бражкой.
— Мирон… — я допил чашу и поставил ее на стол. — А где девы-сегрианки?
— Хде-хде… — хафлинг с треском разломал вяленую рыбину. — Там же, где и мы. Бабы отдельно пагятся, к мужикам им ходу нет. Это у вас, у ославов, сгаму газведено, а у нашего нагода мужская баня — хгам, куда иным, кгоме как мужескому полу, догоги нет. За общим столом познакомишься. Я их тоже ночевать оставил, дабы без пгомедления собигаться. Ну что, бгатия, еще заходец?
— Обожди, Мирон… — Сидор остановил брата. — Вот скажи мне Горан, рогатыня твоя — чьей работы? Не Крона случайно?
— Его.
— Добрый кузнец! — с чувством воскликнул хафлинг. — Один на всех Островах может с нами сравниться. Одобряю твой выбор. Однако могу еще кое-чего предложить, не хуже, а пожалуй, и получше. Клевец тебе надоть? Клянусь бородой Фофана Трехпалого, лучшего ты не видел! И за сущую безделицу, в пять гривен. Ты же ценитель, по мечу видно; бери, не прогадаешь. Приказать принести?
— После баньки! — сурово отрезал Мирон. — Неча банную забаву пгегывать. Айда…
М-да… пока хафлинги полностью соответствуют своему стороннему описанию. Однако, все равно довольно приятный народец. Но такое показное гостеприимство явно неспроста. Они вроде кого попало у себя не привечают. Ну да ладно, будем посмотреть: может, у Мирона действительно сроки поджимают, вот он и старается расположить меня к себе.
Напарились до полной невесомости тел, а потом перешли в дом, где уже накрыли столы. Оказалось, когда Мирон говорил про «сожрать по барану», он совсем не шутил — целиком запеченных ягнят на столе оказалось аж целых шесть. Да и кикимора с ними, с баранами теми, я во все глаза пялился на «оных дев-сегрианок». Ух, етить…
Мощные, широченные плечи — любому мужику под стать, мускулы под рубахами так и перекатываются. Кожа почти до черноты смуглая, черты лица грубоватые, резкие, с виска на щеку спускается замысловатая татуировка. Волосы черные, прямые, подбритые с висков и связаны в хвосты на затылках. Глаза миндалевидные с розоватой радужкой. Кого-то они мне напоминают? Что означает слово «орки»? Зубы! Точно, у них еще должны быть ярко выраженные клыки…
Одна из сегрианок увидела меня, приветственно осклабилась и пихнула локтем в бок свою подругу.
Нет, зубы нормальные, белые и ровные — значит, не орки. Но мощны телом… и даже вполне привлекательны, во всяком случае — не страшилища. Думаю, в этом мире найдутся дамочки и пострашнее. Да и вообще, о чем это я? Спать с ними я уж точно не собираюсь.
— Присаживайся Гоган, — хафлинг подмигнул мне и показал на место между сегрианками. — Э-эх и пожгем, давай-давай…
— Подожди, Мирон, — я посмотрел на менялу. — Сначала алтарь.
— Н-да… — осекся хафлинг и поманил за собой Пету. — Идем, доча, словечком пегемолвимся.
Из комнатушки, в которую удалились хафлинг с дочерью, донесся какой-то ропот — отчаянно протестовала Петунья, потом что-то грохнуло — очень похожее на звук бьющий посуды, гневно забухтел Мирон, но через пару минут он уже выглянул и поманил меня пальцем. Сладил-таки…
Девушка, малиново-красная от гнева, сердито хмурясь, подошла к белоснежной каменной статуе изображавшей коленопреклоненную перед большим цветком женщину и положа руку на сердце, тихо сказала:
— Клянусь душой в своей чистоте пред Властой Непорочной!
Через мгновение раздался тихий мелодичный звон, цветок на мгновение засветился неярким золотистым цветом и столь же быстро погас. Пета сердито хмыкнула и, не оглядываясь на нас, вышла из комнаты.
Итак… получается здесь все чисто. Судя по смыслу ритуала — девчонка непорочна как младенец. Тогда в чем подвох?
— Видал? — Мирон довольно ухмыльнулся. — Может, того-этого… офогмим договог пгямо сейчас?
— Завтра перед отбытием, — я решил еще раз все хорошенько обдумать. Никогда не поздно отказаться.
— Етить твою напегекосяк! — громко выругался хафлинг, впрочем, довольно беззлобно. — Ну и хген с тобой. Завтга так завтга. Идем жгать…
— Идем…
Стол ломился от яств, я успел уже довольно сильно проголодаться, так что упрашивать меня не пришлось. Клятый хафлинг все-таки усадил меня между сегрианками. Сам, конечно, устроился во главе стола — а точнее, рядом со своей пышной и статной женой Франкой. Не знаю, как у остальных подгорников, но доступные мне для обозрения дамы сего народа оказались повыше ростом, чем их мужи. Впрочем — какая разница? Дамы у них на привилегированном положении, по шахтам не лазят, вот и удались ростом в силу исторических причин. А может, просто мужики-подгорники любят таких статных — что тоже вполне укладывается в рамки привычных мне сведений о народе гномов из моего мира. А вот своей привлекательностью хафлингессы меня скорее удивили. Вот и Франка — такая привлекательная женщина — свежая, румяная, пазухой полна, вся такая улыбчивая. Правда, опять же, видно с норовом — Мирон рядом с ней себя ведет показательно примерно. И есть во Франке что-то напоминающее змею… да-да… такое расчетливое и хищное. И это при всей ее внешней привлекательности. Глаза! Да, холодные глаза. Вот чем она похожа на змею… Хотя… может, она просто стерва?
