Сказание о Доме Вольфингов (сборник) Моррис Уильям
– Это ли Сверкающая Равнина? – вопросил второй пилигрим.
– Да, воистину так, – ответствовал Смотритель.
И молвил удручённый муж:
– Ты отведёшь нас к Королю?
– Вы предстанете перед Королём, – заверил Смотритель.
– Когда, о, когда? – воскликнули хором все трое.
– Завтра поутру, может статься, – молвил Смотритель.
– Ох, кабы завтра уже настало! – воскликнули они.
– Настанет, – заверил человек в алом, – заходите в дом, ешьте, пейте и отдыхайте.
Гости вошли, и на Халльблита Смотритель не обратил ни малейшего внимания. Они утолили голод и жажду и пошли спать, и Халльблит расположился на откидной кровати тут же в зале, а пилигримов Смотритель увёл куда-то ещё, так что, улёгшись, Халльблит их уже не видел; что до него, юноша крепко уснул и обо всём позабыл.
Поутру проснулся он свежим и исполненным сил; и заметил, что руки и ноги его гладки, холёны и красивы; и услышал, как рядом в зале кто-то беззаботно и радостно распевает, заливаясь соловьем. Халльблит спрыгнул с постели, дивясь со сна происходящему, и отдёрнул занавеси откидной кровати, и выглянул в зал, и ло! – на возвышении восседал человек зим тридцати с виду, статный, пригожий, с золотыми волосами и глазами серыми, как хрусталь, и гордый облик его дышал благородством; а подле сидел ещё один, примерно того же возраста, сильный и крепкий, с короткими вьющимися каштановыми кудрями, с рыжей бородой и румяным лицом; воин, судя по обличию. И, наконец, взад и вперёд по залу расхаживал юноша, помоложе тех двоих, высокий и хрупкий, черноволосый и тёмноглазый, ну ни дать ни взять – влюблённый мечтатель; он-то и распевал обрывок песни, грациозно вышагивая по залу. А куплеты звучали так:
- Прекрасен мир в осенней неге,
- Встать не торопится заря;
- Отрадны дни в преддверье снега,
- И спят ветра до января.
- Желтеют груши вдоль ограды,
- Как яркие цветы весны;
- Покой и тишь в пределах сада —
- Лишь дрозд щебечет с вышины.
- Весна цвела, но в вешней куще
- Таились пасмурные дни.
- Сон летний, сладостью влекущей
- Чуть поманив, угас в тени.
- Приди, любовь; забудь былое —
- Всё в прошлом: распря и упрёк.
- Мир безмятежного покоя
- Сулит блаженный уголок.
- Приди от полосы прибоя,
- Туда, где, от пучин вдали,
- Трава укрыла поле боя
- И грёзы форму обрели.
И вот Халльблит оделся и вышел в зал; завидев его, трое незнакомцев заулыбались приветно и поздоровались с ним; и исполненный благородства муж молвил от стола:
– Благодарим тебя, о, Воин Ворона, за помощь в час нужды; а вознаграждение от нас ждать не замедлит.
Тут подошёл к юноше парень с каштановыми кудрями, и хлопнул его по спине, и объявил:
– Прыткий Воронёнок, кстати пришлась твоя помощь в трудное время; так и на мою рассчитывай отныне.
А юноша легко подбежал к нему, и обнял, и расцеловал, и сказал так:
– О, друг и попутчик, кто знает, может, однажды и я помогу тебе так, как ты помог мне? Хотя ты из тех, что, кажется, сами себе помочь в состоянии. А теперь да развеселишься ты так же, как я сегодня!
И все трое радостно закричали:
– Это Земля! Это Земля!
Тогда понял Халльблит, что эти люди – давешние двое старцев и удручённый муж, и что молодость к ним вернулась.
Радостно приступили они к трапезе, да и Халльблит не хмурился мрачно, размышляя про себя: «Ежели у старых дурней и слабоумных олухов хватило сил отыскать эту землю, так ужели у меня сил не достанет бежать от неё?» Покончив с завтраком, пилигримы времени не теряли, так не терпелось им поскорее увидеть Короля и положить почин новой, отрадной жизни. Так что проворно собрались они в путь, и бывший полководец молвил:
– Ты сможешь отвести нас к Королю, о, сын Ворона, или приискать нам другого человека для этой услуги?
Ответствовал Халльблит:
– Я смогу довести вас до опушки леса (где, как думается мне, живёт Король), так что вы его не пропустите.
И пошли они к выходу, и Смотритель отпер двери, и ни слова не сказал на прощанье, хотя любезно поблагодарили его пришлецы за гостеприимство.
Оказавшись за пределами двора, юноша принялся носиться по лугу, пригоршнями срывая благоуханные цветы, что росли повсюду вокруг, и соловьем заливался, распевая песни. А тот, что в прошлом был королём, поглядел вверх и вниз, и по сторонам, и наконец молвил:
– А где же кони и люди?
Тут же откликнулся рыжебородый:
– Сын Ворона, а в этой земле как принято путешествовать: верхом или пешими?
Ответствовал Халльблит:
– Любезные спутники, узнайте же, что в этой земле по большей части ходят пешими как мужи, так и женщины; потому как устают мало и никуда не торопятся.
Тогда бывший полководец хлопнул бывшего короля по плечу и воскликнул:
– Слыхал, лорд? Так не медли, но подбери платье, раз уж нет тут сына кобылы, чтобы подвезти тебя; ибо славный день предстоит нам, а за ним – ещё много новых и славных дней.
И Халльблит повёл их в глубь земли, размышляя о многом, но менее всего – о своих спутниках. Они же, а юноша паче прочих, оказались весьма разговорчивы; ибо сей черноволосый красавец засыпал попутчика вопросами, главным образом о женщинах, и каковы они с виду, и какого нрава. Халльблит отвечал, покуда мог, но наконец рассмеялся и сказал:
– Друг, умерь любопытство; сдаётся мне, что через несколько часов станешь ты в этом отношении столь же мудр, как сам Бог Любви.
Так что споро шли они вперёд, и ничего примечательного в пути не случилось, а на второй день к вечеру добрались они до первого дома за пределами пустоши. Там гости и заночевали, встретив радушный приём. А на следующий день, поднявшись, Халльблит обратился к пилигримам и молвил:
– Многое переменилось промеж нас со времён нашей первой встречи: ибо тогда всё у меня было, как казалось мне, а вас снедало одно-единственное желание, и почти не надеялись вы на то, что оно сбудется. Теперь же нужда покинула вас и перешла ко мне. Потому, как прежде вы не могли даже на ночь задержаться в стане Ворона, во власти неуёмного желания, так вот и со мною нынче: снедает меня желание, и не могу я с вами остаться, дабы не произошло того, что случается между сытым и голодным. Так что благословляю я вас и ухожу.
