Инспектор мертвых Моррелл Дэвид
Охранники потащили его к выходу, но он продолжал упираться.
– Вы очень красивая.
– Спасибо, – ответила Эмили.
– Я всего лишь исполнял приказы, и посмотрите, куда это меня привело! «Молодая Англия», будь она проклята!
Охранники увели пациента в темноту за сводчатой дверью, но его безумный взгляд до последнего цеплялся за Эмили.
Когда Де Квинси с дочерью вернулись в галерею, раздался еще один пронзительный вопль. Умолкли птицы в подвешенных к потолку клетках. Снова встревоженно подняли головы собаки, лежавшие под скамьями. Замерли в испуге посетители.
Только доктор Арбетнот не обратил на крики никакого внимания, торопясь проводить гостей к выходу.
– Я не мог допустить, чтобы вы продолжили беседу, – недовольно объявил он. – Потребуется не одна неделя, чтобы вернуть Оксфорду прежнее душевное равновесие. И чего вы добились? Лишь подтвердили давно известный факт: Оксфорд безумен.
– В некотором роде его слова совершенно разумны, – возразил Де Квинси.
– Вы уловили смысл в его бессвязном бреде? Постойте, до меня только сейчас дошло. Де Квинси! Господи! Так вы тот самый Любитель Опиума? И пилюли, которыми вы хрустели… Это опий! Тогда вам любой лишенный логики бред покажется разумным.
– Спасибо, доктор. Наша беседа была весьма познавательной.
Де Квинси и Эмили миновали охранника и вышли на холодный воздух.
– Ветерок освежает, – заметил Де Квинси, осматривая покрытую грязью лужайку.
Он протянул руку, и Эмили передала ему бутылочку с лауданумом.
– Что ты выяснил, отец?
– Что существует множество видов государственной измены.
– Кэтрин, прошу прощения, если я поставил вас в неловкое положение, – произнес полковник Траск.
– Из-за выходки сэра Уолтера? Вы ни в чем не виноваты. – Глаза Кэтрин решительно сверкнули, отчего она стала еще красивей. – Я была в своей комнате, но отлично все слышала. Как слышали соседи и кебмены. Когда вы уехали, он обрушил всю свою ярость на моего отца.
Они стояли возле камина в гостиной дома лорда Грантвуда. Траск коснулся руки Кэтрин. Дверь в комнату была приоткрыта, но подобная встреча наедине все равно считалась бы недопустимой вольностью, не дай родители девушки разрешения на свадьбу.
– Я боялся, что вам станет стыдно за меня. Ведь я не ответил, когда он толкнул меня в грязь.
– И к чему бы это привело? К ссоре на пороге нашего дома? Мы лишь еще больше опозорились бы перед соседями. Энтони, я горжусь вашей выдержкой.
– Тем не менее будьте готовы к пересудам, – предупредил Траск. – Меня считали героем войны. Теперь, возможно, кто-то решит, будто я трус. – Он старался отвести взгляд от губ девушки.
– Но что вы могли сделать одной рукой?
– Сказать по правде, я все-таки подрался с ним.
– Что? – переспросила Кэтрин удивленно и в то же время обрадованно.
– После ссоры с вашим отцом он приехал ко мне на Уотер-лейн. И наговорил много гадостей про ваших родителей.
– Что именно он сказал? – потребовала ответа Кэтрин.
– Сказал, что я вас у них купил и что ваши родители больше любят деньги, чем вас.
Щеки Кэтрин запылали.
– Купили меня? Как лошадь?
– Мы сцепились с сэром Уолтером перед дверью моей конторы.
– Что ж, по крайней мере, это произошло в переулке Уотер-лейн, а не здесь, на Хаф-Мун-стрит.
Полковник не сразу понял, что она имела в виду. Может быть, Кэтрин хотела выразить презрение к тому способу, которым разбогатели сам Траск и его отец?
Через мгновение девушка фыркнула, затем мелодично рассмеялась, а вслед за ней расхохотался и Траск.
В гостиную с недовольным выражением лица заглянул дворецкий. Пара постаралась взять себя в руки.
– Надеюсь, на этот раз вы сбили его с ног? – спросила Кэтрин.
