Мистер Монстр Уэллс Дэн

«Играл». Он упоминал о своих игрушках; судя по этим словам, он имел в виду людей.

— Нет, — ответил я. — Со Стефани. Секретаршей из полицейского участка.

— Кто она, безразлично. Почему вы что-то ломаете?

Недовольная интонация в голосе стала заметнее.

— Я в чулане. Пытаюсь выйти.

— Вы думаете, я не знаю? — спросила женщина. — Он придет в бешенство, а я гарантирую, что в таком состоянии он вам не понравится.

Я помолчал, вспоминая вопли Стефани прошлой ночью. Почему эта женщина сердится, что я пытаюсь освободиться?

— Вы одна из пленниц?

— А кем еще я могу быть, черт побери?

— Я выберусь отсюда, — пообещал я. — Сбегу и приведу помощь.

— Нет! — закричала она.

Теперь в голосе сквозило что-то еще. Отчаяние.

— Как вы сказали, вас зовут?

— Джон.

— Джон, послушайте. Я знаю, вы думаете, что сумеете выбраться, но это заблуждение. Мы все пытались. Вы считаете, нам здесь нравится? Но отсюда еще никому не удавалось спастись, и чем ближе кто-то подбирался к возможности побега, тем больнее это отзывалось на всех нас.

Я снова ударил в дверь. Сильно ударил. Она чуть расщепилась с края.

— Джон! — прокричал взбешенный голос. — Джон, прекратите!

Я ударил еще раз. Подальше от косяка, используя его как рычаг. От удара дерево погнулось.

— Из-за вас кто-нибудь умрет! Вы думаете, он этого не сделает? За последние недели он убил четверых.

— Джанеллу Уиллис, — ответил я, снова пиная дверь.

Доска прогнулась сильнее.

— И Викторию Чатам. Имена других я не знаю.

— Но откуда вы знаете эти?

— Он подбросил тела так, чтобы мы нашли. Пытался подстроить мне ловушку.

Я ударил еще раз, доска треснула, и часть ее отлетела, оставив дыру.

— Но я не собираюсь в нее попадаться.

— Черт возьми!

Я наклонился и оторвал обломанную доску. Дыра получилась достаточной, чтобы проползти, хотя сам процесс обещал быть не из приятных.

— Вы думаете, нам сойдет это с рук? Вы думаете, ничего не случится? Он не остановится: когда прикончит вас — он займется всеми нами!

Я просунул голову в дыру, стараясь не поцарапаться о щепки, и осторожно огляделся. При дневном свете комната, пустая и грязная, казалась еще мрачнее. Старая мебель протерлась, пожелтевшие обои на одной из стен отклеились и обвисли.

Я аккуратно выпростал руку и уперся в дверь с другой стороны, чтобы помочь себе протащить плечи. Щепки задевали кожу, оставляя следы, но я протиснулся и вынул вторую руку, ободрав ее до крови. Когда обе руки оказались по ту сторону, я протащил корпус, глубоко вдохнув, чтобы стать как можно тоньше. После этого я без труда выволок ноги и, поморщившись, встал. Левая рука и спина кровоточили. Голос продолжал сердито кричать на меня, к нему присоединился целый хор.

— Сколько вас здесь? — спросил я.

— Четыре в подвале и еще та, с кем он вчера играл.

— Вы уверены, что больше никого нет? — уточнил я, подходя к окну и выглядывая наружу.

Мы находились глубоко в лесу. Машина исчезла.

— Дом довольно большой.

— Мы слышим, если он кого-то привозит. И знаем, если он кого-то убивает, потому что потом он часами кричит об этом. Подсчитать, сколько живых, а сколько мертвых, не так уж трудно.

Я остановился на полпути к кухне:

— Почему он кричит?

— Потому что он больной недоносок, — проворчал голос. — Какое вам дело?

— Когда я выберусь отсюда, он снова придет за мной, — сказал я, заходя на кухню.

Там царила грязь. На кухонном столе и плите стояли немытые тарелки, стены были забрызганы жиром. Одна из дверей в шкафу отсутствовала, а один из двух стульев у стола представлял собой не более чем металлическую раму для потертой, просиженной подушки.

— А когда он придет за мной, мне нужно знать, чего от него ожидать.

— Вам отсюда не выбраться, — гнула свое женщина.

