Инспектор мертвых Моррелл Дэвид
– Я же вам объяснил, что ищу брата. Я просто поднял простыню, чтобы посмотреть, не он ли…
– Скорее позовите констебля! Этот ирландец прикасался к телу мисс Грантвуд!
– Сейчас приведу помощь! – крикнули из коридора.
– Умоляю, не надо. Вы ошиблись.
– Отойди от нее! – Хирург угрожающе поднял трость. – Ты еще пожалеешь, что явился сюда, ирландское отродье!
– Не смейте меня так называть! – Он вырвал трость из руки прозектора и ударил набалдашником прямо в лоб.
Тело еще не успело упасть на пол, а он уже выскочил в коридор и увидел констебля, спускающегося по лестнице в сопровождении того самого клерка, с которым он недавно разговаривал.
– Стоять! – выкрикнул констебль. – Что здесь происходит?
Зная, какие крепкие каски у полицейских, он нанес удар не в лоб, а в подбородок. Затем замахнулся тростью еще раз и проломил череп служителю.
Он рванулся к лестнице и взбежал наверх. У входа клерк, встретившийся ему у входа, о чем-то говорил с другим полицейским. В приоткрытую дверь с улицы намело снегу.
– Вот он! – завопил клерк. – Тот самый ирландец, о котором я говорил!
– Брось трость! – приказал констебль.
Одним ударом он уложил полицейского, вторым – клерка, затем выскочил на улицу и исчез за снежной пеленой.
– Вот здесь и живет полковник Траск. – Швейцар показал на один из домов, выстроившихся в ряд вдоль Болтон-стрит в Мейфэре. – Я иногда приезжаю сюда доложить, как идут дела.
– Благодарю вас, – кивнул Де Квинси.
Холодный снег пошел гуще, когда он вместе с Беккером и констеблем вылез из полицейского фургона. Они подошли к белому каменному зданию, и сержант постучал в дубовую дверь.
Открывший ему дворецкий удивленно посмотрел на неожиданного гостя.
– Я детектив сержант Беккер. Полковник Траск здесь?
Дворецкий с хмурым видом изучил значок Беккера, вероятно не в силах понять, что могло понадобиться полицейскому в их доме. И уж в любом случае должен был явиться констебль в мундире, а не подозрительный тип в обычной одежде и со шрамом на подбородке.
– Полковник не был дома уже несколько дней, – ответил наконец дворецкий.
– А мистер Траск-старший? Нам необходимо поговорить с ним.
– Это невозможно. Он никого не принимает.
– Попросите его сделать для нас исключение. Мы прибыли по важному делу, касающемуся безопасности самой королевы.
– Но в это время у него процедуры.
– Мне нет дела, чем он занимается. Передайте ему…
Де Квинси проскользнул мимо дворецкого в дом.
– Одну минуту, – запротестовал слуга.
– У нас нет этой минуты, – отрезал Беккер и вместе с констеблем направился следом за Де Квинси. – Где сейчас мистер Траск?
– В спальне, но…
Де Квинси со всех своих коротких ног помчался вверх по изящной лестнице. Дворецкий кинулся за ним. Беккер и констебль старались не отставать.
Они миновали дверь в просторную столовую и поднялись еще выше.
– Вы меня не поняли, – настаивал дворецкий, – мистера Траска нельзя беспокоить.
– Не хотел бы я видеть лицо ее величества, когда она услышит, что мистер Траск совсем за нее не беспокоится, – проворчал сержант.
Они остановились на площадке верхнего этажа перед несколькими закрытыми дверьми.
– Куда теперь? – потребовал ответа Беккер.
Дворецкий обреченно всплеснул руками, открыл дверь в спальню, заглянул внутрь и жестом пригласил войти.
– Сейчас вы сами поймете, что я пытался вам объяснить.
Де Квинси, Беккер и констебль вошли в спальню и действительно все поняли.