Не было недостатка в изъявлениях дружеского расположения со стороны пилигримов, и бывший король молвил:
– Останься с нами, и мы лично позаботимся о том, дабы осыпать тебя всеми знаками отличия, о коих только возможно помыслить.
А бывший полководец изрёк:
– Ло, вот моя рука, некогда – сосредоточие могущества; и всегда придёт она тебе на помощь в исполнении заветного твоего желания. Останься с нами!
Последним заговорил юноша:
– Останься с нами, сын Ворона! Обрати сердце своё к прелестной деве, хотя бы и затмила она прелестью всех прочих, и я добуду её для тебя, пусть даже затронула бы она мою душу.
Но Халльблит улыбнулся им, и покачал головой, и молвил:
– Удачи вам! А моё дело ещё не исполнено, – и с этими словами отбыл.
Он обогнул лес и не вошёл в него, но спустился к морю, неподалёку от того места, где впервые сошёл на берег, и чуть южнее. Славная дубовая роща подходила к самой воде; вдоль и поперёк протянулась она мили на четыре. Туда и отправился Халльблит, и через день-два добыл себе инструмент лесоруба в жилье людей за пределами леса, в трёх милях от берега. Затем принялся юноша за работу и выстроил себе небольшой домик на лесной поляне у прозрачного ручья; ибо в работе по дереву был он весьма искусен. Ещё сладил он себе лук и стрелы, и стрелял дичь и птицу пропитания ради; а обитатели ближнего дома и других мест приходили навестить его, и приносили ему хлеб и вино, и пряности, и всё, в чём нуждался он. Шли дни, и люди к нему привыкли, и полюбили его, словно диковинку, привезённую в ту землю для украшения её; и теперь звали его не Копьеносцем, но Лесовиком. А Халльблит всё сносил терпеливо, дожидаясь, что принесёт будущее.
Глава XIX. Халльблит строит лодку
Халльблит прожил под крышей некоторое время, а в ту пору год снова приблизился к двенадцатой луне с тех пор, как попал юноша на Сверкающую Равнину. Однажды отправился Халльблит в лес; и, размышляя о многом и разном, и ни о чём в отдельности, он задержался у гигантского дуба и окинул взглядом прямой и высокий ствол, и пришли юноше на ум слова старой песни, начертанные вдоль завитков резного орнамента над откидной постелью, что числилась за ним дома, в стане Ворона, а звучали они так:
- Я – кряжистый столетний дуб;
- Жесток со мною лесоруб:
- Зарубит, ветви отсечёт
- И в путь пошлёт по лону вод.
Некоторое время юноша стоял, запрокинув голову и вглядываясь в лиственные кущи, а затем повернул к дому; но весь день, будь то за работой или за отдыхом, куплет звучал в его голове и юноша продолжал повторять его, вслух или про себя, покуда не завершился день и не пришла пора спать.
А во сне привиделось Халльблиту, что замечательной красоты женщина подошла и встала у его кровати, и сперва показалась она ему образом и подобием Заложницы. Но вскорости преобразилось лицо её, а также фигура и одежда; и ло! – то была прелестная дева, королевская дочь, которая на его глазах горевала и терзалась из любви к нему. Тогда даже во сне испытал юноша неодолимый стыд, и в силу этого пробудился и полежал немного, не смыкая глаз и прислушиваясь к гудению ветра в кронах и к уханью совы, что поселилась в дупле дуба рядом с домом. Вскорости снова одолела его дрёма, и опять привиделась ему во сне дочь Короля, и снова при взгляде на неё стыд и жалость столь жарко запылали в его сердце, что Халльблит проснулся в слезах и полежал недолго, прислушиваясь к голосам ночи. И в третий раз он заснул и увидел сон; и снова явился к нему тот же призрак. Но только теперь взглянул юноша и увидел, что дева держит в руках книгу, оправленную в золото и отделанную драгоценными каменьями, ровно так, как некогда в яблоневом саду; и страдание более не омрачало лица девы; лик её был ясен и светел, и несказанно красив.
И открыла она книгу, и поднесла её к Халльблиту, и принялась переворачивать страницы, чтобы юноша разглядел их отчетливо; и были там нарисованы леса и замки, и огнедышащие горы, и стены мира, и короли на тронах, и красавицы и воины, все – несказанно прекрасны видом и в точности таковы, как видел он встарь в саду, затаившись в листве лавров.
И вот, наконец, дошла дева до того места в книге, где изображён был сам Халльблит напротив портрета Заложницы, и взглянул юноша, и затосковал. Но дочь Короля перевернула страницу, и ло! – на одной стороне снова обнаружилась Заложница, – она стояла в цветущем весеннем саду, у ног её цвели лилии, а позади поднимались стены дома, серые, древние, отрадные; а на другом листе, напротив, нарисовано было море, подёрнутое лёгкой рябью под ветерком; по волнам стремительно летела лодка, и в лодке сидел человек и правил с весёлым видом, и кто же, как не сам Халльблит! Некоторое время смотрел юноша на картину, а затем дочь Короля закрыла книгу, и сон перетёк в другие образы, лишённые сути и смысла.
В серых предрассветных сумерках проснулся Халльблит и вспомнил свой сон, и вскочил с постели, и смыл с себя ночь в ручье, и оделся и пошёл кратчайшим путем через лес в помянутое жилище людей; лицо его сияло, и пел он второй куплет вырезанной по дереву песни, а именно:
- В траву я брошен, одинок,
- Но минет отведённый срок,
- Я рати двину на врага,
- Соединяя берега.
Вышел юноша из леса и заторопился через цветущие луга Сверкающей Равнины, и добрался до помянутого дома, пока рассвет ещё только занимался. У дверей повстречалась ему дева, несущая воду из колодца, и заговорила она с юношей, и сказала:
– Добро пожаловать, Лесовик! Нечасто заглядываешь ты к нам на двор, и досадно это. А теперь смотрю я на тебя и вижу, что в сердце твоё вернулась радость, и до чего же красив ты и пригож! Так вот тебе гостинец, дабы умножилась радость.
С этими словами она поставила вёдра на землю и ухватила гостя за уши, и притянула поближе, и поцеловала в губы. Халльблит же улыбнулся ей и ответствовал:
– Спасибо, сестрица, и за ласку, и за привет; но пришёл я сюда за надобностью.
– Так скажи, что тебе нужно, – ответствовала дева, – дабы смогли мы угодить тебе.
Отвечал Халльблит:
– Хотел бы я попросить у вас леса: и брусьев, и реек, и досок; ибо ежели срублю я дерево-другое, древесину придётся долго сушить.
– Всё это волен ты взять в нашем сарае, как только разделишь с нами трапезу, – молвила дева. – Так войди и отдохни.
Красавица ухватила гостя за руку и ввела его в дом, и выставила перед ним еду и питьё, а сама забегала по дому, говоря всем и каждому:
– Пришёл Лесовик, и снова радуется жизни; пойдите да взгляните на него.