Пета устроилась рядом с мачехой. Она уже избавилась от своего тренировочного облачения и оделась, как я понял, в женский костюм своего народа. Светлая блуза с пузырчатыми рукавами, шнурованный корсет, подчеркивающий и так не маленькую грудь, и множество украшений из золота и серебра — массивное причудливое ожерелье, большие узорчатые серьги, десятки браслетов и узенькая диадема, усыпанная блестящими камешками. Волосы она уложила в сложную замысловатую прическу из множества косиц. Странно… обе гномы очень хороши собой, но, вполне адекватно оценивая их привлекательность, я ничего не чувствую к ним как к женщинам. Абсолютно ничего. Может, слишком свеж в памяти образ Малены?
Мощный толчок в плечо вывел меня из состояния созерцания хафлингесс.
— Сибилла ап Андреес!!! — сегрианка, сидевшая слева от меня, с широкой улыбкой стукнула себя кулачищем в грудь
Последовал второй толчок, уже с другой стороны.
— Гудрун ап Андреес!!! — правая воительница повторила жест соплеменницы и добавила: — Одна мать, один отец, я старшая!
Сестры говорили на ославском языке вполне правильно, только немного порыкивая на гласных звуках и иногда проглатывая окончания слов. Впрочем, это не удивительно — все жители севера вроде как были потомками балто-словенских племен. Вплоть до Скалистого хребта, Сумрачной пущи и Румии с Харамшитом, все говорили примерно на одном наречии. В том числе и сегрианцы — но они были как раз самыми южными представителями этих племен. Кстати, сестры оказались почти одинаковы с виду — почти, потому что у одной рваный шрам рассекал правую бровь, а у второй — щеку и губу. Не знаю, с кем они подрались, но шрамы возникли явно не от ударов клинка. Когти?
— Гор… — я подался со стулом назад, чтобы видеть обеих сагрианок. — Гор Лешак. Белый Лешак.
Прозвище пришло как-то само по себе — в голове мгновенно отобразился образ громадной лохматой фигуры, и на языке сразу возникло это слово. Нет у меня родовичей и семьи, сам себя называю как хочу, а кто захочет оспорить — пожалуйста. Так и есть: лешак. Одинокий лешак… Почему белый? Откуда я знаю? Потому что не черный.
— Хорошее имя! — воительницы одобрительно закивали. — Страшный, большой, сильный — похож. Теперь пить!
Пить… Мирон на стол явно расщедрился — чего только на нем не было… Множество рыбы в разных видах, целые запеченные окорока, сыры, даже свежие фрукты, неведомо как попавшие на стол, не говоря уже о приснопамятных барашках. А посуда… посуда вся из чеканного олова, тяжелая как камень и нарочито пышно украшенная. Хафлинги, что с них возьмешь.
Я отломал от ягненка заднюю ногу, попробовал… и поскорее схватился за кубок с пивом. Да-а… перца и иных специй явно не пожалели. Но вкусно; пожалуй, стоит до конца разобраться с баранчиком. Особенно под такое питье.
Мирон, по праву хозяина, сказал несколько обычных тостов: во славу богов, за успех торговли, за здоровье — и этим ограничился. Больше никто никаких здравиц не произносил. Меняла неспешно и чинно переговаривался с братом, оказавшимся пока неженатым. Насколько я понял, они как раз обсуждали его матримониальные планы. Благодаря предстоящему родству с сильным и могущественным родом, род Мирона и Сидора автоматически перескакивал в иерархии на несколько ступеней вверх, и мог претендовать на более выгодные партии — чему оба нешуточно радовались.
Пета и Франка тоже оживленно переговаривались, порой бросая на меня заинтересованные и даже в чем-то игривые взгляды. Я приметил, что они общались как закадычные подружки, а не как мачеха и падчерица. И еще, к моему великому на то удивлению, Петунья не выглядела опечаленной своим предстоящим бракосочетанием. Однако загадка: по ее поведению я первоначально сделал вывод, что гнома не в большом восторге от перспективы замужества. Странно, но по большому счету не существенно.
Сибилла и Гудрун с впечатляющим темпом опрокидывали кубок за кубком, и довольно рыкая, рассказывали, сколько и как угробили разного народа, всяческой нечисти, и вообще какие они грозные воительницы. При этом плотоядно пожирали мою персону глазами и, судя по всему, строили какие-то планы. Хм-м… почему «какие-то»?.. Тут и так все ясно… Ладно, попробуем так…
— Каирн! Могила могучему зловещему чародею! — я подпустил в голос жути. — Имя ему было Гундяй Черная Луна! Значица, схватились мы с оным драугром в битве лютой!..