Дом Формана казался убогим отражением моих худших снов. Куда бы я ни посмотрел, я находил следы пленения, истязания, смерти: пятна крови на стенах, длинная цепь, прикрученная к полу в углу, на всех поверхностях царапины и разрезы. Засохший след крови пересекал пол и уходил под дверь кладовки. В кастрюле на плите я увидел что-то темное и вязкое, с плавающими в нем бесформенными кусками, от которых тошнотворно пахло мясом. Кухонное окно закрывала решетка. В коридоре за спиной я слышал хрипловатое затрудненное дыхание, а где-то в подвале гудели отчаянные голоса игрушек Формана.

— Джон, — окликнула меня женщина, — пожалуйста, послушайте: если вы и дальше собираетесь думать о побеге, то вам же будет хуже, когда это не удастся. Вы должны мне поверить. Я говорю это ради вашего же…

— Я уже на свободе. Как мне попасть в подвал?

Тишина. Я вышел из мерзкой кухни и направился вглубь дома, ориентируясь на звук дыхания.

— Эй, — спросил я, — вы меня слышите?

— Помогите нам, — раздался из подвала другой голос.

— Тихо! — одернул первый.

Теперь голоса звучали гораздо ближе.

— Что значит «на свободе»?

— Я выломал дверь чулана. Скажите, как вас найти.

— Мы в подвале! — прокричала вторая женщина. — Вход через дверь на кухне!

— Не делайте этого! — взмолилась первая. — Я хочу выйти отсюда не меньше вашего, но мы не можем позволить себе такого разочарования. Думаю, еще одного я не переживу.

Я вернулся на кухню. Там была только одна дверь — та, которую я счел дверью в кладовку. Я подергал ручку, но дверь оказалась заперта. Я подергал сильнее — с той стороны донесся тихий, едва различимый звук:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Я откинулся назад и потянул за ручку:

— Он носит ключи с собой?

— Откуда мне знать? — воскликнула женщина, явно расстроенная моим вопросом.

— Хорошо. Успокойтесь. Я посмотрю в доме.

— Поспешите! — взвизгнула вторая.

Я вернулся в холл и прошел в дальнюю часть дома, следуя на звук болезненного дыхания. Он вывел меня к прикрытой двери, но она была не заперта; я осторожно отворил ее, опасаясь ловушки, но ничего не случилось. Я оказался в маленькой спальне с матрасом без белья в углу. Обои в цветочек выцвели и пообтерлись. Я распахнул дверь шире и охнул.

Стефани висела напротив стены на толстых веревках, обвивавших запястья и уходивших в две неровные дыры в потолке. Веревки растягивали ее руки в стороны и держали на такой высоте, что она не могла даже толком стоять на коленях. Она висела без сознания, в форме кривого креста. На ней оставалась вчерашняя одежда, блузка и юбка, в которых она пришла на работу, только теперь они пропиталась потом и кровью. У ее ног на ковре виднелась лужица мочи и крови, ставшая частью другой лужи, более старой, — она была не первой жертвой в этой комнате. Голова ее безжизненно поникла, а светлые длинные волосы, облепленные грязью, свисали клоками и закрывали лицо и грудь. В комнате пахло горьким дымом и горелым мясом.

Я вошел, благоговейно открыв рот: эта сцена была и ужасна, и отвратительна, и прекрасна. Здесь, в одной комнате, я увидел воплощение фантазий всей моей жизни. Сюда словно выплеснулись все мои сны, которых я пытался избежать, проводя ночи без отдыха, все темные мысли о том, что я хочу делать с людьми. Сколько раз я воображал себе именно такую сцену с моей матерью, думая при этом: теперь не будешь соваться в мои дела. Сколько раз перед моим мысленным взором возникала Брук, молящая о спасении, готовая на все, чтобы завоевать мою благосклонность. Я всю жизнь старался не попасть в эту комнату: сочинил свод правил, ограничил себя в общении, но все мои усилия вели к тому, что эта комната постоянно маячила передо мной призраком победы. Она была одновременно и моим личным адом, и недостижимым идеалом. Она была тем, в чем я всегда отказывал себе, а потому неизбежно становилась тем, чего я так жаждал.