Процедуры, о которых говорил слуга, производил не сам Джеремайя Траск. Скорее уж, их проводили над ним. Изможденного, болезненного вида старик, лет шестидесяти на вид, одетый в пижаму, лежал на кровати, а слуга двигал его ногами – поднимал и опускал, сгибал и разводил в стороны. Другой слуга занимался руками.
Оба на мгновение остановились при появлении посторонних, а затем продолжили свои занятия. Судя по худобе конечностей мистера Траска, не говоря уже об отсутствии какого-либо сопротивления, сам он был не способен управлять собственным телом.
– Значит, он парализован? – спросил Беккер.
– Уже восемь лет, – ответил слуга. – Несчастный случай.
Сержанту потребовалось время, чтобы справиться с собой и решить, как действовать дальше.
– Мистер Траск, прошу извинить, что вошли без разрешения. Я сержант детективной полиции. Нам необходимо обсудить важное дело, касающееся безопасности королевы.
– Он не сможет говорить с вами, – объяснил слуга. – Из-за несчастного случая он лишился дара речи.
Беккер вздохнул. Ему казалось, что он насмотрелся на все возможные формы страдания, но с подобным довелось столкнуться впервые.
– Неужели он совсем не может ответить? А написать?
– Он способен моргать.
– Что, простите?
– Он дает простые ответы – «да» или «нет», – открывая и закрывая глаза. Один раз – «да», два раза – «нет».
– И так целых восемь лет? – Беккер сокрушенно покачал головой. – Помилуй нас, Господи!
Де Квинси подошел к кровати.
Лицо Траска-старшего оставалось неподвижным, но его серые глаза следили за перемещениями писателя. Почти такого же цвета были и волосы старика, и его ввалившиеся щеки, дополняющие общую картину отчаяния.
– Мистер Траск, меня зовут Томас Де Квинси. Много лет назад я написал книгу «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум». – Словно подтверждая свои слова, Де Квинси достал бутылочку с лауданумом и сделал глоток. – Кроме того, я написал ряд эссе об убийстве как одном из изящных искусств, еще одно – о «Макбете», а также об английских почтовых каретах, что колесили по нашей обширной стране, пока ваши железные дороги не поставили крест на столь ненадежном транспортном средстве.
Прежде я любил сидеть рядом с кучером, ощущая стремительный бег лошадей и всматриваясь в различные оттенки окружавшего меня мрака.
Траск продолжал наблюдать за говорившим.
– Я был дружен с Кольриджем и Вордсвортом, даже написал о них эссе, но затем второй из них, напыщенный сноб, отвернулся от меня из-за моей женитьбы на, как он выразился, доярке. Я принимаю опиум в таком количестве, что вижу наяву кошмары, в которых на меня набрасываются крокодилы и сфинксы. Единственными постоянными спутниками моей жизни являются многочисленные сборщики долгов, повсюду гоняющиеся за мной. Однажды хозяин квартиры, которую я снимал, целый год не выпускал меня из дома, заставляя непрерывно сочинять, пока я не выплачу ему долг.
Взгляд Траска не выдавал ни малейшего признака смущения, раздражения или заинтересованности. Он оставался столь же безучастным, как сфинксы, о которых упомянул писатель.
Заметив, что в уголке рта Траска выступила слюна, Де Квинси вытер ее своим платком.
– Все, о чем я сейчас рассказывал, – не более чем вступление. Я хотел помочь вам сломать барьер между нами, раз уж я навязал вам свое присутствие. Видите ли, мне придется задать вам вопрос личного характера, настолько личного, что необходимо ваше согласие. Теперь мы достаточно знакомы? Вы разрешаете мне говорить?
Траск смотрел на него неподвижным взглядом, а затем прикрыл веки, удержав их закрытыми чуть дольше, чем при обычном моргании.