— О Сестры!!! — Сибилла прониклась и в волнении схватилась за свой кинжал. — И что?
Гудрун просто чуть ли не по ручку вогнала в столешницу большую вилку, и в чувствах гаркнула какое-то замысловатое ругательство.
— Чувствую — не сдюжу, ибо великой силы чародей был, и еще большую — обрел в посмертии проклятом… — мой голос трагически стих. — И тут вознес я молитву Старшим… — еще пауза, — и наложил на себя обет не прикасаться к девам прекрасным…
— Сиськи Лилит! — в один голос изумленно охнули сегрианки.
Я чуть было не расхохотался, но сдержался и продолжил:
— …не прикасаться к девам прекрасным, и была мне дарована сила великая, и сразил я чародея вот этой рукой! И снял с него как свидетельство сего деяния вот этот меч!
— Совсем не прикасаться? — горестно взвопила Сибилла.
Гудрун, опять молча, атаковала стол, едва не развалив его пополам.
— Нет… — выдохнул я. — Только на Островах нельзя, а так — вполне можно…
— Хвала богам… — почтительно, но немного уныло вымолвили воительницы. — Достойная цена за жизнь…
Неожиданно мне почудился короткий веселый смешок, очень похожий на голос Малены. И сюда добралась? Ох, и Ягушка… Я даже оглянулся, но, конечно, никого не заметил. Интересно, она меня везде будет сопровождать?
В голове, как-то само по себе, родилось понимание того, что не будет она меня сопровождать. Отпускает, дает свободу и советует забыть обо всем с ней связанном. Даже настаивает на этом.
— Спасибо тебе, Ягуша. Но про «забыть» и не проси.
— Чего? — переспросила одна из сегрианок — уже хорошенько набравшаяся хафлинговыми настойками и пивом. Сестричка тоже от нее не отставала — едва ворочала языком.
— Ничего, девы. Выпьем!
— За тех, кто в море! — немедленно рявкнули Гудрун и Сибилла. — Храни их Фрида!
Ужин понемногу шел к окончанию, столы потихоньку пустели. Я набил себе брюхо так, что уже сомневался над своей способностью ходить… Это я, конечно, преувеличиваю, но поел всласть. Пета и Франка со мной знакомиться не захотели: за весь вечер не перемолвились со мной ни одним словечком. Хотя вру, вот как раз…
— Ну и как тебе наш телохранитель? — Франка обращалась к своей падчерице и говорила нарочито громко.
— Могуч… — насмешливо протянула Пета. — Да толку от него… слышала, мамочка: он обет дал…
— Будешь нас охранять, словен? — Франка пристально на меня посмотрела.
— Поглядим, — я не стал отводить взгляда. — Поглядим, как вести себя будете.
— Хорошо будем, хорошо, — торопливо бросила Петунья, и сразу забыв про меня, стала что-то шептать на ухо мачехе.
Я даже не успел задуматься над поведением хафлингесс, как подошел Сидор и потянул меня за собой. Похоже, он так и не расстался с идеей всучить свой клевец.
— Смотри, Горан… — в небольшой комнатке хафлинг подошел к могучему сундуку, полностью покрытому охранной рунной вязью, и достал бережно завернутый в промасленную кожу клевец. — Как раз под стать тебе оружие… Ты ба!.. — он изумленно ахнул. — Так он с твоим мечом — работы одного мастера… Так и есть; кажись, даже парный — одного комплекта. Ей-ей, всего резана, до последнего грошика, стоит.
— Ты говорил про пять гривен, — я взял в руки оружие и подивился его идеальному балансу. — Ты смотри, прямо как по моей руке ковали.
— Дык, парные же они! — убежденно заявил Сидор. — Значица — цена вдвое. Да ты не жмись, не жмись, глянь на руны…
Довольно длинное, чуть сплюснутое на конце четырехгранное жало — немного скривленное для удобства удара. С другой стороны — молоточное било под четырехгранный свитый конус. Навершие копьевидное, опять же граненое, в ладонь длиной. Металл тот же, что и у меча — черный с пепельным отливом. Древко в полтора локтя, металлическое, рукоятка обтянута слегка потертой чешуйчатой кожей. И противовес… Я глянул на свой меч и окончательно понял, что клевец работы… да, Крон назвал мастера Мокшей Белобородым — та же многолучевая звезда из непонятного кристалла, заключенная в кольцо. А вот рунная вязь совсем другая… переливы серебра и золота…
— Ну так как, славен? — вывел меня из задумчивости хафлинг. — Недосуг мне с тобой торговаться.
— Пять… — я несколько раз крутнул кистью пробуя оружие. — Пять гривен. Сам цену назвал. Слово хафлинга ценнее жизни. Так ведь говорят?
— Клятва хафлинга, — со снисходительной усмешкой поправил меня Сидор. — Клятва, ослав. Так что резан, один резанчик… — кузнец протянул лопатообразную ладонь и алчно пошевелил пальцами. — Не жмись…
— Ежели что, накину тебе сверху алтын за парность, а нет — так держи. — Я вернул ему клевец обратно и, собравшись уходить, бросил: — Думай, хафлинг: решишься — поутру подойдешь. Возьму, но уже за четыре.