Так что народ столпился вокруг гостя и принялся его обхаживать. Когда же завтрак подошёл к концу, глава дома объявил:
– Скотинки уже впряжены в телегу, а лес только того и ждёт, чтобы ты пошёл да выбрал; ступай да погляди сам.
Он отвел Халльблита на дровяной склад, где юноша присмотрел себе всё, что нужно, из отборного дуба; и люди погрузили древесину на телегу, и дали гостю впридачу гвоздей и нагелей, сколько надо, и прочих вещей; и поблагодарил он хозяев; они же спросили:
– Куда бы теперь отвезти твой лес?
– Вниз, к берегу, – ответствовал Халльблит, – поближе к моему жилью.
Так люди и поступили; и более двух десятков мужей и жён отправились с Халльблитом, кто – в телеге, а кто – пешком. И спустились они к морю, и сложили лес на берегу чуть выше уровня полной воды; и сей же миг Халльблит приступил к работе и принялся ладить лодку, ибо этим искусством владел превосходно; а люд глядел да дивился. А тем временем отлив отступил на малое расстояние, как повелось в этих местах, оставляя за собою ровную да гладкую полосу влажного песка; тогда женщины позабыли про Халльблита и принялись бегать босиком да плескаться в прозрачной воде, ибо даже лёгкая зыбь не растревожила морскую гладь, и подоспели мужи, и присоединились к веселью, так что Халльблита на время предоставили самому себе; такая забава оказалась народу внове, ибо редко приходили тамошние жители на берег моря. После того взбрело людям в голову устроить танцы, и захотели они, чтобы и Халльблит непременно сплясал вместе с ними; когда же юноша отказался, не желая отрываться от работы, те принялись шаловливо вырывать у него из рук тесло, на что он отчасти рассердился, и люди оробели, и пошли танцевать без него.
К тому времени стало весьма жарко, и танцоры возвратились к Халльблиту и прилегли вокруг на песке, наблюдая за работой юноши, ибо изрядно устали. И одна из девушек, не отдышавшись ещё толком после танцев, молвила, следя, как пригожий сосед поглаживает прелестные её ножки:
– Брат, могучие удары ты наносишь; когда же нанесёшь последний и снова придёшь к нам в дом?
– Прежде пройдёт немало дней, милая сестрица, – отозвался Халльблит, не поднимая взгляда.
– Жалость какая, – посетовал один из мужей, поднимаясь с нагретого песка. – Чего же принесут тебе все твои труды?
Ответствовал Халльблит:
– Может, облегчение сердцу, а может, и смерть.
При этом слове все дружно вскочили на ноги и сбились в кучу, словно овцы, коих гонят на пастбище, а пастух оставил их ненадолго, и не знают бедные, куда податься. Мало-помалу возвратились поселяне к телеге, и впрягли четвероногих, и молча отбыли тем же путем, каким приехали; но вскорости заслышал Халльблит их смех и весёлую болтовню в дальнем конце цветущего луга. На отъезд поселян он не обратил внимания, но продолжил работу, и трудился до заката, и ещё дольше, пока не зажглись в небе звёзды. А затем возвратился он домой в лесную хижину и уснул, и не видел снов, и поутру с бодрым сердцем вновь принялся за дело.
Короче говоря, не проходило и дня, чтобы не исполнил юноша положенного урока, и даже с лихвой; время шло, и корабельная верфь его процветала. Нередко обитатели ближайшего дома и других мест спускались к берегу, полюбоваться на его труды. Нарочно отвлечь юношу они не старались, но иногда, когда ни слова от него не могли добиться, поселяне принимались обсуждать корабельщика промеж себя, дивясь, что выбивается он из сил ради того только, чтобы прокатиться по морю; ибо моря тамошние жители не жаловали, а вскорости стало ясно, что в другую сторону Халльблит и не глядит; хотя нельзя утверждать, что поселяне полагали, будто гость намерен уплыть насовсем. С другой стороны, препятствовать они ему не препятствовали, но и не помогали ничем, кроме как если юноша обращался к ним с просьбою о какой-либо нужной вещи; и требуемое приносили они с радостью.
Морского Орла и его подругу Халльблит более не встречал; чему весьма радовался, ибо не видел прока в том, чтобы заново переживать разлуку.
Так работал Халльблит, не позволяя себе пасть духом, и, наконец, всё было готово; соорудил он себе и мачту, и парус, и вёсла, и прочее потребное в море снаряжение. А вечером столкнул он чёлн в море, на глазах у двух поселян, не более; обычно же вокруг собиралось народу куда поболе: десятка два, а то и все четыре. Эти двое улыбались мастеру и говорили с ним приветливо, однако когда Халльблит попросил их приналечь плечом и подтолкнуть лодку, помогать не стали. Тем не менее, юноша вывел чёлн на воду без особого труда, и сел в него, и отогнал туда, где из леса выбегал ручей и, разливаясь у самого берега, образовывал небольшую гавань. Там Халльблит привязал лодку к стволу дерева и до самой ночи перетаскивал на борт необходимое снаряжение, и еду, и воду; столько, сколько, как ему казалось, понадобится в дороге; и, изрядно притомившись, вернулся домой и уснул, предвкушая, как проснётся в серых предрассветных сумерках и выйдет в открытое море. И тем отраднее было ему подождать, что вечером, как оно и случалось чаще всего, ветер дул с моря, а по утрам обычно налетал с земли в сторону воды. Как бы то ни было, юноша рассчитывал встать спозаранку, так, чтобы оказаться у челна раньше поселян и уплыть, не прощаясь. Но случилось ему проспать, так что, когда вышел Халльблит в лес, облачённый в доспехи, перепоясанный мечом и с копьём на плече, заслышал он людские голоса и вскорости обнаружил, что вокруг лодки собралась целая толпа, и с немалым трудом протолкался юноша к борту.
Поселяне натащили ему подарков: всё то, что сочли небесполезным для недолгого путешествия, как-то: фрукты и вино, и шерстяные одеяла, дабы уберечься от ночного холода. Халльблит приветливо поблагодарил друзей, перебираясь через планшир, а девушки расцеловали его на прощание; а одна сказала (та самая, что повстречалась с гостем во дворе поутру, когда пришёл он за древесиной):
– Ты ведь вернёшься нынче же вечером, так, братец? Ещё рано, и довольно у тебя времени, чтобы всласть накататься по морю; а с наступлением ночи приходи к нам ужинать.
Проговорила она это, хмуря брови и всей душой уповая на его возвращение; и знал Халльблит, что все собравшиеся уверены: гость вскорости вернётся к берегу; в противном случае сочли бы его бунтарём против Короля и могли бы, как казалось юноше, задержать его. Так что ничуть не изменился он в лице, но ответил только:
– На сегодня прощай, сестрица; прощайте все – до моего возвращения.