– Я расцениваю это как положительный ответ. Благодарю вас. А теперь, прошу прощения за бестактность, скажите: Энтони Траск – действительно ваш сын?
Прошла секунда, за ней другая и третья.
Наконец старик прикрыл глаза и повторил то же действие еще раз.
Де Квинси показалось, что Траск сжимает веки с таким страшным усилием, будто безмолвно кричит: «Нет!»
Из темницы своего высохшего бесчувственного тела Джеремайя Траск следил за странным человеком, одетым словно для похорон. Этот коротышка, а также высокий мужчина и констебль были единственными посторонними людьми, которых он видел за последние… как там сказал слуга, восемь лет? Невыносимая тяжесть потерянного времени обрушилась на разум Траска, комната закружилась перед глазами. Неужели он пролежал неподвижно на этой кровати целых восемь лет? Каждый день повторялось одно и то же, и он потерял счет неделям и месяцам, пойманный в капкан бесконечного ада. Единственное разнообразие вносили адвокаты и банкиры, которых приводил человек, называющий себя Энтони Траском, чтобы показать, будто советуется с отцом по всем подробностям различных деловых предприятий.
«Все верно, отец? – говорил человек, называющий себя Энтони Траском. – Вчера вечером я зачитал тебе документы и высказал свою оценку. Ты согласен, что мы должны заняться этими проектами? Ты подтверждаешь, что я, подписывая их, действую от твоего имени?»
При свидетелях Джеремайя Траск всегда закрывал веки лишь один раз, боясь гнева своего мнимого сына, угрожавшего в случае отказа выколоть ему глаза или плеснуть в них кислотой. Траску-старшему невыносимо было представить, что он окажется в плену не только собственного высохшего тела, но и бесконечной темноты. Его разум уже погрузился во мрак, терзаемый бесконечными сожалениями и мыслями о том, как сложилась бы его жизнь, если бы пятнадцать лет назад он не отправился на рынок Ковент-Гардена и не увидел оборванного мальчишку, который клянчил еду у торговцев овощами.
Сейчас, впервые за восемь лет, он оказался лицом к лицу с незнакомцами. Двое из них были полицейскими. Возможно, это его последний, единственный шанс.
– Мы предполагаем, что человек, называющий себя Энтони Траском, когда-то носил фамилию О’Брайен. Правильно? – спросил Любитель Опиума.
Траск с усилием прикрыл глаза один раз.
– Вы знаете его имя? – продолжал Де Квинси.
Траск снова моргнул.
– Если у вас хватит сил, давайте присвоим каждой букве алфавита порядковый номер. Тогда вы сможете назвать его имя.
Траск смежил веки три раза.
– Буква «си», – объявил Любитель Опиума.
Старик мысленно посчитал, какой номер получится у буквы «о», и чуть ли не до изнеможения моргнул пятнадцать раз подряд.
Затем еще двенадцать.
– Буква «эл».
И еще девять.
– «Ай», – определил Любитель Опиума. – А следующая буква – «эн»? Его зовут Колин?
«Да! – беззвучно выкрикнул Траск. – Защитите меня от него!»
Глава 13
Бездонная пропасть
Под громкий цокот копыт полицейский фургон прокатил по Конститьюшен-хилл, затем мимо Грин-парка и остановился у парадного входа в Букингемский дворец. Снегопад не прекращался.
Де Квинси и Беккер ринулись прямо в толпу охранников возле ворот. Офицеры зычными голосами распределяли гвардейцев по постам. Вдоль ограды парка расположились констебли.
Беккер едва успел показать свой значок, как подъехал еще один полицейский фургон. К сержанту и Де Квинси торопливо подошел комиссар Мэйн.
– Человека, похожего по описанию на полковника, видели в морге Вестминстерской больницы, – сообщил он. – Хирург застал его в тот момент, когда он приподнял простыню на трупе Кэтрин Грантвуд. Он набросился на хирурга, затем ударил тростью двух констеблей, а также двух клерков и скрылся. Одет он был в темные плисовые брюки и простое пальто. Полиция уже ищет его.
