Инспектор мертвых Моррелл Дэвид
– Обеих? – удивилась Рут. – Но мы же не можем бросить папу. – Слезы оставили грязные дорожки у нее на щеках.
– Если вы будете в безопасности, у меня останется больше времени, чтобы попытаться помочь папе с мамой. Пожалуйста, пойдемте со мной. У нас осталось меньше часа.
– Куда ты нас ведешь? – спросила Эмма.
– В тюрьму. Останетесь там вместе с мамой. У вас будет еда и место, где можно переночевать. Да и мама обрадуется, когда увидит вас и убедится, что с вами ничего не случилось.
Они едва успели к воротам тюрьмы, прежде чем зазвенели колокола собора и истек отпущенный час.
– Значит, это и есть твои сестры? – спросил охранник.
Сержант стоял рядом с ним.
– Да, сэр. Эмма и Рут.
– Что ж, мы должны помочь вам, Эмма и Рут, – решил сержант. – Проходите, мы отведем вас к матери.
– Спасибо, – с облегчением пробормотал Колин.
– Ты слишком мал, чтобы выдержать такую ответственность, – добавил сержант. – Мы облегчим твою ношу.
– Спасибо, – повторил мальчик.
Он задержался и проследил за тем, как охранник и сержант уводят сестер в тюрьму. Эмма держала маленькую Рут за руку. Напуганные шумом, девочки оглянулись и нерешительно помахали ему. Он помахал в ответ, пытаясь своим видом показать, что они сделали правильный выбор.
Через мгновение сестры исчезли за обитой железом дверью, и Колин побежал в переулок, где остался лежать отец. Вытерев пот ему со лба, мальчик намочил тряпку водой из дальней колонки и приложил ее к губам больного.
– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Колин и побежал дальше.
– Слава богу, вы меня услышали!
Полковник Траск в развевающемся на ветру пальто выбрался из канавы на замерзшую дорогу. Холодный пар поднимался у него изо рта и блестел в свете фонаря.
– Я чуть было не решил, что вижу привидение, – признался кучер. – Прошлым летом на здешнем поле один крестьянин попал под телегу и умер. Говорят, по ночам до сих пор слышат, как он кричит и просит проезжающих остановиться.
Траск так торопился забраться в коляску, что пропустил мимо ушей слова возницы.
– Возвращайтесь на станцию. Быстрее!
– Что случилось, полковник?
– Нет времени объяснять!
Кучер хлестнул вожжами двух лошадей, и подкованные копыта заскользили по льду.
– Быстрее нельзя, лошади упадут, – пояснил он.
– Просто отвезите меня на станцию!
Траск вспотел, несмотря на мороз. Он потерял цилиндр, торопясь перехватить экипаж. Нижнее белье прилипло к коже. «Не приехала, – мысленно повторял он. – Кэтрин. Сэр Уолтер».
Огни Уотфорда становились все ярче. Траск выпрыгнул из экипажа, не дожидаясь, когда тот остановится, и помчался к кассе.
Там никого не было. Дежурный телеграфист тоже куда-то пропал.
Дверь в кабинет оказалась заперта. Траск разбил кулаком окно, просунул между осколками руку в перчатке и схватил со стола расписание поездов.
– А ну как констебль услышит шум? – забеспокоился подошедший кучер.
– Эта чертова дорога принадлежит мне, – проворчал Траск, подняв голову от расписания. – Если понадобится, я здесь хоть все окна расколочу. – Он поднес листок ближе к фонарю и провел пальцем по строчкам. – Проклятье, сегодня больше не будет поездов в Лондон!
– До восьми часов утра, – подтвердил кучер. – К этому времени я обычно подвожу пассажиров на станцию.
– Мы едем в Лондон, – решительно бросил Траск.
– Прошу прощения, полковник?
– Немедленно. – Траск потащил кучера к экипажу.
– Но до Лондона семнадцать миль! Три часа езды в полной темноте. Лошадки не выдержат.
– Я заплачу пятьдесят фунтов.
Это было целое состояние. За неделю, после вычета расходов на кормление лошадей, кучер зарабатывал не больше одного фунта.
– Полковник, если я искалечу коней, то даже пятьдесят фунтов…
– Сто фунтов! Мне все равно, сколько это будет стоить! – Траск еще отчаяннее дернул кучера за руку. – Отвезите меня в Лондон!
– Кэтлин О’Брайен, – проговорил Беккер, уставившись на пожелтевший документ, найденный на чердаке Скотленд-Ярда.
– Вы что-то нашли, Джозеф? – спросила Эмили.
– Боюсь, что так.