С этими словами юноша снялся с якоря, и сел на вёсла, и принялся грести, и грёб до тех пор, пока не вышел из крохотной гавани в зелёное море, и лодка закачалась на волнах. Тогда поставил он мачту, и натянул парус, и выбрал шкоты, ибо лёгкий утренний ветерок дул с гор и через луга Сверкающей Равнины, так что наполнился парус, и чёлн рванулся вперёд и полетел по хладной глади вод. И следует помянуть, что знал о том Халльблит или нет, но в тот день исполнилось ровно двенадцать месяцев с тех пор, как сошёл он на этот берег вместе с Морским Орлом. А народ всё стоял на взморье, глядя, как чёлн уменьшается в размерах, пока не превратился в едва различимую точку на водной глади. Тогда повернулись поселяне и пошли в лес поразвлечься, ибо становилось всё жарче. Тем не менее, нашлись среди них люди (и помянутая дева в их числе), которые весь день время от времени возвращались на берег; солнце уже село, а они всё глядели на море в зареве встающей луны, ожидая, что лодка Халльблита возвратится по лучезарному пути, что пролёг через воды, омывающие Сверкающую Равнину.
Глава XX. Халльблит уплывает прочь от Сверкающей Равнины
Что до Халльблита, он вскорости потерял из виду Сверкающую Равнину и её горы, и ничего не осталось вокруг, кроме моря, и сердце юноши переполнилось радостью, когда вдохнул он солёный ветер и увидел, как переливаются и мерцают холмы и долы бурлящих пучин; и сказал он себе, что возвращается домой к клану своему и древнему Крову Предков.
Правил он по возможности прямо на север, но по мере того, как день близился к концу, подул встречный ветер, и решил юноша, что бороться с ним неразумно, иначе путешествие чрезмерно затянется; так что поплыл он дальше так, чтобы ветер дул с траверза, и судёнышко весело запрыгало на морских холмах, а бриз крепчал. Солнце село, засияли звёзды и луна, а Халльблит всё плыл и плыл вперёд и заснуть себе не позволял, разве что вполглаза, как это делают собаки. Наконец, взошло солнце: становилось всё светлее, день выдался ясный, ветер стих, а небо сияло синевой; но ещё до заката наползли облака, подул северо-восточный ветер, и Халльблиту волей-неволей пришлось уходить от волны всю ночь, пока наконец, на заре, ветер снова не утих, и за весь день так и не окреп, чтобы возможно было продвинуться к северу; и ничуть не усилился даже тогда, когда взошла луна, то есть вскорости после заката.
А к тому времени юноша настолько устал, что дольше бодрствовать не мог; тогда он закрепил руль, и зарифил парус, и, отдав чёлн на волю ветра, уснул на корме.
Но после полуночи, ближе к рассвету, Халльблит пробудился от оглушительного крика. Оглядел он тёмные воды и ничего не увидел, ибо небо снова заволокло облаками. Тогда поправил он парус и снова смежил глаза, не в силах бороться со сном.
Когда он проснулся, сиял белый день; так что глянул он на румпель и развернул чёлн по ветру, а затем осмотрелся по сторонам, протирая глаза со сна. И при виде открывшейся взгляду картины Халльблит не сдержал крика, ибо ло! – впереди, прямо по курсу, воздвиглись чёрные утёсы Острова Выкупа, высокие и грозные. Юноша бросился к парусу и попытался сделать поворот через фордевинд*; но, несмотря на все его усилия, лодку несло к земле, ибо попала она в сильное береговое течение. Так что Халльблит спустил парус, и схватился за вёсла, и погрёб что есть сил, дабы отвести чёлн от берега; но всё оказалось без толку, и скалы неуклонно приближались.
Так что оставил он вёсла, и оглянулся, и увидел, что находится примерно в трёх фарлонгах от берега и что несёт его ко входу в ту самую гавань, откуда отплыл он с Морским Орлом двенадцать месяцев назад; и понял, что в эту гавань, хочешь не хочешь, а надо попасть, или расшибёт его вдребезги об отвесные скалы. А волны катились себе к утёсам, и порою одна, повыше прочих, с размаху ударялась о каменную стену и взлетала до головокружительных высот, словно пытаясь вскарабкаться на поросший травою выступ; а затем снова обрушивалась вниз, и потоки солёной воды струились по круче.
Тогда сказал себе Халльблит: что бы ни сулил ему Остров, он бросит вызов судьбе. Так что снова поставил он парус, и взялся за румпель, и направил лодку прямёхонько в серёдку каменных врат, гадая, что ждёт его по ту сторону. Не прошло и нескольких минут, как ладья стрелой влетела в тихую гавань и вскорости замедлила ход, ибо в эту заводь, запертую в кольце скал, ветра не проникали. Халльблит зорко оглянулся по сторонам, высматривая врага; но в гавани не оказалось ни кораблей, ни лодок. Так что окинул он взором берег, ища, где бы удобнее причалить; и, как и прежде, не обнаружил песчаной косы: глубина начиналась сразу же у поросшего травою откоса; в ту пору вода стояла достаточно высоко, а при отливе взгляду открывался отвесный утёс, воздвигшийся под обрывом над гладью моря. Но сейчас прилив близился к самой высокой точке, и не более двух футов отделяли полоску травы от тёмно-зелёного моря.
Тогда Халльблит направил чёлн в удобную впадину; позади, чуть в стороне, над зелёной травой воздвигся скалистый кряж, поодаль паслось стадо овец, а рядом, на земле, растянулся дюжий молодец, судя по виду, безоружный, ибо блеска стали Халльблит не приметил.
Юноша подошёл ближе к берегу, но здоровяк не пошевелился; не двинулся с места и тогда, когда чёлн ткнулся в землю, а юноша перескочил через борт и привязал лодку к копью, воткнув оное глубоко в грунт. И теперь подумалось Халльблиту, что человек тот либо мёртв, либо спит; так что извлёк он из ножен меч, и взял его в правую руку, а в левую – острый нож, и пошёл прямиком к незнакомцу, окружённому овцами, и обнаружил, что лежит тот на боку, так что лица не видно; засим юноша растолкал его ногой и крикнул:
– Эй, пастух, просыпайся! Ибо давным-давно рассвело, и пришёл день, а вместе с ним и гость к тебе пожаловал!
Здоровяк перекатился на спину и неспешно сел, и ло! – кто же это и был, как не Крошка Лис! При виде него отпрянул Халльблит и закричал:
– Да неужто я и впрямь нашёл тебя, о, враг мой?
Крошка Лис уселся поудобнее, протёр глаза и молвил:
– Ага, нашёл в лучшем виде. А вот что до моей вражды к тебе, это ещё предстоит обсудить.
– Как! – воскликнул Халльблит. – Уж не ждёшь ли ты, что я поговорю с тобою иначе, нежели на языке мечей?