— Семь!.. — Сидор, как будто оружие жгло ему руки, отбросил его на расстеленную кожу. — Ладно — шесть с половиной, и дам в придачу подвес запоясный для него.
— Лови, сквалыга, — я отсчитал монеты. — Давай свой подвес…
Честно говоря, мне совсем не жалко денег. Оружие достойное — в некоторых случаях много удобнее меча или рогатины. Правда, надо уметь им пользоваться, так я и умею… пока только в голове… а тело со временем натренирую. А еще мне кажется — я когда-то очень любил собирать оружие, особенно редкое. Получается, любовь эта никуда не делась. Правда, дальше уже собирать некуда — и так им обвешан как елка шишками. Ну да и ладно: будет же у меня когда-нибудь свой дом?..
Для ночевки мне отвели малюсенькую каморку с топчаном, вытесанным из цельного камня и застеленным овечьими шкурами.
— Хафлинги, едрить вас… — я кое-как примостился на каменном ложе, поправил огонек светильника и достал из сумки тубус с картой. — Итак…
На первый взляд работа представлялась мне несложной. Делов-то, пройти морем от Зеленой Пристани до Добренца, называемого ославами Доброградом, крупного порта в устье реки Свиглы, рассекающей материк до самых предгорий Скалистого хребта. Затем на речной барке подняться по Свигле на полторы сотни верст до городка Сколле, где в порту нас встретит делегация подгорников, коим я и передам с рук на руки хафлингесс. Вот как бы и все. Интересно, как они будут проверять, «замал» я Пету или не «замал»? Хм… тут, кажется, подвоха не может быть, да и в клятве я вроде все предусмотрел.
Девы-сегрианки — надежные спутницы, малодушничество им не ведомо; Петунья, ежели что, тоже сама за себя постоять сможет, Франка дурочкой не выглядит, даже совсем наоборот. Вроде как особых трудностей в путешествии не предвижу. Опять же, по суше нам вообще путешествовать не придется, разве что с корабля на корабль.
Теперь, что у нас с маршрутом по морю? По фарватеру в Поясе Верности нас проведет ославский лоцманский струг. Ну а дальше, уже сам капитан маршрут сладит. Так что…
— Ладно, утро вечера мудренее, — я убрал карту в тубус и загасил светильник. — Спать, Горан, спать…
Глава 13
«…в дополнение к нашим ученым диалогам с почтенным Хрисанфом Доброградским, проведенным в нашем университете Града Великого, могу явить еще одну явную сентенцию, возмутительно игнорируемую моим великоуважаемым оппонентом. Градация монструмов, огульно подразделяющая оных на нечисть и нелюдь, активно отстаиваемая почтенным Хрисанфом, имеет существенный изъян, ибо никак не разделяет монструмов, созданных чародейским способом, тварей Пределов, перемещенных в сей мир, и монструмов природных, рекомых эндемиками Упорядоченного. В подтверждение сему могу привести один из множества примеров. Собранный путем чародейского ритуала человекообразный гомункулус, перемещенный из Пределов пепельный расстрыга, и эндемики сего мира — зверочеловеки, рекомые обрами, ограми али карлами-острогузцами, согласно теории почтенного Хрисанфа, несомненно будут помещены в раздел нелюдей, ибо имеют некое внешнее подобие рода человеческого. Однако ж сие есть великая ошибка, ибо оные монструмы имеют разную природу происхождения и соответственно ничего общего между собой. Пользуясь случаем, на страницах сего труда хочу прилюдно выразить великое сожаление о прискорбном случае вырывания клока бороды почтенному Хрисанфу, произведенного мною во время наших ученых диалогов…»
(Преподобный Эдельберт Великоградский. «Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного»)
Звериные Острова. Остров Быка. Торговое поселение Зеленая Пристань.
21 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро
— …Клянусь этим… — капелька крови упала в каменную чашу перед алтарем Старших Сестер; едва коснувшись камня, вспыхнула бесцветным пламенем и превратилась в маленькое облачко, бесследно рассеявшееся в воздухе.