– Конечно.
– Замечательно, – восхищенно сказала она.
– Даже дважды.
– Еще лучше. И всего лишь одной рукой. – Она провела ладонью по щеке полковника и прошептала: – Я люблю вас.
Платье с кринолином мешало Кэтрин подойти ближе, но она приподнялась на носки, наклонилась вперед и поцеловала его.
Затаив дыхание, Траск обнял девушку. Поцелуй длился даже дольше возможного, и звук шагов в коридоре лишь добавлял ему трепета. Они отстранились друг от друга за мгновение до того, как в комнату вошел слуга.
– Не могу дождаться, когда же нас обвенчают, – призналась Кэтрин, – и объявят перед всем светом мужем и женой.
– Я тоже с нетерпением жду, когда мы сможем быть вместе. И это скоро случится, – заверил ее Траск. – Но в ближайшие дни нам придется нелегко.
– Почему?
– Боюсь, сэр Уолтер не сумеет уступить с достоинством. Он вернется и снова устроит скандал. Возможно, теперь он направит свой гнев на вас.
– На меня? Не знаю, что говорил ему отец, но я никогда ничего не обещала сэру Уолтеру. Не давала даже повода.
– Разумеется, не давали. Но сэр Уолтер – человек вспыльчивый, гнев затмевает ему разум. Я не смогу быть здесь сегодня вечером, когда он вернется, Кэтрин. Поэтому мы с вашим отцом пришли к выводу, что вам лучше отправиться в Уотфорд, чтобы навестить кузину.
– Через час карета отвезет меня на вокзал, – успокоила его Кэтрин.
– Я приеду к вам завтра. Только, бога ради, не говорите кузине, что я владелец железной дороги. Когда ее только прокладывали, ваши дядя с тетей были так недовольны шумом строительства, что даже близко не подпускали моего отца к своему имению.
– Однако теперь благополучие всей деревни зависит от вашей железной дороги. Наоборот, Энтони, я буду хвастаться этим.
Траск оглянулся на приоткрытую дверь. Никого из слуг не было поблизости, из коридора не доносились ничьи шаги.
Полковник вновь привлек Кэтрин к себе. На этот раз они целовались с такой страстью, что вряд ли заметили бы чье-либо появление в гостиной.
Райан и Беккер подняли люк, ведущий на пыльный чердак полицейского управления на Уайтхолле. Де Квинси и Эмили забрались наверх и остановились, затаив дыхание.
– Здесь хранятся отчеты за тысяча восемьсот сороковой год, – объяснил комиссар Мэйн, поднявшийся следом.
Пыль закружилась в свете фонаря. Беккер тут же чихнул. На полках аккуратными стопками лежали папки с документами.
– Их так много, – пораженно прошептала Эмили.
– В документах указаны все подробности каждого преступления, совершенного в Большом Лондоне пятнадцать лет назад, – заявил Мэйн. – Они рассортированы по виду преступления и дате.
– Комиссар, это потрясающе, – восхитился Де Квинси.
Мэйн с гордостью, какую редко себе позволял, оглядел ряды папок:
– Самое подробное собрание полицейских досье во всем мире. Могу я еще чем-нибудь помочь вам?
– Спасибо, не стоит беспокоиться. Изучение документов – вполне подходящее занятие для нас с Эмили. Хотя бы не будем путаться у вас под ногами.
– Чем больше людей изучат факты, тем лучше, – решил Райан. – Я не могу придумать другой способ выяснить мотивы этих убийств. Мы с Беккером останемся здесь.
Комиссар Мэйн спустился вниз. Беккер снова чихнул.
– Простите.
– Скоро мы все расчихаемся, – проворчал Райан. – Посмотрите, какой слой пыли. Большинство папок не открывали с того дня, как положили сюда.
– Десятого июня тысяча восемьсот сорокового года, – произнес Де Квинси. – В этот день Эдвард Оксфорд выстрелил в королеву, а маленький ирландский мальчик бежал за ее каретой.
– «Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам», – припомнил Райан. – Но мы даже не знаем, были ли арестованы его родители и сестры, и если да, то за какое преступление.