– Уж и не знаю, – ответствовал Крошка Лис, неспешно поднимаясь на ноги, – но, думается мне, ты не станешь убивать безоружного, а ведь и сам видишь: оружия при мне нет!
– Так добудь себе оружие, – отозвался Халльблит, – и не медли; ибо весьма досадно мне видеть тебя живым.
– Ах ты, беда какая! – откликнулся Крошка Лис. – Так скорее пошли со мною туда, где отыщу я и оружие, и отличное место для боя. Но торопись! Время не ждёт – теперь, когда ты, наконец, прибыл.
– А моя ладья? – спохватился Халльблит.
– Ты, никак, в суме её потащишь? – усмехнулся Крошка Лис. – Ладья тебе более не понадобится, ты ли меня убьёшь, или я тебя.
Халльблит свирепо нахмурился, решив, что Лис угрожает ему местью со стороны сородичей. Однако же ничего не ответил юноша, ибо полагал, что негоже на словах пререкаться с тем, с кем вскорости предстоит сойтись в поединке; так что последовал он за Крошкой Лисом. А викинг провёл его мимо помянутой скалы и вверх по узкому ущелью в утёсах, вознёсшихся над морем, туда, где кряж вдавался в заросший травою луг округлой формы, ровный да гладкий, словно настеленный пол, и ограждённый стеною скал; некогда место это было устами подземного огня и котлом расплавленного камня.
Оказавшись на мягкой траве, Лис сказал:
– Подожди малость, пока загляну я в ларь с оружием, а там поглядим, что делать.
С этими словами он свернул к расщелине в скалах и, опустившись на четвереньки, червяком прополз в дыру, уводившую, надо думать, в пещеру; ибо теперь голос его доносился из-под земли: Лис ворчал и охал, проклиная то одно, то другое, а затем снова выкарабкался наружу, ногами вперёд, и швырнул наземь старый заржавленный меч без ножен, шлем под стать ему, да ещё и искорёженный вдобавок, и круглый щит, погнутый и настолько истёртый, что, казалось, вот-вот рассыпется в прах. Тут поднимается хитрец на ноги, и потягивается, и улыбается Халльблиту безмятежно, и говорит:
– Ну вот, враг мой, сей же миг надену я шлем, и возьму в руки меч да щит, тут-то можно и начать игру; что до кольчуги, придётся мне обойтись без неё; искал я её, искал, да вот как сквозь землю провалилась. Похоже, старик её кому-нибудь сторговал: всегда был жаден до денег!
Но Халльблит воззрился на него сердито и отозвался:
– Ты привёл меня сюда, чтобы посмеяться? Ужели нет у тебя лучшего оружия для поединка с воином из клана Ворона, нежели эти проржавевшие обломки, которые видом своим наводят на мысль об ограбленной могиле? Не стану я сражаться с тобой, покуда не вооружишься получше.
– Так оно и есть, – заверил Крошка Лис, – как раз из могилы оружие и позаимствовано; ибо в этой дыре лежит дед моего отца, великий Поморник из народа Викингов, отец небезызвестного тебе Морского Орла. Но поскольку побрезговал ты оружием мёртвого воина, так, стало быть, отправятся назад стариковские сокровища! Оно и к лучшему, пожалуй; а то, чего доброго, взъярится покойничек не на шутку, коли проснётся да хватится своего добра; а эта застывшая чаша некогда кипящего камня и без того – не самое безопасное пристанище, учитывая нрав жильца.
Так что Крошка Лис снова сползал в расщелину и выбрался наружу, и похлопал ладонь о ладонь, отряхивая землю, словно человек, долго провозившийся со старинными рукописями; а Халльблит стоял рядом, не сводя с него глаз, по-прежнему в гневе, однако не говоря ни слова.
И молвил Крошка Лис:
– По крайней мере, мудро сказал ты, что сражаться со мной не будешь. Ибо в поединке сходятся того ради, чтобы убить; чистой воды безумие – сражаться, не убивая; а теперь вижу я, что убивать меня ты не хочешь; ибо когда бы хотел, отчего не стал нападать на меня, вооружённого призрачными обломками, у призрака позаимствованными? И ещё: с какой стати не зарубил ты меня, когда выбирался я из подземного лаза? Легко справился бы ты со мною и так, и этак. Засим сражаться со мною – глупость несусветная.
Ответствовал Халльблит хрипло:
– Для чего предал ты меня, и солгал мне, и обманом отвлёк от поисков моей возлюбленной, так что впустую потрачен целый год моей жизни?
– То долгая история, – ответствовал Крошка Лис, – я, может статься, расскажу её тебе как-нибудь в другой раз. А тем временем скажу тебе вот что: к этому принудил меня тот, кто далеко превосходит меня в могуществе, а именно Бессмертный Король.
При этом слове в сердце Халльблита тлеющая ярость вспыхнула с новой силой, и юноша выхватил меч и замахнулся на Крошку Лиса; но тот проворно отскочил в сторону, и прыгнул к Халльблиту, и ухватил его правую руку за запястье, и вырвал оружие из его руки, и, превосходя юношу и ростом, и весом, легко одолел его и повалил на землю. Затем встал на ноги, позволяя подняться и противнику, и подобрал его меч, и снова вложил клинок в руку юноши и молвил:
– Гнездящийся в скалах, ты распалён яростью, но уж больно мал. Теперь ты снова при мече и можешь зарубить меня, коли пожелаешь. Но не раньше, чем скажу я тебе пару слов: так что слушай! Или, клянусь «Сокровищем Моря», я убью тебя голыми руками. Ибо я и в самом деле силён в этом месте среди скал, рядом со стариком-родичем. Ты выслушаешь?
– Говори, я слушаю, – отозвался Халльблит.
И молвил Крошка Лис:
– Верно это, что я отвлёк тебя от поисков и потратил впустую год твоей жизни. Однако верно и другое: я в том раскаиваюсь и прошу твоего прощения. Что скажешь на это?
Халльблит не ответил ни слова, но кровь отхлынула от его щёк и лицо заметно побледнело. А Крошка Лис продолжал:
– Помнишь, о Ворон, как в прошлом году ты вызвал меня на поединок у Катков Ворона? И как определился трофей сражения: побеждённому предстояло служить победителю год и во всём исполнять его волю? А теперь этот трофей и даже более ты завоевал и без битвы; ибо я клянусь «Сокровищем Моря» и костями великого Поморника, лежащими вон там, что стану служить тебе не год, но всю жизнь и помогу тебе в поисках невесты. Что скажешь на это?
Халльблит постоял немного, не в силах выговорить ни слова и глядя не на Крошку Лиса, но в сторону. Затем юноша выронил в траву меч, и огромные слёзы покатились по его щекам и закапали на одежду, и протянул он руку Крошке Лису и сказал:
– О, друг, ты ведь отведёшь меня к ней? Ибо дни сменяются днями, и стареют деревья, ограждающие поля Ворона.