Стоп… Получается, Старшие приняли мою клятву? Как так? Я же не имею рода, не имею семьи… Хотя какая уже разница: даже если бы ее не приняли, дал слово — держи его. Вроде все предусмотрел: сопровождать, охранять по мере сил… собственно, ничего запредельного в этом нет. А по поводу девственности — так меня сие уже не волнует. Обязался доставить Пету в том состоянии, в котором она сейчас находится. Целка так целка, нет так нет…
— А тепегь живо, живо… — с хафлинга мгновенно слетела маска радушного хозяина. — Шевелись, Гоган… — Мирон подбоченился и приказал мне: — А ну, подмогни ггузиться…
— Пасть завали хафлинг; забыл, с кем речь ведешь? — я подхватил свои вещи и, проходя мимо менялы, сдвинул его с дороги. — Я клятву давал дочь твою боронить, а не носильщиком батрачить. В сторону…
— Ну… дык… — меняла осекся. — Дык я ничо…
Я молча толкнул дверь плечом и вышел из помещения склада, расположенного возле самого пирса. Вот и посудина, на которой мне придется провести ближайшую неделю. Большой корабль…
Он назывался «Сила Халлафьора». Что это означает? Не знаю, да и все равно мне. Главное, с виду крепкий и основательный, большой и длинный, примерно семь-восемь десятков шагов в длину. Высокие надстройки на носу и корме. Три мачты с косыми парусами. По бокам ряды весельных портов, на палубе несколько хитроумных больших станковых арбалетов. Даже не знаю, к каким известным мне моделям причислить корабль. Парусная галера? Может быть…
По палубе суматошно носилась команда: почти все — смуглые безбородые здоровяки с татуированными мордами. Не с кем не перепутаешь — это сегрианцы, считающиеся самыми лучшими мореходами Упорядоченного. Правда, ославы сей факт никак признавать не хотят, естественно, отдавая пальму первенства себе.
Пета и ее мачеха стояли на пирсе, мимо них сновали слуги, перенося на корабль множество сундуков и тюков — личных вещей хафлингесс и провизию на дорогу. Франка накинула на себя длинный плащ с капюшоном, подбитый дорогим мехом пепельной куницы. Оружия при ней не было видно, разве что таковым посчитать длинный витой дорожный посох. Интересно, для чего он ей?
А вот Пета вооружилась гораздо основательнее. У нее за плечами, на хитром подвесе — два слегка изогнутых сабли со сложной корзинчатой гардой, слегка напоминающих абордажные палаши. Интересное оружие, ничего подобного я в этом мире пока не видел. Впрочем, не стоит обольщаться: я пока практически ничего здесь не видел.
— Идем, славен, — рядом со мной остановились сегрианки. — Дорога зовет.
Воительницы облачились по полной: высокие остроконечные шлемы с чешуйчатой бармицей, стрельчатыми наносниками и наушами, и пластинчатый доспех, очень похожий на ославский, только с короткими полами, без рукавов и утыканный повсеместно шипами. Поножи, наручи, кольчужные перчатки. В оружии обе предпочли одноручные топоры с широким лезвием и граненым изогнутым билом. У каждой за спину был закинут круглый, окованный железом щит, украшенный изображениями морских чудовищ. Серьезно…
— Идем, — согласился я с ними и поднялся по трапу на корабль.
Еще немного времени ушло на прощание менялы со своими женщинами, потом очередной инструктаж и, наконец, «Сила Халлафьора» отошел от причала. Корабль ловко развернулся, грянули барабаны на нижней палубе, весла согласованно ударили об воду и…
— Терр… — ко мне подбежал смуглый мальчишка с бритым виском и чистым от татуировок лицом, сдержанно поклонился и сказал ломающимся баском: — Милостивый терр, я покажу вам вашу каюту.
Затем он обернулся к воительницам, но поклонился им гораздо ниже и почтительнее: — Милостивые метрессы, капитан Гундальф ар-р Гундальф Железное Весло испрашивает вашего желания на встречу с ним.
— Передай ему — мы будем. Пусть приготовится, — небрежно бросила Гудрун, даже не смотря на мальчишку. — А сейчас покажи наше обиталище.
К счастью, меня поселили отдельно от сегрианок — они устроились в кормовой надстройке, вместе с хафлингессами, в просторной, устеленной коврами каюте. Со всем доступным на корабле комфортом. А вот мне досталась каморка рядом — совсем крошечная: топчан, откидной столик и такая же скамья. Ну и еще хитромудрая жаровня для обогрева. Вполне ничего себе обиталище, даже не дует.
Примостил свои вещи в каморке, оставил при себе только меч с клевцом и вышел на палубу. Надо осмотреться.
Суматоха среди матросов уже стихла, каждый занимался своим делом. На мостике капитан беседовал с воительницами. Могучий здоровяк совершенно разбойничьего вида с повязкой, скрывающей отсутствующий глаз, вел себя с ними очень почтительно, чуть ли не при каждом слове кланяясь. Весьма странно… может, они из какого-нибудь владетельного рода? Тогда почему шляются вольными наемницами? Вообще, о Сегрианских островах в прочитанных мною книгах очень мало информации. Воинственные племена, подобно ославам промышляющие разбоем, морским промыслом и наемничеством, мореходы и путешественники. Правда, у них, скорее всего, общество немного не того устройства. Ославские пацаны и девчонки, прежде чем покинуть Острова, в обязательном порядке проходят детинец, а здесь вон совсем мальцы по кораблю при деле шарятся. Что еще? Ну да, верховный правитель у них называется «крунг», а мужики носят юбки, подобно… а вот не помню, как тот народ из моего прошлого называется.