Стефани дышала мучительно и хрипло. Выкрученные под неестественным углом руки, видимо, сдавливали грудную клетку, препятствуя нормальному дыханию. Но она все же дышала, значит была жива, а поскольку не прореагировала на мое появление — и мой громкий разговор с женщинами в подвале, — вероятно, находилась без сознания. Я приблизился, внимательно разглядывая ее. Ее блузочка оставляла оголенными руки, покрытые теперь красными рубцами: неглубокими порезами и яркими воспаленными ожогами. Я подошел сбоку и вгляделся в ее лицо за паутиной спутанных волос. Алые волдыри и синяки усеивали щеки, нос был сломан после удара рукоятью пистолета в полицейском участке.

Я закрыл глаза и вспомнил ее крики.

В нескольких шагах я увидел столик с целым набором инструментов, но они лежали не в строгом порядке, как лежат пыточные инструменты в кино, а валялись в куче: кухонные ножи вперемешку с отвертками, плоскогубцами, тисками, молотком. Здесь же была подушечка с иголками. Я обнаружил спички, несколько свечек и, как ни странно, коробку с бенгальскими огнями. Я взял плоскогубцы — в их металлических зубцах застряли обрывки чего-то черного. Я положил плоскогубцы и взял резак: на его коротком лезвии засохла кровь, множество слоев крови, словно им мучили сотню жертв и никогда не чистили.

Стефани мешком висела на веревках. Она была совершенно неподвижна, как мертвая. Я держал нож острием к телу и лезвием вверх, словно подношение. Столько снов…

На подъездной дорожке раздался хруст гравия, и я вздрогнул.

— Джон! — закричала женщина внизу.

Я уронил нож и шагнул к двери, потом остановился, вернулся и поднял нож. Я не знал, поможет ли он против демона, но лучше уж с ножом, чем без, рассудил я. Если повезет, то мне удастся выбраться отсюда, не вступая с ним в противоборство.

Я побежал вглубь дома, ступая неслышно и надеясь, что пол под ногами не скрипит. В доме непременно должна быть вторая дверь. Я обнаружил еще одну спальню, вероятно самого Формана, так же бедно обставленную, но в стенном шкафу висело несколько хороших костюмов и свежих белых рубашек. Другой стороной шкаф выходил в ванную, плитка в ней потрескалась и заплесневела, а за ванной следовала еще одна комната, дверь в которую оказалась заперта. Выхода наружу я не нашел. Я мог бы спрятаться в одной из комнат и дождаться, когда Форман снова уйдет… но он сразу же поймет, что я ускользнул из чулана. Сперва он заметит выбитую дверь. Потом увидит, что меня нет в чулане, и начнет искать.

Входная дверь открылась — я услышал скрежет замка и бряцание ключей.

— Неужели ты думал, что тебе удастся сбежать, Джон? — раздался голос Формана.

Он помолчал.

— Это была новая дверь, Джон. Придется поставить металлическую.

Говорить он начал, не дойдя до чулана, — он узнал, что я выбрался, еще не увидев дверь. Как?

— Сбит с толку, Джон? Это естественно. Разве игрушки тебя не предупреждали, что убежать невозможно?

Я тихо направился в комнату, где по-прежнему без сознания висела Стефани. Я видел там окно. Может, удастся открыть его и выбраться из дома, прежде чем Форман меня настигнет?

— А, — сказал Форман, — надежда. Я чувствую, воздух пропитан надеждой, но отсюда давно уже никто не уходил.

Я слышал его шаги — он был в нескольких комнатах от меня и с каждой секундой приближался.

— Если у тебя есть надежда, то есть и план. Ты далеко не так зол, чтобы решиться напасть на меня, а это означает, что ты рассчитываешь выбраться отсюда. Другой двери в доме нет. Окна тебе явно не по зубам. Так что же ты задумал?

Я проскользнул в комнату Стефани и посмотрел на окно — оно было забрано решеткой, как и кухонное. Неужели весь дом в решетках?

— Отчаяние нарастает, — сказал Форман, голос его приближался. — Твой план не работает, или же я пугаю тебя. Или и то и другое. В любом случае вариантов не осталось.

Если бы я не потратил столько времени, изучая Стефани и пыточный инвентарь, то успел бы разглядеть решетки на окнах. Что еще я упустил? Я осмотрелся в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне спрятаться или отбиться от Формана. В углу я увидел маленькую кладовку, но со снятой дверью, а груда коробок внутри оказалась слишком мала — за ней не спрячешься. Можно было порыться в ящиках буфета, но Форман уже вошел в дом — он услышит все, что я буду делать. Я отчаянно озирался: матрас старый, единственная лампочка выключена, дальняя стена недавно обита гипсокартоном, все еще голым. В стене…

Я увидел глаза.