Тут Крошка Лис взял его руку и весело рассмеялся в лицо собеседнику, говоря:
– Великодушен ты сердцем, о, пожиратель падали! А теперь, когда стал ты мне другом, я скажу тебе, что догадываюсь о местонахождении твоей девицы. Где, как ты думаешь, цветёт сад, в коем видел ты её на странице книги во сне той ночью? Видишь, сын Ворона: не просто так отец моего деда лежит в расщелине среди камней; встарь наставил он меня великой мудрости. Благодарствую, о родич!
И обернулся он к могильной скале. А Халльблит молвил:
– Что же теперь делать? Разве я не в земле врагов?
– Да, верно, – подтвердил Крошка Лис, – и даже если бы ты знал, где твоя невеста, вряд ли удалось бы тебе бежать с острова живым, кабы не я.
Отвечал Халльблит:
– Разве нет у меня лодки, дабы немедленно уплыть восвояси? Ибо сдаётся мне, что Заложницы на Острове Выкупа нет.
Крошка Лис снисходительно рассмеялся и молвил:
– Верно, её тут нет. Но что до челна, в этой части острова прилив весьма силён, и при таком ветре, как сейчас, то есть с северо-северо-востока, не отошёл бы ты от берега в течение ближайших четырёх часов, по меньшей мере, а сдаётся мне, что в пределах этого срока войдёт в гавань наш корабль. Тут-то и захватят твою лодку, да и тебя тоже, окажись ты в ней; и тогда недолог будет сказ, ибо знают тебя за бунтовщика противу Бессмертного Короля. Прислушайся! Не слышишь ли голоса рога? Пойдём-ка поднимемся да поглядим, что там творится.
Сказав это, разбойник проворно вскарабкался по подобию лестницы в скале, показывая путь; так добрались друзья до расщелины, откуда сквозь просвет между камней видна была вся гавань. И ло! – на глазах у них, прямиком через врата и вход, вошёл огромный корабль, и бушприт его взлетел вверх на последней волне внешнего моря (где ветер слегка разыгрался), и опустился на ровную гладь запертой в скалах заводи. Чёрным был его парус; широко раскинул крылья вышитый на нём Морской Орёл; а над кормой развевалось знамя с изображением Пламенеющего Меча. На палубе толпились вооружённые воины, а менестрели на полуюте наигрывали на боевых рогах весёлую песнь возвращения.
– Эге, ты, – заметил Крошка Лис, – твоя удача, или, может статься, моя сослужили тебе добрую службу: «Пламенеющий Меч» не нагнал тебя у входа в гавань. А здесь мы в безопасности.
Отозвался Халльблит:
– А разве никто из них сюда не поднимется?
– Нет, нет, – заверил Крошка Лис, – они боятся старца, что лежит там, в расщелине; ибо гостей он не особо жалует. Эта луговина принадлежит мне безраздельно, в том, что касается живых; здесь мой дом под открытым небом, а есть и ещё один, под крышей, каковой покажу я тебе вскорости. Ибо теперь, когда причалил «Пламенеющий Меч», нет нам нужды торопиться; мы не сможем уйти, пока не поднимутся они в глубь острова. Так что расскажу-ка я тебе, что предстоит нам нынче ночью.
Устроившись в расщелине, друзья наблюдали за тем, как корабль подошёл к берегу и пришвартовался рядом с лодкой Халльблита. Заметив чужой чёлн, воины подняли крик, а, сойдя на берег, столпились вокруг лодки, подмечая манеру постройки и форму копья, к коему была она привязана. Со временем большинство вновь прибывших, числом десятка четыре, отправились вверх по долине к большому дому, а на берегу осталось не более полудюжины корабельных стражей.
– Видишь, друг Воронов, – заметил Лис, – кабы ты остался там, оказался бы ты у них во власти. Ну разве не хорошо я поступил, отведя тебя в мой дом под открытым небом?
– Ещё бы нехорошо, – подтвердил Халльблит, – но разве корабельные стражи или возвратившиеся воины не поднимутся сюда и не отыщут нас? Я ещё сложу свои кости на этом мерзком острове.
Крошка Лис расхохотался и молвил:
– Не так уж оно и плохо, как можно заключить по твоему недовольному виду; во всякое время остров хорош для могилы, а сейчас я бы назвал его ларцом с сокровищами.
– Что ты имеешь в виду? – тут же потребовал Халльблит.
– Да ничего, ничего, – отозвался рыжий разбойник, – только то, что ты и без меня знаешь. Ведь ты – здесь, а также и я, не считая старца, что лежит в расщелине! Но обещаю тебе, что на сей раз ты здесь не погибнешь, разве что сам того захочешь. Что до того, не поднимутся ли сюда люди, повторю тебе вновь: они не посмеют, ибо чересчур боятся моего прадеда. И, кстати говоря, не слишком-то ошибаются; ибо теперь, когда умер он, худшее, что в нём было, словно бы вышло наружу, и иметь дело со старцем непросто – тем, кто не обладает долей его мудрости. Ты сам мог судить по моему родичу, Морскому Орлу, сколь много сварливости и мелочного злонравия обнаруживается в наших соплеменниках, когда стареют они, и подчиняют их себе одиночество и уныние. Ибо должен я сказать тебе, что часто слыхал я, как говаривал мой отец, будто его отец, Морской Орёл, в юности и в расцвете лет был весел и благодушен, и большим любителем женщин, и сотоварищем весьма сердечным. Но, как я сказал, по мере того как люди нашего рода прибывают в возрасте, они делаются хуже; так можешь ты себе представить, сколь гадок стал здешний старец, ежели пролежал в могиле так долго. Но теперь отправимся мы в мой дом на другой стороне луга, напротив жилища сородича.
С этими словами Крошка Лис свёл Халльблита со скалы, а юноша сказал ему:
– Что? Ты, никак, тоже мертвец, раз и у тебя есть тут могила?
– Сказал тоже, – ухмыльнулся Лис, – или я так гнусно выгляжу? Да я не старше тебя.
– Но ответь мне, – попросил Халльблит, – ты тоже сделаешься злобен, когда состаришься?
– Пожалуй, что и нет, – отозвался Лис, не отрывая от юноши взгляда, – ибо пришло мне на ум, что, может статься, примут меня в иной дом и в иной клан, и среди новообретённых сородичей исцелюсь я по большей части от всего, что способно обернуться недобрым.