– Что там у вас? – заинтересовался Райан.
– Кэтлин О’Брайен, – повторил сержант, поднося документ ближе к фонарю. – Тридцать лет. Светлые волосы. Приятная внешность. Слово «ирландка» подчеркнуто. Замужем. Первого июня была арестована за кражу сорочки из бельевой лавки в Сент-Джонс-Вуде.
– Но мы ищем происшествия начиная с десятого июня, когда ирландский мальчик попросил королеву спасти его семью, – напомнила Эмили.
– Правильно, – согласился Беккер. – Последняя запись в деле датирована одиннадцатым июня. Все закончилось очень быстро.
– Что закончилось? – не понял Де Квинси.
Беккер печально покачал головой и показал на выцветший лист бумаги:
– Здесь ничего не сказано про ее сына, но есть запись о дочерях: пятилетней Рут и тринадцатилетней Эмме. Каким-то образом они убедили тюремщиков, что мать арестована за долги, а не за кражу. В этом случае закон разрешает оставить детей в камере вместе с матерью, пока не будет подписано соглашение о выплате долгов.
– Джозеф, вы говорите таким тоном, будто произошло нечто страшное, – забеспокоилась Эмили.
Они с Райаном поднесли поближе свои фонари и посмотрели на документ через плечо Беккера.
– Ох, – выдохнула девушка, увидев последнюю запись.
– «Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам», – повторил Райан слова, с которыми оборванный ирландский мальчик обращался к королеве. – Он не смог их спасти. Старшая сестра задушила младшую, а затем и больную мать. После чего повесилась сама.
Лошади из последних сил старались не сбавлять скорость на скользкой дороге. Траск взобрался на облучок и держал перед собой фонарь, освещая заледеневшую колею.
– К чему такая спешка? – продолжал допытываться кучер. – Что случилось?
– Она должна была приехать сюда.
– Кто «она», полковник?
– Почему она не приехала? Быстрее! Дорога когда-нибудь станет лучше?
– Когда доберемся до заставы.
– Слава богу. А далеко?..
Правая лошадь вдруг поскользнулась и упала на колени.
Экипаж накренился. Заглушая испуганное ржание, хрустнула ось.
Карету тряхнуло, Траска выкинуло с облучка в канаву. Полковник отбросил фонарь в сторону, чтобы не упасть на него, и услышал звон разбитого стекла. Сам Траск сильно ударился при падении, из легких едва не вышибло весь воздух.
Масло из разбитого фонаря вылилось на снег и тут же вспыхнуло от горящего фитиля.
В отблесках пламени Траск увидел, как карета заваливается набок. Левая лошадь тоже упала. Экипаж перевернулся вверх колесами, потащив за собой обоих животных. К ржанию коней прибавился отчаянный крик кучера.
Полковнику почудилось, будто он снова попал на войну и коляску перевернул взрыв пушечного ядра. Повозка скатилась в канаву и остановилась в считаных дюймах от ли ца Траска.
Лошади в панике забились, грозя разорвать экипаж на части. Полковник, согнувшись в три погибели, выбрался из канавы; рука на перевязи стесняла его движения. Услышав стоны кучера, Траск бросился к нему на помощь.
Кучер лежал на снегу, придавленный колесом. Второй фонарь тоже разбился, и огонь медленно приближался к вознице.
– Вы меня слышите? – крикнул Траск.
– Я сломал ногу!
Огонь подбирался все ближе.
– Вы сможете отползти, если я приподниму колесо? – спросил Траск. – Мне не под силу одновременно удерживать колесо и вытаскивать вас!
– Поднимайте! – простонал кучер. – Быстрее!
Траск снова нырнул в канаву, лег на спину и уперся ногами в обод.
– Сдвинулось! – закричал кучер. – Попробуйте еще выше!
Траск напряг все силы и приподнял колесо еще на дюйм.
– Выползайте! – прохрипел он.
Пламя уже было совсем близко. Вскрикивая от боли, кучер цеплялся за мерзлую землю, пытаясь выбраться.
– Я долго не выдержу! – предупредил Траск, чувствуя, что теряет силы.
– Все, я вылез.
Полковник убрал ноги, и колесо с грохотом рухнуло обратно. Он успел выбраться из канавы, прежде чем туда хлынуло горящее масло. Здоровой рукой Траск оттащил кучера подальше от огня. У бедняги от боли текли слезы, оставляя грязные дорожки на щеках.
Траск вернулся к коляске, чтобы помочь запутавшимся в упряжи лошадям. Пока он пытался освободить одну из них, в глаза ему ударил луч света. Полковник встревожился, что у него начались галлюцинации.