На уровне моих собственных глаз в стене находилось отверстие, сквозь которое смотрели два глаза. Я испуганно отпрыгнул, чуть не упал… но это был не Форман, кто-то другой, грязный и молчаливый. Я замер в ожидании: сейчас глаза моргнут, голова шевельнется — что-нибудь.

Глаза моргнули и увлажнились. Они плакали.

Еще одна пленница. Форман построил стену, отгородив кого-то, оставив только отверстие для глаз напротив своей пыточной в другом конце комнаты. Женщина за стеной, безмолвная и неподвижная, была вынуждена смотреть на все, что прошлой ночью Форман вытворял со Стефани.

И она видела все, что делал в этой комнате я.

— Какой сюрприз! — проговорил Форман, появившись в дверях и наводя на меня пистолет. — Я бы даже сказал, потрясение. Есть две вещи, которые могут потрясти тебя сильнее всего, и обе находятся в этой комнате. Ах, Джон, а ты даже не доставил себе удовольствия.

— Кто она? — спросил я, показывая на глаза.

— Эксперимент. Усовершенствованный вариант пещеры ужасов. Усилитель.

— Усилитель чего?

— Две жертвы по цене одной. Подобного эффекта я, конечно, могу достичь и внизу, но когда одна заперта в стене — это добавляет явный налет отчаяния, которого не добиться другим способом. Как ты догадываешься, я гурман и знаток.

— Пыток?

— Эмоций, Джон. Пытка — это метод, а не цель.

Эмоции. Вот как он нашел меня в доме, вот как ему удалось прочитать мои мысли вчера — он не читал их, а буквально чувствовал то же, что и я. Вот почему он перепугался в машине — потому что перепугался я. Вот почему он был в ужасе после того, как мучил Стефани. Он испытал весь ее страх и страх женщины за стеной одновременно.

— Начинаешь понимать, — сказал Форман. — Складываешь головоломку.

— Вы чувствуете то же, что чувствуем мы.

Форман кивнул, улыбаясь.

— А другие демоны так умеют? Махай, или как там вы его назвали?

— Мхай, — поправил Форман. — Нет, иначе у тебя не было бы ни единого шанса убить его. Он бы еще издалека ощутил твое приближение.

— Вы можете читать мысли?

— Это не чтение мыслей, Джон. Я чувствую — чувствую все то, что и ты.

Он сделал шаг вперед, угрожающе направляя на меня пистолет.

— Если я чувствую надежду, то знаю, что кто-то поблизости чего-то ждет. Кто-то возбужден. Потом я начинаю испытывать страх и понимаю, что его ожидания опасны для него самого, потом я улавливаю что-то более темное, ненависть или агрессию: кто-то желает вреда другому человеку, и у меня мгновенно возникает та же потребность. Таким образом, если ты когда-нибудь наберешься смелости воспользоваться этой штукой, — он указал пистолетом на нож у меня в руке, — я буду в курсе чуть ли не раньше тебя.

Я посмотрел на нож и положил его обратно на столик.

— Если вы ощущаете эмоции людей, то зачем же их мучить? Разве не лучше дарить радость и счастье, заполнять мир хорошими чувствами?

— Чувства не бывают плохими или хорошими, — сказал он, подходя ближе. — Только сильными или слабыми. Любовь, например, слабое чувство. Кто-то любит тебя, ты отвечаешь ему взаимностью, какое-то время ты счастлив, а потом любовь угасает. Но если один из любовников предает другого, тут и возникают настоящие эмоции, появляется нечто сильное, нечто такое, что оставляет отметину на всю жизнь. Предательство — это самое восхитительное, но, чтобы его подстроить, требуется время, а страх может иметь не меньшую силу, если знаешь, что делать.

Он медленно надвигался на меня с едва заметной улыбкой.

— Страх тебе известен. Противостоя Мхаю, ты, вероятно, испытывал такой страх, который недоступен большинству людей. Страх, предательство, гнев, отчаяние — в сравнении с этими эмоциями другие бледнеют.

Я не отступал.

— Мне поставлен диагноз «социопатия», Форман. Чтобы вызвать у меня сильные эмоции, нужно очень постараться.