– Что, если каждый из нас выберет себе по полке и начнет просматривать досье от десятого июня и раньше? – предложил Беккер. – Нам нужны арестованные с ирландскими фамилиями.
Свет фонарей не в силах был разогнать тени в углах чердака. Райан открыл одну из папок, взял несколько верхних документов и тут же чихнул, как сам и предсказывал.
– В тридцатые и сороковые годы множество ирландцев переселились в Лондон, спасаясь от нищеты, – объяснил он Беккеру и Эмили, которые были слишком молоды, чтобы помнить те бедствия. – Они голодали и готовы были работать за любую, самую мизерную плату. Большинство горожан враждебно относились к ним, считая, что они отнимают места у английских рабочих. Мне самому, тогда еще мальчишке, пришлось скрывать свой ирландский акцент и рыжие волосы.
– Уильям Гамильтон был ирландцем, – произнес Де Квинси, рассматривая пожелтевшие от времени документы.
– Кто такой Уильям Гамильтон? – удивленно спросил Беккер.
– Четвертый из тех, кто покушался на жизнь королевы, – ответил Де Квинси. – Он вырос в сиротском приюте в Ирландии. Во времена Картофельного голода он уехал в поисках лучшей доли в Англию, но не смог найти работу и в сорок восьмом году перебрался во Францию. Это был год революций, охвативших почти всю Европу. Вскоре Гамильтон вернулся в Лондон с мыслями о свержении британского правительства. Несколько месяцев он питался тем, что подавали ему сердобольные женщины, и в конце концов пришел в такое отчаяние, что выстрелил в королеву.
– Если ваши предположения верны, то скоро мы получим следующую жертву с запиской, где будет указано имя Уильяма Гамильтона, – заметил Райан.
– Вне всякого сомнения, убийца действует последовательно, – согласился Де Квинси. Он достал из кармана бутылочку с лауданумом, посмотрел на нее, покачал головой и сунул обратно. – Возможно, в записке, найденной в руках у следующей жертвы, будет указана не «Молодая Англия», а «Молодая Ирландия».
– «Молодая Ирландия»? – переспросила Эмили.
– Гамильтон состоял в группе под названием «Молодая Ирландия». Заговорщики устраивали беспорядки и выступали против правительства.
– Полагаю, не следует удивляться обилию ирландских фамилий в полицейских отчетах того времени, – предупредил Райан. – За ирландцами констебли следили с особым вниманием.
– Я тоже так думаю, – вставил Беккер, перебирая документы. – Слишком много ирландцев, чтобы проверить каждого за то время, которым мы располагаем.
– Возможно, мы пошли по неверному пути, – задумчиво проговорила Эмили.
– Что вы хотите сказать?
– Раз тот мальчик просил королеву помочь его родителям и сестрам, то, может быть, нам следует искать их в документах не до десятого июня, а после, – предположила девушка. – Нечто ужасное должно было произойти с какой-то ирландской семьей уже после покушения, через несколько дней или недель.
Отец Колина стоял в шумной, волнующейся толпе возле Ньюгейтской тюрьмы. Его обычно румяное, пышущее здоровьем лицо сейчас сделалось бледным.
– Это займет куда больше времени, чем я рассчитывал, – сказал он. – Эмма и Рут не могут так долго оставаться одни. Возвращайся домой, забери их и приведи сюда. Каждый день в восемь утра, в полдень и в шесть вечера я буду ждать вас на этом месте.
– Но я не хочу оставлять тебя, – запротестовал Колин.
На лбу у отца выступил пот.
– У нас нет выбора. Я не могу сосредоточиться на том, как вытащить мать из тюрьмы, пока волнуюсь за твоих сестер.
Колин со слезами на глазах обнял отца и поспешно отправился домой. Чем быстрее он приведет сестер в Лондон, тем раньше снова встретится с отцом… Тем раньше тот добьется освобождения матери… Тем раньше вся семья опять соберется вместе.