Мгновение спустя он понял, что это фонарь приближающегося экипажа.
– Боже мой! – воскликнул возница.
Коляска остановилась, из нее выпрыгнул незнакомый мужчина.
– Меня зовут доктор Гилмор, – представился он, помогая высвободить правую лошадь. – Один из моих пациентов живет неподалеку.
– Слава богу, что вы проезжали мимо! – обрадовался Траск.
– У вас на лице кровь!
– Пустяки! – Здоровой рукой полковник продолжал отстегивать упряжь. – У кучера сломана нога. Он вез меня в Лондон.
– В такое время?
– Я должен помочь дорогому для меня человеку.
Вместе они освободили лошадь и отскочили в сторону, когда испуганное животное, стуча подковами, умчалось в темноту.
Траск с доктором поспешили ко второй лошади.
– Полковник, вы спасли мне жизнь! – простонал кучер.
Огонь как раз добрался до колеса, под которым он недавно лежал.
– Я заплачу вам больше обещанных ста фунтов! – крикнул ему Траск. – Вам до конца жизни не придется заботиться о деньгах. Доктор, придержите лошадь! Не дайте ей вырваться!
Они отстегнули последний ремень упряжи.
Как только обезумевшее животное поднялось на ноги, полковник вскочил на нее верхом.
– Какого дьявола? – воскликнул доктор.
Удерживая левой рукой самодельную уздечку, Траск пришпорил пятками бока лошади. «Кэтрин!» – тревожно билось у него в голове. Понукая скакуна снова и снова, он помчался по темной дороге в сторону Лондона.
Лорд Палмерстон вошел в дом и тут же нахмурился, увидев Де Квинси и Эмили, сидевших на ступеньках лестницы, поджидая его. При появлении лорда оба поспешно встали.
– Каждый раз, когда я ухожу или возвращаюсь, вы сидите здесь, словно в засаде.
– Милорд, позвольте побеседовать с вами? – спросил Де Квинси. – Конфиденциально.
– Я скоро ожидаю гостей – членов будущего правительства, которое мне предстоит сформировать.
– Мы не стали бы тревожить вас, не будь дело таким срочным.
– Хорошо, но только до той поры, пока вы не достанете из кармана бутылку с лауданумом.
Они поднялись по лестнице в библиотеку. Свет ламп отражался от полок красного дерева, кресла уже были расставлены для встречи.
– Милорд, в тот день, когда Эдвард Оксфорд выстрелил в королеву из двух пистолетов, рядом с каретой бежал маленький ирландский мальчик и просил помочь его родителям и сестрам, – начал Де Квинси. – Вам что-нибудь известно о нем?
– Понятия не имею, о ком вы говорите.
– Его фамилия – О’Брайен. Возможно, это поможет вам вспомнить.
– Никоим образом. Если вам больше нечего сказать, прошу оставить меня, пока не начали съезжаться гости.
Эмили шагнула вперед, ее голубые глаза впились в лорда Палмерстона.
– Милорд, мы предполагаем, что мальчик просил помощи у многих людей, в чьем ведении находились суды и тюрьмы, – у лорда Косгроува, судьи сэра Ричарда Хокинса, комиссара Мэйна – и нигде не добился успеха. Мы также предполагаем, что этот мальчик, теперь уже ставший взрослым, решил отомстить им за то, что они отказали в его просьбе. Припомните, возможно, он обращался тогда и к вам.
Лорд Палмерстон никогда не выказывал грубости по отношению к привлекательным девушкам и потому ответил гораздо мягче:
– На улицах полно нищих. Не думаете же вы, что я вспомню кого-либо из них спустя пятнадцать лет?
– «Пожалуйста, помогите моим матери, отцу и сестрам» – вот что он говорил, – не отступала Эмили.
– В сороковом году я был министром иностранных дел и не имел никакого отношения ни к судам, ни к тюрьмам, так что у вашего мальчика не было причин обращаться ко мне.
– Возможно, он кинулся к вам, исчерпав все прочие средства, – предположила Эмили.
– Даже если так, я подобного не помню. Ему следовало просить о помощи лорда Норманби, который тогда занимал пост министра внутренних дел.
– Значит, нужно как можно скорее связаться с ним, – сказал Де Квинси. – Лорд Норманби может оказаться следующей жертвой.
– Боюсь, для вас это будет затруднительно. Он сейчас в Италии. Его назначили посланником во Флоренцию.
– Расстояние может спасти ему жизнь, – заметил Де Квинси. – Прошу вас, отправьте ему телеграмму. Спросите, нет ли у него каких-либо сведений о семье О’Брайен. И предупредите, что ему угрожает опасность.