Тем временем перешли они лужок и дошли до места, где в скале обнаружилась пещера, закрытая дверью, и задвижное окошко. Лис ввёл туда Халльблита, и изнутри жилище оказалось недурным, сухим и чистым; и нашлись там скамьи, и стол, и полки, и сундуки у стены. Когда же уселись друзья, сказал Лис:
– Здесь можешь ты жить в безопасности, сколько захочешь, если не страшит тебя возможность переведаться со старцем. Но, поскольку отлично мне ведомо, что тебе не терпится уплыть и возвратиться к своему народу, я отведу тебя сегодня в сумерках поближе к нашему пиршественному чертогу, дабы находился ты рядом и сделал то, что должно сделать нынешней ночью, чтобы смогли мы уехать завтра. А ещё придётся тебе снять доспехи Ворона, на случай, если повстречаем мы кого в сумерках по пути к дому; а здесь есть у меня домотканое платье, такое, как носят наши захваченные в бою рабы; оно сослужит тебе добрую службу; но его ты можешь не надевать до тех пор, покуда не придёт время уходить; а тогда уведу я тебя и определю в пристройку рядом с залом; а когда окажешься ты внутри, я позабочусь о том, чтобы никто туда не вошёл, а если и войдут, так увидят в тебе работника, известного им по имени, и не более того. Родич мой обучил меня уловкам и посложнее. А сейчас нам пора подкрепиться.
С этими словами хозяин извлёк из сундука еду, и друзья принялись за трапезу. А когда поели, Лис наставил юношу тому, что ему предстоит делать в пиршественном зале той же ночью, о чём сказано будет далее. А затем, за разговорами о разном и многом, они скоротали остаток дня в этой древней чаше бурлящего камня, и незадолго до наступления сумерек отправились в пиршественный чертог, неся с собою доспехи Халльблита, свёрнутые в тюк, словно заморский товар. Так пришли они к дому ещё до того, как расставили столы, и Крошка Лис провёл Халльблита в пристройку, что сообщалась с кладовкой, так что несложно было ему выйти прямиком в середину зала. Там Халльблит облёкся в доспехи Ворона и вооружился как подобает; а Лис вручил ему маску, чтобы никто не узнал юношу, когда тот выйдет в зал.
Глава XXI. О сражении поединщиков в Чертоге Викингов
Теперь следует рассказать о том, как в тот вечер в зал явились вожди и расселись за столом на возвышении, в точности так, как это происходило на глазах у Халльблита в первый раз. А верховный вождь, по имени Орлан из рода Морских Орлов, поднялся, как велит обычай, и молвил:
– Слушайте, люди! Ныне – ночь поединщиков, так что не сможем мы приступить к трапезе, покуда не скрестятся со звоном светлые клинки, покуда один не одолеет, а другой не окажется повержен. Так пусть же выйдут вперёд ратники и назначат цену победы, которую побеждённый заплатит победителю. И да узнают все, что, кто бы ни выиграл битву, будь он сородичем или чужаком, или признанным недругом; хотя бы он и оставил голову брата моего у дверей пиршественного чертога, проведёт он эту ночь с нами, не опасаясь ни меча, ни топора, ни руки: станет он есть наравне с нами, пить наравне с нами, спать наравне с нами, и уедет восвояси, и не повредят ему ни рука, ни оружие; и отправится он в море по своей воле, в собственной ладье или в нашей, как окажется лучше для него и нас. Так трубите в рога, вызывайте поединщиков!
Тут рога затрубили победную песнь, а едва умолк гуд, вышел в зал высокий муж, облачённый в чёрное, в чёрных доспехах и с оружием того же цвета, ежели не считать серебристого лезвия меча. Маска скрывала его лицо, но волосы выбивались из-под шлема, словно хвост рыжего коня.
И встал он в центре зала и крикнул:
– Я – поединщик Викингов. Но клянусь «Сокровищем Моря», что нынче вечером ни с кем не скрестить мне клинка, кроме как с чужаком и с недругом нашего рода. Ты слышишь, о, вождь, Орлан из рода Морских Орлов?
– Слышать-то слышу, – отозвался вождь, – и сдаётся мне, затеял ты отправить нас в постель без ужина, по собственной зловредности, ибо тебя-то мы узнали, несмотря на личину. Похоже, полагаешь ты, что не найдётся на тебя противника и что нет на острове свободного иноземца, который скрестил бы с тобою меч. Но берегись! Ибо когда пристали мы к берегу нынче утром, нашли мы чужой чёлн, привязанный к крепкому копью, воткнутому в землю; так что один враг, по меньшей мере, по острову ходит. Но постановили мы, что коли попадётся нам этот человек, мы насадим его голову на щипец крыши пиршественного чертога, с открытым ртом, лицом к Северу, как упрёк обитателям заморских земель. Но теперь назови цену победы, и я клянусь «Сокровищем Моря», что слово твоё мы сдержим.
Отвечал воин:
– Вот каковы условия и договорённость поединка: кто бы ни оказался побеждённым, он либо умрёт, либо станет служить победителю двенадцать лун и сопровождать его повсюду, и исполнять его поручения, и во всём поступать по повелению его. Ты слышал, вождь?
– Да, – подтвердил Орлан, – и, клянусь Бессмертным Королём, и ты, и мы свято соблюдём условие. Так что смотри, не щади меча, а то наша крыша украшения недосчитается. Рога, вызывайте чужеземного поединщика!
И снова затрубили рога, и голос их ещё не умолк, как из-за перегородок кладовки явился воин, подобный лучезарному образу битвы; и встал чужеземный поединщик напротив ратника моря; и его лицо тоже скрывала маска.
Завидев незнакомца, стройного, и хрупкого, и невысокого в сравнении с поединщиком викингов, и приметив изображение Ворона, начертанное на белом щите, пирующие разразились оглушительным смехом: такое презрение внушил им малорослый чужак. Но тот легко подбросил меч к потолку, и на лету поймал его за рукоять, и шагнул к воителю моря, и застыл напротив него, в пределах досягаемости клинка. Тогда верховный вождь приложил руки ко рту и взревел:
– Нападайте, поединщики, нападайте!
А народ в зале до того разошёлся, что взобрались все с ногами на скамьи и столы, и тянули они шеи, выглядывая из-за плеча друг у друга, чтобы не упустить ни одной подробности. И вот в пламени свечей сверкнули клинки, и рыжеволосый поединщик размахнулся мечом и нанёс два могучих удара, справа и слева, а чужак отступил перед ним; и зрители оглушительно завопили, издеваясь над Вороном и радуясь за своего ставленника, а тот обрушил на противника без счёту мощных ударов, словно град среди молний. Но столь проворен оказался чужак, что устоял под натиском, не получив и царапины, и в свою очередь осыпал противника ударами, да так легко и непринуждённо, словно танцевал, а не сражался; и народ затаил дыхание и усомнился в победе своего грозного соплеменника. И вот рыжеволосый с размаху обрушился на чужака, а тот проворно отпрыгнул, и перебросил меч в левую руку, и огрел противника по голове, и рыжеволосый пошатнулся, ибо не рассчитал силы; и ещё раз чужак нанёс ему удар слева, и тот во весь рост растянулся на полу с оглушительным грохотом, и меч выпал из его руки, а люди онемели от изумления.