Колин задыхался на переполненных людьми и экипажами улицах Лондона, у него кружилась голова. Пробираясь к предместьям, он вспотел гораздо сильнее, чем можно было бы объяснить быстрым бегом и июньской жарой. Когда Колин наконец оказался в Сент-Джонс-Вуде, он уже двигался как во сне. Мальчик вспомнил, как вместе с отцом пил воду из колонки в том переулке, где они провели ночь, как смывал грязь с лица и приглаживал мокрой рукой волосы. Кто-то из прохожих посоветовал им не пользоваться колонкой, потому что многие в округе заболели после этого. Но другие утверждали, что отравление вызвал загрязненный воздух. В любом случае у Колина с отцом не было выбора: другой воды они не нашли.
Уже в сумерках шатающийся от усталости Колин добрался до их недостроенного поселка. Перед глазами у него стоял туман; мальчик даже не понял, как оказался дома. Позже он узнал, что Эмма и Рут увидели его на улице и выбежали навстречу.
Три дня его мучила лихорадка. Затем он очнулся, увидел испуганные лица сестер и с трудом пробормотал:
– Надо идти к папе. Он ждет нас.
Однако Колин был еще слишком слаб, чтобы отправиться в путь.
– Тебя так трясло, что мы боялись, как бы ты не умер, – призналась Эмма.
– Соседи знают, что случилось с мамой?
– Да.
– Кто-нибудь из них принес вам поесть?
– Нет, – ответила маленькая Рут.
– А подруга мамы, что живет в доме через дорогу? Та самая, что посоветовала отнести вязанье в лавку Барбриджа?
– Она отворачивалась, когда видела нас, – сказала Рут.
Раньше щербинка между передними зубами делала ее личико только милее, но сейчас сестра казалась Колину самой грустной девочкой на свете.
– Мы должны пойти к папе, – напомнил он и с трудом поднялся с кровати.
– Да, – с решительным видом согласилась Рут. – Надо помочь ему.
Они собрали всю еду, какую нашли в доме: немного хлебных корок и картофеля.
Колин из-за слабости не мог идти быстро. Час за часом они тащились по пыльной дороге, постепенно приближаясь к шумному, укрытому бурой пеленой смога Лондону.
Солнечный свет уже померк, когда они подошли к площади перед Ньюгейтской тюрьмой, где отец обещал ждать их каждый день в восемь утра, в полдень и в шесть вечера. Но звон колоколов в соборе Святого Павла подсказал детям, что уже намного больше шести часов.
– Папа придет завтра утром, – успокоил сестер Колин.
Но на следующий день отец не появился ни в восемь утра, ни в полдень.
Держась за руки, чтобы не потеряться в толпе, они отправились на его поиски.
Колин узнал уличного торговца, которого видел здесь раньше. Усталый работник медленно толкал перед собой тележку. Его блуза испачкалась за долгий день, но шелковый шейный платок остался безукоризненно чистым.
– Прошу вас, сэр, не могли бы вы…
– Нечего здесь попрошайничать, – проворчал торговец, отмахиваясь от них. – Я не для того вез овощи с рынка в Ковент-Гардене, чтобы отдать первым встречным ирландцам.
Колин подошел к юному дворнику. Они обычно знают обо всем, что происходит в их районе. К тому же у парня – босоногого и со старой метлой – было приветливое лицо, подходящее к солнечному оттенку его взъерошенных волос. Он выглядел ненамного старше Колина, но при очевидной бедности всем своим видом ясно давал понять, что имеет серьезные планы на будущее.
– Вы не помните меня? – спросил его Колин. – Мы с отцом были здесь на прошлой неделе.
– Я все помню. Подожди минутку.
Уборщик подбежал к идущим мимо джентльмену и леди и, не дожидаясь просьбы, расчистил для них от грязи и лошадиного навоза дорогу к зданию Олд-Бейли.
Джентльмен бросил на мостовую пенс.
– Благодарю вас, сэр! – воскликнул дворник таким довольным голосом, словно получил целое состояние.
Затем он обернулся к Колину:
– Что ты хотел?
– Вы помните, как выглядел мой отец?
– Я же тебе сказал, что помню все. Я работаю на этом перекрестке уже пять лет, и ничто здесь не проходит мимо меня.
– Вы его видели?
– Может быть. А что за важность? Впрочем, какая разница. Ты выглядишь еще беднее меня. Твой папаша вон там.
Он показал в переулок, где стояла колонка, из которой Колин с отцом пили воду.