— Приветствую тебя, словен, — ко мне подошел очень худой пожилой мужчина. Своим видом он очень отличался от остального экипажа — никаких татуировок, бледное лицо с острыми скулами, раскосые глаза и жиденькая бородка, заплетенная в тоненькую косицу. На голове потертая меховая шапка, чем-то напоминающая треух, только с очень длинными ушами; короткая куртка мехом наружу, широкие шерстяные штаны заправлены в короткие красные сапожки, на шее массивная черная цепь с непонятной подвеской. Стоп… и у этого — никакого оружия, кроме маленького кривого ножичка на поясе и массивного посоха, увенчанного черным, причудливо ограненным камнем. Владеющий?
— И тебе привет, владеющий…
— Асхад ас Аддин, — вежливо поклонился чародей.
— Горан, — я в свою очередь коротко представился и добавил: — Горан Белый Лешак.
— Рад видеть собрата по Силе, — еще раз поклонился Асхад. На ославском языке он говорил практически без акцента, разве что немного смягчая шипящие звука. — Дозволь пригласить тебя на пиалу у-ча.
— Буду рад, достопочтенный Асхад ас Аддин, вот только…
— Несомненно, достопочтенный Горан, — владеющий понимающе кивнул головой. — Исполняй должное, а я как раз все приготовлю. Когда справишься… — чародей не глядя поймал за ухо пробегавшего рядом очередного мальчишку. — Когда справишься, Дирк проведет тебя ко мне.
— Как прикажете, почтенный… — стуча зубами, пролепетал мальчишка, с ужасом уставившись на владеющего.
— Брысь… — Чародей отпустил ухо паренька, еще раз поклонился мне, развернулся и ушел в носовую надстройку.
Я глянул ему в спину. Интересный персонаж; если не ошибаюсь, родом из Харамшита, причем из южной его части — саидит или хазареец. Точнее сказать не могу — сужу только по книжным описаниям, а самих саидитов с хазарейцами и в глаза не видел. Обладает Силой, но явно не богат, в отличие от подавляющего большинства чародеев. Почему? Не везет? Уменья не хватает? Далеко немолод — скорее всего, уже давно разменял вторую жизненную треть, если не последнюю. Каким ветром тебя сюда занесло, Асхад ас Аддин? Впрочем, не будем спешить — эти знания для меня пока не имеют никакого значения. Мне с ним… как это говорилось в моем мире? Да, точно! Мне с ним детей не крестить. И опять не понимаю, что означает это словосочетание.
— Милостивый терр… — плаксиво заныл парнишка. — Давайте я уже провожу вас куда надо, а-то мне палубный старшина ухи оборвет за задержку.
— Боишься этого? — я развернулся и отправился в каюту хафлингесс.
Мальчик сделал какой-то обережный жест, украдкой глянул на носовую надстройку и опасливо прошептал:
— Поневоле тут забоишься: зачарит — и вся недолга. Али еще чего мерзопакостного сотворит.
— И многих он тут… «зачарил»?
— Дык… — парнишка озадаченно почесал грязным пальцем бритый висок. — Дык… вроде никого еще… Но люди всякое говорят…
— Понятно. Жди здесь, — я открыл дверь и вошел в каюту.
— А вот и наш телохранитель, — язвительно пропела Петунья. Девчонка, устроившись с ногами на кровати, ловко острила узкий и длинный кинжал, больше похожий на стилет.
— Словен, если ты еще раз без стука вломишься сюда… — процедила сквозь зубы Франка, выкладывая из сундучка на столик какие-то флаконы и коробочки, — я тебя…
— Ой, мамуль! — заинтересованно воскликнула ее падчерица. — Так интересно, а вдруг он действительно припрется?
— А ну тихо! — неожиданно для себя прикрикнул я на хафлингесс. — Мне плевать, чем вы тут занимаетесь; надо будет — и дверь вышибу. Будете кочевряжиться — проторчите всю дорогу связанными в трюме. Все поняли?
— Да как ты… — вздорная девчонка даже покраснела от злости и схватилась за кинжал, — да я тебя…
— Хам! Ославский чурбан! — мрачным тоном констатировала Франка. — Оставь, дочь, это хамло, пусть его…
— Вижу, что поняли. А теперь для тебя персонально, Петунья, дочь Мирона Додона: увижу, что начала шашни крутить с матросней — посажу на цепь в каюте… — Я круто развернулся и, не обращая внимания на кинжал, со звоном вонзившийся над головой в притолоку, вышел из каюты.
— Грязная свинья!!! — уже в спину донесся свирепый визг Петуньи, заглушающий веселый хохот Франки.
Уф-ф… даже не ожидал от себя такой отповеди хафлингессам. Все как-то само по себе получилось. Очень правильно получилось. Я прислушался к себе и с удовлетворением понял, что вполне способен выполнить обещанное Франке и Петунье. Без особых угрызений совести и последствий — клятве моей подобный исход событий никак не противоречит.
— Терр… ну оборвут же мне ухи… — напомнил о себе мальчишка.
— Да не верещи ты, идем уже, — я пошел за припустившим бегом Дирком. И вправду не стоит подводить пацана под тумаки.
Асхад занимал каюту в носовой надстройке, и не маленькую — сразу видно, востребовано мастерство владеющего на корабле. А может, они его просто боятся?
Не успели мы приблизиться к двери каюты, как она сама по себе открылась. Но пороге возник чародей и с легким поклоном пригласил меня внутрь, а в направлении мальчишки полетела мелкая монетка.