– Но в таком наряде он без труда смешается с толпой, – заметил Беккер. – Или же опять изменит внешность.
Комиссар Мэйн сдержанно кивнул, добавив:
– Охрана дворца усилена по максимуму. Но если он не объявится здесь, я не знаю, что еще можно предпринять.
– Ее величеству уже сообщили?
– За этим я сюда и приехал. Она сейчас совещается с лордом Палмерстоном. Лучше все рассказать сразу обоим.
Вслед за Мэйном, на ходу отдающим распоряжения, их пропустили во дворец. Охранники провели посетителей по роскошным залам к Парадной лестнице, откуда они снова направились в Тронный зал.
– Не понимаю, почему ее величество опять выбрала для беседы с премьер-министром такое большое помещение, – признался Мэйн.
Ответ стал ясен, как только их пропустили в зал.
В тот день лорд Палмерстон официально вступил в новую должность. Премьер-министр давал присягу не на публичной церемонии, он получал полномочия на приватной встрече с ее величеством. Она сидела на троне, увенчав голову королевской диадемой. Принц Альберт стоял подчеркнуто близко к супруге. С тронного возвышения они взирали на лорда Палмерстона, казавшегося сейчас непривычно маленьким, – вероятно, по замыслу монаршей четы таким образом подчеркивалось их величие. В просторном зале было на удивление холодно, и это, возможно, тоже намекало на отношение королевы к новому премьер-министру.
Все трое повернули голову к двери, несколько смущенные появлением посетителей.
Де Квинси, Мэйн и Беккер торопливо подошли и поклонились.
– Ваше величество, вы помните наш спор о Томасе Гриффитсе Уэйнрайте? – начал Де Квинси.
– О том убийце? – Королева, все еще обескураженная вторжением, кивнула. – Альберт утверждал, что злоумышленник неизбежно выдаст себя поведением. Вы же заявили, что некоторым убийцам в силу их бессердечия удается скрывать свою сущность. И приводили в пример Уэйнрайта, с которым вместе обедали, не подозревая о его ужасных наклонностях.
– Не сомневаюсь, ваше величество, что один из гостей следил за нашим спором с большим интересом. Помните, пятнадцать лет назад, в тот самый день, когда в вас стрелял Эдвард Оксфорд, рядом с коляской бежал ирландский мальчик и просил помочь его родителям и сестрам?
– Нет, я помню только выстрелы.
– Никто тогда не обратил на него внимания, – продолжил Де Квинси. – Мать и сестры мальчика умерли в Ньюгейтской тюрьме. Подозреваю, и отца ждала ничуть не лучшая участь. С тех пор мальчик решил отомстить всем, у кого безуспешно просил помощи.
– Вы сказали, ирландский мальчик? – удивился лорд Палмерстон. – Но среди приглашенных на воскресный ужин не было ни одного ирландца.
– Был, милорд. Это полковник Траск.
– Полковник Траск? С чего вы взяли? Он вовсе не ирландец!
Де Квинси лишь молча взглянул на Палмерстона.
– Вы утверждаете, что полковник Траск – ирландец? Но как такое возможно, если его отец точно не из тех краев? Да и как мог отец того юного оборванца сделаться таким богачом?
– Мы еще не получили все необходимые ответы, милорд. Но наши представления нередко создают вокруг нас ложную реальность.
– Не имею ни малейшего понятия, о чем вы толкуете.
– Если все считают Джеремайю Траска отцом полковника, это еще не означает, что так оно и есть на самом деле. – Де Квинси повернулся к королеве Виктории. – Ваше величество, так называемый полковник Траск – тот самый человек, что виновен в недавних убийствах и в настоящий момент представляет угрозу вашей безопасности.
– Герой войны, спасший жизнь моему кузену? Рыцарь империи? Один из самых богатых людей Англии? Быть того не может!