Колин, Эмма и Рут помчались туда и нашли отца в дальнем конце переулка. Он лежал без сознания, весь покрытый потом, и метался в лихорадке. Кто-то украл у него не только ботинки, но даже куртку и сорочку.
– Папа! – вскрикнула маленькая Рут. – Что нам теперь делать?
– Кто-нибудь обязательно нам поможет, – заявил Колин, пытаясь справиться с отчаянием, но голос у него предательски дрогнул. – В таком большом городе с миллионом жителей кто-нибудь обязательно нас пожалеет.
Глава 10
Уотфорд
Вдали от лондонского тумана ночное небо было усыпано звездами. Через окно личного железнодорожного вагона полковник Траск наблюдал, как проносятся мимо темные луга, ручьи и леса.
Часы на стене вагона показывали восемь минут восьмого, как и все другие часы Объединенной английской железнодорожной компании. Основав несколько лет назад свою империю, Джеремайя Траск установил единое время на всем протяжении железнодорожной сети. Точное время передавалось по телеграфу на каждую станцию в Англии. Ровно через минуту поезд прибывал в деревню Уотфорд, расположенную в семнадцати милях к северо-западу от вокзала Юстон.
Паровоз уже начал сбрасывать скорость. Траск подумал об иронии судьбы: кузине Кэтрин вскоре придется признать его родственником, хотя ее аристократическая семья активно противилась затеянному Джеремайей Траском строительству железной дороги.
Состав с громким шипением остановился. В свете фонарей показалось скромное здание вокзала с билетной кассой, телеграфным участком и залом ожидания.
Траск поправил висевшую на перевязи правую руку. Надев цилиндр и перчатки, он шагнул из вагона на деревянную платформу. Больше ни один пассажир здесь не сошел, поскольку остановка не предусматривалась расписанием. Траск внезапно решил не дожидаться завтрашнего дня, чтобы повидаться с Кэтрин и ее кузиной.
К нему подошел кучер в ливрее:
– Полковник Траск? Мы получили телеграмму о вашем приезде. Экипаж ожидает с другой стороны вокзала.
– Вы знаете дорогу в поместье Кларендон?
– Да, сэр. – Кучер взял его саквояж. – Прошу следовать за мной. Я читал о ваших подвигах на войне, полковник. С вашего позволения, для меня большая честь повстречаться с вами.
– Можете сказать то же самое каждому солдату, вернувшемуся из Крыма. Все они заслуживают почестей.
Из-за вчерашнего снегопада и близости реки Колн тянуло сыростью. Пока поезд с пыхтением отходил от станции, Траск вслушивался в треск льда на замерзших лужицах под копытами лошадей. Кроме этого треска и смеха из соседней таверны, больше ниоткуда не доносилось ни звука. После ревущего и грохочущего Лондона здешнее безмолвие напомнило Траску минуты затишья перед атакой русских во время войны.
– Приехали, полковник, – объявил кучер десять минут спустя.
В окнах роскошного поместья горели лампы. Где-то залаяли собаки.
Траск щедро расплатился с кучером, вручив ему соверен, и забрал саквояж.
– Вы истинный джентльмен, полковник.
«Сэр Уолтер Камберленд и многие другие с этим не согласились бы», – подумал Траск и ускорил шаги, спеша поскорее увидеть улыбку Кэтрин.
Он постучал в дверь. Коляска с грохотом удалялась, собаки продолжали лаять.
Траск постучал еще раз.
Открывший дверь слуга с удивлением посмотрел на гостя.
– Меня зовут полковник Энтони Траск. Я приехал встретиться со своей невестой, мисс Кэтрин Грантвуд.
– Кэтрин Грантвуд, сэр?
– Она ждет меня только завтра, но я решил приехать сегодня вечером.
– Ничего не понимаю, сэр.
«Проклятье, кучер привез меня не туда», – решил Траск.
– Кто там, Генри? – послышалось из-за спины слуги.
– Полковник Траск, миледи. Он утверждает, что должен был встретиться здесь с мисс Грантвуд.
Из темноты появилась женщина средних лет с седеющими волосами. На ней было изящное платье с кринолином. Оценивающе взглянув на костюм Траска, она нахмурилась, увидев в руке гостя саквояж.