— Ты здесь не ради моего удовольствия, а чтобы рассказать мне о Мхае.

— Но вам известно больше меня. Вы знали его сотни лет.

— Тысячи. Но сорок лет назад он исчез. А теперь мертв. Ты объяснишь мне, где он был все это время.

— Хотите пыткой вырвать у меня эти сведения?

— Все, что ты начнешь болтать под пыткой, не будет иметь цены, — ответил Форман. — Ты все выложишь сам, когда будешь готов. А пока, думаю, настало время представить тебя остальным игрушкам.

Глава 17

Форман вытащил из кармана ключи и швырнул мне:

— Отопри. Маленький круглый ключ.

Мы вышли в кухню; Форман по-прежнему держал меня под прицелом. Меня заинтересовал его пистолет — Кроули — Мхаю не требовалось оружия, потому что он умел превращать свои пальцы в когти. Мог ли так Форман? Я думал, все демоны более или менее одинаковы, но, видимо, ошибался. Кроули похищал тела, но вот эта штука с эмоциями оказалась для меня совершенно новой. Была ли у Формана демоническая форма, спрятанная под человеческой, или же его телесная оболочка не менялась?

Я выбрал правильный ключ и отпер дверь. В нос ударил едкий и горький запах, словно из сточной канавы.

— Что там?

— Игрушки. Радха, Марта и… нет, кажется, Марты уже нет. Они все на одно лицо, особенно после нескольких месяцев в подвале.

— Вы и меня собираетесь там запереть?

— Ну не могу же я позволить тебе разгуливать по дому? Двери — штука дорогая.

Он приставил к моей спине пистолет — холодную металлическую трубку.

— Спускайся.

Ступеньки были крутые и узкие, и мне, чтобы не упасть, приходилось держаться за перила. В дальней стене, на самом верху, я увидел маленькое грязное окно, но свет через него проникал слабый, а мои глаза еще не приспособились к темноте. Я не видел абсолютно ничего, пока не спустился до середины лестницы, — в этот момент Форман у меня за спиной щелкнул выключателем.

— Стой, — велел он.

Резкий желтый свет залил помещение внизу. Я разглядел четыре грязные изможденные фигуры, съежившиеся, как увядшая трава. Это оказались одетые в тряпье женщины, три из них прятали лица. Я видел бетонные стены подвала, сточную трубу в углу, к которой женщины были прикованы цепью, а на потолке — несколько крюков. Подразумевалось, что пол тоже бетонный, но его покрывал слой грязи, мочи и крови. В углу я заметил доски, на которых стояли три невысокие металлические бочки.

— Это мои игрушки, — прошептал на ухо Форман. — Они пережили первые испытания. Наша общая подружка Стефани вряд ли к ним присоединится.

— Почему?

— Слишком слаба. Она мне быстро надоест. А вот эта — моя любимая.

Он показал на женщину в дальнем углу — единственную, которая осмеливалась не закрывать лицо. Она уставилась на нас негодующе.

— Посмотри на нее, — сказал Форман, — просто ждет не дождется. Мне пора возвращаться в участок, но… время еще есть. Возьми ключи и приведи ее ко мне.

— Я не собираюсь вам помогать.

Форман ткнул меня в спину пистолетом, и я потерял равновесие. Я схватился за перила, едва удержавшись, но он рукоятью ударил меня по пальцам. Я рефлекторно разжал руку и полетел вниз, сильно стукнувшись головой о деревянные ступеньки. Потом я приложился спиной о жесткий цементный пол, и у меня перехватило дыхание.

— Не смей больше возражать, — ровным голосом произнес Форман. — Другие игрушки хорошо выучили этот урок.

Я поднялся на колени, застонал и посидел несколько секунд, дожидаясь, пока не перестанет кружиться голова. Потом ухватился за перила и встал.

— Отлично, — сказал Форман. — А теперь приведи мне ее.

Я направился к ней, осторожно переступая через кучи мусора и разбросанные банки собачьей еды. Когда я проходил мимо, женщины по очереди вжимались в стену. Они были на грани истощения, заросшие грязью, одежда прохудилась, и под ней я видел покрытую шрамами кожу, обтянувшую торчащие ребра.