– Его настоящее имя – Колин О’Брайен, ваше величество, – вступил в разговор Беккер. – И прошу вас поверить, он всеми силами стремится отомстить вам.
– Полковник Траск… Сэр Энтони… Я не узнал вас в этой…
– В этой одежде? Я пришел к выводу, что порядком подзабыл те времена, когда помогал отцу строить железные дороги. Весьма поучительно наблюдать, как меняется отношение людей, стоит лишь надеть рабочий костюм.
– Я вовсе не хотел вас обидеть, сэр Энтони.
– Не берите в голову. Однако я слегка поиздержался и хочу снять деньги со счета.
– Как пожелаете. Какая сумма вам понадобится?
– Я хочу передать пять тысяч фунтов одному кучеру из Уотфорда.
– Пять тысяч? – удивленно переспросил банкир.
Это была огромная сумма, особенно если учесть, что кучер зарабатывал не больше одного-двух фунтов в неделю.
– Из-за меня он попал в аварию и разорился. Я хочу возместить ему убытки. Его имя мне неизвестно, но он недавно сломал ногу, и доктор Гилмор из Уотфорда должен помнить его. Будьте любезны, подготовьте все немедленно.
– Хорошо, сэр Энтони, – ответил банкир, по-прежнему не одобряя подобной щедрости.
– Кроме того, мне потребуются пять тысяч наличными.
Эти слова еще больше поразили банкира.
– Вы собрались в путешествие?
– Именно так.
Получив необходимую сумму, он положил несколько банкнот в карман, а остальное убрал в кожаный саквояж.
Выйдя из банка, он заглянул в магазин одежды. Понимая, что полиция будет разыскивать человека в плисовых брюках, он купил на замену шерстяной костюм. И не коричневого, а серого цвета, который сделает его незаметным в темноте и надвигающейся метели. Кепи он оставил при себе, но положил в карман, надев на голову цилиндр, какой подобает носить джентльмену.
Затем он посетил посудную лавку, где приобрел нож в ножнах.
К этому времени улицы почти опустели, лишь несколько прохожих миновали его, торопясь найти укрытие от непогоды и таинственного убийцы, о котором наперебой трубят газеты. По скользкой мостовой еще разъезжали редкие храбрецы-кебмены, но и они скоро пропадут из вида.
Остались лишь констебли, которые осматривали каждый угол и останавливали любого, кто подходил под описание преступника из Вестминстерской больницы. Но цилиндр и дорогое пальто автоматически исключали его из числа подозрительных личностей, к которым необходимо присматриваться. За пять минут он повстречал троих патрульных и каждый раз говорил им:
– Спасибо, что охраняете наш покой.
– Мы просто выполняем свою работу, – отвечали те.
Он завернул в полупустую таверну, пройдя по красным и черным плиткам, устилавшим пол, и сел за покрытый скатертью стол, наблюдая за мерцанием углей на каминной решетке. Он хотел впитать как можно больше тепла, понимая, что не скоро сможет погреться снова. Возможно, никогда.
– Простите, сэр, но кухня уже не работает, – сказал трактирщик, вытирая руки о передник, прикрывающий широкую грудь. – Плохая погода, сэр.
– Даю два соверена, если вы принесете мне хлеб, масло, земляничный джем и чашку горячего чая.
Даже за одну золотую монету из тех, что он положил на стол, можно было заказать намного больше названного.
Хлеб, масло, земляничный джем и чашка горячего чая – именно это предложил ему Джеремайя Траск пятнадцать лет назад.
«Джеремайя Траск, ты тоже ответишь за все», – с горечью подумал он.