– Полковник?..
– Траск, миледи. – Он снял цилиндр и поклонился.
– Кэтрин здесь нет.
Мысли Траска заметались в панике.
– Не понимаю.
– Мы ждали ее сегодня, но она так и не приехала. Это совсем на нее не похоже. Если бы Кэтрин передумала, то непременно прислала бы телеграмму. Надеюсь, ничего плохого не случилось.
– Не приехала? – ошеломленно переспросил Траск.
Женщина посмотрела в темноту за его спиной, но не увидела экипажа.
– А откуда прибыли вы?
– Из Лондона.
– Боюсь, что вы проделали этот путь напрасно.
«Кэтрин не приехала, – думал Траск с леденящей сердце тревогой. – Бог мой, что же случилось? Может быть, вернулся сэр Уолтер? Но как он мог помешать ей?»
Он услышал шум удаляющейся коляски, выронил саквояж и побежал прочь от дверей. В лунном сиянии он заметил, как дрогнул вдали луч фонаря. За воротами поместья дорога поворачивала к Уотфорду.
«Если бежать через поля, – в отчаянии решил Траск, – я сумею догнать экипаж».
– Стойте! – закричал он и рванулся вперед по замерзшей грязи, напомнившей ему крымские степи. – Ради бога, остановитесь!
Полковник мчался за коляской в таком яростном порыве, какого не испытывал со времен войны.
– Оставайтесь с папой, – велел Колин сестрам. – Надеюсь, никто не заметит вас в этом переулке. Если начнут задавать вопросы, скажите, что я побежал за констеблем.
На самом деле он отправился за доктором, но тот лишь хмуро посмотрел на грязного мальчишку в рваной одежде и сказал:
– У меня и без того много пациентов. Причем таких, которые в состоянии заплатить.
Колин не добился большего и в других больницах.
– Похоже, твоему отцу уже ничем не поможешь, – отвечали мальчику.
Тогда он побежал к Судебным иннам в надежде получить помощь барристеров и солиситоров, но клерки прогнали его, не переставая скрипеть перьями и не поднимая взгляда от своей писанины.
Наконец пожилой джентльмен, который читал газету в приемной, ожидая приглашения в кабинет, сжалился над Колином. Услышав, как мальчик умоляет помочь его родителям и сестрам, джентльмен опустил газету и посоветовал:
– Если все настолько плохо, как ты говоришь, можно потребовать, чтобы помощь оказали в долг. И подай прошение о том, чтобы твоим сестрам позволили остаться в ка мере с матерью. Так, по крайней мере, у них будут кров и пища, пока мать не предстанет перед судом. Говоришь, она воровка? Плохо дело.
Обливаясь потом в разгар жаркого июльского дня, по-прежнему чувствуя головокружение и слабость, Колин подошел к тюремным охранникам:
– Мой отец заболел.
Охрана не проявила к нему никакого интереса.
– А маму забрали туда. – Колин показал на мрачный, покрытый копотью вход в тюрьму. – Я даже не знаю, когда ее будут судить.
– В чем ее обвиняют?
Колин уже понял, что не стоит говорить о краже.
– Она заняла денег, чтобы накормить нас с сестрами, а теперь не может отдать долг, – торопливо соврал он. – Нам совсем нечего есть.
– Значит, должники? Да еще и ирландцы в придачу.
– Один человек у барристера сказал, что сестры могут остаться в тюрьме вместе с мамой, пока мы не уплатим долг или пока ее не поведут на суд.
– Да, закон такое позволяет. Ты сказал «сестры»? Сколько им лет?
– Пять и тринадцать.
– Я поговорю со своим сержантом. Ничего не могу обещать, но я бы на твоем месте привел их сюда через час.
Наконец-то ему согласились помочь!
Мальчик помчался назад в переулок. Какой-то мужчина, от которого разило джином, присматривался к отцу и в особенности к сестрам.
Колин выпрямил спину и прошел мимо мужчины, стараясь казаться старше своих десяти лет и выше ростом.
Эмма подняла на него усталые голубые глаза:
– Папа лежит и не шевелится. Только шепчет мамино имя.
– Я нашел место, где можно оставить вас обеих.