– Вы серьезно?
– Инспектор Райан сейчас выясняет у комиссара Мэйна, не помнит ли он того мальчика. Нам необходимо отыскать в бумагах комиссара упоминания о людях с фамилией О’Брайен в промежутке от первого до одиннадцатого июня тысяча восемьсот сорокового года. Потом мы просмотрим бумаги лорда Косгроува и сэра Ричарда Хокинса. Тем временем сержант Беккер изучит документы Ньюгейтской тюрьмы.
– До одиннадцатого июня? – переспросил лорд Палмерстон. – Почему поиск ограничен этой датой?
– Потому что именно в тот день в Ньюгейтской тюрьме умерли мать и сестры мальчика.
– Все в один день? – нахмурился лорд Палмерстон.
– Старшая сестра повесилась, задушив сначала мать и младшую сестру.
Его светлость потрясенно замолчал.
– Ньюгейтская тюрьма кого угодно может довести до отчаяния, – со вздохом произнес наконец лорд Палмерстон. – Какое же ужасное преступление совершила эта женщина?
– Ее обвиняли в краже сорочки из бельевой лавки, – ответила Эмили.
– Значит, все они умерли из-за одной сорочки? – Лорд Палмерстон опустил голову, внезапно почувствовав страшную усталость. – Иногда закон бывает чрезмерно суров. А отец? Что произошло с ним?
– Как раз это мы сейчас и пытаемся выяснить. Но, учитывая жестокость деяний убийцы, можно предположить, что и отца постигла незавидная участь. Милорд, я бы хотел обсудить с вами еще одну вещь, – добавил Де Квинси. – Эмили, ты не могла бы ненадолго оставить нас одних?
– Одних? – В голосе лорда Палмерстона прозвучало не меньше удивления, чем было написано на лице Эмили.
– Да, милорд. Разговор предстоит весьма деликатный.
Снизу раздались голоса.
– Приехали потенциальные члены кабинета министров, – нахмурился премьер-министр. – Так что, если нет угрозы для ее величества…
– Королева под ударом в первую очередь, милорд, – перебил его Де Квинси.
– Но вы ведь уже объяснили, что повзрослевший ирландский мальчик подозревается в недавних преступлениях. Или у вас из-за опиума настоящее перемешалось с тем, что случилось пятнадцать лет назад?
– Милорд, я хочу поговорить с вами об Эдварде Оксфорде и «Молодой Англии».
– Какое отношение может иметь Эдвард Оксфорд к нынешней угрозе ее величеству?
– Меня больше беспокоит не он, а «Молодая Англия», милорд. Истинная реальность.
– Истинная реальность? – Лорд Палмерстон строго посмотрел на Де Квинси. – В отличие от ложной или опиумной?
– Существует множество реальностей.
– Это похоже на бред.
– Напротив, милорд.
Эмили в замешательстве смотрела на них, чувствуя возникшее напряжение.
– Отец, что случилось?
Голоса в вестибюле стали громче, гости продолжали прибывать.
– Единственная реальность, которая меня сейчас беспокоит, – это война, которую мы проигрываем, – отрезал лорд Палмерстон. – Выходите через дверь для прислуги. Не хочу, чтобы гости подумали, будто я заставил их ждать ради беседы со скандально известным Любителем Опиума.
– Мы можем обсудить этот вопрос позже, милорд.
– Когда я разрешил вам навестить Эдварда Оксфорда в Бедламе, мне следовало позаботиться о том, чтобы вы там и остались. Помните об этом и не искушайте меня больше.
– Ценю ваше долготерпение, милорд.
– Чтобы не терять понапрасну времени, поговорите лучше с лордом Грантвудом.
– Лордом Грантвудом? – удивленно повторила Эмили. – Тем джентльменом, которого мы видели на ужине у королевы?
– Его дом за углом отсюда, на Хаф-Мун-стрит. Вы правильно решили, что разговор подстегнет мою память. Я внезапно вспомнил, что в сороковом году лорд Грантвуд был заместителем министра внутренних дел лорда Норманби. Он являлся вторым по рангу чиновником, отвечавшим за исполнение законов, и мог что-либо слышать о вашем ирландском мальчике.
– Заместитель министра внутренних дел? – Короткие ноги Де Квинси засеменили к двери для прислуги. – Значит, он тоже в опасности.
Продолжение дневника Эмили Де Квинси– Что случилось, отец? – снова потребовала я ответа, пока мы спускались по черной лестнице.
Через боковой коридор мы вышли в холл особняка, когда важные гости лорда Палмерстона уже поднялись по лестнице. Никто из них не заметил нас.