Четыре женщины находились в подвале и не меньше двух наверху; весь этот дом даже для меня был вместилищем ужаса и почти осязаемой ненависти. Как Форман это выносил? Если верить тому, что он наговорил мне, его эмоциональный приемник невозможно выключить, он работал постоянно, и Форман всегда чувствовал тех, кто рядом с ним. Вероятно, поэтому он и остался на лестнице, а меня послал за жертвой; внизу ему становилось плохо.

Сумею ли я использовать это против него?

Я приближался к женщине в углу, а она смотрела на меня, как тот кот на складе. Кожа у нее была темная, но точно определить ее происхождение я бы не взялся. Она выглядела чуть старше Лорен, но с учетом положения, в котором она оказалась, я мог ошибаться.

— Это вы? — тихо сказал я, становясь перед ней на колени.

— Идите к черту.

— Кто та несчастная в стене?

Женщина настороженно посмотрела на меня:

— Кто?

— Наверху, — прошептал я, снимая с нее цепь медленно, чтобы затянуть разговор. — Там наверху в стене замурована женщина.

— В какой стене?

Я помедлил.

— В пыточной.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Вы наверняка ее видели.

— Кто вы?

— Меня зовут Джон Кливер.

— Больше нет. Теперь вы один из нас. Или, может, вы нечто другое. — Она прищурилась. — Мы — игрушки, а вы — домашний зверек.

— Кончай возиться, Джон, — сказал Форман.

— Послушайте, — спросил я, — как вас зовут?

— Радха.

— Радха?

— Я индуска, — огрызнулась она.

— Хорошо. Поймите, у нас мало времени. Я думаю, что смогу убить его, но мне нужна ваша помощь.

— Ничего не получится. Он только отыграется на нас потом.

— Он отыграется на мне.

— Не глупите. Вы сломали дверь в чулане и бог знает что еще, а кого он наказывает теперь?

Я покачал головой:

— Он никого не накажет. Ответьте, как он выводит вас отсюда, когда меня нет? Как он выводит других?

— Какая вам разница?

— Ответьте, он спускается сюда?

Она фыркнула и посмотрела мне за спину:

— Вон он стоит на лестнице — он может делать что хочет.

— Да, но он спускается сюда? — Я заглянул ей в глаза, побуждая сосредоточиться. — Мне необходимо знать, спускался ли он сюда и что при этом происходило.

Она взглянула поверх моего плеча:

— Он теряет терпение.

Она потерла пальцами жуткие шрамы на груди.

— Отвечайте, — взмолился я.

— Конечно спускается, — фыркнула она. — Или думаете, мы сами поднимаемся к нему?

— А он не пугается, когда приходит сюда? Как он выглядит, нервно? Может, дрожит?

— С чего ему нас бояться? — спросила Радха. — У него пистолет, а мы в цепях. И как такой идиот собирается его остановить?

Она кипела от гнева. Так-так.

— Это вы, — догадался я, незаметно оглядываясь. — Вы злитесь, и он цепляется за вашу злость.

— У меня много поводов злиться.

Вот почему Радха была его любимицей: у нее сильная воля, она сердится, и он держится за нить ее ярости, тогда как страх остальных вынудил бы его бежать. Именно поэтому он бежал от Стефани ночью — она испытывала один лишь ужас, и он передался Форману. Он пришел ко мне, чтобы успокоиться.

— Вы не должны позволять себе злиться, — сказал я. — Вы должны бояться, и я тоже. Это единственный способ.

— Он идет, — заметила Радха.

— Он может сосредотачиваться на одной эмоции и игнорировать другие. Так он нашел меня в доме, хотя получал от вас массу противоречивых сигналов. Он умеет игнорировать их…

— Что ты мелешь?

— Я говорю, что вы правы. Он использует меня как домашнего зверька. Использует, чтобы успокаиваться после того, как мучает остальных.

Похоже, она ничего не понимала. Неужели она не знает, что он воспринимает эмоции?

— Что это значит? — спросила она.

— Это значит, мой план не сработает. Я должен нащупать у него другую слабость…

Что-то твердое и быстрое ударило меня сбоку по голове, и перед глазами заплясали искры. Я упал на пол, обхватив голову руками, и услышал над собой голос Формана, неотчетливый за гулом, наполнившим уши. Я попытался подняться, но он пнул меня в живот, и я перекатился, скорчившись от боли.

— Разве она не предупреждала, чтобы ты не плел против меня заговор?

Страницы: «« « ... 7891011121314 » »»