— Располагайся, достопочтенный Горан.
Где-то я подобную обстановку видел… Нет, конечно, не в этом мире — в своей прошлой жизни. Повсюду пушистые ковры со сложным витиеватым орнаментом, множество разнообразных подушек, низенький столик. Над жаровнями курится ароматный дымок…
— Хвала Гирхан, Морин и Дияле… — чародей, скрестив ноги, присел рядом со столиком и показал мне на место напротив себя. — У меня сохранилось немного драгоценных листьев аршакамского у-ча…
Я присел на колени, посчитав, что скрестить ноги у меня может и не получиться, и стал следить за манипуляциями Асхада. Таинственный у-ча оказался подозрительно похожим на чай из моего прошлого. Такие же скрученные засушенные листики. Владеющий пару раз ополоснул невзрачный керамический сосуд с тонким носиком, потом сыпанул туда щепотку листиков, закрыл крышку и укутал все полотенцем.
— Еще несколько мгновений, — Асхад ловкими движениями выкладывал на столик тарелочки, — вкус у-ча подчеркивают всего несколько продуктов — это наргильские лесные орехи в карамельной корочке, вяленые ягоды барбисса и, конечно же, драгоценный мед с высокогорных пасек на острове Быка. Мой собеседник родом именно с этого острова? — владеющий проницательно на меня посмотрел.
— Ты не ошибаешься, — я коротко кивнул головой. — Я из Ольграда.
— Ославы — достойный народ. — Асхад снял полотенце и разлил немного янтарной жидкости в чаши из черной керамики, после чего добавил туда кипятка из бронзового чайника. По каюте сразу поплыл очень насыщенный чайный запах. — Прошу, достопочтенный. Как сказал почтенный Шихран из Самарета… — чародей улыбнулся и продекламировал мерным голосом: «Веселым гостям надо дать вина. Задушевным друзьям — заварить лучший у-ча, и насладиться беседой».
Я с легким поклоном принял у него чашу.
Некоторое время в каюте царило молчание. Чай оказался действительно великолепным — с легкими фруктовыми нотками в богатом насыщенном вкусе. Я его смаковал по глоточку и гадал, чем же вызвано такое показное гостеприимство.
Наконец Асхад задал вопрос:
— Могу ли я поинтересоваться у моего достопочтенного собеседника, к какому сословию обладателей Силы он принадлежит?
Я слегка задумался и честно ответил:
— Ни к какому.
Асхад испытывающе посмотрел мне в глаза:
— Уже не принадлежите, или?..
Очень интересный вопрос. И что ему ответить? Ни о каких сословиях я не знаю. Вернее, знаю, но очень смутно. Соврать не получится, да и ни к чему это.
— Никогда не принадлежал, достопочтенный Асхад. Обладание некими способностями пришло ко мне достаточно поздно, фактически несколько дней назад. К тому же я очень мало знаю о владеющих, так как обрел сознание совсем недавно.
— Достопочтенный, не желаете ли поговорить об этом? — осторожно поинтересовался чародей.
— Возможно, позже… — я окончательно не стал отказываться. Плыть нам долго, а владеющий может оказаться настоящим кладезем информации. Я, конечно, не собираюсь ему полностью открывать свою историю, но в уже озвученных рамках — вполне возможно. А вообще, посмотрим.
Продолжился нейтральный разговор, фактически ни о чем. Хотя почему «ни о чем»?.. Некоторые полезные сведения, я из него все же почерпнул. Сестры-сегрианки оказались воинствующими жрицами Обители Равноденствия — весьма загадочной и могущественной организации с довольно смутными задачами. Со слов Асхада, получалось, что воительницы — а в Обитель принимали только женщин, независимо от народности, но только после жесточайшего отбора — занимались истреблением расплодившейся в последнее время нечисти, но и не брезговали обычным наемничеством. Но скорее всего, подобные занятия были только ширмой, за которой скрывалось нечто. А что именно, никто толком не знал.
Обнаружился еще один сюрприз: Франка оказалась чародейкой — да, самой настоящей и, как заметил Асхад, обладающей немалой Силой, но явно не желающей это обнаруживать. Вот те раз… весьма неприятное для меня известие. А я-то думал… Ну да ладно. Уже поздно возмущаться. Пора заканчивать с беседами.
— Я весьма благодарен вам, достопочтенный Асхад.
— Благодарен вам за беседу, — учтиво ответил чародей. — Буду рад приветствовать вас в своем скромном обиталище.
— Непременно, — я откланялся и вышел на палубу.
Подняли паруса — корабль отозвался на это резким рывком и глухим стуком волн, разбивающихся о корпус. Ну что же, теперь два дневных перехода — и мы возле Пояса Верности. А что там? Пока не знаю, но поговаривают, что даже с лоцманским судном пройти его — достаточно трудная задача.
Вздремнуть, что ли? Девки в каюте под надежным присмотром сегрианок, так что можно и расслабиться. Я поглядел еще немного на свинцовые волны, пенившиеся перед носом корабля, и пошел в свою каморку.