Вереница жертв проплыла в его кипящей ненавистью памяти. Он вспомнил охранников из Ньюгейтской тюрьмы, надругавшихся над Эммой, после чего она задушила мать и сестру и повесилась сама. Через десять лет охранники вышли на свободу из заключения на кошмарных понтонах. Но этого наказания было недостаточно. К тому времени он уже имел возможность проследить за негодяями. Обнаружив их ветхое жилище, он подговорил хозяина таверны, чтобы тот пообещал привести детей им на потеху. И лишь открыв в нетерпении дверь, те двое поняли, кто к ним явился.
Потом он отыскал констебля из Сент-Джонс-Вуда, который так равнодушно сообщил отцу об аресте матери. Проследив за новой жертвой, он дождался, когда тот вернется домой и уляжется спать, а затем швырнул в окно спальни три керосиновые лампы. Вспыхнувший огонь мгновенно охватил всю комнату, а он наслаждался криками сгорающего заживо констебля.
После он вернулся в недостроенный поселок, где жил вместе с родителями и сестрами. Никто из здешних обитателей не накормил его беспомощных сестренок, пока они с отцом пробирались сквозь лабиринт лондонского правосудия. Он подсыпал отравы в колодец, а месяц спустя с удовлетворением убедился, что поселок обезлюдел, зато на местном кладбище появилось множество новых жильцов.
Судебные клерки, которые с презрением отмахнулись от отца… Начальник Ньюгейтской тюрьмы, не уследивший за охранниками… Сержант из полицейского участка в Сент-Джонс-Вуде… Год за годом он дополнял список, откладывая финал и тем не менее неуклонно приближаясь к кульминации своей мести – смерти тех, кто вперед прочих заслуживал наказания.
– Вот ваш заказ, сэр. Хлеб, масло, джем и горячий чай.
В Крыму, перед очередным сражением, он отдал бы что угодно за эту простую пищу. Ему необходимо было набраться сил. Многое еще предстояло сделать.
«Мать.
Отец.
Эмма.
Рут».
Что-то переключилось у него в голове, и к списку тех, о ком он скорбел, добавились новые строки:
«Моя жена.
Мой нерожденный ребенок.
Я хочу умереть».
– Уверен, он не сумеет добраться до нас, пока мы остаемся во дворце, – сказал принц Альберт.
– Именно так, ваше высочество, вас со всех сторон защищают солдаты и полицейские, – подтвердил комиссар Мэйн.
– Но долго ли придется держать оборону? – не успокаивался принц Альберт. – Неделю? Месяц?
– Если потребуется, ваше высочество.
– Или даже дольше?
Комиссар потупился:
– Мы отыщем его, ваше высочество. Ему нужны пища и кров. Он не сможет скрыться от нас навсегда.
– Он пятнадцать лет копил гнев, – возразил принц Альберт. – У него огромное богатство и бесконечное терпение.
– Нет, – прервала их разговор королева, – я не могу допустить подобного.
– Чего, ваше величество? – удивленно спросил комиссар Мэйн.
– Если люди много недель, а то и месяцев будут наблюдать скопление солдат вокруг дворца, они начнут задумываться, зачем нужна усиленная охрана. Они могут даже решить, что мы опасаемся вторжения русских.
– Можно переехать в Виндзорский замок, – предложил принц Альберт. – Там охранники уже не будут привлекать к себе такого внимания.
Беккер подошел к высокому окну и отдернул занавеску. Снаружи продолжалась метель. Темнота сгустилась.
– До завтрашнего утра уехать не удастся, ваше высочество. Сколько карет потребуется, чтобы перевезти вас обоих вместе с детьми и прислугой?
– Слишком много, чтобы не привлечь внимания, – раздался новый голос.
Все обернулись.
В зал вошел Райан, опираясь на плечо Эмили. Беккер бросился к нему.
– Инспектор Райан, у вас на пальто кровь, – произнесла королева.
– Рана, что я получил семь недель назад, снова открылась, ваше величество.
Райан доковылял до стула возле тронного возвышения. Эмили и Беккер помогли ему сесть.