Тут чужак ринулся на поединщика моря, и коленом прижал его к земле, и перехватил меч поудобнее, словно чтобы пригвоздить недруга к полу. Но поверженный воззвал:
– Удержи свою руку, ибо я побеждён! Пощади меня согласно заключённой промеж нас договорённости, чтобы я служил тебе год и следовал за тобою повсюду.
Тогда поднялся чужеземец и отступил в сторону, а викинг моря встал на ноги и снял шлем, и все увидели перед собою Крошку Лиса.
А поединщик-победитель тоже снял шлем, и ло! – то был Халльблит! И в зале загремел крик изумления и ярости.
Тут воскликнул Крошка Лис:
– Призываю всех собравшихся в свидетели того, что в силу исхода битвы Халльблит из клана Воронов свободен ходить где вздумается по Острову Выкупа и принимать помощь любого, кто согласится ему помочь, и уехать с острова, когда захочет и как захочет, взяв и меня с собой, ежели пожелает.
Отозвался вождь:
– Это справедливо и законно; так оно и будет. Но теперь, поскольку ни один свободный человек, ежели не враг он нам на сей момент, не вправе оставаться в нашем чертоге, не разделив с нами трапезы, иди сюда, Халльблит, и садись рядом со мной, и отведай лучшей еды и лучшего питья, что только найдётся на столе, раз уж Норны* не подарили нам твою голову на щипец крыши. Но что ты станешь делать с рабом своим, Крошкой Лисом, и куда ты его определишь? Может, захочешь, чтобы нынешней ночью попостился он в темноте, закованный в кандалы и цепи? Или повеселят его бичи да лоза, как оно и пристало рабу, на коего хозяин держит зло? Какова твоя воля касательно этого человека?
Ответствовал Халльблит:
– Я велю, чтобы ты отвёл ему место рядом со мною, будь то высоко или низко, или на скамье твоей темницы. Чтобы ел он с моего блюда и пил из моей чаши, какими бы ни были еда и питьё. Ибо надумал я завтра пройти с ним вдвоём под дёрном* и смешать кровь, дабы стали мы братьями по оружию отныне и впредь.
С этими словами Халльблит снова надел шлем и извлёк меч, и оглянулся на Крошку Лиса, давая ему знак поступить так же, и тот послушался, а юноша объявил:
– Вождь, ты пригласил меня к столу; благодарю тебя. Но не возьму я в рот еды в твоём доме и в твоей земле, каковая не была дана мне от чистого сердца тем, кто всё обо мне знает, разве что завоюю её в битве; и не брошу я ложь в круговую чашу, что перейдёт от твоих губ к моим; засим скажу тебе, что хотя и нанёс я удар-другой Крошке Лису, и притом не из самых лёгких, однако же на глазах у тебя разыгралась не настоящая и доподлинная битва, но всего лишь обманное лицедейство, вроде того, что наблюдал я в этом зале встарь, когда показалось мне, что павшие вовремя ожили, дабы не пропустить прощальной чаши. Потому, о, люди викингов, и ты, Крошка Лис, ничто не связывает вам руки и не смиряет сердца, и вольны вы убить меня, коли захотите, не совершая тем самым преступления и не допуская бесчестия, и украсить головой Халльблита крышу пиршественного зала. Однако одного-двоих я прихвачу с собою.
С этими словами юноша взмахнул мечом, и поднялся страшный рёв, и со стен сорвали оружие, и отблеск свеч заиграл на стали. А Крошка Лис встал рядом с Халльблитом и шепнул тому на ухо в разгар шума:
– Эх ты, собрат по оружию, я-то пытался обучить тебя искусству лжи; воистину ни один наставник не одерживал верха над худшим учеником. А в итоге я, кто лгал столь долго и успешно, расплачусь за всё и погибну ради никому не нужной правды.
Ответствовал Халльблит:
– Чему быть, тому не миновать! Я люблю тебя со всеми твоими уловками; но что до меня, мне они не по вкусу. Ло, ты! – великая и грозная грядёт битва, и не умрём мы неотмщёнными!
Откликнулся Крошка Лис:
– Слушай! – ибо пока что медлят они. Похоже на то, что сам я навлёк смерть на тебя и на себя. Последняя моя ложь обернулась глупостью несусветной, за неё-то мы и гибнем; ибо как бы ты поступил, кабы знал, что твоя невеста, Заложница из клана Розы… – Тут викингу пришлось прерваться, ибо Халльблит зорко поглядывал направо и налево, поигрывая мечом, и последних слов не расслышал; а с обоих концов зала толпа вооружённых воинов подступала к этим двоим. Тут Халльблит высмотрел в первом ряду здоровяка с увесистой секирой и решил, что уж этого-то по крайней мере порешит. Но не успел он нанести удар, как рокот большого рога заглушил шум и гам, и нападающие застыли на месте и малость попритихли.
Тогда раздался голос верховного вождя, громкий и отчётливый, в коем слышались насмешка и гнев, и возгласил он:
– И с какой стати топчут дурни половицы пиршественного чертога, да потрясают оружием, когда врага и в помине нет? Или в мыслях своих упились ещё до того, как наполнились чаши вином? И с чего это они не рассядутся по местам и не подождут, чтобы внесли снедь? А вы женщины, куда подевались, почему медлите подавать на стол, ежели отлично знаете, что у нас животы подвело от голода; и всё было сделано как должно, битва поединщиков состоялась, и победа одержана, и трофей войны предложен и принят? Как долго, о люди, поститься вашим вождям?
Тут в зале загремел смех, и воины оставили тех двоих в покое и разошлись по местам. А вождь объявил:
– Иди сюда, говорю, о Халльблит, и веди с собой добытого в бою раба, коли хочешь. Да не медли, разве что не голоден ты и не мучим жаждой, а я склонен думать, что верно обратное; ибо говорят люди, что вороны – твари ненасытные. Так иди сюда и повеселись с нами!
Засим Халльблит вложил меч в ножны, и Крошка Лис поступил так же, и оба поднялись на возвышение. И Халльблит уселся по правую руку вождя, а Крошка Лис – рядом, и вождь по прозванию Орлан сказал:
– О Халльблит, ужели удобно тебе за столом в доспехах, или, может статься, ты привык трапезовать в кольчуге и при мече?
Халльблит рассмеялся и ответствовал:
– Нет, похоже, что сегодня военное снаряжение мне более ни к чему.
И встал юноша, и снял доспехи, и вручил их, вместе с мечом и всем прочим, в руки женщины, а та унесла их неведомо куда. Орлан же оглядел гостя и молвил:
– Так-то оно лучше! Вот теперь я вижу, что ты – пригожий юноша, и не приходится дивиться, что девам ты желанен.
При этих словах вошли в зал прислужницы со снедью, и пир выдался на славу, и Халльблит изрядно воспрял духом.