Один из слуг закрыл за нами дверь. Другой отворил створку подъездных ворот.
Я плотнее закуталась в пальто, ежась от холода в густом тумане.
– Отец, не притворяйся, что не слышишь меня. Скажи, о чем вы спорили с его светлостью?
– Мы должны предупредить лорда Грантвуда, что он может стать следующей мишенью.
Я не успела разобраться, пытается ли отец уйти от ответа, как сразу за поворотом налево, в сторону Хаф-Мун-стрит, на меня едва не налетел всадник. Мы с отцом замерли, глядя, как молодой мужчина на лошади с безумной скоростью промчался мимо.
Седла у него не было, поводья напоминали те, что используют в повозках. Всадник гнал вперед несчастное животное, на губах которого уже выступила пена. Лицо мужчины было в пятнах засохшей крови, рваное пальто хлопало на ветру, открывая руку на перевязи.
Так же внезапно, как возникли, они исчезли в тумане. Грохот подков начал удаляться.
– Господь всемогущий, это же полковник Траск! – выдохнула я.
Мы побежали следом и вскоре оказались на Пикадилли. Цокот копыт раздавался теперь чуть левее.
– Хаф-Мун-стрит! – определил отец.
Там лошадь остановилась. Седок с шумом спрыгнул на мостовую, и его быстрые шаги застучали по ступеням крыльца.
Мы добежали до несчастного изможденного животного и услышали, как полковник барабанит в дверь, выкрикивая имя мисс Кэтрин. В тусклом свете ближайшего фонаря я разглядела, что все окна особняка занавешены. Ни малейшего огонька не пробивалось наружу; казалось, это самый мрачный дом на всей улице.
– Кэтрин! – кричал полковник Траск, продолжая отчаянно стучать.
Он нажал на ручку; замок оказался не заперт, но что-то изнутри мешало открыть дверь.
– Нет!
– Полковник Траск! – позвала я, испытывая острую жалость к тому, кто был так великодушен ко мне на приеме у королевы. – Это я, Эмили Де Квинси! Что бы ни случилось, мы с отцом хотим вам помочь!
Но Траск, казалось, не услышал меня и ринулся в глубину дома.
Мы последовали за ним и тут же увидели, чт мешало полковнику открыть дверь.
– Эмили, у меня нет времени предупреждать тебя, куда не следует смотреть, – бросил отец.
– Да, есть дела важнее, – согласилась я.
Отец нашел свечу и спички на столике у двери. Крошечный огонек высветил тело лакея, лежавшего навзничь. Голова его была разбита. Я прижала ладонь к губам, но не позволила слабости взять верх.
Полковник Траск продолжал метаться по особняку, выкрикивая имя мисс Кэтрин.
Мы шли следом. Трепещущий свет выхватил из темноты тело еще одного слуги. Невольно вспомнилось увиденное в доме лорда Косгроува. Колени у меня дрожали.
Полковник бросился в комнату справа.
– Эмили, – произнес отец, – пока я держу свечу, зажги все лампы, какие найдешь.
Мы пошли вдоль стены, и постепенно холл наполнился светом.
Хрипло дыша, полковник Траск попятился прочь из комнаты. Я остановилась возле двери, а отец со свечой шагнул вперед. Тело леди Грантвуд висело у стены. Руки ее опутывала сеть, так что несчастная женщина не могла сопротивляться, а шею стягивала петля.
У меня потемнело в глазах.
– Эмили? – раздался рядом голос отца.
– Все в порядке, – сказала я и отвернулась.
– Когда жена судьи захлебнулась в молоке, – спокойно проговорил он, – ты правильно догадалась, что это отсылка к шекспировскому «Макбету»: «Ты вскормлен милосердья молоком». А что бы мог сказать Шекспир об этой жертве, о законе и рыболовной сети?
– Только не сейчас, отец! – не выдержала я.
– Пусть реальность внутри твоего разума защищает тебя от реальности за его пределами. Если не можешь вспомнить цитату, я могу подсказать название пьесы.
– Я не нуждаюсь в твоем снисхождении, отец! Речь о «Перикле», – сердито ответила я.
Возможно, именно злость он и хотел во мне вызвать. Если так, то ему это более чем удалось.
– А сама цитата, Эмили? – не унимался он, еще больше раздражая меня.
– «Рыба запуталась в сетях, как бедняк в наших законах»[15], – почти прокричала я. – Ты доволен?
– Вполне.
– Боже, будь милосерден к этой женщине.
– Убийца, напротив, хотел, чтобы она отправилась на Страшный суд за те несчастья, что закон причинил его семье.