– Доктор Сноу наложил мне тугую повязку. – Инспектор поморщился: – Пожалуй, даже слишком тугую.
– Напрасно вы пришли сюда. – Королева спустилась с возвышения, показывая, что беспокоится за его здоровье. – Вам нужно отдохнуть.
– Как только все это закончится, ваше величество. Сидя в кабинете доктора Сноу, я думал лишь о том, что обязан быть во дворце и защищать вас, как и пятнадцать лет назад.
– Ваша преданность очень меня трогает.
– Я готов умереть за вас, – заверил Райан. – Я слышал, вы задумались о переезде в Виндзорский замок, ваше величество. Но понадобится столько карет, что сохранить тайну не получится.
– Можно подготовить несколько кортежей и отправить их в разные стороны, – предложил лорд Палмерстон. – Полковник не будет знать, за каким из них следовать.
– Но что напишут газетчики о внезапно разъехавшихся из дворца каретах? – возразила королева Виктория негромко, но властно. – Результат будет тот же. Увидев такую суету, люди решат, что во дворце началась паника, вероятно из-за угрозы вторжения русских. Наши враги осмелеют, а солдаты, наоборот, потеряют присутствие духа. Нет, пока продолжается метель, соберите вокруг дворца как можно больше охранников. Но едва погода наладится, пусть все будет по-прежнему…
– Ваше величество, позвольте удостовериться, что я правильно вас понял, – обратился к королеве комиссар Мэйн. – Вы действительно желаете с завтрашнего утра уменьшить охрану дворца до обычной нормы, чтобы внушить уверенность подданным?
Дальше дорога пролегала мимо клубов для джентльменов на Пэлл-Мэлл.
Несмотря на респектабельную внешность, его все же остановил констебль.
– Позвольте спросить, сэр, по какому делу вы здесь?
– Мне поручено доставить крупную сумму лорду, чье имя я не имею права называть.
– Насколько крупную?
– Пять тысяч фунтов банкнотами. – Он раскрыл саквояж и позволил констеблю осветить фонарем его содержимое.
Патрульный, в жизни не видевший столько денег, шумно вздохнул.
– Тогда вам лучше поспешить, сэр. По улицам бродит злоумышленник.
Когда он добрался до Грин-парка, к нему подошли еще два констебля. Уже совсем стемнело, и снег теперь сыпал так густо, что без фонарей было совсем не обойтись.
– Опасно носить с собой такую сумму, сэр. Постарайтесь управиться поскорее.
Он подошел к ограде Грин-парка, ухватился за железные прутья и перепрыгнул, приземлившись в сугроб и перекатившись через спину.
Он не забыл, как преодолевал ту же ограду пятнадцать лет назад, спасаясь от толпы, принявшей его за соучастника Эдварда Оксфорда. Снова ощутил мучительную боль, вспомнив, как острый наконечник вонзился в ногу, как он с трудом поковылял прочь, истекая кровью. После гибели родных он много недель прятался и даже ночевал в Грин-парке, так что и теперь чувствовал себя здесь как дома.
Снег обжигал лицо, и он снял цилиндр и надел кепи. Затем выбросил саквояж с деньгами, тяжелый и дальше уже бесполезный. Рано или поздно какой-нибудь бродяга найдет деньги и возблагодарит Небеса за щедрый подарок.
Под прикрытием метели он добрался до прохода в ограде напротив дворца. Теперь он был всего в нескольких футах от того места, где просил о помощи королеву и где Эдвард Оксфорд выстрелил в нее.
В темноте его серую одежду почти невозможно было различить за стволом дерева, возле которого он остановился. За оградой мелькнул луч фонаря. Затем еще один неожиданно вспыхнул с другой стороны.
– Что-нибудь видишь? – спросил темный силуэт.
– Все спокойно, – ответил второй. – Ненавижу такую погоду, но, по крайней мере, мы заметим следы, если кто-нибудь проберется к дворцу.