Устроился на койке и потянул к себе сумку. Малена не забыла передать мне несколько книг. Почтенного Эдельберта мы пока отложим, и приступим… ну хотя бы к Анисиму Краеградскому, с его «Трактатом о Материях Пределов». Ага…
Глава 14
«…прежде чем заниматься суждениями о силах чародейских, надобно провести четкое разграниченье, ибо они весьма многообразны и разделяются на множество видов, весьма отличных друг от друга. Для начала предлагаю к рассмотрению их практические виды, начав со всем нам известных чар перерождения первоэлементов, сиречь алхимии. Несомненную важность алхимии определяет ее непосредственное участие во многих практиках, особливо в чародейском целительстве и прикладных рунных чарах, в которых она является фактически основой. С прискорбием отмечаю, что черные чародеи також употребляют оную, извратив ее предначертание в нужде своих мерзких практик…»
(Преподобный Анисим Краеградский. «Трактат о Материях Пределов»)
Борт корабля «Сила Халлафьора».
23 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Полдень
— Нет, нельзя… — Асхад иронично покачал головой, осторожно сделал глоток из пиалы и торжественно продекламировал: «А ежели белый владеющий предастся мерзким практикам черного чародейства, по нужде али без оной, да будет он немедленно изгнан из сословия и проклят вовеки, да преследуем аки ренегат и предатель до самой своей кончины…».
— А ежели черный предастся белым чарам? — Я макнул деревянной палочкой в пиалу с почти черным по цвету медом и осторожно слизнул с нее маленькую капельку.
Черный высокогорный мед со Звериных островов имеет такое тонизирующее действие, что даже немного переборщив с его употреблением, можно пару дней не заснуть, при этом разглядывая причудливые галлюцинации, в подавляющем преимуществе эротического характера. Зато в маленьких дозах, помимо великолепного вкуса, он отлично бодрил без всяких побочных эффектов, за это и ценился на вес золота (кстати, весьма редкого и очень дорогого в этом мире).
— Черный? — с улыбкой переспросил владеющий и констатировал: — Гор, друг мой, ты потрясающе невежественен.
— Сия истина непреложна, — я тоже улыбнулся и подлил Асхаду в пиалу кипятка. Надо сказать, что за два дня плавания я очень сошелся со старым чародеем. Асхад оказался великолепным собеседником, имел спокойный ироничный характер — словом, довольно приятный старикан. Тем более, он не предпринимал никаких попыток выведать мою историю, удовлетворившись общими пояснениями. И вообще, я отлично проводил с ним время, отдыхая от постоянных стычек со своими подопечными. Чертовы хафлингессы…
— Черных нет! — Асхад наставительно ткнул пальцем в потолок. — Считается, что извели их еще пять сотен лет назад, во время Донатовой Резни.
— То, что так считается, скорее всего не значит, что их на самом деле нет. Тогда какие ереси так яро выводят белоризцы Белого Синода?
Понемногу ситуация с чародейством в этом мире начинала проясняться, но все равно оставалось очень много белых пятен, которые я и собирался в ближайшее время для себя разъяснить. Как назло, в книгах оказалось очень мало написано о черном чародействе, и Асхад на данный момент был для меня единственным источником информации. Скажем так, безопасным источником информации, ибо на материке даже за вопросы о подобном, недолго мудрствуя, сажали на кол, вытесанный из ядовитого роголистника, самого по себе способного прожечь плоть до костей. А еще могли спалить на медленном огне. Или заживо сварить. Затейники, однако.
— Эти самые ереси, — серьезно пояснил Асхад. — Дабы неповадно было. Черное чародейство — плоть от плоти этого мира, и выкорчевать его практически невозможно, однако держать под контролем — вполне по силам… — старый чародей запнулся и быстро поправился: — Так считает Белый Синод.
— Что такое «черное чародейство»?
— Это очень широкое понятие, — Асхад что-то шепнул себе под нос, и на его ладони с легким хлопком возникла небольшая, но толстая книга в кожаном переплете, окантованном бронзовыми уголками. — Держи, это «Теургия» Муруда из Кхама. Полистай на досуге: возможно, составишь свое мнение о черном чародействе.
— А Яги? Они черные?
— Они никакие, — пояснил чародей. — Яги не считаются чародейками. Они… — Асхад на мгновение задумался. — Они всегда считались необходимым злом; так сказать, неким катализатором сил в Упорядоченном. Однако, насколько мне известно, нынешний архипрелат Белого Синода, Оттоний Пятый, в своей последней энциклике предал их анафеме и причислил к нечисти. Но за них еще не берутся серьезно; скорее всего, просчитывая последствия и изобретая методы борьбы. А пока ворожек хватают, если только Яги нарушают неписаные правила, что случается очень и очень редко. Да и вообще ведуниц осталось очень мало.
— Если Ягушки являются катализатором, не значит ли это, что их уничтожение нарушит баланс?
— Так и есть, — быстро согласился чародей. — Остается только надеяться, что до этого не дойдет.
— Ладно. А теперь скажи мне, как определяют, что белый чародей творил черную волшбу?
Читать бесплатно другие книги:
